CC BY
209
УДК 343 DOI 10.24412/2073-0454-2021-1-123-128
ББК 67 © В.В. Хилюта, 2021
Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
ЦИФРОВОЕ ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИЕ УГОЛОВНОГО ПРАВА
Вадим Владимирович Хилюта, доцент кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики, кандидат юридических наук, доцент
Гродненский государственный университета имени Я. Купалы (230020, Республика Беларусь, Гродно, ул. Ожешко, д. 22) E-mail: tajna@tut.by
Аннотация. Рассматриваются глобальные вопросы трансформации уголовного права в цифровую эпоху. Ставится вопрос о соотношении уголовного права и цифровизации, необходимости смены существующих парадигм и замены постулатов классической школы уголовного права. Обосновывается положение, что никакой цифровизации уголовного права не существует, имеется лишь насущная конъюнктура в деле модернизации существующих правовых институтов.
Ключевые слова: уголовное право, цифровизация, преступление, цифровые права, трансформация права.
DIGITAL REFORMATTING OF CRIMINAL LAW
Vadim V. Khilyuta, Associate Professor of the Department of Criminal Law, Criminal Procedure and Criminalistics, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor
Grodno State University named after Ya. Kupala (230020, Republic of Belarus, Grodno, ul. Ozheshko, d. 22) E-mail: tajna@tut.by
Abstract. Global issues of the transformation of criminal law into the digital age are being considered. The question is raised about the relationship of criminal law and digitalization, the cost of changing existing paradigms and replacing the postulates of the classical school of criminal law. It was justified that there was no digitalization of criminal law and that there was only an urgent situation in the modernization of existing legal institutions.
Keywords: criminal law, digitalization, crime, digital rights, transformation of law.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Хилюта В.В. Цифровое переформатирование уголовного права. Вестник Московского университета МВД России. 2021 ;(1): 123—128.
Пожалуй, сегодня уже стало аксиомой, что современное общество нуждается в новых вызовах и радикальных трендах. Глобализация общественно-политической и социальной жизни выдвинула на передний план идею тотальной цифровизации, которая по сути дела представляет собой глобальный процесс трансформации общества в рамках всего человечества. Проникновение новых технологий во все сферы жизнедеятельности социума поставило вопрос о смене существующих парадигм и целевых установок.
Не оказалось в стороне этого процесса и право, которое должно регулировать по определению новые и уже вполне сложившиеся отношения в стремительно меняющемся обществе. Однако, в данном случае вопрос заключается не в том, что право должно выстраивать посредством конструирования определенных норм некие стандарты и правила поведения. Сегодня он (вопрос) ставится совсем иначе. Глобальная цифровизация выдвигает на повестку дня проблему переформатирования права и под-страивания именно права под электронные техно-
логии. При этом, надо сказать, что практически все отрасли права подвержены данному процессу, причем даже наиболее консервативные, а именно такие как, например, уголовное право. По этому поводу в литературе все чаще стали звучать голоса о необходимости модернизации уголовного права в цифровую эпоху.
В этой связи уже, наверное, «фигурой речи» становятся утверждения о том, что действующее законодательство не в полной мере отвечает современным реалиям и не всегда может обеспечить адекватную уголовно-правовую охрану новых общественных отношений в условиях цифровизации экономики. Поскольку же эффективная экономическая активность граждан и организаций в формате цифровой экономики определяется законодательством, государственными стратегиями, программами и целями, существенный экономический рост во многом зависит не только от инвестиций в наукоемкие проекты, но также от степени информационной безопасности экономической деятельности [11, с. 115]. Иначе говоря, уровень безопасности стал изме-
ряться формулой внедрения цифровых технологий в матрицу уголовного права.
Суть проблемы, по мнению специалистов, заключается именно в том, что в существующем гибридном мире как пространстве слияния реального и виртуального миров, отличающемся возможностью совершения любых необходимых для человека действий, включая противоправные (преступные), происходит трансформация их первичных форм из реальных в виртуальные. В этом случае, как указывается, последние объективно выходят из-под фактического контроля, а виртуального уголовного права для них не существует [5, с. 92]. Поэтому главной причиной киберпреступности и необходимости реформирования всей уголовной отрасли, а также прикладных наук принято считать революционность, инновационность цифровых технологий и поэтапное их внедрение во все сферы жизнедеятельности человека. Роботизация, криптовалюта, блок-чейн, облачные технологии, искусственный интеллект, цифровизация социальных и деловых коммуникаций и прочие элементы пост-компьютерной эпохи воспринимаются как отказ от традиционности и переход к новым правоотношениям, которые, прежде всего, уже не могут «втиснуться» в рамки доктрин классической школы уголовного права [4, с. 102].
