CC BY-NC-ND
42
В.И. Журавлева
УРОКИ «ПЕРЕЗАГРУЗОК»: РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
НА ПЕРЕЛОМЕ ЭПОХ (Рецензия на книгу: Stent A.E. The Limits of Partnership: U.S.-Russian Relations in the Twenty-First Century. Princeton; Oxford: Princeton University Press, 2014. 355 p.+XVIII)
Почему так сложно выстраивать предсказуемые и продуктивные отношения между Россией и США после окончания холодной войны? В чем причина того, что их приоритеты зачастую диаметрально противоположны? Какие шаги необходимо предпринять той и другой стороне для переформатирования двусторонних отношений, в лучшем случае развивающихся в режиме ограниченного или избирательного партнерства, а в худшем скатывающихся к очередному и все более глубокому кризису? Ответы на эти вопросы, связанные с внутри- и внешнеполитическими контекстами, а также с изменениями в мире в целом, представлены в новой монографии одного из самых авторитетных американских русистов старшего поколения Анджелы Стент.
Эта книга стала результатом ее многолетней научной и практической деятельности в качестве профессора Джорджтаунско-го университета и директора Центра евразийских, российских и восточноевропейских исследований, эксперта по политическому планированию Государственного департамента и сотрудника Национального разведывательного совета (The National Intelligence Council). Кроме того, на протяжении многих лет Стент принимала участие в деятельности международного дискуссионного клуба «Валдай», что позволило ей из первых рук ознакомиться с мнением ведущих российских государственных деятелей, включая президента В.В. Путина.
Написанная на основе официальных документов, воспоминаний участников событий, материалов прессы и многочисленных интервью автора с политиками, дипломатами и представителями
© Журавлева В.И., 2014
экспертно-академического сообщества по обе стороны Атлантики, а также обобщающая исследовательские наработки автора и историографию по избранной проблематике, монография Стент привлекает внимание четким видением природы и перспектив взаимоотношений постсоветской России и США, логикой и системой аргументации, учитывающей позиции обеих сторон и сводящей воедино противоположные точки зрения.
В итоге возникает картина не одной, а четырех «перезагрузок» российско-американских отношений с момента распада Советского Союза. Первая происходила по инициативе Джорджа Буша-ст. в последний год его президентства, когда посткоммунистическая Россия лишь начинала процесс своего становления. Второй «перезагрузкой» стал более амбициозный проект президента Билла Клинтона по перемоделированию двусторонних отношений в 1990-х гг. Третью «перезагрузку» предложил В.В. Путин, когда он первым из иностранных лидеров позвонил Дж. Бушу-мл. после трагических событий 11 сентября в ожидании, что Россия станет полноправным партнером Соединенных Штатов. Четвертую «перезагрузку» инициировал Б. Обама, когда он пообещал улучшить отношения с Россией после пятидневной российско-грузинской войны в августе 2008 г.
Предложенная А. Стент схема четырех «перезагрузок» позволяет объяснить затяжной и неравномерный характер последнего цикла надежд и разочарований, который американское общество переживало в связи с перспективами очередного этапа модернизации России. Эти циклы ведут свой отсчет с рубежа Х1Х-ХХ вв., будучи обусловлены не только русским, но и американским контекстом (политическим и социокультурным). Первый цикл приходится на революцию 1905-1907 гг., следующий - на период между Февральской и Октябрьской революциями 1917 г., последний - на распад СССР и окончание холодной войны (фаза надежд совпадает с президентством Б.Н. Ельцина, а фаза разочарования начинается в своем активном проявлении в первый президентский срок В.В. Путина (в особенности после 2002 г.), затем на время приостанавливается в связи с программой «перезагрузки» российско-американских отношений Б. Обамы и приобретает новый импульс после ухода с поста президента Д.А. Медведева, достигнув нижней точки в связи с украинским кризисом)1.
