CC BY
120
компьютерные технологии, появилась множительная, копировальная техника, специальное оборудование 12 февраля 2009 года на заседании Совета по развитию информационного общества Президент России поставил задачу в ближайшее время создать условия для интеграции страны в мировое информационное пространство. В качестве одного из основных направлений информатизации современного общества глава государства выделил перевод работы органов государственной власти и учреждений на электронный документооборот. Поэтому диспозиция ч 1 ст. 327 УК РФ уже не вполне соответствует требованиям времени, поскольку вопросы об уголовной ответственности за подделку в сфере электронного официального документооборота данной нормой не урегулированы.
Использование законодателем в разных статьях Особенной части УК РФ таких терминов как «подлог», «подделка», «изготовление» влечет за собой возникновение трудностей при их толковании, мешает формированию едином судебной практики.
Кроме того отсутствует законодательное закрепление понятий сбыта и использования поддельного документа применительно к положениям ст. 327 УК РФ, вследствие чего бывает трудно провести их разграничение.
Рассмотренные проблемы свидетельствуют о несовершенстве уголовного законодательства об ответственности за подделку, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков, вызывают необходимость активного участия теории уголовного права в подготовке и внедрении предложений, направленных на его совершенствование.
Литература
1. Андреев С.В. Проблемы теории и практики криминалистического документоведения: дис. канд. юрид. наук. Иркутск, 2001. -с.70-75.
2. Омельянович В.В. Криминалистические аспекты полицейской деятельности по изъятию документов, имеющих признаки подделки. Полиция - новый институт современной государственной правоохранительной системы. Омск, 2012. - С.47-52.
3. Омельянович В.В. Понятие и содержание криминалистической характеристики преступлений, предусмотренных ст. 327 УК РФ // Научный вестник Омской академии МВД России. - 2014.- №2. - С.87-90.
References
1. Andreev S.V. Problemy teorii i praktiki kriminalisticheskogo dokumentovedenija: dis. kand. jurid. nauk. Irkutsk, 2001. - P .70-75.
2. Omel'janovich V.V. Kriminalisticheskie aspekty policejskoj deja-tel'nosti po iz#jatiju dokumentov, imejushhih priznaki poddelki. Policija - novyj institut sovremennoj gosudarstvennoj pravoohranitel'noj sistemy. Omsk, 2012. - P.47-52.
3. Omel'janovich V.V. Ponjatie i soderzhanie kriminalisticheskoj ha-rakteristiki prestuplenij, predusmotrennyh st. 327 UK RF // Nauchnyj vestnik Omskoj akademii MVD Rossii. - 2014.- №2. - P.87-90.
Шикула И.Р.
Кандидат юридических наук, доцент,
Московский финансово-промышленный университет «Синергия»
УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ БЕСПОЩНОГО СОСТОЯНИЯ ПОТЕРПЕВШЕГО
Аннотация
В статье раскрывается понятие беспомощного состояния потерпевшего, анализируются особенности уголовно-правовой оценки беспомощного состояния потерпевшего
Ключевые слова: потерпевший; преступность; беспомощность; виктимность; квалификация.
Shikula I.R.
PhD in Jurisprudence, associate Professor,
Moscow financial-industrial University "Synergy"
CRIMINAL LAW EVALUATION CRITERIA RESPOSNIVE STATE OF THE VICTIM
Abstract
The article reveals the notion of the helpless state of the victim, analyzes the characteristics of criminal-legal assessment of a helpless condition of the victim
Keywords: the victim; crime; helplessness; victimization; qualification.
В связи с высоким уровнем преступности в стране актуализируется необходимость всесторонней защиты прав и интересов потерпевших.
В соответствии с данными ГИАЦ МВД России в 2014 г. более 1,5 млн. россиян были признаны потерпевшими от преступлений, более 70 тыс. человек пропали без вести, материальный ущерб, нанесенный потерпевшим, составил около 550 млрд. рублей, что свидетельствует о сложной криминогенной обстановке, наличии в российском обществе тревожной тенденции, которая выражается в высоком уровне жестокости, незащищенности человека от преступного насилия [1].
