Научная статья на тему 'Тюремная лирика А. И. Солженицына: стихотворение «Воспоминания о Бутырской тюрьме»'

Тюремная лирика А. И. Солженицына: стихотворение «Воспоминания о Бутырской тюрьме» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
798
42
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
А. И. Солженицын / лирика / тюремные стихотворения / «Воспоминания о Бутырской тюрьме». / A. I. Solzhenitsyn / lyrics / prison poems / «Memories of Butyrskaya prison»

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Егоров Михаил Юрьевич

Статья представляет собой первое развернутое исследование стихотворения А. И. Солженицына «Воспоминания о Бутырской тюрьме» (1946). Произведение было создано во время пребывания в тюремной конструкторской лаборатории («шарашке») в г. Щербаков (сейчас – Рыбинск) Ярославской области. Это произведение является самым ранним из всех опубликованных солженицынских текстов. А. И. Солженицын находится в ряду тех писателей, которые признавали положительное влияние тюремного заключения на формирование и мировоззрения, и писательского таланта. Тюремная жизнь противопоставлена в стихотворении всем другим сферам жизни. В тюрьме проявляются чувство собственного достоинства, сострадание, сочувствие, взаимопомощь. А. И. Солженицын не призывает расширить пространство тюрьмы до всевозможных пределов. Необходимо перенести атмосферу тюремной жизни, жизни в камере в жизнь гражданскую. В стихотворении подчеркивается нестандартность поведения героя, его невозможность вписаться в советский мир. «Технике» интеллектуального противостояния властной системе посвящена вторая строфа. В «Воспоминаниях о Бутырской тюрьме» много тавтологических повторов, сосредоточенных в первой части стихотворения, в описании трагичных эпизодов судьбы героя стихотворения. Тавтологию, как и умолчания, можно рассмотреть в качестве попыток критики, ускользания из-под властного тоталитаризированного дискурса. Вторая и третьи строфы «Воспоминаний о Бутырской тюрьме», большей частью посвященные жизни заключенных, уже лишены указанной тавтологичности. В произведении очевидна ссылка на пушкинские «Воспоминания в Царском Селе» («Навис покров угрюмой нощи…», 1814; «Воспоминаньями смущенный…», 1829), «Узник», «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «Бесприютную Русь» С. А. Есенина. Написанное стихами позднее будет воспроизведено А. И. Солженицыным в прозе в «Архипелаге ГУЛАГ». В стихотворении пребывание в тюрьме не «дисциплинирует», а наоборот, придает свободу, позволяет саморазвиваться. Властные структуры посредством тюрьмы невольно подготавливают своих собственных интеллектуально подкованных противников.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

A. I. Solzhenitsyn’s prison lyrics: Poem «Memories of Butyrskaya Prison»

The article represents the first detailed research of A. I. Solzhenitsyn’s poem «Memories of Butyrskaya prison» (1946). The work was created during his stay in prison design laboratory («sharashka») in Shcherbakov town (now – Rybinsk) the Yaroslavl region. This work is the earliest of Solzhenitsyn’s all published texts. A. I. Solzhenitsyn is among those writers who recognized the positive impact of imprisonment on forming and outlooks, and literary talent. Prison life is opposed in the poem to all other spheres of life. In prison the self-respect, compassion, sympathy, mutual assistance are shown. A. I. Solzhenitsyn does not urge to expand space of prison to various limits. It is necessary to transfer the atmosphere of prison life, life in the box to civil life. In the poem the hero’s non-standard behavior, his impossibility to fit into the Soviet world are emphasized. The second stanza is devoted to «technology» of intellectual opposition to the imperious system. In «Memories of Butyrskaya prison» there are a lot of tautological repetitions concentrated in the first part of the poem, in the description of tragic episodes of the fate of the hero of the poem. Tautology, as well as defaults, is possible to consider as attempts of criticism, escaping from imperious totalitarian discourse. The second and third stanzas of «Memories of Butyrskaya prison» which are mostly devoted to life of prisoners are already deprived of the specified tautology. In the work the link to Pushkin «Memoirs in Tsarskoye Selo» is obvious («The cover of a gloomy night hung …», 1814; «Confused with memories…», 1829), «Prisoner», «Dead souls» by N. V. Gogol, «Homeless Russia» by S. A. Esenin. Written with verses later it would be reproduced by A. I. Solzhenitsyn in prose in «the Archipelago GULAG». In the poem stay in prison does not «discipline», and on the contrary gives freedom, allows the person to make personal growth. Power structures by means of prison prepare their own intellectually grounded opponents involuntarily.

