CC BY
8#Ученичество. 2023. Вып. 1. С. 5-12. #Apprenticeship. 2023. Issue 1. P. 5-12.
Научная статья
УДК 176.1(94_44_ «653»)
https://doi.org/10.22405/2949-1061-2023-1-5-12
УЧЕБНИКИ НА БУДУЩЕЕ? ФРАНЦУЗСКИЕ МОРАЛИСТЫ XIV-XV ВВ. О ЛЮБВИ И ГРЕХЕ
Кпыл а канд. ист. наук, старшим научный сотрудник
„ Институт всеобщей истории РАН
Юлия ПетПовна Москва, Россия,
julia.p.krylova@gmail.com_
Аннотация. Позднесредневековые французские наставления, в том числе рассчитанные на детей, характеризуются большей сосредоточенностью на описании грехов и соответствующем предостережении от них, нежели на достойном поведении людей. Эта традиция, при всей своей неоднозначности (с точки зрения нашего современника), вызывает еще больше вопросов, когда авторы заводят речь о любви и гендерных отношениях, обращаясь к собственным маленьким детям. Было ли узнавание неприглядной «изнанки» отношений мужчин и женщин в раннем детстве нормой? Предпочитали ли родители, чтобы дети узнали «плохое» скорее от них и были заранее вооружены от греха, чем оказались бы неопытными перед лицом опасности? Был ли у авторов расчет на привлечение к своим трудам широкой публики за счет яркого описания греха (поскольку описания добродетелей скучны)? Не было ли это личным наболевшим вопросом авторов? В работе предпринимается попытка посмотреть на родительские поучения под разными углами зрения.
Ключевые слова: Франция, позднее Средневековье, мораль, родители и дети, добродетель, грех, взаимоотношения полов
Scientific Article
UDC 176.1(94_44_ «653»)
https://doi.org/10.22405/2949-1061-2023-1-5-12
TEXTBOOKS FOR THE FUTURE? FRENCH MORALISTS OF THE 14^ -15th CENTURIES ON LOVE AND SIN
PhD in History, Senior researcher Krvlnva Institute of World History,
"i Russian Academy of Sciences
Yulia Petrnvna Moscow, Russia
julia.p.krylova@gmail.com_
Abstract. The late medieval French instructions, including those aimed at children, are characterized by a greater focus on descriptions of sins and corresponding warnings against them rather than on decent human behavior. This tradition, for all its ambiguity (from the perspective of our contemporary), raisesevenmorequestionswhentheauthorstalkaboutloveandgenderrelations, addressing their own young children. Was the discovery of the unsightly "other side" of male-female relationship sin early childhood the norm? Would parents prefer their children to learn the "bad stuff' from them and be armed in advance against sin, rather than be inexperienced in the face of danger? Were the authors counting on attracting a wider audience to their writings at the expense of vivid descriptions of sin (descriptions of virtues are boring)? Was this a personal and painful issue for them? The paper at tempts to look at parental instructions from different perspectives.
Keywords: France, late Middle Ages, morality, parents and children, virtue, sin, gender relations.
© Крылова Ю. П. 2023 © Krylova Y. P. 2023
Изучение западноевропейской средневековой поучительной литературы рано или поздно заставляет задаться вопросом: почему авторы так кратко и скучно пишут о добродетелях, в то время как в рассказах о грехах они не жалеют ярких красок для описания самых невероятных подробностей. Было ли добродетельное поведение такой редкостью, что сочинители никогда его не встречали, а потому не знали, как описать то, что никогда не видели? Возможно, и доступная им духовная литература тоже не была богата на подробные описания поведения, к примеру, святых. О грехах же они не только слышали в церковных проповедях, но постоянно видели их примеры в поведении окружающих.
