CC BY
72
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 1:3+930.1
С. А. Мальченков, Е. Н. Макшаева
Цивилизационный выбор России в философской публицистике XVI в.
В статье анализируются наиболее значимые социально-философские взгляды на цивилизационную природу Российского государства, возникшие в трудах выдающихся мыслителей XVI в. В этот переломный для Московии период оформляются контуры основных цивилизационных путей развития нашей страны. Идеи нестяжателей были призваны сформировать особый вектор российской государственности, в которой церковь оставалась бы независимой от светского правления. Однако восторжествовали взгляды иосифлян, которые повели нашу страну по пути подчинения церкви государству, что было характерно для развития Западной цивилизации этого периода. В целом, в эту эпоху преобладает идея преемственности Руси к Византии. При этом ряд авторов XVI в. находят сходство между развитием российской цивилизации и государств мусульманского Востока.
The article analyzes the most significant social and philosophical views on the civilizational nature of Russian, which arose in the writings of outstanding thinkers of the 16th century. In this crucial period for Muscovy, the contours of the main civilizational ways of development of our country are formed. The ideas of non-possessors were called upon to form a special vector of Russian statehood, in which the church would remain independent of secular rule. However, the views of the josephites triumphed, which led our country along the path of subordinating the church to the state, which was characteristic for the development of the Western civilization of this period. In general, in this era prevails the idea of the continuity of Russia to Byzantium. At the same time, a number of authors of the 16th century find similarities between the development of Russian civilization and the states of the Muslim East.
Ключевые слова: цивилизация, Запад, Восток, Византия, Османская империя, нестяжатели, иосифляне, Иван Грозный, Андрей Курбский.
Keywords: civilization, West, East, Byzantium, Ottoman Empire, non-possessors, josephites, Ivan the Terrible, Andrei Kurbsky.
После свержения монголо-татарского ига перед Россией были поставлены новые задачи. Выбор, с которым столкнулась наша страна в конце XV в. и на протяжении всего XVI в., был связан с поиском места для возрожденной державы в стремительно меняющейся мировой системе. Эту общую задачу несложно разбить на несколько отдельных выборов, которые предстояло решить в самые короткие сроки. Все они нашли широкое отражение в философской мысли того периода.
В первую очередь стоит сказать о том, что Московское государство на рубеже XV-XVI вв. столкнулось не только с военно-политическими проблемами. Страна оказалась и перед важным духовно-идеологическим вызовом, который проявился в ожесточенных спорах по поводу роли церкви в системе управления государством. Эта тема, в целом, характерная для философских трактатов Средних веков, в Европе к этому моменту уже теряла свою популярность. Там вопрос был решен в пользу сохранения как религиозной, так и светской власти при условии четкого разграничения их полномочий. Что касается нашей страны, то здесь на выбор того, как будут взаимодействовать власть и религия, существенным образом повлияла борьба двух непримиримых групп - нестяжателей и иосифлян.
Казалось, что к началу XVI в. у Московии была очевидная модель, которую можно было заимствовать у стран Западной Европы: церковь является крупным собственником и землевладельцем, активно вмешивается в политические процессы и может жестоко покарать своих противников. В это время русское государство считало «благочестивым» правление «шпаньского короля», который не останавливался перед тем, чтобы «казнити - жечи да вешати» еретиков [1].
© Мальченков С. А., Макшаева Е. Н., 2017
Однако среди отечественного духовенства нашлись и те, кто отвергал этот путь и стремился сформировать собственную, отечественную модель взаимодействия власти и церкви. Так называемые «заволжские старцы» постепенно стали именовать себя нестяжателями, подчеркивая тем самым, что отказываются от любых земных благ. Это направление философской мысли претендовало на создание неподотчетной государству и пользующейся уважением среди народа духовной власти. Лидер нестяжателей Нил Сорский отрицал возможность властного вмешательства в духовный мир человека, протестовал против казней еретиков. Его соратник Вассиан Патрикеев осуждал образ жизни верхушки православной церкви, которая в погоне за роскошью готова служить любому правителю.
