CC BY
58
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 6
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
И.Н. Минеева
ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ПОВЕСТИ Н.С. ЛЕСКОВА «ГОРА»
Статья посвящена творческой истории повести Лескова «Гора» (1890). Выявляются причины, повлиявшие на замысел произведения; анализируется каждый этап работы (от замысла к окончательной редакции), устанавливаются литературные и исторические источники.
Ключевые слова: Н.С. Лесков, повесть «Гора», Новый Завет, древнерусская литература, Пролог, текстология.
The article is devoted to N.S. Leskov's novel Gora (The Mountain, 1890) and the history of its origin. The causes that influenced conception of the plot are identified; each phase of the work (from the initial idea to the final version) is analyzed; literary and historical sources of the text are established.
Key words: N.S. Leskov, Gora (The Mountain), the New Testament, Old Russian literature, the Prolog, textology.
Известно, что основным сюжетным источником повести Лескова «Гора» послужило проложное «Слово о кузнеце, иже молитвою сотвори воздвигнутися горе и воврещися в Нил реку» (далее — «Слово») от 7 окт., с которым писатель познакомился по изданию Пролога 16421643 гг. (М., Синод. тип.) [см. подробнее: Минеева, 2001; 2003]1.
1 В «Слове» рассказывается о славном «златокузнеце» из Александрии Египетской. Однажды к нему обратилась «некая жена» с просьбой изготовить для нее ювелирное украшение. По бесовскому пленению она начала склонять «златокузнеца» к прелюбодеянию. Он также прельстился ею. Но вдруг «златокузнец» вспомнил евангельские слова: «Аще соблажняет тя рука твоя десная или нога, отсецы ю, или око, — избоди е». «Златокузнец» выкалывает себе глаз. В то время, когда произошел этот случай, Египтом овладели «сарацины» и стали принуждать александрийских христиан причаститься к скверной магометовой вере. Желая удостовериться в правдивости слов Христа («аще имате праву веру в себе и о мне речете горе сей: восстани, вверзися в море, — и будет вам»), один варвар предъявляет епископу требование повергнуть гору Адар в Нил. Христианам дается на его исполнение восемь дней. Епископ собирает в церкви верующих на моление и всенощное стояние. Но среди христиан не оказалось «златокузнеца». Заметив это, «некая жена» рассказала епископу о твердой вере «златокузнеца» во Христа. На третий день все христиане направились к горе и трижды обошли ее с крестами, после чего епископ призывал «златокузнеца» «показати веры твоея дело». Подойдя к подножию горы, «златокузнец» помолился Богу. И по его вере свершилось чудо. Гора Адар пошла в реку Нил. Тогда нечестивые «сарацины» уверовали во святую Троицу и обещали
Как показывают творческие материалы, Лесков не остался равнодушным прежде всего к образу «златокузнеца». Усиленно штудируя в 1886 г. Пролог, писатель выделяет в нем более ста текстов и часть из них собственноручно конспектирует в записную книжку [Минее-ва, 2002: 121-127; 2003: 4-5]2. Среди сделанных Лесковым записей значится и «Слово» от 7 октября. В ходе его фиксации писатель сохраняет название первоисточника (только дает краткий вариант: «Кузнец гору сдвинул»3) и сюжетную канву, но подвергает источник глубокому идейному переосмыслению. В отличие от проложного «Слова», в конспекте смысловым ядром становятся те эпизоды, где с наибольшей полнотой выражена сила и стойкость праведного «златокузнеца»: сцены соблазнения «некой женой» и чудо с горой. Эти фрагменты Лесков маркирует кавычками и переписывает их с особой тщательностью на церковнославянском языке. В образе «златокузне-ца» писателя поразила мощь духа и твердость веры.
По своей духовной и нравственной силе проложному персонажу близок один из главных героев «Соборян», о. Савелий Туберозов. В рукописной редакции хроники под более ранним названием «Бо-жедомы. Повесть лет временных» о. Савелий сетует, что
«в нем нет этой, не знающей сомнения, веры столько, сколько б хотел он иметь ее, иметь ее с горчишное зерно, чтобы повелевать горам двигаться и чтобы оне двигались»4.
О внимании писателя не столько к назидательно-дидактической идее «Слова» («всё просимое от Бога исполняется»), а, скорее, к духовным качествам проложного героя свидетельствуют также сокращения эпизодов о прении «христиан» и «сарацин» и молении «христиан»: в конспекте они обозначены лишь пунктирно. Вне записи остались также евангельские цитаты и резюмирующая, морально-религиозная сентенция.
Отправной точкой для нескольких переложений сюжета о «зла-токузнеце», сделанных писателем на протяжении последующих двух десятилетий, послужило не собственно «Слово», а конспект. Намеченная Лесковым еще в конспекте концепция впоследствии сохраняется и развивается вплоть до 1890 г.
креститься. В Прологе «Слово» послужило иллюстрацией идеи, выраженной в его заключительной части: «верующему вся от Бога прошения подаваются» (Пролог. М.: Син. тип. 1642-1643. Л.164-166об.)
Сюжет «Слова» вошел также в состав патериков и «Великого Зерцала» (см.: Державина О.А. «Великое Зерцало» и его судьба на русской почве. М., 1965. С. 150). А.Н. Веселовский отмечал, что пересказ о чуде с горой в славянорусской версии восходит к мировому сюжету о прении жидов с христианами [Веселовский, 1883; 14-33].
2 РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 108. Л. 8об.-10.
3 Там же. Л. 8об.
4 Глава 18; в окончательном варианте данные слова автором зачеркнуты [Лесков, 1997].
Импульсом для нового осмысления сюжета проложного «Слова» послужила полемика Лескова со «старым поверьем» о женщинах как соблазнительницах. Суть полемики писатель излагает в свойственной ему ироничной манере в предисловии к циклу «Легендарные характеры» (1887):
«Тридцать лет назад, когда у нас писали о женском вопросе, не раз было упоминаемо, будто в России репутации женщин был нанесен большой вред житийными сказаниями, которым верили наши предки <...> женщины постоянно выставлялись соблазнительницами, стремившимися удалить мужчин от возвышенных задач жизни и погрузить их в жизнь чувственную и безрассудную»5.
Подобные представления о житийных книгах, содержащих якобы обличительные отзывы о «женщинах», остаются, по утверждению Лескова, «до сей поры <...> в непререкаемом значении» (310).
