CC BY
75
ПУТЬ К ЧИТАТЕЛЮ
Джон МакНил УГРОЖАЕТ ЛИ НАМ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА?
Аннотация: Статья представляет собой рецензию на книгу Джареда Даймонда «Коллапс: почему одни общества выживают, а другие умирают».
Ключевые слова: социальное развитие общества, роль образования в сохранении окружающей среды.
Кажется, Джареду Даймонду снова это удалось. Десять с лишним лет тому назад он опубликовал «Ружья, микробы и сталь» — бестселлер, получивший Пулитцеровскую премию, в котором он предложил новое объяснение того, почему на протяжении тысячелетий геополитическое могущество в мире распределялось так неравномерно. Даймонд утверждал, что в конечном счете именно различия в окружающей среде, особенно в биогеографии, и в частности наличие биологических видов, поддающихся одомашниванию, ставят общества на столь разные пути. Этими различиями объясняется и то, почему общества Евразии (или выходцы из нее) доминировали в международной политике в течение по крайней мере нескольких последних тысячелетий.
Теперь Даймонд создал еще более значительный бестселлер, с «радостным» названием «Коллапс: почему одни общества выживают, а другие умирают», в котором утверждает, что общества прошлого иногда приходили в упадок из-за того, что им не удавалось справиться с проблемами окружающей среды. Сегодня эта историческая хроника должна послужить государствам и обществам предостережением об опасных политических последствиях, к которым могут привести их проколы экологии. Первая книга рассказала о том, как общества накапливали мощь и богатство; вторая - о том, как некоторые общества растратили свое могущество и богатство или как другим удалось избежать этой участи и существовать дальше. Но правильно ли Даймонд интерпретирует историю, и, если да, то как его понимание соотносится с современными взглядами?
Я постараюсь здесь ответить на эти вопросы и поразмышлять о серьезности и остроте проблем окружающей среды, а также о том, какое влияние они оказывают на различные государ-
ства и общества сегодня и как они повлияют на них в будущем. Кажется, Даймонд твердо стоит ногами на исторической почве, но сделать следующий шаг и перейти от исторических примеров к пониманию современного мира — задача всегда непростая. Многие государственные деятели и немало ученых поскользнулись, пытаясь сделать этот шаг. Даймонд тоже не всегда движется твердой поступью.
ДАЙМОНД, «КОЛЛАПС» И ИСТОРИЯ
На первый взгляд Даймонд кажется не самым очевидным кандидатом на роль главного голоса в дебатах об окружающей среде, истории, государствах и власти. По специальности он ученый в области физиологии, орнитологии и эволюционной биологии. В дополнение к длинному перечню профессиональных работ в этих областях, он опубликовал научно-популярные книги о сексуальности человека и приматов. Даймонд, однако, сумел применить эти фундаментальные знания к поиску общих закономерностей и моделей поведения людей - то, что большая часть политологов и историков делает неохотно. Это противоречит тому, чему их учили, Таким образом, Даймонд занимает нишу, которую историки и ученые-политологи оставили почти незанятой. Сочетание многолетней любви к истории, естественно-научного образования и приятного слога сделало его автором куда более влиятельным и читаемым, чем большинство историков или политологов.
«Коллапс» - это не книга о неожиданных крахах. Некоторые среди множества рассматриваемых в книге случаев задуманы как коллапсы образцово-показательные — Остров Пасхи, Остро-
ва Питкэрн и Хендерсон, Анасази (юго-западная территория США), майя и средневековые скандинавы. Они служат иллюстрацией того, как некоторые общества могут постепенно терять богатство, мощь, население и сложность общественного устройства или по крайней мере что-то из перечисленного. В паре драматичных случаев (гренландские норвежцы и обитатели острова Пасхи) общества чахли и оказывались на грани вымирания, хотя неожиданного коллапса не случалось. Для таких случаев обычно используется слово «упадок» или что-то в этом роде. Ведь в теории то, что кто-то назвал бы коллапсом, другой назовет упадком; но для простоты я буду использовать здесь даймондовский термин, хотя в большинстве случаев нахожу его неточным.
Более того, по Даймонду, несмотря на подзаголовок книги, общества не выбирают умирать им или преуспевать. Скорее, именно элита выбирает защиту своих интересов и статуса и тем самым непреднамеренно постепенно приводит к упадку общества, привилегированной частью которых является и которые ее поддерживают.
