CC BY
51
Вестник Челябинского государственного университета. 2017. № 8 (404). Филологические науки. Вып. 107. С. 63-69.
УДК 81-373 ББК 81-3
ТЮРКСКАЯ ЛЕКСИКА В ТЕРМИНОЛОГИИ БАШКИРСКОГО ПОГРЕБАЛЬНО-ПОМИНАЛЬНОГО ОБРЯДА
Л. Р. Сулейманова
Сибайский институт (филиал) Башкирского государственного университета, Сибай, Россия
Происхождение погребально-поминальной лексики башкирского языка в данной статье исследуется на основе лингвистических, фольклорных, этнографических данных. С генеалогической точки зрения наиболее древний пласт терминологии данного обряда относится к общетюркской лексике, характерной для многих тюркских языков. Изучение их этимологии и семантики выявляет информацию о разных древних погребальных ритуалах и обрядах, архаичных представлениях предков башкир о мироздании. С утверждением среди башкир ислама в терминологию этого обряда проникают арабизмы.
Ключевые слова: башкирский язык, погребально-поминальный обряд, лексика и фразеология, происхождение лексики, исконно башкирская (тюркская) лексика, духовная культура.
Обряд — это сформировавшаяся в глубине веков и дошедшая до нас без особых изменений, устоявшаяся важнейшая часть традиционной культуры. В нем отражается духовная, нравственная, эстетическая сущность народа. Лингвистическое исследование обрядовой лексики способствует, прежде всего, изучению истории развития лексики, а также этнографии народа, истории его культуры. Комплексному исследованию обрядовой лексики и фразеологии способствует этнолингвистическое направление в языкознании, ориентированное на рассмотрение соотношения, связи языка и духовной культуры. Ранее нами проводился этнолингвистический анализ лексики и фразеологии погребально-поминального обряда башкирского языка [14; 15]. В данной работе предпринята попытка оценить роль тюркской лексики в развитии терминологии погребально-поминального обряда башкир.
Современный погребально-поминальный обряд башкир в целом соответствует исламским традициям, но за многовековой доисламский период развития в силу соприкосновений древних башкир с различными культурами и верованиями он не раз претерпел изменения и пережил такие этапы, как язычество, зороастризм, маздеизм, тенгрианство и др. Отдельные исследователи даже высказали мнение, что современный погребально-поминальный обряд этого народа — лишь осколок архаичной культуры, который в прошлом имел различные формы [2], которое, на наш взгляд, безосновательно уменьшает роль ислама в башкирской культуре. Ислам, проникнув в среду башкир с начала X в. и прочно ут-
вердившись к XIV в., в течение многих столетий оказывал большое влияние на формирование духовной культуры этого народа. Основные верования, обычаи и обряды башкир были сформированы в духе мусульманской религии. Благодаря исламу происходило развитие письменности, образования [17].
Исследование этимологии и семантики похоронной терминологии позволяет выявить информацию о разных древних погребальных ритуалах и обрядах, архаичных представлениях предков башкир о мироздании. Погребально-поминальная терминология выражена как литературной лексикой, так и диалектными словами и фразеологическими единицами. Устойчивые словосочетания и диалектизмы содержат в себе богатую информацию о древней культуре народа.
С генеалогической точки зрения, лексика и фразеология данного обряда состоит из исконно-башкирских (тюркских) слов и арабских заимствований. Тысячелетний период развития исламской религии среди башкир способствовал утверждению мусульманских канонов в похоронном обряде, поэтому большая часть терминологии по происхождению — арабская, немалая часть лексики (около 45 %) — исконно тюркская.
Наиболее древний пласт словарного состава башкирского обряда состоит из общей для большинства тюркских языков лексики и относится к устойчивым разрядам. Причем древняя лексика характерна не только близкородственным кып-чакским языкам, но и языкам других (в том числе немусульманских тюрков) групп, таких как хакасский, тувинский, якутский, чувашский и др.