Обеспечение эффективной защиты всего комплекса прав потерпевших от преступлений является важной задачей государства. Гарантии прав потерпевших должны быть незыблемыми особенно в тех случаях, когда в силу своей беспомощности они не могут самостоятельно осуществлять свои права и юридические обязанности. Это самые уязвимые в социальном отношении граждане, к которым относятся лица, страдающие физическими или психическими недостатками, какими-либо соматическими заболеваниями, а также малолетние и престарелые.
В условиях падения уровня жизни в стране участились случаи избавления криминальным путем от беспомощных членов семьи, преступное завладение имуществом беспомощных лиц. Понятие беспомощности потерпевшего давно перешагнуло рамки некоего элемента в контексте отдельных составов преступлений, приобрело глобальный характер, затрагивает не только материальное, но и процессуальное право. Несмотря на то, что защита прав и свобод потерпевших является одной из основных несущих конструкций правового государства, многие механизмы, обеспечивающие эффективную защиту прав беспомощных потерпевших действуют неудовлетворительно, что обоснованно порождает у последних чувство безысходности и недоверия правоохранительным органам. К тому же многие положения уголовного и уголовно-процессуального законодательства, касающиеся защиты жертв преступления носят декларативный характер и не применяются на практике.
В юридической науке отсутствует четкое и однозначное понятие «беспомощное состояние потерпевшего», имеющее уголовноправовое и криминологическое значение, не определены критерии его оценки.
Так, в Законе РФ от 02.07.1992 N 3185-1 (ред. от 14.10.2014) "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" беспомощное состояние потерпевшего интерпретируется как неспособность лица самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности.
В действующем уголовном законодательстве также не раскрываются понятия "беспомощное лицо" и "лицо, находящееся в беспомощном состоянии". Небезынтересным поэтому является обращение к законодательному опыту зарубежных государств, уголовные кодексы которых содержат дефиниции соответствующих терминов. Так, в ст. 368 алеф Закона об уголовном праве Израиля под "беспомощным'' понимается "тот, кто из-за своего возраста, болезни, физической или духовной ограниченности, дефекта умственной деятельности или любой другой причины не в состоянии заботиться о своих жизненно необходимых потребностях, о своем здоровье или благополучии". [2, с. 316]
97
На наш взгляд, установление повышенной ответственности за посягательство на жизнь лица, не способного заботиться о своих жизненно необходимых потребностях, своем здоровье или своем благополучии, вполне логично с нравственных, институциональных позиций.
Беспомощное состояние человека, в какой бы форме оно не проявилось (потеря сознания при диабетической коме, из-за приступа стенокардии, эпилептического припадка и т.п.) или обморочного состояния (из-за стресса, теплового удара и др.), и независимо от того, что спровоцировало его возникновение и какой промежуток времени оно длилось, в полном объеме лишает лицо возможности выразить свою волю, а тем более принять меры по самосохранению, если в этот период времени происходит посягательство криминального характера. Человек может прийти в сознание сам, но, как свидетельствует повседневная (в том числе бытовая) практика, чаще всего человеку, в силу каких-либо обстоятельств впавшему в бессознательное состояние, требуется посторонняя помощь, которая только и может вывести его из этого опасного для него состояния, причем опасного как в смысле возможного наступления естественного в этих условиях летального исхода, так и с точки зрения умышленного лишения его жизни. В связи с этим убийство человека, заведомо для виновного находящегося в бессознательном состоянии, как правило, расценивается как убийство, совершенное в отношении беспомощного человека. Вместе с тем в обзоре судебной практики от 14.12.2011 [3] Верховный суд разъяснил, что потерю сознания жертвы преступления нельзя расценивать как беспомощное состояние. В качестве примера приводится дело, в котором мужчина убил женщину, которая находилась без сознания в результате нанесенных ей побоев. Судья, выносивший приговор по этому делу, квалифицировал действия убийцы по пункту «в» второй части 105 статьи УК РФ, который определяет, что человек, которого убили, находился для виновного в беспомощном состоянии, посчитав, что потеря сознания и есть беспомощное состояние. Однако Верховный суд выразил свою точку зрения по этому делу: данный пункт статьи можно применять к убийствам лиц, не способным защитить себя и оказать сопротивление преступнику из-за своего физического или психического состояния. К таким потерпевшим можно отнести престарелых и тяжелобольных, детей, людей с психическими расстройствами. Судебная коллегия не нашла в рассматриваемом деле признаков преступления по вмененной убийце статье заведомо беспомощной жертвы и переквалифицировала действия преступника в убийство на основании личного неприязненного отношения.
