CC BY
104
Список литературы
1. Бахтин М. М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. -СПб.: Азбука, 2000.
2. Венок на могилу А. Гессена // Возрождение. - Париж. - 1925. - 12 июля. -
№ 40.
3. Зайцев К. Венок на могилу А. Гессена // Возрождение. - Париж. - 1925. -12 июля. - № 40.
4. Ильин И. А. О Грядущей России. - М.,1993
5. Струве П. Венок на могилу А. Гессена // Возрождение. - Париж. - 1925. -12 июля. - № 40.
6. Трубецкой С. Е. Минувшее. - М.: ДЭМ, 1991.
7. Турков А. Ваш суровый друг. - М., 1968.
8. Цветаева М. И. Лебединый Стан // Собрание стихотворений, поэм и драматических произведений в трёх томах. - М.: Прометей, 1990.
Жиркова М. А.
Творческий и жизненный сюжет книги стихов Саши Черного «Жажда»
Третья книги стихов «Жажда» известного в России поэта-сатирика Саши Черного рассматривается как отражение жизненных этапов последних лет. Отмечаются новые поэтические образы, жанровое своеобразие эмигрантской лирики поэта.
Ключевые слова: цикл, сюжет, пейзажная лирика, ирония, сатира, время, пространство, тема, образ.
Третья книга стихов Саши Черного (Александр Михайлович Глик-берг, 1880-1932) «Жажда» (Берлин, 1923) представляет собой новый поэтический опыт поэта и фиксирует жизненные этапы последних лет: участие в Первой мировой войне, жизнь на литовской земле, отъезд в Г ер-манию, в Берлин и мучительную боль от неослабевающей тоски по родине. Показательны в этом плане названия разделов: «Война», «На Литве», «Чужое солнце» и «Русская Помпея». К.И. Чуковский объясняет название книги так: это «жажда вернуться на родину» [5, с. 18]. Но скорее права Л.А. Спиридонова, уточняющая, что «поэт говорил о трудной и горестной судьбе эмигрантов под "чужим солнцем". Прежний мир, потерянный ими, был окружен в стихах Саши Черного поэтическим ореолом мечты, безумной жаждой вновь обрести родину, но не новую Россию, которой поэт не знал, а старую» [1, с. 200].
Саша Черный прошел через Первую мировую войну, и первый поэтический цикл «Война» выражает его собственный опыт и видение войны. Сквозная авторская идея неприятия войны проявляется через выбор военных сюжетов, определения героизма в повседневном подвиге рядового солдата, служащих госпиталя. Не успешные атаки, громкие победы или горькие поражения, а прозаическая сторона войны становится предметом
290
изображения: сборы, муштра, служба в штабе, отдых в чужой квартире, раненые в лазарете, погрузка картошки, отступление, ревизия в госпитале. Обозначены и подлинные герои войны, но это не участники военных действий, а служащие госпиталя - сестра, врачи: «Ода на оставление доктором Држевецким 18-го полевого госпиталя», «Памяти генерала К.П. Губера», «Сестра». Подвиг этих людей в честном служении, в полной самоотдаче, в верности своему долгу, сердцу, совести.
Войне почти удается захватить власть над человеком, подчинить себе его душу. В начале цикла она демоническое существо, несущее разрушение и смерть. Постепенное погружение человека в состояние войны ведет его к пропасти. Но пока человек способен сочувствовать, сопереживать, радоваться маленьким радостям, хранить в сердце любовь к родным и память о доме, забывая себя, спасать других, остается шанс на спасение души. Поработить человека, уничтожить желание жить войне не под силу. Русские солдаты, сбежавшиеся посмотреть на пленных, испытывают не ненависть, а, скорее, неподдельный интерес и жалость к своему противнику - «Пленные». На войне есть и свои маленькие радости: обед на привале, купание в реке, солдатская песня («Привал»), бережно хранимое письмо сынишки с рисунком о войне и мире и трогательной заботой об отце («Письмо от сына»). Вечное пребывание войны на земле оказывается самообманом. Человеческие устремления направлены на обретение спасения, покоя, Христа, что становится естественным итогом всего цикла.
Второй раздел «На Литве» небольшой: десять стихотворений, различных по эмоциональному настрою. Литовская земля, приютившая русских беженцев, щедра, богата и добра. В цикле присутствуют поэтические пейзажные зарисовки: «Докторша», «Яблоки», «На миг забыть - и вновь ты дома», «Утром» и др. Но картины цветущего сада, заросли сирени и малины, спелых яблок перебиваются видением пустых полей, поросших лебедой, в России, вереницей беженцев «из русского бушующего ада» [4, с. 49].
