CC BY
50
М.В. ДРУЗИН (Магнитогорск)
УРАЛЬСКИЕ ГОРНОЗАВОДЧИКИ, ВЛАСТЬ И РАБОЧИЙ ВОПРОС
(начало XX В.)
Если у дореволюционной российской интеллигенции было всего два «проклятых вопроса» — «кто виноват?» и «что делать?», то у российского царского правительства таких вопросов было гораздо больше, и носили они куда как более принципиальный характер. Если первые только рассуждали о возможных способах решения своих вопросов, то вторые — пытались разрешать их на практике.
Одним из самых больных и проклятых вопросов правительства Российской Империи в начале XX в. был «рабочий» вопрос. Он затрагивал интересы представителей очень многих слоев российского общества (а не только рабочих, хотя их — в первую очередь), и поэтому требовал к себе особого внимания и осторожности. Прежде всего, необходимо было учитывать интересы предпринимателей, как главных работодателей в стране. А эта социальная группа включала в себя достаточно широкий спектр лиц из разных классов и состояний. И если можно было проигнорировать претензии представителей новорожденной фрондирующей либеральной буржуазии, то интересы владельцев заводов и фабрик, одновременно выступавших в роли высших сановников или/и крупных землевладельцев — главной опоры трона, совсем не учесть было нельзя.
С другой стороны, власть к тому времени уже должна была ощущать нараставшую мощь и силу рабочего класса, осознавать все возможные последствия постоянного невнимания к их проблемам и требованиям, а потому не могла себе позволить покровительствовать только буржуазии. Возникало трудноразрешимое противоречие интересов. Особенно ярко оно проявилось в ходе революции 1905-1907 гг., когда правительство металось между рабочими и промышленниками, не зная, на чью сторону становиться. Все это, отражаясь на взаимоотношениях власти и бизнеса, осложняло их нормальный диалог.
Владельцы уральских горнозаводских предприятий в большинстве своем принадлежали как раз к той указанной «высокопоставленной» группе российских предпринимателей, которые имели реальные рычаги влияния на власть. И хотя многие из них, не сумев преодолеть экономического кризиса и акционировав свои предприятия, остались лишь номинальными владельцами, тем не менее, продолжали лоббировать интересы акционерных горнозаводских обществ, солидный пакет акций которых все же принадлежал и им1.
Северный, Центральный и, отчасти, Южный Урал представлял из себя густую сеть горнозаводских предприятий, которые являлись главным источником дохода местного населения2. Таким образом, почти весь Урал являл собой средоточие рабочего люда, слегка разбавленного в южной части башкирами и казаками, горнозаводской деятельностью не занимавшимися. И попустительское отношение правительства к рабочему вопросу здесь было чревато социальным взрывом целого региона. В результате конфликт интересов здесь стоял еще боле остро, чем где бы то ни было в Российской Империи.
В советской историографии подход к оценке взаимоотношений буржуазии и царского правительства относительно «рабочего вопроса» был достаточно стереотипным, что обуславливалось канонами марксизма-ленинизма. Так, в конце 20-х годов С. Моисеев, говоря о факторах, способствовавших усилению революционного движения на Урале, указывал на следующие: «значительно более беззастенчивая эксплуатация, которой подвергались уральские рабочие со стороны заводчиков, отсутствие какой-либо, хотя бы и незначительной, защиты интересов рабочих со стороны властей»3 (выделено мной. — М.Д.). И даже в литературе конца 80-х — начала 90-х этот штамп еще присутствовал, хотя уже и с оговорками и сомнениями. В.Г. Железкин, проанализировав законодательную деятельность российского правительства по рабочему вопросу в начале XX в., делает вывод о том, что она «в основном соответствовала интересам уральских
заводчиков», но, вместе с тем, отмечает, что все же «существовали определенные противоречия между властями и буржуазией». А затем автор и вовсе констатирует явное улучшение правового положения рабочих Урала «в период империализма»4.
Между тем, отношения уральских заводчиков, рабочих и власти носили более сложный и неоднозначный характер. В настоящей статье мы постараемся затронуть две стороны этой проблемы: во-первых, отношение уральской буржуазии к нормативно-правовой стороне решения «рабочего вопроса» властью. Во-вторых, речь пойдет о характере взаимоотношений центральной и местной властей с уральскими горнозаводчиками в условиях обострения рабочего движения.