Даймонд предлагает то, что он называет «схемой из пяти пунктов», с помощью которой можно оценить вероятность преодоления трудностей с окружающей средой или наступление коллапса для конкретного общества. Схема включает: (і) характер и масштаб урона, нанесенного окружающей среде конкретным обществом, (г) характер и масштаб климатических изменений, (3) степень враждебности и могущества соседствующих обществ, (4) степень зависимости от торговли с дружественными соседями, (5) характер реакций общества на проблемы в окружающей среде. Все вместе они определяют исход: коллапс или выживание. Это системная и полезная категория, которая облегчает рассмотрение вопроса, и шаг вперед по сравнению с той почти обывательской простотой, с которой историки (и не в последнюю очередь ученые-политологи, работающие в области охраны окружающей среды) объясняли упадок и крах причинами в окружающей среде в таких случаях, как Микены бронзового века, цивилизации долины Инда-Хараппа и Мохенджо-Даро, империя кхмеров с центром в Ангкор-Ват. В самом деле, стремление искать причины упадка или коллапса в деградации окружающей среды обычно обратно пропорционально тому, сколько известно о данном событии. Здесь Дай-
монд справляется гораздо лучше, благодаря тому, что тщательно изучил несколько случаев и привнес некоторую системность в рассмотрение этого вопроса.
Далее Даймонд утверждает, что крахи далекого прошлого несут в себе уроки для настоящего. Это предположение не ново. Уже раньше печальная сага об острове Пасхи выступала микропримером, из которого следовало извлечь ценный урок. Где-то между 400-м и 900-м годами нашей эры группа полинезийских колонистов открыла остров Пасхи, доселе необитаемый. Они сумели приспособить непривычную среду обитания к жизни, и их численность выросла примерно (оценки противоречивы) до 6000-30000 человек. Даймонд предпочитает цифру 15000. Постепенно островитяне полностью обезлесили свой маленький остров, на котором до высадки существовал 21 вид деревьев. Они использовали древесину не только для обычных целей, но и для сооружения специальных желобов, по которым гигантские статуи переправлялись на расстояние в несколько миль — от каменоломен до берега острова. Когда лес кончился, жители острова Пасхи лишились возможности строить каноэ для морской рыбалки, потеряли источник топлива и провизии, а также значительной части плодородных земель. Они также потеряли дополнительные источники пищи, когда, однажды, все птицы острова и большая часть морских птиц вымерли. В начале XV века обитатели острова Пасхи пережили резкий упадок социальной ткани и значительное сокращение численности населения примерно до 2000 человек. Эта печальная история поразила множество людей и была воспринята как микрокосмическое иносказание о планете Земля.
Жители острова Пасхи пережили серьезный упадок, но они не вымерли. А вот скандинавы Гренландии, которым Даймонд посвятил две длинные (и очень хорошие) главы, исчезли совсем, Группа поселенцев прибыла из Исландии примерно в 980 году н. э., привезя с собой, как и жители острова Пасхи, одомашненные растения и животных. Они попытались (вначале успешно) воссоздать луга и фермы средневековой Норвегии с овцами, крупным рогатым скотом, козами и даже свиньями и лошадьми. Они выращивали лен и, возможно, пытались выращивать ячмень, свеклу, капусту и некоторые другие стойкие овощи. Но, несмотря на то, что они прибыли в теп-
лый период («средневековый оптимум», по определению климатологов-историков), в Гренландии было слишком холодно, чтобы там росло что-то, помимо трав под сено на корм животным. Тем не менее на молоке, сыре и мясе (бедные ели мясо тюленей) гренландские норвежцы какое-то время процветали и достигли своей максимальной численности - вероятно, в 5000 человек. Но они нанесли урон тем малым участкам земли, которые могли давать хороший урожай и сено и -что еще важнее - не осознавали, что климат работает против них. Гренландия становилась холоднее (климатологи называют это малым ледниковым периодом), и норвежцы не смогли приспособиться. Последний из них умер, по-видимому, в 30-х годах XV века.
Даймонд хорошо изложил эти две истории, уделив особое внимание неясностям в археологических данных. Причина, по которой он обратился именно к ним, кроется в уроках, которые они несут, Но между островом Пасхи или норвежской Гренландией (или Анасази) и современными государствами— бездна отличий. Критики Даймонда настаивают на этом, утверждая, что современные возможности сбора, оценки и распространения информации, влияния на технологические изменения и преодоления нехватки сырья благодаря изобретательности настолько велики, что проблемы окружающей среды, с которыми мы сталкиваемся, либо могут быть легко решены, либо настолько отличаются от тех, что имели место раньше, что аргументация Даймонда рушится.