Это во многом относится и к французским позднесредневековым поучениям, написанным родителями собственным детям. Вместо увлекательных историй о добропорядочном поведении, к которому авторы всеми силами должны были бы призывать детей, мы нередко наблюдаем захватывающие описания жуткого греховного поведения, о котором, как казалось бы, детям лучше не знать. По идее, всё должно было быть ровно наоборот: добродетель должна быть прекрасна и назидательна, а грех - ужасать и отпугивать. Первую следовало воспевать, привлекая внимание читателей, по поводу второго - ограничиться несколькими лаконичными и устрашающими фразами.
Еще с первых веков христианства отцы церкви, а позже и все моралисты Средневековья, заявляли, что человеческая природа скорее склонна к греху, нежели добродетели. Не усугубляли ли таким образом наши авторы ситуацию еще больше? Какую цель они преследовали, подробно рассказывая о грехах? Эта коллизия, на наш взгляд, имеет много аспектов, очевидных и неочевидных рабочих гипотез, некоторые из которых хотелось бы затронуть в данной работе.
Прежде всего задумаемся: как можно вдохновляюще описать добродетель, чтобы ей захотелось подражать и следовать? Тем более, когда речь идет о тексте, адресованном детям, а не о богословском поучении или теологическом трактате. Добродетель часто абстрактна; к примеру, благочестие или умеренность в средневековом понимании имеют множество аспектов, в то время как с грехами обычно все однозначно: чревоугодие или блуд ясны всем. Добродетель часто объясняется «от противного», через негативные речевые обороты - как не следует себя вести и, соответственно, опять через описания понятного греховного поведения. Иногда же она так и остается умозрительной: когда автор сообщает, что «не следует себя вести плохо по отношению к другому», что тут же должно было вызывать вопросы. «Плохо», «недостойно» и тому подобные понятия требуют своего объяснения, особенно для ребенка, и средневековый автор оказывался в затруднении - как описать то, что еще не произошло.
Какого-то одного, всем известного и точного списка самых главных добродетелей не существовало, в отличие от всем понятных «семи смертных грехов», хотя и это понимание родилось не сразу [8, p. 7; 5, с. 125-127]. Разумеется, основным текстом, с которым христианину нужно было соотносить свою жизнь, оставалось Евангелие, но всякий ли ребенок мог адекватно понять и применить заповеди в жизни
С грехами же дело обстояло существенно проще: жадность, зависть, чревоугодие понятны и маленькому ребенку. Об этом авторы могли рассказывать долго и увлекательно, тем более что жизнь предоставляла образцы греховного поведения людей на каждом шагу. Иногда описания были настолько пугающими, что, действительно, могли отвадить читателя от совершения ошибки. Но нередко талант автора затмевал в нем моралиста, и получалось весьма увлекательно.
1 Естественно, знание и понимание детьми прошлых эпох тех или иных основополагающих текстов должны исследоваться особо в рамках истории детства и ученичества, не подвергаясь анахронизму современных нам представлений.
В рамках этого феномена, на примере родительских поучений собственным детям, хотелось бы остановиться на самом, наверное, противоречивом сюжете -одновременно притягательном и отталкивающем со средневековой точки зрения. Это тема любви и отношений с противоположным полом, которая зачастую выливается, в соответствии с вышесказанным, в описания известных авторам случаев прелюбодеяния и блуда. Сюжет, чрезвычайно волнующий всех сочинителей трактатов, приобретал под их пером самые разные формы, иногда чуждые современным нам представлениям. Интересно, что авторские воспитательные стратегии рассказа об этих отношениях не только различались, но и, судя по всему, трансформировались со временем.
Некоторые позднесредневековые авторы-родители, не смущаясь сюжетом, передавали все, как есть, вне зависимости от пола ребенка. Таким примером может служить французский трактат второй половины XIV в. «Поучение дочерям рыцаря Жоффруа де Ла Тура Ландри» [11]2. В нем множество самых разных историй на тему греховодной любви. Причем, это не только библейские истории, которым автор добавляет красочных подробностей, но и истории его современников, о которых он сам слышал.