В кругу медиевистов и историков бытовало мнение, что в «древнейших памятниках нашей литературы» можно заметить «враждебный взгляд на женщину» как «вместилище всего скверного и гибельного для души человека», «резкость выражения этого взгляда» у русского народа сформирована чтением «аскетических сборников, пришедших к нам из Византии» ([Некрасов, 124]; см. также [Пыпин, 1857]). Между тем в науке того времени существовала и иная точка зрения. Так, Ф.И. Буслаев считал расхожие среди исследователей выводы «односторонними и неосновательными в отношении русской жизни» [Буслаев, 22-23]. Единомышленником Буслаева оказался и Лесков, назвав утвердившееся в обществе суждение «ложью» (310). В предисловии к «Легендарным характерам» он настаивал на том, что «старому поверью» противоречат повествования переводного Пролога. По мысли Лескова, «в этом может убедиться всякий, кто пожелает познакомиться с женскими типами» византийской книги (311). Для чтения предлагается 36 пересказанных Лесковым историй и приводится итоговая статистика: в 36 примерах 17 женщин не соблазняли мужчин, а «пострадали» от их соблазнов (320); девять «не только останавливали мужчин от их грубых страстей, но даже научили их обуздывать свою природу и жить для более возвышенных целей» (320); две женщины представлены в «дурном виде» (детоубийцы) (320); в трех случаях женщины увидели «трогательное участие к себе» (320); четыре соблазняли, но без успеха (320). В последнюю группу, где говорится о соблазнявших, но не нашедших успеха в своих «искательствах на мужчин», Лесков включает текст проложного «Слова» от 7 октября. Согласно его трактовке, из всей галереи женских лиц «этот сюжет выделяется тем, что изображенная в нем героиня обладает "характером более сложным и более интересным"» (320), она не только не могла соблазнить «нравственного
5 [Лесков, 1989: 310] Далее цитируется по этому изданию с указанием страниц в скобках. Текст «Легендарные характеры» переиздан по [Лесков, 1890-1893].
человека, но еще и сама была поражена твердостью христианских правил» (325). В «Легендарных характерах» писатель открыто говорит о своем методе работы с первоисточником: «воспроизвести» историю, «держась самой сжатой краткости», «обозреть случай обстоятельно и беспристрастно» (323).
Какие же грани проложного «Слова» были актуализированы вновь Лесковым через год после того, как он зафиксировал его с некоторыми изменениями в записной книжке? В «Легендарных характерах» (1-я редакция) писатель, следуя присущей конспекту последовательности сюжетного развития, более детально прописывает исторический и этноконфессиональный фон раннехристианской Александрии, описывает быт жителей. Наибольшей правке подвергся образ «златокузнеца». Лесков индивидуализирует про-ложный прототип. «Златокузнец» получает имя — Зенон, наделяется отсутствующей ранее характеристикой «потаенный христиан», больше говорится о его праведности и силе веры. На втором этапе переработки исходного конспекта изменился и образ «некой жены»: из второстепенного персонажа она превращается в центрального, намечается ее характер. Она обретает собственное имя, Нефорис (или Нефора), и впервые по сравнению с конспектом называется «язычницей». Введены портретные зарисовки героини и психологические мотивировки ее поступков (эгоизм, себялюбие). Однако самым существенным стало отсутствующее в записной книжке духовное преображение героини.
Эта эволюция героев особенно наглядно прослеживается в эпизоде чуда с горой. Лесков изменяет и усложняет его семантику: усиливает знаменательность чудесного события, заставившего поверить «сарацин» в святость христианских правил и праведность «златокузнеца», введением трехкратного повтора: «речете горе сей: восстани, вверзися в море, — и будет вам» (Мтф 17: 20). Этот фрагмент «интонируется» графически курсивом и подчеркиванием слов: «если кто имеет веру», «можно велеть горе двинуться идти в воду», «гора, которая двинулась».
Чудо движения горы передается теперь как стихийное природное явление (землетрясение), отрывок «реалистически» детализируется. Эпизод чуда с горой приобретает также и символическое значение за счет введения мотива духовного преображения героини. Гора движется и в душе язычницы Нефоры. Пораженная твердостью христианских правил, она неожиданно преодолевает эгоизм, не жалеет себя и обнажает перед людьми свой сокровенный грех. Этот значимый фрагмент — чудо духовного переворота — Лесков дублирует, присочиняя к концовке еще один сюжетный ход: женитьбу Зенона на Нефоре. Движение образа «некой жены» (от себялюбивой натуры до христианки по духу) является следствием реализации общего замысла
цикла «Легендарные характеры»: показать, что в Прологе «женщины представлены собой отнюдь не так дурно, как это думают и утверждают люди» (311). Лесковская героиня оказывается нравственно выше своего проложного прототипа.
Писатель придает иное значение образам «епископа» и «христиан». Если в записной книжке это образы абсолютно идеальные, как и в Прологе, то теперь христиан Лесков называет «толпой», они «плачущие», ни один из них «не чувствовал в себе уверенности в своей вере» (345). О златокузнеце епископ говорит в духе «обрядового» христианства:
«... он в вере нашей не крепок, он постоянно в общении с людьми разных вер <...> он не поспевает к общей со всеми молитве в день недельный...» (345).
В таком отступлении от конспекта намечается тема, преобладающая в творчестве писателя 1870-1890-х годов: несоответствие деятельности священнослужителей их высокой роли духовных пастырей (см. «Патриаршие повадки», «Чудеса и знамения», «Мелочи архиерейской жизни», «Святительские тени» и др.). 8 июня 1871 г. Лесков писал В.П. Щебальскому:
«<...> в новом колене слуг алтаря я не вижу "попов великих"...» [Туниманов, 1994]
В июле 1887 — конце 1888 г. Лесков существенно перерабатывает текст, который мы выше называли 1-й редакцией переложения проложного «Слова». В письме С.Н. Шубинскому от 2 июня 1890 г. есть признание, позволяющее судить об актуальной творческой задаче: «<...> делаешь <...> на пользу людям, усиливаясь подавить в них инстинкты грубости и ободрить дух их к перенесению испытаний...» (XI, 460).
Можно предположить, что поводом для возвращения к пролож-ному «Слову» стали причины внутреннего порядка. В «Слове» есть важная для Лескова тема праведничества и разрешение нравственно-философского вопроса: «в чем сила, в чем утешение христианской религии»6. Известен и интерес Лескова к изображению «темных», не подвластных рассудку начал женского эроса (см.: [Гуревич, 1895; Лесков, 2000]).
