CC BY
167
УДК 82.091
ББК 83.3(2Рос=Рус)6
Игнатьева Анастасия Владимировна
аспирант г. Сургут Ignatieva Anastasiya Vladimirovna
Post-graduate Surgut
У истоков мотива «родной души» в творчестве В.Г. Распутина (концепция рассказа «Рудольфио») The Origin of «Native Soul» Motive in the Works of V. Rasputin
(Idea of «Rudolfio» Story)
В статье рассматривается один из ранних рассказов В.Г. Распутина «Рудольфио». В центре внимания автора - смысл основного конфликта произведения, реализовавшийся во взаимоотношениях двух его персонажей. На основе сопоставления текстов различных изданий рассказа выявляется эволюция авторского отношения к героям, исследуется процесс углубления концепции произведения. Автор статьи аргументированно полемизирует с некоторыми критиками, упрощающими смысл и значение рассказа «Рудольфио» в творчестве писателя.
One of the earliest stories of Rasputin «Rudolfio» is observed in the article. The sense of the leading conflict of the story that was realized in the mutual relations of the main characters is the centre of the author's attention. The process of intensification of story's idea is studied, the evolution of author's relation towards the characters is revealed on the basis of comparison of the story's texts of various editions. The author of the article argues against the literary critics who simplify the sense of the story «Rudolfio» in the works of the author.
Ключевые слова: женский образ; мотив «родной души»; природные образы; драматизм чувств; текстологический анализ.
^y words: female image; motive of the «native soul»; natural images; dramatism of the feelings; textological analysis.
Один из первых рассказов В. Распутина «Рудольфио» (1966 г.) заметно выделяется на фоне других его произведений. Писатель выбрал, казалось бы, необычные для его художественного мира и сюжетную ситуацию и героиню. Это рассказ о первой влюбленности совсем юной девочки. Оригинальная манера повествования «Рудольфио» привела критиков в замешательство, что ощущается и в современных, правда, весьма немногочисленных критических
отзывах о рассказе. Исследователи не видят связи раннего произведения с характерным для писателя художественным миром, воспринимают его не иначе как дань начинающего художника традициям западной литературы, подражание Ремарку, Сэлинджеру и Хемингуэю. Подобная точка зрения представлена в частности в монографии В. Курбатова. Критик убежден, что в рассказе «Рудольфио» «напрасно искать и след, казалось, от века существующего в нашей литературе жестоко правдивого, предельно искреннего, устойчиво-строгого художника, каким вошел в наше сознание Распутин» [10, 47]. Более того, В. Курбатов считает, что только в знак особой любви к своему другу А. Вампилову, которому, по воспоминаниям, произведение очень нравилось, «несмотря на иронию критиков, Распутин и перепечатывает рассказ» [10, 47]. Очевидно, что столь категоричное суждение
B. Курбатова ставит под сомнение самобытность и художественное достоинство раннего произведения В. Распутина.
Не все исследователи были так строги в оценках рассказа «Рудольфио».
C. Семенова, И. Панкеев определили его как «талантливый опыт молодого писателя» [11, 32], однако и они увидели в нем только воплощение романтической мечты молодой девушки, в итоге разбившейся о жизненную реальность.
Представляется, что подобный взгляд не отражает всех граней идейного смысла произведения. Авторы статей и монографий констатируют влияние различных зарубежных авторов на концепцию раннего произведения В. Распутина, при этом практически игнорируя существующие в тексте «Рудольфио» прямые интертекстуальные отсылки к произведениям А. де Сент-Экзюпери. Представляется, что анализ рассказа, учитывающий аллюзии с «Маленьким принцем» и «Планетой людей» способен наиболее полно раскрыть образ его главной героини.