Во внутренней политике российского правительства начала XX в. отчетливо прослеживалась тенденция содействовать постепенному улучшению положения рабочих. Законы от 2 июня 1903 г. «О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности», 2 декабря 1905 г. «Об отмене карательных статей», 23 июня 1912 г. «О страховании рабочих от несчастных случаев» и «О страховании на случай болезни» и ряд других нормативно-правовых актов5 существенно улучшили правовое положение рабочих.
Такая внутриполитическая направленность власти по рабочему вопросу вовсе не устраивала уральских горнозаводчиков, которые видели в этом лишь предпосылки к дальнейшему ухудшению экономического положения предприятий Урала и падению рабочей дисциплины. На власть сыпались упреки в пособничестве социализму. Даже успешные владельцы уральских предприятий, а таких было немного, не упускали возможности покритиковать власть за излишний либерализм в таком щепетильном и принципиальном вопросе. Князь С.С. Абамелек-Лазарев являлся полным, а с 1902 г. — единоличным, собственником Чермозского горного округа в Пермской губернии. Благодаря таким своим качествам, как предприимчивость, упорность и принципиальность, С.С. Абамелек-Лазареву удалось вывести предприятия своего округа из тяжелого положения, рассчитаться по всем долгам перед банками и выплатить крупные суммы сонаследникам, и при этом, как отмечали в самом Министерстве торговли и промышленности, он «ни разу (!) не обращался за какими либо субсидиями»6. В 1904 г. С.С. Абаме-лек-Лазарев составляет записку, озаглавленную как «Положение Уральской железной промышленности в настоящее время и ее будущность», где жестко критикует правительственную промышленную политику, касаясь и рабочего вопроса.7 Чермозский владелец обвинял имперское правительство в чрезмерном и необоснованном «фаворитизме» по отношению к рабочему классу: «Правительству пора убедиться, что железное дело теперь во многих случаях убыточно, в других дает только умеренную прибыль, потому правительству должно, с крайней осторожностью увеличивать как всякие сборы и налоги с железной промышленности, так и в особенности обременение ее все возрастающими требованиями, идущими яко бы для пользы и защиты рабочих, как то: требования к заводским жилищам рабочих, забывая, что нельзя требовать от заводов, чтобы они делали рабочим помещения лучшие, чем те, которыми они пользуются в своих собственных домах, требования к заводской медицинской помощи, к школам, к вознаграждениям, не только за несчастные случаи, но и за болезни, обеспечение от всяких несчастий, даже от старости и смерти.»8. Анализируя политику власти в отношении промышленности и рабочих, С.С. Абамелек-Лазарев говорил о невозможности жертвовать одним ради другого, т.к. в конечном итоге такая политика окажется гибельной для всех: «Не сознав своей ошибки, продолжая все ту же политику (неоправданного покровительства рабочим — М.Д.), правительство не только затрудняет развитие промышленности, но поставит даже ее существование в опасность и тем несомненно ухудшит положение заводского и фабричного населения и создаст тунеядцев»9.
Между тем, нарастание революционной напряженности и обострение рабочего вопроса, выливавшегося в массовые забастовки, подстегивали правительство идти на все более значительные уступки. Поворотным моментом стало 9 января 1905 г. Экстренно
была создана «Комиссия для обсуждения мер по упорядочению быта и положения рабочих в промышленных предприятиях империи» под председательством В.Н. Коковцова, призванная принципиально разрешить данную проблему. Сам В.Н. Коковцов, по словам историка Б.А. Романова, «Еще 5 января ... настаивал на том, что требования рабочих незаконны и невыполнимы.», но прошло 4 дня и он «первый берет на себя роль политического оракула и начинает бить тревогу»10. На нападки фабрикантов и заводчиков об излишних уступках рабочим В.Н. Коковцов отвечал просто: «.правительство лишь возобновляет то поступательное движение в усовершенствовании наших фабричных законов, которое началось в восьмидесятых годах и продолжение которого, по глубокому его убеждению, равно необходимо в интересах как рабочих, так и работодателей, положение которых будет тем лучше, чем лучше и спокойнее положение рабочих.»11. Заметим, что мотивация В.Н. Коковцова сходна с доводами С.С. Абамелек-Лазарева, т.к. рассматривает проблему в общем контексте. Только С.С. Абамелек-Лазарев исходил из того, что благополучие рабочих заложено в благополучии производства, а В.Н. Коковцов убеждал в обратном.
