CC BY
37А. Е. Колесник
УЧАСТИЕ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА (ДРОЗДОВА) В ПРЕКРАЩЕНИИ СМУТЫ В ДИВЕЕВСКОЙ ОБИТЕЛИ В 1850-1860-е ГОДЫ
Участие святителя Филарета (Дроздова) в церковной жизни России было многообразным на протяжении всех лет его служения. Даже в последние годы жизни маститый старец живо откликался на различные события, а в случае необходимости и прямо участвовал в разрешении возникавших проблем. Одной из таких проблем стало нестроение, смута, возникшая в Диве-евской обители.
Дивеевская смута связана с именем известного иеромонаха Иоасафа (Иоанна Тихоновича Толстошеева). Он называл себя учеником батюшки Серафима и еще при его жизни пытался получить у него благословение заботиться о Дивеевских сестрах, но старец не благословил. Более того, по свидетельству одной из сестер, бывшей в то время начальницей «Мельничной об-щинки», он предупредил их, что Иван Тихонович их у него просит, да он ему не даст, потому что «хотя и вызывается он послужить вам, хотя и начнет хлопотать будто бы из-за вас, но на вас же весь мир и воздвигнет, и мирских, и духовных, и ничего вам доброго не сделает»1. После кончины батюшки он стал добиваться опеки и власти над сестрами, но «дивеевские сироты» этому воспротивились, особенно те, кто с самого начала подвизались под руководством старца Серафима в «Мельничной об-щинке», чтили заветы батюшки и стремились их исполнять.
Постепенно в общине образовались две «партии» — расположенных и нерасположенных к иеромонаху Иоасафу, точнее, тех, кто пользовался и не пользовался его расположением.
Нужно сказать, что сестры после кончины старца во многих своих трудностях и бедствиях обращались за помощью к архимандриту Антонию (Медведеву), наместнику Троице-Сер-гиевой Лавры, а через него и к святителю Филарету. Отец Антоний в течение полутора лет был насельником Саровского монастыря и после, будучи уже строителем Высокогорской пустыни, неоднократно посещал Саров и пользовался наставлениями и советами вышедшего из затвора старца Серафима. Как известно, наместником Лавры о. Антоний стал по предсказанию преп. Серафима. Во время последней встречи его со старцем тот сказал: «Промысел Божий вверяет тебе обширную Лавру», и при прощании несколько раз повторил: «Не оставь сирот моих, когда дойдет до того время».
Будучи преданным и искренним почитателем батюшки Серафима, архимандрит Антоний сумел передать свое глубокое почитание и любовь к нему митрополиту Филарету, когда сблизился с ним и стал его духовником. Вместе они делали для «дивеевских сирот» все, что было в их силах. Так, во время голода, постигшего обитель в 1840 г., митрополит и о. Антоний поддержали ее значительным денежным пособием, а чуть позже помогли официально утвердить положение общины. И в 1857 г., когда до архимандрита Антония дошли сведения о нестроениях в Дивееве, он просит митрополита употребить все свое влияние, чтобы восстановить в обители мир. Владыка отвечает в письме от 9 октября 1857 г.: «О Дивееве я говорил, с кем должно, и нашел мысли благоприятные обители. Только, говорят, настоятельница не очень умна. Иоасафу не велено ничего делать до усмотрения нового епархиального Преосвя-щенного»1.
Новый епархиальный Преосвященный — это епископ Антоний (Павлинский)2. До него на Нижегородской кафедре был
1 Письма Митрополита Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры Архимандриту Антонию. 1831—1867 гг. Ч. 4: 1857— 1867. М., 1884. С. 55.
2 Антоний (Павлинский), епископ Нижегородский и Арзамасский с 20.07.1857 по 29.08.1860, t 29 апр. 1878.
епископ Иеремия (Соловьев)1. Он был уволен на покой, но незадолго до этого успел распорядиться об устранении иеромонаха Иоасафа от заведования Дивеевским общежитием, как видно из письма митрополита Филарета обер-прокурору Святейшего Синода гр. А. П. Толстому, которое будет приведено ниже.
Итак, в Нижний Новгород назначен новый епископ. Владыка Антоний был проездом в Москве и встречался с митрополитом Филаретом, беседовал с ним о Дивееве. В этой беседе митрополит предостерегал его от влияния на Дивеевские дела о. Иоасафа. Однако последнему удалось все же склонить Преосвященного на свою сторону, заслужить его доверие, и он стал по-прежнему распоряжаться в обители.
Разделение сестер там приняло очень серьезный оборот. Начальница, которой тогда была матушка Екатерина (Ладыженская), даже просилась с 12 сестрами удалиться во Влахернский женский монастырь Московской епархии. Обеспокоенный этим архимандрит Антоний пишет митрополиту Филарету письмо и просит его обратиться к Нижегородскому Преосвященному, чтобы тот оградил монастырь от такого губительного влияния о. Иоасафа. Митрополит отвечает, что вряд ли он имеет влияние на епископа Антония, что если он ранее не принял во внимание его предостережения, то и теперь это будет тщетно. Однако, не отказывается написать, если о. Антоний сочтет это полезным. Вот это письмо от 11 марта 1858 г.:
«О деле Дивеевском есть более одного недоумения. Преосвященный Нижегородский, быв принят мною братски, потом не писал ко мне. По просьбе генерала Ахматова, по его делу, написал я к преосвященному Нижегородскому, и он, отвечая мне, задал вопрос: говорить ли ему речь в Комитете о крестьянах. Иное дело, если бы он спросил о деле, которое надобно решить по правилам церковным или обычаю: более было бы права требовать от меня ответа. Но вопрос о деле случайном,
требующем и местных соображений, почему мог я лучше решить, нежели он? — Однако я хотел отвечать, но промедлил, и он написал на меня Андрею Николаевичу, по его выражению, горькую жалобу, зачем я не отвечал. После сего можно ли ожидать, что он хорошо примет мои слова? Притом от Иосафа предостерегал я преосвященного еще при свидании: но когда он теперь поступает вопреки сему, можно ли надеяться, что теперь вопреки себе послушает напоминания о устранении Иосафа? Вот и еще новое обстоятельство. Дивеевская начальница просится с 12 сестрами во Влахернское общежитие. Я велел отвечать, во-первых, что желаю ей помощи Божией поддержать благоустройство Дивеевской обители, в случае же нужды мы расположены принять их, но у нас нет помещения. Влахернская же настоятельница говорит, что они могут придти, и построить себе жилища. Итак, надобно ли писать к преосвященному. Или ждать, что будет? Написать я не отрекусь, если вы думаете, что это еще может быть не бесполезно»1.
На следующий день, 12 марта, святитель, по-видимому, решил не ждать, что будет, а обратиться к духовному начальству. Он пишет к обер-прокурору Святейшего Синода гр. А. П. Толстому:
«На добром основании созданное Дивеевское общежитие колеблется. Преосвященный Иеремия устранил от него извест-наго Иеромонаха Иоасафа. И преемнику его говорил я, что Иоасаф, пользуясь доверием, слишком разширил произвол своего действования, и едва ли может быть далее полезен обители. Но Иоасаф подобрался к нему и получил влияние на общежитие. Против воли настоятельницы берет сестр и посылает на сборы, или учиться живописи. В обители разделение: а в разделении может ли быть польза? Кажется, настоятельница, стесненная, помышляет уже о том, что бы удалиться от своего места, чтобы не приобщаться чужим грехам. Мне представля-
ется вопрос: не хорошо ли было бы отстранить Иоасафа от сего эксцентрическаго действования назначением его в другую епархию, где он может быть и пользу принесет? — Вы может быть ближе к решению сего вопроса, нежели я»1.