Не стоит, однако, преувеличивать влияние французского писателя на художественный мир произведения В. Распутина, поскольку это может привести к деформированному представлению о его художественной
оригинальности. Так, например, чересчур прямолинейными, а потому неоправданными, выглядят размышления Г.М. Угловской о том, что «в образе героини Ио... «читается» слега повзрослевший (либо принявший новую реинкарнацию) Маленький принц. Ее инородность подчеркивается несколькими «птичьими» метафорами. Кроме того, «неземное происхождение» героини подчеркнуто неожиданными слезами, поступками неадекватными нормативам поведения в мире взрослых, отсутствием друзей среди сверстников.» [12, 60]. Создается ощущение, что исследователь в совершенно естественных порывах юной девочки, впервые влюбленной, склонна видеть какую-то мистику и нереальность. Кроме того, прямолинейное толкование портретных деталей героини рассказа только как свидетельство ее ирреальности не согласуется с объемным представлением В. Распутина о женском начале.
Содержание образа Ио становится более понятным, если его рассматривать не изолированно, а в соответствии с теми мотивами творчества В. Распутина, которые будут напрямую связаны с женскими образами в его последующих произведениях.
Маленький принц становится идеалом для Ио потому, что в нем есть что-то особенное, необыкновенное. Самое опасное для нее - стать обыкновенным: «.хорошо, что он так и остался Маленьким принцем. Потому что страшно: а вдруг потом он стал бы самым обыкновенным. А у нас и так слишком много обыкновенных» [1, 203]. Что значит для Ио быть обыкновенным? Просто ли это романтическое стремление юной девочки не быть как все, чем-то выделиться? Думается, мысли главной героини гораздо глубже. Идеалы Ио есть отражение особого мировосприятия, которое характеризуется бескорыстным отношением к миру и людям, желанием сполна отдавать свои силы. Ведь и романтическая идея, о которой идет речь в произведении и о которой так иронично говорили критики, воспринимается Ио как ответственность человека за человека. Поэтому она восхищается поступком Барка из «Планеты людей», который последние свои деньги «тратит на туфельки для ребятишек и остается ни с чем»
[1, 204]. Только так герой французского писателя «утоляет острое желание быть человеком среди людей» [9, 266]. «Груз человеческих отношений», «несчетных уз», которые связывают каждого с другими людьми, придают ему весомость в мире. Вот и для юной Ио, не лишенной, правда, романтического взгляда на мир, характерны те же духовно-нравственные принципы.
Таким образом, быть необыкновенным значит для Ио быть внимательным не только к своей собственной душе, но и к душе другого человека. Именно идея сохранения душевной чуткости, воплотившаяся в образах героев А. де Сент-Экзюпери, привлекла отечественного писателя. Сюжетным ходом произведения, особым трепетным отношением к своей героине он словно бы утверждает истинность слов рассказчика «Маленького принца», напоминая читателю о том, что «светильники надо беречь: порыв ветра может погасить их...» [9, 443]. Однако в отличие от французского автора В. Распутин в рассказе «Рудольфио» акцентировал внимание на особенностях проявления женственного начала. Для художника принципиально важно показать природное беспокойство женщины о сохранении в человеке душевного трепета и отзывчивости на чувства близкого, на красоту и гармонию мира. Этот мотив извечной женской тревоги о душе вновь и вновь будет входить в структуру публицистических и художественных произведений писателя.
Вспомним, как старуха Анна («Последний срок») с благодарностью принимает от жизни не только «дорогие радости», но и «дорогие печали», которые с каждым годом становятся для нее все «дороже» и «роднее», ибо без них, считает героиня, «она давно бы уж растеряла себя в суете и мельтешенье» [3, 117]. Потеря себя для Анны Степановны (а для Ио - обыкновенность существования) - это ущербность души, разрыв гармонических связей с природой и миром. Вот почему она беспокоится за своих детей, мало прислушивающихся к движениям собственного внутреннего мира.
