характера местности, благодаря соседству с некультурными монгольскими племенами и удаленности от центра. Сибирь не живет нравственными запросами. В Сибири не наблюдается зарождение интеллекта и нравственного чувства; здесь живут интересами дня, и никакие архивы не выведут из этого состояния» [2, л. 20]. Гр. Сухих не согласился с пессимистическим взглядом П. И. Габо-вича на население Сибири. По его мнению, «Сибирь имела историю и будет иметь. Население малограмотное вело борьбу с инородцами и природой и создавало историю Сибири так, как создавалась вся история России. Сибиряки любят свою родину, и из недр Сибири вышло немало ученых и писателей, обогативших науку своими работами» [2, л. 20 об.].
Особый интерес вызвал доклад В. Я. Толмачева «Об археологических находках в окрестностях г. Читы», зачитанный 8 мая
1921 г. Выступление представляло собой отчет об открытии трех древних стоянок: на правом берегу Ингоды напротив Читы, на восточном берегу оз. Кенон и на левом берегу протока Ингоды напротив станции Антипи-ха [2, л. 22]. Уже 11 мая под его руководством была организована экскурсия преподавателей и учащихся с целью сбора материала из стоянки каменного века на берегу оз. Кенон.
Кроме вышеотмеченных докладов, на собраниях обсуждались следующие темы: «Дремлющие силы Сибири» (А. М. Розен-фарб); «Карта окрестностей г. Читы - издание Краевого музея им. А. К. Кузнецова» (М. И. Союзов); «О собирании и записывании произведений по народной словесности» (профессор М. К. Азадовский); «Элементы религиозно-психологических представлений гольдов» (А. Н. Липский); «Послерус-ский туземный эпос туземцев Западной Сибири», «Туземный вопрос на Дальнем Востоке» (М. П. Плотников); «М. Н. Богданов и его работы по истории бурятского народа», «Происхождение бурятского народа в связи с его водворением в Прибайкалье» (Н. Н. Коз-мин). Но вышеперечисленные доклады не привлекли внимание значительного числа членов ЗОРГО и свободных слушателей.
Таким образом, в период ДВР, несмотря на продолжавшуюся Гражданскую войну на Дальнем Востоке, произошло оживление деятельности ЗОРГО, а государство в свою очередь встало на путь поддержки общественной организации. Период деятельности общества в условиях ДВР был коротким. 15 ноября 1922 г. Дальневосточная республика прекратила свое существование. На всей территории республики установилась советская власть [4, с. 66].
Список литературы
1. ГАЗК. Ф. Р-517. Оп. 1. Д. 4.
2. ГАЗК, Ф. Р-1545. Оп. 1, Д. 1.
3. Обзор деятельности Забайкальского отдела Русского Географического общества и Краевого музея им. А. К. Кузнецова за тридцать лет 1894-1924. Чита: Книжное дело, 1924. 91 с.
4. Лыцусь А. И., Чечель А. П. Территория Забайкальской области в 1917-1937 гг. // Энциклопедия Забайкалья: Читинская область: в 2 т. Общий очерк. 2-е изд., испр. Новосибирск: Наука, 2002. Т. 1. С. 66-68.
УДК 947. 084 + 281. 9 (09)
ББК Т 3 (2) 712 + Э 372 - 11
В. И. Косых
г. Чита
тюремные церкви и духовенство Забайкальской епархии в период Дальневосточной республики (1920-1922 гг.)
Статья посвящена отношениям между государством и православной церковью в период Дальневосточной республики (1920-1922 гг.), юридической основой которых стал декрет Совета народных комиссаров «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января 1918 г. Отмечены особенности этой политики, которые были вызваны особенностями политического режима республики. В целом эти отношения были более демократичными, чем в Советской России. Основная проблема, рассматриваемая в статье - деятельность тюремных церквей и духовенства Забайкальской епархии в этот период. Приводятся конкретные примеры взаимоотношений Читинской и Верхнеудинской тюремных церквей.