Естественно, Даймонд предвидел столь очевидное возражение. Он признает, что сегодняшние условия отличаются от тех, что были в прошлом, и ни в коей мере не считает, что наши проблемы неразрешимы. Но он утверждает, что ключевые отличия (например, большая численность населения и глобализация) делают современные общества еще более уязвимыми перед коллапсом, вызванным экологическими причинами.
Здесь важно различать две взаимосвязанные проблемы. Первая— имеют ли коллапсы прошлого соответствие в современности? Вторая— могут ли примеры, приведенные Даймондом (в основном это небольшие острова, на которых изолированно живет несколько тысяч людей), что-то доказать? Любопытно, что Даймонд не пытался строить свои доводы на примерах Римской империи, или городов-государств Хараппа и Мохен-
джо-Даро, или любом из государств древней Месопотамии. Это были большие, сложные общества с развитым государством, детально разработанными социальными иерархиями, разделением труда, международной торговлей и так далее, —короче, они были гораздо более похожи на современные государства, чем норвежцы в Гренландии или жители острова Пасхи. Заостряя особое внимание на значимости примера цивилизаций Майя, которой он посвятил целую главу, Даймонд признаёт, что это единственный пример масштабного, сложного общества, который он рассматривает. Поэтому вполне возможно, что общий посыл Даймонда по поводу полезности изучения предшествующих коллапсов верен, даже если подобранные примеры не вполне согласуются с общепринятой точкой зрения. И даже если кого-то в этом споре аргументы Даймонда так и не убедят, из рассмотрения не столь масштабных примеров все равно можно извлечь немало полезного.
Вспомним, к примеру, об упорстве, с которым элита общества продолжает действовать по-старому до тех пор, пока такие действия не поставят под удар основные интересы общества (а часто и после этого момента). Норвежская элита в Гренландии продолжала настаивать на поддержании экономики по типу норвежской — с овцами, крупным рогатым скотом и кормовыми культурами, несмотря на то что условия Гренландии были для этого неподходящими, а непрактичность этого решения росла по мере изменения климата в сторону похолодания и выветривания скудной почвы. Они могли изменить свои привычки, подстроиться под обстоятельства и жить как эскимосы (инуиты); однако они сопротивлялись, потому что верили в то, что гораздо важнее быть христианами и норвежцами. Так же, но по неясным причинам, возможно, связанным с религиозными обязательствами или престижем, вожди кланов на острове Пасхи хотели воздвигнуть огромные статуи вдоль береговой линии. Это противоречило сырьевым интересам большинства жителей острова Пасхи, для которых древесина и плоды были редкими ресурсами. Но, что было в долгосрочных интересах островитян, было не в текущих интересах их лидеров. Такое поведение—упрямое и эгоистичное поддержание статус-кво со стороны выгодоприобретателей— не ограничивается какой-то конкретной исторической эпохой или регионом мира.
В этом ключе случаи, рассмотренные Даймондом, вполне релевантны и могут заставить нас задуматься о советском Политбюро или, возможно (время покажет), о топливном лобби в США.
В качестве другого примера рассмотрим, как сложно бывает обществам искать ответ на медленно надвигающиеся кризисы. Пока сменялись многие поколения, проблемы обезлесения острова Пасхи и эрозии почв в сельском хозяйстве майя постепенно становились всё острее. Каждое поколение откладывало решение проблемы на будущее, либо потому что не осознавало ее, либо потому что предпочитало ее не замечать. Возможно, они надеялись, что бог из машины выйдет на сцену и спасет их. Но в любом случае они были не готовы платить по счетам настоящего ради будущего. Такое мышление знакомо нам и сегодня и иногда обходится очень дорого как в политических, так и в экологических вопросах. Макиавелли обратил на это внимание почти пять веков назад в «Государе»:
Римляне поступали так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем, и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым.
Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.
Недавних примеров нехватки прозорливости в делах государственных - великое множество, и не важно, происходит ли это от неспособности почувствовать проблему или нежелания столкнуться с ней лицом к лицу. Медленно надвигающийся кризис, будь он экологический или иной, регулярно сокрушает мудрость и благоразумие как президентов и премьер-министров, так и монархов. Так что даже если кто-то сомневается в справедливости общих заявлений Даймонда о значимости его примеров для современности, все равно есть смысл обдумать и взвесить его суждения.