При этом нестяжатели совсем не возражали против сильной светской власти. Максим Грек называет великого князя «высшим царем», а Москву - «царствующим всеа Руси преславным градом». В вопросе же соотношения светской и духовной властей этот автор придерживался принятой в Византии «симфонии», согласно которой они заключают «богоизбранное супружество», чтобы «вкупе вещи подручных устрояти». Важным здесь представляется замечание о том, что «святительство царя мажет и венчает на царево, а не царство святителей» [2], то есть подчеркивается духовное превосходство церкви.
Наиболее радикальные взгляды, направленные против светской власти, высказывают в это время еретические движения, ярким представителем идей которых был Феодосий Косой. Этот автор выступал с анархических позиций и призывал не повиноваться князю, разрушать церкви и иконы. Он протестовал против любого угнетения людей. По словам Феодосия, «не подобает же в христианах властем быти и воевати» [3].
Разумеется, подобные высказывания не могли остаться без внимания иерархов православной церкви. В противовес нестяжателям появляется движение иосифлян, названное так по имени его основателя - Иосифа Волоцкого. Он одним из первых увидел в идеях «заволжских старцев» не только угрозу церкви и государству, но и постепенное духовное замыкание Московии в себе и отклонение от траектории, ведущей в мировую христианскую семью. Иосиф придерживался идеи божественного происхождения княжеской власти, подчеркивая, что правителей «Бог в Себе месс-то избра на земли и на Свой престол вознес посади» [4]. Монастыри же, по его мнению, ни в коем случае не должны расставаться с имуществом, а, напротив, по примеру Западной Европы, обязаны становиться центрами экономической и культурной жизни. На Соборе 1503 г. иосифляне одерживают победу над нестяжателями, после чего в нашей стране надолго утверждается модель, при которой духовенство поддерживает власть и не противоречит ее решениям.
Примерно в то же время на международной арене происходили процессы, которые могли всерьез пошатнуть незыблемость внешнеполитических ориентиров России, установленных еще в X в. Падение Константинополя в 1453 г. самым существенным образом изменило картину тогдашнего мира. Опора на сотрудничество с казавшейся вечной Византией исчезла, и наша страна вновь оказалась перед геополитическим выбором. Альтернативами в тот момент, очевидно, были попытки наладить отношения со странами Запада и стремление «подхватить упавшее знамя», провозгласив себя наследником Византийской империи.
Наиболее известным представителем идеи о том, что русское государство должно взять на себя историческую ответственность за судьбу православия и всего мира, был живший в первой половине XVI в. монах Елеазарова монастыря Филофей. В нескольких своих «Посланиях» он провозгласил концепцию «Москва - третий Рим». Суть идеи заключалась в том, что «два убо Рима падоша»: столица Римской империи пала под напором варваров-язычников, а вот гибель «второго Рима» (Константинополя] Филофей довольно безапелляционно объясняет тем, что византийцы «предаша православную греческую въру в латынство», то есть заключили унию с католиками и, следовательно, утратили чистоту веры. Знаменитая фраза монаха продолжается тем, что третий Рим, коим он именует Москву, «стоит», а «четвертому не быти». Эта концепция, несомненно, провозглашает мессианское призвание Руси, которая выстояла под напором монгольских орд для того, чтобы спасти весь цивилизованный мир: «вся христианская царства потопишася от невърных, токмо единаго государя нашего царство едино благодатию Христовою стоит» [5]. Фи-лофей, будучи религиозным мыслителем, рассматривает три Рима не столько как реальные субъекты международных отношений, сколько как три составляющих единого во времени и пространстве «Ромейского царства» - идеального государства, поддерживаемого самим Богом. «Особый путь» Московии для Филофея в том, чтобы быть «Святой Русью» - мировым средоточием веры, морали, духовной культуры.
Идея преемственности Московского княжества от Древнего Рима активно развивается в произведениях XVI в. Воскресенская летопись утверждает, что правящая династия Руси «изыде отъ Августа, царя Римскаго» [6]. Якобы у императора Октавиана был брат Прус, который правил 6
Философские науки
Восточной Европой. Первый русский князь Рюрик провозглашался потомком Пруса в сороковом колене. В связи с гибелью Византии происходит явный перенос интереса отечественных мыслителей к истокам Римской империи. Неслучайно именно в это время начинает широко распространяться встречавшаяся еще в киевских летописях легенда о том, что христианство на Русь принес апостол Андрей Первозванный. В этом случае получалось, что наша страна стала православной даже раньше, чем сама Византия.
