УЛЫБКА КАРМЫ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Джума Оразклычев 001: 10.37492/ETN0.2022.б8.2.015

Улыбка кармы

Автор предлагает путешествие во времени по истории Парфии. Трижды Рим пытался подчинить Парфию силой своего оружия, но результат оказался прямо противоположным. Что стало причиной того, что в противоборстве двух держав Рим оказался слабее?

Ключевые слова: история Парфии; древний Рим; нейтралитет; всемирная история.

«Думаю, что существует Высшее начало у жизни. Высший интеллект, Высшая справедливость. Уверен, что тем, кто приносит добро, зачтется. Тому, кто поступает худо, жизнь отомстит» [1, с. 6].

Евгений Примаков, академик

Утопающий в собственных восхвалениях Рим, возведя свою жажду покорения народов в идеал государственности, с конвейерной монотонностью продолжал раздавать лавры триумфаторов своим удачливым полководцам, пока неожиданно на пути парадного марша легионеров не оказалась Парфия.

Первый контакт между Римом и Парфией произошел в 92 году до н. э., и произошел он по инициативе парфянского императора Митридата II. Его посол Оробаз прибыш в Каппадокию, наместником в которой был в то время Луций Корнелий Сулла [12, р. 391].

Оразклычев Джума Язклычевич,

кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории и археологии Академии наук Туркменистана (Ашхабад), juma.orazklytchev@mail.ru

Митридат II позаботился о том, чтобы в свите посла был специально обученный человек, способный считывать по мимике и жестам потаенные мысли, причем не по наитию, а по всем правилам науки. Согласно составленному им психологическому портрету Суллы, этот римлянин обладал незаурядной внутренней силой, но у него был один серьезный порок - гордыня [12, р. 392].

Переговоры прошли успешно, и между Римом и Парфией был подписан договор, обязывавший стороны не нападать друг на друга. Но Митридат II справедливо счел, что успех был оплачен слишком дорого -ценой унижения. Сулла, убежденный, что мира может просить лишь слабый, унизил посла Парфии. Дело в том, что Сулла поставил три кресла, сам занял центральное место, а вассальному царю Ариобарзану и послу Оробазу предложил сесть по бокам. Римский проконсул не просто нарушил протокол, предложив парфянину боковое, вассальное, кресло. Этим жестом Сулла дал понять, что Рим не намерен обращаться с Парфией как с равным. Посол, вместо того чтобы обыграть ситуацию или в крайнем случае прервать встречу, совершил непростительную ошибку, сев в предложенное боковое кресло [12, р. 392]. Гордыня Сулла стала причиной унижения, которое испытала Парфия. Гордыня римского проконсула переросла вскоре в высокомерие всего Рима по отношению к Парфии. Но пройдет совсем немного времени, и Парфия или судьба раздавит гордыню римлян, и унижение на этот раз испытает «вечная империя».

Спустя пару десятилетий, когда Луций Лициний Лукулл развернул боевые действия против правителей Армении и Понтийского царства, разведка донесла, что те направили посольство к Фраату III, императору Парфии, что могло обернуться созданием тройственного союза против Рима. Как сообщает французский

академик Антуан-Жан де Сен-Мартен в книге «Фрагменты истории Аршакидов», Лукулл, чтобы помешать этим планам, направил для переговоров в Парфию Луцилия [15, р. 74].

Парфяне, учтя опыт первой встречи с римлянами, помнили, что дьявол скрывается в деталях, и проявляли отныне на переговорах осторожность. Фраат III повел двойную игру, не давая определенного ответа ни одной из сторон.

Тогда, по сведениям Саллюстия, к императору Парфии от Лукулла с предложением заключить союз явился опытнейший переговорщик Секстилий, прибытие которого совпало с получением Фраатом III письма от Митридата VI Евпатора [16, р. 526]. Дословный текст этого длинного и пылкого письма, наделавшего много шума на Востоке, приводится во II томе полного собрания сочинений Саллюстия, изданного в Дижоне в 1777 году.

Комментарии к письму Митридата VI к Фраату III были написаны одним из ярчайших деятелей Просвещения историком Шарлем де Броссом, который отмечает, что иногда античные авторы, чтобы придать своему рассказу большую живость, вкладывали в уста своих героев слова и речи, которые сами за них и составляли. «Но в случае с письмом Митридата к Фраату, - подчеркивает французский историк, - письмо, действительно, было составлено Митридатом, а не сфабриковано Саллюстием, так как копии этого письма были распространены по всей Малой Азии» [16, р. 527-529]. «В этом письме, - пишет Шарль де Бросс, - Митридат выступает против нейтралитета, к которому, как его проинформировали, склонялась Парфия» [16, р. 539-540].

