УДК 343.2/.7
DOI 10.51980/2542-1735_2022_4_152
Вадим Владимирович ХИЛЮТА,
доцент Гродненского государственного университета имени Янки Купалы, доктор юридических наук, доцент
tajna@tut.by
УГОЛОВНОЕ ПРАВО В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН
ŒIMINAL LAW IN THE AGE OF CHANGE
В статье раскрываются особенности современной уголовно-правовой политики и анализируются основные тенденции развития уголовного права. Существенное внимание уделено закономерностям трансформации учений о преступлении и наказании в уголовном праве, а также проблемам диверсификации уголовного права. Акцентируется внимание на том, что в настоящее время происходит де-глобализация уголовного права и основной акцент уголовно-правовой охраны смещается в сторону безопасности государства.
The article reveals the features of modern criminal law policy and analyzes the main trends in the development of criminal law. Significant attention is paid to the patterns of transformation of the teachings on crime and punishment in criminal law, as well as the problems of diversification of criminal law. Attention is drawn to the fact that currently there is a de-globalization of criminal law and the main emphasis of criminal law protection is shifting towards the security of the state.
Ключевые слова: уголовное право, уголовная политика, преступление, наказание, предмет, метод уголовного права.
Keywords: criminal law, criminal policy, crime, punishment, subject, method of criminal law.
Парадигмальная концепция сегодняшнего мира, развивая новые формы функционирования общества и одновременно устанавливая запреты в социальных отношениях, требует обоснования и соответствующего осмысления. С другой стороны, эпоха неолиберализма и глобальных институтов управления обществом всегда старалась низвергнуть государство, отодвинуть его на второй план, вынося на первый рынок и его саморегулирование. Здесь процесс саморегуляции является главной доминантой во всех сферах общественной жизни и во всех социальных отношениях, включая право. Это обусловлено элементами диспозитивности,
плюрализмом взглядов и идей, постмодернистской методологией проведения научных исследований и разработкой основ тотального реформирования законодательства. Данные тенденции характерны и для продолжающего сохранять консервативность уголовного права, однако в последнее время они существенным образом начинают смещать акцент.
Глобальная смена существующих парадигм пока еще не наступила, однако уже сегодня очевидны определенные тенденции и закономерности развития самого уголовного права. Вот здесь и возникает вопрос о роли уголовного права при смене концепций политического и общественного развития, пере-
хода к постиндустриальному информационному обществу и его деглобализации [подр.: 7]. А именно: будет ли оно (уголовное право) оставаться публичной отраслью или больше вбирать в себя диспозитивные элементы и частноправовые начала, подчиняясь логике единых унифицированных стандартов и приоритету международного права над внутригосударственным?
В основе сегодняшнего уголовного права лежат идеи, заложенные еще в эпоху Реформации и Просвещения. Именно они определили классические основы школы уголовного права и основные концептуальные подходы к таким извечным институтам, как преступление и наказание, принципам построения уголовно-правовых норм и реализации института уголовной ответственности. Дух просветительства сформулировал важные постулаты о том, что само преступное деяние включает в себя внутренние душевные процессы и проявление этих процессов вовне. Соответственно, государство не может наказывать человека за мысли и его намерения, ибо нет преступления без указания на то в законе. В основе уголовно-правового возмездия лежит идея неотвратимости наказания, а не его жестокости. В этой связи уголовный закон, как результат законодательной деятельности, стал исходным предметом уголовного права, составляет основу его догматического толкования и продолжает оставаться таковым по настоящее время. Именно преступление и наказание уже долгое время составляют предмет уголовного права.
Тем не менее вопрос о понимании того, что такое преступление, в настоящее время приобретает особые формы и значение. И дело даже не в том, должно ли данное фундаментальное понятие отражать общественную опасность и противоправность, проблема состоит в другом, в сущностном определении того, что мы именуем самым опасным деликтом в государстве, каковы аспекты его соотношения с иными правонарушениями и каким образом наполняется содержание самого понятия «преступление». Отсюда и вытекают вопросы о значении того, что же представляет собой деяние как базовый при-
знак преступления, должно ли преступление содержать указание на виновность и наказуемость, а если это так, то тогда в чем отличие преступления от состава преступления и каково предназначение последнего института в общем посыле о том, что мы именуем преступлением.