ДАЙМОНД, «КОЛЛАПС» И СОВРЕМЕННЫЙ МИР
Даймонд попытался довести свою идею до логического завершения, рассмотрев некоторые из тех проблем окружающей среды, с которыми сталкивается современный мир. Его главы об Австралии, Китае и двух странах — Гаити и Доминиканской республике, которые делят остров Гаити, — довольно познавательны, если обывателя интересует, каковы часто встречающиеся проблемы. Даймонд хочет убедить нас в том, что деградация окружающей среды ведет к политической катастрофе. Вот что он об этом говорит: Оставив на время нашу дискуссию о развитых странах, зададимся вопросом, может ли помочь опыт прошлого странам третьего мира. Вначале спросим некоего ученого эколога-затворника, который очень много знает о природе, но не читает газет и не интересуется политикой, какие страны испытывают самый тяжкий груз экологических проблем и проблемы перенаселения. Эколог ответит: «Ну, это же очевидно. В этот список можно с уверенностью внести Афганистан, Бангладеш, Бурунди, Гаити, Индонезию, Ирак, Мадагаскар, Монголию, Непал, Пакистан, Руанду, Соломоновы острова, Сомали, Филиппины и др.».
Теперь попросим политика из богатой страны, который ничего не знает и еще меньше желает знать об экологии и проблеме перенаселения, назвать самые проблемные страны, правительство которых пришло к кризису или уже его испытывает, или страны, разоренные гражданской войной. Словом, те страны, которые являются предметом беспокойства для политиков первого мира, которым требуется гуманитарная помощь и откуда приходит поток нелегальных иммигрантов или куда нужно посылать войска для военной помощи и борьбы с терроризмом. Политик ответит: «Ну, это же очевидно. В этот список можно с уверенностью внести Афганистан, Бангладеш, Бурунди, Гаити, Индонезию, Ирак, Мадагаскар, Монголию, Непал, Пакистан, Руанду, Соломоновы острова, Сомали, Филиппины и др.»
Какой сюрприз! Списки оказались очень похожими. Связь между обоими списками ясно показывает, что проблемы древних майя, анаса-зи и жителей острова Пасхи актуальны для современного мира (с. 708-709).
Даймонд приводит карты, которые встречаются в тексте вместе с предостережениями и указывает на те же самые ц стран, которые фигурируют в упомянутых списках; все они являются местами сосредоточения политических и экологических бед. Беглый взгляд на карты рождает некоторые сомнения. Северная Корея не считается проблемной страной. Так же таковой не считаются Иран, Сирия, Албания, Косово, Конго, Либерия и Зимбабве. Зато считаются Монголия и Бангладеш. Ирак, конечно же, место сосредоточения политических проблем, здесь определяется как страна с проблемами и в области окружающей среды. Сегодня у Ирака, конечно, есть проблемы с окружающей средой, но некоторым из них уже более 2000 лет. Можно ли действительно связывать экологию в Ираке и политические мучения? Из всех факторов, способствующих тому, что Ирак остается центром политических проблем, деградация окружающей среды, на мой взгляд, должна занимать одно из последних мест в рейтинге. Оба списка Даймонда очень избирательны: категория «и другие» может включать многие страны, которые бы появились только в одном из списков или только на одной из карт. Разумеется, есть примеры, где деградация окружающей среды способствует политическим невзгодам, и Даймонд подметил некоторые из них. Но в целом, связь экологической деградации и политических волнений гораздо слабее, чем предполагает Даймонд в сопутствующих картам пояснениях.
КОЛЛАПС ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ: ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ
Идеи Даймонда, нравятся они или нет, ставят вопросы о взаимосвязи между переменными политическими и экологическими. Уже одно это — значительная услуга интеллектуальному сообществу и общественности. И тем и другим необходимо напоминание о современных глобальных процессах.
Теперь обратимся к двум основным вопросам, которые вытекают из работы Даймонда.
Первый — действительно ли современные общества сталкиваются с угрозой экологического коллапса? Или, говоря словами Даймонда, когда он более осторожен: действительно ли существует риск коллапса, в котором существенную роль сыграет деградация окружающей среды? Несмот-
ря на уверенность, с которой часто высказываются мнения по этому поводу, выяснить это непросто. Главным образом потому, что в делах окружающей среды, как и в политических, имеется масса возможностей для разрывов и нелинейных эффектов. Например, тектонические плиты Земли могут точить друг друга годами без существенных последствий. Но неожиданно и непредсказуемо даже при сегодняшнем развитии геофизики одна плита может столкнуться с другой и вызвать этим землетрясение или, как в случае декабря 2004 года, разрушительное цунами. Это нелинейный результат хорошо знакомый геофизикам. Экологи, в свою очередь, говорят об изменчивости — свойстве экологических систем переключаться из одного состояния в другое. Климатологи также наблюдают нечто подобное в своей области на примере предыдущих случаев «переключения» климата, которые приводили к очень быстрому (в течение десятилетия или двух) потеплению или похолоданию.