Выделяются два достаточно крупных стихотворения с явно выраженным эпическим началом: «Докторша» и «Американец». Каждого из них можно назвать героем в прямом смысле слова, хотя героизм в первом случае - это нелегкий груз повседневных забот о доме, земле, семье русской вдовы; во втором - в отзывчивом сердце, откликнувшемся на чужую беду, американского посланца благотворительной организации, в задачу которой, как пишет в комментариях к этому стихотворению А.С. Иванов, входило оказание помощи населению продовольствием, одеждой и медикаментами на территориях, пострадавших от войны [2, с. 449]. Кроме этого, столкнувшегося с нападением на темной улице и спокойно отправляющегося снова в ночь. Благодаря этому происшествию и образу главного героя в жанровом отношении стихотворение «Американец» сближается с балладой.
В поэтическом цикле есть легкие, ироничные стихотворения, например, «Оазис» или «Подарок», но в основном доминируют тоска и печаль
291
по оставленной родине. Постоянно присутствует внутренняя боль, которую поэт пытается заглушить. Боль, связанная с прошлым, - оставленной родиной, картинами увиденного там, в новой Советской России. Известно, что после войны в 1916 году Саша Черный попадает в Псков: переведен в полевой запасной госпиталь. После февральской революции он был даже избран начальником отдела управления комиссара Северного фронта. Весной этого же года состоялась поездка в революционный Петроград. По-видимому, впечатления от этой поездки оказались очень сильными, потому что в 1918 году перед вступлением Красной армии в Псков он вместе с женой и другими беженцами покидает город и перебирается в Литву [3, c. 658].
Как бы ни была радушна литовская земля, есть болезненное понимание своего и чужого, «здесь» и «там»: «Очнись. Нет дома - ты один / Чужая девочка сквозь тын / Смеется, хлопая в ладоши» [4, с. 63], что усиливается в дальнейшем. Следующий цикл, посвященный берлинской жизни, назван «Чужое солнце». Он обозначает и новое пространственное перемещение - теперь речь идет о Г ермании, которая на два с лишним года приютит поэта. Саша Черный бывал здесь и раньше: в 1906 и 1910 годах. Поэтическим итогом последней поездки стал цикл «У немцев» (книга «Сатиры и лирики», 1911). Но сейчас изменилась точка зрения: поэт смотрит не как путешественник на чужой и незнакомый мир, а изнутри чужого, принявшего беженца мира. Отсюда естественная благодарность за приют, добро, радушие. Сатира поэтического цикла «У немцев» сменяется в цикле «Чужое солнце» пейзажными зарисовками. Единственное сатирическое стихотворение здесь, близкое к сатирическим стихам 1911 года, - «Курортное».
О чужой земле поэт говорит теперь с восхищением. Не случайно «солнце» вынесено в название, именно пейзаж становится доминантой цикла. Пейзажные зарисовки зримо конкретны, а природа - живое существо, обращенное к человеку: вершина ласковая; пчелы играют, танцуют; холмы манят; поток поет; ветер играет и в путь зовет; трава бормочет и т.д. Поэтому и человек может отправиться на свидание к водопаду, улыбнуться старой елке, камню, бабочке и пню, отправиться в гости к скалам. Природа всегда прекрасна, это радостный, гармоничный мир, и люди здесь живут тоже в гармонии с ним:
Здесь мир в полях, в лесах, в садах...
В извечных медленных трудах.
Струится жизнь сквозь дым столетий,
И люди чисты - словно дети [4, С. 89].
Подчеркивается радость и довольство, люди гостеприимны и приветливы; смех и улыбка часто встречаются на страницах цикла («Вдосталь хлеба, смеха и румянца»). Природа не принадлежит ни человеку, ни какой-либо стране, и в то же время она принадлежит каждому, солнце светит для всех: «Солнце - наше, горы - тоже наши.» [4, с. 70].Солнце присутствует
292
почти в половине стихотворений; оно несет тепло, свет, преображение, например, как это происходит в стихотворении «Солнце». Поэтическая цветопись представлена естественными красками природы: неба, лесов, полей, например:
Полосой сбегает желтая пшеница,
И леса под солнцем, как зеленый сон [4, c. 69].
А вверху - бирюзы,
Голубой удивительный цвет [4, С. 74].
