CC BY
12
Электронный философский журнал Vox: http://vox-journal.org Выпуск 35 (декабрь 2021)
«Цивилизация» как симптом
Гурко С. Л.,
н. с. сектора философских проблем социальных и гуманитарных наук
Института философии РАН, г. Москва, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1, sgourko@gmail.com
Аннотация: В статье рассматривается вопрос об уместности употребления термина «цивилизация» в историческом сочинении. Показано, что внутренняя противоречивость этого термина делает его недостаточно нейтральным для истории-как-науки, но, вероятно, могущим служить симптомом определённых обстоятельств истории-как-процесса.
Ключевые слова: история, культура, необходимость, случайность, исторический нарратив, форманта.
Меня милый спрашивал:
— Милка, цэ или не цэ?
Если цэ, пойдём у баню,
А не цэ, так на крыльце...
Старая частушка
— У вас цивилизация общая или
отдельная?
— У нас цивилизация во дворе.
Современный анекдот
Термин «цивилизация», вошедший в обиход с середины XVIII века, наследовал глагольному употреблению этого корня, означавшему как действие по просвещению или улучшению нравов, так и (в сугубо юридическом смысле) перевод дела из уголовного в гражданское производство. Обозначавший первоначально необходимую стадию развития общества, он стал в XIX веке употребляться для описания «локальных цивилизаций», возможно, именно потому, что описание инокультурных обществ как нецивилизованных было бы крайне неубедительным в отношении старых богатых культур, таких как китайская. И сегодня мы привычно используем конструкции вроде «минойская цивилизация» или «цивилизация Древнего Египта». Вместе с тем для множества отдельных отличимых друг от друга способов существования древних обществ сохраняется термин «культура»: «культура ленточной керамики» или «курганная культура». При этом с некоторыми археологическими культурами связаны столь многочисленные и сложно организованные артефакты, как, например, система устойчиво повторяющихся знаков в культуре Винча, которые трудно объяснить иначе, чем как свидетельство наличия системы протописьменности и счёта, что проведение границы между «неолитическими культурами» и «древними цивилизациями» выглядит произволом. Не удивительно, что археологи, реконструируя состояния и способ суще-
ствования древних сообществ, позволяют себе называть их «цивилизациями». Так Мария Гимбутас решительно пишет о Старой Европе как о цивилизации1.
Этимология слова «цивилизация» нам также мало поможет: с одной стороны, связь со значением «гражданин» предполагает наличие государства, принадлежность к которому определяет цивилизованность, но с другой стороны, развитость технологий как материального, так и символического производства, временные и пространственные масштабы устойчивых форм общественной жизни не коррелируют с успехами государственного строительства. Число жителей первоначального Урука, с которого начинается история Шумерской цивилизации, обыкновенно оценивается в 6000 человек, количество домов в поселении Чатал-Хююк, которое старше Урука примерно на 3000 лет, уже оценивается в 2000, а раскопана пока лишь малая часть этого археологического объекта.
Вместе с тем не следует упускать из виду и первоначальное употребление слова «цивилизация» исключительно в единственном числе, когда цивилизованная стадия развития общества противопоставлялась предположительно предшествующей стадии варварства. Среди современных исследователей есть сторонники Мир-системного подхода, которые, указывая на связи между отдельными социальными конструкциями, такими, например, как обширные древние империи, настаивают на рассмотрении такой системы взаимодействующих субъектов как единого целого. В таком случае именно это активное ядро мировой системы уместно считать носителем цивилизационного начала, рассматривая окружение как пассивную, не вовлечённую в исторический процесс среду.
При таком подходе история как процесс представляется чередой шагов по культивированию цивилизованности. Роль настойчивых землеустроителей, насаждающих ростки цивилизации, а затем усердно оберегающих их от опасностей неблагоустроенного варварского окружения, переходит от одного исторического субъекта к другому, но актуальные действователи обыкновенно заявляют о преемственности своих усилий по отношению к деяниям предшественников, исправлении их ошибок и превосхождении их ограниченного понимания. Противоположные притязания, то есть заявка на построение чего-то небывалого, начинания с чистого листа, хотя и случаются в переломные революционные моменты (революционеры, стоящие этого названия, как правило, даже календарь не упускают переменить, а то и учредить новое летоисчисление), однако в недальней исторической перспективе обнаруживается, что присвоение символических ценностей прошлого — дело несравнимо более простое и результативное, чем построение мира наново. Скажем, от «сбрасывания Пушкина с корабля современности» до канонизации «нашего всего» проходит не так много времени. И для адаптации мифа к требованиям идеологии оказывается достаточно акцентировать внимание на «вольнолюбивых стихах», да несколько преувеличить значимость Арины Родионовны как агента связи с «народом». А там уже недалеко и до учреждения воинских наград с именами знаменитых полководцев, подвизавшихся при «проклятом царском режиме» и уж точно не осенённых «пролетарским происхождением».