Ключевые слова: Дальневосточная республика, Забайкальская епархия, власть, причт, тюремные церкви, священник, Забайкальский епархиальный совет, православная церковь, Читинская тюрьма, Верхнеудинская тюрьма.
V. I. Kosykh
Chita
Prison Churches and Transbaikalian Clergy in the Period of the Far East Republic (1920-1922)
The article is devoted to the relationships between state and church in the period of the Far East Republic (1920-1922), juristic base of which became the Decree of People Commissars "About Separation of Church from State and School from Church", 23 January, 1918. The article covers the peculiarities of this policy provoked by political regime. These relationships were more democratic than in the Soviet Russia. The main problem under consideration of the article is the prison church and Transbaikalian clergy activity in this period. Also the article characterizes the relationships between Chita and Verkhneudinsk prison churches.
Keywords: Far East Republic, Transbaikalian clergy, power, prison churches, priest, Transbai-kalian clergy union, Chita prison, Verkhneudinsk prison.
На территории Восточной Сибири установилась в начале 1920 г. советская власть, которая немедленно приступила к социалистическим преобразованиям, что не могло не отразиться на духовенстве. Так, в Иркутске в феврале-марте 1920 г. власти поспешили закрыть духовную и учительскую семинарии, епархиальное женское училище [1]. В апреле 1920 г. «Забайкальская новь» в статье «В красном Иркутске» с тревогой отмечала: «... Тюрьмы заселены очень густо, арестовано много священников, офицеров и проч.» [2].
Практическая реализация законодательных актов советской власти (в частности, основополагающего из них - Декрета СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 20-23 января 1918 г.) по отношению к православной церкви и духовенству на территории Дальневосточной республики ДВР началась с 1920 г. Законодательными актами правительства РСФСР и ДВР были решены вопросы о лишении права всех религиозных учреждений на ведение актов гражданского состояния, об отмене преподавания религиозных предметов (например, того же закона Божия) в учебных заведениях различного уровня, духовенство не признавалось состоящим на государственной и общественной службе.
Забайкальская епархия сохранила свою структуру, количество благочиний и православных культовых зданий, все монастыри [3]. Позже, в мае 1922 г., правительство ДВР закроет все долговые церкви при государственных учреждениях [4].
Следует отметить, что власти ДВР располагали органом, который занимался выявлением лиц, которые во времена режима атамана Семенова тем или иным образом
сотрудничали с ним - Государственной политической охраной. Поскольку в республике никто не собирался закрывать тюрьмы, то они, равно как и в РСФСР, постепенно заполнялись теми, кого ГПО ДВР считала потенциальными врагами новой власти.
Властям республики сразу же пришлось столкнуться с довольно неприятной проблемой: тюрьмы заполнял различный люд, среди которого обнаружилось и немалое количество верующих. Если с представителями нехристианских конфессий и не поднимался вопрос о позволении последним отправления их религиозных культов, то в случае с православными заключенными подобное явно не могло пройти без эксцессов. Поэтому можно сказать, что тюремным церквям повезло - власти ДВР их не трогали и они продолжали существовать в Чите и Верхнеудин-ске. Правда, Верхнеудинская тюремная церковь кратковременно была закрыта властями 9 января 1921 г. [5]. Ситуация в этой церкви разрешилась весной 1922 г. Тогда Забайкальский епархиальный совет по просьбе заключенных и с разрешения начальника тюрьмы временно прикомандировал к тюремному приходу священника И. Савина. Этот выбор не был случайным: священник ранее, до прихода красных войск, служил в тюремной Преображенской церкви г. Курган, откуда выехал в Читу.