В Комиссию вошли фабриканты и заводчики наиболее крупных промышленных регионов страны. Урал здесь представляли председатель Совета съездов горнопромышленников Урала В.И. Ковалевский, горные инженеры П.М. Карпинский, П.Н. Фигнер, Н.Е. Грум-Гржимайло и результате правительством было выработано
рабочее законодательство, которое, по словам одного из представителей Министерства торговли и промышленности, «оно почти текстуально списало с наиболее либерального в то время австралийского рабочего закона»13. Фабрикантов такой поворот дела вовсе не устраивал. Но в этот период на их протесты никто уже внимания не обращал. Поэтому они решили пойти на хитрость. Добившись созыва «согласительной» комиссии под председательством В.И. Ковалевского, куда вошли не только правительственные чиновники и предприниматели, но и рабочие, работодатели предложили последним свой законопроект, который был еще радикальнее правительственного. Рабочие, конечно же, не смогли отказаться от лучших условий, и проект правительства, который уже был готов к опубликованию в качестве закона, провалили. В результате, правительство силой подавило рабочее движение, признало законопроект фабрикантов невозможным к осуществлению, а свой — отложило до худших времен. Уже после революции участник данной комиссии А.В. Ивановский беседовал с Ф.Э. Дзержинским и предложил ему реализовать правительственный законопроект, на что последний ответил, что государство не в силах взять на себя такие обязательства14. Таким образом, в немалой степени и на рабочих лежала ответственность за тяжесть собственного положения и непоследовательный курс правительства в этом вопросе.
Если в вопросах рабочего законодательства и нормативно-правовой регламентации отношений промышленников и рабочих позиции сторон были предельно ясны и адекватно отражались во взаимных претензиях, то гораздо сложнее дело обстояло в конкретных ситуациях, когда было необходимо властное вмешательство для разрешения конфликтов между «эксплуататорами» и «эксплуатируемыми». Здесь все зависело от личных отношений уральских горнозаводчиков с высокими чиновниками, а также от позиции, занимаемой губернскими властями.
1907 год на Урале продолжал оставаться довольно напряженным в плане социальных потрясений. На многих заводах перманентно происходили забастовки, вызванные, главным образом, задержками в выплате заработной платы, и носившие преимущественно экономический характер. Главными виновниками выступали в данном случае владельцы предприятий, вовремя не перечислявшие заводам необходимые денежные средства. Однако реакция высшей власти по отношению к различным «провинившимся» была часто диаметрально противоположной.
27 марта началась забастовка рабочих на медном заводе Богословского округа, принадлежащего Богословскому горнозаводскому акционерному обществу, но номинальным владельцем которого являлся некогда государственный секретарь, а в рассматри-
ваемый период — член Государственного Совета, A.A. Половцов. И в верхах сразу началась «возня». На следующий же день министр финансов В.Н. Коковцов обратился к председателю Совета министров П.А. Столыпину с письмом, в котором изложил, что положение рабочих завода вполне прилично, а забастовка вызвана исключительно пропагандой заезжих агитаторов, в связи с чем нельзя «нельзя не пожелать принятия энергичных мер к устранению этой агитации». П.А. Столыпиным была наложена резолюция с соответствующим распоряжением пермскому губернатору15. Между тем, пермский губернатор А.В. Болотов продолжаел спокойно следить за развитием событий, не принимая экстренных мер, но и не упуская контроля за ситуацией. 31 марта В.Н. Коковцов вновь обращается письмом к П.А. Столыпину, возмущаясь бездействием местных властей и почти требуя присылки «солдат», которых «еще нет»16. Вскоре не выдержал и сам «владелец» предприятия. 12 апреля П.А. Столыпиным была получена телеграмма, высланная из Монте-Карло, где обычно лечился от своей подагры А.А. Половцов: «Извините за беспокойство, в Богословске начинаются под видом экономических беспорядков анархические беспорядки, если они не будут энергично подавлены, весь Урал будет ими охвачен.». В результате на А.