Ключевым термином анализируемого обряда выступает слово Yлем 'смерть, кончина', которое употребляется и во многих родственных языках: Yлем (в татарском), влYм (в киргизском, уйгурском, тувинском, азербайджанском), влгм (в казахском), влим (в каракалпакском), олгм (в хакасском) и в др. В «Опыте словаря тюркских наречий» В. В. Радлова представлены формы о1ут, о1от [10. Т. 1], в словаре М. Кашгари словоформы olmes/olmez определяются как образованные от корня о1 [7], в древнетюркских письменных источниках встречается употребление формы оШ [3]. По этимологическому словарю тюркских языков слово Yлем и другие его фономорфологические варианты представляют древнейшие словоформы, образованные от корня вл^л/ол/йвл/и1/вил посредством аффиксов [12. Т. 1].
Корень вл^л профессор Ф. Г. Хисамитдинова также определяет как древнейший элемент и семантику лексемы Yлем связывает со словом влвш 'доля'. В понятие доля у башкир входит причитающаяся человеку жизнь, еда, предначертанная судьба, предопределенная смерть [20]. В этимологическом словаре тюркских языков корень вл сравнивается со словоформами монгольского языка: слово в монгольском языке имеет значение 'голодная смерть'. В ал-таистической литературе говорилось о сохранении в башкирском языке древних фонетических связей с языками алтайской общности [11]. Согласно исследованиям Э. Ф. Ишбердина, значения некоторых общих по структуре слов в башкирском и монгольском языках не совпадают, но относятся к одному семантическому полю [6], что подтверждает вышеприведенный пример. Семантику древнейшей словоформы Yлем можно определить следующим образом: смерть — это предопределенная богом судьба, окончание предначертанной, измеренной жизни, еды [15].
Лексика с компонентом Yл употребляется во всей системе погребально-поминального обряда башкир: 1. Названия обрядов, их комплексов и актов: Yлем, Yлмзк (гайнинский, среднеуральский говоры) — 'смерть', улемтуй — 'свадьба, праздник по случаю смерти', YлеY — 'умереть', Y? Yлеме — 'своя смерть', Y§ен Y§е YлтереY — 'наложить на себя руки', YлтереY — 'убивать', YлемhерэY — 'ожидание смерти, желать себе смерти', Yлеш — 'гибель', Yлем-етем -'смертность'. 2. Названия ритуальных предметов: Yлемлек, Yлемдек (демский говор), Yлемтек
(восточный диалект) — 'вещи, отложенные на похороны', Yлемтек Нандыгы — 'сундук с необходимыми вещами для погребения', Yлемтек ебе, Yлек ебе — 'нитки умершего' (мотки ниток, раздаваемые во время похорон, на поминках в качестве милостыни), Yлемтз (нугушский говор) — 'вещи, приготовленные к раздаче во время похорон', Yлек кыуы — 'вода для обмывания покойника'. 3. Названия участников и объектов ритуальных действий: Yлек — 'покойник, мертвец, труп'. 4. Названия обрядовых мест: Yлеклек — 'кладбище'.
В терминологии всего состава обрядовых актов нами зафиксировано большое количество синонимов ключевых понятий, что дает основание предполагать наличие рудиментов редуцировавшихся культур. В течение веков с изменением погребальных обычаев термин, приспосабливаясь к новым обрядам, развивая новые значения, расширяя или сужая семантическое содержание, продолжал существовать в обрядовой системе. Так, значение Yлем 'смерть' и YлеY 'умереть' передают около ста пятидесяти лексических единиц: китеY, YmеY, сумыу (демский говор), шытыу (тук-суранский, иргизский говоры), катыу, йэн куйыу, донъя куйыу, ата-бабалар янына китеY, мэрхYм булыу, ер куйынына инеY (кереу), асылга кайтыу и так далее. Следует отметить, что данная лексика метафорически описывает во многих случаях — трансцедентный, реже — реальный мир, поэтому в составе терминологии так много фразеологизмов.
