CC BY
36
УДК 343.01 DOI 10.24411/2078-5356-2018-00024
Лапшин Валерий Федорович Valery F. Lapshin
доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Югорский государственный университет (628011, Ханты-Мансийск, ул. Чехова 16)
doctor of sciences (law), associate professor, professor of the department criminal law and criminal procedure
Ugra state university (16 Chekhova st., Khanty-Mansiysk, Russian Federation, 628011) E-mail: [email protected]
Уголовно-правовая незащищенность интересов кредиторов:
анализ судебной практики в отношении хозяйствующих субъектов агропромышленного комплекса
Lack of criminally-legal of interests of creditors: the analysis of judicial practice concerning economic subjects of agriculture
Эффективное предупреждение экономической преступности зависит от многих факторов и средств проведения уголовной политики. Одним из наиболее важных средств противодействия является уголовный закон, качество норм которого выступает основанием для надлежащей деятельности правоохранительных и судебных органов. Действующий уголовный закон содержит в себе несколько норм, предусматривающих ответственность за совершение почти что тождественных общественно опасных деяний, сопряженных с незаконным получением имущества на условиях кредитного договора. Возникновение конкуренции между этими нормами приводит к принятию неоправданных судебных решений, а в ряде случаев позволяет виновному избегать уголовной ответственности по формальным основаниям. На примерах кредитования представителей агропромышленного комплекса доказывается, что множественность однотипных норм Особенной части УК РФ в действительности приводит к незащищенности интересов кредиторов уголовно-правовыми средствами и стимулирует рост преступности в различных секторах российской экономики.
Ключевые слова: экономические преступления, мошенничество, незаконное получение кредита, смежные составы преступлений, судебная практика, уголовное наказание.
Effective prevention of economic crime depends on many factors and means of implementing criminal policy. One of the most important means of counteraction is the criminal law, the quality of which is the basis for the proper operation of law enforcement and judicial bodies. The current criminal law contains several rules providing for responsibility for committing almost identical socially dangerous acts involving the illegal receipt of property on the terms of a loan agreement. The emergence of competition between these norms leads to the adoption of unjustified judgments, and in some cases allows the perpetrator to avoid criminal liability on formal grounds. On examples of crediting representatives of the agro-industrial complex it is proved that the multiplicity of the same rules of the Special Part of the Criminal Code actually leads to the insecurity of the interests of creditors by criminal means and stimulates the growth of crime in various sectors of the Russian economy.
Keywords: economic crimes, fraud, illegal loan reception, related offenses, judicial practice, criminal punishment.
Объективно оценить криминальную ситуацию, сложившуюся в 2007—2017 годах в отечественной экономике, достаточно сложно.
Официальные статистические данные свидетельствуют о стабильном снижении количественных показателей экономической преступности.
© Лапшин В.Ф., 2018
Суды при вынесении решений по уголовным делам об экономических преступлениях зачастую указывают на отсутствие необходимости реального исполнения назначенного уголовного наказания ввиду положительных характеристик и исправления осужденного еще до вступления обвинительного приговора в законную силу. Уголовный кодекс РФ за последние десять лет был дополнен значительным количеством норм, устанавливающих ответственность за новые виды преступлений в сфере экономической деятельности, а также за отдельные виды мошеннических действий. Здесь же следует обратить внимание и на дополнение главы 11 УК РФ статьями 76.1 и 76.2, позволяющими активно применять институт освобождения от уголовной ответственности, прежде всего, за экономические преступления. Все эти объективные факты могут свидетельствовать о положительных результатах современной уголовной политики по противодействию экономической преступности: если «беловоротничковая» преступность полностью и не уничтожена, то уже не представляет собой реальную угрозу национальной безопасности, имевшую место в 1998—2003 годах.
Однако фактическая ситуация в части угрозы национальной безопасности со стороны экономической преступности, по мнению специалистов, остается крайне тяжелой [1, с. 219]. Причин, по которым современная экономическая преступность в России является сверхлатентной, а правоохранительные и судебные органы не применяют должные меры уголовно-правового воздействия в отношении лиц, совершающих общественно опасные посягательства в процессе осуществления экономической деятельности, достаточно много. Возьмем на себя смелость утверждать, что одной из основных причин является нагромождение норм в Особенной части УК РФ, устанавливающих ответственность за схожие по своей сущности общественно опасные деяния. Конкуренция между данными нормами может исключить привлечение лица к уголовной ответственности по формальным основаниям — отсутствие возможности применения нормы материального права.