Если обратиться к центральным идеям концепции А. Стент, нацеленной на выявление факторов, которые оказывают негативное влияние на российско-американские отношения, то стоит начать с тезиса об их асимметричном характере. Эта асимметрия стала на-
следием 1990-х гг., когда в США сформировалось стойкое убеждение в том, что слабая Россия, потерявшая статус великой державы, готова выполнять роль младшего партнера Соединенных Штатов в международных отношениях, а российский вектор внешней политики перестал быть первостепенным. В качестве главной задачи на российском направлении вашингтонские администрации видели создание препятствий для действий России в Иране, Ираке, Афганистане, на Большом Ближнем Востоке, угрожающих американским жизненно важным интересам. В свою очередь, главной целью постсоветской России начиная с 1992 г. стало возвращение статуса великой державы и достижение равного партнерства с США, отношения с которыми оставались одним из приоритетов ее внешней политики. Все американские «перезагрузки», подчеркивает Стент, ориентировались на то, чтобы найти действенный метод, позволяющий убедить Россию признать эту асимметрию во взаимоотношениях и двигаться дальше. Путинская «перезагрузка» 2001 г., напротив, была призвана установить равное стратегическое партнерство (р. XI, XV, XVI, 123, 258).
От себя замечу, что это стремление добиться признания со стороны США, будучи обусловлено уходящим в прошлое биполярным миром, где тон задавали две сверхдержавы, формировало один из долгосрочных трендов восприятия Америки в России. Отношение русских к США выстраивалось в прошлом и продолжает выстраиваться в настоящем на основе сложного комплекса чувств (стремление к подражанию, скрытая зависть, любовь-ненависть), связанных с формированием их собственной идентичности. Как пишет Э.Я. Баталов, «мы тянулись к Америке, нам всегда хотелось, чтобы Америка нас полюбила, пусть мы и не говорили об этом открыто. И не любили Америку нередко не за то, что она не похожа на нас, а за то, что она не любит нас, за отсутствие взаимности»2. А.Г. Левин-сон развивает эту мысль по-своему: «Америка - наш единственный "значимый Другой". Соперничество с ним разворачивается в основном не на "настоящей" мировой арене, а на ее отражении, которое существует в массовом сознании россиян. А там главное не в том, чтобы этого "Другого" победить. Главное - быть в полной уверенности, что мы "не хуже их" - в некотором символическом (не собственно военном, не собственно экономическом) противостоянии. Поэтому все воображаемые доказательства равенства с США - в соперничестве ли или в союзничестве - с готовностью принимаются массовым сознанием... Примеры положительного отношения к Америке - это признание их равными или подобными нам, а нас -им как единственной основы для проявления взаимных добрых
чувств»3. Таким образом, та асимметрия, которая сформировалась в российско-американских отношениях в 1990-е гг. и пересмотр которой стал задачей российских президентов, причем, как верно замечает Стент, еще с президентства Б.Н. Ельцина (с. 20), имеет не только экономическое, геополитическое, военное, но и, что не менее важно, имагологическое измерение.
Среди препятствий для конструктивного развития российско-американских отношений Стент особо выделяет действия Конгресса США, более двух десятилетий настроенного преимущественно скептически по поводу сближения с Россией. Все администрации, от Буша-ст. до Обамы, вели трудную борьбу, пытаясь заинтересовать Конгресс в развитии связей с Россией и найти лидера, готового продвигать более продуктивную повестку дня российско-американских отношений на уровне федерального законодательного органа. Поправка Джексона-Вэника, подчеркивает Стент, была отменена лишь потому, что ее заменил Закон Сергея Магнитского. Причем в России, где отсутствует реальное разделение властей, американские проблемы, связанные с механизмом взаимодействия между исполнительной и законодательной ветвями власти при решении данного вопроса, не встретили понимания (с. 209-210, 252, 260).
Кроме того, негативное влияние на выстраивание российского направления политики США, которая отличалась фрагментарностью и противоречивостью, оказала, по мнению Стент, бюрократическая реорганизация исполнительной власти в США в президентство Дж. Буша-мл., следствием которой стало разведение по разным структурам в Госдепартаменте, ЦРУ и Министерстве обороны взаимоотношений с Россией и ее соседями на постсоветском пространстве. Это привело не только к институциональным, но и к политическим последствиям. Можно отрицать принцип особых интересов России на постсоветском пространстве, пишет Стент, но в реальности дела обстоят гораздо сложнее. Путинская идея создания Евразийского союза апеллирует к общности языка, истории и культуры, а также экономических, образовательных и семейных связей. И многие соседи России осознают необходимость соблюдения баланса между ней и другими внешними акторами (с. 137-138, 262).