Понятие переселения души из одного мира в другой, идея пути в башкирском языке переданы глаголами. Так, диалектизм сумыу (демский говор — букв. 'нырнуть в воду') отражает, вероятно, архаические представления о переправлении души умерших в загробный мир по воде. У многих народов понятие «потусторонний мир» первоначально имело значение 'относящийся к воде' или 'находящийся за водой/рекой' [9]. И в представлениях башкир река — граница между двумя мирами [19], а также в эпосах, сказках нижний мир понимается как подводный. Таким образом, можно предполагать, что слово сумыу когда-то означало переправление душ умерших через реку в потусторонний мир и сохранилось в диалекте современного башкирского языка в значении «умереть».
Семантика лексемы шытыу (тук-суранский, иргизский говоры — 'умереть, сдохнуть', букв. 'прорастать, пускать ростки') связано, вероятно,
с древними воззрениями башкир о душе умершего, которая могла принимать различный облик и возродиться вновь. По древним поверьям, души могли превращаться в птиц, животных, принимать облик деревьев, трав [18].
Глаголы со значением 'хоронить, погребать' по происхождению также исконно-тюркские: ерлэY — 'предать земле', кYмеY, куйыу -'похоронить'. Последняя лексема, имея буквальное значение 'ставить, помещать', характерна разговорной речи. Однокоренные слова от кумеу, ерлэу употребляются в основном в кыпчакских языках: куму, жирлзу (в татарском), квму жерлеу (в казахском), квмуу (в киргизском), квмму, жерлеу (в каракалпакском). В киргизском языке — однокорневая лексема со словом ■куй: квргв коюу. Предполагаем, что название обряда куйыу является более древним и связано с обычаями зороастризма. Погребальная лексика башкирского языка, отражающая вышеназванный архаичный обряд, представлена богато и исследована нами в отдельной статье [16].
К устойчивым разрядам общетюркской лексики относятся соматизмы. В погребально-поминальной терминологии названия частей тела также употребляются часто и в основном в составе лексикализованных словосочетаний, фразеологических единиц. В башкирском языке эти слова обозначают: 1) приближение смерти: ице (кулбашы) твшкзн — 'сникла стать' (по древним поверьям, у человека, которому суждено вскоре умереть, за 40 дней до смерти сникает стать), ку§ каймакланыу (сакмарский говор) — 'замутнение глаз перед смертью'; 2) смерть: эйзк атыу — досл. 'кивать подбородком' в значении 'умереть, отдать душу', 'последний вздох умирающего', тыны сыгыу — 'испустить дух, умереть', аяк hу^ыу — букв. 'протянуть ноги' в значении 'умереть'; 3) причину смерти: йврзк шартлау, йврзкярылыу, йврзк бауы в^влву (средний говор), йврзге кубып YлеY — 'разрыв сердца'; 4) насильственную смерть: башына етеу, башты ашау — 'погубить', башын в§ву — 'обезглавить', йврзген курып алыу— 'разрывать сердце', богазлау — 'перерезание горла', эсен ярыу — 'распарывание живота'; 5) смерть на поле брани: баш hалыу, башы ятып калыу — 'сложить голову', кан койоу — 'проливать кровь'; 6) поминальный обряд: баш ите ашатыу, баш итенз сакырыу — 'поедание на поминках мяса головы убойного скота'.
Этимология вышеперечисленных лексем раскрывает проблемы традиционной культуры,
мировоззрения не только башкир, но и других тюркских народов. На основе развернутого анализа фольклорных, этнографических, археологических данных, семантика единиц башты ашау — букв. 'есть голову', башына emeY — букв. 'доходить до головы', баш итенэ сакырыу — 'обряд поедания головы убойного скота на поминках' связывается с древним ритуалом причащения к телу покойника [15]. Можно предположить, что в данных лексемах отражается модель мира, в основе которого лежали представления о космосе и социуме, созданных из тела первого человека. Так как, по верованиям, из головы создавалось небо, поедание головы умершего, вероятно, подразумевало связь со святыми провидцами, общение с предками. Если языковые единицы башын ашау, башына emeY сохранили мотивы поедания, причащения к телу, то в значении лексемы баш итенэ сакырыу отчетливо видна замена тела мясом животного.
