Козловский Владимир Вячеславович, доктор философских наук, директор Социологического института ФНИСЦРАН, заведующий кафедрой социологии культуры и коммуникации Санкт-Петербургского государственного университета,
Санкт-Петербург.
E-mail: [email protected]
Браславский Руслан Геннадьевич, кандидат социологических наук, старший научный сотрудник, заместитель директора по научной работе Социологического института ФНИСЦ РАН,
Санкт-Петербург. E-mail: [email protected]
Цивилизационные тренды
социальных неравенств в современных обществах DOI: 10.19181/ezheg.2018.4
Аннотация. Статья посвящена анализу социального неравенства в цивилизационном измерении. Обращение к цивили-зационному подходу в изучении современных обществ означает фактический уход от классических схем и конструкций дисциплинарного характера в социально-гуманитарном познании, в особенности социальной стратификации. В центре внимания находится цивилизационная специфика динамичных социальных неравенств в современных обществах. Методологически использование цивилизационного подхода позволяет провести многомерное описание трансформации социальных неравенств в рамках теории множественных модерностей на основе идей Н. Элиаса, Ш. Айзенштадта, Й. Арнасона, П. Вагнера. Данный подход направлен на выяснение ключевых отношений между культурой в качестве конституирующего компонента цивили-зационного паттерна, означающего определенную комбинацию интерпретативных и институциональных рамок, и социальной структурой. Решающая роль в формировании цивилизаци-
онного паттерна принадлежит коалициям различного типа элит. Цивилизационный паттерн играет ведущую роль, с одной стороны, в реализации культурных смыслов на различных социальных аренах в ходе многообразных видов деятельности, с другой — в оценке значения социальных неравенств, их соотношения в социетальном пространстве, в определении порядка, роли и места социальных групп и индивидов в социальной структуре. Вместо композитной модели социальной структуры обосновывается реляционная властная модель социальных неравенств (фигураций), развиваемая в современной социальной теории. В современных обществах эти тенденции проявляются в качестве таких трендов, как: 1) мобильные социальные неравенства; 2) сетевые социальные неравенства; 3) социоэколо-гические неравенства; 4) цифровые социальные неравенства.
Ключевые слова: цивилизационный анализ, социальное неравенство, цивилизационные паттерны, цивилизационный порядок, культура, власть, социальные институты, элиты, множественные модерности.
Kozlovskiy Vladimir Vjacheslavovich, Doctor of Philosophy, DirectorSociological Institute —Branch of Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences, Head of the Chair of Sociology and Communication, Saint Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russia. E-mail: [email protected]
Braslavskiy Ruslan Gennadievich, Candidate of Sociology, Deputy Director of Research, Sociological Institute —Branch Federal Center of Theoretical and Applied Sociologyof the Russian Academy of Sciences,
Saint-Petersburg, Russia.
E-mail: [email protected]
Civilization mode of structuration of
social inequalities in Russian society
Abstract.The article is devoted to the analysis of social inequality in the civilizational dimension. Turning to the civilizational approach in the study of modern societies means the actual departure from the classical schemes and constructions of disciplinary nature in social and humanitarian knowledge, especially social stratification. The work focuses on the civilizational specificity of dynamic social inequalities in modern societies. Methodologically, the using of the civilizational approach allows to carry out multidimensional description of the transformation of social inequalities in the framework of the theory of multiple modernities based on the ideas of N. Elias, S. Eisenstadt, J. Arnason, P. Wagner. This approach aims to clarify the key relationship between culture as a constitutive component of civilizational pattern, meaning a certain combination of interpretative and institutional frameworks, and social structure. The coalitions of elites play a decisive role in the formation of the civilization patterns. Civilizational pattern plays a leading role, on the one hand, the implementation of cultural meanings in various social arenas during the diverse activities, on the other hand, the assessment of the significance of social inequalities, their relation in social space, in the determination of the order of the role and place of social groups and of individuals in the social structure. In the modern social theory instead of the composite model is developing the relational model of social inequalities. In contemporary societies these trends are manifested as trends such as: 1) mobile social inequalities; 2) net social inequalities; 3) socio-ecological inequalities; 4) digital social inequalities.