Текст научной работы на тему «Тюремная лирика А. И. Солженицына: стихотворение «Воспоминания о Бутырской тюрьме»»

DOI 10.24411/2499-9679-2019-10481

УДК 82-14

М. Ю. Егоров https://orcid.org/0000-0003-0049-1535

Тюремная лирика А. И. Солженицына: стихотворение «Воспоминания о Бутырской тюрьме»

Статья представляет собой первое развернутое исследование стихотворения А. И. Солженицына «Воспоминания о Бутырской тюрьме» (1946). Произведение было создано во время пребывания в тюремной конструкторской лаборатории («шарашке») в г. Щербаков (сейчас - Рыбинск) Ярославской области. Это произведение является самым ранним из всех опубликованных солженицынских текстов. А. И. Солженицын находится в ряду тех писателей, которые признавали положительное влияние тюремного заключения на формирование и мировоззрения, и писательского таланта. Тюремная жизнь противопоставлена в стихотворении всем другим сферам жизни. В тюрьме проявляются чувство собственного достоинства, сострадание, сочувствие, взаимопомощь. А. И. Солженицын не призывает расширить пространство тюрьмы до всевозможных пределов. Необходимо перенести атмосферу тюремной жизни, жизни в камере в жизнь гражданскую. В стихотворении подчеркивается нестандартность поведения героя, его невозможность вписаться в советский мир. «Технике» интеллектуального противостояния властной системе посвящена вторая строфа. В «Воспоминаниях о Бутырской тюрьме» много тавтологических повторов, сосредоточенных в первой части стихотворения, в описании трагичных эпизодов судьбы героя стихотворения. Тавтологию, как и умолчания, можно рассмотреть в качестве попыток критики, ускользания из-под властного тоталитаризированного дискурса. Вторая и третьи строфы «Воспоминаний о Бутырской тюрьме», большей частью посвященные жизни заключенных, уже лишены указанной тавтологичности. В произведении очевидна ссылка на пушкинские «Воспоминания в Царском Селе» («Навис покров угрюмой нощи...», 1814; «Воспоминаньями смущенный...», 1829), «Узник», «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «Бесприютную Русь» С. А. Есенина. Написанное стихами позднее будет воспроизведено А. И. Солженицыным в прозе в «Архипелаге ГУЛАГ». В стихотворении пребывание в тюрьме не «дисциплинирует», а наоборот, придает свободу, позволяет саморазвиваться. Властные структуры посредством тюрьмы невольно подготавливают своих собственных интеллектуально подкованных противников.

Ключевые слова: А. И. Солженицын, лирика, тюремные стихотворения, «Воспоминания о Бутырской тюрьме».

M. Yu. Egorov

A. I. Solzhenitsyn's prison lyrics: Poem «Memories of Butyrskaya Prison»

The article represents the first detailed research of A. I. Solzhenitsyn's poem «Memories of Butyrskaya prison» (1946). The work was created during his stay in prison design laboratory («sharashka») in Shcherbakov town (now -Rybinsk) the Yaroslavl region. This work is the earliest of Solzhenitsyn's all published texts. A. I. Solzhenitsyn is among those writers who recognized the positive impact of imprisonment on forming and outlooks, and literary talent. Prison life is opposed in the poem to all other spheres of life. In prison the self-respect, compassion, sympathy, mutual assistance are shown. A. I. Solzhenitsyn does not urge to expand space of prison to various limits. It is necessary to transfer the atmosphere of prison life, life in the box to civil life. In the poem the hero's non-standard behavior, his impossibility to fit into the Soviet world are emphasized. The second stanza is devoted to «technology» of intellectual opposition to the imperious system. In «Memories of Butyrskaya prison» there are a lot of tautological repetitions concentrated in the first part of the poem, in the description of tragic episodes of the fate of the hero of the poem. Tautology, as well as defaults, is possible to consider as attempts of criticism, escaping from imperious totalitarian discourse. The second and third stanzas of «Memories of Butyrskaya prison» which are mostly devoted to life of prisoners are already deprived of the specified tautology. In the work the link to Pushkin «Memoirs in Tsarskoye Selo» is obvious («The cover of a gloomy night hung ...», 1814; «Confused with memories.», 1829), «Prisoner», «Dead souls» by N. V. Gogol, «Homeless Russia» by S. A. Esenin. Written with verses later it would be reproduced by A. I. Solzhenitsyn in prose in «the Archipelago GULAG». In the poem stay in prison does not «discipline», and on the

© Егоров М. Ю., 2019

contrary gives freedom, allows the person to make personal growth. Power structures by means of prison prepare their own intellectually grounded opponents involuntarily.

Keywords: A. I. Solzhenitsyn, lyrics, prison poems, «Memories of Butyrskaya prison».

В 1976 г. на страницах эмигрантского журнала «Вестник русского христианского движения» появились два стихотворных произведения А. И. Солженицына - «На советской границе» (отрывок из поэмы «Дороженька», 1951) и «Россия?» (1952). Это была первая публикация поэтического наследия писателя. В предисловии, которое было предпослано стихотворениям, сочиненным в лагере, А. И. Солженицын давал такую уничижительную самохарактеристику: «Всё написанное в те [лагерные] годы, естественно, не считаю достижением поэтическим, но многие мысли и чувства тех лет сохранялись только в этой форме» [14, с. 148].