Одним из примеров отраслевой конкуренции является установление ответственности за причинение реального имущественного ущерба кредитору, совершенное путем обмана или злоупотребления доверием. Классическим решением вопроса об ответственности за совершение указанного деяния по-прежнему остается инкриминирование виновному состава мошенничества (ст. 159 УК РФ). Советское уго-
ловное законодательство не знало иных вариантов квалификации подобного изъятия имущества потерпевшего (ст. 149 УК РСФСР 1960 г.), в том числе и потому, что данный вариант уголовно-правового реагирования охватывал все возможные виды подобного криминального поведения.
В связи с переходом к рыночным отношениям законодателю было необходимо обеспечить охрану принципиально новых общественных отношений в сфере осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности. Одним из них является кредитование хозяйствующих субъектов: индивидуальных предпринимателей и юридических лиц. Для обеспечения охраны указанных отношений в Уголовный закон 1996 года включена норма об ответственности за незаконное кредитование, повлекшее за собой причинение имущественного ущерба кредитору (ст. 176 УК РФ). Впоследствии законодатель принял решение о дифференциации уголовной ответственности за совершение мошенничества, что повлекло дополнение УК шестью статьями об ответственности за специальные виды мошеннических действий. Одним из них было хищение имущества путем обмана или злоупотребления доверием, сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК РФ). Данная норма действовала с 2012 по 2016 год и была исключена из уголовного закона в связи с признанием ее положений противоречащими Конституции России (постановление Конституционного Суда РФ от 11 декабря 2014 г. № 32-П). Итак, совершение одних и тех же действий — получение у кредитора денежных средств путем сообщения ему заведомо ложной информации и причинение вследствие этого реального имущественного ущерба — при наличии иных юридически значимых признаков могло быть квалифицировано в соответствии с тремя статьями Особенной части УК РФ: 159, 159.4 и 176.
Следует обратить внимание на низкое качество законодательного разграничения мошенничества и незаконного получения кредита как составов уголовно наказуемых деяний. Принципиальная разница в их общественной опасности заключается в содержании субъективной стороны (сущность иных элементов отражает, скорее, специфику совершения противоправных действий, нежели их общественную опасность) [2, с. 277—278]. В соответствии с уголовно-правовой теорией деяние содержит в себе признаки состава мошенничества, если умысел у
виновного направлен на получение чужого имущества и последующее его обращение в свою пользу и (или) пользу третьих лиц. В случае незаконного получения кредита умысел виновного характеризуется осознанием незаконности получения кредитных средств, аТтакже возможности причинения кредитору крупного ущерба в результате введения его в заблуждение относительно своей платежеспособности. Стремление незаконно обратить в свою пользу или пользу третьих лиц, включая представляемого хозяйствующего субъекта (ИП или юридическое лицо), полученный кредит умыслом виновного не охватывается: лицо желает вернуть полученные средства, однако не имеет такой возможности ввиду сложившихся обстоятельств, вызванных рисками осуществления предпринимательской деятельности (ст. 2 Гражданского кодекса РФ).
Анализ содержания субъективной стороны составов преступлений, предусмотренных статьями 159 и 176 УК РФ, свидетельствует о крайне аморфном основании их разграничения. Наибольшие трудности в процессе квалификации не случайно вызывает определение субъективной стороны, поскольку зачастую она может устанавливаться только по показаниям обвиняемого. Неизбежно возникающие в процессе производства по уголовному делу сомнения в части особенностей интеллектуального и волевого моментов соответствующего состава преступления в силу презумпции невиновности трактуются в пользу обвиняемого. Поэтому, если лицо незаконно получает кредитные средства, а затем их не возвращает по «объективным причинам», то теоретически инкриминировать и мошенничество, и незаконное получение кредита не представится возможным, если оно подтверждает свое желание вернуть ранее полученные денежные средства, начисленные на них проценты и суммы неустоек, пеней и штрафов за просрочку платежа. Более того, данное «желание» будет подтверждено объективным доказательством — кредитным договором, по которому должник, возможно, уже выплатил какую-то незначительную часть имеющегося долга.
До недавнего времени следственно-судебная практика шла по пути отказа в инкриминировании состава мошенничества лицу, которое получило денежные средства от кредитора, а впоследствии вернуло незначительную часть суммы долговых обязательств. Осознавая данную юридическую особенность квалификации хищения, совершенного путем обмана или злоупотребления доверием, злоумышленники воз-
вращали мизерную сумму денежных средств потерпевшему, подтверждая этим отсутствие умысла на совершение хищения. В действительности же мошенник придавал лишь видимость исполнения взятых на себя раннее долговых обязательств перед кредитором и преследовал цель скрыть свои преступные действия.