Более того, в вопросах окружающей среды (как и в политических) возможно существование положительной обратной связи. Например, теплеющий климат Арктики заставляет лед и снег таять, что уменьшает количество солнечного света, отраженного обратно в космос, и приводит к еще большему нагреву арктического климата. Учитывая минное поле в виде нелинейных эффектов и вероятность возникновения положительных петель обратной связи, таящих непредвиденное, невозможно быть уверенным в том, что где-то вдалеке не маячит экологический коллапс. Нельзя с уверенностью сказать и обратного. В вопросах изменения окружающей среды вполне уместна известная доза интеллектуального смирения.
Некоторые тенденции, которые нельзя отрицать, сулят неприятности и заставляют думать, что некий коллапс действительно может случиться. Растущие объемы использования ископаемого топлива за последние 200 лет, очевидно, наносят вред окружающей среде. И наши современные политика, экономика, культура, институты и ожидания в значительной степени построены на основе дешевой и обильной энергии—этом щедром даре геологических пластов. Если нам когда-нибудь станет ее не хватать, то необходимая адаптация будет поистине мучительной и почти наверняка принесет в политику хаос и насилие. Современное сельское хозяйство не смогло бы фун-
кционировать без этой энергии; ископаемое топливо питает машины и идет на удобрения и пестициды, необходимые для поддержания урожайности. Чтобы провести воду для ирригации в нужное время и место, также требуется много энергозатрат. Без дешевой энергии еда станет гораздо дороже и почти все мы—гораздо беднее. Не без причины с 1940-х годов США принимает дорогостоящие меры по обеспечению надежного потока дешевой нефти для себя и зачастую для своих друзей. Рано или поздно (некоторые современные авторы утверждают, что скоро, хотя я в этом сомневаюсь) станет трудно добывать хорошую нефть, ее цена возрастет и так и останется высокой. Возможно, к тому времени под рукой будет подходящий заменитель. А возможно и нет. Если нет, то наверняка возникнет порядочная суматоха, которую в некоторых частях света можно будет квалифицировать как коллапс.
Наконец, буферы биосферы серьезно повреждены и, судя по всему, их становится все меньше и меньше. В мире сейчас на 20% меньше лесов, чем сто лет тому назад, и с каждым годом их становится все меньше. Внутренние моря во всем мире, береговые воды и дельты рек стали гораздо грязнее, чем сто лет назад, и в большинстве случаев с каждым годом ситуация становится все хуже. Больше нет открытых прерий и степей с богатыми, не выветренными почвами; 150 лет назад такие земли имелись в большом числе в Северной и Южной Америках, России, Казахстане и в других местах, когда началось их сельскохозяйственное освоение, чтобы обеспечить потоками зерна урбанизирующийся мир. Но человечество уже сыграло эту карту и не может сделать этого вновь. Способность природы принимать удары, оправляться от них и защищать нас от негативных последствий изменения окружающей среды ослаблена в результате действия этих долгосрочных тенденций. В итоге нам для подстраховки как никогда прежде придется рассчитывать на наши собственные смекалку, изобретательность и благоразумие.
Зная все это, кажется трудно спорить с тем, что нынешний экологический режим с существующими тенденциями радикально неэкологичен. Но обязательно ли это подразумевает коллапс— хоть в общем, хоть в конкретном данном государстве или обществе? Я думаю — нет. Прежде всего, тенденции меняются, Едва ли в следующие сто лет мы станем свидетелями, скажем, четырех-
кратного роста численности населения, как это было в прошлом веке. Никто не ожидает, что к 2100 году в мире будет жить 25 миллиардов человек. Экономисты обычно надеются на ценовой механизм, который вмешается, когда нефть станет более дорогой; так было с появлением альтернативных строительных материалов, когда перестало хватать древесины. Это и в самом деле обязательно случится, но неизвестно, в каком масштабе и с какой скоростью. Полагать, что заменители появятся довольно скоро и распространятся столь широко, что позволят избежать политических потрясений и упадка экономики— это, конечно, экономика надежды. Но было бы столь же неблагоразумно утверждать обратное.