Отсюда и выводится положение о том, что существующее уголовное право, нацеленное на традиционные форматы общественно опасного деяния, не может адекватно реагировать на происходящие трансформации в цифровую эпоху, и не способно отформатировать в своем ключе новые «цифровые образы уголовно-наказуемых деяний». Поэтому, в таком аспекте специалистам представляется, что единственно приемлемым способом достижения целей уголовного права в условиях цифровизации преступности должна стать цифровизация самого уголовного закона, т.е. включение его самого в информационно-технологическое пространство виртуального мира [5, с. 94]. Другими словами, правоведам совместно с 1Т-сообществом предлагается создать цифровой антикриминальный ресурс («уголовно-правовой ресурс обеспечения безопасности в сфере информационных технологий»), который бы позволил на основе общего «цифрового закона» переформатировать уголовно-правовой цикл законодательства [2, с. 38-39].
Безусловно, цифровые технологии в уголовном праве необходимо развивать в целях его устойчивого развития, закрепления уровня безопасности общества и адекватного отражения качественных ха-
рактеристик преступности в уголовно-правовых инструментах. Однако, если мы констатируем данный факт, то непременно возникает вопрос о целях и средствах данного процесса и методах его реализации. Иначе говоря, переводя вопрос из метафизической реальности в чисто практическую плоскость, строить ответ необходимо будет совсем иначе: а именно как это будет происходить и в чем сущность такой цифровизации уголовного права? В рамках поставленного вопроса идея цифровизации уголовного права состоит в необходимости нормализации содержательного элемента уголовно-правовой материи. На деле же все это сводится к ряду предположений, которые в сущностном (практическом преломлении) плане включают в себя ряд аспектов:
а) предварительный сбор и оценку криминологической информации о состоянии киберпреступно-сти и использование существующих цифровых технологий обработки больших данных;
б) «оцифровка» данных по уголовным делам, материалам об административных правонарушениях, материалах об отказе в возбуждении уголовного дела и т.д. с целью направления их в единую информационную базу данных о киберпреступности;
в) цифровизация информации правового характера, массива данных в уголовно-правовой сфере, создание интернет-баз уголовного права;
г) проведение цифрового анализа текста действующего уголовного закона с помощью разработанных программ искусственного интеллекта на предмет выявления и устранения в нем несоответствий, логических ошибок и т.п.;
д) алгоритмизация существующей системы правил квалификации преступлений и разработка цифровой теоретической модели квалификации противоправных деяний правоприменительными органами, а также пошаговых действий работников органов прокуратуры, суда, следствия;
е) семантическое описание противоправности деяния и определение его общественной опасности, ранжирование системы наказаний, уголовно-правовых санкций и правил назначения наказаний [5; 6].
Таким образом, цифровизация уголовного права — это, по сути дела, приведение уголовного закона в формат, обеспечивающий возможность его машинной обработки. С этой точки зрения, она должна будет повысить качество уголовно-правовых институтов, обеспечить исчислимость целей уголовного права, а также повысить эффективность уголовно-правового воздействия на лиц, совершивших преступление. Здесь основной тренд состоит в том,
^¡¡^ ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ ^¡¡^
что посредством цифровизации уголовного права будет решена задача (правда, опосредованно) стандартизации уголовно-правовой материи, описания элементов состава преступления, форм уголовной ответственности, размеров и видов наказания [9, с. 100].
Однако, зададимся вопросом: что принципиально нового вносит такая цифровизация в лоно уголовно-правовой материи? Процесс «оцифровки» различных текстов не придаст особого значения и не сумеет снять насущные проблемы. Они все равно останутся таковыми и никакая виртуальная реальность не заменит реального положения дел. Отчасти это мы уже можем наблюдать сегодня на примере информатизации законодательства. Алгоритмизация процесса квалификации давно общеизвестна, однако и по настоящее время не решена эта фундаментальная проблема, и на то есть свои причины.
Представляется все же, что в обозначенном контексте нужно выделять две составляющие, которые функционально расставляют приоритеты в вопросе цифровизации уголовного права и на бытийном уровне позволяют увидеть точки соприкосновения уголовного права с новой реальностью и необходимостью трансформации своих институтов.