Кроме того, в судебной практике сложилась парадоксальная ситуация, при которой один и тот же признак - беспомощное состояние лица - имеет различное толкование применительно к различным преступлениям, в частности убийству и изнасилованию, поэтому состояние сна и сильного алкогольного опьянения при изнасиловании признается беспомощным состоянием, а при убийстве - нет [4, с. 41].
Однако причина подобной опасности коренится, на наш взгляд, не в ошибочности толкования термина "лицо, находящееся в беспомощном состоянии", употребляемого в п. "в" ч. 2 ст. 105 УК РФ, в упомянутом Постановлении Пленума Верховного Суда РФ, а в неправомерном употреблении соответствующего термина для описания способа изнасилования или насильственных действий сексуального характера, т.к. в данном случае важно не то, насколько способны потерпевшие к самостоятельному удовлетворению своих первоочередных потребностей, а тот факт, что они не располагают свободой воли либо свободой волеизъявления.
Так, Президиум Верховного Суда РФ правильно, на наш взгляд, посчитал, что суд ошибочно признал квалифицирующим признаком ч. 2 ст. 105 УК РФ использование виновным беспомощного состояния потерпевшего. Было установлено, что осужденный, желая смерти потерпевшей, стал душить ее руками, а после того, как она потеряла сознание, он нанес ей несколько ударов ножом в сердце. Президиум Верховного Суда РФ переквалифицировал действия осужденного с п. "в" ч. 2 ст. 105 УК РФ на
ч. 1 ст. 105 УК РФ на том основании, что потерпевшая была приведена виновным в беспомощное состояние в процессе лишения ее жизни [5, с. 7].
Вполне обоснованно, на наш взгляд, что в теории уголовного права к беспомощному состоянию человека приравнивают сильную степень его опьянения (алкогольного, наркотического, токсического и т.д.), в результате чего он неспособен воспринимать грозящую его жизни или здоровью (при убийстве - только жизни) опасность, а потому не может самостоятельно отвести эту опасность от себя. На наш взгляд такое понимание вполне обоснованно, ибо при опьянении человек определенное время (иногда значительное) находится в бессознательном состоянии, он столь же беззащитен, как и человек, страдающий психическим расстройством.
Как можно было убедиться, мнения ученых и практических работников расходятся и относительно видовых проявлений беспомощности, и по поводу определения понятия "беспомощное состояние", требующего учета психологического, медицинского, демографического, правового и уголовно-правового содержания указанной категории.
Беспомощное состояние потерпевшего, на наш взгляд, следует рассматривать как физическое, психическое или психофизиологическое состояние человека, при котором он лишен способности принимать меры, необходимые для самосохранения, в момент преступного посягательства на его жизнь, что обусловлено тяжким заболеванием, психическим расстройством, возрастом, умственной неразвитостью или бессознательным состоянием, иными внешними факторами.
Кроме того, не в полной мере разработанные на законодательном уровне конкретные рекомендации по квалификации преступлений, совершаемых в отношении беспомощных потерпевших, которые могут оказать существенную помощь сотрудникам правоохранительных органов при расследовании данной категории дел, слабо изученные психологические особенности беспомощных потерпевших, механизмы влияния различных сенсорных и умственных дефектов на поведение потерпевшего, особенности виктимности беспомощных потерпевших как криминогенного фактора, влияющего на повышение степени общественной опасности преступных посягательств, актуализируют необходимость совершенствования теоретических, правовых и организационных основ охраны прав, свобод и законных интересов беспомощных потерпевших от посягательств криминального характера.
Литература
1. Электронный ресурс: www.mvd.ru. URL: https: // mvd.ru / request_main (дата обращения: 26.03.2015)
2.Закон об уголовном праве Израиля / Под ред. Н.И. Мацнева. СПб.: Юридический центр Пресс, 2005. С. 316.