В результате иеромонах Иоасаф был отстранен от непосредственного заведования Дивеевским общежитием определением Святейшего Синода, хотя оставлен в Нижегородской епархии, и влияние на общину, где были его сторонницы, продолжал оказывать.
Матушка Екатерина (Ладыженская) и ее родная сестра покинули монастырь и нашли приют в Спасо-Влахернском монастыре, где благословил им устроиться митрополит Филарет. Потом они были помещены в состоящем при Троице-Сергие-вой Лавре Доме призрения, где матушка Екатерина сделана была начальницей2. А начальницей обители стала Елизавета (Ушакова), из дворян.
В сентябре 1860 года на Нижегородскую кафедру был назначен епископ Нектарий (Надеждин), и с этого времени положение дел меняется в пользу иеромонаха Иоасафа. Новый епископ стал действовать в интересах его «партии». События эти подробно описаны в «Летописи Дивеевского монастыря» архиепископа Серафима Чичагова. Кратко, суть дела заключалась в следующем. Спустя два месяца после назначения, к новому Преосвященному приехала представляться матушка Елизавета. Владыка сразу же спросил ее: почему они не утверждены как монастырь? Елизавета Алексеевна ответила, что батюшка Серафим не заповедал самим им просить утверждения, а сказал, что придет время, сами предложат и утвердят. Да у них нет и материального обеспечения, необходимого для существования монастыря. Преосвященный сказал на это: «Сами виноваты! Если бы вы приняли о. Иоасафа в строители собора,
1 Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 5. Ч. 2. СПб., 1885. С. 308.
2 Письма Митрополита Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры Архимандриту Антонию. 1831—1867 гг. Часть 4. 1857-1867. М., 1884. С. 251, 287, 288.
то ручаюсь, что и стены были бы золотые!» Матушке Елизавете было приказано немедленно подать прошение о возведении Серафимо-Дивеевской общины в степень монастыря, что она вскоре и исполнила. Очень быстро, уже в январе следующего 1861 г., Владыка получил из Синода Указ об утверждении монастыря.
О. Антоний очень интересовался Дивеевскими делами, знал из писем о происходящем там. Одно из этих писем он послал святителю Филарету, и тот отвечает 26 февраля 1861 г.:
«Со скорбью прочитал я Дивеевское письмо, и о том же деле получил сведение от почтенной соседки Дивеева, и от послушниц возвращающихся из Петербурга.
Не малое в сем деле вышеуказанных источников, в некотором расстоянии от Дивеевскеой обители есть место, которому Иосаф присвоил достопамятность, по некоему отношению к о. Серафиму. В ските, здесь построенном, жил родственник Иосафа с женой. Настоятельница узнала, что это место подвержено злоупотреблениям, и вредно для обители, и потому по устранении власти Иосафа, уничтожила скит. Теперь, видно, сие место прославлено пред царственными особами, и скит хотят восстановить под именем Царского, и скит хочет поглотить начатое созидание церкви в обители. Когда приобретено сему делу царское благоволительное внимание: трудно исправлять сие дело, если бы оно и требовало исправления.
Видно, что и преосвященный Нектарий сильно увлечен сими обстоятельствами, а может быть, и образом старчества в Иосафе, которого, говорят, избрал духовником и себе.
Теперь в Москве бывшая игуменья Уфимская Филарета. Она желает идти в Иерусалим; и в то же время ее приглашают восстановить какой-то монастырь, о чем уже было в Св. Синоде, но остановилось по недостаточности способов, которые хотят теперь пополнить, если возьмется за дело Филарета. Когда я заметил, что, если она хочет решиться на последнее, то надобно спешить воспользоваться благодетелями, пока они в виду: на сие дала она мне добрый ответ, что в Иерусалим желает для своей души, а в другом деле найдет внешние заботы и, мо-
жет быть, прежние скорби. Посему я не прекословил желанию идти в Иерусалим. Но после узнал я, что она хочет идти в Петербург, и это по вызову, потому что предполагают сделать ее начальницей Дивеевского общежития. На сие я сказал, что если бы игуменья спросила о сем меня, не посоветовал бы идти ей к многолюдному неизвестному ей обществу, находящемуся в затруднительных обстоятельствах. Думаю, что ей сие перескажут.
В то же время узнал я еще предположение перечислить Са-ровскую пустынь в Нижегородскую епархию, и сделать в ней настоятелем Иосафа. О сем последнем предприятии, думаю, не погрешу, если напишу в Петербург мое мнение, что не должно делать сего насилия порядку и справедливости.
Дивеевские послушницы говорят, что Шубину, сторонницу Иосафа, в глаза у митрополита Новгородского обличила княгиня Лукомская: но от сего едва ли могут быть значительные последствия.
Кажется, надобно только просить Бога, чтобы даровал преосвященному Нектарию истинное воззрение на дела, и твердость следовать истине»1.
Вскоре митрополит действительно написал в С.-Петербург обер-прокурору Святейшего Синода гр. А. П. Толстому свои соображения о Иоасафе. Вот это письмо:
«Вы имеете попечение об общежительных монастырях, особенно имеющих доброе духовное устроение от добрых старцев, примите слово тем же попечением вынуждаемое.
Иеромонах Иоасаф, управлявший Дивеевским общежитием, но устраненный от сего Святейшим Синодом, принят в особенную доверенность Преосвященнаго Нижегородскаго; и вновь распоряжает Дивеевским общежитием и приготовленный на построение церкви материал обращает на возстановле-ние скита, в котором он прежде поселил было своих родствен-
ников, и который потом был упразднен. Но не это важнейший предмет заботы, а слух, по видимому, не неосновательный, что Иоасаф сделал проэкт перечислить саровскую пустынь в Нижегородскую Епархию, и сделаться настоятелем ея. Он надеется найти для сего сильное покровительство. Но есть ли бы сие по нещастию сделалось; то было бы сколько несправедливо, столько же и вредно. Саровская пустынь и Дивеевское общежитие находятся в разстоянии немногих верст одна от другой. Хорошо, что оне в разных Епархиях, у разных начальств, из которых каждое охраняет свою сторону от неправил ьнаго, и могущаго подвергнуться нареканиям, сближения с другою. Это дело не моего ведомства: но оно касается благоустройства или нестроения монашества и Епархий; и потому нужно, чтобы Вы благовременно знали возникающий замысл, и могли остановить его, прежде нежели он поднялся высоко, прежде нежели нашло добрыя подпоры не доброе начинание»1. Письмо написано 27 марта 1861 г.
18 мая 1861 г. в монастырь приезжает епископ Нектарий. Он привез с собой Указ об утверждении монастыря. Теперь нужно избрать новую настоятельницу. Начальницей общины была тогда матушка Елизавета (Ушакова), которую сестры любили и уважали. Владыка приехал поздно ночью, и на следующий же день утром беседовал с матушкой Елизаветой. Во время этой первой беседы он стал предлагать ей перейти начальницей в Дальне-Давыдовскую пустынь, но Елизавета Алексеевна отказалась от этой чести и не пожелала покидать Дивеева, куда пришла ради любви к о. Серафиму, оставив в миру все. Владыка уговаривал ее, грозил, но она умоляла его оставить ее в Дивееве, в числе простых сестер.