В настоящее время следственно-судебной практикой определено то, что само по себе возвращение части похищенного имущества или возмещение части ущерба, причиненного в результате совершения преступления, еще не свидетельствует об отсутствии в действиях лица состава преступления. Однако проблема реальной уголовно-правовой защиты интересов кредиторов, особенно в сфере предпринимательской деятельности, на сегодняшний день ничуть не утратила своей актуальности. Подтверждением этому могут служить многочисленные судебные решения. Например, в 2016 году Курганским городским судом А. осужден за совершение восьми преступлений, предусмотренных статьей 159.4 УК РФ, и двух преступлений, предусмотренных частью 1 статьи 176 УК РФ. Схема совершения мошенничества, сопряженного с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, во всех восьми эпизодах сводилась к следующему: А., будучи зарегистрированным в качестве индивидуального предпринимателя, осуществляющего предпринимательскую деятельность в сфере агропромышленного комплекса, заключал договоры купли-продажи зерна различным сельскохозяйственным предприятиям Курганской области. Договоры заключались на условиях предоплаты, размеры которой варьировались от 30 до 100% от цены поставляемого товара. После получения от потерпевших денежных средств в качестве предоплаты за поставляемое зерно А. сообщал, что отгрузить оплаченную контрагентом продукцию не может по объективным причинам. С целью придания правомерности осуществляемой деятельности, А. возвращал потерпевшему незначительную часть от той суммы, которая была ему перечислена в качестве предоплаты за поставляемое зерно. Большую же часть денежных средств, полученную от потерпевших по заключенным договорам, А. обращал в свою пользу и распоряжался ими по своему усмотрению. Во всех случаях действия А. квалифицированы по соответствующим частям статьи 159.4 УК РФ в зависимости от суммы реально причиненного имущественного ущерба контрагенту-потерпевшему.
Аналогичный алгоритм применялся и при совершении деяний, за совершение которых впоследствии А. была инкриминирована часть 1 статьи 176 УК РФ. В частности, А. как индивидуальный предприниматель обращался в коммерческие банки с целью получения денежных средств на условиях кредитного договора. Для принятия положительного решения руководством банков о заключении кредитного договора и предоставлении кредита А. сообщал заведомо ложную информацию о наличии у него в собственности дорогостоящего имущества: зданий, транспорта, сельскохозяйственного оборудования, используемого в процессе осуществления предпринимательской деятельности, значительного количества готовой сельхозпродукции, дебиторской задолженности контрагентов и т. п. Фактически же вся предоставляемая банкам информация о хозяйственном положении и финансовом состоянии А. была ложной. После получения денежных средств на условиях кредитных договоров А. распорядился представленными денежными средствами по своему усмотрению. Ни сумму основного долга, ни сумму начисляемых процентов за пользование кредитом А. кредиторам не возвращал. Имущество, которое А. юридически передавал в залог для гарантии выполнения обязательств по договору, в действительности у него отсутствовало. По этой причине погашение долга за счет реализации заложенного ранее имущества оказалось невозможным. Таким образом, А. незаконно получил от банков-кредиторов суммы в 7 и 13 млн рублей, которыми распорядился по своему усмотрению. Однако каждое действие А. в этой части судом квалифицировано по части 1 статьи 176 УК РФ, несмотря на то что принципиальной разницы между ранее совершенными им же мошенническими действиями не имеется [3].
Современная судебная практика инкриминирования части 1 статьи 176 УК РФ свидетельствует о том, что фактическое хищение денежных средств, совершенное путем обмана банка или иной кредитной организации, вполне успешно «маскируется» под состав незаконного получения кредита [4; 5]. Это продиктовано в том числе и обоюдными конъюнктурными интересами сторон уголовного процесса.
Мошенничество, в результате совершения которого причиняется ущерб на сумму свыше одного миллиона (ч. 7 ст. 159 УК РФ) или полутора миллионов (ч. 3 ст. 159.1 УК РФ) рублей, отнесено к категории тяжкого преступления. С учетом значительной общественной опасности данного преступления к лицу, признанному
виновным в его совершении, априори должны быть применены достаточно строгие меры государственного принуждения в соответствии с санкцией указанных уголовно-правовых норм.
Незаконное получение кредита при прочих равных условиях может рассматриваться как уголовно наказуемое деяние в том случае, если сумма причиненного потерпевшему ущерба превысит 2 млн 250 тыс. рублей, то есть планка криминализации деяния по сравнению с мошенничеством поднимается в 1,5-2 раза. Вне зависимости от итоговой суммы ущерба, которая может исчисляться и миллионами, и миллиардами рублей [6], общественная опасность данного деяния не изменится — оно в любом случае останется преступлением, отнесенным к категории средней тяжести. Это обстоятельство существенно затрудняет реальное применение строгих видов уголовных наказаний, прежде всего, связанных с изоляцией осужденного от общества, а также предоставляет широкие возможности применения самых разных видов освобождения от уголовной ответственности: истечение сроков давности, амнистия и др. По этой причине обвиняемые в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 176 УК РФ, активно признают вину в совершенном преступлении, раскаиваются в содеянном, заключают досудебные соглашения о сотрудничестве, а равно совершают иные действия с целью смягчения грозящей уголовной ответственности за совершенное в действительности хищение.