О новом пересказе Лесков сообщает в письме в редакцию «Русские ведомости» от 10 января 1889 г.:
«<...> повесть "Зенон" <...> есть повесть обстановочная <...> историческая и обстановочная ее части обработаны по Эберсу и Масперо и по другим египтологам <...> Повесть просто представляет интересное старинное происшествие. Герой повести "Зенон" — художник из Александрии, а героиня Нефорис — богатая вдова из Антиохии, влюбленная в Зенона и обращаемая им в христианство. Все события происходили в конце III или начале IV века...» (XI, 240).
6 Письмо О.С. Крохиной от 17 нояб. 1890 г. // РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 41. Л. 27-28.
В письме И.Е. Репину Лесков дает более глубокое толкование:
«"Зенон" <...> вещь <...> трудная, и ее можно читать только тем, кто понимает, каково было все это измыслить, собрать и слепить, чтобы вышло хоть нечто не совсем обстановочное, а и идейное и отчасти художественное... "идея" ... это суть» (XI, 414-415).
В замечаниях Лескова есть несколько моментов, важных для понимания творческой истории 2-й редакции будущей «Горы». Сохраняя сформированное в 1-й редакции смысловое ядро (взаимоотношения Зенона и Нефорис, преображение героини), писатель вносит в текст значительную правку. Во-первых, теперь определен жанр — повесть. Во-вторых, обозначены конкретные литературные и научные источники. В-третьих, делается намек на скрытый «идейный» пласт.
В эпистолярных диалогах с В.А. Гольцевым и С.Н. Шубинским писатель неоднократно говорил о 2-й редакции как о самой «обработанной»:
«на повесть я положил целый год пристального труда» (XI, 398), «"Зенон" обработан тщательнее всего прочего мною сделанного в этом роде» (XI, 398), «"Зе-нона" уже сто раз правил»7.
Какой была авторская правка в 1887-1888 гг.? Изучение сохранившихся в архивах материалов выявило только два факта. Колебания Лескова были связаны с выбором названия произведения и эпиграфом. В записных книжках находим варианты названия: «Кузнец», затем оно зачеркнуто и сверху надписано «Гора»8. На листе 17 Лесков записал: «Эпиграф к повести "Гора"». Позже приписано: «Зенону». Ниже идет текст эпиграфа:
«Этот анекдот совершенно древний. Такой торг нынче несбыточен, как сооружение пирамид, как римские зрелища — игры гладиаторов и зверей»9.
В результате 2-я редакция была озаглавлена «Зенон-Златокузнец. Историческая повесть (по древним преданиям)». Эпиграф Лесков не включил.
Текстологический анализ корректуры «Зенон-Златокузнец. Историческая повесть (по древним преданиям)» с правкой Леско-ва10 убеждает, что во 2-й редакции сохраняется сюжетная канва 1-й редакции. Вместе с тем в текст внесены изменения, связанные как с историко-культурным контекстом места действия, так и социально-философским содержанием произведения в целом. Введены новые эпизоды, детали, характеризующие культурную и религиозную ситуацию раннехристианской Александрии, появляется много новых персонажей, есть побочные сюжетные линии. Реконструируя события
7 Письмо В.А. Гольцеву от 16 окт. 1888. // РО РГБ. Ф. 77. Карт. 4. Ед. хр. 63. Опубл.: [Из переписки Н.С. Лескова, 1997]
8 РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 108-а. Л. 1об.
9 Там же. Ед. хр. 108. Л. 17.
10 РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 6.
III — начала IV в., Лесков черпал сведения из научных работ. Данные им описания обычаев, ритуалов, нравов, портретов, одежды жителей Александрии Египетской, а также египетских ландшафтов, пейзажей схожи вплоть до текстуальных совпадений с фрагментами работ современных ему отечественных и зарубежных историков, богословов и этнографов. По архивным материалам удалось установить, что фактическую основу 2-й редакции составляют труды английского богослова Ф.В. Фаррара «Первые дни христианства» (СПб., 1888)11, французского исследователя Г. Буасье «Римская религия от Августа до Антонинов» (М., 1878)12, русского историка Ф.А. Терновского «Три века христианства» (Киев, 1878), «Греко-восточная церковь в период Вселенских Соборов» (Киев, 1883)13. Кроме того, писатель практически дословно приводит факты из атласа «Рисунки из атласа по Египту» немецкого египтолога Г. Эберса и его романов ("Homo sum" (в русской версии «Человек бо есмь») (1878), «Дочь египетского царя» (1883), «Серапис» (1885)). Известно, что Г. Эберс виртуозно использовал данные науки в художественных произведениях. Лесков обильно цитирует и мемуары В. Андреевского «Египет. Александрия, Каир, его окрестности, Саккара и берега Нила до первых порогов. Описание путешествия в 1880-1881 гг.» (1884).
Под «другими египтологами» (см. письмо выше в редакцию «Русские ведомости» от 10 января 1889 г.) Лесков подразумевал, вероятно, Готенрота. См. в письме З.П. Ахочинской от 13 марта 1889 г.:
«Альбомы Готенрота и Масперо видел. Они неописуемо полны и хороши. Готенрот у меня есть (наряды Египта), Масперо (лица) я могу достать» (XI, 422).
Возможно, писатель использовал также выписки на французском языке из трудов Э. Годара («Египет и Палестина») и М. Грегвара («История религиозных сект»), сделанные для него Е.В. Пеликан14.
Во 2-й редакции Лесков выдвинул на первый план образ праведного «златокузнеца». Его облик значительно конкретизируется: сообщается предыстория персонажа, говорится о его рождении, родителях, даются пространные описания внешности. Наиболее сильной переделке подверглись эпизоды, повествующие о вероисповедании и необыкновенном, тонком искусстве героя. Они значительно расширены за счет введения емких психологических деталей и сравнений. С образом «златокузнеца» в текст входит и развивается целый комплекс узловых нравственно-философских проблем: вера в водворение Царства Божия на земле; христианство истинное, животворящее и
11 Книга Ф.В. Фаррара имелась в библиотеке писателя и хранится ныне в Доме-музее Н.С. Лескова (ф. 2, ед. хр. 229). См. также: [Лесков, 1888].