Во-первых, уголовное право, действительно, не может оставаться в стороне от происходящих процессов и не участвовать в трендах цифровизации. С этим аргументом, пожалуй, никто спорить и не собирается. Тем не менее, роль цифровизации не следует преувеличивать. Цифровизация это всего лишь вид давно известной информатизации, и представляет собой инновационную деятельность по переводу информации в цифровой вид при помощи новых технологий (в первостепенном значении речь идет о кодировании).
Однако, коль скоро мы признаем за уголовным правом императивную составляющую и во главу угла ставим его фундаментальную охранительную функцию, то вряд ли здесь мы можем делать укор в сторону не достижения целей, стоящих перед уголовным правом. В этой связи можно приводить многочисленные примеры формулирования новых уголовно-правовых запретов и конструирования специфических признаков, которые уже по определению смещают акценты в вопросе уголовно-правовой охраны новых — цифровых (телекоммуникационных, компьютерных и т.п.) отношений. И уголовное право здесь не может идти впереди «телеги», потому что если новые отношения еще не сложились и не понятно о чем вообще идет речь, то и формулировать запрет в этой области весьма чревато.
Вряд ли в этом отношении можно согласиться с мнением авторитетных криминалистов, которые указывают, что выбранный «законодателем путь конструирования ставов преступлений, направленных на противодействие преступлениям в информационной сфере, всегда будет страдать запаздыванием, про-бельностью и неспособностью охватить все возможные общественно опасные деяния и их последствия» [1, с. 155]. Тем не менее, сегодня вопрос не стоит в количестве обновленных составов преступлений, призванных охранять общественные отношения в области 1Т-технологий, а заключается в обратном: насколько гибки действующие уголовно-правовые механизмы к воздействию на новые вызовы и можно ли использовать существующий арсенал уголовно-правовых средств к мимикрирующим способам совершения преступлений. Поэтому, прежде чем формулировать тот или иной запрет, следует выявить закономерности и особенности функционирования общественных отношений в конкретной сфере (цифровой, информационной и т.д.) с тем, чтобы исключить принятие произвольных и хаотичных решений. Перепроизводство уголовно-правовых норм, даже с учетом наметившейся цифровизации, вряд ли будет способствовать единообразию применения уголовного закона и его стабильности. Здесь очень важно сохранить баланс между уголовно-правовым запретом и императивными правилами регулирования общественных отношений.
Следует согласиться в этом отношении с Е.А. Рус-скевичем, который правильно обращает внимание, что приспосабливание уголовного закона к условиям информатизации и цифровизации не должно быть связано с конструированием многочисленных «виртуальных копий», «цифровых двойников» традиционных уголовно-правовых запретов. Такая модернизация уголовного законодательства неминуемо приведет к избыточному дублированию его положений, порождению значительного количества норм, конкурирующих между собой исключительно по причине разграничения реального и виртуального сегмента в праве [7, с. 147].
Таким образом, цифровизация сегодня наглядно иллюстрирует проблему искусственного определения правовой уникальности цифровых технологий для уголовного права, уделяя пока что пристальное внимание детализации объекта, предмета и способа преступного посягательства, и предлагая на этой основе проводить дифференциацию ответственности. Между тем, излишнее умножение сущностей, вызванное концентрацией внимания ис-
ключительно на технологических подробностях тех или иных явлений, приводит к отказу от абстракции, являющейся неотъемлемым свойством системы советского и постсоветского уголовного права [4, с. 106]. Суть цифровизации уголовного права нельзя подменять установкой на казуальность и порождать тем самым фикцию.
В этой связи, если и вести речь о новых информационных (цифровых, компьютерных, телекоммуникационных) способах совершения преступлений, то нужно искать специфику данных способов, которые бы значительным образом отличались от уже имеющихся; речь идет о механизме совершения преступления (в широком смысле слова) и его своеобразии, что и требует формулирования новых уголовно-правовых запретов. Однако то, что мы видим сегодня — сталкинг, хейтерство, кардинг, фишинг, скиминг и т.п., кардинально не меняет самой сути преступления. Оно (преступление) как было, так и продолжает оставаться таковым в своих границах (причем реальных, а не виртуальных), меняются лишь частные элементы, способы осуществления противоправной преступной деятельности, и не более того. Иными словами, совершение обычного преступления с предметом, существующим лишь в цифровом измерении, не делает такое преступление цифровым. Говоря о цифровизации преступности и статики уголовного права, необходимо теперь искать сущности, которые бы отражали процесс проникновения цифровых методов и соответствующего информационного инструментария в механизм совершения преступления.