Заключенные Верхнеудинской тюрьмы желали ведения церковных служб. 20 марта
1922 г. начальник тюрьмы разрешил проведение их, хотя пока только лишь «на страстной седьмице поста и первых двух дней св. Пасхи». Обитателей тюрьмы подобное разрешение и вдохновило, и не устроило одновременно. Поскольку обращаться в органы
власти им никто не запрещал, то они направили ходатайство заведующему отделом юстиции Забайкальского облисполкома «о постоянном разрешении богослужений», однако получили отказ. Второе ходатайство заключенные направили с подобной просьбой в адрес министерства юстиции ДВР, которое получилось более результативным. 29 марта заведующий Прибайкальским областным отделом юстиции разрешил совершение богослужений в тюремной церкви «без указания срока» (постоянно - В. К. ) и выразил недоумение, почему подобное запрещал начальник тюрьмы.
Во втором ходатайстве заключенные жаловались, что тюремная церковь была закрыта по решению местных властей еще 9 января 1921 г. и с этого времени «ни один умерший не отпет, хотя в числе умерших были и православные». Епархиальный совет подобным решением властей ДВР остался доволен, и постановлением от 4 апреля 1922 г. священника И. Савина назначили служить при церкви постоянно, что 29 мая узаконил епископ Се-ленгинский Софроний [6].
С назначением священников в тюремные церкви иногда случались казусы. Так, 4 апреля 1922 г. начальник Читинской областной тюрьмы Григорьев направил рапорт в Забайкальский епархиальный совет неожиданного содержания. Судя по всему, заключенные роптали не только на отсутствие церковных служб по причине неназначения в тюремную церковь священника, но и потому, что администрация не могла выдать им требующиеся удостоверения, метрические справки и выписки. Как отмечал начальник тюрьмы, его сотрудники именно поэтому испытывали «немало затруднений».
Выход он все же отыскал и на удивление простой. Оказалось, что среди заключенных находится священник Л. Подгорбунский, терпеливо ожидавший суда. Обрадованный Григорьев ходатайствовал перед епархиальным советом «о назначении временно заведующим тюремной церковию» указанного священника.
Епархиальный совет против подобного не возражал: его радовало то, что тюремный приход восстанавливался, христиане из числа заключенных получали возможность посещать службы, отправлять религиозные обряды и исполнять требы; священник Л. Подгорбунский получал известную свободу действий и укреплял свой авторитет. Интересно, что этому невольно поспособствовал и начальник тюрьмы. В рапорте епархиаль-
ному совету он именовал священника «отцом». 6 апреля епархиальный совет назначил Л. Подгорбунского временно священником к указанной тюремной церкви [7]. Теперь он готовил: все удостоверения, метрические справки, выписки для заключенных.
Не следует думать, что подобное разрешение дел успокаивало епископа Селенгинско-го Софрония, управляющего Забайкальской епархией, и председателя Забайкальского епархиального совета протоиерея Инн. Милина. Слухи о скором закрытии тюремных церквей не утихали, и потому архиерей и епархиальный совет все же пытались каким-то образом выяснить судьбу указанных церквей и причтов (в основном - священников, поскольку псаломщиками являлись обычно заключенные пограмотнее). Комиссия по сношениям с правительством ДВР направила в июне 1922 г. запрос на имя председателя Совета министров республики именно по этой проблеме.
Последний заявил, что «вопрос об уничтожении тюремных церквей у них еще не разрешен и... в самом правительстве есть довольно сильные течения в пользу сохранения тюремных церквей». Именно об этом комиссия по сношениям с правительством ДВР и доложила делегатам епархиального собрания духовенства и мирян на заседании 24 июля 1922 г. [8]. Епархия стала осторожно полагать, что тюремные церкви власти все же оставят действующими хотя бы на какое-то время. Отметим сразу, что указанные церкви и причты просуществовали совсем немного: в ноябре 1922 г. они будут упразднены.