12 См. выписки из этого труда Г. Буасье в записной книжке Лескова: РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 9.
13 См. переписку Лескова с Ф.А. Терновским (XI, 269-277).
14 РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 524.
христианство обрядовое, не воспринявшее духовное Слово Иисуса; «необузданная» страсть и высшая христианская Любовь.
Лесков продолжает работать и над психологическим прорисовыванием облика язычницы Нефоры. В повествование вводится история ее детства, «полного беспрестанных тревог», замужества за «старым и безнравственным вельможей», вдовства. В характере и поведении героини усилена «страстность», «безрассудная одержимость», «мщение» Зенону, но показано и зарождение нового чувства: «нежной, теплой влюбленности», которое затем переходит в высшую христианскую, жертвенную любовь. Включены многочисленные портретные описания, монологи героини, смутные движения ее души «переведены» в отчетливые зрительные образы.
Перед чудом с горой вводится важный диалог Зенона и Нефорис, где открывается хилиастическая мечта героя:
«Я счастлив, я не боюсь ничего и умру <...> я не дам унизить насмешкой Его <...> Того, кого я зову моим Учителем и моим Господином <...> Довольно Его унижали!.. Я один взойду на гребень горы: пусть видят, что кто Его любит, тот Ему верит. — Но для чего это нужно? — Это нужно для счастья людей, потому что в учении Его сокрыт путь ко всеобщему счастию, но чтобы идти этим путем... надо верить, Нефора»15.
Преображение мира «златокузнец» связывает с «покорностью воле Учителя своего естества», исполнением евангельских заповедей:
«отдать себя делам любви», «любить без различия породы и веры, любовь обнимает всех в одном сердце», «любить людей и жить, чтобы делать добро людям»16.
Высказывания персонажа по сути представляют собой белле-тризованную версию 13-й главы Первого послания к Коринфянам Святого Апостола Павла.
Настроения героя до некоторой степени правомерно отнести к самому Лескову. Повестью «Зенон-Златокузнец» хилиастические мотивы у писателя не исчерпываются. Они вычитываются и из публицистики писателя, и из других, как ранних, так и поздних произведений17. Например, в незавершенном очерке «Соляной столб» сын художника, совершая паломничество в народ, учит крестьян жить так, «як Бог показал, що бы всим равно было», и «утешает» их тем, что «впереди с веками придет на землю Царство Божие...»18. Один из самых загадочных лесковских праведников, герой очерка «Обнищеванцы», надеется «объединить все человечество в любви Божией», «осчастливить все человечество»19. Еще один аргумент.
15 РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 6. Л. 24.
16 Там же. Л. 21.
17 См. об этом: [Лесков, 1997, 23].
18 Там же.
19 Там же.
В 1883 г. происходит схватка Лескова с К. Леонтьевым по поводу статей Леонтьева о Толстом, выразителя (в глазах критика) «розового христианства», верящего в царство правды на земле. Так, в заметке «Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви)» Лесков опровергает вывод К. Леонтьева о том, что Толстой не христианский писатель, ибо в рассказе «Чем люди живы» «на первый план поставил любовь, а не страх и смирение». По мнению Лескова, выраженная Толстым мысль: «... люди живы не заботой о себе, а любовью» — есть «наибольшая заповедь в законе». Как аргумент полностью цитируется 13-я глава Первого Послания к Коринфянам. К. Леонтьев, как считает Лесков, подменил «высший идеал христианства» другим, «низшего достоинства», которым «всегда шло искажение христианства» («совершенная любовь вон изгоняет страх») [Лесков, 1883]. О значимости для Лескова христианской идеи любви, выраженной в 13-й главе Послания, говорит и то, что среди кратких выписок на отдельных листах из Нового Завета и книг религиозного содержания 13-я глава выписана полностью20.
В тексте 2-й редакции автор наделяет Зенона чертами своего духовного мироощущения. В эпистолярных диалогах Лескова с самыми близкими людьми 1888-1890 гг. темы «человеческого родства», «обретения гармонии в христианской любви» лейтмотивны:
«... людей роднит "не кровь и плоть", а родство духа, одинаковость свойств, которых природы мы не знаем...»21, «... Я знаю, что вся религия лежит в слове "любовь"... "Бог любы есть" ... вся гармония силы духовной состоит только в покорности...»22, «... Я чувствую себя как можно более приверженным и преданным моему Господину, для которого не значимо ничего ни имения, ни слава, ни родство, ни угрозы, ни страх ...»23, «... Возьми <...> Новый Завет <...> 13 главу I послания ап. Павла к Коринфянам. Там узнаешь, как должно оказать любовь ... согрей сердца любовью, которая "все покрывает" <...> произойдет чудо Божие, о котором с умом человеческим не вздумаешь, — именно "мир Божий", который превыше всякого ума
24
да водворится в сердцах ваших» .
Примечательно, что во 2-й редакции идеи милосердной любви и покорности воле Христа поддерживаются комплексом введенных аллюзий на учение религиозного мыслителя Оригена о сотерио-логическом идеале личности Христа и всеобщем восстановлении, в том числе и дьявола, в апокатастасисе. В 1870-1880-е годы Лесков был увлечен идеями Оригена. Так, в эпистолярном общении с И.С. Аксаковым (23 декабря 1873 г.) он упоминал о магистерском сочинении священника Г. Малесванского «Догматическая система Оригена», которое намеревался использовать как источник для статьи
20 РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 1. Стлб.1.
21 Н.П. Крохину от 27 ноября 1889 г. // РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 44. Л. 22.
22 Е.Н. Ахматовой 2 августа 1882 г. // РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 116. Л. 2.
23 Н.П. Крохину от 13 декабря 1889 г. // РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 44. Л. 28.
24 О.С. Крохиной от 29 марта 1892 г. // РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 42. Л. 46об.