Фраат III при всей убедительности аргументов, приводимых Митридатом VI, все же предпочитал нейтральный статус, но принятие окончательного реше-

ния отложил, ведь поспешность в таком важном вопросе была ни к чему. Взятую паузу парфянский император использовал, чтобы внимательно присмотреться к римскому послу.

Пристальное наблюдение за Секстилием вскрыло истинную цель его пребывания в парфянской столице: он пришел не за соглашением, а чтобы разведать о военных силах Парфии и вынести личное суждение о шансах римлян на успех в случае войны с парфянами [16, р. 541-542].

Теперь можно было принимать решение: союз с Римом не заключать. Не предоставив никому своей помощи, Парфия, тем не менее, не приняла и враждебную позицию ни к одной из сторон, утвердившись, как отмечает римский историк Дион Кассий, в своем нейтралитете [3, р. 231]. Это произошло в 69 году до н. э. Саллюстий уточняет, что договор между Парфией и Римом, оговаривавший нейтральный статус Парфии и обязательство Рима уважать парфянскую границу, был подписан в Селевкии [16, р. 526]

После того как Лукулл был отозван в Рим, продолжение экспансии в Месопотамии было доверено Помпею, который, как говорит Дион Кассий, в 66 году до н. э. подписал с Фраатом III договор на тех же условиях, что и Лукулл [4, р. 89]. О заключенном между парфянами и Помпеем договоре пишет также и еще один римский историк - Луций Флор [10, р. 215]. Нейтральный статус Парфии был, таким образом, подтвержден.

Листы этих договоров между Парфией и Римом, подписанных в 69 и 66 годах до н. э., стали по-настоящему золотыми страницами Всемирной истории, так как впервые нейтральный статус государства был зафиксирован де-юре.

Претенденты нейтралитета были и раньше. Например, когда Филипп II Македонский в середине

IV века до н. э. начал экспансию на греческие государства, многие из них объединились в коалицию, чтобы защитить свою независимость. Но Спарта, Аркадия, Элида, Аргос и Мессения предпочли нейтралитет.

Спарта, лучшие годы которой остались в прошлом, к моменту македонской агрессии не обладала достаточной силой. Остальные же в военном отношении вообще никакой ценности не представляли и как Аркадия, ставшая для поэтов и художников прообразом обители беззаботной жизни, были безропотно открыты всем ветрам судьбы. Для этих микроскопических, в сравнении с Парфянской империей, стран, нейтралитет, причем не закрепленный договором, был временной и ненадежной перегородкой, укрывшись за которой, они тешили себя надеждой переждать бурю.

Нейтралитет Парфии стал воплощением невозмутимости Атланта, предпочитающего не отвлекаться на римлян. Парфия продолжала строить свой проект, который теперь называют Великим Шелковым путем, и ей некогда было воевать. Парфяне прекрасно понимали, что мир выгоднее войны. Парфянская сеть межконтинентальных торговых путей приносила империи колоссальные деньги: по свидетельству Тацита, статья бюджета Парфии лишь от таможенных сборов была сопоставима со всеми доходами и трофеями, поступавшими в римскую казну [17, р. 118].

Но Рим стремление Парфии к миру истолковал неверно. В жизни мы иногда сталкиваемся с недалекими людьми, которые вежливость считают признаком слабости. Так же и римляне смотрели на всех с позиции силы, пока не нарвались на другую силу. Парфия обладала достаточным терпением, чтобы дать заносчивому ученику несколько уроков вежливости и в буквальном смысле вбить в головы своих оппонентов простую

истину: миролюбивый и нейтральный не значит слабый.

Когда Марку Крассу по жребию в управление досталась Сирия, он не скрывал своей радости и считал, что ему еще никогда в жизни так не везло. Казалось, что он помутился рассудком, так как называл победы, одержанные Лукуллом и Помпеем в Месопотамии, жалкими детскими играми и обещал поработить парфян. Как пишет Аппиан Александрийский, римляне находили странным, что будет война с парфянским народом, который ни в чем не провинился и который всегда желал лишь мира [2, р. 120].