Keywords: civilizational analysis, social inequality, civilizational patterns, civilizational mode, culture, power, social institutions, elites, multiple modernities.
Поворот к цивилизационному анализу социальных неравенств в современных обществах означает фактический уход от классических схем и конструкций дисциплинарного характера в социально-гуманитарном познании. Известные функционалистские, структуралистские, конструктивист-
ские, феноменологические построения фокусируются на отдельных значимых аспектах фактора неравенств в общественных изменениях разного уровня. Вместе с тем они оказываются односторонними в описании, малосостоятельными в их объяснении и малопродуктивными в прогнозах. Расцвет социальных и гуманитарных наук в последние два столетия, по сути, происходил экстенсивно. Социогуманитарное знание заметно отстает в понимании своеобразия социальных неравенств, порождающих сложности, кризисы и конфликты постиндустриальной эпохи как на региональном, так и глобальном уровнях. Дисциплинарный характер социального знания весьма жестко ограничил рамки объяснения социальных проблем, выходящих за границы научного поля конкретной отрасли и дисциплины.
Прогресс в возникновении и укреплении множества парадигм (полипарадигмальность) и подходов в социальных науках был очередной модной редукцией к популярному вектору социогуманитарного познания. Такое направление как функционализм в социальном знании, и структурно-функционалистский подход в особенности, в своих схемах оставил без рассмотрения обычную, повседневную жизнь людей, культурную специфику различных обществ. Дефицит понимания социальной реальности, потребность непрерывной ревизии социального знания, конституировании и закреплении представлений о повседневных практиках, смысловых структурах коллективного и индивидуального опыта стимулировали появление в лице феноменологической традиции, интерпретативной социологии серьезного оппонента классической позитивистской традиции. Запрос на понимание перманентного конструирования и динамичного изменения социального пространства обусловил возникновение социального конструктивизма. Стремление социальных ученых дать универсальное объяснение социокультурных процессов на основе выделения базовых концептов, например, разноречиво понимаемой социальной структуры, культуры, институтов, социальных действий, сетей породило достаточно широкие рамки в описании сообществ и отдельных фрагментов изменчивой общественной действительности.
Повсеместно используемый принцип многоуровневости (от макро- до микроуровня) в социальных науках позволяет лишь конъюнктурно снять противоречия и заполнить лакуны в постижении детерминации и механизмов масштабных региональных и глобальных трансформаций современных социальных неравенств, например, в объяснении процессов ускоренной модернизации отдельных стран и межгосударственных союзов в XX в. Тектонические сдвиги в социально-структурных, экономико-политических и культурных процессах, которые мы называем цивилизационными сдвигами, затронули практически все континенты. В транснациональные, трансконтинентальные перемены втягивается большинство населения мира. Однако социальные и гуманитарные науки не успевали за ходом глубоких перемен как внутри отдельных стран, так и в общепланетарном масштабе. Этот синдром отставания социогуманитарного знания едва ли можно считать преодоленным в начале XXI в. Моно- и мультипарадигмальное развитие социальных наук, их дисциплинарное продвижение создало лишь начальные предпосылки удовлетворительного объяснения, понимания и прогноза трансформаций современной социальной и культурной реальности.
Вряд ли может быть подвергнуто сомнению утверждение о том, что социальные и гуманитарные науки являются существенным элементом целостного социетального мирового и национального процесса. Однако их вклад в развитие экономики, хозяйства, управления, различных индустрий на местном и региональном уровнях был и остается значительно более низким в сравнении с достижениями естественных и технических наук, наук о жизни. Полезность и профессиональная пригодность как социогуманитарного знания, так и специалистов в области данных наук постоянно подвергается пересмотру и критике. С конца двадцатого столетия периодически констатируется кризис социальных наук, их слабость и периферийность. Преодоление этой ситуации возможно на пути новой концептуализации социальной реальности, общественных процессов, включая уровень индивидуального и коллективного действия.