В. Болотова просто сыпались телеграммы из Департамента полиции с требованием принять все необходимые меры вплоть до введения войск. Но губернатор не терял хладнокровия. Поначалу он также объяснял причины забастовки агитацией революционно настроенных рабочих и даже служащих, которых, однако, принимал на работу, а затем восстанавливал после увольнения и ареста местный главноуправляющий заводом. Необходимости же вызывать войска не было, можно было обойтись силами окружной полиции. Как довод А.В. Болотов приводил в пример недавние январские события на Надеждинском заводе того же округа, куда им были вызваны войска. Потом же «командующий войсками Казанского военного округа, чрез штаб округа, обратил мое внимание на то, что вызов этот был бесцелен, т.к. беспорядки удалось предотвратить полицейскими силами и просил требовать содействия войск в действительно серьезных и важных случаях...»17. В целом, вину за беспорядки губернатор был склонен возлагать на главноуправляющего, по политическим воззрениям кадета, который «во всем этом деле проявил какую-то двойственность, неискренность»18. После окончания беспорядков (13 апреля 1907 г.) А.В. Болотов лично посетил завод и ознакомился с условиями труда и быта рабочих. Это стало поворотным моментом в оценке им происшедших событий. Губернатор составил докладную записку для Департамента полиции, в которой указывал, что «что забастовки, столь гибельно отражающиеся на про-ивзодстве, там возможны и впредь, внезависимости от какой бы то ни было агитации, а единственно лишь потому, что существующие условия производства работ сами по себе благоприятствуют возникновению забастовки, вызывая недовольство и возбуждение среди рабочих» и рекомендовал сократить количество часов в рабочей смене, увеличив число смен до трех19. Подобные рекомендации пришлись не по вкусу владельцам Общества и уже через министра торговли и промышленности Д.А. Философова они выразили свое недовольство подобным вмешательством губернатора в частные дела предприятия П.А. Столыпину. И А.В. Болотова «попросили» не вмешиваться в дела такого рода.
В другом случае все складывалось совсем иначе. В конце 1906 г. на нескольких заводах Сергинско-Уфалейского горного округа начались забастовки, связанные с невыплатой зарплат. Председатель Правления товарищества Сергинско-Уфалейских заводов барон Д.Г. Гинцбург обратился в Министерство внутренних дел с просьбой помочь в предотвращении беспоряков путем выдачи правительственной ссуды. Однако оказалось, что задолжность была не так велика. Пермский губернатор же телеграммой сообщал в Департамент полиции, что «Правление Товарищества Сергинско-Уфалейских заводов всячески старается вызвать беспорядки среди рабочих, дабы таким путем понудить Правительство выдать товариществу ссуду» . Д.Г. Гинцбург был вызван в Департамент полиции, где ему было сделано жесткое внушение. Но неудачливый горназаводчик, пеняя на нехватку оборотных средств, продолжал обивать пороги разных ведомств, прося пра-
вительственной ссуды. Ситуация, тем не менее, не менялась. 29 декабря 1907 г. A.A. Макаров, товарищ министра внутренних дел, пишет М.А. Остроградскому, временно управлявшему Министерством торговли и промышленности о необходимости воздействовать на Д.Г. Гинцбурга в смысле выплаты зарплат. На что последний ответил, что уже поручил Горному департаменту сделать внушение заводчику, «других же средств к понуждению Товарищества исправно рассчитываться с рабочими в моем распоряжении не имеется»21. В конце концов, в 1908 г. Товарищество было передано в административное управление. Таким образом, Д.Г. Гинцбургу, не имевшему серьезных рычагов давления на власть, в сложных экономических условиях не удалось удержать общество наплаву, а «проклятый» «рабочий вопрос» лишь ускорил его разорение. Справедливости ради отметим, что и A.A. Половцову со всеми его связями не удалось уберечь свое предприятие от разорения. Но здесь важно другое. Власть четко разграничивала «своих» и «чужих» в бизнесе. И если последним, т.е. предпринимателям новой генерации, она часто отказывала в помощи по объективным причинам, имея ввиду государственный интерес, то первым, исторически приближенным к трону по происхождению либо по социальному статусу, готова была прощать многое, даже вопреки здравому смыслу.