Более того, введение института административной преюдиции в уголовное законодательство поднимает на новый уровень вопрос о качественных признаках преступного деяния и необходимости его рассмотрения в широком смысле (в трилогии «преступление
- проступок - правонарушение»). Понимание вины и виновности указывает на возможность привлечения к уголовной ответственности корпоративных образований, которые являются субъектами уголовной ответственности (но не преступления). Соответственно, при такой постановке вопроса смещаются сами акценты в значении фундаментальных признаков для общего понятия «преступление», а наказание сменяется мерами уголовно-правового воздействия. Если это так, тогда наказание уже не может являться тем признаком преступления, о котором мы сегодня ведем речь и на который указывает законодатель.
Сказанное говорит о том, что классические каноны школы уголовного права подвергаются не просто корректировке, но базисному слому. Важно только попытаться разглядеть, что стоит за этим и на что произойдет замена. Однако согласимся с тем, что такая замена не может состояться в одночасье, это не произойдет спонтанно и завтра. Но сегодня мы можем видеть тенденции и некие общие закономерности в формулировании основ понимания того, что мы будем именовать преступлением.
Итак, в настоящее время преступление
- это юридический факт уголовного правоотношения, и это всегда деяние, которое обладает рядом признаков. И в данном ракурсе вопрос может состоять только в том, какое значение имеет тот или иной признак, может ли он поглощаться другим, целесообразно ли давать развернутый перечень этих признаков применительно к деянию и т.д., но то, что преступление - это определенное опасное
Ё Вестник Сибирского юридического института МВД России
поведение, которое и подлежит наказанию, по сути своей остается неизменным. Означает ли сказанное, что уголовное право оказалось вне эпохи и вне времени, и понятие того, что именовать преступлением является незыблемым и фундаментальным? Неужели уголовное право и его базовые институты о преступлении и наказании так и останутся неизменными и устоят под натиском тотальной цифровизации и глобализации права?
Вместе с тем нормативное определение понятия «преступление» и выводимые из него признаки не в полной мере отражают объективную реальность. И если мы ведем речь о преступлении, то представляется, что основный акцент все-таки должен быть сделан не на деянии, как это имеет место сегодня (преступление - это деяние, которое характеризуется...). Преступление всегда связано с тем, что нарушаются, прежде всего, установленные правила поведения и в результате этого причиняется вред (или есть вероятность причинения такого вреда) определенным отношениям (а равно благам, социальным ценностям, лицам и т.п.). Поэтому если в результате определенного нарушения установленных правил не причиняется вред (чему-либо или кому-либо), то мы не можем говорить о том, что в результате акта человеческого поведения, пусть даже этот акт и связан с нарушением установленных правил, совершается деяние, которое мы именуем преступлением. Преступление - это негативное отношение виновного лица к установленному порядку поведения в обществе. Таким образом, суть преступления состоит в том, что нарушается установленный порядок и в результате этого причиняется вред.
Специфика уголовно-правовой охраны предполагает то, что противоправные деяния совершаются субъектами общественных отношений внутри самих общественных отношений, а не за пределами этих отношений. Правовое регулирование общественных отношений характеризуется тем, что различные отрасли права, имея свой предмет, метод и функциональную составляющую, предусматривают порядок поведения лиц и совершаемых ими действий в определенной сфере.
Уголовное право, будучи публичной отраслью, охраняет общественные отношения от преступных посягательств различных участников этих отношений, осуществляющих свою деятельность внутри этих отношений и имеющих своей целью удовлетворение материальных и нематериальных благ.