Властным субъектам уголовного судопроизводства с позиции обеспечения корпоративных интересов не менее выгодна подмена квалификации мошенничества на незаконное получение кредита. В результате активного сотрудничества обвиняемого со следствием существенно облегчается сбор доказательств по делу, сокращаются сроки следствия и судебного разбирательства, а выносимые по таким делам приговоры вряд ли становятся предметом обжалования в вышестоящих судебных инстанциях. Наверное, по этой причине ни в одном из изученных приговоров по инкриминированию части 1 статьи 176 УК РФ суды не поднимали вопросы о действительных причинах неисполнения виновными взятых на себя обязательств по кредитным договорам, равно как и о том, почему на момент возбуждения уголовного дела у должника не оказалось ни денежных средств, ни материальных ценностей, за счет которых могли бы быть удовлетворены имущественные требования потерпевшего. В большинстве
случаев обвинительные приговоры не содержат описания мотивов совершения преступления, хотя из описываемых действий виновного (виновных) явно прослеживаются корыстные стремления, направленные на незаконное получение денежных средств кредитора.
Итогом судебных разбирательств по подобным уголовным делам является или освобождение подсудимого от уголовной ответственности, или назначение уголовного наказания в виде 2-3 лет лишения свободы, которое ввиду нецелесообразности реального применения исполняется условно, или применение штрафа, размер которого — до двухсот тысяч рублей — ничтожен по сравнению с теми миллионными суммами криминальных доходов, которые получает злоумышленник в результате совершения общественно опасного деяния.
Подобные результаты государственного реагирования на причинение имущественного ущерба кредиторам, как в сфере агропромышленного комплекса, так и в любой другой сфере экономики, не имеют ничего общего с обеспечением справедливости воздаяния за совершенное преступление. «Хрестоматийное» мошенничество, предметом которого являются кредитные средства, в лучшем случае квалифицируется как незаконное получение кредита — преступление в сфере экономической деятельности, общественная опасность которого существенно снижается вследствие объективных рисков предпринимательской деятельности, осуществляемой кредитором. Все это приводит, в сущности, к безнаказанности виновного и провоцированию и его, и третьих лиц на совершение новых экономических преступлений. Отсутствие же надлежащей государственной защиты интересов кредиторов крайне негативно сказывается на развитии бизнеса и содействует переводу капитала российских
инвесторов в экономики зарубежных стран. Решением данной проблемы вполне мог бы стать отказ от неоправданно осуществленной дифференциации уголовной ответственности путем исключения из УК РФ норм как о специальных видах мошенничества (ст. 159.1—159.6), так и о незаконном получении кредита (ч. 1 ст. 176).
Примечания
1. Лопашенко Н.А. Преступления в сфере экономической деятельности: теоретический и прикладной анализ: в 2-х ч. Ч. I. М.: Юрлитинформ, 2015. 336 с.
2. Лопашенко Н.А. Преступления в сфере экономической деятельности: теоретический и прикладной анализ: в 2-х ч. Ч. II. М.: Юрлитинформ, 2015. 640 с.
3. Архив Курганского городского суда Курганской области. Уголовное дело №1-4/2016.
4. Архив Миллеровского районного суда Ростовской области. Уголовное дело №1-33/2011.
5. Архив Успенского районного суда Краснодарского края. Уголовное дело №1-146/2015.
6. Архив Шелковского районного суда Чеченской республики. Уголовное дело №1-3/2016.
Notes
1. Lopashenko N.A. Crimes in the field of economic activity: theoretical and applied analysis: in 2 p. P. I. Moscow, Yurlitinform Pabl., 2015, 336 p. (In Russ.)
2. Lopashenko N.A. Crimes in the sphere of economic activity: theoretical and applied analysis: in 2 p. P. II. Moscow, Yurlitinform Pabl., 2015, 640 p. (In Russ.)
3. Archive of Kurgan city court of the Kurgan region. Criminal case no. 1-4/2016. (In Russ.)
4. Archive Millerovskiy district court of the Rostov region. Criminal case no. 1-33/2011. (In Russ.)
5. Archive Uspensky district court of Krasnodar krai. Criminal case no. 1-146/2015. (In Russ.)
6. Archive Shchelkovskoy district court of the Chechen Republic. Criminal case no. 1-3/2016 (In Russ.)