Интересна здесь и роль местной власти. Выступая, по сути, лицом незаинтересованным, губернатор стоял на стороне справедливости и здравого смысла. Имея возможность на месте реально оценить обстановку, он выступал рупором, оповещавшим верховную власть об истинном положении дел. Но высшее чиновничество прислушивалось к нему лишь тогда, когда это совпадало с его собственным виденьем проблемы. Нельзя сказать, что губернатор старался как-то навредить уральским промышленникам своими донесениями в центр. В своих убеждениях и оценках он исходил единственно из стремления служить развитию местной промышленности, и если для этого было необходимо увеличить зарплаты или улучшить условия труда, значит губернатор должен был сделать все от него зависящее, чтобы достигнуть этой цели. Если говорить конкретно о А.В. Болотове, то лучшим подтверждением его беспрестанной заботы о нуждах губернии, ее промышленности и о населении является ходатайство пермского главы и представителей купечества на имя П.А. Столыпина, отправленное телеграммой 27 декабря 1909 г., накануне его отставки по здоровью: «Гражданский долг заставляет нас, людей Пермского края, обратить внимание высшего правительства на чрезвычайно полезную деятельность нашего губернатора А.В. Болотова, весьма осведомленного в положении и нуждах губернии. В интересах нашего края было бы в высшей степени желательно продолжение его службы в качестве начальника губернии. ... Тяжелые дни, переживаемые уральской промышленностью, значительно будут облегчены, если во главе губернии будет поставлено лицо, прекрасно осведомленное о нуждах края. Почтительно просим Ваше Высокопревосходительство отнестись с полным доверием к нашим уверениям и найти возможность не лишать Пермского края прекрасного администратора, внимательно руководящего делами губернии, и оставить Пермской губернии для дальнейшей полезной службы А.В. Болотова»22.
Поэтому не всегда губернатор становился на сторону рабочих. Когда была очевидна справедливость требований горнозаводчика, местная власть всегда готова была их поддержать. Так, еще в ноябре 1901 г. рабочие Юрюзанского завода Златоустовского уезда Уфимской губернии отказались выйти на работу, т.к. заводоуправление обязало всех рабочих взять «контрольные номера», которые были призваны дисциплинировать и упорядочить работы на заводах. Рабочие же в этом усмотрели умаление своих прав и источник будущих разного рода поборов. Тогда уфимский губернатор Н.М. Богданович был вынужден в интересах сохранения порядка в губернии и нормальной работы заводов обратиться к рабочим со следующим объявлением:
«ОТ НАЧАЛЬНИКА ГУБЕРНИИ РАБОЧИМ ЮРЮЗАНСКОГО ЗАВОДА
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Предложенные администрацией завода КОНТРОЛЬНЫЕ НОМЕРА выдаются
на основании пп. 3 и 6 ст. 142 устава о Промышленности и объявления Г. Уфимского Окружного Горного Инженера от 30 Ноября сего года и должны быть приняты рабочими;
НЕЖЕЛАЮЩИХ принять их администрация завода, согласно того же объявления Окружного Инженера от 30 ноября, имеет законное право с 15 сего декабря уволить;
В СООТВЕТСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСАХ самих рабочих, приглашаю их, подчиниться этому законному требованию завода и Окружного Инженера и взять номера, предваряя, что НЕВЗЯВШИЕ номеров и уволенные с завода, НИ НА КАКУЮ ПОДДЕРЖКУ РАСЧИТЫВАТЬ НЕ МОГУТ, потому, что лишатся заработка по собственной вине.
Г. УФА Губернатор [подпись]
Декабря 10 дня
1901 г.»23.
И рабочие подчинились, приступив через несколько дней к работе по новым правилам. Данный эпизод, равно как и случай с телеграммой жителей Пермской губернии, указывает еще и на тот факт, что авторитет губернских властей среди населения был достаточно высок. Это позволяло местным правителям определенно влиять на взаимоотношения рабочих и горнозаводчиков, ставя последних в некоторую от себя зависимость.