В этой ситуации акт преступного посягательства (акт человеческого поведения) направлен на ядро общественных отношений - те социальные блага (материальные или нематериальные) или интерес, а равно действия иных лиц, которые лежат в основе структуры общественных отношений. Поэтому деяние не посягает на общественные отношения, так как оно находится внутри самих общественных отношений и может быть как правомерным, так и неправомерным, но если говорить о преступлении - такое деяние непременно нарушает установленный порядок (правопорядок), где совершаются определенные действия внутри сложившихся и нормативно закрепленных общественных отношений.
Значит, как отмечает Н.А.Бабий, деяние оценивается как преступление не само по себе, а именно в связи с производимым общественно опасным воздействием на средо-вое окружение, в связи с производимыми в окружающей среде общественно опасными изменениями [2, с. 348]. Однако если мы преступлением признаем исключительно деяние, то такое определение всегда будет носить условный (или крайне узкий) характер. Преступление не есть исключительно общественно опасное деяние. Деяние может быть общественно опасным, но не преступным, потому что оно не несет в себе заряд причинения вреда.
Следовательно, при определении акта человеческого поведения в рамках преступления должны описываться составные части структуры данного системного образования. При такой постановке вопроса фундаментальный признак преступления для постсоветских стран - общественная опасность -больше не будет диктовать формирование сущности и содержания центрального института для уголовного права - преступления и определять формы развития уголовного пра-
ва. На наш взгляд, общественная опасность - не свойство поведения или исключительно деяния. Общественная опасность есть свойство деятельного человека, ибо деятельность «неотделима от субъекта, производна от него и воспринимается окружающими как проявление его внутренних психических качеств, отношение к существующей системе социальных ценностей» [4, с. 141]. И вопрос здесь с формальной точки зрения просто сводится к тому, что мы наказываем «голое» деяние, а не деяние человека. Преступление это не просто деяние, а акт человеческого поведения. Понимание общественной опасности как вредоносности деяния уже ничего нового не дает, и переосмысление данной категории в новых реалиях ничего не привносит в уголовно-правовую доктрину. Смысл же уголовно-правового воздействия состоит в том, что ответственности подвергается конкретное лицо и мера уголовно-правовой репрессии должна отождествлять реально проявившуюся степень общественной опасности человеческой личности. Поэтому преступление не может подлежать наказанию, так как наказывается всегда лицо, совершившее это преступление. В этой связи законодательные предписания уголовного права не в полной мере отражают социальную реальность, так как последняя зачастую подменяется нормативной догмой.
Наказание в уголовном праве. Преступление и наказание долгое время образуют предмет науки уголовного права и вокруг этих фундаментальных категорий строятся уголовно-правовые институты, формируется специфический метод уголовного права. Однако нельзя не заметить того обстоятельства и не придавать ему никакого значения, что в настоящее время правовое регулирование общественных отношений коренным образом пересматривается и модифицируется в различные его формы.
Как отмечают исследователи, противоречивое совмещение различных подходов к пониманию сути и социального предназначения уголовного права в полной мере проявляет себя в современной уголовно-правовой политике. И это отчетливо выражается
в многочисленных рассогласованиях базовой концепции уголовного наказания (вокруг и на основе которой должен строиться каркас уголовного права) [1, с. 9]. В связи с этим становится все очевиднее, что воздействие на преступность не может сводиться исключительно к наказанию, к изоляции лица, ограничению (или лишению) его прав и свобод, возмездию за содеянное. Эти типичные формы воздействия, действительно, сохраняют актуальность, но и они начинают трансформироваться под влиянием тех процессов, которые происходят в современном мире. Помимо классических институтов наказания речь идет не просто об уголовно-правовых мерах воздействия, а о тех его элементах, которые предусматривают тотальный контроль над человеком, воздействие на его психику.
Институт наказания в этом случае не совсем применим и не отвечает целям и стратегии новой уголовно-правовой политики, так как, по утверждению М.В. Бавсуна, «мы по-прежнему боремся с последствиями совершаемых преступлений, продолжая игнорировать собственно лицо, которое допустило общественно опасное поведение» [3, с. 572]. Во многом такая ситуация связана с тем, что уголовное право оценивает не человека, совершившего противоправное поведение, а его деяние.