Главная героиня повести «Живи и помни» Настена с еще большей тревогой будет размышлять о душевной глухости людей, потерявших себя:
«знала Настена: стареют с годами, а душой можно остыть и раньше лет - этого она боялась большего всего. Столько людей и здоровых и сильных, не отличают своих собственных богом данных им чувств от чувств общих, уличных. Эти люди и в постель ложатся с тем же распахнутым, для всего подходящим удовольствием, с каким садятся за стол: лишь бы насытиться. И плачут, и смеются они, оглядываясь вокруг - видно, слышно ли, что они, плачут и радуются, не потратиться бы на слезы зря. Эти свое отзвучали: тронь их особой тронью - не поймут, не отзовутся, ни одна струночка не отдастся в ответ чуткой дрожью: поздно - заглохло, закаменело, и сами они никого также не тронут. А все потому, что в свое время не умели и не хотели остаться наедине с собой, позабыли, потеряли себя - не вспомнить, не найти» [4, 30] (здесь и далее выделено мной - А. И.).
Лидия Михайловна («Уроки французского») в сущности повторяет те же мысли: «Человек стареет, не тогда, когда он доживает до старости, а когда перестает быть ребенком» [6, 246].
Очевидно, что и Анна Степановна, и Настена, и Лидия Михайловна разделяют страхи Ио о случайном существовании, не подтвержденном смыслом души, когда нет чувства собственной необходимости. В дальнейшем творчестве В. Распутина опасения эти станут реальностью для героини рассказа «В ту же землю» Пашуты, утратившей душевную теплоту, называемую писателем «музыкальным звучанием женщины в мире» [7, 385].
Образ Ио в раннем произведении, напротив, создается автором в светлых и чистых тонах. Он окутан тайной природного магнетизма. В рассказе неоднократно подчеркивается органическая связь героини с природной стихией.
Так, в момент первой встречи Рудольфа и Ио сама природа проявляет свои чудеса, посылая необыкновенный снег, «такой мягкий, пушистый, словно где-то там, наверху, теребят диковинных снежных птиц.» [1, 195]. Образ снежных птиц возникнет в произведении еще раз, в портретной характеристике героини: «Сквозь платье, волнуясь, у нее пробивались груди, как два маленьких
гнездышка, которые лепят неведомые птицы, чтобы выводить в них птенцов» [1, 201]. Интересно, что в первом издании рассказа в альманахе «Ангара» описание формирующейся фигуры девушки было лишено сравнения с «неведомыми птицами». Включение в текст подобного рода уточнений, вероятно, свидетельствует о стремлении писателя более рельефно выделить природную «диковинность» и таинственность женского образа. Только намеченный в «Рудольфио» мотив мистической связи женщины и природы будет существенно углублен в более поздних произведениях В. Распутина («Последний срок», «Наташа»).
В одной из литературно-критических статей, размышляя об особенностях мировосприятия героя-«чудика» В.М. Шукшина и о духовной сущности человека вообще, В. Распутин сказал: «душа требует души, жить без души нельзя» [8, 318]. Вот и героиня самого В. Распутина Ио стремится найти родную душу, тонко чувствующую мир. Такой идеал она видит в Рудольфе, к которому героиня испытывает первое в своей жизни светлое и искреннее чувство. Однако в рассказе предметом изображения становятся не только переживания героини, автор акцентировал внимание и на динамике чувств Рудольфа к Ио. Если в начале произведения он не воспринимает ее серьезно, чувствуя некую неловкость в общении из-за разницы в возрасте, то по мере его развития вполне ощутимо желание Рудольфа сблизиться с Ио. В следующих публикациях рассказа, В. Распутин стремился подчеркнуть интимность переживаний героя, вызванных не просто дружескими отношениями: «Он увидел ее и стал нетерпеливо проталкиваться, боясь, что она сойдет, - ведь она могла сойти и на другой остановке, а он бы, наверное, не решился прыгнуть вслед за ней. Но она осталась, и он поймал себя на том, что обрадовался этому больше, чем следовало, наверное, при их дружеских отношениях» [1, 206].