3. Электронный ресурс: www.vsrf.ru/ URL: https: // vsrf.ru / request_main (дата обращения: 26.03.2015)
4. Салева Н.Н. Проблема учета беспомощного состояния потерпевшего при квалификации сопряженного убийства, предусмотренного п. "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ // Уголовное право. - 2006. - N 9. - С. 41.; Веселов, Е.Г. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08 / Веселов Евгений Геннадьевич. - Краснодар, 2002. - 195 с.
5. Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2000. - N 1. - С. 7.
References
1. Jelektronnyj resurs: www.mvd.ru. URL: https: // mvd.ru / request_main (data obrashhenija: 26.03.2015)
2. Zakon ob ugolovnom prave Izrailja / Pod red. N.I. Macneva. SPb.: Juridicheskij centr Press, 2005. S. 316.
3. Jelektronnyj resurs: www.vsrf.ru/ URL: https: // vsrf.ru / request_main (data obrashhenija: 26.03.2015)
4. Saleva N.N. Problema ucheta bespomoshhnogo sostojanija poterpevshego pri kvalifikacii soprjazhennogo ubijstva, predusmotrennogo p. "k" ch. 2 st. 105 UK RF // Ugolovnoe pravo. - 2006. - N 9. - S. 41.; Veselov, E.G. Fizicheskoe ili psihicheskoe
98
prinuzhdenie kak obstojatel'stvo, iskljuchajushhee prestupnost' dejanija: dis. ... kand. jurid. nauk: 12.00.08 / Veselov Evgenij Gennad'evich. - Krasnodar, 2002. - 195 s.
5. Bjulleten' Verhovnogo Suda RF. - 2000. - N 1. - S. 7.
Шунаев Д.М.
Студент Нижегородского филиала Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИНСТИТУТА САМОРЕГУЛИРОВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Аннотация
В статье рассматриваются вопросы необходимости саморегулирования различных видов профессиональной деятельности в Российской Федерации. Освещается проблема «двойственности» правового статуса саморегулируемых организаций (СРО), раскрываются функции и полномочия последних, обсуждается вопрос о конституционности требования об обязательном вступлении в СРО для осуществления профессиональной деятельности.
Ключевые слова: саморегулирование, саморегулируемые организации, разрешительная деятельность.
Shunaev D.M.
Student of the Nizhny Novgorod branch of the National Research University “Higher School of Economics”
SEVERAL ISSUES CONCERNING THE SELF-REGULATION INSTITUTION IN THE RUSSIAN FEDERATION
Abstract
The article considers the question of necessity of self-regulation of different kinds ofprofessional activity in the Russian Federation. The issue of "ambivalence " of the legal status of self-regulatory organizations is covered, the functions and authorities of such organizations are described. The issue of constitutional validity of obligation to enter such organization in order to exercise professional activity is discussed.
Keywords: self-regulation, self-regulatory organizations, licensing activity.
Институт саморегулирования получил в юридической литературе широкое освещение, несмотря на своё достаточно недавнее появление в рамках российской правовой системы. В то же время, невзирая на более-менее высокую степень разработанности связанной с ним проблематики, некоторые вопросы, касающиеся проблем саморегулирования в России, до сих пор остаются не вполне разрешенными, а следовательно - актуальными. В настоящей работе мы рассмотрим три таких вопроса. Во-первых, мы постараемся разобраться, нужно ли саморегулирование как форма осуществления разрешительной деятельности в рамках российской правовой и экономической системы, или же существуют альтернативные - и более эффективные - варианты решения проблемы. Во-вторых, мы рассмотрим такую особенность правового статуса саморегулируемых организаций (далее - СРО), как «двойственность» их правового статуса, выражающаяся в выполнении как частноправовых, так и публично-правовых функций. Наконец, в-третьих, мы рассмотрим вопрос о законности и целесообразности установления законом случаев обязательности членства в СРО как условия осуществления определенных видов деятельности.
