CC BY
17
potentsiala Severo-Kavkazskogo regiona»: Mezh-dunarodnye nauchnye chteniya, posvyashchennye 90-letiyu YuA. Zhdanova [«Yu.A. Zhdanov and his contribution in fundamental science and in development of scientific potential of the North-Caucasian region». Int. Sci. Readings dedicated to the 90th Anniversary of Yu.A. Zhdanov]. October 27, 2009. Rostov-on-Don, NCSC HE SFU Press, 2009, p. 126.
13. Zhdanov Yu.A. O strukture geosfery razuma [On the structure of the Geosphere mind]. In: YuA. Zhdanov. Izbrannoe [Favorites]. In 3 vol. Vol. 1. Rostov-on-
Don, NCSC HE SFU Press, 1999, 400 p., pp. 344363.
14. Zhdanov Yu.A. Russkiy kosmizm [Russian cosmism]. In: In: YuA. Zhdanov. Izbrannoe [Favorites]. In 3 vol. Vol. 1. Rostov-on-Don, NCSC HE SFU Press, 2001, 400 p., pp. 277-288.
15. Zhdanov Yu.A. Otday sebya dukhu... (Iz poet-icheskikh tetradey) [Give himself to the spirit... (poetry notebooks)]. Rostov-on-Don, IPPC. RSU, 2006, 70 p.
2 сентября, 2019 г.
УДК 8Г42
УЧЕНЫЙ И ЧИТАТЕЛИ: ДИАЛОГ НА РАВНЫХ О речевой манере Ю.А. Жданова
Л.Б. Савенкова
DOI 10.18522/2072-0181-2019-99-3-20-28
Одной из важных в изучении языковой личности является проблема ее реализации в различных дискурсивных практиках. Здесь отдельный интерес представляет речь ученого, который проявляет себя, по крайней мере, в двух ипостасях - как обычный носитель лингвокультуры, владеющий литературно-разговорным вариантом языковой системы, и как пользователь-специалист, ориентирующийся на компетентную аудиторию. При этом уровень развития языковой личности позволяет множить количество вариантов использования лингвистических средств в зависимости от характера адресата.
20 августа 2019 г. - день столетия крупного отечественного ученого Ю.А. Жданова, основная часть деятельности которого связана с Ростовским государственным университетом и Северо-Кавказским научным центром высшей школы. Ю. А. Жданов является автором (или -в немногих случаях - соавтором) более 1000 научных работ, публицистических и художественных произведений [1]. Такое масштабное творчество заслуживает пристального осмысления не только с профессиональной стороны, демонстрирующей, что он сделал в науке, в чем способствовал познанию мира и научному прогрессу, но и с позиций того, как он транслиро-
Савенкова Людмила Борисовна - доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 150, e-mail: savenkova@sfedu.ru, т. 8(863)2184000 (доб. 11593).
вал свое мировидение адресату, как вел диалог с читателем. Поэтому в настоящем исследовании сознательно игнорируются те стороны трудов Ю.А. Жданова, которые рассчитаны исключительно на специалиста - химика или философа, да и в целом созданные им тексты привлекаются избирательно - настолько, насколько этого достаточно, чтобы понять речевую манеру данного ученого. Автор статьи вполне осознает иллюзорность притязаний на исчерпывающий анализ языковой личности человека в рамках скромного изыскания, однако лелеет надежду с его помощью добавить новые штрихи к речевому портрету ученого-универсала, энциклопедиста, деятеля науки и образования, так много сделавшего для развития и самого Кавказа, и кавказоведения.
Хотя по своему основному образованию Ю.А. Жданов был химиком (именно специальность химика он получил в Московском государственном университете, именно по химии он защитил и кандидатскую, и докторскую диссертацию, именно эта область знания привела его к статусу члена-корреспондента АН СССР), однако свою первую диссертацию в 1948 г. он защитил по философии, и это, как кажется, было естественным шагом в становлении его языковой личности. Знакомство с творчеством Ю.А. Жданова заставляет согласиться с мнени-
Liiidmila Savenkova - Southern Federal University, 150 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: savenkova@sfedu.ru, tel. +7(863)2184000 (*11593).
ем, сформулированным В.И. Седлецким: «Все-таки он больше философ, чем химик. И, вообще говоря, он естествоиспытатель и энциклопедически образованный человек» [2].