Таким образом, сегодня вопрос стоит в выборе средств воздействия на преступность и их допустимости. То есть предлагается воздействовать не только на лиц, которые уже совершили противоправный акт, но и на тех, которые потенциально способны совершить преступление. А это уже не что иное, как применение мер безопасности, и в русле продвигаемой сегодня идеи о том, что уголовное право должно на первом месте ставить перед собой задачу безопасности общества и государства, эта мера (социальной защиты) не выглядит такой радикальной. В этом отношении нам предлагают перенять последние достижения западных стран, где вопрос о принуждении смещается в плоскость психолого-физиологического воздействия на преступника, однако не в плане влияния на его психику за счет применения суровых и крайне репрес-
сивных мер воздействия, а в контексте влияния на сознание осужденного, у которого не остается выбора под воздействием реализуемых способов предотвращения новых преступлений [3, с. 574].
В этой парадигме идея безопасности общества и государства требует расширения предмета и метода уголовного права, разнообразия форм и методов воздействия на лиц, совершивших преступление. И в данном вопросе элемент целесообразности и прагматичности перевешивает все, независимо от того, посчитаемся ли мы в дальнейшем правами человека, справедливостью, гуманизмом и т.д. Собственно говоря, целесообразность и предопределяет сегодняшнее представление о том, какое поведение является общественно опасным и заслуживает ли оно наказания. Соответственно в этой плоскости преступность рассматривается как угроза безопасности, и меры воздействия на нее могут быть различными. Одного института наказания здесь явно недостаточно, потому что наказание характеризует последствие, а сегодня бороться с преступностью необходимо иным образом, можно сказать, играя на опережение, где и могут быть задействованы уголовно-правовые меры воздействия. Вопрос только состоит в том, что мы будем вкладывать в объем данного понятия и чем наполнять такие меры. А это уже сфера не только уголовного права, потому что дилемма здесь заключается в возможных пределах управления обществом и человеком в целом.
Таким образом, применительно к институтам о преступлении и наказании составляющие положения доктрины уголовного права и законодательства должны находиться в социальной реальности, отражать закономерности человеческого поведения, а равно те способы и цели, которые реально достижимы и соответствуют предмету уголовно-правового регулирования.
Диверсификация уголовного права. Итак, как видно, в настоящее время происходит диверсификация уголовного права. Зачастую уголовное право превращается в чрезвычайную меру, единственно способную регулировать общественные отношения
в нестандартных условиях. В этом своем качестве оно имеет экстраординарный характер, непопулярность которого нивелируется степенью опасности возможной угрозы. Как видно, происходит изменение охранительной и регулятивной функций уголовного права. Но что за этим кроется? Если мы ведем речь о том, что обновление содержания уголовного права покоится на стандартах либерального подхода, который берет за основу идею тотального контроля и поддержания эффективности действия уголовной юстиции посредством инструментального применения функций о преступлении и наказании, то это «одна сторона медали». Другая же заключается в том, что серьезные вызовы социальным системам жизнеобеспечения и безопасности не только человека, но и государства вынуждают нас переосмысливать социальные и правовые подходы к пониманию того, что такое преступление и какова реакция общества на его совершение.
В этой плоскости можно сказать, что при тотальной трансформации общественных отношений, которая уже имеет место сегодня, уголовное право пока еще «держит оборону», и пока его центральные понятия не подвергаются существенной верификации. Однако на самом деле это не совсем так, и сквозь призму законодательных новелл и постоянно меняющейся правоприменительной практики можно увидеть первые закономерности преобразования института о преступлении, формулирование идей о том, что наказанию подлежит не только деяние, но и сам деятель, свобода воли больше не является краеугольным принципом личной виновной ответственности, и уголовной ответственности должны подлежать не только физические лица, но и лица юридические (корпоративные образования). Соответственно, при неизменной трансформации уголовно-правовых категорий будут пересматриваться методы воздействия на преступность.