В этот же день, 19 мая, вечером Владыка собрал после всенощной всех сестер в трапезе и велел им выбрать трех сестер, для избрания в игумении по жребию. Все стали умолять его оставить прежнюю матушку, Елизавету. Тогда Преосвященный сам назначил одной из кандидаток преданную о. Иоасафу Пе-
1 РГИА. Ф. 797. II отд. 2 стол. Д. 11. Л. 20-21.
тербургскую сборщицу Лукерью Васильевну Занятову и сказал всем, желающим ее в начальницы, отделяться и проходить к ней вперед, к образам. Но после этого и неоднократных понуждений вышло всего около 40 сестер из 500.
На следующий день Владыка отслужил Литургию и, выйдя на амвон, приказал подать ему заготовленные заранее и положенные в алтаре жребии на трех кандидаток в игумении. Взяв один из конвертов, он вскрыл его и передал бумагу протодиакону, а остальные положил к себе в карман. Протодиакон провозгласил: «В игуменью новоучрежденного Дивеевского монастыря Господь Бог избирает рабу Свою Гликерию Васильеву Занятову». В храме произошло смятение, послышался плач сестер.
Свидетелями этих событий оказались и светские лица. В эти дни недалеко от Дивеева оказался Николай Александрович Мотовилов. Он ехал с семейством из своего имения в Москву, и по дороге близ Арзамаса у них сломался экипаж. Тут они узнали, что Преосвященный Нектарий едет в Дивеево, и поехали в монастырь. Так Николай Александрович стал свидетелем избрания настоятельницы. Увиденное произвело на него такое впечатление, что немедленно по приезде в Москву он решил обратиться к митрополиту Филарету и о. Антонию. В Москве он узнал, что митрополит находится в Лавре, и семейство Мо-товиловых поспешило туда. В Лавре их принял о. Антоний, который был их хорошим знакомым. Обсудив ситуацию, о. наместник и Николай Александрович решили составить докладную записку о Дивеевских делах и представить ее Владыке, что и было сделано. Вот как в этой записке описываются события избрания настоятельницы:
«В глухую полночь с 18 на 19-е мая 1861 г. Нижегородский Епархиальный Преосвященный Нектарий прибыл в село Ди-веево и остановился прямо в гостинице Серафимо-Дивеевской общины. <...>
И утром же, до прихода Мотовилова, Начальница обители сей, Ушакова, бывши у Преосвященного, была страшным образом поносима и укоряема им: что она Бога не боится, что
она не христианка, что она делает всевозможные неустройства в обители, что всех восстанавляет против Иоасафа, как и пред-местницу свою, из дворян же, девицу Екатерину Васильевну Ладыженскую, а многих, приверженных к иеромонаху Иоаса-фу, и совершенно будто бы уморила, и сопровождая все это страшными угрозами, требовал, чтобы она, Ушакова, отказалась сама от начальства и добровольно вышла из обители, и в случае сем обольщал ее обещанием сделать Игуменьей над Да-выдовскою пустынью; в противном же случае угрожал ей такими притеснениями, что она и сама принуждена будет, хоть и поневоле, да выдти из обители, потому что не в силах будет перенесть всех тех оскорблений и всего того зла, что он воздвигнет на нее чрез известных ему людей, имея в виду, как из нижеписанного окажется, в готовности партию иеромонаха Иоасафа. <...>
На другой день [21 мая] в церкви Тихвинской прочитан был Протодиаконом указ Святейшего Синода о штате, но не весь сполна, а только первая и последняя страницы онаго, и Преосвященный, вынув из кармана своего конверт со жребием имени Лукерьи Васильевны, велел провозгласить ее и начальницею, и Игумениею, а в удостоверение справедливости угроз своих накануне 21 мая, вечером в Субботу в трапезе объявленных, что он не будет щадить никого, Преосвященный Нектарий в тот же день, 21 мая, в воскресенье, назнаменовал к изгнанию одну из плакавших тогда, именно бывшую со времени кончины великого старца Серафима старшею над правым Мельничной Дивеевской Девической Обители его всегда принадлежащим клиросом, Устинию Иванову, за одно лишь то, что по окончании обедни, подходя к нему под благословение, она сказала ему: «Что это батюшка, Ваше Высокопреосвященство, на словах то вы нам принесли мир, а на деле исполнили всех настоятельниц скорбию одною. Грех вам, батюшка, обличать нас, сирот Батюшки отца Серафима. Он всем нам сказывал, что ему сама Божия Матерь обещала, что кто и пожалеет о нас сиротах, то и тот не будет никогда забыт Ею, а кто обидит нас убогих, тому не потерпит Господь ни в сем веке, ни в бу-
дущем». Преосвященный отметил имя ее и приказал тот же час, чрез Благочинного, что бы она шла вон из Монастыря, и хотя она два раза ходила потом просить у него прощения в непонятной ей вине и позволения остаться в обители, но он ее не принимал, а велел сказать ей, чтобы она немедленно шла из обители, и что это он делает в пример другим, чтобы все знали, что он действительно никого не пощадит из них.
Чем кончилось это гонение на сирот великого Старца Серафима, Мотовилов сказать не может, потому что несмотря на пятисуточное житье Преосвященного в Серафимо-Дивеевской Общине, он не мог выждать выезда его оттуда; должен же прибавить, что на вопрос его, Мотовилова, сделанный Протодиакону, зачем он только начало указа и конец его читал, а середину перевернул всю не читавши, он ему отвечал, что так велено от Преосвященного за тем, что де в середине все то же находится»1.
Была еще одна свидетельница, княгиня Прасковья Сергеевна Лукомская. Она написала личное письмо митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Исидору, которого хорошо знала. Вот ее описание событий:
«Ваше Высокопреосвященство, Благодетельнейший Владыко наш.
Из Сарова пишу к Вам, тепло благодаря Вас за милостивое ко мне внимание Ваше в Ивере. <...>
В Дивеево Пр[еосвященный] Нектарий прибыл 18 Маия в 12-ть ночи, настоятельница встретила его на гостиной, и он обошелся с нею дружелюбно. На другой день позвал ее к себе, сказал несколько слов косательно обители, и начал предлагать ей перейдти начальницей в Давыдовскую общину, которую намерен устроить монастырем, как неустроенную и требующую опытнаго руководства. Она ему отвечала, что с любовию готова сложить в Дивееве начальство свое, никогда его не искала, только мольбы и единогласной выбор принудили ее к тому. Но начальство нигде и никогда не примет, ибо оставила состоя-
1 РГИА. Ф. 796. Оп. 142. Д. 1011. Л. 2-14.
ние, родных, утехи мира из одной любви к О. Серафиму, которой обещал всех собравшихся в стенах его спасти, и только одной милости просит оставить ее в числе рядовых сестер, готовую нести всякое послушание. Он просил, убеждал, грозил ей чтоб оставила обитель, но она слезно умоляла его и осталась непреклона для принятия где ли то было начальства, а это как страшную тяжесть с любовию уступает. Пришедши в церковь, он объявил всем сестрам, что завтра объявит указ об открытии монастыря и чтоб выбирали себе новую начальницу, тогда сестры единогласно ответили ему, что им новой не надо, а старой все довольны. Но он грозно сказал им, что требует повиновения в избрании новой.
