CC BY
22
2. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева и др. -М.: Флинта; Наука, 2003. - 840 с.
3. КупаловаА. Ю. Основы функционального подхода к изучению синтаксиса русского (родного) языка в школе / Дис. ... д-ра пед. наук в форме научного доклада. - М., 1991. - 55 с.
4. Развитие речи: теория и практика обучения: 5-7 кл.: Книга для учителя / В. И. Капинос,
Н. Н. Сергеева, М. С. Соловейчик. - М.: Линка-Пресс, 1994. - 196 с.
5. Розенталь Д. Э. Справочник по русскому языку. Практическая стилистика. - М.: ОНИКС 21 век; Мир и Образование, 2004. - 384 с.
6. Тихова В. В. Функциональный подход к изучению главных членов предложения / Дис. ... канд. пед. наук. - М., 1991. - 301 с.
7. Цейтлин С. Н. Речевые ошибки и их предупреждение. - М.: Просвещение, 1982. - 143 с.
Г. Д. Неганова
ТВОРЧЕСТВО Е. ЧЕСТНЯКОВА И ХРИСТИАНСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬ: ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ
Преамбула. Художественный мир, созданный Е. Честняковым, многомерен и отличается особой семантической емкостью. Чтобы понять некоторые конкретные сочинения художника, следует учитывать тот содержательный подтекст, который обусловлен интертекстуальными контактами, соединяющими их с претекстами, в первую очередь Новым Заветом. В статье рассматривается интертекстуальность как внетекстовой фактор смыслообразования в словесном творчестве Е. Честнякова.
Наиболее важной и содержательной литературной традицией, с которой пересекается творчество Е. Честняко-ва - самобытного художника и писателя, является христианская словесность, в частности Священное Писание. При сравнении честняковских сочинений с Новым Заветом нами выявлены как почти дословная цитация евангельских претек-стов, так и косвенные созвучия с ними. Вне сомнения, это видел и читатель начала ХХ века, хорошо знавший Новый Завет, а потому без труда мог определить семантику оценок, присутствующих в текстах Е. Честнякова, и направление, в котором развивается художественный смысл.
Евангельский претекст, судя по опубликованному наследию, имел высокий удельный вес в художественном сознании Е. Честнякова. Об этом свидетельствуют не только произведения автора теории универсальной культуры, но и отдельные фрагменты его записных книжек. Так, например, среди записей Е. Честнякова о его жизни в Петербурге есть следующий набросок: «Направит к Анне Калиаф, \ Пошлет к Давиду Голиаф. \ Или Пилат умоет руки. \ "Его распни", -несутся звуки.» [3, с. 554]. В каждой строке «читается» образ, за которым «стоит» определенный библейский сюжет. Анна и Каифа - первосвященники, подготовившие обвинение Иисуса. Известный исследователь новозаветной истории
Ф. Фаррар характеризовал Анну как интригана, изворотливого, «хитрого, тираничного саддукея, далеко не почтенного старика, несмотря на его семьдесят лет, но человека, исполненного змеиной злобы и мелочности» [8, с. 395]. После проведенного дознания Анна направил Иисуса на второй допрос к своему зятю Каифе, который также был «пронырливым и бессовестным саддукеем, но с большею силой характера и воли» [там же, с. 399]. На основании ложных, выдуманных им показаний члены синедриона согласились с тем, что Иисуса следует казнить. Пилат, несмотря на силу своей власти, не смог противостоять первосвященникам. С одним из наиболее часто изображаемых в искусстве евангельских сюжетов - Пилат публично умывает руки в знак того, что он не признает себя виновным в крови праведника, - корреспондирует третья строка. Четвертая строка отсылает к заключительному этапу суда над Иисусом. Сравним ее с Новым Заветом: «Но они еще сильнее кричали: да будет распят» (От Матфея); «Они опять закричали: распни Его» (От Марка); «Но они кричали: распни, распни Его!» (От Луки); «Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни Его!» (От Иоанна) [1, с. 1051, 1078, 1123, 1156].