Исследовательница обращает особое внимание на тот факт, что существует гораздо больше преемственности между политикой демократов и республиканцев по отношению к России, чем многие готовы публично признать, поскольку ключевые аспекты российско-американских отношений оставались неизменными: ПРО, контроль над вооружениями и нераспространение ядерного оружия, борьба с терроризмом, Афганистан, Иран, проблема вступле-
ния России в ВТО (до середины 2012 г., когда она была решена) и взаимоотношения на постсоветском пространстве. В силу различий между российской и американской политическими системами, а также мировосприятием набор возможных путей решения вышеназванных проблем оказался реально ограничен. Причем именно США диктовали их иерархию в двусторонних отношениях вследствие отсутствия паритета между Москвой и Вашингтоном в том, что касалось силы и влияния в мире.
В своем исследовании Стент предлагает обобщающую характеристику природы тех дебатов, которые уже более двух десятилетий продолжаются в Соединенных Штатах по вопросу о формировании российского вектора внешней политики. Реалисты (сторонники геа1ро1Шк), делающие ставку на национальные интересы, полагают, что основные проблемы в российско-американских отношениях связаны с попытками вмешательства в процесс обновления российского общества и стремлением осуществлять американские «крестовые походы» в Россию по распространению демократии. В подтверждение своей позиции они ссылаются на периоды прагматического взаимодействия между Москвой и Вашингтоном, которое было нацелено на решение общих проблем при отказе от критики внутриполитического режима в России и уважении ее интересов. В свою очередь, оппоненты реалистов справа и слева, включая членов Конгресса, делают ставку на ценностный подход при формировании внешней политики США и настаивают на том, что она должна выстраиваться во взаимосвязи с внутриполитической ситуацией в России, а ее власти должны быть наказаны за усиление авторитаризма. В этом смысле, подчеркивает Стент, остается актуальным вопрос, сформулированный еще Джорджем Ф. Кеннаном в 1947 г.: насколько внутриполитический режим в России обуславливает ее уникальную внешнюю политику, которая требует и особого внешнеполитического поведения со стороны США? (с. 257)
Замечу, данный вопрос впервые актуализировался гораздо раньше, еще в период существования Российской империи. Он стал частью американского общественно-политического дискурса в период первого кризиса в двусторонних отношениях (1903-1905). В условиях геополитического конфликта на Дальнем Востоке государственные и общественные деятели, журналисты и публицисты в США открыто говорили о прямой взаимосвязи между характером внешней политики Российской империи и авторитарной природой ее политического строя (а это, подчеркну, типичный пример проекции вовне одной из основополагающих саморепрезентаций
самого американского общества, основанной на уверенности в том, что Соединенные Штаты действуют на мировой арене исходя из демократического характера своего политического строя). Последовательными оппонентами выдвинутого тезиса выступили тогда русофилы и пионеры американской русистики, которые, подобно А. Кулиджу, подчеркивали, что Российская империя действует в рамках меняющейся системы международных отношений так же, как все остальные государства, реализуя свои экспансионистские амбиции и проводя политику колонизации в национальных интересах. За исключением первого кризиса в двусторонних отношениях, мнение А. Кулиджа оставалось преобладающим в официальном дискурсе и альтернативным в общественно-политическом. Однако с возникновением Советской России и в особенности в годы холодной войны превалирующим в обоих случаях становится тот тренд восприятия внешней политики России, который впервые актуализировался в начале ХХ в.4
Вряд ли кто-то станет оспаривать вывод Стент о влиянии истории на динамику современных российско-американских отношений, причем не только в том, что касается наследия холодной войны, но и в том, что касается наследия 1990-х гг. Многие в России, подчеркивает она, уверены в неспособности США оценить масштабы хаоса и психологического шока, которые сопровождали коллапс СССР. По прошествии времени стало очевидно, что в 1990-е гг. Россия начала осуществлять сложный тройной переход: от коммунизма к квазидемократии, от государственного контроля над экономикой к квазирыночной системе, от имперского к постимперскому государству, хотя и при сохранении имперского мышления. И в условиях этого перехода Соединенные Штаты оказались не в состоянии интегрировать Россию в систему евроатлантической безопасности (хотя вопрос о ее вступлении в НАТО ставился такими влиятельными государственными деятелями, как Дж. Бейкер и К. Пауэлл, а президенты России, со своей стороны, стремились к его положительному решению). В итоге В.В. Путин начал совершать поворот в сторону Азии, заявив о намерениях России и Китая создать новый более справедливый мировой порядок (с. 48, 75-78, 257-258, 274).