Поэт не одинок в своих скитаниях по чужой земле, рядом с ним его маленькие друзья - дети. Вместе с русским мальчиком бродит он по немецким лесам и холмам, попадает на праздник, под гоголевскую повесть укладывает его спать («С приятелем»). С девочками Тосей и Инной строит песочный баркас на берегу, отправляющийся в путешествие: «- На Яву?-Но странные дети / Шепнули, склонясь: - В Петроград» («Мираж»). Можно предположить, что с немецкими детьми, фрейлиной Нелли и мистером Гарри, он провел рождество в небольшой деревушке - «В Саксонской Швейцарии». К ребенку, по-видимому, обращается поэт в стихотворении «Корчевка». Появится еще один друг - белка («На берлинском балконе») -героиня последующих произведений: «Берлинское рождество» и «Письмо из Берлина». А.С. Иванов в своих комментариях к поэтическим произведениям Саши Черного пишет: дети и животные - это те, «в ком поэт всегда находил утешение и отраду, особенно на чужой стороне» [2, с. 476].
Детская тема занимает особое место в творчестве поэта. В годы эмиграции творчество для детей становится практически основным, а в жизни Саши Черного постоянно присутствует забота о русских детях, волей судьбы лишенных своей Родины, родной культуры, языка. Для них в эмиграции он готовит хрестоматии, альманахи по русской литературе, в газете «Иллюстрированная Россия» на «Страничке для детей» и в рубрике «Детский остров» газеты «Последние новости» постоянно появляются детские стихи, рассказы и сказки, выходит ряд книг для детей. В поэзии и прозе для детей Саши Черного происходит взаимное обогащение: целый мир готов поэт открыть для ребенка, но и сам от общения с детьми через страницы книг и журналов обретает смыл и опору в жизни.
В поэтическом цикле «Чужое солнце» контрастируют два мироощущения. Мир вокруг приветливо распахнут, множество пейзажных зарисовок, ярких и красочных. Веселье, радость, смех или тишина и покой окружают человека в этом мире. Иногда возникает ощущение нереальности: это все сказка, сон. Маленькие домики и улочки старого Ганновера кажутся игрушечными, как будто их сделали карлики («Старый Ганновер»). Пейзажная лирика наполняет поэтический цикл не случайно, природа позволяет скрыться от мира, забыться, правда, на время. В какой-то момент даже возникает ощущение, что «если тихо смотреть из травы, -ничего не случилось, / Ничего не случилось в далекой, несчастной земле»
293
[4, c. 88]. Но радости или покоя обрести здесь все равно не получается, потому что вокруг «чужая речь», «чужие люди», «ноги здесь, а сердце там далече» [4, c. 70]. В рамках одного стихотворения не раз внутри цикла соседствуют радость, удовольствие от увиденного и боль, тоска по прошлому. Мир прекрасен, но мы здесь чужие. Слова «русский», «родной» или «эмигрант» есть почти в каждом стихотворении. Самое страшное - места на этой земле для нас нет. Россия воспринимается как далекая планета, и пути назад нет. В конце цикла уже оставленная родина начинает казаться миражом, сном: «Может быть, наше черное горе только приснилось?» [4, с. 88]. Возникает ощущение абсолютного одиночества, покинутости Богом: «Бог, услышь! - В ответ смеется эхо. / Даль зияет вечной пустотой» [4, с. 80].
Внутри одного стихотворения радостно приподнятого, в котором, как кажется, природа, окружающий мир и человек находятся в гармонии, прорывается печальная мелодия, другая реальность, настроение, не совпадающее с изначально обозначенным. Стихотворение «Солнце» о преображении мира, когда даже «Отрепья старушек, / Как райские стружки» <...> «И даже навоз, / Как клумба из роз», - заканчивается образом слепого солдата, идущего вслед за собакой-поводырем вдоль стен. В стихотворении «На берлинском балконе», казалось бы, все радует: ласковое солнце, голубое небо, румяные мальчишки на улице, появление нового друга, белки, - но последняя строка приглушает радостное настроение:
Посидим на балконе
И уйдем: белка в ящик со стружками спать,
Я - по комнате молча шагать [4, с. 74].
То же наблюдается и в ряде других стихотворений: «Поденщина», «Весна в Шарлоттенбурге», «В Гарце», «В старом Ганновере», «Глушь». Отсюда особая тональность цикла - звучание мажорной мелодии постоянно перебивается минорной. И хотя это лишь небольшие вставки, отдельные фразы, именно она становится ведущей. Показательно в этом плане само название цикла «Чужое солнце» - почти оксюморон, поэтому возникает ощущение той боли, которую испытывает каждый, оказавшийся в изгнании.