Вместе с тем в рассматриваемом четверостишии Е. Честнякова нельзя не обратить внима-
184
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2006
© Г. Д. Неганова, 2006
ния на нарушение последовательности евангельских событий. Новый Завет определяет следующую хронологию: после взятия под стражу и допроса Анна посылает Иисуса к Каиафе; Пилат «умыл руки перед народом» только после того, как толпа трижды потребовала распятия Христа [1, с. 1051]. У Е. Честнякова же время в каждом сюжете словно движется вспять. Художник будто указывает вектор, по которому следует двигаться, чтобы добраться до смысла: от следствия к причине, а если продолжить далее, то к первоистоку.
Как известно, движение является сущностью пространства и времени, тесно связанных с информацией. Можно предположить, что в приведенном выше наброске при кодировании сохранился смысл информации в отношении библейских символов и изменился в отношении современных Е. Честнякову явлений действительности: используя библейские образы, художник описывает свои хождения к «жрецам искусства» -петербургским «Аннам» и «Каиафам».
Интертекстуальная связь с Новым Заветом вносит в предлагаемые для рассмотрения тексты Е. Честнякова дополнительные содержательные оттенки, выявляет их смысловое начало и дает возможность адекватно понять их. На нескольких примерах попробуем определить, какое значение новозаветный претекст вносит в смысловой подтекст стихотворных произведений художника.
Евангелисты повествуют, что Иисус, рассказав притчу о богаче, заключил, что не следует заботиться о еде и одежде: есть иное содержание жизни и, соответственно, иные ценности. «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную...» - поучал Иисус, прежде насытив народ пятью хлебами [1, с. 1136]. Е. Честняков, в соответствии с убеждениями или в силу сложившихся обстоятельств, жил согласно евангельскому постулату «душа больше пищи, а тело - одежды» [1, с. 1105], радея в первую очередь о пище духовной. «Скиталец скорбный», «в рубище и голодный», он молит о хлебе «для чувств своих» [4, с. 64, 75, 55]. Художник уверен: «Здесь вопрос не только хлебный: / Ведь душе в грязи не жить»; его муза «Ищет взорами по миру, / Где источник вод живых» [4, с. 158]. Выделенные нами евангельские символы духовной пищи - хлеб и живая вода -обнаруживаются как в изобразительном, так и словесном творчестве Е. Честнякова.
Хлеб - символ Нового Завета. Иисус называл себя хлебом жизни: «Я - хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» [1, с. 1137]. Однако человек не может обходиться без еды. Хлеб требуется для физического существования - это пища, пропитание: «Нам нужен лишь телесный хлеб!» [3, с. 633]; «Им нужны и хлеб, и мыло.»; «Не до сада тут с нуждой: / Хоть бы хлебец был с водой.»; «Не нищий: жил своим трудом, / А пища - соль и хлеб с водой» [4, с. 183, 103, 85].
Современный исследователь Ю. С. Степанов в книге «Константы: словарь русской культуры» отмечает, что «хлеб у русских - больше, чем пропитание, он - символ пропитания» [7, с. 285]. Слово «хлеб» входит в состав фразеологического оборота «хлеб насущный», который толкуется как «необходимые средства для жизни, для существования» и «самое важное, существенное, жизненно необходимое» [9, с. 506]. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» - это строка из молитвы «Отче наш». Обращаясь к Богу, просят, в первую очередь, пищи не для тела, а для души: «без хлеба насущного» «небесная» часть человека умрет с голода.
У Е. Честнякова «хлеб» - слово многозначное. Проиллюстрируем примером из фрагмента неоконченной поэмы «Пушкин и Назар» [4, с. 165-172]. Назар - крестьянский поэт, случайный попутчик Пушкина. Разговор заходит о хлебе - и сразу же не в своем исконном значении. Назар говорит, что хочет «жить своим трудом, / А не на хлебе даровом». Фразеологизм «даровой хлеб» означает «жить за чужой счет». Назар рассказывает о себе как поэте:
Ищу давно Парнас душой -И вот я странствовать пошел, Искать и Истину, и Вест, И хлеб, и ярмарку невест.