Лукерья друг Шубиной и главное орудие Иоасафа, вызванная за месяц им из Петербурга, за несколько только дней до приезда его возвратившаяся из Нижняго, уверяла тайком своих единомышленых, что она избрана будет в начальницы по желанию Царской Фамилии к Которой она очень близка. Во все время пребывания Прео[священного] Лукерья не отходила от него. Свидетель беседы их ужасался как ее уста могли изрыгать подобныя клеветы на бывшую начальницу. Преосвящ. уверяет, что Иоасаф угодник древних времен неправедно гонимый и окруженой его приверженицами ходил по их келлиям. Батюшкины сестры безпрестано заграждали ему путь, умоляя его выслушать их, оставить им прежнюю начальницу, но он их отталкивал. Не умолчу Вам Владыко об одном епизоде: одна из первоначальных сестер обители, взысканая милостями особеными О. Серафима, бросилась ему в ноги вопия «Владыко сотвори правду». Он приказал ей молчать. Тогда она сильнее стала вопить «вижу Батюшку, сойди к нам защити, Архиерей творит неправду, предался лжи, ты сам сегодня являлся мне и повелел возвестить ему правду». Он начал грозить ей, что ее выгонят, но она говорит ему: «Твои угрозы не страшны мне оне мимо пройдут меня, ибо О.Серафим возвестил мне, что чрез несколько дней умру я». И чрез неделю умерла она смертию праведницы, умоляя сестер стоять за истину и терпеть. Преосв. сам после ее слов сказал: «Оставте ее, она раба Божия». Стра-
ное нечто совершалось над ним, как бы некое чувство и колебание влекло его к истине, но опять порывисто переходил на ту сторону и начинал свирепо действовать.
После всеношной Пр[еосвященный], Духовенство, помещики, тут находившиеся и все сестры отправились в трапезу, для избрания Игуменьи. Он велел им назначить троих и сам назвал Лукерью и только один голос поддержал его. Тогда он взошел в ряды сестер, сам отталкивал их на сторону Лукерьи, но оне снова перебегали на другую сторону. Грозил, махал палкой, но при всех своих усилий 40 было на его стороне, а 460 на стороне Ушаковой. Тут начались ужасные сцены, мольбы, просьбы, Духовенство его окружающее плакало, но он остался непоколебим, грозя выгнать из обители всех непокаряю-щихся Лукерьи. Тогда одна 50 лет проживающия в обители встала ему на дороге, сказав: Батюшка не за тем собирал, чтоб ты Владыко разгонял, Бог тебя накажет за то — и ее сослали под начал.
Весь этот произвол делался именем Императрицы сперва тайком о том говорили, теперь гласно, и благочестие Царицы стало пугалом не только для обители, но для страны, ибо Лукерья громко заявляет, что она все может сделать, почему не-которыя даже из мирских страха ради и взыскания милости становятся в рядах ея. Некоторые спрашивали меня, но я положительно отвечала, что Государыня в етом не учавствует.
Должна еще передать Вам, что за несколько лет не долго до смерти О. Серафима, одна богатая купчиха Арзамаская все откинула и по Его благословению поселилась в Караулке на праге обители на полу и начала юродствовать. Все начали ходить к ней, иные соблазнялись. Духовник говорит, что она Богонос-ная женщина, после исповеди своей раз когда и он недоумевал (зачеркнуто 1 слово) высказала ему все тайны души его. Она всегда молчит, только в крайних случаях приходит в обитель возвестить что либо особеное, так она приходила к Ушаковой [говоря], что будет великое терпение, но чтоб до конца была тверда. И говорила: «вот что задумал Нектарий». Во время Севастопольской войны как живая реляция возвещала о бывших
сражениях, молясь сама и других подвигая на молитву, и после все ето оправдывалось. К ней как к такому высокому авторитету страны зашел Пр[еосвященный], сказав ей: «Меня просят выбрать новую Игумению, как благословишь ты, так и сделаю». Она отвечала ему: «Владыко, твори правду, а старой матери тебе не выдадут».
После обедни приступили к прочтению указа, он на 4 страниц; но из него было прочтено только несколько строк. Как совершился жребий, и слышаннаго не буду передавать Вам, хотя бы то видела своими глазами умолчала бы, ибо было совершено во имя Царицы Небесной. Только одно скажу: Пр[е-освященный] вынул жребий и провозвестил Игуменьей Лукерью. — Из царственаго молчания, вырвался единогласный вопль. А когда Протодиакон провозгласил ей многолетие, то плач шел все громче и громче, вся церковь рыдала, а народу мирскаго было много. Когда по совершении этаго акта, Пр[е-освященный] отправился к себе и заехал снова к блаженой, предлагая ей просфору своего служения, она отвернулась от него не хотя принять, он заходил к ней со всех сторон, тогда она выпрямившись во весь свой высокой рост дала ему пощечину сказав: «Куда ты лезешь». То было в присутствии всех, и эта новость, что в Дивееве побили Архиерея встретила меня в Сарове, куда я прибыла накануне Вознесения, простой народ друг другу передавал.
Все, что пишу Вам, Владыко, вероятно отчасти достигло и слуха Вашего: всем то известно, но тайных пружин, которыя фактически я знаю, дух их общества иначе не могу Вам передать, как лично: на ето надо много, много слов и очень важно то в нравственном и религиозном отношении. Скажу одно Вам, тут широкий план хитросплетеной, чтоб снова водворить Иосафа. Как настоящая Игуменья безграмотна, начала теперь учить азбуку для подписи своего имени, она объявила, что без Иосафа управлять не может. Пр[еосвященный] Нектарий дал ей задачу говоря: «Теперь нам надо умиротворить против нас Княгиню» т. е. меня, вследствие чего Лукерья приезжала ко мне с низкими поклонами, прося приехать к ним в обитель. Я
ей ответила, ежели Господь избрал ее, то и помощь Его будет, а происки людей разорит в конец, но к ним не поеду, ибо обман и ложь, которых трепещу, стали у них ходячей монетой.
Одно имею здесь великое утешение, это свидетельство совести моей, что руководимая не собственным или каким-либо близким мне интересом, шла прямым путем опираясь на истину и ее имея целию, а здесь все более и более в ней утверждаюсь. Есть еще в живых люди, которые клятвено готовы подтвердить, что им наказывал О. Серафим и повелел, когда начнется и восторжествует ложь Иосафа подтвердить и не скрыть слов его и оберечь от него обитель.
Увидав и узнав еще короче поступки бывшей начальницы, которая в два года водворила тишину пока, Иосаф находился в Феодоров. монастыре, под бдительным надзором Пр[еосвя-щенного] Антония, который не допускал его до обители, могу сказать по совести, что она истиная христианка и особа великих достоинств и ума. Положение свое она перенесла более чем благодушно, радуясь покою, ибо управлять этой обителью значит быть всечасно на Кресте. Но когда Прео [священный] начал ее вытеснять, давая ей только месяц срока и преданую ей Казначею ссылать в другой монастырь под начал, она не вынесла, ее сочли почти умершей. Одна монахиня Никольска-го монастыря, присутствующая тут, возвратясь к себе, впала в нервическую горячку, повторяя в бреду все виденое.