Красс, узнав, что народный трибун Атей хочет помешать ему выйти из города, попросил Помпея, пользовавшегося огромным авторитетом в народе, проводить его. Помпей согласился, и когда они шли по улице, заполненной римлянами, настроенными остановить Красса, Помпей шел впереди со спокойным и улыбающимся лицом. Это настолько впечатлило, что все молча расступились, давая проход [13, р. 285].

Помпей не знал, что счет за этот отрытый им для Красса путь к войне с Парфией, с которой он лично подписал договор, ему будет предъявлен через несколько лет, когда ради спасения своей жизни он направит посла к парфянам с мольбой о помощи. Но парфяне, после того как Красс пошел на них войной, испытывали ко всем римлянам, и в особенности к Помпею, такую ненависть, что, несмотря на сенаторский титул посла, бросили его в темницу. Лишенный помощи парфян Помпей, как пишет Дион Кассий, «был зарезан как последний египтянин» [5, р. 17].

А пока улыбающийся Помпей провожает Красса к городским воротам. Но вскоре эта идиллия была прервана. Атей вышел им навстречу и громко стал отговаривать Красса от войны, но видя, что его слова

не возымели действия, приказал одному из своих офицеров арестовать Красса. Офицер схватил того за ворот, но другие трибуны не поддержали это решение, и Красс был отпущен. Тогда Атей, подбежав к воротам, поставил там жаровню с пылающим огнем и, брызгая благовониями, стал произносить проклятия в адрес Красса [13, р. 285]. Это стало первым мрачным знамением перед походом.

Следующий тревожный знак был дан Крассу в городе Иераполис, где он вместе с сыном посетил храм Джуно. При выходе из храма сначала упал младший Красс, а затем, споткнувшись о сына, упал и старший [13, р. 288]. Они и из жизни уйдут в такой же последовательности: сначала погибнет сын Красса, а затем и он сам. Всего Плутарх насчитал шесть знамений ожидающей римлян катастрофы, и удивительно, насколько слеп был Красс, не видевший знаков, предостерегавших его от войны с Парфией [13, р. 286, 292, 293].

Было еще одно предупреждение. Когда Красс стоял лагерем в Сирии, к нему пришли парфянские послы. Римский историк Луций Флор пишет, что послы Орода II напомнили Крассу о договоре, подписанном Помпеем и обязывавшем Рим уважать границы нейтральной Парфии [10, р. 239]. Но Красс не понял, что Парфия не просит, а предупреждает, и что это было последнее, седьмое предупреждение судьбы.

Послы были немногословны: «Если Красс, вопреки мнению своей родины, из-за своих личных интересов предпринял эту войну, Ород II из почтения к преклонному возрасту консула позволит римлянам уйти». На что Красс, которому перевалило за шестьдесят, надменно сказал, что «он ответит им в Селевкии». Вагиз, возглавлявший посольство, рассмеялся и, показав Крассу ладонь, сказал: «Скорее здесь вырастут волосы, Красс, чем ты увидишь Селевкию».

То, что произошло после, Луций Флор назвал местью Богов за нарушение договора, подписанного Помпеем [10, р. 239]. Весь мир тогда содрогнулся, так как Парфия впервые показала свою силу, и не кому-нибудь, а «непобедимому» Риму. Сокрушающую мощь парфянской конницы Марк Красс испытал на себе в битве при Каррах в 53 г. до н. э. Сын Красса, участвовавший в походе, погиб почти на глазах отца. Остатки «непобедимой армии», убегая в панике, рассеялись по Армении, Киликии и Сирии, и едва ли нашелся хоть один солдат, который смог принести в Рим весть об этом страшном разгроме [10, р. 241].

Что касается самого Красса, точнее его отрубленной головы, парфяне влили ему в глотку расплавленное золото, чтобы этот презренный металл поглотил останки человека, сердце которого в течение всей его жизни горело жаждой золота: «Несчастный, ты хотел этого».

Месть богов за нарушение договора о нейтралитете Парфии была жестокой, но, как сказал Луций Флор, заслуженной [10, р. 241].

Повторение, как говорится, мать учения, и в 36 году до н. э. еще один Марк пошел войной на нейтральную Парфию. Марка Антония нисколько не пугала участь его тезки, и, выступая в поход, он думал лишь о том, чтобы, как можно быстрее завершив войну, вернуться к Клеопатре. Когда оба войска встретились, то один из парфянских военачальников обратился к легионерам со словами, которые сохранил для нас Луций Флор: «Убирайтесь, римляне, подобру-поздорову. Если о вас и идет слава покорителей народов, то лишь потому, что вам удалось избежать парфянских стрел» [10, р. 363].