Судя по контексту, «хлеб» здесь имеет отношение к поэтической музе. И лишь в вопросе Пушкина «Как? Ищешь хлеб, крестьянин ты?», наконец, это слово означает конкретный продукт питания (хотя может быть существительным собирательным со значением «продукты питания»). Следующий вопрос великого поэта - игра слов: Ходок за хлебом ты от сел, А хлеб духовный ты нашел?
И только после этого мы узнаем, что Назар ищет духовный хлеб, под которым понимает
не просто искусство, а искусство как «тяжкий крест».
В задачи настоящей статьи не входит выяснение понимания искусства Е. Честняковым, однако, отметим, что для художника оно является не просто смыслом жизни, а самой жизнью -это его «крест» (у В. Даля слово «крест» имеет также значение «судьба» [2, II, с. 190]). Здесь можно увидеть еще один смысл. Е. Честняков, определяя «искусство», «тяжкий крест», «духовный хлеб» в качестве синонимов, подводит читателя к предположению, что духовная пища достается так же тяжело, как возделывание хлебного поля и уборка урожая - крестьянину.
В жизни поколения Е. Честнякова было немало войн - от русско-японской до Великой Отечественной. В начале Первой мировой войны художник пишет воззвание к людям планеты. Осуждение войны, миротворческий порыв Е. Честнякова можно объяснить разными причинами, но в конечном счете все они восходят к евангельской заповеди «Блаженны миротворцы».
В Нагорной проповеди Иисус обращается к ученикам: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.» [1, с. 1016]. Е. Честняков развивает эту тему в стихотворении «.И помрачненное чело мое.» [4, с. 164]:
- Что делать мне? - Врагов прости:
Иного нет тебе пути.
- Но как просить, коль он -подлец?
- Пускай рассудит вас Творец.
Твой меч опять вложи в ножны:
Мечом бороться не должны.
Его поднявший сам же гибнет:
Враждой вражду себе воздвигнет.
В этих строчках почти дословно приведены слова Иисуса, обращенные к вставшему на его защиту Петру: «.вложи меч в ножны .», «. ибо все, взявшее меч, мечом погибнут.» [1, с. 1155, 1049]. Иисус предвещал своим ученикам об ожидающих их предательствах и гонениях и учил: «Терпением вашим спасайте ваши души» [1, с. 1119]. Почти то же «голос Божий говорил» герою стихотворения Е. Честнякова:
Твой меч - терпенье без конца. Идет - от Господа Творца.
Е. Честняков считал, что ссоры между людьми, войны между народами и государствами воз-
никают из-за того, что человечество не научилось (или не желает) жить по-христиански: Угрозою мечей хотят
противника сломить, Но не желают ближним
ног умыть [4, с. 124].
В этой части стихотворения «О равенстве» Е. Честнякова читается несколько смыслов, отсылающих нас к Новому Завету. В контексте первых двух строк угадываются события в Гефси-манском саду, связанные с взятием Иисуса под стражу, когда один из его учеников ранил раба первосвященника. Зная, что оружием можно запугать, но не убедить противника, Иисус остановил защитника: «.возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут.» [1, с. 1049]. Вторые две строки - это, вне сомнения, также евангельская реминисценция.
После утомительного путешествия из Вифа-нии в Иерусалим Иисусом была устроена Тайная вечеря. Согласно обычаю, входя в дом, гости должны были освежиться омовением ног. Однако ни один из учеников не желал этого делать, чтобы не унизиться, поскольку это служение обыкновенно справляли рабы. Тогда, рассказывается в евангелии от Иоанна, Иисус, сняв с себя верхнюю одежду и перепоясавшись полотенцем, налил воды в умывальницу и стал омывать ноги своим ученикам и отирать полотенцем; затем сказал: «Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу» [1, с. 1149]. К этой же евангельской сцене ведут строки из стихотворения «Война и мир»: «Где источник тот целебный, / Чтобы грязь с себя отмыть?» [3, с. 158]. Смысл омовения в первом стихотворении состоит в том, что Иисус показал пример самоотвержения -забвения себя, своих нужд во имя высокой идеи; во втором - что смыта пыль дневных грехов, приставшая к ногам учеников. Война несет потоки грязи - грехов; водой из умывальницы очиститься невозможно; «чтобы грязь с себя отмыть», нужны «горы струй воды живой».