Одними из последних стихотворений цикла являются стихи, связанные с искусством. Их немного - три. Если самое первое, «Искусство», звучит вполне серьезно, то два последующих - с иронией. Объединяет их мысль о спасительной силе искусства, поддерживающей человека, изгнанного из рая на «злую» землю и покинутого Богом: «Нет Бога? Что ж. Нас отогреют Музы.» [4, с. 90]. Искусство, вдохновение, творчество, по мысли поэта, сродни самой жизни. Два следующих стихотворения высокое начало предыдущего переводят из вселенского масштаба в более земной, и вот уже Муза в гостях у поэта: «Здравствуй, Муза! Хочешь финик?». Легкость, игривость тона переводят все стихотворение в шутку. Но таким образом, с одной стороны, Саша Черный продолжает поэтическую традицию
294
разговора или обращения к Музе, а с другой - обозначает близость самого поэта и Музы: «Лирой вмиг вспугнем тоску!» [4, c. 91]. А значит, он сам как творец, поэт может нести спасение, помочь и поддержать. Намечена еще одна близость: вечные Музы всегда молоды, как и поэт: «Голова твоя седая, / А глазам - шестнадцать лет!».
Упоминание лиры становится символическим мостиком к следующему стихотворению «Мандола», в котором под итальянскую мандолу звучит русская песня. Этот музыкальный инструмент будет неоднократно упоминаться в дальнейшем. Последнее стихотворение вновь возвращает к теме русских эмигрантов, теме памяти.
Завершает книгу цикл, посвященный оставленной родине: «Русская Помпея». Своеобразным предисловием является первое стихотворение с прямым обращением к России:
Прокуроров было слишком много!
Кто грехов Твоих не осуждал?..
А теперь, когда темна дорога,
И гудит-ревет девятый вал,
О Тебе, волнуясь, вспоминаем, -Это все, что здесь мы сберегли...
И встает былое светлым раем,
Словно детство в солнечной пыли. [4, с. 93].
Это стихотворение становится своеобразным прологом ко всему поэтическому циклу. Написанное в форме октавы стихотворение делится на два катрена, зеркально отражающих друг друга. Начальные две строки первого - о недавнем прошлом (революционном), вторые - о настоящем (советской России). Первые строки второго катрена о настоящем (происходящем с нами), заключительные вновь обращены к прошлому, только отдаленному по времени от прошлого первых строк (дореволюционному). Главным поэтическим образом стихотворения является Россия, но именно время определяет движение внутри него. Наблюдается неслиянность двух прошлых времен: пугающий ужас недавнего и очарование далекого прошлого, которое и становится предметом изображения. Дело не только в оценочном восприятии времен, недавнее прошлое еще сливается с настоящим, недостаточна временная отдаленность, поэтому говорить об этом больно, это незатянувшаяся, открытая рана от расставания с родиной.
Таким образом, первое стихотворение определяет тему и ее развитие -воспоминания о прошлом, о дореволюционной России, той, какой она видится теперь из эмиграции; о потерянной и недосягаемой родине и поэтому вдвойне прекрасной. Поэт создает иную реальность взамен потерянного мира, вступает в новые отношения со временем и пространством. Если нельзя повернуть время вспять, то можно совершить этот переворот в воображении, вопреки обстоятельствам вернуться в далекое прошлое. Поэзия Саши Черного обращена не только на себя, но и на другого. Жизнь поэта и его современников выпала на «минуты роковые» истории (война, революция), но столкнувшись с разрушительной силой ее проявления, поэт стре-
295
мится уйти с передовых позиций и погрузиться в бытовые сферы жизни; уйти от человека исторического к человеку частному.
В большинстве стихотворений прошлое дано как настоящее, происходящее здесь и сейчас. Так возникает иллюзия соприсутствия, сопричастности каждого, кто открывает книгу стихов. Мы вместе с поэтом гуляем по Невскому, катаемся летом на лодке по Неве, зимой - на санях на Крестовском, прогуливаемся по Пскову, Одессе, Полтаве, Житомиру, наблюдая повседневную жизнь городов. В цикле доминирует пейзажная лирика, именно она рождает ощущение гармонии и умиротворения. Пейзажные картины рисуются как урбанистические, так и природные, чаще поэт сопричастен, находится внутри изображаемого мира, реже - созерцает, наблюдает со стороны.