Римляне и на этот раз не вняли здравому смыслу, и парфянам вновь пришлось усадить легионеров за ученические парты и дать им уже второй по счету урок. Согласно Луцию Флору, из 16 легионов у Антония оста-

лась едва ли треть воинов, с которыми ему удалось спастись и, как загнанному зверю, спрятаться в Сирии [10, р. 365]. Единственное, что Антонию удалось с блеском, - это быстро завершить войну, всего за 21 день.

Эффект второго унизительного поражения римской армии был настолько оглушительным, что потряс все римское общество. Это видно по творениям поэтов золотого века римской литературы, в которых прочно обосновались такие эпитеты как «парфянский лук», «смертельный выстрел с оборотом назад» и многие другие. Эти, ставшие уже устойчивыми выражения продолжают свою жизнь и сейчас, хотя события, вызвавшие их к жизни, давно уже остались в древней истории [8, р.208-209].

Гораций, Вергилий, Овидий и другие римские поэты, ставшие классиками европейской литературы, ввели в поэтические каноны парфян, а последующие авторы, продолжив римскую традицию, сохранили парфянский ореол до наших дней. В пьесе Уильяма Шекспира «Антоний и Клеопатра» в оригинальной английской версии парфяне упоминаются 11 раз.

Выражение «парфянская стрела» стала поговоркой в английском и французском языках, обозначая хлесткую реплику, приберегаемую к моменту ухода. В изданном в 1994 году толковом словаре устойчивых выражений в современном французском языке наряду с «троянским конем» и «дамокловым мечом» в качестве одного из самых выразительных блистает парфянское наследие: словосочетание «стрела Парфии» вместе с иллюстрацией к нему украшает обложку издания.

Поистине приходится удивляться терпению парфян, которым пришлось и в третий раз провести среди римлян воспитательную работу. Это было уже в правление Нерона, когда римский полководец Луций Цезенний Пет по приказу своего императора начал

в 62 году военные действия в Армении. Потерпев поражение в сражении с парфянами, тем не менее Пет направил в Рим письмо, в котором сообщал, что война победно завершена.

Каково же было изумление Нерона, когда к нему прибыли послы Вологеза I и выяснилось, что на самом деле Пет покрыл римское оружие несмываемым позором, бежав от парфян, бросая в пути на произвол судьбы раненных [6, р. 114]. В том бегстве Пет и его войска побили своеобразный рекорд, покрыв расстояние, которое на 23 км больше марафонской дистанции. Никогда еще римлянам не было так стыдно за своих легионеров.

Вид остатков армии Пета был настолько жалким, что, когда римские войска под командованием Корбулона встретили их на берегу Евфрата, то, как пишет Тацит, «солдаты, удрученные положением своих товарищей, не могли сдержать своих слез» [18, р. 31].

К Парфии, как к высочайшей вершине мира Эвересту, римляне трижды пытались подступиться, вскарабкиваясь по ее крутым склонам, но каждый раз парфяне легким щелчком сбрасывали докучливых римлян в бездну. Для всех стало очевидным, что пока Рим, как избалованный ребенок, упивался грозным эпитетом «вечного и непобедимого покорителя народов», все это время за ним на Востоке с усмешкой наблюдал великан.

Парфяне, которых римский политический деятель оратор и философ Марк Туллий Цицерон считал самым мирным народом, отражая агрессию римлян, наносили им поражения, которые древние авторы называли катастрофическими. «Римское могущество, -резюмирует немецкий историк Генрих Грец, - разбивалось об эту нацию каждый раз, как оно атаковало ее» [11, р.208-209].

После третьей, самой позорной для Рима катастрофы надменность римских императоров сменилась страхом перед Парфией, мир с которой стал важнее любых амбиций. Нерон, желая установить добрые связи с парфянами, начинает упрашивать Тиридата, младшего брата императора Парфии, приехать в Рим. Как пишет римский историк Светоний Транквилл, Нерону удалось уговорить Тиридата приехать лишь «многочисленными обещаниями» [20, р. 380]. Получив разрешение Вологеза I, Тиридат дает римскому императору положительный ответ.