Во-вторых, как надеются оптимисты, наука и технологии справятся с некоторыми нашими экологически слабыми местами. В некоторых случаях это уже происходило и наверняка произойдет снова. Дыра в озоновом слое, например, стремительно росла с 1960-х по 1990-е годы, Это таило в себе различные опасности для многих форм жизни на Земле, включая и нас самих. Но в 1970х годах ученые, изучавшие атмосферу, обнаружили дыру, описали ее, распознали, какими опасностями она чревата, и сделали эту информацию достоянием широкой общественности. Это вызвало результативную политическую деятельность, которая, в свою очередь, пришпорила технологические перемены в областях промышленности, где использовались хлорфторуглероды (вещества, которые, попадая в атмосферу и дрейфуя в стратосфере, разрывают молекулы озона). Другие же проблемы, такие как перемены климата, оказались гораздо более крепким орешком. Некоторые из наших экологически слабых мест без сомнения будут наилучшим образом устранены благодаря научному познанию и технологическим переменам. В постиндустриальной экономике есть и ободряющие тен-денции—для получения одного доллара ВВП теперь требуется меньше руды, топлива, древесины и т. п. В США, Японии и большей части Европы благодаря технологическим изменениям и отчасти сдвигу экономики в сторону услуг и экономики знаний, идет полным ходом сравнительно быстрая «дематериализация» и «декарбонизация» экономики. Но, без сомнения, останутся некоторые экологические проблемы, которые не удается устранить технологическим путем.
***
Даймонд приводит Нидерланды в качестве образца общества, заботящегося об окружающей среде. В нем людям приходится действовать сообща, потому что голландцы, по большей части живущие ниже уровня моря, все разделяют общий интерес: необходимость оберечь Голландию от моря. Это может быть (а может и не быть) лучшим объяснением видимой гармонии, с которой голландцы занимаются делами окружающей среды. Но это еще не все. Голландцам не нужно использовать землю для производства древесины, потому что они входят в число крупнейших мировых импортеров древесины (на душу населения); в основном это твердые тропические породы из Юго-Восточной Азии, Голландия крупнейший импортер какао и крупнейший экспортер какаосодержащих продуктов; она поддерживает также популяцию в 13 миллионов свиней и юо миллионов цыплят на импортируемом корме (например, соя из Бразилии). Они могут красиво и гармонично жить отчасти потому, что вырубка лесов, эрозия почвы и деградация, связанные с заготовкой древесины, выращиванием какао и сои, происходят в Западной Африке и бразильской Амазонии, а не в Нидерландах, Голландцы вовсе не уникальны в своем экологическом дальнодействии. У Японии оно простирается далеко за пределы Юго-Восточной Азии и запада Тихого океана, включает Австралию, которая рубит и копает на своем континенте, чтобы частично экспортировать в Японию (а потом в Китай). В терминах экологии, в последние десятилетия японцы создали гигантский эквивалент великой восточноазиатской сферы взаимного процветания 1930-х годов, с той существенной разницей, что Персидский залив стал теперь решающей величиной, — именно оттуда Япония получает большую часть нефти. Даже такая богатая ресурсами страна, наделенная экологическим буфером, как США, на протяжении последнего столетия смягчала свои внутренние экономические проблемы, экспортируя часть из них в другие земли.
Эти современные модели — новейшее проявление старой склонности густонаселенных центров перекладывать экологические проблемы на малонаселенную периферию. На протяжении почти всей истории человечества, большая часть
мира была малонаселена, поэтому эта тенденция лишь спорадически порождала экологическую напряженность, хотя и была тяжела для некоторых народов. В период примерно с 1600 до 1900 года мировые густонаселенные центры облегчали бремя своих неприятностей, варьируя границы и мобилизуя, приобретая (или приворовывая) и потребляя ресурсы из приграничных областей, будь то Сибирь, Манчжурия, Хоккайдо, Бенгалия, Южная Африка, пампасы, прерии Северной Америки, Новый Южный Уэльс или Новая Зеландия, Эти земли и их ресурсы были, как правило, легко доступны, поскольку были мало заселены народами, к тому же подверженными эпидемиям, из-за чего становились с каждым годом все более уязвимы в военном отношении. Этот процесс раздвигания границ помог Китаю получить необходимую древесину, когда основная территория Китая к 1700 году лишилась леса. Сходная политика помогла Великобритании найти источник зерна и древесины, когда в 1800 году на маленьком острове оказалось слишком много людей и слишком мало еды и топлива.