Особого внимания заслуживает тезис исследовательницы о том, что последние два десятилетия продемонстрировали чрезмерную роль персональных связей между лидерами России и США. Начало положил тандем Клинтон - Ельцин, затем эта тенденция была поддержана Бушем-мл. и Путиным и получила свое завершение во взаимоотношениях Обамы и Медведева. Во время из-
бирательных кампаний и демократы, и республиканцы обвиняли противоположную сторону в излишней персонализации взаимоотношений с Россией, но, оказавшись в Белом доме, повторяли ошибку своих предшественников. По мнению автора, это происходило потому, что отсутствовала институциональная база российско-американских отношений, а также отработанная система контактов на уровне исполнителей. Данную проблему пытались решить двусторонние российско-американские комиссии с их рабочими группами (Гор - Черномырдин, Медведев - Обама), комитеты и форумы. Однако, несмотря на приложенные усилия, результат по-прежнему оставляет желать лучшего (с. 19, 48-49, 81, 220-221, 260).
На мой взгляд, стремление к персонификации российско-американских отношений можно объяснить не только отсутствием их многоуровневой структуры, но и устойчивой тенденцией восприятия России на Западе вообще и в США в частности, которую И. Нойманн описал следующим образом: «Западная политика всегда направлена на поддержку конкретного российского руководителя, а не перестраивающейся системы in abstractor. Когда эта конкретная политическая позиция оспаривается, то вопрос ставится не о том, какие перемены происходят, а о том, каким образом они происходят и какова роль Европы и Запада в целом в проведении этих перемен»5. Применительно к взаимоотношениям России и США вывод И. Нойманна высвечивает стремление американских наблюдателей рассматривать негативные и позитивные изменения в авторитарной России с характерной для нее вертикалью власти (будь то Российская империя, СССР или постсоветская Россия) сквозь призму деятельности царей, государственных секретарей, президентов, тем самым персонифицируя ее образ.
Рассуждая о позитивном опыте взаимоотношений постсоветской России и США, Стент закономерно подчеркивает особую роль экономического фактора, приводя в пример американо-китайские и российско-германские отношения и указывая на возможность реальных подвижек в данной сфере лишь при условии того, что Россия перестанет быть преимущественно импортером сырья и оружия и начнет реализовывать ту амбициозную программу модернизации, о которой так много говорили Медведев и Путин (с. 177-210, 261-262).
Как наглядно показывает Стент в своей работе, российско-американские отношения развивались по схеме избирательного партнерства при нарастании кризиса доверия. Кроме того, внутренняя политика оставалась двигателем внешней в обеих странах. В таких условиях, как считает исследовательница, США необходимо со-
средоточить внимание на областях сотрудничества - Афганистан, нераспространение ядерного оружия, борьба с терроризмом, не расширяя повестки дня двусторонних отношений до тех пор, пока Россия, со своей стороны, не проявит в этом заинтересованность.
Текст книги структурирован в соответствии с концепцией четырех «перезагрузок» с акцентом на существование шести блоков проблем, которые пытались совместно решить Россия и США вне зависимости от того, кто находился в Кремле и в Белом доме: во-первых, ядерное наследие, включая контроль над вооружениями и проблему противоракетной обороны; во-вторых, нераспространение оружия массового поражения с учетом ядерной программы Ирана и Северной Кореи; в-третьих, взаимоотношения на постсоветском пространстве; в-четвертых, система европейской безопасности с учетом конфликта на Балканах и архитектура евро-атлантической безопасности, включая вопрос о расширении НАТО и роли ОБСЕ; в-пятых, изменения в арабском мире; в-шестых, внутренняя ситуация в России в том, что касается как развития демократии и прав человека, так и конфликтов в Чечне и на Северном Кавказе. Сквозная глава посвящена характеристике торговых, инвестиционных и энергетических аспектов экономических отношений между странами с учетом их позитивного влияния на политический диалог и процесс взаимовосприятия.