Свидетельства о «римских каникулах» Тиридата, которые стали публичным признанием Римом нейтрального статуса Парфии, можно найти у многих древних авторов. Вот как об этом событии 66 г. рассказывает Дион Кассий: «Тиридат был в расцвете лет и красоты, отмеченной благородством рода. Его сопровождала пышная свита и 3000 парфянских всадников, не говоря о большом числе римских всадников, составлявших почетный эскорт. Города, которые встречали его, были настолько празднично украшены, что расходы государственной казны составили 2 миллиона драхм в день. Это длилось в течение девяти месяцев его путешествия. Тиридат всю дорогу проехал верхом на коне до самой Италии. Рядом с ним верхом ехала его жена, на голове которой вместо женского головного убора был золотой шлем, чтобы не нарушать обычаев своей страны. По Италии Тиридат ехал в экипаже, высланном для него Нероном, сам же Нерон лично встречал Тири-дата в Неаполе» [6, р. 137].

В пригороде Неаполя, в Поццуоли, Нерон, чтобы показать гостям имперское великолепие, устроил грандиозные гладиаторские бои, которые стали одними из самых дорогостоящих за всю историю Рима: распорядитель боев Патробий выпускал на арену бойцов обо-

его пола в течение всего дня, от рассвета до заката. Со слов Тацита, Тиридат, чтобы оказать честь гладиаторам или чтобы показать свое умение метко стрелять, со своего места пустил стрелу и пронзил одним выстрелом двух быков [18, р. 201].

Из Неаполя процессия двинулась к столице. Накануне дня въезда Тиридата в Рим весь город был освещен огнями и украшен гирляндами. Огромные толпы заполнили улицы, и даже крыши домов были покрыты зрителями, настолько всем не терпелось своими глазами увидеть действительно непобедимых парфян [6, р. 139]. Народ в белых одеяниях и лавровых венках занял Форум. Римские воины с начищенным до блеска оружием и тщательно подготовленными по такому случаю знаменами выстроились вдоль проспектов. Римляне впервые видели своих же воинов при таком параде, и, как пишет Дион Кассий, доспехи были так старательно начищены, что казалось, оружие и штандарты излучают молнии [6, р. 139].

Тацит пишет: «Рим никогда еще не принимал столько коронованных гостей. После долгого путешествия с видом триумфаторов прибыли Тиридат со своей супругой и сыновья Вологеза I Пакор и Монобаз» [18, р. 201]. Специально к приезду Тиридата театр Помпея весь был украшен золотом, причем в таком изобилии, что и сцена, и внутреннее убранство театра, все предметы, которые были в театре, - все сверкало золотом [18, р. 205]. Современники этих событий назвали день приезда Тиридата в Рим Золотым днем [6, р. 143].

Этот день заслуживает названия Золотого еще по одной причине. В самом сердце римской столицы находился храм с бронзовой статуей Януса. Первый месяц нашего календаря - январь - назван в честь этого Бога. Храм имел две двери, которые открывались с началом войны и закрывались с наступлением мира. Учитывая,

что Рим постоянно вел войны, двери храма Януса почти всегда были открыты. Символично, что в день прибытия Тиридата в Рим Нерон торжественно запер двери этого храма в знак того, что отныне повсюду царит мир [20, р. 381]. Это событие стало главным итогом трех уроков, которые нейтральная Парфия преподала своему ученику - Римской империи. В честь воцарившегося мира в том же 66 году в Риме были выпущены монеты с изображением закрытых дверей храма Януса.

Тиридат взял с собой в путешествие большой корпус астрологов, которые произвели настоящий фурор среди римлян. Благочестивые патриции, сгорая от нетерпения, расспрашивали парфянских ученых о своем будущем и о тайнах божественного Неба. Но сильнее всех горел любознательностью сам Нерон, который стал даже брать уроки у Тиридата, большого знатока этой диковинной науки [18, р. 207].

Нерону так сильно хотелось отсрочить отъезд Тиридата, что он платил парфянину за каждый день его пребывания в Риме огромные деньги. В честь Тиридата в Риме была воздвигнута статуя, которая сейчас украшает один из залов Лувра. А в день, когда Тиридат уезжал, по сведениям Светония Транквилла, Нерон преподнес ему в дар миллион сестерциев [20, р. 398], в то время как весь римский годовой бюджет при Нероне составлял 60 миллионов сестерциев [18, р. 35].