В составе погребально-поминальной терминологии выделяются названия одежды покойника—одна из самых богатых тематических групп. Нами выявлено 57 лексем, которые называют саван и отдельные его слои. Кроме специальных слов арабского происхождения, сюда относятся много общеупотребительных тюркских лексем. В большинстве случаев в названия отдельных частей савана метафорически перенесены названия одежды человека. Более древний лексический слой представляют такие лексемы, как тун, тамбал, кулдэк: тышкы тун (кизильский), хвллэ туны (ик-сакмарский) -'верхняя одежда' в значении третий верхний слой савана, те§ туны (кызылский), тамбал (ик-сакмарский) — 'штаны' (слой савана в виде куска материи, прикрывающий половые органы), ожмах кулдэге — 'райское платье', эске кулдэк (кулмэк) — 'нательная рубашка', eцhe§ кулдэк — 'платье (рубашка) без рукавов' (названия первого слоя савана), о§он кулмэк — длинное платье' (второй слой савана), тышкы кулдэк — 'верхнее платье' (ик-сакмарский) — третий слой савана.
Слово тун в современном башкирском языке сузило свое значение и обозначает шубу, а в составе погребально-поминальной лексики сохранилось древнетюркское значение 'одежда', восходящее к лексемам to:n (др. уйгурское), ton (др. тюркское) [13]. Сложное слово аяктун как название части савана встречается в языке татар низовьев р. Тары. Кулдэк, кулмэк ('рубашка, платье'
от древнетюркского ko^lek) употребляется во многих тюркских языках [13]. Тамбал в значении 'штаны' сохранился в сакмарском говоре башкирского языка, употребляется в некоторых кипчакских языках: tambal (каз.) — 'подштанники', dambal (кирг.) — 'кальсоны, штаны', а также в чагатайском: tanban — 'брюки', в уйгурском диалекте: tambal — 'кальсоны, штаны'.
Тюркскими являются названия части женского савана, прикрывающей голову: яулык — 'платок', бвркэнсек — 'покрывало'.
К собственно башкирским названиям относятся елэн, обозначающий в литературном языке верхнюю легкую одежду на подкладке и без застежки в виде халата, перешедший в ик-сакмарском говоре в название второго слоя савана, mYшелдерек, ^крэксэ — 'нагрудник' (часть женского савана, прикрывающая грудь).
Общетюркские названия чисел активно употребляются в составе простой и составной погребальной терминологии. Названия меры ритуальной воды для обмывания покойника: бер (ете) комган (ик-сакмарский) — 'один кумган, кувшин', ике би§рэ (ик-сакмарский, кизилский, средний) — 'два ведра', вс CYмес (демский) — 'три ковша', кырк (кырк бер) CYмес (кизилский) — 'сорок ковшов (сорок один ковш)' вс ка§ак (сакмарский, ай-миасский) — 'три фунта', вс сэйнук (айский) — 'три чайника'; названия ритуальной пищи: вс (ете, кырк) йока (демский) — 'три лепешки (семь, сорок лепешек)', кырк (кырк бер) йэймэ (ик-сакмарский) — 'сорок лепешек (сорок одна лепешка)'; названия поминальных обрядов: всв — 'третины', етеhе — 'седьмины', кыркы — 'сороковины', илле бер (илле ике) квнв — 'пятьдесят первый (пятьдесят второй) день', или всвн (етекен, кыркын) укытыу (YткэреY) — 'читать аяты на поминках третьего (седьмого, сорокового) дня кончины'. Большинство приведенных названий связаны с сакральными числами три, семь, сорок, которые в погребальном обряде играют важную роль. Например, употребление числа три: в ритуале обмывания все действия повторяются три раза, мужчин облачают в три слоя савана, опоясывают с трех мест, покойника охраняют не более трех суток, проводят поминки в третий день после кончины.