Основным уроком «перезагрузок», по мнению Стент, должно стать осознание того, насколько по-разному Россия и США оценивали их природу. Буш-ст. предпринял свою попытку «перезагрузки» в тот момент, когда Россия была максимально ослаблена, и решал вопрос о возможности оказать правительству Ельцина экономическую поддержку. Клинтон стремился к партнерским отношениям с ним, достигнув определенных успехов, с точки зрения США, но будучи дискредитирован в глазах российской правящей элиты. Путинская «перезагрузка» состоялась, поскольку каждая из сторон реализовывала свои ожидания. Путин верил в то, что в ответ на поддержку США в борьбе с терроризмом после событий 11 сентября и согласие России по вопросу о создании американских баз в Центральной Азии США начнут воспринимать ее как равного партнера, признав ее сферу влияния на постсоветском пространстве. Этим надеждам на стратегическое партнерство не суждено было оправдаться. Вашингтон не признал правомерность борьбы России с терроризмом на Северном Кавказе и продолжал проводить политику, игнорирующую ее мнение (как в случае с войной в Ираке администрации Буша-мл.) и национальные интересы, в особенности на постсоветском пространстве (как в случае
с поддержкой «цветных революций» в контексте миссии вашингтонской администрации по распространению свободы). Если говорить об обамовской «перезагрузке», то одной из главных причин ее успеха, подчеркивает Стент, как раз и стало временное снижение интереса США к постсоветскому пространству и внутренним проблемам в России. При этом российская сторона по сравнению с американской была менее оптимистична в оценках итогов «перезагрузки», рассматривая ее как попытку администрации Обамы исправить ошибки, ранее допущенные Вашингтоном на русском направлении, и настаивая на ограниченном характере «перезагрузки» с учетом политики Соединенных Штатов в вопросе о ПРО, а также в том, что касается системы европейской безопасности и ситуации в арабском мире.
Соединенным Штатам, как считает Стент, надлежит быть более сдержанными и реалистичными в оценках степени своего влияния на процессы, происходящие в России, они должны осознавать, что ее переход от советской системы к постсоветской - это дело нескольких поколений, что эволюция России происходит по ее собственным законам и процесс этот отнюдь не прямолинейный, о чем наглядно свидетельствует история двух последних десятилетий. То же самое, по мнению исследовательницы, можно сказать и о политике США в отношении постсоветского пространства. При этом остается открытым вопрос о необходимости учитывать интересы России в данном регионе, вызывающий напряженные споры не только среди политиков и экспертов в самих США, но и между США и их союзниками по НАТО (с. 265-266).
Подводя итоги своего исследования, Стент приходит к выводу о том, что истоки хронических проблем во взаимоотношениях США с постсоветской Россией следует искать в 1990-х гг., когда возникло положение неравенства между странами, которое США не желают изменить, а Россия признать. Именно это неравенство В.В. Путин намерен ликвидировать во что бы то ни стало (с. 254).
«И Соединенным Штатам, и России, - резюмирует свои размышления Стент, - необходимо переосмыслить то, что они думают друг о друге, и создать подходы, которые отражали бы реалии мира XXI в., мира куда более сложного, с новыми глобальными центрами силы. До тех пор пока Вашингтон не оставит холодную войну в прошлом, единственное, что может дать любая "перезагрузка" независимо от того, где она инициируется, в Кремле или в Белом доме, - это чуть более эффективное управление крайне проблемными отношениями. Наиболее продуктивный путь для Соединенных Штатов в отношениях с Россией - признать, что
это отношения с крупной, все еще важной страной с гибридной политической системой, которая испытывает серьезные внутренние проблемы. Взгляд России на мир серьезно отличается от американского, и это положение сохранится в обозримом будущем. Вашингтон должен проявлять сдержанность в том, что касается публичных комментариев по поводу происходящего в России -как негативных, так и позитивных. Он должен фокусировать внимание на тех конкретных областях, в которых две страны могут и должны работать вместе. Если Соединенные Штаты смогут уйти от матрицы последних двух десятилетий, когда циклы оптимистических ожиданий сменялись периодами разочарований, тогда Вашингтон и Москва смогут избежать необходимости будущих перезагрузок отношений» (с. 274).