Нерон, авторитет которого в народе благодаря приезду Тиридата взлетел, хотел придать себе еще больше блеска и стал упрашивать Вологеза I приехать в Рим. Дион Кассий пишет, что, когда императору Парфии надоели уговоры Нерона, он ясно указал Риму на его второстепенное место в мировой табеле о рангах: «Это скорее тебе, а не мне пристало совершать такие дальние путешествия. Вот почему, если ты приедешь в Азию, мы могли бы обговорить место встречи для нашей бе-

седы» [6, р. 145]. Когда фортуна отвернулась от Нерона, у него мелькнула мысль умолять о помощи парфян. Он даже отправил верных вольноотпущенников подготовить корабль, но отложил побег на следующий день. Это промедление его и погубило [18, р. 261, 263].

После смерти Нерона стали один за другим появляться Лженероны, и в народе, с одной стороны, боялись, что самозванцы обратятся за помощью к парфянам, а с другой - многие стали надеяться, что Парфия вторгнется в Римскую империю и принесет порабощенному народу долгожданную свободу [14, р. 272-273].

Страдающие под римской властью провинции стали олицетворять Парфию с державой, которая восстановит на земле справедливость, и это нашло отражение в произведениях раннехристианской литературы, в особенности в одной из книг Нового завета, а именно в « Откровениях Иоанна» , или, как их еще называют, в «Апокалипсисе». Из всех книг Нового завета время написания единственно «Откровений Иоанна» можно датировать с точностью до месяцев: с июня 67 г. по апрель 68 г., то есть как раз после визита Тиридата в Рим, когда были свежи еще впечатления от величия парфян.

Французский историк религии, академик Эрнест Ренан, рассказывая в «Истории происхождения христианства» об Иерусалиме того времени, пишет, что город бурлил и был похож на военный лагерь. Все ежеминутно ожидали вторжения парфян, которое положит конец ненавистной Римской империи. Это ожидание, согласно Э. Ренану, и было отражено в «Апокалипсисе» [14, р. 272].

Парфии не было необходимости физически вторгаться в пределы Римской империи: в полную мощь показала себя мягкая сила парфянского нейтралитета. Римская империя, внешне оставаясь суверенной, пала под очарованием своего могущественного восточного

соседа. Это проявилось прежде всего в копировании Римом политических институтов Парфии. Если раньше римский император был всего лишь первым среди сенаторов и каждый свой шаг должен был согласовывать с сенатом, то в первые века н э. Рим превращается в государство, во главе которого стоит абсолютный монарх [7, р. 5-6].

Римская армия ввела по образцу парфянской особый род войск - тяжеловооруженную кавалерию, знаменитых катафрактариев. Кроме того, если раньше значительная часть легионов формировалась для конкретной военной кампании, по завершении которой распускалась, то теперь у Рима была, как в Парфии, профессиональная армия.

В духовной сфере Рима настолько прочно воцарился митраизм - недаром имя Митридат было фирменным в доме Аршакидов, - что император Диоклетиан официально признал Митру покровителем Римской империи [7, р. 5-6]. Римские императоры были великими строителями, но строили они часто руками восточных архитекторов, и достижения парфянского градостроительства стали прочно утверждаться в римской архитектуре [7, р. 12]. Благодаря этим и многим другим заимствованиям или, по терминологии бельгийского историка академика Франца Кюмона, «мирному вторжению» [7, р. 222] Римская империя стала похожа на Парфянскую монархию.

Первая встреча представителей Рима и Парфии вошла в историю как встреча величия Суллы и малодушия Оробаза. Спустя полтора столетия роли изменились: теперь сам Нерон пел для Тиридата, и это унижение императора происходило на глазах патрициев.

Жизнь все расставила по своим местам, и каждый получил то, что заслуживал. Произошло ли это из-за чрезмерной амбиции римлян или благодаря осторож-

ности парфян? Возможно, взаимоотношения двух держав древности продемонстрировали действие какой-то определенной закономерности. Лауреат Нобелевской премии Анатоль Франс говорил, что человеку лишь кажется, что он решает свою судьбу. На самом деле людьми, да и в целом государствами управляет незримая сила [9, p. 50]. Одной из составляющих этой силы является, несомненно, история, ведь именно она задает вектор всем грядущим событиям. На языке индийской философии это называется кармой. В отличие от персонажа греческой мифологии Антиона, верившего в слепой Рок, герои «Махабхараты» убеждены, что ситуация, в которой они оказались в данный конкретный момент, создана ими самими их предыдущими поступками.