Тяжко от всех слухов, — сию минуту один помещик очевидец из Нижняго прислал сочиненые им стихи. Как и они то гадки все, вместо того чтобы соболезновать о событии, имя Архиерея так опозорено, с трудом читала, я думаю Герцен уст-рамился бы и более поберег хотя не человека, а сан. Соблазн силен и велик и повсюден, вся эта партия по утверждении Синода грозится на больший произвол. Возьмите, Владыко, отсюда Пр[еосвященного] Нектария, буйные, невежественые и неверующие рады будут случаю унизить в нем сан Епископа.
Тогда я ему писала, указывала источники истины, не захотел обратить внимание, жаль мне и его, он б.м. введен в обман, ибо ложь Иосафова [и] Шубиной не имеют преград. Один
из преданных им, и в недавнее время употребленой ими орудием переговоров из Нижняго в Петерб. и обратно ужаснулся их козней, устрашился Бога и отошел от них далеко, сам то свидетельствовал. Княжна Еникеева, которая при Вас, так нападала на меня и стояла за них, недавно на коленях слезно просила у меня прощения, каясь что была ими обманута и что много лжи и нечистоты там, вследствие чего писала Пр[еосвя-щенному] Нектарию, отказываясь от книги и сбора.
Ради Владычицы, Которой Вы такой ревностной служитель, именем Угодника Божия молю Вас подать защиту. В чем будет состоять она Матерь Божия внушит Сама теплой души Вашей, однаго молят сестры, как оне безграмотны, то отбирая от них согласие на пострижение в мантию не сделала бы то фальшиво подписью их на избранию новой начальницы и изменой старой, в чем оне бояться прогневать Батюшку, да Ушакова умоляет Вас, чтобы ее поместили в число рядовых сестер и не высылали из обители равно и Козначею. Ах, Владыко, сколько высоких милостей увидала и узнала я, тут по неволе увидишь все свое ничтожество, столько твердости, терпения, а я ропщу на Батюшку, что привел меня сюда почти против воли моей, Николай Васильевич подговорил, и снова пришлось стоять лицем к лицу со всеми этими смутами, горестями, и защита их снова падает на меня слабую и безпомощную, но совесть указывает мне все поведать Вам. Я ездила к Пр[еосвященному] Нектарию, то случилось на другой день его приезда, но он отговорился болез-нию. <...>»1.
В этом письме обращают на себя внимание слова о том, что Владыка испытывал колебания, как будто некое чувство влекло его к истине, но затем он переходил на другую сторону. Можно предположить, что мотивы Владыки Нектария были не так просты, во всяком случае это не была твердая уверенность в правоте иеромонаха Иоасафа и его «партии».
Кроме того, в это же время обер-прокурор Святейшего Синода гр. А. П. Толстой получил письмо от Нижегородского по-
1 РГИА. Ф. 797. Оп. 31. II отд. 2 стол. Д. 11. Л. 49-52 об.
мещика А. Н. Карамзина (сына историка), с описанием Диве-евских событий.
Через несколько дней Преосвященный Нектарий представил новоизбранную игумению Гликерию Занятову к пострижению. В представлении в Святейший Синод от 12 июня 1861 г. он также описывает избрание игуменьи, объясняя кое-что в своих действиях:
«Святейшему Правительствующему Синоду
Нектария Епископа Нижегородского и Арзамасского
Представление
Указом Святейшего Правительствующего Синода от 10 февраля 1861 года (№ 443) дано мне знать о возведении состоящей в Ардатовском уезде Нижегородской Епархии Дивеевской женской общины на степень третьекласного общежительного монастыря с представлением сей обители права избирать Настоятельниц всегда из сестер ее с тем, однако же, чтобы как об утверждении Настоятельниц, так равно и о пострижении в монашество сестер сей обители представляемо было Святейшему Синоду.
По прибытии моем по случаю обозрения Епархии, в сию обитель, я нашел, что сестры оной по предмету избрания, в силу означенного указа, Настоятельницы, разделились на две партии: одна требовала избрать в настоятельницы новому монастырю прежнюю начальницу общины сестру Елисавету Алексеевну Ушакову, другие указывали для сего сестру Параскеву Павлову Ерофееву и Гликерию Васильеву Занятову. Первая партия была многочисленнее, но высказывала мне свои требования с настойчивостию до забвения приличий; вторая партия была меньше числом, но достойнее внимания и сочувствия по своей скромности и разсудительности, она не требовала и не угрожала, а просила и плакала. Для успокоения и умиротворения сестер, я предложил им предоставить, посредством жребия, решение дела волею Божией. Последняя партия тотчас же и безпрекословно согласилась на сие предложение,
дав обещание оказывать полное повиновение той Настоятельнице, которую укажет Господь Бог, кто бы ни была она, прежняя Настоятельница или новая. Но первая партия отвергла это предложение, с угрозою жаловаться на меня Святейшему Синоду и с такою наглостию и дерзостию, что после этого еще более утвердился я в дурном мнении об этой партии и в намерении привести в исполнение свое предложение. — Совершено было мной Всенощное бдение с Акафистом Божией Матери, во время чтения которого многие сестры стояли на коленях и молились со слезами о даровании им матери Настоятельницы. На другой день пред началом Литургии положены были на престол три запечатанных пакета с именами вышепоименованных сестер. По окончании Литургии и по прочтении Указа о возведении общины на степень Монастыря, означенные пакеты поднесены были ключарем ко мне на блюдце под покровом. Сошедши с своего места среди храма, сотворив три земных поклона, благословив блюдо и перекрестившись, я взял из-под покрова один из пакетов попавшийся мне в руки и отдал Протодиакону. Протодиакон, взошед на амвон и распечатав пакет, громогласно прочитал следующее: «В Игуменью Но-воучрежденного Дивеевского Монастыря Господь Бог избирает рабу свою Гликерию Васильеву Занятову». За тем последовало благодарственное Господу Богу молебствие. Оставаясь после сего в обители, я неоднократно и в Церкви и трапезе и в некоторых келиях, делал внушение сестрам о послушании и повиновении, о мире и любви, о самоотвержении и преуспеянии в Монашеской жизни, и имел утешение видеть живое и глубокое разкаяние сестер пред мною и пред новоизбранною Настоятельницею, и оставить Монастырь в спокойствии и тишине и в полном повиновении избранной Богом Настоятельнице.
По справке оказалось: Новоизбранная Настоятельница Третьекласного Общежительного Дивеевского Монастыря Гликерия Васильева Занятова из крестьян, Девица 42-х лет от роду, читать и писать умеет, поступила в Дивеевскую женскую общину в 1839-м году, а в 1845 году ноября 22 дня по безпре-пятственности от подлежащего, от Гражданского начальства,
определена в число сестер сей обители; качеств весьма хороших, весьма много трудилась по сбору для обители, судима и штрафована не была; ныне, по возведении Дивеевской общины в Монастырь, вошла ко мне с прошением о пострижении ее в монашество.
Донося о сем Святейшему Синоду Правительствующему, долгом поставляю почтительнейше же испрашивать у Святейшего Правительствующего Синода на пострижение означенной Гликерии Занятовой в монашество и на посвящение ее в Игуменью разрешения»1.