Цель данной статьи— представить цивилизационный анализ в качестве концептуальной основы изучения социальных
неравенств современных обществ, выявить возможности цивилизационного измерения динамики социальных неравенств, множественности пространства-времени (хронотопов) социальной стратификации. Если проблема социального пространства (протяженности, в терминах философии) достаточно глубоко разработана, то проблема социального времени (длительности) представлена крайне эпизодически. Особенности протекания, освоения и организации социального времени любыми сообществами были лишь фоном, контекстом объяснения институтов, текущих событий, процессов, т. е. время было малосущественным элементом и фактором со-циогуманитарного знания. Одно из необходимых условий формирования подобной новой предметной области и проблематики в понимании социального времени, укорененности его в укладе, образе, стиле жизни связано с цивилизационным анализом современных обществ, их конфигураций в формах множественных современностей (модерностей).
Конфигурации социальных неравенств в российском обществе на рубеже ХХ—ХХ1 вв. формируются как под воздействием глобальных факторов, так и под влиянием структурных изменений, институциональных факторов, культурных ценностей и традиций, этнической и религиозной идентичности регионального уровня. Социально-структурные сдвиги характеризуют, с одной стороны, имеющиеся и распределяемые иерархии, позиции и ресурсы, а с другой — основные элементы цивилизационного порядка, которые включают в себя режимы собственности, власти, экономические, культурные практики и формы повседневной жизни. В самом общем виде механизмы структурирования и изменений социальных неравенств в современных обществах заданы в качестве способових неповторимой цивилизационной динамики конкретных обществ.
Цивилизационные различия социальных неравенств в социологии выделяются редко. Между тем они показывают институциональную специфику, сети и архитектонику связи социальной структуры и культурной автономии в разных странах. Социальная стратификация в российском обществе имеет несколько цивилизационных различий и сходств по сравнению с развитыми и развивающимися странами. В российском обществе цивилизационный фактор, как и в других современ-
ных обществах, воплощается в разных модерностях, которые обеспечивают подвижность углубляющегося социального неравенства и его адаптацию к масштабным экономическим кризисам, политическим переменам. Ресурсный потенциал, институциональное принуждение социальных неравенств в российском обществе сосредоточены в самых различных областях: территориальное неравенство, неравенство в сфере труда и занятости, жилищная стратификация, неравенство в доступе к ресурсам здравоохранения, образования, цифровое неравенство.
Цивилизационный анализ в социологии и проблема модерности
Современный цивилизационный анализ в социологии основывает изучение трансформации социальных неравенств в контексте множественных модерностей на концепциях М. Вебера, Н. Элиаса, Ш. Айзенштадта, Й. Арнасона, П. Вагнера, Б. Виттрока. Социальная структурация развитых модерновых обществ служит образцом и моделью для развивающихся обществ, так как при всем их своеобразии последними используются более эффективные социальные механизмы, институты и технологии продвинутых стран. Следует подчеркнуть, что, вопреки распространенному и долгое время господствовавшему в социальных науках убеждению, это не ведет к конвергенции обществ, вступивших или вступающих в эпоху модерности. Структурирующие принципы, лежащие в основе формирования модерновых институтов, служат отправным пунктом не только для различных проектов, направленных на реализацию заложенных в этих принципах идей, но и для контрпредложений, в том числе самого радикального характера, например, в виде религиозного фундаментализма, как это случилось в Иране. В действительности пространственно-временной охват модерности, традиционно понимаемой социологией как «набор институтов», таких как: демократическая нация-государство, либеральная рыночная экономика или исследовательский университет, оказывается в значительной степени ограниченным. По ироничному замечанию Б. Виттрока, «современность [то-
ёегпйу], по-видимому, подоспела к тому самому моменту, когда потребовалось засвидетельствовать ее кончину, возвещенную пророками постмодернизма» [Виттрок 2002: 144]. Современное глобальное состояние модерности определяется не столько повсеместным распространением нескольких базовых социетальных институтов и универсальными тенденциями к конвергенции, сколько всеобщим «референтным» значением культурно конституируемых структурирующих принципов, обеспечивающих формирование множественных модерностей. Данные структурирующие принципы и связанные с ними концептуальные представления и ожидания выступают всеобщими точками отсчета в политических дискуссиях и столкновениях, установлении социальных связей, построении коллективных идентичностей и выработке институциональных форм. Отличительной особенностью модерности как нового глобального условия человеческого существования оказывается то обстоятельство, что «противники символизирующих ее институтов не в состоянии выразить свое несогласие и сформулировать свои программы иначе как в соотнесении с ее идеями» [Виттрок 2002: 146]. Именно поэтому неизбежна привязанность к реалиям и концептам множественной модерности западных обществ.