Исследователи творчества А. И. Солженицын обходят вниманием его поэтические тексты. Возможно это происходит потому, что первая публикация книги стихотворений состоялась в 1999 г., в этом сборнике было опубликовано рассматриваемое стихотворение [15]. Даже авторитетный Ж. Нива в объемном труде «Александр Солженицын: Борец и писатель» из поэтических текстов называет только поэму «Дороженьку» [9]. Этой поэме посвящено несколько литературоведческих публикаций [6; 5; 10]. Среди текстов о лагерных стихах А. И. Солженицына выделяются статьи Бай Ян о тематических характеристиках избранного поэтического корпуса (о России, о любви) [1; 2; 3].

Стихи А. И. Солженицын писал и до лагеря. Похоже, что первые его творческие опыты были именно стихотворными. В биографическом исследовании Л. И. Сараскина указывает: «К началу университета у Сани [Солженицына] и Кирилла [Симоняна] скопилось немало тетрадок со стихами, и, став первокурсниками, они отважились послать избранное столичным светилам... И все же Л. И. Тимофеев, известный стиховед и сотрудник Института красной профессуры, прислал из Москвы скептический отзыв - несколько фраз о низком уровне стихов. Это был тяжкий удар, но они не сдавались, продолжали писать и, где возможно, показывали написанное» [12, с. 141-142].

Стихотворение «Воспоминания о Бутырской тюрьме», датируемое ноябрем 1946 года, было создано во время пребывания в г. Щербаков (сейчас - Рыбинск), где А. И. Солженицын работал в авиационной «шарашке» (с 27 сентября 1946 по

21 февраля 1947 гг.). Это произведение является самым ранним из всех опубликованных солже-ницынских текстов. Оно посвящено инженеру-энергетику Н. А. Семенову, с которым автор познакомился в Бутырской тюрьме в июле 1946 г. Н. А. Семенов ушел добровольцем на фронт, безоружным попал в плен, трижды совершал побег. После войны был обвинен советскими властями в измене, приговорен к десяти годам лагерей [11, с. 479].

Тематическая композиция стихотворения (стихотворение цитируется по [13]) охватывает несколько сфер существования человека - гражданская жизнь, война, тюрьма, лагерь. В тексте это выглядит следующим образом: 1-4 стих -тюрьма, 5-8 - гражданская жизнь, 9-10 - война, 11-12 - тюрьма, 13-24 - война, 25-26 - тюрьма, 27-32 - лагерь, 33-51 - тюрьма, 52-55 - гражданская жизнь 56-57 - тюрьма, 58-60 - гражданская жизнь. Таким образом, с тюрьмой связано 29 стихов из 60, с войной - 14, с гражданской жизнью - 11, с лагерем - 6, причем все военные строки сосредоточены в первой строфе.

Приведем важную для понимания стихотворения цитату из «Архипелага ГУЛАГ»: «Досадуют ли при мне на рыхлость Запада, его политическую недальновидность, разрозненность и растерянность - я напоминаю: «А разве мы, не пройдя Архипелага, - были твёрже? сильнее мыслями?» Вот почему я оборачиваюсь к годам своего заключения и говорю, подчас удивляя окружающих: «Благословение тебе, тюрьма!» Прав был Лев Толстой, когда мечтал о посадке в тюрьму. С какого-то мгновенья этот гигант стал иссыхать. Тюрьма была, действительно, нужна ему, как ливень засухе. Все писатели, писавшие о тюрьме, но сами не сидевшие там, считали своим долгом выражать сочувствие к узникам, а тюрьму проклинать. Я - достаточно там посидел, я душу там взрастил и говорю непреклонно: «Благословение тебе, тюрьма, что ты была в моей жизни!»« [17, с. 497]. А. И. Солженицын оказывается в ряду тех писателей, которые признавали положительное влияние тюремного заключения на формирование и мировоззрения, и писательского таланта. М. Г. Дункан ставит А. И. Солженицына по этому принципу в один ряд с Г. Грином, Стендалем, Л. Толстым,

У. Шекспиром и т. д. [19] (см. также [22]).

Тюремная жизнь противопоставлена в стихотворении всем другим сферам жизни. На пространственном уровне такая антитеза реализуется в оппозиции «замкнутое» - «открытое». «Намордники камеры», «своды старой добротной тюрьмы», «запахнулась вкруг них крепостная стена» - с одной стороны, а с другой - путешествия в гражданской жизни («От Норвегий до Ливий Исходили Европы красу и тщету»), «поле» и «небо» войны («знаю я поле ржаное, когда в «юнкерсах», в «хеншелях» небо черно»), даже лагерь связан с открытостью дороги («Таскаешь ли шпалы На дороге Тайшет - Колыма? Под Норильском волочишь цынготное горе?»).

Однако именно в тюрьме проявляются все лучшие человеческие качества - чувство собственного достоинства, сострадание, сочувствие, взаимопомощь: «Кто там не был! какие огни не сходились! Монархист ли, марксист ли, - но только б не раб. И сшибались до пены, до ярости бились, Хлебной крошкой, табачною пылью делились, Обнимались на смерть, уходя на этап». Особенно важно для лирического героя то, что в тюрьме (в отличии от воли) течет свободная интеллектуальная жизнь: «Невесомая мысль! - для стихов и для лекций Вечерами сдвигались, под лампами дым, - Атом. Гоголь. Барокко. Наследственность. Рим. - И учёные сыпали блёстки коллекций Неучёным, но тёртым друзьям молодым».