Действительно, даже ряд трудов Ю.А. Жданова по химии рассчитан на осмысление ее философских проблем, о чем свидетельствуют уже сами формулировки названий: «Проблемы химической эволюции», «Теория отражения и современная химия», «Химическая коэволюция» и т. п. [3, с. 399]. Такие работы ориентированы не только на читателя-химика, они могут достаточно легко пониматься любым образованным человеком, имеющим базовую школьную подготовку в данной области. Более того, они именно на него в первую очередь, видимо, и рассчитаны. Представляется, что для этого автора было важно не просто изложить свои умозаключения и выводы кругу узких специалистов, а, напротив, вовлечь в число реципиентов как можно большее число лиц. У того, кто прочитает хотя бы первый абзац его публикации, пробуждается желание продолжить знакомство с содержанием работы. Это обеспечивается умением Ю.А. Жданова использовать стилистические приемы, повышающие экспрессивность высказывания, притягивающие и концентрирующие внимание адресата. Как правило, такие приемы характерны для устного ораторского выступления, а не для письменного научного текста. Стоит вспомнить, что еще Марк Туллий Цицерон противопоставлял стиль ученого (которого он называл философом), стилю оратора: «.. .оратору никак нельзя отказать в том преимуществе, что те же самые вопросы, о которых философы разглагольствуют бессильно и бледно, он умеет поставить и обсудить со всей возможной выразительностью и приятностью» [4]. По сути, это противопоставление не несет в себе осуждения Цицероном манеры ученых создавать сообщение, а лишь говорит о том, что в научной речи на первый план выступают точность, логичность, абстрактность и объективность (см. об этом, например, в [5, с. 242]) при игнорировании подключения эмотивных средств (специалиста не надо заинтересовывать, ему надо лишь транслировать идею, профессиональную потребность, в знакомстве с которой тот имеет еще до начала чтения), а оратор (ритор) избирает предметом речи некую общественно значимую проблему, на которой он должен сосредоточить внимание аудитории, чтобы сформировать ее мнение, а возможно, и побудить ее к каким-либо действиям. В соответствии со сказанным, для создателя
традиционного научного текста естественно начинать изложение с отчетливой постановки проблемы, обоснования ее актуальности, формулирования цели и задач исследования, ведущих к ее достижению. Но Ю.А. Жданову этого мало. Осознавая важность изучаемого вопроса, он стремится вложить мысль об этой важности в сознание читателя. Позволим себе процитировать первый абзац работы «Проблемы химической эволюции» [3], несмотря на его объемность: «Как это ни парадоксально, но химия в системе современного естествознания занимает несколько двусмысленное положение: ее охотно признают в качестве необходимой научной основы для понимания биологических, геологических явлений, для создания технологических процессов, но нередко ей отказывают в статусе теоретической науки, сводя к квантовой механике, статической физике, термодинамике. Существует немало авторитетных свидетелей как из среды философов, так и из числа естествоиспытателей, готовых поклясться, что химия как наука в принципе не существует, что под термином "химия" скрывается смесь точной, элегантной физической теории и грязной, вульгарной кухни, которую лишь из сострадания можно назвать наукой. Поскольку теоретическая сторона химии исчерпывается физикой, то от химии остается лишь практическое экспериментирование, но кто же решится считать наукой область деятельности, лишенную своей собственной теории?» [3, с. 5].
Весь абзац выдержан в стиле развернутой монологической реплики эрудированного человека, который обращается к другим, равным ему по уровню собеседникам, хорошо владеющим литературным языком и при этом далеко не обязательно - химикам, даже, скорее всего, - не химикам, а просто мыслящим людям, задумывающимся о важности развития различных отраслей знания. Автор называет обширный круг наук, взаимодействующих с химией. Этот перечень составляет один из главных аргументов в пользу тезиса о неправомерности отказа химии в претензии на статус теоретической науки. Поскольку, на взгляд Ю.А. Жданова, отрицание теоретической самостоятельности химии не имеет под собой оснований, он дает этому оценку, формируя экспрессивное отношение к ситуации за счет уступительной конструкции как это ни парадоксально, но..., начинающей текст и сразу обозначающей и отношение автора к той проблеме, которая даже еще не названа, и предполагаемое согласие читателя с формулируемой оценкой. С учетом того, что нехимик или химик,
занимающийся конкретным научным сегментом,
вряд ли вообще задумывается о статусе химиче-
« *
ской теории , он внутренне готов стать на точку зрения автора, однако явно пожелает узнать, в чем заключается парадокс. И здесь, в составе того же предложения, читатель сталкивается с антитезой, которая отсылает к человеческому фактору. Сама антитеза опирается на пару глаголов признают - отказывают. А неправомерность отказа подчеркивается тем, что признание связывается с указанием на очевидную ценность химии как используемого научного инструмента в глазах ученых разных сфер (ее охотно признают., где охотно - «с большим желанием» [6, с. 770]), в то время как никакой аргументации целесообразности упоминаемого отказа химии в статусе теоретической дисциплины не приводится: деепричастие сводя (здесь глагол использован в значении «упрощая, облегчая, подменить чем-л.» [6, с. 1158]) ничем не поясняется, поскольку и так ясно, что упрощение легче вникания в суть. Такое отсутствие аргументации рождает у читателя ощущение субъективности подобной оценки химии. Оно наращивается за счет введения автором в следующее предложение нескольких экспрессивных штрихов. Упоминая об авторитетных философах и естествоиспытателях, отрицающих теоретический потенциал химии, автор не называет их учеными, а прибегает к образу свидетелей (здесь разворачивается фрагмент сценария «судебное заседание»), которые готовы поклясться, что химия как наука в принципе не существует. Становится ясно, что доказательств у таких субъектов нет, а есть лишь желание отстоять свой субъективный принцип.