Остановимся на двух практически идентичных историях. Автор по какой-то причине приводит в своей книге обе, не жалея подробностей. В его владениях, в церкви Нотр-Дам де Больё, в канун праздника Девы Марии некий Перро Люар, судебный исполнитель из Канде и неизвестная женщина занимались любовью у алтаря. Но случилось чудо, и они не могли сойти с места, так что все имели возможность увидеть их грех [11, p. 79-80.]. Сюжетная линия второй истории, как это ни покажется странным, идентична, с той лишь разницей, что главный герой - еще и монах. Тут Жоффруа де Ла Тур тоже излагает все известные ему подробности. Событие имело место около трех лет тому назад в Пуату, что вблизи его владений, в аббатстве Шеврефэй, в одно из воскресений (то есть опять в праздничный день). На этот раз герои - племянник священника Пижьер и неизвестная женщина - занимаются тем же самым в углу церкви во время мессы [11, p. 81]. Ради какого же вывода автор рассказывает эти богохульные истории? Может показаться, что рассказывая одну за другой две весьма похожие истории, он хочет поделиться смачными подробностями, да еще не вычитанными где-то, а произошедшими у него под боком. Между тем, как оказывается, он хочет наставить дочерей, что «должно добродетельно вести себя в святой церкви» [11, p. 80]. Для подобного вывода, как представляется, вполне можно было найти менее вопиющий случай, что автор не раз уже делал, советуя, к примеру, не разговаривать во время мессы. Однако Жоффруа пространно поясняет свое наставление, из-за чего складывается ощущение, что подобные приключения случаются нередко: «необходимо остерегаться совершать тяжкий грех плотского наслаждения в церкви и говорить там о вещах, касающихся этой отвратительной (orde) темы, а также влюбленно переглядываться, кроме тех, кто состоит в браке» [11, p. 81]. Подобная неловкая формулировка-пояснение лишь добавляет недоумения: складывается впечатление, будто бы автор «дозволяет» супругам совершать этот грех в церкви.
Не менее любопытна лексика Жоффруа еще в одном рассказе на данную тему. У некоего рыцаря умерла жена; в браке они были пять лет, уточняет автор. От одного святого человека муж узнал, что она попала в чистилище на сто лет «за некоторые ошибки, которые совершила в браке, а именно за то, что один оруженосец спал с ней (s'estoitcouchieavecqueselle), и другие мелкие прегрешения», а так как она исповедалась, то не попала в ад [11, p. 107]. Весьма
2 Перевод на русский язык отдельных глав, см.: [1], [2].
любопытным представляется речевой оборот «мелкие прегрешения» (petit zpechiez) в повествовании на тему прелюбодеяния, особенно, когда мы имеем дело с книгой для девочек, написанной их отцом. Связаны ли эти два высказывания -то есть, что «мелкие прегрешения» тоже касались блуда, о чем вроде бы как с легкостью говорит Жоффруа де Ла Тур, - или же речь идет об очередном неуклюжем стилевом обороте непрофессионального сочинителя, сказать сложно. Как мы увидим дальше, не исключен здесь и мужской куртуазный взгляд автора.
Вместе с тем блуд или развратное поведение мужчин и женщин у Жоффруа де Ла Тура нередко служат темой для наставлений, не относящихся собственно к этому сюжету. Он может подробно описать историю двоих, готовых предаться греху, который, однако, не случился, поскольку девица прежде часто молилась за умерших и «более тысячи человек в саванах окружили ее» [11, p. 7]. Этот случай автор находит достойным для вывода о пользе молитвы. А в пересказе библейской истории о дочерях Лота, совершивших инцест, его больше беспокоит «опасный грех чревоугодия и винопития» [11, p. 115]. Жоффруа де Ла Тура не останавливает пикантность сюжета, при том, что для нужного ему вывода он с легкостью мог бы найти историю, не связанную с одним из смертных грехов. При этом часто им все рассказывается открыто, без скидки на детский возраст или невинность молодых девиц.