Положительные эмоции не являются приметами гражданской жизни, войны или лагеря. Если рассмотреть указатели эмоций, связанных со смеховым началом, то они проявляются только в описаниях тюремного существования: «[Герой, пришедший в камеру,] знакомясь, с улыбкой представился», «[Заключенные в камере полезные знания] брали, с усмешкой отвеяв труху».

Всё положительное связывается с жизнью в тюрьме, в тюремной камере, всё отрицательное -с тем, что камеру окружает. Например, в первой строфе яркие образы, рисующие абсурдность военных действий: «Когда в „юнкерсах", в „хеншелях" небо черно, Нет снарядов, орудье не бьёт ни одно», «Что-то там, по воронкам, их мало лежало! Кто лежал - тот срывал комиссарские шпалы, Хоронил средь зелёной травы... Деранула за Волгу Москва из Москвы...» В той же строфе звучит голос обвинителя-следователя, спрашивающего героя о причинах для сдачи в плен врагу: «Почему не стрелялся?! Оружия, что ли, Вам не дали?! А - палка зачем?»

У читателя может создаваться впечатление, что непредсказуемость жизни вне тюрьмы, приобретающая гротесковые формы в сознании лирического героя, связана с негативным началом, а «узаконенная» размеренность тюремных порядков (пускай и жестоких) - с позитивным.

А. И. Солженицын, разумеется, не призывает расширить пространство тюрьмы до всевозможных пределов. Перенести атмосферу тюремной жизни, жизни в камере в жизнь гражданскую -вот, что необходимо. Поэтому начиная стихотворение с резкого ограничения пространства (герой попадает в камеру: «Были тусклы намордники камеры мертвой, Полудённые светы - неверны и плохи»), автор заканчивает текст выходом в бесконечный простор: «Неприютная Русь! Что ты знаешь? Быть может, Этой самой закланною молодёжью Ты и будешь когда-нибудь спасена?.. »

В стихотворении подчеркивается нестандартность поведения героя, его невозможность вписаться в советский мир. Он сам называет себя жертвой, «тихим кроликом великой эпохи». «Что-то слишком великой... Всё в будущем рея, Ни хитрить, ни таить, ни делить не умея...» -продолжается характеристика героя, обвиненного в том, что, оставшись без оружия, не покончил с собой, а сдался в плен: «Трое суток метался - и в подлой измене Не убив себя! - сдался, и вот виноват». Частная судьба героя - констатация общего положения вещей, при котором «неправильный», с идеологической советской точки зрения, человек, «неправильно» исполнивший свои функции, принудительно отстраняется от общества в отграниченное пространство, называемое тюрьмой. О состоянии таких людей, их нахождении в заключении говорится во второй строфе, заканчивающейся метафорической строчкой: «Запахнулась вкруг них крепостная стена».

«Технике» интеллектуального противостояния властной системе посвящена вторая строфа. В первой строфе герой подвергается наказанию за то, что, оказавшись в тяжелых враждебных обстоятельствах, не покончил с собой: «Когда в „юнкерсах", в „хеншелях" небо черно, Нет снарядов, орудье не бьёт ни одно... Трое суток метался - и в подлой измене Не убив себя! - сдался, и вот виноват». Во второй же строфе, по контрасту, уже наказанные герои в физически тяжелейших условиях тюремного заключения не теряют себя: «Кто там не был! какие огни не сходились! Монархист ли, марксист ли, - но только б не раб. И сшибались до пены, до ярости би-

лись, Хлебной крошкой, табачною пылью делились, Обнимались на смерть, уходя на этап».

В «Воспоминаниях о Бутырской тюрьме» много тавтологических повторов, сосредоточенных в первой части стихотворения, в описании трагичных эпизодов судьбы героя стихотворения: ««...Тихий кролик великой эпохи...» Что-то слишком великой»; «знаю, знаю я поле ржаное»; «я всех их! я всех бы сейчас на колени! Пред тобою, русский солдат!! Что-то там, по воронкам, их мало лежало! Кто лежал - тот срывал.»; «Рвали когти в Москву господа генералы, Дера-нула за Волгу Москва из Москвы». Тавтологию, как и умолчания («слишком великой» - какой?; «я всех их» - кого?), можно рассмотреть здесь в качестве попыток критики, ускользания из-под властного тоталитаризированного дискурса. «Мы спасаемся, укрываемся в тавтологии совершенно так же, как укрываемся в чувстве испуга, негодования или скорби в тех случаях, когда не в состоянии произнести ни слова», - писал Р. Барт [4, с. 123]. Власть заинтересована в контроле над языком, над дискурсом (см. например [18]). Тавтология же демонстрирует недоверия к языку, стремление уклониться от выражения идей навязываемым заинтересованными структурами образом [4, с. 123]. Сам властный дискурс лишается смысла в прямой речи следователя в стихотворении: «Почему не стрелялся?! Оружия, что ли, Вам не дали?! А - палка зачем?». А. Немзер так писал о лирике А. И. Солженицына: «Стихи (да, часто «неудачные») учили ценить семантическую многомерность .уводили от бесцветной гладко-писи квазиреалистических стандартов советской романистики» [8]. По утверждению авторов новейшей оксфордовской «Истории русской литературы», А. И. Солженицын был создателем доминирующего дискурса Большого Террора, дискурса, основанного на реалистическом воспроизведении жизненного опыта прошедших ГУЛАГА [20, с. 729].