В продолжении предложения впечатление субъективности углубляется еще одной антитезой: теоретическая физика противопоставляется «нетеоретической» химии. При этом Ю.А. Жданов выражает противопоставление с помощью двух пар эпитетов. По отношению к физической теории это содержащие положительную коннотацию прилагательные точная и элегантная, по отношению к химии - негативно-оценочные - грязная и вульгарная. Замена самого названия химия метафорой кухня создает еще один ас-
* Для индивида, который знаком с химией только по школьной программе, она не выбивается из ряда других изучаемых дисциплин, т.е. воспринимается как несомненная наука; для химика, развивающего определенную отрасль знания, понимание многочисленных возможностей и необходимости практического применения химических исследований отнюдь не означает, что не надо применять теоретические положения, значит, и для него химия - наука.
социативно обусловленный образ - образ дома, где есть место для господ (они или/и локус их обитания элегантны) и место для слуг - грязная, вульгарная кухня. Как признать кухню частью жилого пространства, а ее обитателей - приравнять к людям можно, с точки зрения господ, лишь условно (ведь господа, пользуясь тем, что создано на кухне слугами, сами туда не стремятся), так и химию квалифицировать как науку теоретическую свидетели соглашаются лишь из сострадания: в сознании этих авторитетных свидетелей химия достойна только статуса служанки других (более высоких) наук. Завершается абзац тем, что автор как будто соглашается с подобными свидетелями и ставит риторический вопрос: кто же решится считать наукой область деятельности, лишенную своей собственной теории? Заметим, что Ю.А. Жданов и тут продолжает втягивание адресата текста в интригу спора, предлагая проследить за его развитием. Он не сообщает о том, какова может быть научная, аналитическая позиция противоположной стороны, а лишь продолжает апеллировать к человеческому фактору: в обществе сильно влияние авторитетов, а в рассматриваемой ситуации свидетели авторитетны; чтобы им противостоять, нужна значительная смелость. Именно поэтому в состав риторического вопроса введен глагол решиться - «после обдумывания избрать какой-л. способ действия; отважиться на что-л.» [6, с. 1122]. Читатель не может не пожелать узнать, действительно ли автор публикации готов согласиться с авторитетами, ведь он предупреждал о парадоксальности положения химии, да и в название публикации вынес словосочетание химическая эволюция, значит, готовится проследить путь развития химии.
Совершенно очевидно, что такое начало текста выдвигает на первый план не рационально-логические текстовые структуры [7], а эмоционально риторические, выступающие как «"упаковочный материал", то есть такие элементы текста (слова, предложения), которые создают его индивидуальность, выполняют оформительскую роль» [8].
Приведенный пример не единичен, - он, скорее говоря, характерен для письменной речевой манеры Ю.А. Жданова и выдает в нем не просто ученого, а просветителя, который способен просто говорить о сложном и постоянно думает о читателе, которому он, как специалист, готов помочь стать с собой наравне. И это наблюдается в работах разных десятилетий. Если процитированный выше фрагмент относится к публикации
1980 г., то размышления о сути биоорганической химии Ю.А. Жданов излагал еще в 1962 г. Но и здесь он выступает как активный участник диалога, объединяющий себя с собеседниками. Для него мысль о значимости химии для общества несомненна, поэтому ученый исходит из положения о том, что ею интересуются все и надо лишь немного помочь удовлетворению этого интереса. Статью «Биоорганическая химия» он (как и в предшествующем случае) начинает с отсылки к двойному парадоксу (якобы имеющему месту несоответствию обеих номинаций дисциплины их сущности): «Все чаще встречаем мы упоминание о химии природных соединений или биоорганической химии. Оба термина нуждаются в некотором пояснении. Несомненно, что к числу природных соединений относятся вещества неорганической, неживой природы, например многочисленные минералы, руды, соли и т.д. Однако химия природных соединений занимается исследованием молекул органических веществ, встречающихся в живых организмах.
Термин "биоорганическая химия", на первый взгляд, кажется несколько странным и звучит примерно как "физическая физика". Попробуем проследить путь формирования этого направления в науке и определить смысл такого, быть может, не вполне удачного названия»* [3, с. 68].
Говоря все чаще встречаем мы, ученый, с одной стороны, убеждает адресата статьи в том, что его интересуют те же вопросы, что и читателя, с другой - как бы между делом он готов пояснить те термины, которые пока неизвестны читателю. И автор даже соглашается с тем, что термины не вполне ясны, так как с внешней стороны выглядят противоречиво. Во-первых, странно, что химия природных (в привычном понимании - неорганических) соединений исследует органические вещества живых организмов, во-вторых - биоорганическая химия может восприниматься как плеоназм (похоже на физическую физику).
Понедоумевав вместе с адресатом статьи по поводу приведенных противоречий и признав, что выбранный термин (биоорганическая химия), быть может, не вполне удачен, автор предлагает продолжить размышления по этому поводу. При этом он не становится на позицию специалиста, который способен сразу же разъяснить любому непросвещенному обозначенные противоречия, - Жданов становится рядом
* Здесь и далее по тексту в цитатах Ю.А. Жданова курсив мой. - Л.С.
с читателем и зовет его к попытке совместного анализа (попробуем проследить). Глагольная форма совместного действия попробуем как бы подбадривает того, кто еще не начинал думать в предложенном ракурсе (эта форма подводит к ассоциациям: не отказывайтесь разбираться, может получиться искомый результат).