Практически все известные на сегодня французские родительские поучения происходят из благородной среды, и книга Жоффруа де Ла Тура - не исключение. Однако не все рассказываемые им exempla касаются жизни и поведения дам и сеньоров. В рамках своего круга его дочери и прочие благородные читательницы, возможно, никогда в жизни не столкнулись бы с некоторыми ситуациями, если бы не прочитали о них в адресованном им поучении. В этой связи интересна позиция автора-отца, которую он завуалированно представляет в отдельной главе в конце сочинения. Это своеобразный диалог Жоффруа де Ла Тура с супругой на тему любви. Сам автор называет его «спором» [11, p. 246], хотя по форме он больше напоминает интервью: отец дочерей задает вопросы, мать отвечает.
Сочинитель вкладывает в уста своей жены следующую фразу: «От наших детей мы не должны ничего скрывать» [11, p. 247]. Даже, видимо, то, что они могли в своей жизни никогда и не узнать, если бы родители их заранее не «просветили». В этом длинном и очень насыщенном по информации разговоре отец отстаивает куртуазное видение вопроса, считая, что «в любви лишь благо и честь» [11, p. 247], а «обнять и поцеловать - не велика беда» [11, p. 263]. Жена придерживается, разумеется, противоположной точки зрения, категорически запрещая дочерям влюбляться. Обсудив, что до брака это неприемлемо ни в какой форме, куртуазный отец-моралист вопрошает, не разрешит ли она им хотя бы «после замужества получать какие-нибудь удовольствия от любви?» [11, p. 256]. Понятно, что диалог и соответствующие мужские вопросы в нем провокационны, и написан он специально, с тренировочной целью, чтобы знать, как реагировать на подобные речи мужчин в светском обществе или при дворе [11, p. 247-248]. Однако насколько могли быть понятны эти затейливые филологические игры юному созданию? Или все-таки автор планировал, что книга будет использована не только в период воспитания и взросления, но пойдет с ними по жизни и дальше? В трактате Жоффруа де Ла Тур рисует самого себя вполне куртуазным рыцарем: свой труд он начинает в стиле куртуазной поэтики, а сюжеты, связанные с греховной любовью, не вызывают у него такого яростного негодования, как пьянство или увлечение дам новыми нарядами. Соответственно, и риторика этого диалога вполне ему подходила, если бы он не претендовал на роль автора-моралиста. Для высказывания противоположной точки зрения ему понадобился
образ супруги, тем более что воспитание дочерей - традиционно удел матерей, а, значит, за ней должно было остаться последнее слово.
Иную стратегию по ограждению от любви вне брака мы встречаем у бургундского придворного XV в. Жана де Ланнуа. Свой трактат он пишет для только что родившегося первого сына. Автору уже 54 года, он не рассчитывает дожить до сознательного возраста ребенка, поэтому решает не откладывать воспитание на потом [9, p. 124]. К тому же у него были и другие поводы для сочинительства. В тот момент его семья находилась в конфликте с наследником герцогства, что привело к опале и бегству к королю Франции. Образовавшееся свободное время и напряженные размышления о происходящем заставили Жана де Ланнуа взяться за перо.