Мифологема «живая вода» ведет нас еще к одному евангельскому сюжету - беседе с са-марянкой. Путь Иисуса из Иудеи, где он получил крещение от Иоанна Крестителя, пролегал через Сихарь - город в Самарии. Здесь, утомленный путешествием и полуденным зноем, Иисус остановился отдохнуть у колодца, но достать воды было нечем, потому он попросил на-
питься у женщины, пришедшей к источнику. При этом Иисус сказал, что если бы она сама просила у него, он дал бы ей живой воды. Поскольку женщина не поняла, о какой воде идет речь, разъяснил: «.всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» [1, с. 1131]. Таким образом, в новозаветном претексте живая вода - божественная Истина, и она утоляет жажду духовную.
Этот же евангельский мотив лежит в основе стихотворения «За Живой Водой» [4, с. 66]. Лирический герой отправляется в дальний путь на поиски живой воды. Собеседники отговаривают его и приглашают присоединиться к пирующему застолью. Таким образом, выстраивается антитеза - противопоставление двух миров, небесного и земного. Узкий земной мирок ограничен очагом, вокруг которого, бражничая, люди проводят свою жизнь. Мир, к которому стремится герой стихотворения, безграничен и всеобъемлющ, наполнен небесной красотой. «Очагу» противопоставлены «неба горизонт» и «солнышка восход», содержимому ендовы - «моря живой воды». Да и сами участники разговора несхожи между собой: не присевший даже на минутку «быстрая нога» со своей мечтой «до Солнышка дойти» - и не прервавшие застолья «милые друзья», все интересы которых - в содержимом ендовы.
В стихотворении «Война и мир» [4, с. 157159] рассматриваемая мифологема имеет еще один смысл. Здесь «живая вода» является символом мира; кровь, слезы и грязь - символами войны. «Стал военным белый свет», и ручьи слез и крови загрязнили источники живой воды: «По земле ручьями льется / Грязь и слезы наших дней». Живая вода смывает грязь войны, исцеляет душу.
Одна из самых любимых художниками евангельских притч - о блудном сыне. В стихотворении «Осень, сент. 1924 г.» Е. Честнякова мотив притчи о блудном сыне помещен в социокультурное пространство русской деревни с разрушенным в результате войн, революций и неумелого управления хозяйством [4, с. 131-134]. В начальных строфах проводятся своеобразные временные границы в жизни народа: «до войны» и «как стали воевать», «после февраля» и «октябрь суровый». Наступило мирное время, но улучшений нет. Автор опасается, что если не
будет изменений в управлении государством, если народ будет оставаться «стадом», То в длину и ширину Размотаем всю страну.
Крестьянское хозяйство, деревня, в целом Россия в разрухе, многие люди бежали в поисках лучшей жизни. Нет былого надежного отчего дома с обильным столом, некуда возвращаться сыновьям. «Старопрежнее» благополучие придет, считает автор, если люди «на дело встанут» всем миром и у власти будут не «краснобаи», а рачительные хозяева. Только тогда, когда в отчем доме наступит благоденствие, вернется блудный сын:
И с раскаянным лицом Встанет сын перед отцом, И, трясясь, как лист осин, Отрезвится блудный сын; Вылезет из старых дыр, Возвратится к людям в мир.
Здесь Е. Честняков не указывает, где жил блудный сын до своего возвращения к отцу. Поскольку возвратится он «к людям в мир», то естественно предположить, что до того пребывает там, где нет людей. Из стихотворения следует, что мир блудного сына - «старые дыры», из которых он «вылезает».
В современном русском языке дыра - это «щель, пролом, пустота в чем-либо», «разорванное место, прореха на одежде, обуви» [6, I, с. 459]. В словаре В. Даля дыра - сквозное отверстие, яма. Пословицы, включенные в словарную статью, почти все связаны с темами бедности-нужды (Хвать в карман - ан дыра в горсти! Наше дело наживное - по дыре в кармане; Кафтан-то новый, да дыры стары и др.) и пьянства (Дыру в глотке ничем не зачинишь; У него дыра насквозь прошла, сколько ни лей, не наполнишь; Кабы не дырка во рту, так бы в золоте ходил; Кабы не дыра во рту - жил бы жил, ни о чем не тужил! и др.) [2, I, с. 507].