Вторая и третьи строфы «Воспоминаний о Бутырской тюрьме», большей частью посвященные жизни заключенных, уже лишены указанной тав-тологичности. Интересное преобразование в первой и второй частях претерпевает слово «шпалы». В первой строфе: «Кто лежал - тот срывал комиссарские шпалы, Хоронил средь зелёной травы» - слово «шпалы» использовано в разговорном значении воинских знаков отличия, атрибут отрицательного и нарицательного персонажа. Во второй строфе: «Где теперь ты? Таскаешь ли шпалы На дороге Тайшет-Колыма?» -

слово «шпалы» употреблено в прямом значении, атрибут положительного героя.

Уклонения от властного дискурса можно обнаружить и в формальном устройстве стихотворения. А. И. Солженицын обращается к вольному стиху - разностопному анапесту (за редкими исключениями; из схемы выбиваются, например, стихи девятнадцатый, пятьдесят пятый), выбирает нестандартную строфическую организацию (три строфы; по двадцать четыре, двадцать три и три стиха соответственно).

Интертекстуальное начало как способ взаимодействия данного произведения с другими выступает одной из реализаций «тавтологии». В стихотворении очевидна ссылка на пушкинские «Воспоминания в Царском Селе» («Навис покров угрюмой нощи.», 1814; «Воспоминаньями смущенный.», 1829), «Узник». «Неприютная Русь» в последней строфе откликается «Бесприютной Русью» С. А. Есенина («С той [бутырской] камеры потянулся и я писать стихи о тюрьме. А там я читал вслух Есенина, почти запрещённого до войны», - отметит А. И. Солженицын [16, с. 522]). В середине второй части упоминается Н. В. Гоголь, наверное, были бы важны параллели с «Мертвыми душами», «Записками сумасшедшего», с гоголевской эстетикой абсурда. Последняя же строфа: «Неприютная Русь! Что ты знаешь? Быть может, Этой самой закланною молодёжью Ты и будешь когда-нибудь спасена?..» - вызывает ассоциации с хрестоматийным финалом «Мертвых душ»: «Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? .Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? .Русь, куда ж несешься ты?» [7, с. 239]. Может быть, обращение к тексту Н. В. Гоголя автору, находящемуся в момент создания стихотворения в «шарашке» в г. Щербаков Ярославской области, «подсказало» то, что «птицу-тройку» собрал «ярославский расторопный мужик»: «И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да молотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик» [7, с. 239].

«Тавтологичность» произведения проявляется и еще одни образом. Параллели разбираемого стихотворения с прозой автора, разумеется, не ограничиваются приведенным выше фрагментом. Помимо того, что Н. А. Семенов, кому посвящено «Воспоминание о Бутырской тюрьме», послужил прототипом Андрея Андреевича Потапова из романа «В круге первом», ему посвящено

два фрагмента в «Архипелаге ГУЛАГ» - в части первой «Тюремная промышленность» [16, с. 224] и в части второй «Вечное движение» [16, с. 520]. Строки: «А в 41-м году младший лейтенант Семёнов пошёл на фронт добровольно. А в 42-м году он ещё имел пустую кобуру вместо пистолета (следователь не понимал, почему он не застрелился из кобуры)» [16, с. 224] - проясняют ситуацию в стихотворении: «.в ополчение доброю волей. «Почему не стрелялся?! Оружия, что ли, Вам не дали?! А - палка зачем?»«.