Порой складывается такое ощущение, что мы не знаем: что и как менять, но интуитивно эта мысль держит наши умы. И на деле оказывается, что системность уголовного права подавляется за счет его чрезмерной регламента-
ции. Однако при отсутствии стабильности в общественных отношениях нельзя требовать от уголовного права сверхъестественного, так как пока непонятны сами процессы и суть происходящих в обществе изменений и их глубина.
Поэтому уголовное право пока существует в этой неопределенности, и, как отмечает в этой связи В.М. Хомич, базовые уголовно-правовые законоположения «ориентируют общество на отказ от назначения уголовного закона (уголовного права) как равнозначного с другими отраслями права средства правового регулирования (разрешения) социальных коллизий и конфликтов, на признание охранительной функции уголовного закона в качестве исключительного средства защиты безопасности человека, его прав и свобод, экономических и социальных отношений, национальной государственности на принципах верховенства (приоритета) прав человека» [8, с. 38]. Однако, представляется все же, что не права человека должны лежать в фундаменте уголовно-правовой охраны, а идея безопасности, и именно безопасности государства. Этот постулат сегодня доминирует в проводимой государством уголовно-правовой политике и является его лейтмотивом.
Уголовное право в этой части имеет обеспечительную функцию, оно не способно развивать, реконструировать общественные отношения, ибо это прерогатива иных отраслей права. Но здесь важно то, чтобы уголовное право, задействуя свой механизм регулирования, создавало условия для развития новых и уже существующих отношений, обеспечивая их безопасность. Наряду с этим есть и определенный риск перерастания классического уголовного права в «превентивное», так как за феноменом безопасности всегда скрывается избыточная криминализация общественных отношений, трансформация уголовного права и наделение его функцией ординарного средства регулирования общественных отношений.
Вместе с тем сегодня трансформация самого уголовного права вкупе с технологизацией социальных отношений и информатизацией общественной жизни влечет неопределен-
ность уголовно-правового регулирования, так как непонятны пределы допустимого влияния и сферы действия уголовного закона. Идея безопасности общества и государства может не иметь четких границ, и здесь всегда есть угроза выхода за пределы разумного и естественного. Все дело в том, что по мере развития новых технологий объективно сужается пространство человека и право все больше вторгается в частную жизнь, и такая частная жизнь человека становится недопустимо прозрачной. В данном случае важно найти разумный баланс между безопасностью общества и государства, а равно отдельных лиц и личным пространством человека.
Таким образом, современное состояние отечественного уголовного права характеризуется несколькими концептуальными противоречиями, которые пересекаются еще со времен советской школы уголовного права, но полностью не совпадают с глубинными процессами модернизации существующих общественных отношений. И все это обусловлено, на наш взгляд, тем, что уголовное право не подчинено генеральной идее, в соответствии с которой и должно развиваться само уголовное законодательство.
Заметим, что гносеологическое понимание уголовного право разнородно, имеет свои векторы развития, идеологическую составляющую, но в основном сводится к двум принципиальным моделям его социального предназначения: уголовное право либерального и утилитарного типа. Первая модель (либеральная) основывается на том, что в основе уголовного права лежит сам человек, и уголовное право призвано охранять человека от неоправданного произвола со стороны государства, защищать интересы общества в целом, ограничиваясь минимальной криминализацией общественных отношений и поддержанием оптимального баланса между свободой всех и каждого. Здесь в основе лежит постулат о свободе усмотрения индивида, и основанием уголовной ответственности выступает вина определенного лица, совершившего противоправное деяние. Человек морально ответственен за свое поведение. Принцип индивидуальной автономии («мо-
ральной злобности») предопределяет цель наказания, которая состоит в предупреждении преступлений и возмещении причиненного вреда. Вторая модель (утилитарная) берет за основу формальные предписания закона, где идея безопасности общества и государства является доминирующей. Совершая преступление, человек в первую очередь нарушает установленный запрет и причиняет вред кому- или чему-либо. Защита общественного интереса составляет основу наказания и его целью является воздание и исправление виновного лица. В такой модели борьба с преступностью основана на поддержании установленного правопорядка и защиты государства, обеспечения его безопасности от различного рода угроз. Отсюда вытекает постулат о коллективном (государственном) осуждении различных форм негативного (аморального) поведения.