Обращение к рассмотрению феномена социального неравенства в цивилизационном измерении вызвано как процессами, наблюдаемыми в современном мире, так и состоянием социологической теории. Во-первых, это существование множественных типов социального неравенства не только в истории, но и в условиях поздней модерности. Общества в числе прочих характеристик различаются между собой паттернами существующего в них социального неравенства, а также тем местом, которое общества занимают в региональных и глобальных конфигурациях власти. Во-вторых, это отмечаемое рядом исследователей отсутствие явных концептуальных прорывов в исследованиях социального неравенства в мировой социологической науке с конца XX в. [Шкаратан 2012: 8]. К середине 1970-х гг. обнаружилась исчерпанность структурно-функциональной и конфликтной социологических парадигм, столкнувшихся с неразрешимыми затруднениями. Отправной точкой развития социологической теории
в направлении нового синтеза в последней четверти XX в. стала «тематическая область, определяемая проблематикой соотношения власти и культуры» [Йоас, Кнебль 2011: 289]. На середину 1970-х гг. приходится «цивилизационный поворот» в социологии, центральной тематикой которого как раз и стала проблема отношения культуры и власти.
Цивилизационный анализ в социальных науках представлен множеством теоретических направлений, возможный перечень которых включает в себя: 1) стадиально-эволюционистские теории цивилизации и политогенеза; 2) теории процесса (процессов) цивилизации; 3) институциональные теории многолинейного развития цивилизации; 4) теории локальных цивилизаций, культурных суперсистем и стилей; 5) теории цивилизаций как регионов, мир-систем и сетей взаимодействия; 6) социологические теории цивилизационных комплексов и множественных модерностей; 7) цивилизаци-онный дискурс-анализ (анализ цивилизационного дискурса в конструировании коллективной идентичности и памяти).
В рамках каждого из перечисленных теоретических направлений цивилизационного анализа тема социального неравенства получает особую интерпретацию в контексте более широкого подхода к решению фундаментальных проблем социальной онтологии. В социологии конвенциональным образом аналитически различают три измерения социальной реальности, которые можно обозначить как «структурное», «институциональное» и «символическое» («культурное»). Большинство исследователей выделяют также три основные сферы общественной жизни, привычно определяемые как экономика, политика и культура, которые выступают доменами богатства, власти и смысла, соответственно. В полидисциплинарной области циви лизационного ана лиза существуют различные теоретические позиции по вопросу о соотношении между собой названных «измерений» и «доменов». Одни подходы склонны подчеркивать автономную логику и детерминирующий характер социоструктурных изменений или технологических инноваций, ведущих к возникновению и дальнейшей эволюции цивилизации; другие — формирующую роль культурных факторов в цивилизационном устроении. В центре анализа одних подходов оказываются «базовые
институциональные матрицы», отношения между экономикой и политикой, конфигурации институтов собственности и власти и соответствующие им типы социальной стратификации. Другие — фокусируют внимание на анализе соединения, точнее, сопряжения интерпретативных и институциональных паттернов, констелляциях культуры и власти, придавая особое значение взаимосвязи религиозных и политических структур при игнорировании экономических отношений.