Конечно, было бы преувеличением заявить, будто Ю.А. Жданов рассчитывал, что любые собственно научные труды могут стать достоянием широких масс и станут настольными книгами любых слоев читателей. Рациональнее предположить, что ученый нацеливался на вовлечение в научную деятельность студентов естественнонаучных направлений. Однако и для людей, далеких от проблем химической науки, чтение вышеупомянутых работ оказывается в значительной мере доступным именно вследствие широкого оперирования автором изобразительно-выразительными средствами системы современного русского языка и разнообразными стилистическими фигурами.
Перейдем, однако, к той части творчества Ю.А. Жданова, которая не связана с естественными или точными науками по предмету рассмотрения.
В 2010 г. вышел из печати сборник «Кавказские мотивы» [9], включающий научно-познавательные эссе культурологической направленности и художественные миниатюры, в разные годы созданные Ю.А. Ждановым. Понятно, что адресаты текстов такого рода совсем иные, чем у работ естественнонаучного склада, как иное и сущностное наполнение произведений. Жанр краткой статьи позволяет коснуться только текстов первого из двух названных типов - научного.
Построение эссе «Солнечное сплетение Евразии» (впервые опубликовано в 1999 г. [10]) выдает в авторе личность философа. Оно состоит из 16 самостоятельных текстов, предваренных общим вступлением, которое обращено к читателю. Здесь обнаруживается та же речевая манера пишущего: Ю.А. Жданов вновь занимается вовлечением адресата в чтение. Любопытно, что он опять прибегает к необычному, интригующему началу, которое напрямую совпадает с названием эссе: «Солнечным сплетением Евразии называют ныне Кавказ многомудрые политики, размышляя о его прошлом и настоящем» [10, с. 32]. Это начало заставляет ожидать разъяснения, почему именно таким перифразом маркирует автор Кавказ. Ведь суть его амбивалентна. В анатомии человека солнечное
сплетение - «совокупность нервных узлов, расположенных в брюшной полости вокруг начала артерий» [6, с. 1250]. Отсюда вытекает возможность двоякой интерпретации переносного употребления термина для характеристики Кавказа: 1) это сложнейшая и важнейшая, ценнейшая часть Евразии, 2) это наиболее хрупкая, уязвимая, опасная своей незащищенностью от внешней агрессии часть Евразии. Однако Ю.А. Жданов не спешит раскрывать секрет. Он только подталкивает читателя к тому, чтобы поразмышлять вместе с ним, стоит ли Кавказ их общего внимания. И, как обычно, сначала приводит аргументы против этого, неторопливо перечисляя признаки кажущейся третьестепенности упомянутого геополитического и культурно-исторического ареала, предваряя их введением в начало абзаца именительного темы: «Кавказ... Есть у Земли вершины повыше на Памире и в Гималаях. Текут в иных местах и реки величественнее и глубже: Нил и Ганг, Волга и Янцзы; далеко до них Араксу или Тереку. И моря омывают его какие-то замкнутые, мелковатые - куда им до океанических просторов. На протяжении тысячелетий по соседству возникали могучие империи: Ахе-мениды и Александр, Рим и Порта, Византия и Россия; на Кавказе не было таких крупных государственных образований» [10, с. 32]. Нарочито нарушая объективный порядок слов в цепочке идущих друг за другом предложений (подлежащие здесь по большей части стоят после сказуемых: есть вершины, текут реки, возникали империи), используя прилагательные в простой сравнительной степени - повыше, величественнее, глубже - для указания на то, что Кавказ как будто уступает другим местам в масштабности, употребляя слова, подчеркивающие внешнюю неэталонность объекта или невысокую степень проявления признака (какие-то замкнутые, мелковатые), вводя в текст разговорные выражения, создающие впечатления некоторого пренебрежения к объектам оценки (далеко до них ., куда им до...), он добивается впечатления рассуждения в ходе неторопливой беседы, в которой некто неизвестный снисходительно-свысока смотрит на Кавказ. Однако читатель понимает, что всей этой пирамиде принижения Кавказа суждено рассыпаться, ведь уже прозвучало яркое и в то же время озадачивающее словосочетание - солнечное сплетение Евразии. Кроме того, сразу вслед за ним от сообщения о позиции политиков автор перешел к ссылке на устремления культурологов: «Культурологи стремятся уяснить себе дух данного края земли или, как говорили древние
римляне, его "genius locis"» [10, c. 32]. Осознав, что внимание политиков и культурологов, несмотря ни на что, притягивается к Кавказу, читатель оказывается подготовленным согласиться с финальной репликой краткого вступления: «Полезно было бы поразмышлять над тем, как же выглядит Кавказ в людской памяти и историческом сознании, что говорят о нем красочные мифы и прагматические реалии» [10, с. 33].