Суть же дифференциации уголовной ответственности в данном случае вовсе не заключается в том, чтобы развести материальное и нематериальное, реальное и виртуальное, абсолютное и относительное. Появление новых информационных способов совершения преступлений вовсе не свидетельствует о том, что такие способы представляют более существенную опасность, чем имеющиеся традиционные. Поэтому, так часто звучащие призывы к конструированию квалифицирующего признака «с использованием информационно-коммуникационных технологий» и придание ему особого отягчающего обстоятельства [8, с. 10] во многих традиционных составах преступлений, требует соответствующего обоснования именно на предмет того, насколько совершение данного ^-преступления повышает сегодня общественную опасность такого деяния. Нельзя в этой связи упускать из виду то обстоятельство, что информационные технологии в настоящее время стали данностью и большинство
граждан их успешно используют в своей деятельности, поэтому автоматически усиливать ответственность только лишь потому, что речь идет о цифровых технологиях и «цифровизации» уголовного права, нет оснований.
Во-вторых, тотальная цифровизация права и внедрение цифровых технологий в правоприменительную деятельность подымают вопрос о злоупотреблении цифровым правом и возможностью манипулирования поведением человека со стороны тех, кто осуществляет деятельность по криминализации общественно-опасных девиаций и организует непосредственный контроль за формулированием и проведением санкционного подавления расширяющегося криминального поля «новой преступности». Кроме того, цифровизация неминуемо влечет и усиление контроля над человеком, ограничением его личных прав.
Несомненно в этой связи, что, с одной стороны, цифровизация в будущем заставит пересмотреть саму модель государственного принуждения, но, с другой стороны, такая модель все равно остается в руках человека, поскольку именно он (а не робот или искусственный интеллект) осуществляет контроль и управляет процессом выбора оптимальной меры уголовно-правового воздействия на лицо, осуществившее деви-антное поведение, именуемое преступлением.
Кроме этого, всякое преступление индивидуально, и мы знаем, что по природе своей не может существовать двух абсолютно одинаковых преступлений. Поэтому машинным путем проверить уголовное право на предмет обоснованности привлечения лица к уголовной ответственности вряд ли удастся, поскольку заведомо исключается рациональный аспект. Компьютер является всего лишь вспомогательным элементом (средством) для человека, он не имеет чувственного и духовного опыта и вряд ли будет способен оценить конкретные правоприменительные ситуации (даже на основе имеющихся баз данных и запрограммированных решений) с учетом жизненного опыта человека, установить характер и степень общественной опасности совершенного деяния и выявить признаки преступления.
В такой ситуации виртуальный мир должен быть имплементирован в право и его механизмы регулирования, а не наоборот, потому как цифровые технологии ничего нового в понимании преступности и преступления не вносят, за исключением того, что позволяют с большей скоростью и в больших объемах «размножать не только добро, но и зло» [10, с. 106]. Цифровые преступления, как и цифровая экономика, это всего лишь новые явления в современном мире, не
имеющие самостоятельного значения и принципиального отличия от их прообразов (в данном случае права и экономики). Следовательно, все попытки замены человеческого измерения преступности на иные — цифровые, 1Т-технологии и т.п., должны быть отметены. Цифровизация — это всего лишь очередное средство для разрешения уголовно-правовых конфликтов и еще один конструктивный механизм борьбы с преступностью. Вопрос состоит только в том, каким образом новые технологии будут использоваться в уголовном праве и удастся ли их оптимальным и наиболее эффективным образом задействовать в новом человеческом (а не компьютерном) измерении понимания того, что есть преступление.
Если же говорить простым языком о феномене цифровизации уголовного права, то в настоящее время все это известные истины: шаблонное заполнение состава преступления и формулирования его признаков, алгоритмизация наказания и санкционного обеспечения, процесса квалификации преступлений, информатизации и т.д. Однако, несмотря на давно избитую тему, данный инструментарий пока оказался невостребованным, потому что он не в полной мере отражает социальную реальность и основную функцию уголовного права. Например, когда ведут речь об алгоритмизации квалификации преступлений, то перед его адептами встает вопрос: какие именно правила квалификации преступлений класть в основу? Вполне естественно, что такие правила разрабатывались в разное время и разными личностями и по сей день нет консенсуса по многим вопросам квалификации. И таких нюансов очень много, когда речь заходит о частностях цифровизации и конечном продукте данного действия. А самое главное — его эффективности и результативности.