Наряду с пейзажной лирикой встречаются другие ее разновидности. Например, достаточно большую группу стихотворений можно условно назвать портретные зарисовки. Речь идет как о вымышленных персонажах, так и о реальных людях. К первой группе можно отнести стихотворения «Нянька», «Шалашик», «Пожарный». Вторая группа - поэтические портреты русских писателей: Пушкина, Л. Андреева, Чехова. К ним примыкает стихотворение «Игрушки», героем которого является русский художник. По мнению А.С. Иванова, в нем угадывается художник-офортист В.Д. Фа-лилеев. Соприкоснуться с детской темой позволяет лирика для детей («О чем поет самовар», «Змей»), значимая для творчества Саши Черного в целом.
Пестрые, разрозненные картинки, как в мозаике, складываются в тот образ родины, который остается в памяти навсегда. Но время и условия несколько корректируют память: образ России теперь не совпадает с тем видением и восприятием русской действительности, которое зафиксировано в ранней лирике. Не сатира, а ирония, юмор, сентиментальное умиление сквозит сквозь поэтический текст. При этом есть понимание условности созданных картин, отсюда и авторская ирония, но боль от тоски, потерянности в жизни, абсолютного одиночества в мире (такое впечатление оставляет книга) отметает все негативное. Память избирательна и высвечивает то лучшее, что было в прошлой жизни. В эмигрантской лирике Саши Черного, как видим, уже нет литературной маски, характерной для его раннего сатирического творчества. Поэзия теперь - отражение собственного жизненного опыта. Лирическим героем является сам поэт, переживающий расставание с родиной, воссоздающий в своей памяти дорогой образ потерянной навсегда России.
Третья книга стихов окажется и последней. Саша Черный много работает, публикуется, но собрать стихи и издать отдельной книгой уже не успеет. Биограф и исследователь творчества Саши Черного А.С. Иванов пишет в комментариях о подготовке книги стихов «Под небом Франции», о которой поэт упоминает в ответе на анкету в 1931 году, но публикация книги так и не состоялась.
296
Список литературы
1. Евстигнеева (Спиридонова) Л. Журнал «Сатирикон» и поэты-сатириконцы. -М.: Наука, 1968.
2. Иванов А.С. Комментарии // Черный Саша. Собрание сочинений: в 5 т. - Т. 2: Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы. 1917-1932 / сост., подгот. текста и ком-мент. А.С. Иванова. - М.: Эллис Лак, 2007. - С. 443-486.
3. Иванов А.С. Хроника жизни Саши Черного // Черный Саша. Собр. соч.: в 5 т. -Т. 5: Детский остров / сост., подгот. текста и коммент. А.С. Иванова. - М.: Эллис Лак, 2007. - С. 656-659.
4. Черный Саша. Собрание сочинений: в 5 т. - Т. 2: Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы. 1917-1932 / сост., подгот. текста и коммент. А.С. Иванова. - М.: Эллис Лак, 2007.
5. Чуковский К.И. Саша Черный // Черный Саша. Стихотворения. - СПб.: Петербургский писатель, 1996. - С. 5-26.
Беляева А. В.
Автобиографические мотивы поздней прозы Г. Н. Кузнецовой
В статье выявляются автобиографические мотивы поздней прозы Галины Николаевны Кузнецовой, писательницы русского зарубежья первой волны. Анализируются рассказы «Друзья», «На вершине холма», «Поцелуй свиданья» и повесть «Художник». Прослеживается мотивная перекличка между указанными произведениями художественной прозы и документальными текстами писательницы - её письмами и мемуарным повествованием «Грасский дневник».
Ключевые слова: Г.Н. Кузнецова, русское зарубежье, автобиографизм, лирический мотив, проза.
Галина Николаевна Кузнецова - поэт и прозаик русского зарубежья первой волны. В России её произведения не печатались до 1995 года, а имя Кузнецовой известно, главным образом, благодаря её мемуарному произведению «Грасский дневник», описывающему жизнь в доме И.А. Бунина.
Кузнецова познакомилась с Буниным 19 июля 1926 года. Позже известный писатель начал проявлять к ней повышенный интерес. В 1927 году Кузнецова переехала в Г расс на виллу Бунина, где стала жить вместе с его семьей. Так начался «грасский период» в ее жизни. В доме Бунина гостили многие писатели-эмигранты, например, И.И. Фондаминский, Л.Ф. Зуров, Н.Я. Рощин, велась активная творческая жизнь. Важным событием стало для обитателей виллы «Бельведер» получение Буниным Нобелевской премии, ожидание которой растянулось на три года. Кузнецова ездила вместе с Буниным в Стокгольм на Нобелевские торжества. На обратном пути из Стокгольма, в Германии, в доме писателя и философа Ф.А. Степуна, Кузнецова познакомилась с его сестрой, певицей М.А. Степун. Этим событием закончился «грасский период» в жизни писательницы.
297