Все нарастающая по мере развития действия потребность Рудольфа в общении с Ио, очевидно, вызвана тем, что именно она смогла увидеть в нем что-то, чего не видели другие и даже он сам. Ио своей искренностью и непосредственным творческим отношением к жизни открывает для героя мир
иных отношений, новые грани его души. Так, автор заострит внимание на переживаниях Рудольфа, возникших после очередной встречи героев: «когда она ушла, он почувствовал, что ему стало тоскливо, он был полон какой-то необъяснимой, еще не открытой тоски, тем не менее существующей в природе» [1, 202].
Жизненная энергия Ио восполняет ощущаемую Рудольфом неполноту и ущербность собственной души. Ее способность иррационального, чувственного восприятия мира оказывается необходимой и для его вполне рационалистичного мировосприятия. Не случайно, думается, герой и героиня носят не вполне обычные имена, явно противопоставленные в антропонимической системе произведения другим (очевидна авторская ирония по поводу имени жены Рудольфа - Клавы). Более того, Ио придумает для них одно имя на двоих, а автор, словно бы подчеркивая их возможную душевную близость, вынесет его в название произведения.
К сожалению, душевная близость для Рудольфио оказывается только возможной, но не реальной, потому что рационализм мира Рудольфа побеждает, герой не может отдаться свои душевным порывам. Поэтому, когда Ио попросит поцеловать ее, он ответит отказом: «В губы целуют только самых близких людей» [1, 207]. Драматизм сложившейся ситуации для Ио заключается не в том, что Рудольф не решился «поцеловать ее в губы», как об этом писали критики. Для героини, казалось бы, нашедшей родную душу, оказывается потрясением, что она - не близкий Рудольфу человек, что он в ней не нуждается. Это состояние героини передано только в одном ее робком вопросе: «А я?».
В финале мы видим уже другую Ио, разочаровавшуюся в своем идеале.
Для
В. Распутина чрезвычайно важно показать драматизм чувств главной героини, осознавшей, что ее Рудольф оказался «самым обыкновенным», т.е. человеком, переставшим слушать голос собственной души. Очевидно, поэтому первоначально выносимый героиней «приговор» Рудольфу, не вполне точно
отражающий ее страхи о человеческой обыкновенности: («Какой ты, Рудольфио, ты самый элементарный Рудольф» [2, 28]), писатель корректирует, усиливая при этом эмоциональное напряжение: «какой ты Рудольфио, ты самый обыкновенный Рудольф. Самый обыкновенный Рудольф, понимаешь?» [1, 208].
Казалось бы, на этом и заканчивается драматическая история вхождения юной души во взрослую жизнь. Правда, есть после этих слов Ио упоминание автора о герое, вернувшемся на пустырь, но и оно, по мнению критиков, ничего не меняет в идейном содержании рассказа. Г.М. Угловская истолковала финальную сцену произведения как знак духовного падения героя: «Пустырь с завалами мусора - знак духовной пустоты, деградации... Финальный вопрос навсегда оставляет Рудольфа на берегу окостеневшей рациональной цивилизации. Он останавливается над перманентно изменчивой рекой иррационального, в которую никогда не рискнет войти» [12, 61]. Мы убеждены в том, что исследователь сделала чересчур категоричные выводы о финале рассказа и о его концепции в целом.
Судя по всему, для самого В. Распутина вопрос о концепции центральных образов рассказа и о его финальном эпизоде был далеко не простым, он стал предметом глубоких размышлений писателя. Об этом в частности свидетельствуют те принципиальные изменения, которые автор внес в финал произведения после его первой публикации. В конце рассказа в его первом журнальном варианте упоминание о Рудольфе отсутствовало вообще, автор сосредоточил внимание только на психологическом состоянии героини. Рассказ завершался следующими словами: «Не обращая на него внимания, она замурлыкала какой-то протяжный незнакомый мотив - тоскливый и бесконечный. И все раскачивалась взад и вперед» [2, 28].