В данном эссе автор не имеет нужды обращаться к узкоспециальной информации, его орудие - знания из области мировой культуры. Автор не только оперирует прецедентными феноменами - здесь и антропонимы из античной мифологии (Зевс, Гермес, Меркурий, Афродита, Дионис, Прометей, Атлант, Ясон, Кастор, Полидевк, Елена Прекрасная, Парис, Геракл...), из Священного Писания (Ной, Саразаил...), и связанные с ними сюжеты; и имена реальных лиц, в разные эпохи и в различных ролях оставивших след в истории человечества, способствовавших его эволюции (это и мыслители прошлого: Руссо, Гегель, Фейербах, Гердер, Чаадаев, и представители различных наук: Страбон, Менделеев, Вернадский, Н. Вавилов, Мичурин, и писатели (прозаики, поэты, драматурги, публицисты, критики): Еврипид, Овидий, Руставели, Шекспир, Гёте, Байрон, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Белинский, Добролюбов, Шевченко, Чернышевский, Огарев, Толстой, Киплинг, Брюсов, Есенин, Маяковский, Асеев, Чапек, Брехт, Фейхтвангер, и художники и композиторы: Верещагин, Глинка, Кюи, Римский-Корсаков, Балакирев, Асафьев, Рубинштейн, и правители, полководцы, политики, общественные деятели, революционеры разных эпох: Александр Македонский, Тамерлан, Петр Великий, Одоевский, Бестужев, Лорер, Нарышкин, Лихарев, Розен, Назимов, Наполеон, Маркс, Энгельс); здесь и общеизвестные топонимы, сопряженные с культурными смыслами (Арарат, Понт, Колхида, Атлантида.).
Естественно, все или почти все эти прецедентные феномены на слуху у любого образованного (а иногда и не очень образованного) носителя российской лингвокультуры. Поэтому, становясь читателем ждановского эссе, он чувствует себя на равных с автором, даже не замечая, насколько глубже и значительнее те знания, которые стоят за каждым названным феноменом в сознании Ю.А. Жданова. А тот постепенно раскрывает своему адресату малоизвестные факты, приводит результаты собственных размышлений и неожиданных находок, а главное - все это прочно увязывает с историей, культурой и реа-
лиями современного ему Кавказа. К примеру, в первом же тексте эссе «История с географией» он знакомит читателя с представлениями древних о границах Кавказа. При этом автор опирается и на труды упомянутых известных ученых (И. Стеблина-Каменского, Г. Гегеля, Л. Фейербаха), и на работы специалистов, которых знают, скорее всего, только кавказоведы. Между тем именно эти последние и сделали новые шаги в познании Кавказа как части мирового культурного пространства. Так, Т. Гуриев упоминает об Эльбрусе при анализе иранского эпоса «Авеста» [9, с. 34], а Ю.А. Жданов находит повод и сделать более известным современной культурологии имя кавказского исследователя, и незаметно подтолкнуть читателя к прочтению самого эпоса, цитируя из него гимн горе Хварно, первой в мироздании, по мысли древних иранцев. Далее Ю.А. Жданов обращает внимание читателя на нартские сказания, и снова ссылается на труд кавказоведа - Ю.А. Дзиццойти [9, с. 35]. От работы, которая, несомненно, достойна прочтения, но все же за пределами специальной области знания вряд ли хорошо известна, автор легко перебрасывает мостик к имени, которое знают все, - имени Лермонтова. Однако сообщает он такую деталь, на которую сам читатель вряд ли до этого обращал внимание. Вот этот фрагмент ждановского текста:
«Как отмечает Ю.А. Дзиццойти в работе "Нарты и их соседи", "в осетинском эпосе находим еще одно название для этой горы -Catyberzond - Вершина Цат, также заимствованное из балкарского языка. Отсюда же - русское название горы Шат". Теперь понятны лермонтовские строки:
"Как-то раз перед толпою Соплеменных гор У Казбека с Шат-горою Был великий спор"» [9, с. 35]. Фрагмент наглядно демонстрирует полиассоциативность ученого, его способность охватывать сразу разные аспекты изучаемого вопроса и наличие у него поистине гигантской базы систематизированных знаний из разных сфер, свободное оперирование которой свидетельствует о высокой степени дивергентности его мышления, характерной только для мощных умов. Скупые рамки журнальной публикации не позволяют далее проследить совместный путь Ю.А. Жданова и его читателя, все более увлекаемого интеллектом и эрудицией повествователя, который постоянно углубляет и расширяет границы осведомленности адресата и наслаивает
на запас общеизвестных сведений, составляющих когнитивную базу российской культуры, новые и новые сведения, напитывая среднего носителя лингвокультуры все более глубокими знаниями - и в области естествознания - географии, геологии, биологии, и в сфере истории, и в филологическом ключе, и в русле социологии, политологии, и т. д. Вчитываясь в мифы и легенды Кавказа, которые автор часто излагает не от своего имени, а со ссылкой и на ученых, и на обычных жителей Кавказа, адресат продолжает ощущать свое равенство автору, ведь изложение течет плавно и просто, понятно и увлекательно. При этом Ю.А. Жданов не забывает, что интерес читателя нуждается в постоянной подпитке, нужны какие-то кванты информации, которые должны играть роль «захватов». К примеру, один из них - подбрасывание читателю новой версии о местонахождении загадочной Атлантиды. Очередной текст в эссе имеет название в форме вопроса «Где утонула Атлантида?» [9, с. 37]. И начинается этот текст снова с парадокса: «Ученик Аристотеля Александр Великий установил лишь горную ось Восток-Запад как стержень, опору ойкумены от Гиндукуша до Европы, назвав эту ось Кавказом. Но в античной географии существовало представление и об оси Север-Юг. В ее основе лежали Рифейские горы, наш Урал, который в те времена, на удивление, также назывался Кавказом» [там же]. Здесь мы снова видим прием объединения автора с читателем в пространстве и времени (наш Урал) и заражение его эмоциональной оценкой сообщаемой информации (на удивление, назывался Кавказом).