И чтобы мы ни говорили, сегодня уголовное право в своей основе сохраняет репрессивную сущность воздействия на преступления и преступников. Оно объективно ограничено в выборе средств социального переустройства и может использовать лишь наиболее острые, корректирующие средства для минимизации социальных девиаций (в частности, речь идет о наказании). И в этом своем качестве уголовное право не столько моделирует идеальную справедливость, сколько закрепляет и восстанавливает социальный порядок, отвечающий интересам создающих это право социальных сил. Уголовное право стремится к восстановлению того порядка вещей, который был утвержден на момент совершения преступления и который детерминировал сам факт совершения противоправного деяния. Таким образом, как отмечают А.А. Толкаченко и Ю.Е. Пудовочкин,
оно стремится к закреплению существующего statys quo [5, c. 242].
Каковы перспективы? Итак, действующее уголовное право, с одной стороны, является инструментом в деле разрешения не только всевозможных конфликтов, проводимой политики в экономике и социальной сфере, но и глобальным регулятором международного порядка. С другой стороны, уголовное право прямым образом оказывает влияние на социальные отношения и сознание общества.
Существующие тенденции развития общественных отношений состоят в том, что человечество смещает акценты с тотальной глобализации всех сфер общественной жизни на региональное развитие, защите и безопасности государства, в первую очередь. Отсюда неизбежны институциональные преобразования, суть которых будет заключаться в преломлении собственных интересов, их защиты и понимании того, что есть преступление и наказание, какие меры воздействия являются оптимальными и эффективными, каковы пределы уголовно-правового регулирования и сферы действия уголовного права в конкретных условиях места, времени и обстановки.
Очевидно, что в ближайшем будущем мы столкнемся с дилеммой переоценки принципов развития уголовного права и переформатированием его классических основ в цифровую эру [подр.: 6, c. 218]. В этом смысле глобальная инструментализация уголовного права только начинается, однако она имеет уже совсем иные задачи. И эта компания пройдет в духе безопасности национальных интересов государства и его граждан, где речь будет идти о деглобализации права и его инструментов.
Библиографический список
1. Бабаев, М.М. О необходимости разработки и принятия концепции развития уголовно-правовой политики / М.М. Бабаев, Ю.Е. Пудовочкин // Уголовное право. - 2022. - N 3.
2. Бабий, Н.А. Учение о структуре и составе преступления / Н.А. Бабий. - М., 2019. - Кн. 1.
3. Бавсун, М.В. Проблемы определения содержания предмета и метода уголовного права в условиях современной концепции развития общественных отношений / М.В. Бавсун // Всероссийский криминологический журнал. - 2020. - Т. 14. - N 4.
4. Гонтарь, И.Я. Парадигмы в уголовном праве и реальность / И.Я. Гонтарь // Правоведение. - 2002. - N 6.
5. Толкаченко, А.А. О конкретизации универсального принципа справедливости в уголовном праве / А.А. Толкаченко, Ю.Е. Пудовочкин // Yearbook. Human rights protection. The right to human dignity. - 2020. - N 3 (Novi Sad).
6. Хилюта, В.В. Глобальная инструментализация уголовного права / В.В. Хилюта. - М., 2020.
7. Хилюта, В.В. Философия неолиберализма и уголовная ответственность должностных лиц / В.В. Хилюта // Философия права. - 2021. - N 1.
8. Хомич, В.М. Что надо ждать от уголовного права (небольшие очерки из авторского обозрения уголовного права) / В.М. Хомич // Уголовная ответственность: научная школа В.М. Хомича : сборник материалов круглого стола. - Минск, 2021.