Однако, как представляется, для того чтобы избежать необходимости будущих «перезагрузок» двусторонних отношений и расширить их повестку дня, России и США следует, кроме того, отказаться от устоявшихся мифов и стереотипов взаимовосприятия. И вот этой имагологической составляющей явно не хватает в политологической схеме Анджелы Стент. Поэтому ей не удается уйти от соблазна объяснять перспективы продуктивного партнерства исходя лишь из российского контекста, рассуждая о том, что оно зависит от готовности России начать модернизацию, диверсифицировать экономику, избежать зависимости от цен на нефть и газ, побороть коррупцию и установить власть закона, наконец, создать систему более демократическую и соревновательную (с. 272). Все это бесспорно, но ведь существует еще и американский контекст, который также диктует необходимость определенных изменений в позиционировании России и выстраивании российского вектора внешней политики, существует еще устоявшееся стремление американцев выстраивать заранее известное будущее России, вдохновляясь перспективами очередного этапа ее модернизации и своей ролью в ее обновлении. Тот самый американский контекст, к которому обращается и сама Анджела Стент, рассуждая о споре между реалистами и их оппонентами по вопросу о формировании политики на российском направлении со ссылкой на знаменитые рассуждения Дж.Ф. Кеннана. В этом смысле знаковым представляется интервью с Г. Киссинджером, приведенное в конце книги, в котором он подчеркнул (как когда-то А. Кулидж), что американские официальные лица не в состоянии учитывать российскую историю и географию и признать, что Россия, как и США, защищает свои интересы. Киссинджер призывает Вашингтон к поиску стратегического партнерства, по-
лагая, что реорганизация российского общества - это проблема самих русских, а не американцев (с. 273).
К примеру, китайский вектор внешней политики США ориентирован не на ценности, а на интересы и не выстраивается в зависимости от внутриполитической ситуации в Китае. Последний не становился в прошлом и не рискует стать в будущем объектом «крестовых походов» американцев за свободу подобно России, а китайцам в отличие от русских в американской интеллектуальной традиции и общественно-политическом дискурсе было позволено остаться другими, не превращаясь в конституирующих «Других». Объяснения следует искать не только в экономической составляющей современных американо-китайских отношений (что само по себе, безусловно, верно), но и в традициях становления китаистики в США и позиционирования образа Китая в американском обществе6.
Таким образом, мы вновь возвращаемся к имагологическому измерению российско-американских отношений и проблеме их демифологизации, причем с учетом не только американской традиции позиционирования образа России в США (на которую имеет смысл обратить особое внимание, беря в расчет тот факт, что три из четырех «перезагрузок» были инициированы США), но и восприятия США в России. Именно здесь кроется одно из главных объяснений сохранения прикладной русофобии и американофобии соответственно в американском и российском обществах.
В целом новая книга Анджелы Стент, выстроенная в соответствии с четкой схемой, написанная простым языком и достаточно свободная от предвзятых суждений в пользу позиции той или другой стороны, снабженная продуманной хронологией российско-американских отношений с 1991 по 2013 г., многостраничным списком интервью, а также разбитой по главам библиографией, займет достойное место в современной историографии российско-американских отношений, превратившись в ее классику.
В свете украинского кризиса актуальность данной книги лишь возрастает, поскольку ее содержание позволяет понять истоки тех процессов, которые привели к трагедии на Украине и первому столь масштабному международному кризису с момента окончания холодной войны.
Эта работа будет интересна не только политикам и государственным деятелям, исследователям, преподавателям и студентам, специализирующимся на изучении внешней политики России и США, а также российско-американских отношений в целом, но и всем тем людям по обе стороны Атлантики, которые искренне оза-
бочены современным кризисом во взаимоотношениях двух стран и заинтересованы в поиске ответа на вопрос о том, что мешало в прошлом и продолжает мешать в настоящем конструктивному диалогу между постсоветской Россией и Соединенными Штатами Америки.
Примечания
О первом цикле надежд и разочарований см.: Журавлева В.И. Понимание России в США: образы и мифы. 1881-1914. М., 2012. С. 626-787. В эпилоге представлена характеристика долгосрочных трендов восприятия России в США на основе проведения параллелей между рубежом XIX-XX вв. и XX-XXI вв. (с. 1012-1038). О последнем цикле подробнее см.: Коэн С. Провал крестового похода США и трагедия посткоммунистической России. М., 2001; Foglesong D.S. The American Mission and the "Evil Empire". The Crusade for a "Free Russia" since 1881. Cambridge, 2007. P. 196-229; Баталов Э.Я., Журавлева В.Ю., Хозин-ская К.В. «Рычащий медведь» на «диком Востоке» (образы современной России в работах американских авторов: 1992-2007). М., 2009. Баталов Э.Я., Журавлева В.Ю., Хозинская К.В. Указ. соч. С. 360. Левинсон А. Америка как значимый Другой // Pro et Contra. 2007. Март-апрель. № 2 (36). С. 69.
Журавлева В.И. Указ. соч. С. 315, 332, 605-606, 772, 1018.
Нойманн И. Использование «Другого»: образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004. С. 150.
Подробнее об этом см.: Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. Кривые зеркала. США и их отношения с Россией и Китаем в XX веке. М., 2009.
6