Интересно, что примерно в тот же период высказывались и мысли о том, что Московия может чему-то поучиться у Османской империи, представлявшей традиционно враждебный Восток. Для литературы XVI в. характерно сопоставление этих двух государств, разделенных верой, но, во многом, сходных в политическом плане. Заслуживает внимания мысль, которая содержится в произведении римского посла А. Поссевино, утверждавшего, что «турецкий султан... и князь московский - единственные правители в мире, которые держат своих людей в прямом повиновении и поэтому самые могущественные» [7]. Естественно, мимо этой темы не могли пройти и отечественные авторы. Известный мыслитель начала XVI в. Зиновий Отенский, рассуждая о причинах гибели Византии, видит беду греков в том, что они «дел христианских не снабдеша», «праведного суда не су-диша» и «милости подручным не сотвориша». На их фоне турки («худой и малый язык»], как ни парадоксально, оказались более угодны Богу, поскольку «правду и суд творяху» [8].
Подробно эта мысль развита в трудах более позднего автора - Ивана Пересветова, который написал «Сказание о Магмет-салтане и о царе Константине». По мнению этого мыслителя, падение «верной», но не праведной Византии было предопределено Всевышним и являлось своеобразным предостережением жителям Царьграда. Пересветов от лица «неверного», но справедливого султана Мехмеда II дает несколько «уроков», которые стоит усвоить правителям любого государства. Первый из них заключается в том, что необходимо ограничить влияние на принятие решений богатых и «лукавых» вельмож. Второй урок состоит в том, что «не мощно царю царства без грозы держати», подразумевая необходимость жестоких действий по предотвращению беззакония. И, наконец, султан, как ни странно, учит христиан соблюдению человеческого достоинства: «в котором царстве люди порабощенны, и в том царстве люди не храбры и к бою против недруга не смелы» [9].
Нет сомнений в том, что Пересветов никоим образом не намекает на необходимость перенять образ жизни враждебных османов. Напротив, он последовательно выступает против соседей-иноверцев, призывая, в частности, к походу против «безбожных казаньских сарацин». Автор, описывая турецкие порядки, решает другую задачу: провести параллели с событиями в Московском государстве. Он признает необходимость при правителе аристократического совета («верной Думы»], однако всячески возражает против характерного для этого периода (особенно для времени регентства над Иваном IV] стремления бояр подмять под себя власть. По мысли Пере-светова, турецкий образец на русской почве может дать даже лучший результат, чем в самой Османской империи: «есть ли к той истинной вере християнской да правда турсская, ино бы с ними ангелы беседовали» [10].
Вопрос о соотношении единоличного царского правления и сословного представительства во власти становится центральной темой общественно-политических дискуссий во второй половине XVI в. Ярым сторонником неограниченного самодержавия был Иван IV Грозный. Увенчав себя титулом царя (то есть «цезаря»], он постарался раз и навсегда создать себе образ прямого наследника «Августа Кесаря, обладающаго вселенною». Поскольку почти все европейские державы так или иначе восходят к Римской империи, Иван не только не стесняется провозглашать себя равным западным правителям, но и претендует на приоритет над ними. В эти годы Россия впервые за долгое время осуществляет активные действия как на Востоке, так и на Западе, хотя в первом случае успехи (присоединение Астрахани, Казани, Сибири] были явно значительнее, чем во втором (поражение в Ливонской войне].
Единственно возможным способом управления Иван Грозный видит единоличную власть царя. Обращаясь к истории, он заключает, что наследники Октавиана Августа сохраняли могущество лишь до времен императора Константина. После того как сыновья последнего «разделили власть», держава «стала дробиться и оскудевать». Говоря о современной ему Польше, Иван утверждает, что тамошний государь, ограниченный сеймом, «хуже последнего раба, ото всех получает приказанья, сам же ничем не повелевает» [11].
Тем не менее в XVI в. начинают появляться идеи о том, что власть монарха может быть ограничена. Одним из первых русских западников был боярин Фёдор Карпов, который, опираясь на труды Аристотеля и Цицерона, отмечает, что среди форм правления есть не только «царство» (монархия], но и «дело народное» (республика]. Карпов вслед за авторами древности полагает,
что именно правление «выборной магистратуры» создает наилучшие условия для достижения общественного согласия.