Все эти факты говорят о том, что продолжающееся нормальное функционирование экономики индустриализированного мира не сразу подвергается опасности со стороны надвигающейся экологической деградации. А большая часть бедных регионов мира может только продавать полезные ископаемые и древесину и нести бремя экологических издержек. И во многих случаях, хотя эти модели и неэкологичны, у них еще есть много времени до тех пор, пока экологические издержки мировой экономики не станут действительно неприемлемыми. Гладкое функционирование будет подвергнуто опасности в случае, если поставки электроэнергии начнут давать сбои или заметно подорожают или если современные ресурсные границы по какой-то причине сожмутся. До этого времени индустриальные общества вполне смогут и дальше экспортировать некоторые экологические проблемы, производимые на свет их экономикой и устройством общества, в экономически и политически более слабые уголки мира. Будучи неэкологичным (что общепризнанно), такое положение дел может сохраняться еще какое-то время, пока ему не настанет черед измениться и стать еще одним экологическим режимом прошлого, отправленным на свалку истории окружающей среды.
КОЛЛАПС ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ : НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
Книга Даймонда, которая гораздо больше говорит о настоящем, нежели о прошлом, поднимает второй основополагающий вопрос об экологии и политике: как некоторые современные политические и общественные тенденции могут повлиять на вероятность наступления коллапса, обусловленного экологическими причинами? Рассмотрим лишь несколько из них: экономический подъем Китая, перспектива установления нового режима в сфере энергетики, замедление роста населения в мире.
Энергетическая жажда Китая может приблизить день, когда возникнет новый энергетический режим. Сегодняшний полностью основан на ископаемом топливе. Голландцы XVII века стали первыми, кто приобрел зависимость от ископаемого топлива; в их случае — торф, на который приходилось примерно 40% их общих энергозатрат.
Это позволило голландцам преждевременно развить современную экономику с энергоемкой промышленностью (например, пивоварение, рафинирование сахара и соли), производящей товары, которые голландцы могли продавать за границу в обмен на еду, древесину и прочее. Это также способствовало геополитическому утверждению Голландии на мировой арене. В начале XIX века Великобритания перешла на уголь, благодаря которому достигла схожих результатов (но в большем масштабе); то же произошло и с нефтью в США в начале XX века. Но рано или поздно приходит новый энергетический режим с новым набором геополитических подтекстов. Этот новый режим может принять разные формы; но по всей вероятности, он перераспределит богатство и власть в мире, попутно принеся не один коллапс. Кажется более чем правдоподобным, что США, которые более всех выигрывали от нефтяного режима, будут среди наиболее активно сопротивляющихся грядущему сдвигу, тем самым увеличивая вероятность дополнительных трудностей перехода.
Новый энергетический режим наступит, предположительно, через несколько десятилетий. Предыдущие переходы от одного режима к другому были событиями постепенными. Тем временем ископаемое топливо будет доминировать, оказывая соответствующее влияние на окружающую
среду. Это влияние, главным образом, заключается в загрязнении местного воздуха; особенно углем, который сегодня убивает, по меньшей мере, полмиллиона людей в год, и выбросами двуокиси углерода, которые, судя по всему (с абсолютной уверенностью говорить нельзя), являются основным фактором глобального потепления.
Десятилетия грядущего упадка режима ископаемого топлива будут сопровождаться спадом быстрого роста населения, превращая следующие десятилетия в игольное ушко: если общества и человечество (как единое целое) смогут осуществить переход к 2050 году без экологических коллапсов, то указанные вопросы со временем станут менее острыми.
Современная эпоха, начавшаяся с 1800-го года, помимо всего прочего, характеризуется двумя тенденциями: огромным ростом объемов потребления энергии (после столетий незначительного увеличения) и невероятным ускорением роста населения (после столетий небольшого или нулевого). Эти две тенденции были наиболее разрушительными для экологии Нового времени. Во времена Римской и Ханской империй на Земле проживало 200-300 миллионов человек. К XVI веку—возможно, 400-500 миллионов, а к XIX веку — возможно, 750 миллионов. Потом рост усиливался до исторической высшей точки где-то в 1965-70 годах, после чего стал слабее, хотя оставался очень высоким (по исторически меркам). Тем не менее демографы ожидают, что по разным причинам (среди которых урбанизация наиболее значимая) снижение рождаемости продолжится еще более быстрыми темпами, и к 2050 году население Земли достигнет наивысшей точки в 9 миллиардов человек. Если они правы, то один из основных источников проблем окружающей среды в прошлом и настоящем исчезнет. По крайней мере временно: непонятно, что может случиться в области демографических тенденций потом—спад, стабильность, попеременный рост и спад. Если тенденцией после 2050 года будет стабильность или постепенный спад, то экологические проблемы могут немного отступить. И если новый энергетический режим окажется более благоприятным для окружающей среды, чем предыдущий, что случится почти наверняка, то, наверное, можно будет говорить о начале новой эры в истории взаимоотношений человека с окружающей сре-
дой; той, в которой человечество будет гораздо менее разрушительным фактором и в которой общая бурность и суматоха истории окружающей среды утихнет.