Представляется все же, что сегодня еще не выработана целостная концепция того, как должно меняться уголовное право в эпоху цифровизации, должно ли оно адаптироваться к новым условиям информатизации или же наоборот, информационно-коммуникативные технологии следует внедрять в уголовное право и приспосабливать их к уже имеющимся институтам. Пока еще мы не знаем о специфике и масштабе проблемы и представления наши в этой области не систематизированы. А самое главное — нет четкого понимания того, как будет задействован механизм уголовно-правового регулирования в обозначенном контексте и сведется ли его задача лишь к расширению предметной области объекта уголовно-правовой охраны и соответствующей регламентации уголовно-правовых
средств противодействия новым видам «цифровых» преступлений.
Таким образом, на фундаментальном уровне циф-ровизация уголовного права не может сводиться сугубо лишь к стандартизации и внедрению цифровых технологий в саму уголовно-правовую материю, конструированию новых составов преступлений с расширением механизма уголовно-правового регулирования и воздействия на преступность. Речь, в том числе, идет о методах и методологии уголовного права. Очевидно, что в эпоху тотальной цифровизации плюралистическая методология постмодерна будет вытесняться методологией фактических возможностей. Буквально это может означать лишь то, что если сегодня уголовное право определяется содержанием норм, его наполняющих, и правоприменительной практикой, то в lex informática уголовного права правила поведения, запреты и ограничения будут соотноситься с «техническими возможностями и практикой применения технологий» [3, с. 31]. А здесь важно, чтобы посредством цифровизации не были смещены приоритеты, не пытались посредством технических возможностей перераспределить баланс интересов участников уголовно-правовых отношений.
Рассматривая данную проблему, следует, в конечном счете, констатировать, что цифровизация представляет сегодня лишь контент (а в некотором роде и современную конъюнктуру), но не содержит пока еще конструктивной идеологии целеепологания, новой сформировавшейся реальности, которая бы отражала нужды социума и была бы ему понятна. Потому что цифровизация — это очередное средство человечества для удовлетворения и извлечения всевозможных благ и инстинктивных потребностей. Поэтому, несмотря на развитие цифровых технологий и стремительный прогресс научно-технической составляющей и внедрение ее результатов в повседневный быт большинства людей, современное общество не стало лучше, не сделало такой же шаг вперед, по сравнению с новыми информационными технологиями. Напротив, негативных аспектов в развитии современного мира стало еще больше и, оставляя в стороне духовно-нравственное состояние социума, следует сказать, что уголовное право не может не отражать той глобальной идеи, которая сегодня держит это глобальное общество. Очевидно, что пока еще, это не идея цифровизации.
Тем не менее, вопрос о цифровизации права, о появлении новых — виртуальных объектов гражданских прав и т.п., ставит на новый уровень проблему технологичности права. Если в само виртуальное простран-
ство могут закладываться технические правила и унифицированные стандарты его функционирования и оборота виртуальных объектов, то вся дальнейшая тенденция развития права может быть сведена только к тому, что право это и есть совокупность технических норм и стандартов.
Литература
1. Грачева Ю.В., Коробеев А.И., Маликов С.В., Чучаев А.И. Уголовно-правовые риски в сфере цифровых технологий: проблемы и предложения // Lex Russica. 2020. № 1.
2. Джафарли В.Ф. Уголовный закон и цифровая реальность: движение навстречу // Современные закономерности и тенденции развития наук криминального цикла: Мат. Междунар. науч. конф. Красноярск, 2020.
3. Дмитрик Н.А. Цифровая трансформация: правовое измерение // Правоведение. 2019. № 1.
4. Кучина Я.О. Основные проблемы в доктри-нальном подходе к криминализации преступлений в цифровом пространстве // Весшк Гродзенскага дзяржаэнага этверспэта iмя Я. Купалы. Сер. Право. 2019. № 3.