Но дело не только в том, что историю можно представить как процесс культивирования цивилизованности. Саму цивилизацию при любом понимании этого термина можно рассматривать как процесс — процесс оцивилизовывания. Рассматривать же культуру как нечто
1 1973: Old Europe c. 7000-3500 BC: The Earliest European Civilization Before the Infiltration of the Indo -European Peoples, Journal of Indo-European Studies (JIES) 1 (1973): 1-21.
ставшее, а не процесс окультуривания тем более неразумно. А ещё мы все помним, что история — это рассказ (а во всяком рассказе есть процесс, хотя бы — развитие сюжета).
Для исторического нарратива или, говоря аккуратнее, для исторической речи свойственны своеобразные структурные элементы, ритмически или темпорально характеризуемые, которые по аналогии уместно называть формантами. Скажем, событие описывается в терминах «нашествие» и «отпор», если происходит в пределах жизни поколения. Завоевание арабами Андалусии не является элементом героического эпоса европейцев, в отличие от Реконкисты. Если бы оккупация Франции Третьим рейхом продлилась хотя бы лет 150 и завершилась в результате драматического «освобождения от ига», роль Петена описывалась бы иначе, примерно как роль Александра Невского в отечественной истории. И наоборот, если бы в середине XIII века монголы были отброшены в свои степи объединёнными усилиями европейцев в ходе войны, продолжавшейся лет десять, судьба Александра Ярославовича могла закончиться позорно. Различение случайного и необходимого не доступно нам непосредственно. Поэтому, следуя своим склонностям, мы подозреваем случайное в кратком и необходимое — в длительном. Смирились же мы с тем, что с точки зрения современной физики в микромире бесчинствует случайность, одетая, впрочем, в униформу вероятности, чтобы наше науколюбие не слишком страдало. Но на макроуровне мы предпочли бы видеть надёжные законы в красивой математической формулировке, а статистические закономерности и эмпирически найденные коэффициенты готовы терпеть где-то в лимбе благородной научности, на границе с инженерией. В этом смысле придать желательный вид закономерностям исторического процесса не удаётся, а смириться и исследовать историю как стохастический процесс мы не желаем. «Цивилизация» в обличии необходимой целевой причины развития общества или в образе уникальных целостных образований, проходящих, подобно биологическим объектам, фазы жизни от зарождения до упадка и гибели, выступает как термин макроуровня, позволяющий отстраниться от мельтешения микроисторических событий и сформулировать удобопонятные законы. Вот только предсказательную силу подобных формул в отношении реальных перипетий исторического процесса до сих убедительно продемонстрировать никому не удавалось.
Но истории как науке проще брать феномены культуры в качестве вех или симптомов, чем плохоопределимые «приметы цивилизованности». Ведь цивилизованность всегда специфична, и общих правил отбора признаков цивилизованности нет. Либо мы признаём за любым набором «варварских обычаев» право претендовать на звание «особой цивилизации», коль скоро соответствующее сообщество оказывается в состоянии противостоять внешним попыткам его «цивилизовать», либо мы с необходимостью будем отстаивать тезис о единстве цивилизации и единственности набора признаков цивилизованности. То есть понятие «цивилизация» либо размывается и становится ненужным при наличии понятия «культура», либо лишается динамизма. Это обычное свойство идеальных конструктов. Достаточно вспомнить в качестве классического примера парменидово бытие, говоря о котором, приходится ради признания подлинности предмета говорения постулировать его неизменность. Лет двести назад ещё можно было предполагать ясными признаками цивилизованности склонность носить штаны и отсутствие человечины в меню. Однако последующие события показали, что ни мода, ни диететика не являются надёжными показателями.