«Тоскливый мотив» и в других произведениях писателя еще не раз будет отражать особенности психологического состояния его главных героинь. В финале повести «Последний срок» старуха Анна перед смертью, прощаясь с миром, передает своей дочери Варваре старинное причитание. И автор скажет
об этом действе: «старуха с закрытыми глазами тянула на себя какой-то жуткий, заунывный мотив» [3, 134]. В первой журнальной публикации повести «Живи и помни» в момент наивысшего напряжения душевных сил Настены, ее метаний, когда она «готова была содрать с себя кожу» [4, 86], писатель сообщает: «к ней привязался противный пугающий мотив: «Рано пташечка запела» - прилип и мусолясь на все лады, он не отставал, выматывал последнее терпение.» [5, 89]. В последующих изданиях В. Распутин убрал этот фрагмент.
Очевидно, что тоскливый мотив отражает критически-безнадежное психологическое состояние всех героинь. Таким образом, финал первого варианта рассказа «Рудольфио» в определенной степени свидетельствовал о душевном кризисе его главной героини. Вероятно, столь однозначная завершенность судьбы героини, смущала В. Распутина, и он, стремясь избежать прямолинейности, убрал этот эпизод.
Важно и то, что писатель старался избежать категоричных суждений по поводу судьбы Рудольфа. На протяжении всего рассказа автор дает возможность герою проявить свои душевные качества. Так, например, в тексте подчеркнуты искренние переживания персонажа по поводу проявленного им малодушия на пустыре, когда он отверг душевный порыв Ио: «Он еще долго стоял - опустошенный, ненавидящий себя» [1, 207].
Кроме того, для героя осознание своей «обыкновенности» не менее мучительно, чем для Ио. Автор отметит реакцию Рудольфа на «приговор» Ио: «Удар был настолько сильным, что боль сразу охватила все тело.» [1, 208].
В соответствии с такой логикой развития образа В. Распутин внес принципиальное уточнение в финал рассказа, он включил эпизод, из которого мы узнаем, что Рудольф «пошел к черту. Он перешел через пустырь, спустился к берегу и вдруг подумал: а куда дальше?» [1, 208].
Читатель остается в неведении: какой выбор сделает герой. Автор намеренно оставляет финал открытым, однако сам факт ощущения Рудольфом угрожающего ему душевного тупика свидетельствует о том, что в его сознании
произошел некий переворот. Страдания Ио со всей очевидностью поставили Рудольфа перед вопросом: как он, а вместе с ним и много «обыкновенных» оказались перед обрывом, духовной пропастью, когда обрываются связи между людьми, рвутся тонкие душевные невидимые нити между мужчиной и женщиной? Как быть дальше? В Рудольфе заговорило то, что казалось забытым, надо думать, в нем заговорила еще «живая душа». Для В. Распутина принципиально важно, что источником такого пробуждения явилось женское начало. Позднее эта тема найдет отражение едва ли не в каждом произведении писателя.
Анализ рассказа с учетом текстологических корректив, внесенных автором, позволяет опровергнуть точку зрения критиков, считающих, что в этом раннем произведении проявились лишь «потенциальные линии ... литературного развития» [11, 34] В. Распутина, которые затем якобы были прерваны. Целый ряд указанных нами мотивов, которые позднее вошли в структуру «центральных» произведений писателя свидетельствует об обратном. В содержании рассказа «Рудольфио» запечатлелись существенные поиски В. Распутина путей художественного постижения характера современной русской женщины.
Библиографический список
1. Распутин, В.Г. Рудольфио [Текст] / В.Г. Распутин // Живи и помни. Повесть, рассказы. - М.: Современник, 1975.
2. Распутин, В.Г. Рудольфио [Текст] / В.Г. Распутин // Ангара. - 1966.- №2. - С. 22-28.
3. Распутин, В.Г. Последний срок [Текст] / В.Г. Распутин // Повести. - М.: Просвещение, 1990. - 334 с.