о штундизме (XI, 346). По воспоминаниям И.А. Шляпкина, Лесков проектировал перевод на русский язык трактата Оригена «О Началах» под общей редакцией арх. Арсения [Шляпкин, 1895: 208]. В сотериологическом идеале Оригена на первый план в личности Христа выступает Его образ как совершенного Учителя, показавшего людям образец борьбы духа с плотью, пример восхождения человеческой души к духовному совершенству25. Согласно Оригену, величайшее из всех чудес Иисуса — чудо перерождения всех тех, которые обращаются ко Христу26. Центральным пунктом в эсхатологии Оригена является учение о всеобщем суде и восстановлении в добре грешников разной степени вины. По Оригену, душа человека после смерти получает воздаяние, соответствующее ее заслугам. Одни удостаиваются вечной жизни и блаженства, другие — подвергаются загробным наказаниям, адскому огню. Загробные наказания имеют временный характер. Кроме того, Ориген смотрел на адские мучения не только как на наказания грешников, но считал их и средством врачевания нравственно-испорченной природы последних. Во время всеобщего суда произойдет восстановление всех душ в их первоначальное состояние, т.е. в добре. Мир изменится, приняв новый вид, произойдет воскрешение не телесных, а тончайших, духовных тел. Согласно Оригену, даже дьявол, этот символ низшей враждебной силы, не останется навек заключенным в гордыне и злобном упорстве. Ему также предстоит постепенное восхождение по ступеням добра и, наконец, реинтеграция в Божественную сущность. Ориген попытался разрешить проблему мирового зла через отрицание вечности зла и страданий [Петров,1899; Николаев, 1913; Балашов,1996; Макарий, 1999].
Во 2-й редакции христиане говорят о «златокузнеце» (их характеристика предшествует чуду с горой):
«Он не верит, что воскреснут на суд с земными телами и даже сомневается в справедливости вечных наказаний, а это самая страшная ересь, которая ведет к тому, что, стало быть, и дьявол будет когда-нибудь будет прощен»27, «Он не проклинает гностиков, он не верит в вечность мучений и в воскрешение с телами. Ему нет дела до чуда»28, «Зенон вспоминал Христа, Петра, Стефана и своего почитаемого учителя Оригена»29.
Аллюзии на учение Оригена во 2-й реакции впервые вводят тему противопоставления «златокузнеца» христианам, которое следует трактовать как противопоставление двух типов: христианина, вос-
25 Орлов А. Христология Илария Пиктавийского в связи с обзором христоло-гических учений 2-4 вв. Сергиев Посад, 1909. С. 51.
26 Малесванский Г. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870. Январь. С. 54.
27 РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 6. Л. 33.
28 Там же. Л. 39.
29 Там же. Л. 40.
принявшего духовный смысл учения Иисуса, и христианина, только буквально, исторически понимающего евангельское слово.
В «Зеноне-Златокузнеце» Лесков развивает намеченные в 1-й редакции уничижительные характеристики «епископа» и «александрийских христиан», дополняя повествование новыми подробностями, сравнениями, создающими порой комический эффект, образом «трусливого», «хитрого» патриарха. Показано, что христиане не понимали духа своей религии. Их благочестие проявлялось лишь в исполнении обрядов. Им чуждо было творение дел любви и добра — первейшая заповедь Иисуса. Значим введенный во 2-ю редакцию диалог патриарха и «златокузнеца»:
«- Его я люблю и во всем покоряюсь <...> Но я люблю Его и Ему покоряюсь не ради того, что Он претворил воду в вино, а потому, что Он претворил себялюбие в добро, что Он жалел других больше себя, что Он не мстил никому за обиды и предпочел остаться униженным и нищим, когда мог быть богатым и знатным. — Знаешь, Зенон, мне правду сказали: ты еретик, но ересь твоя не опасна, потому что
30
не многие станут по-твоему веровать» .
В унисон своим размышлениям Лесков отчеркивает в сочинении Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу» слова:
«Если мы в наружных токмо обрядах полагаем успех наш в религии, то наше благочестие скоро кончится»31.
Позже в «Кратком изложении Евангелия» Л.Н. Толстого им выделяется карандашом сходная мысль:
«Нельзя соединять дел любви с исполнением обрядов»32.
Нравственно-философская проблема «во Христа-то мы крестимся, да во Христа не облекаемся» лейтмотивна в произведениях Лескова 1870-1890 гг. о современной русской жизни.
Во 2-й редакции Лесков развивает и своеобразно выделяет введенный ранее в 1-ю редакцию мотив духовного перерождения Нефоры. В новое переложение включается пространный диалог Зенона и Нефорис. Героиню преобразила сила любви к ней Зенона, любви христианской, «возвышающей душу и сердце»:
«... я счастливо умру, передав тебе любовь мою к страдающим людям <...> я не мог принять той любви, которая принуждала меня пренебречь послушанием к словам моего Учителя и забыть Его просьбы для удовольствий плоти <...> теперь ты <...> укрепляешь, а не расслабляешь мой дух и обещаешь отдать себя делам любви, — теперь я тебя люблю сострадательная Нефора <...> ты одного со мной духа <...> ты сестра мне <...> любовь же того, кто может сказать: "всем ты добра моя голубица", — обещает разумную жизнь, не пыл <...> ты теперь кротка и добра <.. .> всё свершилось, гора тронулась с места...»33
30 РО ИРЛИ. Ф. 220. Ед. хр. 6. Л. 34.
31 ОГЛМТ 610/248оф. РК. Ф. 2. Оп. 2. 242.
32 ОГЛМТ. 610/47оф. РК. Ф. 2. Оп. 2. 251.
33 Там же. Л. 28.
В отличие от 1-й редакции Лесков более отчетливо маркирует момент преображения Нефорис. Во-первых, изменяется композиционная функция эпизода чуда движения горы. Если в исходном тексте оно является звеном в причинно-следственной цепочке, то теперь выступает как символ, итог перерождения героини. Во-вторых, эпизод укрупняется формально и содержательно. Лесков вводит описание страшной грозы во время землетрясения, «реалистичной» и символичной одновременно. С одной стороны, природному явлению дана научная мотивировка за счет включения аллюзии на «Географию» Страбона. Символизация достигается путем ассоциативного соотнесения фрагмента с Откровением Иоанна Богослова. Как показал текстологический анализ, в новой переработке Лесков акцентирует важную концовку, женитьбу Зенона на Нефорис, используя «сюжетный» повтор. В повествование 2-й редакции вводится аналогичная история о Юзуфе и Зулейке. Удалось установить, что источником вставного эпизода является труд В. Андреевского «Египет. Александрия, Каир, его окрестности, Саккара и берега Нила до первых порогов. Описание путешествия в 1880-1881 году» (СПб., 1884. С. 45). В повести «Гора» Лесков делает примечание, где указывает источник истории об Юзуфе и Зулейке: «Коран, 21:1». Однако, как показали наши разыскания, ссылка, сделанная автором, ложная и заимствована из подстрочных замечаний В. Андреевского.