Социологическая традиция цивилизационного анализа сформирована, прежде всего, такими ее классическими и современными представителями, как М. Вебер, Э. Дюркгейм совместно с М. Моссом, Н. Элиас, Б. Нельсон, Ш. Эйзенштадт, Й. Арнасон, Т. Хафф, Э. Тирикьян, Р. Коллинз. Для социологии как научной дисциплины конституирующим является структурно-институциональный способ анализа, в котором культуре отводится роль зависимой переменной. Плюралистическая традиция цивилизационного анализа представляет собой одну из версий «культурной социологии» (в программном значении, придаваемом этому термину Дж. Александером), в которой культура выступает независимой переменной, вносящей в формирование социальных действий и институтов «не меньший вклад, чем более материальные и инструментальные силы» [Александер, Смит 2010: 12—13].
Ш. Эйзенштадт ввел в социологический анализ понятие «цивилизационного измерения человеческих обществ», под которым понимал «комбинацию онтологических или космологических видений... с определением, конструированием и регуляцией главных арен социальной жизни и взаимодействия» [Е1$еш1аЛ 2000: 2]. В данном определении явным образом подчеркиваются культурныеи институциональные рамки социальной жизни. Однако следует подчеркнуть, что в определении Ш. Эйзенштадта речь идет не о цивилизации как некой самодостаточной тотальности (в духе теории локальных цивилизаций), а о «цивилизационном измерении обществ». Понятие общества в данном контексте заключает в себе, прежде всего, традиционную для социологического видения отсылку к социоструктурным основаниям человеческого взаимодействия. Со всей отчетливостью «трехуровневая» онтология «социального» выражена в предельно
концентрированном определении цивилизации как «взаимопереплетения структурных аспектов социальной жизни с ее регулятивным и интерпретативным контекстом» [Е18еш1аё1 2000: 1]. Более того, в данном определении акцент переносится на структурное измерение, по отношению к которому культурный и институциональный аспекты выступают контекстом. Важнейшей предпосылкой цивилизационного анализа является привнесение контингентности в соотношение структурного, институционального и культурного измерений социального взаимодействия. Подчеркивая их взаимопереплетение, Ш. Эйзенштадт выступает против как социального, так и культурного редукционизма и детерминизма. Й. Арнасон, используя классические и современные источники (М. Вебер, Э. Дюркгейм, М. Мосс, К. Касториадис, Ш. Эйзенштадт), предлагает более широкое определение введенного Эйзен-штадтом понятия «цивилизационное измерение» обществ, выделяя в нем две стороны: «внутреннюю», интерпретативно-институциональную, и «внешнюю», пространственно-темпоральную. Для обозначения комбинаций интерпретативных и институциональных структур используется термин «ци-вилизационные паттерны», а их воплощения в конкретных пространственно-временных формациях — термин «циви-лизационные комплексы». В том случае, когда два или более цивилизационных комплекса оказываются особенно тесно взаимосвязанными через совместно разделяемые источники и / или интенсивные взаимообмены, то говорят о «цивилиза-ционных констелляциях» [АгпаБОп 2010].