Это светлое будущее вовсе не гарантировано. Опять-таки существуют нелинейные эффекты, и нет недостатка в вещах, из-за которых все может пойти наперекосяк. Кумулятивные эффекты нашего пребывания на Земле все равно будут ощущаться. Например, двуокись углерода, выпущенная сегодня в атмосферу, будет там оставаться в среднем следующие 80-100 лет и будет продолжать ловить солнечное излучение и нагревать планету и в 2080 году. Но тем не менее, если придет новый энергетический режим и если демографы правы, то именно следующие 40-50 лет, видимо, будут самыми опасными.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Смогут ли современные государства и общества изменить свое поведение так, чтобы повысить свои шансы благополучно пережить следующие полвека? Смогут ли они избежать ригидности, которая подорвала уклад жителей острова Пасхи и норвежцев в Гренландии? Если выводы Даймонда верны, ответы на эти вопросы, вероятно, лежат в поведении элит, которые больше всех способствуют сохранению существующего положения вещей. Из-за эгоистичных сиюминутных интересов или идеологической (культурной) ограниченности они могут цепляться за статус-кво и повышать вероятность наступления некого коллапса. Они могут не заметить, что, как сказал один аристократ другому во время революции на Сицилии в известном романе Лампедузы «Леопард»: «Раз мы хотим, чтоб все осталось как есть, нужно, чтобы все изменилось».
За последние два столетия человечество стало аристократией биосферы, живущей в привилегированном положении отчасти благодаря наследию из далекого прошлого (ископаемое топливо), а отчасти за счет других существ. Чтобы сохранить этот наш статус, потребуется, во-первых, признать основополагающий факт, что
положение дел в экологии должно измениться, а во-вторых, позволить этому совершиться. Возможно, это не обязательно делать в ближайшие шесть месяцев или даже в ближайшие шесть лет, поэтому привлечение внимания политиков и общественности к этим фундаментальным вещам остается непростой задачей. Вероятно, на это способны только мудрые государи и благоразумные граждане, описанные Макиавелли. Остальные же слишком увлечены сиюминутными заботами. Тем более отрадно, что столь читаемому автору, как Даймонд, удалось обратить внимание на роль экологической нестабильности в наступлении упадка и коллапса, а также на то, как важны мудрость, гибкость и сдержанность, если мы хотим избежать их.
Литература
1. О природе и культуре экологической истории // Человек и природа: экологическая история /под общ, ред. Д. Александрова, Ф.-Й. Брюг-гемайера, Ю. Лайус. СПб.: Издательство ЕУСПб: Алетейя, 2008. С. 23-83.
2. The Atlantic Empires of France and Spain: Louisbourg and Havana, 1700-1763. Chapel Hill: UN С Press, 1985 (Атлантические империи Франции и Испании: Луисбург и Гавана, 1700-1763).
3. The Mountains of the Mediterranean World: An Environmental History. New York: Cambridge University Press, 1992 (Горы средиземноморского мира: географическая история).
4. Something New Under the Sun: An Environmental History of the 20th-century World. New York: Norton, 2000 (Кое-что новое под солнцем: экологическая история мира в XX веке).
5. The Human Web: A Bird’s-eye View of World History. New York: Norton, 2003 (co-authored with W. H, McNeill) (Человеческая сеть; взгляд на мировую историю с высоты птичьего полета [в соавторстве с Уильямом МакНилом]).
6. Mosquito Empires: Ecology and War in the Greater Caribbean, 1640-1914. New York: Cambridge University Press, 2010 (Империи москитов: экология и война в Карибском регионе, 1640-1914)
John Maknil
WHETHER ENVIRONMENT THREATENS US?
Summary: Article represents the review of JaredDaymond’s book «Collapse: why one societies survive, and others die».
Keywords: social development of society, education role in environment preservation.