«Luxure» - плотский грех - вызывает у него категорическое неприятие, которое выливается в десяток страниц текста [9, p. 160-170]. Нет греха, пишет он, более мерзкого и животного, который превосходил бы границы разумного [9, p. 161]. Но интересно, что он нигде не объясняет, в чем же заключается этот грех. С точки зрения ребенка, которому адресовано поучение, эта таинственность, наверное, могла показаться интригующей. Он называет его «грех разврата», «этот низкий и мерзкий грех»; описывает кары, которые грозят сластолюбцам: они теряют тело и душу, драгоценное время и честь, им сопутствуют все остальные грехи, и они забывают служить Богу, а служат «гофмейстерами дьявола в этом мире» [9, p. 160-162]. И лишь ближе к концу своих рассуждений на эту тему, рассказывая один exemplum, он, наконец, упоминает, что этим занимаются двое -мужчина и женщина - и называет слово «fornication» [9, p. 169], хотя опять же непонятно, имел ли он в виду общий, более распространенный смысл «разврат» или же узкий, означающий конкретное действие. Риторика автора поистине гневная в отношении этого греха. Человек думает, что грешит втайне, а на самом деле об этом знают как минимум шестеро: Бог, дьявол, мужчина и женщина и два их ангела, не считая сводни и им прислуживающих. А хуже всего то, что поскольку в этом грехе упорствуют и не каются, как следует, то дьявол забирает в ад сразу троих (двоих и сводню), тогда как в других случаях только одного. Так что «никогда даже не вспоминай об этом грехе», наставляет Ланнуа сына [9, p. 168].
Возникает вопрос, почему у Жана де Ланнуа такой всплеск эмоций вызывает именно этот грех, а не, к примеру, гордыня (или тщеславие) -традиционно, согласно Отцам церкви, первый и самый страшный грех, поскольку от него невозможно избавиться и от него же проистекают все прочие грехи [8, p. 19-24]. Судя по всему, этому способствовало не его морализаторское рвение, а политическая ситуация, в которой он оказался замешан, и которую переживал и анализировал. Уже немолодой, достигший очень высокого положения при дворе герцога Бургундского Филиппа Доброго, прослуживший ему всю жизнь, он был лишен всего имущества. Ему пришлось бежать ради спасения жизни (причем не по своей вине, а из-за родственных связей) [4]. Филипп Добрый был всем известен своей любвеобильностью [10, p. 224] и бесчисленным количеством незаконнорожденных детей, воспитывавшихся при его же дворе (сохранились имена порядка 30 его бастардов [12, p. 54]). Настойчивое повторение того, что «разврат отвратителен в любом возрасте, но особенно в старости» и упоминание лично знакомых ему «крупных сеньоров, которые не смогли оставить это и в старости» [9, р. 161-162, 170] свидетельствует, что под эгидой наставления сына Жан де Ланнуа скорее вымещал обиду на придворное общество, герцога и сложившуюся ситуацию в целом. Очевидно, что адресованное младенцу поучение было рассчитано как минимум на уже подросшего сознательного юношу, которому будут понятны все нюансы этой проблемы (и не только этой). Автор же,
похоже, больше изливал свои эмоции, чем наставлял сына, нацеливая на правильные отношения с противоположным полом.
Еще одна воспитательная стратегия из описанных в родительском поучении, о которой хотелось бы упомянуть, принадлежит женщине, придворной даме и особе королевской крови - дочери короля Людовика XI Анне Французской, герцогине де Бурбон. У нее как у дамы (в отличие от мужчин) и принцессы крови не только иной взгляд на воспитание, но и другая риторика по интересующему нас сюжетуз. За составление трактата она взялась вскоре после смерти мужа, не надеясь сама долго прожить. Ее текст должен был стать своеобразным духовным завещанием для дочери [6]4.
В первые годы XVI в. она продиктовала поучение для дочери, которой оно было насущно необходимо. Внучка короля и единственная наследница огромного состояния и земель Бурбонов в будущем должна была занять одно из высочайших мест при дворе и играть активную роль в его жизни. Она просто не могла (если не сказать, не имела права) не общаться с мужчинами при дворе, отсиживаться в комнате, сбегать при любой откровенно куртуазной речи или высмеивать ее, прятаться за спинами родственников, как советовали моралисты прежде, в частности, тот же Жоффруа де Ла Тур. Задача усложнялась еще тем, что герцогиня Анна неоднократно настаивала в своем трактате, что при дворе «необходимо всем нравиться и быть любимой каждым» [6, р. 50]. За сто с небольшим лет до этого Жоффруа де Ла Тур остерегал дочерей от желания нравиться другим, увлекаясь ради этого нарядами и косметикой, поскольку это грех гордыни. Но быть любезными с другими согласно их положению в обществе важно, ибо симпатизирующие люди не будут судачить за спиной [11, p. 108, 86].