1. Саморегулирование в России: осознанная ли необходимость? В Российской Федерации институт саморегулирования -недавнее, «свежее» законодательное нововведение, однако, известное мировой практике уже довольно давно. Функционирование саморегулируемых организаций берёт своё начало в США - с межштатной торговой комиссии, образованной в 1889 году [2]. В дальнейшем аналогичные организации появились и в Европе. По образному выражению А. В. Щепотьева, основной функцией, целью создания саморегулируемых организаций в России является «приватизация государственного управления», выражающаяся в регулировании и обеспечении деятельности профессиональных субъектов в том или ином сегменте экономической деятельности [6]. При этом не исключается, что требования, предъявляемые СРО к соответствующим субъектам, могут быть выше (здесь и далее курсив наш - прим. Авт.), нежели аналогичные требования, предъявляемые государственными органами, поскольку данные организации, состоя из лиц, осуществляющих профессиональную деятельность в данной сфере, «ближе» к пониманию реального положения дел в данной области.
Возникает вопрос: а требовалось ли введение саморегулирования российской экономико-правовой сфере? Необходимо ли было «приватизировать государственное управление» на данном уровне? Некоторые авторы считают саморегулирование вообще «очевидно неудачным» нововведением [3]. Так или иначе, законодатель (причем как федеральный, так и региональный) серьезно взялся за внедрение данного института практически во все сферы предпринимательской и профессиональной деятельности, что с очевидностью подтверждается целым рядом нормативных правовых актов. Основу правового статуса саморегулируемых организаций составляет Федеральный Закон «О саморегулируемых организациях» от 1 декабря 2007 года № 315-ФЗ (далее - Закон о СРО). Иных федеральных законов, в которых упоминается возможность (а подчас - и обязанность) осуществления саморегулирования насчитывается около семидесяти. В качестве примера можно привести следующие федеральные законы:
■ «О рекламе» от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ (статьи 31, 32);
■ «О теплоснабжении» от 27 июля 2010 г. № 190-ФЗ (статьи 24 - 28);
■ «О рынке ценных бумаг» от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ (статьи 48 - 50);
■ «О несостоятельности (банкротстве)» от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ (статьи 21 - 22.2);
■ «Об оценочной деятельности в Российской Федерации» от 29 июля 1998 г. № 135-ФЗ (статьи 21 - 24.10); и другие.
Правовая регламентация саморегулирования отдельных сфер деятельности нашла своё отражение и на региональном уровне:
так, саморегулирование в сфере управления многоквартирными домами закреплено в соответствующих законах Республики Татарстан и Республики Башкортостан - в ст. 10 Закона Республики Татарстан «Об обеспечении жилищных прав граждан» от 10 октября 2011 года № 72-ЗРТ и ст. 9 Закона Республики Башкортостан «Об обеспечении защиты прав граждан на предоставление жилищных и коммунальных услуг в республике Башкортостан» от 3 июля 2012 года № 551 -з. В Томской же области отдельно регламентируется правовое положение саморегулируемых организаций фрахтовщиков, водителей легковых такси - Законом Томской области от 9 марта 2010 года «О требованиях к перевозкам пассажиров легковыми такси на территории Томской области». Впрочем, никаких новшеств данное регулирование не вносит, будучи на редкость лапидарным и фактически бланкетным.
Все перечисленные выше примеры говорят об устоявшемся характере института саморегулирования в Российской Федерации. По всей видимости, законодатель счел механизм саморегулирования достаточно эффективным. Тем не менее, отдельные авторы отмечают, что в сфере, например, оценочной деятельности, несмотря на обязательность оценщиков состоять в соответствующей саморегулируемой организации и дополнительный контроль со стороны Росреестра и его территориальных органов, допускаются определённые нарушения - в частности, выражающиеся в недостоверной оценке имущества и имущественных прав оценщиками -членами саморегулируемых организаций [4]. Является ли саморегулирование столь уж эффективным - или нужно предусмотреть какие-либо альтернативы?
Некоторые исследователи предлагают установить альтернативный механизм контроля за осуществлением определенных видов деятельности, в настоящий момент - саморегулируемых [2]. Этот механизм выражается в установлении обязанности либо вступать в соответствующую СРО, либо самостоятельно получать разрешение от соответствующего государственного органа [2]. Данный подход представляется верным, т.к. иное регулирование, по нашему мнению, ведёт к возможным злоупотреблениям и
99