«Зенон-златокузнец. Историческая повесть (по древним преданиям)» должна была появиться в свет в ноябрьском номере «Русской мысли» за 1888 г., но публикация была запрещена. Вопрос о причинах запрета остается дискуссионным. В письмах и воспоминаниях как самого Лескова, так и его современников содержатся противоречивые сведения, которые не позволяют отдать предпочтение той или иной версии. Согласно первой, редакция «Русской мысли», усмотрев сходство между «патриархом» и московским митрополитом Филаретом, решила обезопасить себя от неприятных последствий и без ведома автора направила повесть в С.-Петербургский Комитет Духовной Цензуры, и уже Комитет наложил veto. Говоря словами самого писателя, «неглядно», «то есть просто на словах», запретил публикацию повести [Лесков, 1954: 560]. Сам Лесков писал 12 января 1889 г. в редакцию «Русских Ведомостей»:
«Во всей повести <...> нет ни малейшего намека на какое бы то ни было известное русское лицо <.. .> Ничего представляющего какие бы то ни было современные происшествия в России, в Европе или вообще на всем белом свете — в повести моей нет <...> Никаким сопоставлениям с русскими нравами и положениями там нет и места — в чем я и свидетельствуюсь редакциею "Русской мысли", которой хорошо известно содержание повести "Зенон Златокузнец". Лучшим же подтверждением моих слов может послужить немецкий перевод "Зенона", который сделан с корректурных листов и появится в немецком журнале» (XI, 240-241).
По мнению исследователя С.П. Шестерикова, есть основания сомневаться в искренности Лескова:
«Личность Филарета, одного из "столпов" православия, неизменно прославлявшегося церковниками, была вполне "неприкосновенна" для сколько-нибудь критического изображения в легальной печати; такой подход к личности и деятельности Филарета Лесков осуществил как раз в 1883 г. в статье "Оживленная память" <...> Характеристика "лихой памяти" Филарета оказалась столь убийственной, что статья Лескова так и осталась в рукописи...»34
Вторая версия кардинально противоположна первой. В более ранних письмах Лескова это событие излагалось несколько иначе. Так, 1 октября 1888 г. Л.Н. Толстому он писал:
«Поп, которому давали читать, будто "открыл сходство между патриархом и Филаретом", после чего будто "Русск<ая> М<ысль>" ахнула и сама отказалась печатать»35.
Начавшееся уже печатание повести было приостановлено. Вскоре Лесков узнал, что во всей этой истории определенную роль сыграл его могущественный враг, начальник Главного управления по делам печати Феоктистов. 20 ноября 1888 г. Лесков пишет В.А. Гольцеву:
«Сейчас <...> был у меня Вк. Мх. и передал мне, в какое положение поставлен "Зенон". Это положение, без сомнения, есть вполне безнадежное. Меня крайне удивляет ожидание что-то выиграть здесь, когда проиграно в Москве. Известно ведь, что Ф<еоктистов> имеет ко мне особую ненависть, и притом сугубую, так как притеснением меня он доставляет удовольствие П<обедонос>цеву и г-ну <Т.И.> Ф<илип>пову. Следовательно, ожидать хорошего просто смешно и наивно»36.
Однако неудача обескураживает Лескова только на первых порах. Он начинает борьбу за появление повести в печати. В уже цитированном письме к В.А. Гольцеву он просит
«прислать <...> хоть в полосах экземпляр "Зенона" без выпусков, которые... не нравятся и которые напрасны, ибо они не могли изменить общего духа и направления повести»37.
Лесков пробует напечатать «Зенона-златокузнеца» в петербургском журнале «Неделя», минуя, таким образом, московскую цензуру, но эта попытка приносит новое и опять неожиданное разочарование. Напуганный толками, идущими из Москвы, редактор «Недели» П.А. Гайдебуров предлагает Лескову неприемлемые условия. Друг Лескова А.И. Фаресов вспоминал:
«.Лесков передал повесть П.А. Гайдебурову в "Неделю", но тот приехал к автору просить "пожертвовать тенденцией"».
В своих воспоминаниях А.И. Фаресов запечатлел интереснейший диалог между Лесковым и П.А. Гайдебуровым:
34 См.: Шестериков С.П. Запретный Лесков. Машинопись. 7 лл. Фонд К.П. Бо-гаевской. Благодарю докт. филол. наук, проф. СПбГУ И.В. Столярову за возможность познакомиться с материалами из архива К.П. Богаевской.
35 Письма Толстого и к Толстому. М.; Л., 1928. С. 72.
36 Голос минувшего. 1916. № 7-8. С. 400-401.
37 Голос минувшего. 1916. № 7-8. С. 401.
«Такое прекрасное описание египетской жизни <... > Обстановка, природа, обычаи — удивительно художественно воспроизведены; но для сохранения повести необходимо пожертвовать тенденцией. Мне хочется напечатать ее, но в этом виде, как возьму я ее в руку, она жжет мне пальцы». На что Лесков ему твердо ответил: «Отымите от рассказа тенденцию <.> от него ничего не останется. Выйдет глупая басня. Я именно и писал его затем, чтобы человек своей верой мог увлекать людей, двигать горами, как Зенон готовностью умереть за веру тронул и сдвинул чужое сердце... Мне только это и мило в моем рассказе, а вы меня просите пожертвовать тенденцией и оставить только рамки рассказа и краски» <.>Так они и разошлись. По уходе Гайдебурова Лесков сказал: Настоящий литератор никогда не посоветовал бы сохранить художественность без идеи...» [Фаресов, 1901: 135-136].
Наконец, третью версию приводит комментатор повести «Гора. Египетская повесть (по древним преданиям)» А.И. Батюто в составе Собрания сочинений Лескова (М., 1958. Т. 8). Согласно наблюдениям А.И. Батюто, своего рода некую запутанность в цензурной истории повести породила заметка И. Розанова «Еще о лесковиане». И. Розанов полагает, что запрещение повести вызвано было описанными в ней погромами христиан, в которых цензура усмотрела намек на еврейские погромы в России. Однако, как считает А.И. Батюто, данные, привлекаемые И. Розановым для доказательства такой точки зрения, не выдерживают критики. И. Розанов неправильно прочел автограф Лескова на экземпляре отдельного издания «Горы» (ГИМ). Вот эта надпись Лескова:
«Эта повесть под заглавием "Зенон Златокузнец" была вырезана в 1888 году из журнала "Русская мысль". Н. Лесков».