С точки зрения истории формирования лексики, интерес представляют и названия надмогильных знаков, которые в основном являются тюркскими.
Несмотря на порицание исламом устройства любых надмогильных сооружений, башкиры, как и другие тюрко- и ираноязычные народы, сохранили эту древнюю традицию. Современные могильные камни и надмогильные памятники, скорее всего, являются сильноизмененной формой древних надмогильных стелл и изваяний, а деревянные или железные ограждения — формой древних надмогильных сооружений.
Обычай, распространенный как среди башкир начала XX в., так и других народов, ставить деревянные, каменные столбообразные надмогильные памятники исследователи возводят к древнетюркским каменным фигурам [8]. В «Древнетюркском словаре» Ьа1Ьа1 — 'ритуальный камень, символизирующий человека' [5], в сравнительно-исторической грамматике тюркских языков Ьа1Ьап — 'статуя умершего' [13]. Собственно башкирскими названиями являются комарткы — 'деревянный столб на могиле', кынташ — 'каменное изваяние человека на могиле' (сравни: к^и-тас — 'человек-камень' в якутском языке). Лексема корган восходит к древнетюркскому qoryan от глагольной основы диг — 'строить' [13]. Конструкции сооружены в виде сруба или чердака из дерева, реже — из камня. Форма надмогильной постройки отражается в других собственно-башкирских диалектных терминах: бура (кызылский) — 'сруб', миргз (демский) — 'венец', вй — 'дом', сар§ак — 'крыша' (восточный), таш бура, таш бурама — 'каменный сруб' (ик-сакмарский, кызылский).
Таким образом, данные башкирского языка, его диалектов, фольклорные источники совместно с этнографическими, историко-археологическими фактами, раскрывая семантику обрядовых терминов, дают представление как об архаичных общетюркских традициях, так и башкирского народа. Многовариативность лексики исследуемого обряда является закономерной и представляет собой рудимент редуцировавшихся культур.
Исконно башкирские слова имеют много общего с лексикой других тюркских языков, в то же время им присущи специфические особенности. Башкирский язык, войдя в кыпчакскую группу, имеет большое сходство с современными кыпчакскими языками, однако при этом обладает иным фономорфологическим строем слов. Это наглядно видно в названиях обрядовых актов: Yлем — 'смерть' (башк., тат.), влим (каракалп.), влгм (казах.), влYм (кирг.); ерлэY
(башк.) — 'похоронить', жирлзY (тат.), жерлеY (казах.), жерлеу (каракалп.); кYмеY (башк.), кYMY (тат.), квмY (казах.), квммY (каракалп.), квмYY (кирг.); в названиях поминальных обрядов: кырыгы (башк.) — 'сороковины', кырыгы (тат.), кырыкынчы (кирг.); в названиях мест: ожмах (башк., тат.) — 'рай', ужмак (казах, кирг.), учмаг (каракалп.); тамук (башк., казах.) — 'ад', тамык (кирг.); в названиях участников, объектов обряда: улек (башк., тат.) — 'покойник', влик (каракалп.), влук (кирг.), влж (казах.).
Общеизвестно, что башкирский язык имеет значительные лексические расхождения с языками других групп, таких как тувинский (тобаская группа), хакасский (кыргызская группа), чувашский (булгарская группа), но в общей лексике данных языков сохранился более древний домусульманский пласт погребальной терминологии: hвйзк (башк.), соок (хак.), сввк (тув.) — 'труп'; тамук (башк.), тамы (тув.) — 'ад', ожмах (башк.), сатмах (чув.) — 'рай'; тынын акка сыгарыу (баш.) — 'испустить дух на белое', тынныг ниме (хак.) — 'душа'; уккед (башк.), ок\с (хак.), вксус (тув.) — 'сирота'.