Можно предположить, что мир «рваных дыр» блудного сына связан как с нуждой (эпитет «рваный», что означает «прорванный в разных местах, с дырами», усиливает определяемое слово, которое ассоциируется с бедностью, нищетой), так и с пьянством (здесь нам помогает глагол «отрезвится»). Пьянство и нужда - следствия безбожного и бездуховного существования человека.
Если евангельская притча о блудном сыне показывает отцовскую любовь, то Е. Честняков, используя символы этой притчи, изображает
окружающую действительность, в которой не оказывается места любви. В отличие от притчи, в стихотворении художника нет иносказания, назидания и поучения, а звучит однозначный призыв и дается готовый рецепт, что делать в предлагаемой жизнью ситуации, при этом в решении проблемы Е. Честняков опирается на слово Иисуса.
Евангельские сюжеты художник соотносит и с обстоятельствами собственной жизни. Так, в стихотворении «Довольно угождать толпе.» [4, с. 138-139] отражается смысл наставлений о слепых фарисеях и слепой толпе, пророчество Исайи о слепых глазах, о божественном свете. Е. Честняков рассуждает о своих взаимоотношениях с земляками, не понимающими его идеи и осуждающими его образ жизни. В тексте, состоящем из пяти предложений (18 строчек), автор, преднамеренно отказываясь от синонимов, трижды употребляет слово «толпа»: 1) толпа принимает только тех, кто ей «угождает»; 2) толпа «покорна похоти веленьям», то есть в ней нет «небесной» составляющей; 3) чтобы противостоять толпе, «нужно смелым быть» и сильным; чтобы повести за собой - стать «светочем». Такое представление толпы дает автору право назвать ее слепой.
Характеристика толпы, данная Е. Честняко-вым, соответствует той оценке, которую ей дал Иисус. Проповеди мессии собирали толпы людей, которые ходили за ним, внимая каждому слову учителя, загораясь его идеями. Но этот же народ кричал: «.смерть Ему!»; «.распни, распни Его!» [1, с. 1156]. Е. Честнякову казалось, что со времен Иисуса сущность толпы не изменилась: И кажется порой:
что раньше, так и ныне, На то похоже, как народ
шумел в Ерусалиме [3, с. 645]. Все так же «"Распни!" - лучшим каждый день / Кричат книжники и чернь» [3, с. 632].
Иисус видел, что свет, исходящий из толпы и не освещающий ее, есть тьма [1, с. 1103]. Толпа безрассудно покорна своим вождям, которые могут не видеть истины и вести вверившихся им к гибели. На такую толпу можно воздействовать, используя ее непреодолимое стремление к подражанию. Но воздействовать может только человек, увлекающий толпу идеями, примером, который может быть как положительным, так и отрицательным.
Как и в Новом Завете, у Е. Честнякова представлены две оппозиции: 1) пророки и лжепророки («вожди слепые»): «.Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город; да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле.» - пророчествовал Иисус; 2) пророк (у Е. Честнякова - «светоч»; слово светоч Словарь русского языка толкует так: «о том, кто (или что) является носителем передового и лучшего в какой-либо области» [6, IV, с. 48]; словарь С. И. Ожегова - «о том, кто несет просвещение, истину, свободу (высок.)» [5, с. 647]; в словаре В. И. Даля светоч означаетет большую свечку, факел; образовано от слова свет, одно из толкований которого - «истина, или правое ученье, наука, просвещение. Свет веры, - истины, Евангелие. Свет разума, ученье или наука» [2, IV, с. 156-157] и толпа. Евангельская притча о слепых фарисеях заканчивается следующим поучением: «.они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» [1, с. 1031]. Е. Честняков завершает стихотворение о толпе, почти дословно повторяя слова Иисуса: Беда без светоча всегда. Давно уж сказано: «Когда Слепых слепые поведут, То вместе в яму упадут».