5. Лебедев С.Я., Джафарли В.Ф. Цифровизация уголовно-правового ресурса — неизбежная перспектива инновационно-технологического обеспечения криминологической безопасности в эпоху 6-го технологического уклада // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Мат. XVII Междунар. науч.-практ. конф. / А.И. Рарог (отв. ред.) [и др.]. М., 2020.
6. Некрасов В.Н. Выделение подотраслей уголовного права с позиции направлений инновационной деятельности // Сетевой электронный научно-практический журнал частного и публичного права: Ius Publicum et Privatum. 2019. № 3.
7. Русскевич Е.А. О цифровизации Особенной части УК РФ // Вестник Московского университета МВД России. 2019. № 1.
8. Талапина Э.В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы // Журнал российского права. 2018. № 2.
9. Турышев А.А. Цифровизация уголовного права // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Мат. XVII Междунар. науч.-практ. конф. / А.И. Рарог (отв. ред.) [и др.]. М., 2020.
10. Хомич В.М. Цифровые технологии не должны ограничивать право и пределы его социально-ценностной функциональности // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Мат. XVII Междунар. науч.-практ. конф. / А.И. Рарог (отв. ред.) [и др.]. М., 2020.
11. Швед Н.А. О необходимости трансформации уголовного права в условиях цифровизации общества и экономики // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Мат. XVII Междунар. науч.-практ. конф. / А.И.Рарог (отв. ред.) [и др.]. М., 2020.
References
1. Gracheva Yu.V., KorobeyevA.I., MalikovS.V., Chuchayev A.I. Ugolovno-pravovyye riski v sfere tsif-rovykh tekhnologiy: problemy i predlozheniya // Lex Russica. 2020. № 1.
2. Dzhafarli V.F. Ugolovnyy zakon i tsifrovaya re-al'nost': dvizheniye navstrechu // Sovremennyye zakono-mernosti i tendentsii razvitiya nauk kriminal'nogo tsikla: Mat. Mezhdunar. nauch. konf. Krasnoyarsk, 2020.
3. Dmitrik N.A. Tsifrovaya transformatsiya: pra-vovoye izmereniye // Pravovedeniye. 2019. № 1.
4. Kuchina Ya.O. Osnovnyye problemy v doktri-nal'nom podkhode k kriminalizatsii prestupleniy v tsifro-vom prostranstve // Vesnik Grodzenskaga dzyarzh^naga эniversiteta imya Ya. Kupaly. Ser. Pravo. 2019. № 3.
5. Lebedev S.Ya., Dzhafarli V.F. Tsifrovizatsiya ugolovno-pravovogo resursa — neizbezhnaya perspek-tiva innovatsionno-tekhnologicheskogo obespecheniya kriminologicheskoy bezopasnosti v epokhu 6-go tekh-nologicheskogo uklada // Ugolovnoye pravo: strategiya razvitiya v XXI veke: Mat. KhVII Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. / A.I. Rarog (otv. red.) [i dr.]. M., 2020.
6. Nekrasov V.N. Vydeleniye podotrasley ugolov-nogo prava s pozitsii napravleniy innovatsionnoy deya-tel'nosti // Setevoy elektronnyy nauchno-prakticheskiy zhurnal chastnogo i publichnogo prava: Ius Publicum et Privatum. 2019. № 3.
7. Russkevich E.A. O tsifrovizatsii Osobennoy cha-sti UK RF // Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii. 2019. № 1.
8. Talapina E. V. Pravo i tsifrovizatsiya: novyye vyzovy i perspektivy // Zhurnal rossiyskogo prava. 2018. № 2.
9. TuryshevA.A. Tsifrovizatsiya ugolovnogo prava // Ugolovnoye pravo: strategiya razvitiya v XXI veke: Mat. KhVII Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. / A.I. Rarog (otv. red.) [i dr.]. M., 2020.
10. Khomich V.M. Tsifrovyye tekhnologii ne dolzhny ogranichivat' pravo i predely ego sotsial'no-tsennostnoy funktsional'nosti // Ugolovnoye pravo: strategiya razvitiya v XXI veke: Mat. KhVII Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. / A.I. Rarog (otv. red.) [i dr.]. M., 2020.
11. Shved N.A. O neobkhodimosti transformatsii ugolovnogo prava v usloviyakh tsifrovizatsii obshche-stva i ekonomiki // Ugolovnoye pravo: strategiya razvitiya v XXI veke: Mat. KhVII Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. / A.I.Rarog (otv. red.) [i dr.]. M., 2020.