Нечетко написанную восьмерку Розанов принял за тройку, вместо 1888 г. появился 1883, а вслед за этим и заманчивое, но явно неубедительное заключение. Розанов писал:
«Как раз перед 1883 годом, когда роман должен был быть напечатан в "Русской мысли", в 1881 и 1882 годах по России прокатилась волна страшных еврейских погромов <...> Аналогия между тем, что рассказывалось в романе, и тем, что было у всех на глазах, была слишком очевидна, и роман был запрещен. В 1890 году впечатления от этих погромов сгладились, новых погромов не было, роман перестал казаться опасным и был разрешен под другим заглавием»38.
В действительности же «Гора» и писалась, и проходила цензуру в относительно спокойное время [Батюто, 1958: 602-603].
Через полгода был найден выход. Текст Лескова под названием «Гора. Роман из египетской жизни» рискнул напечатать в 1890 г. в журнале «Живописное обозрение» (№ 1-12) его редактор А.К. Шеллер. В целях маскировки Лесков внес большую правку. А.И. Батюто установил следующие изменения: новое название; новый подзаголовок («роман из египетской жизни» вместо исторической повести; переименованы главные действующие лица (Зенон стал Фовелом, Нефора — Атоссой); исключены эпизоды, связанные с образом патриарха (VIII, 601).
38 Книжные новости. 1937. № 23-24. С. 108.
Обнаруженные нами в последнее десятилетия в российских архивах сведения позволили пересмотреть и дополнить сделанные ранее наблюдения. На наш взгляд, более правомерно говорить как о формальном, так и о творческом характере правки. К формальным исправлениям относятся исключения фрагментов, где упоминается имя Оригена и узнаваемы оригеновские идеи о сотериологическом идеале личности Христа и «всеобщем апокатастасисе». Очевидно, Лесков учел нарекания цензора арх. Тихона по поводу имени Оригена в 1-й редакции «Скомороха Памфалона» под названием «Боголюбезный скоморох. Старинное сказание» (1886) [Минеева, 2003].
Формальным и в то же время творческим изменением следует считать новое название: оно более удачно, по сравнению с прежним, актуализирует узловые сюжетные линии: 1) преодоление греха соблазна Зеноном; 2) духовное преображение Нефорис; 3) проявление силы веры «златокузнеца»; 4) торжество «животворящей» христианской религии. Напомним, что Лесков, как свидетельствует его набросок в записной книжке, с самого начала колебался в выборе названия, и одним из вариантов была «Гора».
Творческими изменениями являются: 1) вставка эпиграфа (он также был в первоначальном замысле); 2) новый подзаголовок. Лесков продолжал размышлять над жанровой природой текста. По мысли Е.Г. Мущенко, «сама природа таланта Лескова очень близка к эпическому мышлению», во всех используемых жанрах писатель «стремился распределить центр тяжести произведения поровну между событием и героем» [Мущенко, 121]. Как показывают текстологические разыскания, в «Зеноне» выделялся образ «златокузнеца», но при этом не исчезал интерес к «количественному», насыщенному описанию среды. Новое определение произведения как романа поддерживается особенностями повествования: главный герой Зенон воплощает собой начало движения, стремится изменить мир вокруг, автором воссоздается контакт персонажа с действительностью [Бахтин, 1975: 73]; повествование аллюзионно, наиболее значимое подчеркивается путем «дублирования» эпизодов [Самойлова].
В последнее двадцатилетие XIX в. в жанре романа появляются новые тенденции: этнографические подробности, быт, нравы привлекают к себе повышенное внимание авторов. Эти тенденции можно обнаружить и в рассматриваемом лесковском тексте. Между тем в «Горе» нет свойственной роману широты, панорамности изображения, многоплановости сюжетного развития.
Редактор «Живописного обозрения» послал повесть в петербургскую цензуру, которая не узнала в ней нашумевшего «Зенона-златокузнеца» и пропустила в печать. Как справедливо отмечает
А.И. Батюто, восхищенный находчивостью А.К. Шеллера и феноменальной тупостью и непоследовательностью цензуры, Лесков в письме от 5 октября 1889 г. сообщал В.А. Гольцеву:
«Кстати прибавлю, что Зенон под иным заглавием пропущен к печати предварительною цензурою, весь и без всяких сокращений. Вот что делается в нашем благоустроенном государстве!»39
В этом же 1890 г. текст переработанной 2-й редакции публикуется в 10 томе Собрания сочинений Лескова. Писатель оставляет название «Гора», но возвращается к прежнему жанровому определению «Историческая повесть (по древним преданиям)», а также возвращает прежние имена главных героев (Фовел стал опять Зеноном, Атосса — Нефорис, или Нефорой). Все остальные сделанные ранее изменения сохраняются.
Критические отклики современников на появление повести Лескова в печати были положительными. А.И. Фаресов отмечал, что с повести «Гора» «начинается <...> ускоренное сближение» Лескова с Толстым:
«Когда эта повесть появилась в печати, Толстой отметил в ней значение идеи о том, что "вера двигает горами", но что сдвинуть языческие верования гораздо труднее, чем обычную гору, и что это "чудо" должно быть в нравственном подвиге христиан...» [Фаресов, 803]
В рецензии, посвященной выходу в свет отдельного издания романа, критик С. Трубачев писал:
«Интрига романа очень проста, да и не в ней дело: дело в симпатичной идее, положенной в его основу и воплощенной в живых образах. Автор хотел показать превосходство любви чистой, духовной, христианской перед любовью мутной, чувственной, языческой, — любви самоотверженной, деятельной перед любовью
40
эгоистической, эпикурейской... »
Переходя далее к оценке чисто художественных достоинств повести, Трубачев продолжал:
«Написана "Гора" с мастерством, присущим г. Лескову в обработке легенд и обличающим крупного художника. Простой, гибкий, образный и вместе с тем музыкальный язык удивительно гармонирует с благородством и глубиной содержания; картины египетской языческой жизни являют собой эффектные контрасты с главной идеей произведения; герой и героиня психологически очерчены мастерски, хотя и несколько эскизно. Вообще, повторяем, роман "Гора" — крупное художественное произведение» (Там же. С. 680).