В основе любви к придворной даме, которую декларировала Анна Французская, должны лежать благопристойность и приличие (honnêteté). Какая-то иная любовь - и тут нам становится очевидным, что ее 13-летняя дочь уже понимает разницу, - лишь «лживая дьявольщина и лицемерие». Она категорически запрещает думать об этом: «Я вам приказываю всей своей властью и влиянием, которое мать может и должна оказывать на дочь, ее избегать, а именно соответствующего поведения, взглядов, слов, вида, мыслей, желаний» и т. п. [6, p. 50]. Каковы ее доводы на этот счет? Она объясняет, что, как считают ученые люди, не существует достойных мужчин - какими бы знатными они ни были, все они изменяют и обманывают женщин. «Я с этим согласна, - говорит Анна, поскольку слышала от одной знатной и высокопоставленной дамы, что один рыцарь по своей доброй воле поклялся ей своей честью благородного человека на алтаре и требнике, на котором каждый день служилась месса. Однако свою клятву он смог сдержать лишь четыре часа» [6, p. 50-51].
Но как же реагировать дочери, если кто-то будет просить ее о любви? Анна подробно объясняет, как нужно себя вести особе такого ранга. «Вы не должны быть обеспокоены или смущены, но должны любезно принести извинения, кто бы это ни был, высокопоставленный сеньор или нет, всегда используя мягкую и скромную манеру говорить... И будьте уверены, при высокомерном ответе вас скорее попросят опять, решив, что это не единственный ваш грех. <...> Ведите себя мудро, держите себя достойно, в сдержанной и уверенной манере, с любезным взглядом, тихим голосом, твердо и настойчиво, но не поддаваясь. <. > Вы можете сказать им, что никогда не поверите, что у них столь низко павшая сущность,
3 В ее поучении больше советов, как себя вести, чем какого поведения избегать. Возможно, поэтому ее повествование довольно сухо и сохранилось в одном экземпляре в отличие от книги Жоффруа де Ла Тура, известной сегодня в количестве двух десятков рукописей.
4 Подобный прием использовала еще одна сочинительница, старшая, по-видимому, современница Анны Французской. Она оставила своим сыновьям поучение в форме завещания (датируется после 1476 г.). См.: BNF Ms. fr. 19919. Le sens eignemens que une dame lais sea ses deulx filzen forme detest ament.
чтобы впадать в такие подлые вещи, напомнив им о вечных радостях и почитаемых похвалах, которые заслуживают прекрасной добродетелью целомудрия» [6, p. 91-92]. Мы видим, что стратегия Анны -не развлечь или напугать дочь греховными историями, но пояснить со ссылками на мудрых людей суть поведения окружающих и как ей самой подобает себя вести, согласно ее статусу.
Таким образом, при общем негативном отношении к греховной любви, проистекающем из христианской картины мира, воспитательные стратегии, избираемые родителями-авторами различались вплоть до противоположных, а описания зачастую зависели от темперамента и положения автора. Во второй половине XIV в. Жоффруа де Ла Тур избирал способ отвращения от греха через подробный рассказ о самом этом грехе. Увлекательное описание притягивало читателя, позволяя донести до него всю неприглядность «изнанки» отношений мужчин и женщин вне законного брака, преподавая тем самым урок, который, благодаря своей красочности мог лучше запомниться. Во второй половине XV в. наставления Жана де Ланнуа, оставаясь теми же по существу, приобрели дополнительный «придворный» оттенок (в частности, в отношениях появляются сводни) и способствовали выплеску собственных эмоций автора, связанных с сюжетом лишь опосредованно. И, наконец, на рубеже XV-XVI вв. формировалась новая, уже чисто придворная, идеальная модель поведения женщины (впрочем, не исключено, что подходящая и для мужчин). Оставаясь в рамках всё того же средневекового христианского мировоззрения, Анна Французская демонстрировала образец поведения для благочестивой дамы, которая хочет остаться таковой и в светском обществе двора. Советы полуторавековой давности уже не могли быть актуальными при французском ренессансном дворе, наполненном представителями обоего пола.