Что касается спокойствия и тишины, в которой оставил обитель Владыка, то, как видно из слов Н. А. Мотовилова и кн. Лукомской, это было не так, и дальнейшие события это покажут. А о Гликерии Занятовой впоследствии выяснится, что она пошла на подлог, показав себя грамотною, на самом деле писать она не умела (и в послужных списках за предшествующие годы это отражено).
Записка Н. А. Мотовилова была передана митрополиту Филарету, а уже им была доведена до Государя. Затем, 7 июня 1861 г., митрополит пишет обер-прокурору гр. А. П. Толстому:
«Когда Их Величества посетили меня: случилось, что упомянуты были имена блаженного старца Серафима и Дивеев-ского общежития, и я пред Их Величествами изъявил сожаление, что в Дивеевском общежитии есть несогласие по случаю особенной приверженности некоторых сестер к наставлениям иеромонаха Иосафа, тогда как большая часть полагают себя следующими первоначальным наставлениям старца Серафима, и что недавно, когда епархиальным преосвященным предложена была в начальницы общежития одна из учениц Иосафа, тогда 40 сестер пожелали иметь ее, а 400 просили оставить им начальствующую у них доныне. Государь изволил заметить: неужели 400? Я отвечал, что всех сестер почти до 500.
Есть сведение, что назначаемая в начальницы Лукерья еще не пострижена: следовательно преосвященный должен пред-
1 РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 427. Л. 1-2.
ставить о пострижении ее Святейшему Синоду и тогда только она может быть игуменьею. И так вот рубеж, на котором дело может быть остановлено, чтобы рассмотреть, утвердить ли желание 40 или 400.
Но чтобы не было нужды направить дело официально, думаю, Ваше Сиятельство могли бы с пользой и успехом предложить преосвященному Нижегородскому, что более надежды мира и благоустройства для общежития, если 40 должны будут уступить мнению 400, нежели когда было бы нужно преломлять мысли и волю 400 пред мыслями и волею 40.
Благоговение к памяти старца Серафима и желание мира присным душам побудили меня написать сие Вашему Сиятельству. Господь да покажет вам путь умиротворения, и да устроит все ко благу душ, ищущих Его верою и любовью»1.
Итак, есть записка Н. А. Мотовилова, письмо кн. Лукомской, А. Н. Карамзина, которые говорят об одной версии событий. 14 июня 1861 г. последовало Высочайшее повеление произвести официальное следствие о Дивеевских беспорядках. Святейший Синод определил провести его под руководством митрополита Филарета, причем оставлял на его выбор кого-либо из архимандритов Московской епархии, который мог бы в качестве следователя поехать в Дивеево, в сопровождении чиновника от Синода. Гр. А. П. Толстой, извещая об этом митрополита, добавляет: «Если бы вы изволили одобрить предположение Святейшаго Синода, то было бы весьма желательно, чтобы Архимандрит был снабжен подробною инструкциею от Вашего Высокопреосвященства. Деньги же, какия будут употреблены на командировку Архимандриту, будут возвращены по Вашему востребованию. Не могу умолчать, что доходят до нас сведения и о других безпорядках по Нижегородской Епархии. Письмоводителем Епископа назначен родной брат его, а Игуменом Печерскаго монастыря — отец Пре-священнаго, бывший заштатным диаконом»2.
Указом Святейшего Синода от 28 июня 1861 г. Преосвященному Нектарию предписано оставить в обители прежнюю настоятельницу, Елизавету (Ушакову).
Митрополит со всей внимательностью и обстоятельностью взялся за это дело по поручению Синода. Следователем был назначен архимандрит Данилова монастыря Иаков, а с назначением чиновника, который должен был с ним поехать в монастырь, Синод медлил. Озабоченный промедлением, 30 июля 1861 г. митрополит пишет обер-прокурору: «В следствие секретнаго указа С. Синода, коим предписано мне назначить Архимандрита для обследования обстоятельств избрания настоятельницы в Дивеевском монастыре, вместе с чиновником, по назначению от Вашего Сиятельства, — отношением от 7 Июля сего года № 72, я имел честь просить от Вашего Сиятельства уведомления, кого благоугодно Вам будет для сего назначить, и когда назначенный может прибыть в Москву, дабы сообразно с сим мог я дать надлежащее предписание Архимандриту.
Как ответа на сие мною до селе неполучено: то нахожу нужным вновь просить о сем Ваше Сиятельство, дабы указ Св. Синода не остался неисполненным»1.
С этим же он обращается и к Первоприсутствующему в Святейшем Синоде митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Исидору, а тот в свою очередь пишет обер-прокурору (30 июля 1861 г.): «По делу Дивеевскому Владыка ждет от Вас присылки чиновника, и между прочим заметил, что если командирован будет Николай Васильевич Олферьев2, то может быть навлечено сомнение на безпристрастие следователей, потому что он находится в дружеских отношениях с Епископом Нектарием и в родстве с избранною в Игуменьи Лукерьей Васильевною. — Неугодно ли Вам послать кого либо другаго, и приказать ему поспешить прибытием в Москву»3.
Наконец, от Синода назначен чиновник Николай Барков. Митрополит сразу же пишет подробные инструкции, «первые правила» для следователей: кого прежде всего опрашивать, о чем именно и т. д. При этом особое внимание он обращает на выполнение Указа Святейшего Синода об оставлении в начальницах матушки Елизаветы: «На случай, признается не излишним предварить Вас, что немедленно по прибытии на место Вы должны обратить внимание на то, исполнен ли указ Св.Синода о том, чтобы монастырь оставался под управлением нынешней настоятельницы, а не Гликерии: и естьли бы оказалось, что он не исполнен, то Вы должны уведомить меня о сем немедленно, не отлагая до конца Вашего дела»1.
4 августа Барков приехал в Москву, представился митрополиту и беседовал с ним лично. Вот отрывок из первого его отчета обер-прокурору: «Сего числа прибыв в Москву, я поспешил явиться к Высокопреосвященному Митрополиту Филарету; представлялся утром в 12-м часу и доложил все, о чем надлежало — в согласность даннаго мне предписания. Выслушав от Святителя Божия назидания и наставления по известному предмету, я, по указанию Владыки, немедленно отправился к Архимандриту Даниловскаго Монастыря Иакову; имел беседу с Отцом Архимандритом в согласность того, как значится в инструкции, данной Его Высокопреосвященством и о том, что бы немедленно воспринять дальнейший путь — для исполнения возложеннаго поручения.
Завтра (Суббота), в 4-м часу по-полудни, Владыко назначил мне еще быть у Его Высокопреосвященства. О последствиях, в обязанности состою, — доносить Вашему Сиятельству»2.
Затем Барков еще несколько раз встречался со святителем, подолгу с ним беседовал, что видно из дальнейших отчетов.
В эти же дни митрополит встречался с новой Дивеевской казначеей, которая была в Москве проездом из Петербурга. Эту встречу он описывает в письме к архимандриту Антонию:
1 РГИА. Ф. 797. Оп. 31. II отд. 2 стол. Д. 196-в. Л. 2 об.
2 РГИА. Ф. 797. Оп. 31. II отд. 2 стол. Д. 11. Л. 74.