Неслучайно А. И. Солженицын отметил: «В лагерные годы, лишённый возможности хранить написанное дольше нескольких часов, от обыска до обыска, я по необходимости писал только в стихотворной форме, чтобы наскоро заучить, а бумагу сжечь» [14, с. 148]. Написанное стихами позднее будет воспроизведено в прозе. Приведем еще несколько примеров: «Пока месили мы глину плацдармов, корчились в снарядных воронках.» [16, с. 530] - «Что-то там, по воронкам, их мало лежало»; «Он [Е. И. Дивнич] и православный проповедник, но не остаётся в рамках богословия, он поносит марксизм, объявляет, что в Европе уже давно никто не принимает такого учения всерьёз - и я выступаю на защиту, ведь я марксист. Ещё год назад как уверенно я б его бил цитатами, как бы я над ним уничижительно насмехался! .И тут сразу же слабеет цепь моих доводов, и меня бьют почти шутя» [16, с. 520] -«Кто там не был! какие огни не сходились! Монархист ли, марксист ли, - но только б не раб. И сшибались до пены, до ярости бились»; «По вечерам споров не было, устраивались лекции или концерты. И тут опять блистал Тимофеев-Ресовский: целые вечера посвящал он Италии, Дании, Норвегии, Швеции. Эмигранты рассказывали о Балканах, о Франции. Кто-то читал лекцию о Корбюзье, кто-то - о нравах пчёл, кто-то -о Гоголе. Тут и курили во все лёгкие! Дым заполнял камеру, колебался как туман» [16, с. 521] -«Невесомая мысль! - для стихов и для лекций Вечерами сдвигались, под лампами дым, - Атом. Гоголь. Барокко. Наследственность. Рим» (А. И. Солженицын выступил в камере с докладом об атомной бомбе [16, с. 518]); «.мы теперь все вместе сидели на бутырских нарах, я докуривал после них и они после меня, и вдвоём с кем-нибудь мы выносили жестяную шестиведерную парашу» [16, с. 241] - «Хлебной крошкой, табач-ною пылью делились. И в навозную бочку впрягались попарно»; «И опять идут пленники, пленники, пленники - поток из Европы не пре-

кращается второй год. И опять русские эмигранты - из Европы и из Маньчжурии» [16, с. 521] -«Умудрила их жизнь! От Норвегий до Ливий Исходили Европы красу и тщету, . И вернулись в родимую нищету»; «Не здесь ли, в тюремных камерах, и обретается великая истина? .. .Молодёжь, сидящая в тюремных камерах с политической статьёй, - это никогда не средняя молодёжь страны, а всегда намного ушедшая» [16, с. 529] - «Быть может, Этой самой закланною молодёжью Ты [Русь] и будешь когда-нибудь спасена?».

М. Николсон указывает: «Из лагерной поэзии Солженицына вообще не исчезают воинственные, мятежные порывы» [10]. По логике вещей, заточение призвано принудительно парализовать «асоциальное» самоопределение личности, заменив его форматированием индивида по параметрам, формируемым социумом в качестве правильных, необходимых. А. И. Солженицын рисует совершенно другую картину. В стихотворении пребывание в тюрьме не «дисциплинирует» (в духе М. Фуко [18]), а наоборот придает свободу, позволяет саморазвиваться. Таким образом, государственная система терпит поражение, радикальное зло порождает неслыханное добро. Примечательно, что тюрьма в описании А. И. Солженицына сравнивается с крепостью, то есть с тем, что призвано не принести наказание, а предназначено для сохранения и выживания («Запахнулась вкруг них крепостная стена»). Властные структуры посредством тюрьмы невольно подготавливают своих собственных интеллектуально подкованных противников: «Неприютная Русь! Что ты знаешь? Быть может, Этой самой закланною молодёжью Ты и будешь когда-нибудь спасена?.. »

Библиографический список

1. Бай, Я. Образ России в лагерных стихах А. И. Солженицына [Текст] / Я. Бай // Общественные науки. - 2017. - № 1. - С. 19-30.

2. Бай, Я. Поэтика любви в лагерных стихах А. И. Солженицына [Текст] / Я. Бай // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов : Грамота, 2016. - № 9 (63): в 3-х ч. Ч. 2. - С. 13-19.

3. Бай, Я. Судьба России в лагерных стихах А. И. Солженицына [Текст] / Я. Бай // Родное и вселенское: отечественная литературно-философская мысль, проблемы национальной идентичности, судьбы русского языка и культуры. - Ульяновск : УлГУ, 2016. - Вып. 3. - С. 214-220.

4. Барт, Р. Из книги «Мифологии» [Текст] / Р. Барт // Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М. : Прогресс, 1989. - С. 46-130.

5. Васюточкин, Г. С. «Дороженька» Александра Солженицына [Электронный ресурс] / Г. С. Васюточкин // На перевале тысячелетий: страницы публицистики. - СПб. : Изд-во Александра Саза-нова, 2011. - С. 356-363. - URL: http://www.solzhenitsyn.rU/o_tvorchestve/articles/works/i ndex.php?ELEMENT_ID=1476

6. Гаркавенко, О. В. Мотив покаяния в поэме

A. И. Солженицына «Дороженька» [Текст] / О. В. Гаркавенко // Филологические этюды: сб. науч. ст. молодых ученых. - Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2001. - Вып. 4. - С. 106-109.

7. Гоголь, Н. В. Мертвые души [Текст] / Н. В. Гоголь // Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: В 17 т. Т. 5. - М. : Издательство Московской Патриархии, 2009. - 680 с.

8. Немзер, А. С. В начале: изданы ранние сочинения Александра Солженицына [Электронный ресурс] / А. С. Немзер // Время новостей. - 2004. -№ 206. URL: http://www. ruthenia. ru/nemzer/isaich_rannij. html

9. Нива, Ж. Александр Солженицын: Борец и писатель [Текст] / Ж. Нива. - СПб. : Вита Нова, 2014. -336 с.