Прихожане упраздненных властями тюремных церквей пытались спасти хотя бы помещение и имущество. Так, 3 декабря 1922 г. объединенное собрание монахинь и белиц Читинского Покровского монастыря, прихожан монастырской церкви св. Александры и совета прихожан бывшей тюремной Читинской Спасо-Преображенской церкви рассматривали вопрос о сохранении помещения и имущества последней. Это давало возможность сохранить приход и священника, службы и прихожан. Резон был: 28 ноября 1922 г. в постановлении Дальревкома об отделении церкви от государства имелось и положительное для верующих. Группа таковых, например из 20 человек, для удовлетворения своих религиозных нужд могла получить из рук государства церковь и с этого момента являлась «охранительницей целости храма и его имущества и ответственной за его сохранность».
Указанное собрание прихожан в качестве председателя проводил священник В. Богоявленский, перед собравшимися выступили игуменья Покровского монастыря Анастасия, К. Н. Стерьхов, Ф. у. Лундстрем, И. М. Же-лезников и др. По предложению члена совета бывшей тюремной церкви Ф. С. Игнатьева собрание постановило организовать Покровскую православную общину, причем желание работать в ее комитете изъявили 22 представителя белого и черного духовенства, прихожан и жителей Читы. Епископ Селенгинский Софроний, управляющий Забайкальской епархией, резолюцией № 771 от 8 декабря 1922 г. благословил начинание [9].
Может показаться, что разрешение властей ДВР на сохранение и работу тюремных церквей в определенной степени позволило последним спокойно существовать. Следует отметить, однако, что представители властей без особого пиетета относились к церкви и духовенству. 19 августа 1921 г. в Читинской областной тюрьме произошел случай, вызвавший негодование у руководства епархии, духовенства, прихожан.
В этот день бойцы НРА ДВР с целью обнаружения оружия у обитателей тюрьмы заодно решили обыскать и тюремную Спасо-Преображенскую церковь. Судя по рапорту в Забайкальский епархиальный совет от 24 августа заведующего церковью священника П. Кобылкина, обыскивавшие с потрясающим любопытством отнеслись к церковному помещению, утвари, сакральным предметам.
По его словам, они курили в помещении, оставив на полу окурки и спичечную коробку. В поисках оружия осмотрели придел, причем поочередно приподняли обе его стороны. Поскольку последнее расценивалось православной церковью как прямое святотатство, епархиальный совет в тот же день, 19 августа, принял решение сообщить министру внутренних дел ДВР «о совершенных бесчинствах при обыске тюремной церкви и просить о предупреждении подобного в будущем» [10].
Масла в огонь подлили показания, сделанные 25 августа 1921 г., заключенного И. Казанова, исполнявшего при церкви обязанности трапезника. Он сообщил, что шестеро вооруженных бойцов «вошли в алтарь при оружии и, не снимая шапок, сняли шаль, покрывающую престол, и с двух сторон подняли одежды престола», поинтересовались камнем (ему полагалось там быть) и положили его обратно. Осмотрев шкаф с ризами и аналой с иконой, нежелательные посетители удалились [11].
16 сентября 1921 г. епархиальный совет в письме министру внутренних дел «покорнейше» просил «сделать распоряжение чрез кого следует о недопущении подобных кощунственных проявлений при обысках церквей в будущем» [12]. Вряд ли власти ДВР прислушивались к подобным просьбам, да и исполнителями подобных акций часто являлись те, кто в православной церкви видели только помехи к организации новой жизни.
Источники
1. Забайкальская новь (Чита). 1920. 13 марта.
2. Там же. 1920. 2 апреля.
3. ГАЗК. Ф. Р-422. Оп. 2. Д. 26. Л. 228.
4. Дальне-Восточный телеграф (Чита). 1922. 3 июня.
5. ГАЗК. Ф. Р-422. Оп. 2. Д. 26. Л. 550 об.
6. Там же. Л. 550-550 об. 551.
7. Там же. Д. 2. Л. 563, 564-564 об.
8. Там же. Д. 689. Л. 49-49 об.
9. Там же. Д. 545. Л. 1-5.
10. Там же. Д. 154. Л. 25-25 об.
11. Там же. Л. 26-26 об.
12. Там же. Л. 27-27 об.