«К графу в другой раз писал я о назначении чиновника для Дивеевского дела. Наконец назначен. Между тем третьего дня пришла ко мне Дивеевская казначея, не старых лет, смелого обращения, в изящной одежде, в камилавке под тонким покрывалом. — Откуда вы? — Из Петербурга. — Для чего там были? — Для начальницы. — Которая у вас начальница? — Новоизбранная. — До сего говорят избраны только не многие? — Нет, уже 250; у меня реестр в кармане. — Она пошла было в карман: но я сказал, что мне не нужно видеть реестр; мой долг пожелать благоустройства их обители. — Сим я окончил сношение: потому что чувствовал себя нездоровым: а между тем ждали меня архимандриты по делам.
Св. Синод предписал оставить прежнюю настоятельницу; и пострижение отложить до усмотрения: кажется, преосвященный Нектарий распорядился в противность указу.
Призовем молитвы отца Серафима, чтобы из испытания вышло сохранным то, что наипаче достойно сохранения»1.
Между тем Преосвященный Нектарий не только не исполнил синодальный указ о восстановлении прежней настоятельницы и оставил Гликерию Занятову, но назначил особое следствие в отношении матушки Елизаветы (Ушаковой), которое поручил благочинному священнику Розову. Поставив 11 июля 1861 г. об этом в известность Синод, он испрашивает «разрешения недоумения», продолжать ли следствие в отношении сделавшихся ему известными неблаговидных поступков Елизаветы (Ушаковой) или прекратить, и «несмотря на гласность тех поступков и на разные пересуды, допустить Ушакову к управлению монастырем, только что начавшим пользоваться миром, тишиной и спокойствием»2. Не очень дожидаясь ответа, уже через три с половиной недели (по тем временам за это время он вряд ли мог его получить) Владыка Нектарий представляет в Святейший Си-
1 Письма Митрополита Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры Архимандриту Антонию. 1831-1867 гг. Ч. 4: 18571867. М., 1884. С. 302.
2 РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 427. Л. 4 об.
нод первые результаты следствия. 2 августа ему было послано из Синода подтверждение указа восстановить матушку Елизавету и прекратить следствие в отношении нее.
Митрополиту Филарету обо всем этом сообщили. Из Синода должны были прислать новый указ, по последнему представлению епископа Нектария, и следователи дожидались его, чтобы с ним уже ехать в Дивеево. Но в Синоде опять медлили, и следователям пришлось выехать без указа. Владыка Филарет пишет 12 августа архимандриту Антонию по этому поводу: «Следователи в Дивеево поехали. Но вот что странно. Преосвященный Нектарий не исполнил указа Св. Синода, донес, что назначил от себя следствие, и спрашивал, надобно ли исполнить указ. Св. Синод подтвердил исполнить указ, оставить прежнюю начальницу, и остановить следствие неуместно начатое, когда Св. Синод назначил следствие от себя. Меня уверяли, в том числе и граф, что немедленно пришлют мне о сем указ, нужный в руководство следователям: но в продолжении недели не получал его. Следователи найдут начальницей Г. Я впрочем сказал им, что они должны действовать на основании определения Св. Синода, и следственно признавать начальницей прежнюю, а не Г. Не подымет ли Г. войну со следователями? — Так ведутся, или вернее путаются дела»1.
Указа все нет, и через пару дней святитель Филарет обращается к исполняющему должность обер-прокурора кн. С. Н. Урусову: «4 дня сего Августа дано было знать в Петербурге назначенному для исследования о Дивеевском монастыре Надворному Советнику Баркову, а 5 дня мне в Москве, что Святейший Синод слушал донесение Преосвященнаго Ниже-городскаго, о неисполнении им указа Святейшаго Синода и о сделании своего распоряжения, и что я немедленно получу по сему предмету предписание Святейшаго Синода, нужное к соображению следователей.
Прошло десять дней: но предписания мною не получено.
Между тем Преосвященный Нижегородский, от 11 Июля писал к Вашему Сиятельству, что, по секретному дознанию, настоятельница Дивеевская для спасения ея души должна быть удалена из сего монастыря. А это значит, что она подвержена тайным порокам: и в то же время писал, что намерен сделать ее настоятельницею в другой обители. Чтобы понять это противоречие, необходимо признать первое клеветою: ибо нельзя полагать, чтобы Преосвященный решился порочную женщину сделать настоятельницею обители. Но теперь идет дело о том, чтобы клевету обратить в истину. По распоряжению Преосвя-щеннаго благочинный Розов спрашивал настоятельницу Ели-савету (которую он в противность указу Святейшаго Синода называет бывшею), часто ли бывает у нея Саровский Строитель и Иеромонах Иаков, и часто ли посещал ея келью фершел Максимов. (Она отвечала, что Строитель бывал у нея два или три раза в год, по нуждам обители, и что фершел, честный человек, приглашенный еще предшественницею ея, бывает провожаем в келлии только по нуждам на короткое время.)
Что будет, если Синодальные следователи начнут свое следствие, а Благочинный Розов тут же будет продолжать свое?
Из сего изволите усмотреть, что такой незаконный ход ведет не к открытию истины, но к позору Саровской и Дивеев-ской обители и монашества вообще. <...>»1.
Следователи тем временем прибыли в Дивеево. Оказалось, что указы синодальные к 10 августа Преосвященным Нектарием так и не исполнены. 17 августа он пишет новое представление в Синод, где высказывает все те же «недоумения». 18 августа, после получения донесения от следователей, митрополит пишет в Синод: «От Данилова монастыря архимандрита Иакова и надворного советника Баркова получил я сведение, что они, на место следствия в Дивеев монастырь прибыв, в 10 день августа, нашли, что монастырь находится под управлением рясофорной монахини Гликерии, а бывшая настоятельница, Ели-
1 РГИА. Ф. 797. Оп. 31. II отд. 2 стол. Д. 11. Л. 84-85.
савета Ушакова, устранена и остается в числе сестер того же монастыря.
Из сего видно, что преосвященный Нижегородский не оказал повиновения указу Святейшего Синода, и что тем причиняется затруднение следователям, которые по силе указа Святейшего Синода должны признавать настоятельницу Елисаве-ту, а встречают на деле не признанную Святейшим Синодом начальницу Гликерию, что запутывает сношения и может отнять свободу сестер в показании истины.
Долгом поставляю донести о сем Святейшему Синоду и испрашивать в разрешение указа»1.
После этого новый указ Святейшего Синода, подтверждающий два предыдущих, был послан в Дивеево, и с ним новая инструкция Московского святителя следователям.
Однако, епископ Нектарий не думал исполнять и этот третий указ. Митрополит Филарет пишет об этом в Синод. Кроме этого, ему становятся известны от Н. А. Мотовилова новые детали дела: сторонницы Иоасафа помещицы Шубина и Копьева запугивают новеньких сестер монастыря, заставляя подписываться в пользу Гликерии. Об этом он тоже извещает Синод.
Интересно, что Владыка Нектарий обращается в это время к митрополиту за поддержкой, чтобы тот стал на его сторону в Синоде. Митрополит отвечает ему (это конец сентября или первые числа октября 1861 г.):
«Вы оказали мне братское доверие, приглашая меня содействовать исполнению Вашего желания, чтобы Святейший Синод отменил свое определение о представлении на его утверждение избранной в игумению. Но я не могу принять в сем участие, как потому, что не присутствую ныне в Святейшем Синоде, так и потому, что почитаю слишком смелым просить у начальства отмены постановленного им, предписанного к исполнению, определения, потому только, что такой отмены желает подчиненный.