Сообщив о парадоксе, автор тут же его снимает, высвечивая прозрачную логику: Кавказ - видовое наименование в роли родового. Делает это автор очень изящно, приводя две параллели из эпохи так любимой им Античности в форме цитирования сочинения римского историка и географа Страбона: «Ведь Понтий-ское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя "Понт", подобно тому, как Гомера называли просто "поэтом"». Затем автор прибавляет и собственную часть разъяснения: «Подобно этой же аналогии, Кавказ представлялся структурообразующей основой Земли» [9, с. 37]. Попутно Ю.А. Жданов решает еще две задачи в своей работе с читателем: знакомит его с очередным кавказоведом и напоминает адресату, что науку делают живые люди (значит, укрепляет в нем уверенность в собственных способностях
и возможностях). Вот только что адресант ссылался на античного историка и географа Стра-бона и тут же переходит к представлению современного автора одного из вероятных ответов на вопрос, поставленный в заголовке текста. Ю.А. Жданов не просто упоминает фамилию и инициалы ученого, как это свойственно стилю научной работы, - он сообщает о его должности и месте работы: «Профессор Дагестанского госуниверситета М. Магомедов выдвинул гипотезу о том, что на дне его (Гирканского, т.е. Каспийского моря - Л. С.) находится древняя загадочная Атлантида» [9, с. 37-38]. Затем следует краткое, но емкое изложение сути самой гипотезы с упоминанием основных доказательств. А заканчивается повествование вновь объединением автора с читателем, которое осложнено еще и включением их в коммуникацию с только что представленным географом: «Пожелаем профессору Магомедову дальнейшей разработки гипотезы» [9, с. 38].
Для всего эссе характерны смелые и удивительные параллели. Так, в тексте «Факел Прометея» Ю.А. Жданов, отталкиваясь от известного античного мифа о похищении Прометеем небесного огня для людей, «присваивает» этого персонажа, утверждая, что тот родом с Кавказа. Излагает он это так, как будто речь идет о реальном лице (чуть ли не о современнике автора, к которому, хотя и в скобках, применяется словечко ХХ века - депортирован), причем ссылается на авторитет Гегеля и мифы кавказских народов, которые, автор, однако, называет рассказами (и это тоже работает на повышение «реалистичности» жизни Прометея):
«Таков миф. Но мало кто знает, что Прометей не только был сослан на Кавказ (депортирован), но там и родился. Об этом пишет Гегель в своей "Эстетике": "Прометею, родиной которого считается Кавказ, приписывается, что он впервые научил людей добывать огонь и пользоваться им".
В пользу кавказского происхождения Прометея свидетельствуют и рассказы о судьбах многих эпических героев Кавказа» [9, с. 42]. Последнее заявление дает основания автору кратко пересказать фрагменты осетинского, кабардинского, армянского, абхазского фольклора, назвать читателю новые имена того, кого он до сих пор знал как Прометея, вновь протянуть связующую нить с творчеством Лермонтова, намекая, что Прометей - это Демон, поразмышлять о гегелевской оценке Прометея, призвать на помощь Эсхила с его трагедией «Прикованный Проме-
тей», сослаться на философские рассуждения К. Маркса о роли образа Прометея в осознании «смелого свободолюбия истинно философской мысли» [9, с. 44]. И всюду Ю.А. Жданов прибегает к цитированию упоминаемых текстов (и научных трудов, и художественных произведений), что также способствует повышению интереса читателя к раскрываемой теме Кавказа, пониманию его значимости, включенности в мировую цивилизацию.
Примечательной деталью письменной речевой манеры Ю.А. Жданова выступает его способность к высвечиванию неожиданных связей обсуждаемых объектов. Это сказывается и в часто реализуемом приеме внезапного вывода, концовки, которую нельзя предвидеть. Она формулируется в виде то вопроса, то суждения. Так, текст «Факел Прометея» сосредоточивает внимание читателя на самом этом образе, на факте существования многочисленных кавказских образов-аналогов, на отражении его в философских и художественных произведениях. Наконец, авторский взгляд сосредоточивается на конфликте Прометея с Зевсом, изображенном в трагедии Эсхила. И тут неожиданно герой вновь осовременивается. Гермеса, который уговаривает Прометея покориться воле Зевса, Ю.А. Жданов называет маклером, дилером и брокером, а пантеон олимпийских богов - командой Зевса. Приведя фрагмент монолога Прометея, обличающего выскочек, верящих, что их власти не будет конца, автор совершенно неожиданно завершает текст двумя короткими абзацами:
«Постыдное падение - вот что, по мнению Прометея, ожидает команду Зевса.
И все же миф о Прометее, смотрящем вперед, предвидящем будущее, жив; жива и надежда. В сложных и несправедливых условиях беззаветно и почти бесплатно трудятся во имя науки, во имя страны, во имя людей тысячи ученых Кавказа» [9, с. 45].