Ироничная улыбка кармы стоит за произошедшей с «вечной империей» трансформацией. Трижды Рим пытался подчинить Парфию силой своего оружия, но результат оказался прямо противоположным. В противоборстве двух держав Рим оказался слабее и, не устояв перед обаянием своего восточного соседа, стал во всем его копировать. А подражание чужим качествам, как считал Артур Шопенгауэр, является признанием собственного ничтожества [19, p. 320].

Литература:

1. Примаков Е.М. Встречи на перекрестках. М.: Центрополиграф, 2015.

2. Appian Alexadrin. Des guerres des Romains. Traduit du grec en français par Odet Philippe, Conseiller du Roi au Siège de Falaize. Paris: Antoine de Sommaville, 1660.

3. Cassius D. Histoire romaine. Traduite en français avec des notes critiques, historiques par E.Gros, inspecteur de l'Académie de Paris. T. II. Paris: Firmin Didot frères, fils et Cie, 1848.

4. Cassius D. Histoire romaine. Traduite en français avec des notes critiques, historiques par E.Gros, inspecteur de l'Académie de Paris. T. III. Paris: Firmin Didot frères, fils et Cie, 1850.

5. Cassius D. Histoire romaine. Traduite en français avec des notes critiques, historiques par E.Gros, inspecteur de l'Académie de Paris, ouvrage continué par V.Boissée. T. V. Paris: Firmin Didot frères, fils et Cie, 1861.

6. Cassius D. Histoire romaine. Traduite en français avec des notes critiques, historiques par E.Gros, inspecteur de l'Académie de Paris, ouvrage continué par V.Boissée. T. IX. Paris : Firmin Didot frères, fils et Cie, 1867.

7. Cumont F. Les Religions orientales dans le paganisme romain. 3ème édition. Paris: Leroux, 1929.

8. Debevoise N.C. A Political History of Parthia. Chicago: The University of Chicago Press, 1938.

9. France A. Les Opinions de M. Jérôme Coignard. Paris: Calmann Lévy, 1895.

10. Florus. Histoire romaine. Traduction nouvelle accompagnée d'un commentaire et de notes historiques et critiques par Ch. du Rosoir. Paris: imprimeur-libraire A. Belin, 1829.

11. Gratz H. Histoire des Juifs. T. II. Paris: A. Levy, 1884.

12. Plutarque. Les vies des hommes illustrés. Traduit du grec par Amyot avec des notes et des observations de Brotier et Vauvilliers. Revue, corrigé et augmentée par E.Clavier. T. IV. Paris: Imprimitive de Cussac, 1801.

13. Plutarque. Les vies des hommes illustrés. Traduit du grec par Amyot avec des notes et des observations de Brotier et Vauvilliers. Revue, corrigé et augmentée par E.Clavier. T. V. - Paris: Imprimérie de Cussac, 1801.

14. Renan E. L'Antichrist Paris: Michel Lévy frère, 1873.

15. Saint-Martin J. Fragments d'une histoire des Arcacides. T. I. Paris: Imprimérie nationale, 1850.

16. Salluste. Histoire de la République Romaine. Traduction et notes de Charles de Brosses. T. II. Dijon: L.N. Frantin, Imprimeur-Libraire du Roi, 1777.

17. Tacite. Annales. Paris: Garnier frères, 1965.

18. Tacite. Annales. Histoires. Traduit par Dureau de Lamaille, de l'Académie Française, avecle texte latin en regard. 4ème édition. T. IV. Paris: L.-G. Michaud, 1827.

19. Schopenhauer A. Le monde comme volonté et comme représentation. Traduit en français par A. Burdeau. T. I. Paris: Félix Alcan, 1888.

20. Suétone T. De la vie des douze Césars. Nouvellement traduit en français et illustré d'annotations. Paris: Jean Richer, 1611.

Juma Orazklychev,

PhD in History, Leading Researcher of the Institute of History

and Archaeology of the Academy of Sciences of Turkmenistan (Ashkhabad),

juma.orazklytchev@mail.ru

Smile of karma

The author offers his own vision of the pages of Parthian history. Three times Rome tried to subdue Parthia by force of arms, but the result was just the opposite. What was the reason that Rome was weaker in the confrontation between the two powers?

Ключевые слова: history of Parthia; ancient Rome; neutrality; world history.