Теперь позвольте мне, с надеждой на Ваше братское расположение, обратиться с братской откровенностью.
Не исполнить троекратное предписание Святейшего Синода, не согласно ни с церковным послушанием, ни с законом гражданским, оскорбительно для достоинства Святейшего Синода, печально для православной церкви, вредный пример для подчиненных. Что если, по Вашему примеру, поступать будут подведомые Вам?
Не иначе думаю о Вашем действовании, как что Вы желаете поступать по правде и совести.
Но есть заслуживающие доверия сведения, что доведенные до Вас показания о настоятельнице, признаваемой Святейшим Синодом, а Вами отвергаемой, частью пристрастны, частью вынуждены.
И так не утвердиться на своем подозрении, которое по следствию может оказаться и неверным, а подчиниться указу Святейшего Синода, в ожидании, что покажет следствие, — не думаю, чтобы Вы нашли сие несогласным с доброю совестью, а притом и с справедливой осторожностью.
Рассудите о сем спокойно, не возмущаясь неудовольствием на мою откровенность.
В Дивеевском монастыре никто мне не известен, и потому для меня нет причины пристрастия, или противупристрастия.
Для меня скорбь — неприятная черта в иерархии, и было бы утешение не для меня только, но для церкви, если бы Вы изгладили сию черту. Это не поздно. И Вам не трудно сие сделать.
Прошу прощения и молитв Ваших»1.
Но это письмо ни в чем не убедило Владыку Нектария. Все объяснения оказываются тщетными. В итоге епископ Нектарий трижды не исполнил распоряжений Святейшего Синода. Как такое могло быть? Почему он смог это себе позволить? Действительно ли он настолько доверял о. Иоасафу (которого даже сделал одно время духовником своим), что никого боль-
ше не слышал и не слушал, или у него были какие-то другие соображения? Конечно, сейчас нельзя с полной уверенностью ответить на эти вопросы. Тем не менее, сопоставив некоторые факты, можно сделать предположения.
Дело в том, что на стороне о. Иоасафа и его сторонниц были очень могущественные силы, прежде всего при дворе. После того, как от мантии преподобного Серафима в 1860 г. исцелилась маленькая великая княжна, его имя не сходит с уст придворных, они читают его жизнеописание и поучения. Отцу Иоасафу удается убедить их, что он единственный истинный ученик батюшки Серафима, и они проникаются к нему доверием. Современник, профессор МДА П. С. Казанский, в письмах к своему брату митрополиту Костромскому Платону так описывает расстановку сил: «Надобно заметить, что и Барков, бывший с Иаковом, держал сторону Иоасафа. За эту партию стоял Олферьев, Урусов, Тютчева1. И мудрено думать, чтобы обвинили ее без достаточных причин»2. Да и сама императрица в сторонницах этой партии. Видимо, на эти силы и надеется епископ Нектарий. У того же П. С. Казанского есть такая фраза (когда дело решилось не в пользу этой партии): «Нектарий, по настоянию Бажанова, остается в Нижнем»3. А протопресвитер Василий Борисович Бажанов, член Святейшего Синода, необычайно влиятельный человек. П. С. Казанский ему приписывает даже назначение митрополита Исидора (Никольского) на Петербургскую кафедру вопреки желанию и обер-прокурора гр. А. П. Толстого и митрополита Филарета.
Итак, следствие подходило к концу. 30 октября 1861 г. митрополит пишет архим. Антонию: «Возвратились Дивеевские следователи. Истина открылась достаточно. Не смотря на то, что незаконная начальница затрудняла следователей и поставила при них свою поверенную, чтобы не допускать к ним сес-
1 Тютчева Анна Федоровна, фрейлина императрицы.
2 Беляев А. А. Профессор МДА П. С. Казанский и его переписка с архиепископом Костромским Платоном. Сергиев Посад, 1916. Вып. 2. С. 266.
3 Там же. С. 264.
тер, а призываемых подговаривать. Но вот что требует предосторожности от новых неприятностей. О казначее, которая была при начальнице Елисавете, и в деле, и кроме дела есть показания, которые подвергают сомнению ее нравственное достоинство; а между тем Елисавета сильно к ней расположена, чему некоторые сестры дивятся. Если можно, не бесполезно было бы предостеречь Елисавету, чтобы она прежнюю казначею (кажется Г.), не брала вновь в казначеи, и не принимала ее в особенную к себе близость.
Нынешняя казначея, поставленная вместе с Г[ликерией], говорят, прежде чуждалась партий, и уже в новой своей должности прилепилась к Г[ликерии]. Может быть, она не сделала бы затруднения, если бы осталась в должности и при Елисавете. Или же пусть бы избрали в казначеи ни бывшую, ни нынешнюю, а совсем новую, пользующуюся добрым мнением в обществе.
Преосвященный Нектарий, говорят, частью признает, что погрешил, частью продолжает утверждать Божественность своего жребия»1.
После троекратного неподчинения епископа Нектария распоряжениям Синода, там все же созрело решение переместить Преосвященного на другую кафедру. Однако этого не произошло, причем не в последнюю очередь благодаря Московскому святителю. Об этом он упоминает в письме к архимандриту Антонию от 7 октября: «Дело Дивеевское, кажется, обращается на лучший путь. Я написал к преосвященному Нектарию, как полагал, с малою впрочем надеждой, которая по отправлении письма еще уменьшилась. Я узнал, что преосвященный смотрит на брошенный им жребий, как на волю Божию, и потому ставит свое дело выше решения Св. Синода. Не зная сего мнения, я и написал против него; а говорил только против незаконности и неповиновения. В Петербурге сказалась наклонность употребить строгую меру. Тогда я, доставлявший
прежде только сведения, без решительного мнения, решился предложить, и предложил меру более скромную, именно: изъять впредь до усмотрения Дивеевский монастырь из ведомства преосвященного Нектария, и поручить ведомству соседнего архиерея, дабы таким образом привести дело в порядок, а преосвященному Нектарию сделать чрез первенствующего члена Синода вразумление и увещание. Не знаю, примут ли сие. Не предавайте сего ничьему любопытству»1.
Впрочем, свою роль здесь сыграло, конечно, и покровительство протопресвитера Василия Бажанова.
Дело завершилось тем, что Указом Святейшего Синода Ди-веевский монастырь был изъят из ведения Преосвященного Нектария и поручен Тамбовскому архиерею, которым тогда был святитель Феофан Затворник, матушка Елизавета (Ушакова) вновь приняла монастырь и настоятельствовала там до своей кончины в 1904 г., приведя его в цветущее состояние.
Для нас же восстановление некоторых подробностей Диве-евской смуты (как видим, не все «подводные камни» и течения этой истории пока ясны) представляет интерес не только с точки зрения исторического факта: ход дела позволяет с очевидностью представить себе саму методологию церковно-госу-дарственной деятельности святителя Филарета. Не претендуя на внешнее руководство событиями, действуя строго в рамках церковных правил, он осторожно направляет их к намеченной цели. В этом усматривается не только и не столько мудрость политика, сколько потребность во всяком деле быть верным орудием воли Божией. Можно сказать, что именно благодаря этому и, конечно, молитвам о своих сиротах преподобного Серафима, Дивеевское дело приходит к своему благополучному разрешению и увенчивается возвращением в монастырь законной настоятельницы.