Рабочий вопрос в начале ХХ века в России являлся одним из основных в отношениях власти и бизнеса. На Урале он стоял особенно остро, так как затрагивал, так или иначе, все его население. Поэтому избираемые обеими сторонами пути и методы его решения очень точно характеризуют складывавшиеся взаимоотношения правительства и уральских горнозаводчиков. Власть в рассматриваемый период, встревоженная быстро разраставшимся рабочим движением, была настроена идти по пути законодательного улучшения социально-экономического положения рабочих и принимала соответствующие нормативно-правовые акты. Уральских предпринимателей такой курс правительственной политики не устраивал, так как в условиях кризисного положения уральской промышленности возрастание себестоимости уральских промышленных товаров не могло благоприятно отразиться на дальнейшем развитии региона, серьезным конкурентом которого выступал Юг России. В результате, на этих позициях шла жесткая борьба предпринимателей с властью.
Отношения же по поводу повседневных «рабочих» проблем были несколько иными. Здесь многое зависило от личных контаков уральской буржуазии с сановными чиновниками, а так же от социального происхождения первых и их приближенности к высшим эшелонам власти. Такие уральские магнаты, как А.А. Половцов, К.Э. Белосельский-Бе-лозерский, С.С. Абамелек-Лазарев, С.А. Строганов Е.П. Демидов априори могли расчитывать на правительственную поддержку и не только в рабочем вопросе. Другое дело, что не всегда этот фактор являлся решающим в решении задачи общей успешности предприятия — все зависело исключительно от личных качеств, истинной способности к предпринимательской деятельности. Уральские же горнозаводчики новой генерации, вроде Д.Г. Гинцбурга или А.Н. Ратькова-Рожнова, уже в меньшей степени могли расчитывать на безоглядную помощь правительства. Тут нужно было всесторонне обосновать необходимость такой помощи.
Но характер взаимоотношений с Правительством Российской Империи никак не отражался на взаимоотношениях предпринимателей с местными органами власти. Губернатор в данном случае был лицом независимым и часто занимал более взвешенную по-
зицию при разрешении конфликтов рабочих и заводчиков, отдавая предпочтение то одной, то другой стороне, в зависимости от справедливости приведенных претензий.
В целом же, уральские горнозаводчики любили использовать рабочий вопрос как беспроигрышную карту при обосновании требований о выдаче новых правительственных ссуд, о расширении казенных заказов и т.п. Таким образом, они спекулировали на «слабости» правительства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. об этом подробнее: Сапоговская Л.В. «Старые» владельцы уральских горнозаводских округов второй половины XIX — начала ХХ в.: опыт типологии хозяйствования //ВИ. 2006. №3. С. 19-34.
2. По подсчетам Э.Э. Крузе, число рабочих, задействованных только на частных горнозаводских и фабрично-заводских предприятиях Урала в 1900 г. составляло 350,1 тыс. чел., а в 1913 г. — 403,3 тыс. человек. Удельный же вес всех наемных рабочих Урала в 1900-1914 гг. равнялся не менее 8 % общего числа рабочих России. (Крузе Э.Э. Положение рабочего класса России в 1900-1914 гг. Л., 1976. С. 93, 96.).
3. Цит. по: Селиванова Г.И. Советская историческая литература 20-50-х гг. о некоторых вопросах формирования рабочего класса на Урале // Промышленность и рабочий класс горнозаводского Урала в XVIII — начале ХХ вв.: Сб. статей. Свердловск, 1982. С. 119.
4. См.: Железкин В.Г. Изменения в правовом положении рабочих Урала в период империализма (1900-1917 гг.) // Промышленность и рабочие Урала в период капитализма (1861-1917 гг.): Сб. науч. трудов. Свердловск, 1991. С. 125.
5. См.: Там же. С. 111-114.
6. Сапоговская Л.В. Ук. соч. С. 28.
7. Настоящее положение русской железной промышленности. СПб., 1904. Характерно, что записка была опубликована, но анонимно.
8. РГАДА. Ф. 1252. Абамелек-Лазаревы. Оп. 1. Д. 4562. Л.д. 69-70.
9. Там же. Л. 70.
10. Романов Б.А. Предисловие. Комиссия Коковцова по рабочему вопросу и крупная промышленная буржуазия в 1905 г. // Рабочий вопрос в Комиссии В.Н. Коковцова в 1905 г. М., 1926. С. IV.