В плане истории развития языка обращают на себя внимание слова, которые в современном башкирском языке в корневой форме не употребляются, но сохранились в составе производных слов, лексикализованных словосочетаний обрядовой лексики:
общетюркский корень йе 'есть' прослеживается в слове емтек — 'падаль, труп'. Слово вк / вг 'мать' сохранилось в словосочетании Yкhе§ етем — 'круглая сирота'.
В составе башкирской погребально-поминальной лексики сохранились определенные общетюркские лексемы, которые ныне являются архаизмами: общетюркский тамбал 'штаны' — тамбал 'слой савана, прикрывающий половые органы', тон 'одежда' — тышкы тун, хвллз туны, те§ туны — названия частей савана. Как уже было отмечено, в современном языке значение слова тун сузилось, а в составе обрядовой лексики сохранилось его общетюркское значение. Таким образом, результаты наших исследований показали, что башкирский погребально-поминальный обряд в целом функционирует на основе исламских канонов [14], но его лексика все еще хранит следы общетюркской и древнебашкирской материальной и духовной культуры.
В силу этого структура обряда, его символы, функциональная сущность во многих случаях отображают древние представления предков башкир о вечном мире.
Исследование истории формирования погребально-поминальной терминологии башкирского языка позволяет внести ясность в историю, этимологию языка, а также позволяет выявить древние элементы башкирской и общетюркской культур.
Список литературы
1. Антология башкирской литературы. Том первый. ХШ-ХУШ вв. — Уфа, 1999. — 464 с.
2. Башкирское народное творчество: Обрядовый фольклор. — Уфа, 1995.
3. Дастан о Культегине // Ватандаш. — 1997. — № 4. — С. 72-91.
4. Диалектологический словарь башкирского языка / Рос. акад. наук, Ин-т истории, языка и лит. Уфим. науч. центра. — Уфа : Китап, 2002. — 432 с.
5. Древнетюркский словарь / под ред. В. М. Наделяева, Д. М. Насилова, Э. Р. Тенишева, А. М. Щербака. — Л., 1969. — 676 с.
6. Ишбердин, Э. Ф. Историческое развитие лексики башкирского языка / Э. Ф. Ишбердин. — М., 1986. — 152 с.
7. Кашгари, М. Девону лугат ит-турк / М. Кашгари. — Анкара, 1939. — Т. 1. — 530 с.; Анкара, 1940. — Т. 2. — 366 с.; Анкара, 1941. — Т. 3. — 452 с.
8. Мажитов, Н. А. История Башкортостана с древнейших времен до XVI в. / Н. А. Мажитов, А. Н. Султанова. — Уфа, 1994. — 360 с.
9. Маковский, М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов / М. М. Маковский. — М., 1996. — 416 с.
10. Радлов, В. В. Опыт словаря тюркских наречий / В. В. Радлов. — СПб., 1893-1911. — Т. 1-4.
11. Рамстед, Г. И. Введение в алтайское языкознание / Г. И. Рамстедт. — М., 1957.
12. Севортян, Э. В. Этимологический словарь тюркских языков / Э. В. Севортян. — М., 1974; 1978; 1980; 1989.
13. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. — М., 2001. — 822 с.
14. Сулейманова, Л. Р. Лексика и фразеология погребально-поминального обряда в башкирском языке (этнолингвистический анализ) : дис. ... канд. филол. наук / Л. Р. Сулейманова. — Уфа, 2006.
15. Сулейманова, Л. Р. Лексика и фразеология погребально-поминального обряда в башкирском языке (этнолингвистический анализ) / Л. Р. Сулейманова. — Уфа, 2011. — 196 с.
16. Сулейманова, Л. Р. Этнолингвистический анализ погребальной лексики башкирского языка / Л. Р. Сулейманова, Ф. М. Сулейманов // Вестн. Челяб. гос. ун-та. — 2013. — № 16 (307). Филология. Искусствоведение. Вып. 78. — С. 120-122.