10. Николсон, М. «Да где ж ты была, дороженька?» Жанровые поиски Солженицына в 40-50-е годы [Электронный ресурс] / М. Николсон // Путь Солженицына в контексте большого времени: сб. памяти: 1918-2008. - М. : Рус. путь, 2009. - С. 256-264. - URL: http://www.solzhenitsyn.rU/o_tvorchestve/articles/works/i ndex.php?ELEMENT_ID= 1188&sphrase_id=6821

11. Радзишевский, В. Комментарии [Текст] /

B. Радзишевский // Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 18. Раннее. - М. : Время, 2016. - С. 391-537.

12. Сараскина, Л. И. Александр Солженицын [Текст] / Л. И. Сараскина. - М. : Молодая гвардия, 2008. - 935 с.

13. Солженицын, А. И. Воспоминания о Бутырской тюрьме [Текст] / А. И. Солженицын // Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 18. Раннее. - М. : Время, 2016. - С. 215-216.

14. Солженицын, А. И. [Предисловие к публикации «Два лагерных стихотворения»] [Текст] / А. И. Солженицын // Вестник русского христианского движения. - 1976. - № 117. - С. 148.

15. Солженицын, А. И. Протеревши глаза [Текст] / А. И. Солженицын. - М. : Наш дом - L'Age d'Homme, 1999. - 365 с.

16. Солженицын, А. И. Собрание сочинений в 30 томах [Текст]. Т. 4. Архипелаг ГУЛАГ: Опыт художественного исследования. Части I—II / А. И. Солженицын. - М. : Время, 2010. - 544 с.

17. Солженицын, А. И. Собрание сочинений в 30 томах [Текст] : Т. 5. Архипелаг ГУЛАГ: Опыт художественного исследования. Части III-IV / А. И. Солженицын. - М. : Время, 2010. - 560 с.

18. Фуко, М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы [Текст] / М. Фуко. - М. : Ad Marginem, 1999. -480 с.

19. Duncan, M. G. «Cradled on the Sea»: Positive Images of Prison and Theories Punishment / M. G. Duncan // California Law Review. - 1988. - Vol. 76. - № 6. - P. 1201-1247.

20. Kahn, A., Lipovetsky, M., Reyfman, I., Sandler, S. History of Russian Literature / A. Kahn, M. Lipovetsky, I. Reyfman, S. Sandler. - New York : Oxford University Press. 2018. - 939 p.

21. Klots, Y. From Avvakum to Dostoevsky: Varlam Shalamov and Russian Narratives of Political Imprisonment / Y. Klots // The Russian Review. - Vol. 75. - № 1. -P. 7-25.

22. Tolczyk, D. Politics Of Resurrection: Evgeniia Ginzburg, The Romantic Prison, And The Soviet Rhetoric Of The Gulag / D. Tolczyk // Canadian-American Slavic Studies. - 2005. - Vol. 39. - № 1. - P. 53-70.

Reference List

1. Baj, Ja. Obraz Rossii v lagernyh stihah A. I. Solzhenicyna = The image of Russia in A. I. Solzhenitsyn's camp poems [Tekst] / Ja. Baj // Obshhestvennye nauki. - 2017. - № 1. - S. 19-30.

2. 2. Baj, Ja. Pojetika ljubvi v lagernyh stihah A. I. Solzhenicyna = Poetry of love in A. I. Solzhenitsyn's camp poems [Tekst] / Ja. Baj // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. - Tambov : Gramota, 2016. -№ 9 (63): v 3-h ch. Ch. 2. - S. 13-19.

3. Baj, Ja. Sud'ba Rossii v lagernyh stihah A. I. Solzhenicyna = Fate of Russia in A. I. Solzhenitsyn's camp poems [Tekst] / Ja. Baj // Rodnoe i vselenskoe: otech-estvennaja literaturno-filosofskaja mysl', problemy nacion-al'noj identichnosti, sud'by russkogo jazyka i kul'tury. -Uljanovsk : UlGU, 2016. - typ. 3. - S. 214-220.

4. Bart, R. Iz knigi «Mifologii» = From the book «Mythologies» [Tekst] / R. Bart // Bart, R. Izbrannye raboty: Semiotika. Pojetika. - M. : Progress, 1989. -S. 46-130.

5. Vasjutochkin, G. S. «Dorozhen'ka» Aleksandra Solzhenicyna = «The Road» by Aleksandr Solzhenitsyn [Jelektronnyj resurs] / G. S. Vasjutochkin // Na perevale tysjacheletij: stranicy publicistiki. - SPb. : Izd-vo Aleksandra Sazanova, 2011. - S. 356-363. - URL: http://www.solzhenitsyn.ru/o_tvorchestve/articles/works/i ndex.php?ELEMENT_ID= 1476

6. Garkavenko, O. V Motiv pokajanija v pojeme A. I. Solzhenicyna «Dorozhen'ka» = Motive of repentance in A. I. Solzhenitsyn's poem «The Road» [Tekst] / O. V. Garkavenko // Filologicheskie jetjudy: sb. nauch. st. molodyh uchenyh. - Saratov : Izd-vo Sarat. un-ta, 2001. -Vyp. 4. - S. 106-109.