В отличие от теории локальных цивилизаций, представленной, главным образом, в трудах историков и культурных антропологов, в социологически инспирированном цивилизационном анализе подчеркивается не гомогенность и внутренняя согласованность, а гетерогенность, амбивалентность и антиномичность культурных предпосылок цивилизационных формаций. Культурные ориентации цивилизаций, в том числе и модерности как новой цивилизации, не программируют институциональное устройство обществ, а скорее формируют общую культурную проблематику, предполагающую множественность оспаривающих друг друга интерпретаций и в разной степени институционализируемых
проектов. В классической теории локальных цивилизаций акцент делался на континуальности и закрытости цивилизаций, что, скорее, может рассматриваться не как базовая модель, а как описание некоего предельного случая цивилизационной динамики. Отличительными характеристиками социологической цивилизационной парадигмы являются отказ от эндогенных и инерционных моделей развития, акцент на цивилизационных трансформациях, «прорывах», инновациях и роли межцивилизационных взаимодействий. Цивилизации понимаются не как отграниченные друг от друга структуры, а как взаимопроникающие сети со своими центрами и перифериями [Collins 2001].
Социальное неравенство в цивилизационном измерении
Исходя из данного концептуального вектора, мы рассматриваем феномен социального неравенства в цивилиза-ционном измерении как сеть отношений между цивилиза-ционным паттерном и социальной структурой. Отмеченная еще М. Вебером зависимость определенного типа социальной структуры от всеобъемлющего локального цивилизационного контекста осталась малозамеченной социологами. В частности, «классовую» структуру современных промышленно-капиталистических западных обществ М. Вебер рассматривал как проявление и следствие того особенного направления, которое принял долговременный процесс рационализации в западном «культурном мире».
Социальное неравенство является одной из базовых характеристик социальной структуры любого общества, выступая частным случаем социальной дифференциации, включающей всю совокупность социальных различий между людьми [Шкаратан 2012: 72]. Социальная структура может быть рассмотрена в трех аспектах социальной дифференциации: сегментарном, стратификационном, функциональном. В предельно упрощенном виде мировая социальная динамика изображается как переход от доминирования одного типа социальной дифференциации к другому: от сегментарного к стратификационному и далее к функциональному (Э. Дюрк-
гейм, Н. Луман). Данная направленность социоструктурного изменения соответствует переходу от архаичного к традиционному и далее к модерновому типу общества. Однако, например, комбинация нации, класса и профессии, являющихся базовыми социоструктурными делениями модернового общества, показывает, что в вопросе о соотношении различных модусов социальной дифференциации внимание следует сосредоточить скорее на специфических переплетениях сегментарного, стратификационного и функционального порядков социальной дифференциации, чем на примате одного из них в какую-либо историческую эпоху (см., например: [Швинн 2002; Хан 2002]).
Социальное неравенство всегда многомерно, даже в том случае, если в эмпирической реальности или в теоретической модели границы различных социальных делений накладываются друг на друга или выводятся одни из других — наподобие когерентной и детерминистской конструкции «социального класса» К. Маркса, которая может рассматриваться в качестве частного случая многомерной концепции социальной стратификации М. Вебера. Последний, как известно, выделял три основания социальной стратификации общества: жизненные шансы, власть, престиж, — каждому из которых соответствует определенный вид социальных структур: класс, партия, статусная группа. Данные критерии можно было бы рассматривать как проекции социального неравенства в сферах экономики, политики и культуры, соответственно. Однако такой подход может быть лишь отчасти оправдан в отношении обществ с высокой степенью дифференциации и автономии различных институциональных порядков: экономического, политического, культурного, что опять-таки в сравнительно-исторической перспективе выступает только одной из специфических конфигураций отношений между основными доменами общественной жизни. Сходство жизненных шансов индивидов, занимающих одинаковые позиции в социальном пространстве, создает «классы» (в веберовском понимании) и экономические слои как социальные категории, обладающие неравным доступом к тем или иным видам общественных ресурсов. Различия стилей жизни, наделяемых разным престижем, конституируют «статусные группы»,
которые в отличие от «классов» являются реальными, хотя в большинстве своем аморфными (как отмечает М. Вебер) сообществами. Во взаимодействии индивидов и социальных групп или их агентов социальное неравенство проявляется как власть, отношения господства и подчинения. На основе общих «классовых» и / или «статусных ситуаций» могут формироваться «партии»— реальные социальные группы, способные к коллективному действию для реализации разделяемых интересов и убеждений. Подход Вебера важен тем, что он не только утверждает множественность относительно автономных различных — экономического, социального (статусного), политического — порядков стратификации, но и показывает их взаимную обусловленность [Вебер 1994].