Отзыв начинающего критика настолько понравился писателю, что он поспешил поделиться своими впечатлениями с редактором «Исторического вестника» С.Н. Шубинским:
«"Гора" столько раз переписана, что я и счет тому позабыл, и потому это верно, что стиль местами достигает "музыки". Я это знал, и это правда, и Трубачеву делает честь, что он заметил эту "музыкальность языка". Лести тут нет: я добивался "музыкальности", которая идет к этому сюжету как речитатив... Мне самому стыдно
39 Голос минувшего. 1916. № 7-8. С. 403.
40 Исторический вестник. 1890. Июнь, отд. «Критика и библиография». С. 679.
было на это указывать, а старшие этого не раскушали. А Трубачев это уловил. Это ему делает честь. Он умеет читать...»41.
Еще одна хвалебная рецензия на повесть «Гора» появилась в «Русской мысли». Анонимный критик ставил повесть в один ряд с другими произведениями Лескова на восточные темы и характеризовал эти произведения как «блестящие художественные картины», полные «любви к ближним, без разделения этих ближних на "своих" и "чужих" по верованиям, национальностям, общественным положениям и занятиям»:
«Необходимо иметь не только очень большие знания относительно описываемых событий, обычаев и мелких житейских подробностей, но еще из ряда выдающийся, совершенно особенный своеобразный талант для того, чтобы представлять в беллетристических произведениях такие цельные, захватывающие своей
42
реальностью картины... »
В начале XX в. по мотивам «Горы» была написана пьеса; постановка на сцене Петроградского культурно-просветительского клуба «Народный дом» не получила в литературных кругах положительных отзывов. Так, А.И. Фаресов в 1916 г. писал:
«В настоящее время "Гора" переделана г-жой Бахаревой в пьесу и поставлена в Петрограде на сцене "Народного дома" под заглавием: "Блажен, кто верует". Центр тяжести перенесен режиссерами на физическое движение горы, потому что, по их мнению, без этого физического "чуда" не было бы пьесы... Но... разве Лесков не проповедовал того, что только моральное величие людей может сдвинуть в нас "Гору" язычества и эгоизма? Конечно, обстановочные картины в пьесе смотрятся не без интереса, но сам Лесков не был бы ею удовлетворен»43.
Список литературы
Балашов Н.И. От Оригена к Достоевскому (Надежда на возможность конечного спасения и ее проявления в литературе и живописи) // Русское подвижничество. М., 1996. Батюто А.И. Гора // Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. Т. 8. М., 1958. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. Буслаев Ф.И. История русской литературы. М., 1907. Вып. 2. Веселовский А.Н. Заметки по литературе и народной словесности. СПб., 1883.
Волынский А.Л. Н.С. Лесков. Очерк творчества. СПб., 1898. Л.Г. <Гуревич Л.Я> Из дневника журналиста // Северный вестник. 1895. № 4. Из переписки Н.С. Лескова / Подг. текста и вст. ст. О.Е. Майоровой // Вопросы литературы. 1997. № 1. Лесков А. Жизнь Николая Лескова. М., 1954.
Лесков Н.С. Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи: Религия страха и религия любви // Новости и биржевая газета. 1883. № 1, 3.
41 Ежемесячные литературные приложения к журналу «Нива» на 1897, сентябрь — декабрь. С. 319-320.
42 Русская мысль. 1890. № 6. Библиографический отдел.
43 Исторический вестник. 1916. № 3.
ЛесковН.С. Сочинение Фаррара о христианстве // Новое время. 1888. № 4334.
Лесков Н.С. Собр. соч.: В 12 т. Т. 11. М., 1989.
Лесков Н.С. Божедомы. Повесть лет временных. Рукописная редакция хроники Н.С. Лескова «Соборяне» / Вст. ст. О.Е. Майоровой; публ. О.Е. Майоровой и Е.Б. Шульги; комм. Е.Б. Шульги // ЛН. Т. 101. Неизданный Лесков. Кн. 1. М., 1997.
Лесков Н.С. Бракоразводное забвение (Причины разводов брачных по законам греко-восточной церкви) / Предисл., публ. и примеч. A.M. Ранчина // ЛН. Т. 101. Неизданный Лесков: В 2 кн. Кн. 2. М., 2000.
Лотман Ю.М. Избр. работы: В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993.
Малесванский Г. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870. Январь.
Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. М., 1999.
Минеева И.Н. К проблеме генезиса художественного образа в творчестве Н.С. Лескова (повесть «Гора») // Юбилейная Международная конференция по гуманитарным наукам, посвященная 70-летию Орловского государственного университета. Материалы. Вып. I: Н.С. Лесков. Орел, 2001.
Минеева И.Н. Записная книжка Н.С. Лескова «Выписки из Прологов» как прототекст цикла очерков «Легендарные характеры» // Кормановские чтения. Ижевск, 2002. Вып. 4.
Минеева И.Н. Древнерусский Пролог в творчестве Н.С. Лескова: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. СПб., 2003.
Мущенко Е.Г. Путь к новому роману на рубеже XIX-XX веков. Воронеж, 1986.
НекрасовИ.С. Женский литературный тип Древней Руси // Филологические записки. 1864. Вып. 3.
Николаев Ю. В поисках за Божеством: Очерк из истории гностицизма. СПб., 1913.
Орлов А. Христология Илария Пиктавийского в связи с обзором христоло-гических учений 2-4 вв. Сергиев Посад, 1909.
Пролог. М., 1642-1643.
Петров Н.И. Сочинения Оригена «О Началах»: Историко-критический очерк // Православный собеседник. 1899. Ч. 2.
Письма Толстого и к Толстому. М.; Л., 1928.
Пыпин А.Н. Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857.
Самойлова Г.М. Внефабульные связи как структурообразующее начало в русском романе II пол. XIX в.: Автореф. дисс. ... докт. филол. наук. Н. Новгород, 2000.
Туниманов В.А. Письма Николая Лескова // Русская литература. 1994. № 2.
Фаресов А.И. Умственные переломы в деятельности Н.С. Лескова // Исторический вестник. 1916. № 3.
Фаресов А.И. А.К. Шеллер (Михайлов). СПб., 1901.
Шляпкин И.А. К биографии Н.С. Лескова // Русская старина. 1895. № 12.
Сведения об авторе: Минеева Инна Николаевна, канд. филол. наук, доцент
кафедры русской литературы и журналистики Петрозаводского государственного
университета. E-mail: [email protected]