7. Gogol', N. V. Mertvye dushi = Dead souls [Tekst] / N. V. Gogol' // Gogol' N. V. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: V 17 t. T. 5. - M. : Izdatel'stvo Moskovskoj Patri-arhii, 2009. - 680 s.

8. Nemzer, A. S. V nachale: izdany rannie sochinenija Aleksandra Solzhenicyna = In the beginning: Aleksandr

Solzhenitsyn's published early works [Jelektronnyj resurs] / A. S. Nemzer // Vremja novostej. - 2004. -№ 206. URL:

http://www. ruthenia. ru/nemzer/isaich_rannij. html

9. Niva, Zh. Aleksandr Solzhenicyn: Borec i pisatel' = Aleksandr Solzhenitsyn: Fighter and writer [Tekst] / Zh. Niva. - SPb. : Vita Nova, 2014. - 336 s.

10. Nikolson, M. «Da gde zh ty byla, dorozhen'ka?» Zhanrovye poiski Solzhenicyna v 40-50e gody = «Where were you, road?» Solzhenitsyn's genre search in the 1940s-50s [Jelektronnyj resurs] / M. Nikolson // Put' Solzhenicyna v kontekste bol'shogo vremeni: sb. pamjati: 1918-2008. - M. : Rus. put', 2009. - S. 256-264. - URL: http://www.solzhenitsyn.ru/o_tvorchestve/articles/works/i ndex.php?ELEMENT_ID= 1188&sphrase_id=6821

11. Radzishevskij, V. Kommentarii = Comments [Tekst] / V. Radzishevskij // Solzhenicyn A. I. Sobranie sochinenij v 30 tomah. T. 18. Rannee. - M. : Vremja, 2016. - S. 391-537.

12. Saraskina, L. I. Aleksandr Solzhenicyn = Ale-ksandr Solzhenitsyn [Tekst] / L. I. Saraskina. - M. : Mo-lodaja gvardija, 2008. - 935 s.

13. Solzhenicyn, A. I. Vospominanija o Butyrskoj tjur'me = Memories of Butyrskaya Prison [Tekst] / A. I. Solzhenicyn // Solzhenicyn A. I. Sobranie sochinenij v 30 tomah. T. 18. Rannee. - M. : Vremja, 2016. -S. 215-216.

14. Solzhenicyn, A. I. [Predislovie k publikacii «Dva lagernyh stihotvorenija»] = [Preface to publication «Two Camp Poems»] [Tekst] / A. I. Solzhenicyn // Vestnik russkogo hristianskogo dvizhenija. - 1976. - № 117. - S. 148.

15. Solzhenicyn, A. I. Proterevshi glaza = Having wiped eyes [Tekst] / A. I. Solzhenicyn. - M. : Nash dom -L'Age d'Homme, 1999. - 365 s.

16. Solzhenicyn, A. I. Sobranie sochinenij v 30 tomah = Complete works in 30 volumes [Tekst]. T. 4. Arhipelag GULAG: Opyt hudozhestvennogo issledovani-ja. Chasti I—II / A. I. Solzhenicyn. - M. : Vremja, 2010. -544 s.

17. Solzhenicyn, A. I. Sobranie sochinenij v 30 tomah = Complete works in 30 volumes [Tekst] : T. 5. Arhipelag GULAG: Opyt hudozhestvennogo issledovani-ja. Chasti III-IV / A. I. Solzhenicyn. - M. : Vremja, 2010. - 560 s.

18. Fuko, M. Nadzirat' i nakazyvat'. Rozhdenie tjur'my = Supervise and punish. Birth of prison [Tekst] / M. Fuko. - M. : Ad Marginem, 1999. - 480 s.

19. Duncan, M. G. «Cradled on the Sea»: Positive Images of Prison and Theories Punishment / M. G. Duncan // California Law Review. - 1988. - Vol. 76. - № 6. - P. 1201-1247.

20. Kahn, A., Lipovetsky, M., Reyfman, I., Sandler, S. History of Russian Literature / A. Kahn, M. Lipovetsky, I. Reyfman, S. Sandler. - New York : Oxford University Press. 2018. - 939 p.

21. Klots, Y. From Avvakum to Dostoevsky: Varlam Shalamov and Russian Narratives of Political Imprisonment / Y. Klots // The Russian Review. - Vol. 75. - № 1. -P. 7-25.

22. Tolczyk, D. Politics Of Resurrection: Evgeniia Ginzburg, The Romantic Prison, And The Soviet Rhetoric Of The Gulag / D. Tolczyk // Canadian-American Slavic Studies. - 2005. - Vol. 39. - № 1. - P. 53-70.

Дата поступления статьи в редакцию: 19.05.2019 Дата принятия статьи к печати: 27.06.2019

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.