Социа льное неравенство имеет непременное институциональное воплощение (например, «легальный порядок») и символическое выражение. В своих институционализированных формах социальное неравенство выступает как определенный порядок социальной стратификации. Социальное неравенство, рассмотренное в культурной плоскости, это не только нормы и ценности (согласно традиционному социологическому рассмотрению культуры), но также «опыт и интерпретация». Таким образом, социальное неравенство, с одной стороны, представляет собой один из аспектов структурных оснований социального взаимодействия, выделяемых наряду с институциональными и культурными основаниями, а с другой — оно само может рассматриваться в структурном, институциональном и культурном измерениях.
Влияние цивилизационных паттернов на структурирование социетальной реальности включает: разграничение и определение конфигурации различных сфер общественной жизни и их отношений друг с другом; формирование социетального центра и установление его взаимоотношений с периферией; конструирование коллективных идентичностей и определение границ сообществ. Цивилизационный паттерн характеризует виды деятельности и социальные арены, являющиеся центральными для реализации ключевых культурных ориентаций. Решающая роль в формировании цивилизаци-онного паттерна принадлежит коалициям различного типа элит: культурных, политических, экономических [Е18еш1аё1
2000]. Соответственно определяется значение и соотношение различных социальных неравенств в социетальном порядке, роль и место в социальной структуре социальных групп и индивидов, выполняющих различные функции.
Другим аспектом проблемы социального неравенства в цивилизационном измерении является различный вклад разных обществ в формирование цивилизационного паттерна или паттернов того или иного цивилизационного комплекса, цивилизационной констелляции. Цивилизационные паттерны и комплексы, с одной стороны, могут рассматриваться как «милье», в котором конституируются и индивидуализируются социетальные формации (например, нации-государства в западноевропейском цивилизационном контексте), а с другой — цивилизационные паттерны и комплексы формируются в процессе меж- и транссоциетальных взаимодействий, и отдельные общества и их центры могут оказывать различное влияние на формирование цивилизационных конфигураций. При этом, как отмечает Р. Коллинз, ни геополитическая, ни экономическая гегемония не создают автоматически центра цивилизационного престижа [Collins 2001].
Новые тренды социальных неравенств
Основные тренды изменений социальных неравенств в современном обществе, включая российское, состоят в механизмах включения различных социальных групп в решение значимых для них проблем экономики, власти, собственности и культуры. В современных обществах эти тенденции проявляются в качестве таких трендов, как мобильные социальные неравенства, сетевые социальные неравенства, наконец, соци-оэкологические неравенства, цифровые социальные неравенства. Условия и ресурсы перехода к множественным модерностям в различных обществах были крайне неравными и неравномерными. Часть наиболее развитых стран естественным образом встроилась в поток новой мобильности [Урри 2012]. Переход от аграрного к индустриальному развитию западных обществ-лидеров спровоцировал новые формы хозяйственно-экономического, правового, политического и культурного мироустройства. Этот процесс шел рука об руку с социальной
эмансипацией внутри многих буржуазных обществ. Возникла так называемая эшелонная иерархия стран в ходе их модернизации. Поиски и приобретение ресурсов ведущими национальными государствами привели к обоснованию стратегий цивилизационного, прежде всего, экономического, индустриального, военного, политического обустройства, к разработке и внедрению разносторонних новейших технологий в различных областях. Одновременно формировались новая социальная структура обществ, институты власти, культурная стратификация.