Таким образом, придётся принять, что понятие «цивилизация» куда менее эмпирично, чем понятие «культура», а значит, хуже согласуется с понятием «история», для которого, перефразируя ещё одного русского поэта, попытка оторвать его от эмпирии грозит риском «свернуть себе шею». Одним из признаков идеальной конструкции, в отличие от эмпирической, является топологическая неопределённость. Топологии цивилизации построить нельзя: у цивилизации нет «внутреннего». Цивилизация задаётся указанием на «не цивилизацию», поэтому любая группа, самоопределяющаяся в терминах цивилизованности, тяготеет к тому, чтобы отделять собственную периферию в качестве «не цивилизации», стягиваясь в пределе в безразмерную точку. Вне города живут деревенские дикари, варварской провинции противостоит цивилизованная столица, да и в самой столице цивилизованное Бульварное кольцо силится отстраниться от дикости спальных районов. И вообще, как заметил всё тот же первейший русский поэт, «...le gouvernement est encore le seul Européen de la Russie...» [Пушкин А. С., 1959-1962, с. 362]. Возможно, положение дел с «цивилизованностью» даже более печально: цивилизация вообще должна полагаться воображаемым объектом, утопией, отчего и присваивать её приходится, прибегая к чужим символам, например к иностранному языку.
И ещё один показательный момент. В исторических сочинениях термин «цивилизация» систематически появляется в дискурсе «конца истории». Но при попытке описать историю как целостный процесс, имеющий не только статистические закономерности, основывающиеся на положениях популяционной динамики или зоопсихологии, но и Смысл или Цель, историческое сочинение неизбежно становится метафизичным (будь ты хоть Фуку-ямой, хоть Гегелем).
Впрочем, отрицание смысла или цели истории не порождает непреодолимых трудностей. История как процесс ведь не прекращается. Как сказано в одной известной книге, «никогда так не было, чтобы никак не было». Поэтому за Историю как мировой процесс беспокоиться не приходится, она продолжится вне зависимости от того, в каком смысле будет разрешён вопрос о соотношении терминов «культура» и «цивилизация». Другое дело история как наука. Всяческие цивилизации регулярно пытаются поверстать Клио в военную службу, обыкновенно по ведомству пропаганды. И именно поэтому представляется, что на вопрос «Цивилизация и культура, кто больше, мать её, истории ценен?» можно дать предварительный ответ.
Пока история (как наука) работает с культурой, она более-менее здорова, а как начинает заговариваться насчёт цивилизации — зовите доктора. А в роли доктора (ну или, на худой конец, повивальной бабки) выступают известно какие не боящиеся крови сущности. И приходят они, что особенно неприятно, не только к истории как науке, но и прямо в исторический процесс. Так что использование слов «история», «культура» и «цивилизация» в разных сочетаниях и с разной частотой может оказаться значимым симптомом. Как говорится, будьте бдительны.
Литература
1. Gimbutas M. Old Europe c. 7000-3500 BC: The Earliest European Civilization Before the Infiltration of the Indo-European Peoples // Journal of Indo-European Studies (JIES) 1 (1973).
2. Пушкин А. С. Письма 1831-1837. Т. 10. // Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 томах. — М.: ГИХЛ, 1959-1962.
References
1. Gimbutas M. Old Europe c. 7000-3500 BC: The Earliest European Civilization Before the Infiltration of the Indo-European Peoples // Journal of Indo-European Studies (JIES) 1 (1973).
2. Pushkin A. "Pis'ma 1831-1837. T. 10." [Letters 1831-1837. Vol. 10.], in: A. Pushkin, Sobranie sochinenij v 10 tomah [Collected works in 10 vol.]. Moscow: GIHL, 1959-1962. (In Russian.)
"Civilization" as a symptom
Gurko S.,
Researcher, Department of Philosophical problems of social sciences and humanities Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences Moscow,
Gonchanaya str. 12, bld. 1, sgourko@gmail.com
Abstract: The article deals with the question of the appropriateness of using the term "civilization" in a historical work. It is shown that the internal inconsistency of this term makes it insufficiently neutral for history-as-science, but, probably, it can serve as a symptom of certain circumstances of history-as-process.
Keywords: history, culture, necessity, contingency, historical narrative, formant.