Литература
1. Из «Книги рыцаря Делатур Ландри, написанной в назидание его дочерям» / пер. С. Н. Голубева // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов XIV-XV веков ; сост. и отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М.: Наука, 1991. С. 154217.
2. Книга рыцаря де Ла Тура Ландри, написанная в поучение его дочерям (главы XVI и CXIIII) / пер. Ю. П. Крыловой / / Гендерная история Западной Европы : хрестоматия / сост. Л. П. Репина и А. Г. Суприянович. М.: ИВИ, 2006. Т. 3. C. 65-68.
3. Крылова Ю. П. Автор и общество в позднесредневековой Франции = Auteur et société en France au moyen age tardif : [на основе малоизвестного сочинения] "Книга поучений дочерям" Жоффруа де ла Тура Ландри. М.: Индрик, 2014. 446 с.
4. Крылова Ю. П. «Прикраса неправды». Вербальные стратегии конфликта при бургундском дворе. DOI 10.18254/S0002402-1-1 // История : электронный научно-образовательный журнал. 2018. T. 9, вып. 9 (73). URL: https://hist0ry.jes.su/s207Q87840002402-1-1/ (дата обращения: 08.02.2023).
5. Лучицкая С. И. Грехи и добродетели // Словарь средневековой культуры / под ред. А. Я. Гуревича. М.: Росспэн, 2003. C. 125-128.
6. Anne de France. Enseignements à sa fille suivis de l'Histoire du siege de Brest / éd. T. Clavieret, E. Viennot. St.-Etienne, 2006. 141 p.
7. BNF Ms. fr. 19919. Le sens eignemens que une dame lais sea ses deulx filzen forme detest ament.
8. Casagrande C., Vecchio S. Histoire des péchés capitaux au Moyen Âge. Paris: Aubier, 2009. 410 p.
9. Coppie des lettres envoyés par Jehan seigneur de Lannoy à Loys son fils / / Jean de Lannoy, le Batîsseur. 1410-1493 / B. de Lannoy, G. Dansaert. Paris ; Bruxelles, 1937.
10. Declaration des tous les hauts faits et glorieuses adventures du duc Philippe de Bourgongne, celuy qui se nomme le grand duc et le grand Ljon / / Oeuvres de Georges Chastellain / publ. J. de Kervyn de Lettenhove. T. 7. Bruxelles, 1963.
11. Le Livre du chevalier de La Tour Landry pour l'enseignement de ses filles / ed. A. de Montaiglon. Paris: P. Jannet, 1854. 303 p.
12. Marchandisse A. Corneille, bâtard de Bourgogne (ca 1426-1452) // La bâtardise et l'exercice du pouvoir en Europe du XIIIe au début du XVIe siècle / sous la dir. E. Bousmar, A. Marchandisse, Ch. Masson, B. Schnerb. Revue du Nord, 2015. P. 53-89.
13. Viennot É. Rhétorique de la chastetédans les Enseignements d'Anne de France à sa fille Suzanne de Bourbon / / Souillure et pureté. Le corps et son environnement politique et culturel / sous la dir. J.-J. Vincensini. Paris, 2003. URL: http://www.elianeviennot.fr/Articles/Viennot-Anne-chastete.pdf (date de demande: 08.02.2023).
Статья поступила в редакцию: 01.03.2023 Одобрена после рецензирования: 27.03.2023 Принята к публикации: 27.03.2023
The article was submitted: 01.03.2023 Approved after reviewing: 27.03.2023 Accepted for publication: 27.03.2023