Эта тема продолжена в других произведениях художника. В стихотворении «Свет души» [4, с. 93-96] в образе спящего народа преломляется мотив «слепая толпа»: «Но не проснувшиеся, - те, / Что так привыкли в темноте, - / Меня не устают бранить, / Чтобы фонарь мой очернить .» Слова «темнота», «тьма» и «невежество» автор употребляет как синонимы. Являясь антонимом «вежества», учености, образованности, невежество несовместимо с человеческими добродетелями - мудростью и знанием. «Научитесь, неразумные, благоразумию, и глупые - разуму. <.> .лучше знание, чеи отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею», - читаем в Притчах Соломона [1, с. 601].
Иносказательное изображение жизни народа, пребывающего в невежестве, дано в стихотворении «Колода» [4, с. 123]. Колода («короткое толстое лежачее бревно» [2, II, с. 74]) - найденный Е. Честняковым оригинальный образ невежества:
Вот, как в пеньках, среди народа Лежит невежества колода. Криво жизнь давно бежит, А колода все лежит!..
Люди смирились со своим невежеством, привыкли к нему и не стремятся к знанию, требующему много сил и терпения.
Е. Честняков отмечал бездуховность и российской столицы. В его стихотворениях Петербург вряд ли случайно предстает то Римом, то Вавилоном, то Иерусалимом - городами-столицами, которые отпали от Бога и были разрушены. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!» - восклицал Иисус, обращаясь к не принявшему его жестокому городу и предсказывая его разрушение: «.видишь сии великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне» [1, с. 1043, 1073].
Петербург у Е. Честнякова - город, не имеющий божественной благодати, развращающий людей, покупающий у них «и тело, и душу» [4, с. 114]: «Этот город выпытывает. и отбирает. И держит, как в клещах. Он разрушает начинания, сводит с ума и лишает здоровья, нужного для жизни.» [3, с. 455]. Так же явно у художника просматривается параллель между культурной элитой Петербурга и первосвященниками Иерусалима.
Страшитесь, искусства, науки жрецы:
На гибнущих жертвах - святые венцы.
Не ваш ли союзник - обман и булат?
Ведь крови невинной не смыл и Пилат. [4, с. 114].
Рассматривая тексты Е. Честнякова, мы убедились, что для них наиболее предпочтительным источником оказывается Новый Завет. Все иные возможные источники вторичны и указывают лишь на потенциальные смыслы, окружающие текст. Обнаруживаемые в Новом Завете параллели к сочинениям Е. Честнякова углубляют семантический подтекст последних в сторону уточнения смысла. При этом привносимая евангельс-
кими мотивами содержательная сторона поддерживается внутритекстовыми элементами - по сути, в ней нет того, что так или иначе не было бы выражено в тексте. Выявленные интертекстуальные связи показывают, что основным является смысл, данный именно евангельским претек-стом, помогают разгадать код, которым пользовался автор, и выделить доминирующие отттен-ки в полисемичности художественной идеи.
Библиографический список
1. Библия: Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. - М.: Изд-во москов. патриархии, 1990. - 1376 с.
2. Даль В. И. Толковый словать живого великорусского языка: в 4 т. - СПБ.: ТОО «Динамит», 1996.
3. Ефим Честняков. О живой воде и своей судьбе: [На правах рукописи] / Е. Честняков; сост. и коммент. В. Г. Поварова. - Кострома, 1995. - 675 с.
4. Ефим Честняков. Поэзия / Е. Честняков; Сост., вступ. ст. Р. Е. Обухова. - М.: Изд. Дом «Компьютерный аудит», 1999. -336 с.
5. Ожегов С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов; под общ. ред. С. П. Обнорского. -М.: Гос. изд-во иностр. и национ. словарей, 1953. - 848 с.
6. Словарь русского языка: в 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; под ред. А. П. Евгеньевой. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Русский язык, 1981-1984.
7. Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академ. Проект, 2001. - 990 с.
8. Фаррар Ф. Жизнь иисуса Христа / Ф. Фар-рар; пер. с англ. Ф. Матвеева. - М.: Прометей, 1991. - 464 с.
9. Фразеологический словарь русского языка / Л. А. Войнова, В. П. Жуков, А. И. Молотков, А. И. Федоров; под ред. А. И. Молоткова. - 4-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1986. - 543 с.