Другой пример - текст «Главный хлеб Земли». Большая часть его посвящена рассказу о Н. Вавилове как великом естествоиспытателе с сосредоточением дальнейшего внимания на раздумьях об усилиях кавказских селекционеров по выращиванию пшеницы, которую Вавилов и назвал главным хлебом Земли. Он достаточно подробно рассказывает о роли Кавказа как родины культурной пшеницы, добавляет в копилку знаний читателя самые общие сведения о методике выведения ее ценных сортов, сообщает о разработанном И.В. Мичуриным методе гетерозиса, благодаря которому появились высокопродук-
тивные разновидности этого злака. С этого конкретного набора фактов автор закономерно переходит к тревожащей его мысли о том, что в будущем человечество не должно голодать, как это бывало в прошлом. И свидетельства этих драматических условий существования человечества в давние эпохи он передает читателю с опорой на античных авторов, Каллимаха и Овидия, а затем добавляет, что «и героические нарты страдали и ... даже гибли от голода» [9, с. 54]. Повествование идет логично и связно. И вдруг читатель останавливается в потрясении, встретившись в завершающим абзацем с выводом в форме пары следующих друг за другом вопросов:
«Не будет слишком смелым утверждение, что гибридизация отдаленных форм и вспышка гетерозиса - общее свойство живого. И разве не является эллинизм гетерозисной вспышкой культуры при соприкосновении Греции и Востока? Разве Ренессанс не впитал в себя разнокачественную природу классической античности и традиционных форм культуры средних веков?» [9, с. 54]. Размышления о культуре материальной, о земледелии, о проблеме биологического сохранения человека как вида оказываются искрой, которая дает мощную вспышку осмысления синтеза культур Востока и Запада в целом. И к этому осмыслению автор побуждает читателя, обращаясь к нему как философ к философу. Вопросы построены как риторические (оба начинаются вопросительной частицей разве, которая в подобных конструкциях служит «для выражения уверенности в противоположном ответе» [6, с. 1062]), так что как будто и не предполагают необходимости ответа. Однако благодаря им адресат текста задумывается над культурологической проблемой и продолжает уже самостоятельный поиск аргументов за или против.
Небольшое 17-частное эссе наглядно демонстрирует блестящую эрудицию Ю.А. Жданова, глубокое знание не только Античности как эпохи, а и мировой истории в целом, но не это главное в творчестве данного автора. Главное -то, что он всегда умеет отыскать такие языковые средства и речевые приемы, которые заставляют читателя с жадным вниманием читать предлагаемые ему тексты и чувствовать себя на одном уровне с этим маститым ученым даже тогда, когда есть полное и безоговорочное осознание неизвестности большей части транслируемой им информации. Заметим вдобавок, что и в художественных миниатюрах, которые вошли в сборник «Кавказские мотивы», Ю.А. Жданов, изменяя средства изложения содержания, остается верен
своей речевой манере - рассказывать так, чтобы читателю было и интересно, и комфортно. Здесь так же, как и в культурологическом эссе, часты обращения к мифологии (снова и греческой, и римской, и древнеиндийской, и кавказской), иногда сюжеты вплетаются в картины природы, порою подаются как рассказы людей, оказавшихся рядом в часы досуга автора, но часто философ пересиливает художника: миф становится трамплином для высокого полета мысли.
Многое Ю.А. Жданов рассказывает с опорой на жизненный опыт. Повествования выдают в нем бывалого путешественника, в том числе как туриста и альпиниста. Каждая мелочь, попадающаяся ему на глаза, заставляет откликнуться сознание естествоиспытателя, в первую очередь, химика, но и географа, геолога, натуралиста. Но везде он сохраняет чувство читателя, отчетливо понимая, что уместно в конкретной ситуации общения, а что - нет. В миниатюре «Экологическая ниша» Ю.А. Жданов вспоминает, как много лет назад в турпоходе ему и его спутникам пришлось заночевать с лесорубами, которые валили пихты. На вопрос, не жалко ли рубить эти деревья (описывает их автор как израненных живых существ: «лесных гигантов с обрубленными ветками и сочащимися стволами» [9, с. 154]), лесорубы дали успокоительный ответ, что вырастут новые деревья. Вновь оказавшись в том же месте спустя много лет, автор с сожалением отмечает, что обещанного лесорубами не произошло. А затем читателю предлагаются два ответа, которые и завершают зарисовку:
«Оказывается, в природе для них уже не нашлось свободной экологической ниши - так определил биолог. А лесничий сказал проще:
- Не дает мелколесье расти пихте. Глушит» [9, с. 154].
Второй ответ яснее и, действительно, проще. Но то, что этим завершается миниатюра, для уже привыкшего к ждановской речевой манере читателя скрывает за собой невысказанную параллель: не так ли глушит иногда человеческое мелколесье, серенькая посредственность, росток таланта, который мог бы превратиться в мощного гиганта, если бы ему только дали немного пространства для творчества?