17. Сулейманова, Л. Р. Антропонимы арабского происхождения с религиозной семантикой в башкирских шежере / Л. Р. Сулейманова, Ф. М. Сулейманов, Н. А. Ласынова // Вопр. ономастики. — 2016. — Т. 13, № 1. — С. 117-128.
18. Фатыхова, Ф. Ф. Традиционные представления башкир о рождении и смерти / Ф. Ф. Фатыхова // Башкирский фольклор: исследования и материалы : сб. ст. — Уфа, 1999. — Вып. III. — С. 107-118.
19. Хадыева, Р. Н. Этнолингвистический словарь башкирского языка / Р. Н. Хадыева. — Уфа, 2002. — 176 с.
20. Хисамитдинова, Ф. Г. Понятие «елеш» («доля») в башкирской мифологии / Ф. Г. Хисамитдинова // Ватандаш. — 2003. — № 1. — С. 103-106.
Сведения об авторе
Сулейманова Луиза Рауфовна — кандидат филологических наук, доцент кафедры башкирской и русской филологии, Сибайский институт (филиал) Башкирского государственного университета. Сибай, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2017. No. 8 (404). Philology Sciences. Iss. 107. Pp. 63-69.
THE TURKIC LEXICS IN THE BASHKIR FUNERAL CEREMONY
L. R. Suleymanova
Sibay institute (branch) of Bashkir state university, Sibay, Russia. [email protected]
The origin of the funereal lexics in the Bashkir language in the given article is studied on the base of the linguistic, folklore and ethnographic data. From the genealogical point of view the most ancient stratum of the ceremony terminology is referred to the universal Turkic lexics, characteristic for many Turkic languages. The study of their etymology and semantics reveals the information about different ancient funereal ceremonies and rites and the archaic ideas of the universe of the Bashkirs' ancestors. Islam introduced into the funereal terminology the Arabisms. The article studies the Turkic lexics of the Bashkir funeral ceremony.
According to our data, the Bashkir funeral ceremony, in general, functions on the base of Islamic canons, but in its lexics it keeps the elements, characteristic for the universal Turkic and ancient Bashkir cultures. As the result, the structure of the ceremony, its symbols, the functional essence in many cases reflect the ancient ideas of Bashkir people about the everlasting peace.
The investigation of the history of formation of the funereal terminology of the Bashkir language allows to clarify the questions of the history and etymology of the language and to reveal the ancient elements of the Bashkir and the universal Turkic cultures.
Keywords: the Bashkir language, funereal ceremony, lexics and phraseology, the origin of lexics, the indigenous Bashkir (Turkic) lexics, the spiritual culture.
References
1. Antalogija bashkirskoj literatury. Tom pervyj. XIII-XVIII vv. [Anthology of the Bashkir literature. Vol. 1. XIII-XVIII centuries]. Ufa, 1999. 464 p. (In Bashkirian).
2. Bashkirskoje narodnoje tvorchestvo: Obrjadovyj folklor [Bashkir folk culture: Ritual folklore]. Ufa, 1995. (In Bashkirian).
3. Dastan o Kultegine [Dastan about Kul Tigin]. Vatandash [Compatriot], 1997, no. 4, pp. 72-91. (In Bash-kirian).
4. Dialektologicheskij slovar' bashkirskogo jazyka (Rossijskaja akademija nauk. Institut istorii, jazyka i lite-ratury Ufimskogo nauchnogo centra) [Dialectological dictionary of the Bashkir language (Russian Academy of Sciences. Institute of history, language and literature of Ufa scientific center)]. Ufa, 2002. 432 p. (In Bashkirian).
5. Nadelyayev V., Nasilov D., Tenishev E., Scherbak A. (eds.). Drevneturkskij slovar' [Ancient Turkic dictionary]. Leningrad, 1969. 676 p. (In Russ.).