11. Речь Коковцова на заседании комиссии 15 марта 1905 г. // Там же. С. 51.
12. Личный состав высочайше учрежденной комиссии для обсуждения мер по упорядочению быта и положения рабочих в промышленных предприятиях империи. // Там же. С. 38-39.
13. НИОР РГБ. Ф. 414. Ивановский А.В. Карт. 2. Ед. хр. 2. Л.д. 221.
14. Там же. Л.д. 222-223.
15. ГА РФ. Ф. 102. ДП. 4-е делопроизводство. Оп. 116. 1907 год. Д. 50. Ч. 2. Литера. А. Л.д. 1-1об.
16. Там же. Л.д. 8.
17. Там же. Л.д. 28об.
18. Там же. Л.д. 43 об.
19. Там же. Л.д. 73-73об.
20. Там же. Д. 50. Ч. 2. Литера Б. Л.д. 3.
21. Там же. Л.д. 11-13об.
22. Цит. по: Быстрых Т.И. Александр Владимирович Болотов // Пермские губернаторы: традиции и современность /Под ред. И.К.Кирьянова, В.В.Мухина. Пермь, 1997. С. 167-168.
23. ЦГИА РБ. Ф. И-187. Оп. 1. Д. 35. Т. II. Л.д. 585.
M.V.DRUZIN
URAL BOURGEOISIE, AUTHORITY AND THE WORKING MATTER (BEGINNING OF THE 20th c.)
The author considers influence of the «working matter» upon relations between the Ural bourgeoisie and authority in the beginning of 20th c. The government of Russian Empire has been compelled to follow the way of the legislative improvement of conditions for the workers that did not suit the Ural businessmen for merely economic reasons. But in special cases of conflicts between the workers and their employers, the Supreme authority patronized the Ural bourgeoisie of the «old» generation, but it did not assume the similar attitude to representatives of the new generation of the Ural businessmen.
А.Г. ДОРОЖКИН (Магнитогорск)
ПРОМЫШЛЕННОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ОСВЕЩЕНИИ НЕМЕЦКОЯЗЫЧНОЙ ИСТОРИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XX В.
Промышленное развитие России в годы первой мировой войны — важная в научном и практическом отношениях тема. Явившись первой в мировой истории войной тотального типа, противостояние 1914-1918 гг. потребовало от основных стран-участниц коренной перестройки народного хозяйства, подчинения его военно-стратегическим целям. Не стала исключением и Россия; ее опыт государственного регулирования экономики в экстремальных условиях содержит немало ценного и поучительного. Необходим взвешенный и непредвзятый подход к изучению опыта хозяйственного развития нашей страны в годы войны, ранее тенденциозно и односторонне трактуемой в качестве «империалистической». Несомненно, углубленное изучение зарубежной историографии проблемы будет способствовать лучшему ее пониманию; оно содействует и проведению сравнительных исследований. Предметом данной статьи является немецкоязычная исто-рико-экономическая литература, посвященная индустриальному развитию России в 1914 — начале 1917 гг., либо уделившая данному вопросу существенное внимание.
Учитывая сложность и многоплановость проблемы, представляется возможным ограничиться анализом трактовки германскими и отчасти швейцарскими историками XX в. таких аспектов проблемы, как результативность деятельности органов государственного регулирования экономики, положение отдельных промышленных отраслей в первые два с половиной года войны, роль иностранного капитала в российской промышленности в этот период, вовлеченность в работу на оборону страны кустарного производства. Данные вопросы получили в немецком россиеведении («остфоршунге») наибольшее освещение. Автором при этом не рассматривается специально интерпретация «остфоршун-гом» промышленного развития России после февральского переворота 1917г. — хаос и дезорганизация, воцарившиеся в стране после свержения самодержавия, сделали невозможным продолжение войны и привели к коллапсу экономической жизни. В контексте предлагаемой работы в центре внимания автора стоит трактовка немецким россиеведением именно результативности промышленного развития России в тот период, когда было еще возможно более или менее нормальное функционирование производства. При этом необходимо отметить как сильные, так и слабые стороны промышленной жизни России 1914 — начала 1917 гг. в видении исследователей-«остфоршеров».