Наиболее же последовательным критиком абсолютистских идей Ивана Грозного был князь Андрей Курбский. Бежав в Литву, он становится сторонником развития России по западному пути, подразумевавшему ограничение монархии. В своих многочисленных письмах Курбский критикует политику опричнины и выступает за создание в России постоянно действующего коллегиального органа. Он должен быть организован по образу существовавшей на заре правления Ивана Грозного Избранной рады, члены которой «все избранное и нарочитое советы своими производили, сиречь суд праведный» [12]. Также Андрей Курбский одним из первых на Руси выступает за то, чтобы власть, так же как и народ, подчинялась принятым законам. Подобное «западное» понимание государственного устройства всё еще остается в XVI в. исключением из правил. Активное обсуждение того, что именно России нужно заимствовать у ведущих мировых держав, начнется лишь в следующих столетиях.
Таким образом, можно заметить, что в XVI столетии мыслители высказывали весьма разнообразные точки зрения относительно цивилизационного выбора нашей страны. По-прежнему доминирующее положение в социально-философском пространстве занимала идея о положении России в центре восточно-христианского, византийского мира. В то же время это направление причудливым образом дополнялось почти не встречавшимися ранее указаниями на сходство Московии с государствами Востока - в частности, с разгромившей Византию Османской империей. Кроме того, в XVI в. в России возникают воззрения, отождествлявшие ее цивилизационную траекторию с Западной Европой и подразумевающие необходимость построения нового государства, в котором власть монарха будет ограничена. Однако эти идеи подвергаются жесткой критике властей.
В целом, можно констатировать, что в рассматриваемый период Российское государство упустило возможность сделать однозначный цивилизационный выбор. Неспособность сосредоточить усилия на построении одного четко осознаваемого цивилизационного типа, на наш взгляд, в значительной степени способствовала геополитической и социокультурной катастрофе, разразившейся в период Смутного времени.
Примечания
1. Скрынников Р. Г. Иван III. М., 2006. С. 123.
2. Переводы и послания Максима Грека. Л., 1984. С. 54.
3. Косой Феодосий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1890-1907. Т. 19. С. 118.
4. Послания Иосифа Волоцкого. М., 1959. С. 89.
5. Гольдберг А. Л. Три «послания Филофея» // ТОДРЛ. Т. XXIX. Л., 1974. С. 79.
6. Полное собрание русских летописей. Т. 7. М., 2001. С. 107.
7. Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 62.
8. Зиновий Отенский. Истины показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863. С. 143.
9. Зимин А. А. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 73.
10. Там же. С. 82.
11. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979. С. 131.
12. Там же. С. 185.
Notes
1. SkrynnikovR. G. Ivan III [Ivan III]. M. 2006. P. 123.
2. Perevody i poslaniya Maksima Greka - Translations and Epistles of Maximus the Greek. L. 1984. P. 54.
3. Kosoj Feodosij - Feodosy Kosoy // EHnciklopedicheskij slovar' Brokgauza i Efrona - Encyclopedic Dictionary of Brockhaus and Efron. St. Petersburg. 1890-1907. Vol. 19. P. 118.
4. Poslaniya Iosifa Volockogo - Messages of Joseph Volotsky. M. 1959. P. 89.
5. Goldberg A L. Tri «poslaniya Filofeya» [Three "letters of Philotheus"] // TODRL. Vol. XXIX. Leningrad. 1974. P. 79.
6. Polnoe sobranie russkih letopisej - Complete collection of Russian annals. Volume 7. M. 2001. P. 107.
7. Possevino A Istoricheskie sochineniya o RossiiXVI v. [Historical works on Russia XVI century]. M. 1983. P. 62.
8. Zinovij Otenskij. Istiny pokazanie k voprosivshim o novom uchenii [The truth is the testimony to those who inquired about the new teaching]. Kazan. 1863. P. 143.
9. Zimin A. A. I. S. Peresvetov i ego sovremenniki [I. S. Peresvetov and his contemporaries]. M. 1958. P. 73.
10. Ibid. P. 82.
11. Perepiska Ivana Groznogo s Andreem Kurbskim - Correspondence between Ivan the Terrible and Andrei Kurbsky. L. 1979. P. 131.
12. Ibid. P. 185.