6. Ishberdin E.F. Istoricheskoje razvitije leksiki bashkirskogo jazyka [Historic development of lexics of the Bashkir language]. Moscow, 1986. 152 p. (In Russ.).
7. Kashgari M. Devonu lugat it-turk, vol. 1. Ankara, 1939. 530 p.; vol. 2. Ankara, 1940. 366 p.; vol. 3. Ankara, 1941. 452 p. (In Turkish.).
8. Mazhitov N.A., Sultanova A.N. Istorija Bashkortostana s drevneishih vremen doXVIv. [History of Bashkortostan from ancient time till XVIth century]. Ufa, 1994. 360 p. (In Russ.).
9. Makovskij M.M. Sravnitel'nyi slovar' mifologicheskoj simvoliki v indojevropeiskih jazykah: Obraz mira i miry obrazov [Comparative dictionary of mythological symbols in Indo-European languages: Image of the world and the worlds of images]. Moscow, 1996. 416 p. (In Russ.).
10. Radlov V.V. Opyt slovarja turkskih narechij [Experience of compiling the dictionary of Turkic dialects], vol. 1-4. St. Petersburg, 1893-1911. (In Russ.).
11. Ramsted G.I. Vvedenije v altaiskoje jazykoznanije [Introduction to Altaic linguistics]. Moscow, 1957. (In Russ.).
12. Sevortjan E.V. Etimologicheskij slovar' turkskih jazykov [Etymologic dictionary of Turkic languages]. Moscow, 1974; 1978; 1980; 1989. (In Russ.).
13. Sravnitel 'no-istoricheskaja grammatika turkskih jazykov. Leksika [Comparative historic grammar of the Turkic languages. Lexics]. Moscow, 2001. 822 p. (In Russ.).
14. Sulejmanova L.R. Leksika i frazeologijapogrebal'no-pominal'nogo obrjada v bashkirskom jazyke (et-nolingvisticheskij analiz) [Lexics and phraseology of the funereal ceremony in the Bashkir language (ethnolin-guistic analysis)]. Ufa, 2006. (In Bashkirian).
15. Sulejmanova L.R. Leksika i frazeologija pogrebal'no-pominal'nogo obrjada v bashkirskom jazyke (et-nolingvisticheskij analiz) [Lexics and phraseology of the funereal ceremony in the Bashkir language (ethnolin-guistic analysis)]. Ufa, 2011. 196 p. (In Bashkirian).
16. Sulejmanova L.R., Sulejmanov F.M. Etnolingvisticheskij analiz pogrebal'noj leksiki bashkirskogo jazyka [Ethnolinguistic analysis of funereal lexics of the Bashkir language]. Vestnik Cheljabinskogo gosudarstven-nogo universiteta [Bulletin of Chelyabinsk State University], 2013, no. 16 (307), iss. 78, pp. 120-122. (In Russ.).
17. Sulejmanova L.R., Sulejmanov F.M., Lasynova N.A. Antroponimy arabskogo proishozhdenija s reli-gioznoj semantikoj v bashkirskih shezhere [Anthroponyms of Arabic origin with religious semantics in Bashkir parentage]. Voprosy onomastiki [Onomastics issues], 2016, vol. 13, no. 1, pp. 117-128. (In Russ.).
18. Fatyhova F.F. Tradicionnyje predstavlenija Bashkir o rozhdenii i smerti Bashkirskij fol'klor: issledo-vanija i materialy [Traditional views of Bashkirs on birth and death. Bashkir folklore: study and materials], iss. 3. Ufa, 1999. Pp. 107-118. (In Russ.).
19. Hadyjeva R.N. Etnolingvisticheskij slovar' bashkirskogo jazyka [Ethnolinguistic dictionary of the Bashkir language]. Ufa, 2002. 176 p. (In Bashkirian).
20. Hisamitdinova F.G. Ponjatije "dolja" v bashkirskoj mifologii [Concept "lot" in Bashkir mythology]. Vatandash [Compatriot], 2003, no. 1, pp. 103-106. (In Russ.).