Таким образом, выборочный анализ научных трудов и художественных произведений Ю.А. Жданова показал, что автор всегда учитывает коммуникативную ситуацию и потенциал адресата, стараясь при этом создавать у последнего впечатление интеллектуального равенства с адресантом. В научном изложении это достига-
ется избеганием терминологической избыточности, активным и одновременно целесообразным вовлечением в текст лексико-фразеологических средств, находящихся за пределами научного дискурса, обращением к метафоризации, оперированием прецедентными феноменами. Характерной чертой речевой манеры Ю.А. Жданова-ученого является использование разнообразных ораторских приемов, позволяющих удержать внимание читателя и внедрить в его сознание мысль о ценности предмета речи. Важными приемами акцентуации текстовых компонентов выступают указание на противоречие и парадокс.
ЛИТЕРАТУРА
1. Жданов Юрий Андреевич: К 90-летию со дня рождения. Библиографический указатель / Сост. Н.Г. Черенкова, Ю.В. Федан. Отв. ред. Н.С. Авду-лов. Ростов н/Д: Изд-во АПСН СКНЦ ВШ ЮФУ 2009. 184 с.
2. Жданов Юрий Андреевич: биография. Peoplelife// eu/ Биографии известных людей. Факты, фото, видео, интересные истории. URL: https://www. peoplelife.ru/105089_2.
3. Жданов Ю.А. Избранное: В 3 т. Т. 1. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2009. 400 с.
4. Цицерон М.Т. Три трактата об ораторском искусстве / Пер. с лат. Ф.А. Петровского [и др.]; Под ред. М.Л. Гаспарова. М.: Наука, 1972. 471 с. С. 89.
5. Кожина М.Н. Научный стиль // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта : Наука, 2003. С. 242-248.
6. Новейший большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: «Норинт», М.: «РИПОЛ классик», 2008. 1536 с.
7. Кожин А.Н., Крылова О.А., Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи: Учеб. пособие для филол. специальностей ун-тов. М.: Высшая школа, 1982. 223 с. С. 150.
8. Гвоздарев Ю.А., Савенкова Л.Б. Основы коммуникативной стилистики: Учеб. пособие для фи-лол. ф-тов ун-тов. М.: ИКЦ «МарТ», Ростов н/Д: Изд. центр «МарТ», 2008. 256 с. С. 43.
9. Жданов Ю.А. Кавказские мотивы. М.- Ростов н/Д: Социально-гуманитарные знания, 2010. 160 с.
10. Жданов Ю.А. Солнечное сплетение Евразии // Социально-гуманитарные знания. 1999. № 4. С. 25-44.
REFERENCES
1. Zhdanov Yuriy Andreevich: K 90-letiyu so dnya ro-zhdeniya. Ukazatel' [Yuri Zhdanov: to the 90th Anniversary of his birth. Index]. Compilers N.G. Che-renkov, Yu.V Fedan. Ed. by N.S. Avdulov. Rostov-on-Don, APSN NCSC HE SFU Press, 2009, 184 p.
2. Zhdanov Yuriy Andreevich: biografiya [Yuri A. Zhdanov: biography]. In: Biografii izvestnykh lyudey. Fakty, foto, video, interesnye istorii [Biographies of famous people. Facts, photos, videos, interesting stories]. Available at: https://www.peoplelife. ru/105089_2 (accessed August 01, 2019).
3. Zhdanov Yu.A. Izbrannoe [Selected Works]. In 3 vols. Vol. 1. Rostov-on-Don, NCSC HE SFU Press, 2009, 400 p.
4. Cicero M.T. Tri traktata ob oratorskom iskusstve [On the Orator]. Transl. from Latin by F.A. Petrovskiy [et al.]. Ed. by M.L. Gasparov. Moscow, Nauka, 1972, 471 p., p. 89.
5. Kozhina M.N. Nauchnyy stil' [Scientific Style]. In: Stilisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar' russk-ogo yazyka [Stylistic Encyclopedic Dictionary of Russian Language]. Ed. by M.N. Kozhina. Moscow, Flinta, Nauka, 2003, pp. 242-248.
6. Noveyshiy bol 'shoy tolkovyy slovar'russkogo yazyka [The Newest Large Explanatory Dictionary of the Russian Language]. Ed. by S.A. Kuznetsov. St.-Pe-terburg, «Norint»; Moscow, «RIPOL Klassik», 2008, 1536 p.
7. Kozhin A.N., Kiylova O.A., Odintsov V.V
Funktsional'nye tipy russkoy rechi: Ucheb. posobie dlya filol. spetsial'nostey universitetov [Functional types of Russian speech: A Guide for Philological Studies]. Moscow, Vysshaya shkola, 1982, 223 p., p. 150.
8. Gvozdarev Yu.A., Savenkova L.B. Osnovy kom-munikativnoy stilistiki: Ucheb. posobie dlya filol. fakul'tetov universitetov [Basics of communicative stylistics: A Study Guide for Philological Faculties]. Moscow, IKC «MarT», Rostov-on-Don, Izd. centr «MarT», 2008, 256 p., p. 43.
9. Zhdanov Yu.A. Kavkazskie motivy [Caucasian themes]. Moscow - Rostov-on-Don, Social'no-gu-manitarnye znaniya, 2010, 160 p.
10. Zhdanov Yu.A. Sotsial'no-gumanitarnye znaniya, 1999, no. 4, pp. 25-44.
26 августа 2019 г.