4. Распутин, В.Г. Живи и помни [Текст] / В.Г. Распутин // Роман-газета. - М.: Художественная литература, 1978. - № 7. - 88 с.
5. Распутин, В.Г. Живи и помни [Текст] / В.Г. Распутин // Наш современник, 1974. -№11.
6. Распутин, В.Г. Уроки французского [Текст] / В.Г. Распутин // В ту же землю: повесть, рассказы. - М., 2001. - 491 с.
7. Распутин, В.Г. «Cherchez la femme» [Текст] / В.Г. Распутин // В поисках берега: Повесть, очерки, статьи, выступления, эссе. - Иркутск: Изд. Сапронов, 2007. - 525 с.
8. Распутин, В.Г. Твой сын, Россия, горячий брат наш. О Василии Шукшине [Текст] / В. Г. Распутин // В поисках берега: Повесть, очерки, статьи, выступления, эссе. -Иркутск: Изд. Сапронов, 2007. - 525 с.
9. Сент-Экзюпери, А. де Ночной полет. Планета людей. Маленький принц [Текст] / А. де Сент-Экзюпери / Пер с фр. Норы Галь.- М. - СПб , 2000. - 460 с.
10. Курбатов, В.Я. Долги наши. Валентин Распутин: чтение сквозь годы [Текст] / В.Я. Курбатов. - Иркутск, 2007. - 171 с.
11. Семенова, С. Валентин Распутин [Текст] / С. Семенова. - М.: Сов. Россия. - 1987. -175 с.
12. Угловская, Г.М. Рассказ В. Распутина: динамика жанра: Дис. ... канд. филол. наук. -Улан-Удэ, - 2006. - 161 с.
Bibliography
1. Rasputin, V.G. Rudolfio [Text] / V.G. Rasputin // Live and Remember. Tale and Stories . -М.: Sovremennik, 1975.
2. Rasputin, V.G. Rudolfio [Text] / V.G. Rasputin // Angara. - 1966.- №2. - P. 22-28.
3. Rasputin, V.G. The Last Term [Text] / V.G. Rasputin // Tales. - М.: Prosveschenie , 1990. -334 p.
4. Rasputin, V.G. Live and Remember ^ext] / V.G. Rasputin // Roman-Gazeta. - М.: Hudozhestvennaya Literatura, 1978. - № 7. - 88 p.
5. Rasputin, V.G. Live and Remember ^ext] / V.G. Rasputin // Nash Sovremennik, 1974. -№11.
6. Rasputin, V.G. French Lessons ^xt] / V.G. Rasputin // Into the Same Soil: Tale, Stories. -М., 2001. - 491 p.
7. Rasputin, V.G. «Cherchez la femme» ^xt] / V.G. Rasputin // Searching for the Bank: Tale, Sketches, Articles, Reports, Essays. -Irkutsk: Sapronov, 2007. - 525 p.
8. Rasputin, V.G. Your Son, Russia, Our Passionate Brother. About Vasiliy Shukshin. ^xt] /V.G. Rasputin // Searching for the Bank: Tale, Sketches, Articles, Reports, Essays. -Irkutsk: Sapronov, 2007. - 525 p.
9. Sent-Egzuperi, А. de Night Flight. The Planet of the People. Little Prince ^ext] / A. de Sent-Egzuperi / Translated by Nora Gal. - М. - Saint-Petersburg. 2000. - 460 pp.
10. Kurbatov, V.Y. Our Debts.Valentin Rasputin: Reading Through the Years ^xt] V.Y. Kurbatov /- Irkutsk, 2007. - 171 p.
11. Semenova, S. Valentin Rasputin ^xt] S. Semenova - М.: Soviet Russia - 1987. -175 pp.
12. Uglovskaya, G.M. The Story by Rasputin: Dynamics of the Genre: Thesis. ... Candidate of Philology. - Ulan-Ude, - 2006. - 161 p.