Новая социокультурная конфигурация (цивилизацион-ный порядок) индустриальных обществ неизбежно требовала обеспечения складывающейся экономической, социальной и политической гегемонии, доминирования, превосходства как внутри, так и вне бурно развивающихся западных обществ на рубеже Х1Х—ХХ вв. Произошло укрепление и передел мировой колониальной системы. Эти социальные и политические шаги по утверждению нового цивилизационного порядка сопровождались двумя мировыми войнами, политическими и социальными революциями в России и других менее развитых странах. Неизбежны столкновения разных групп интересов, элит, новых выходящих на арену социально-экономических и политических групп (классов). Для объяснения радикальных общественных трансформаций, структурных перемен в типе обществ в рамках складывающихся фигураций и конфигураций на социетальном и социальном уровнях требуется смена концептуального аппарата. Такими концептами выступают понятия цивилизационной динамики, цивили-зационного порядка, режима цивилизационного порядка и сосуществующих модерностей различных национальных государств и сообществ [АгпаБОп 2006].
Понятия цивилизационного порядка и цивилизационной динамики обществ, включающие множественные модерности, позволяют выявить: а) сложные конфигурации на социеталь-ном, региональном и глобальном уровнях; б) конкретные формы модерности разных групп, относительно обособленных социокультурно, религиозно, политически, хозяйственно. Цивилизационный порядок общества представляет собой сложившийся корпус форм социальной организации и регу-
лирования культуры, хозяйства и власти. Понятие модерности (современности) выражает не что иное, как временной диапазон реального присутствия человека, групп и сообществ в конкретно-историческом социальном пространстве. Это поток разнообразных событий, состояний, действий, наполняющих уникальным культурным содержанием текущий период времени, который определяется как настоящее. Конфигурация настоящего включает в свернутом виде моментальность прошлого и длительность будущего. В современности происходит отражение текучести культурного, социального и личностного времени. Именно социальное время в различных формах современности в разных обществах, во-первых, топологически связано с пространством деятельности индивидов, а во-вторых, привязывает их к общественному топосу (месту) их биографии (проживания, работы, семьи и т.д.). Таким образом, формируется индивидуальный и коллективный хронотоп жизненного пути поколений, траектории их образования, занятости, потребления. Режим цивилизационного порядка означает способ социального и культурного включения индивида в ценностно-ролевые структуры, функциональные и институциональные подсистемы общества, сетевые отношения, обеспечивающие легитимный или полулегитимный доступ к позициям, статусам, ресурсам для самореализации.
Показателем эффективности и успешности режима ци-вилизационного порядка общества традиционно выступало действие, направленное на созидание, воспроизводство и трансляцию идей и вещей как пространства человеческих отношений. В традиционном обществе из-за дефицитности ресурсов доминировала достаточно простая система циви-лизационного (социально-экономического) принуждения к образу жизни, включая участие в производстве и потреблении. В постиндустриальном обществе происходит глубокая трансформация социальной, культурной, трудовой идентификации. Расширяются цивилизационные возможности освоения (мягкого принуждения) индивидуального стиля жизни, т.е. появляются легальные ресурсы для избирательного присвоения и проживания формы модерности. Важное место занимает в этом процессе информационно-коммуникативная инверсия, или превращение знаково-символического раз-
нообразия в личное пространство идей, вещей и отношений, соответственно, в новые формы проживания социального и личностного времени. Режим цивилизационного порядка любого типа современности действует двояко. Он одновременно и упрощает, принуждая индивида к стандартам потребления, и усложняет, обрекая на индивидуальный выбор. Общество потребления как выражение доминирующего тренда в потоках множественных модерностей, с нашей точки зрения, радикально меняет качество и стиль современной индивидуальной и коллективной жизни. Экономический рост, заданный новыми технологиями, организацией труда и производства, широкая мобильность, включая растущую международную миграцию, индивидуализация создают условия, ресурсы и способы потребления, динамичные фигурации различных режимов цивилизационного порядка.
Одним из трендов нового цивилизационного порядка множественных модерностей является коммуникативно-сетевой порядок современного мира. Современные общества пронизаны коммуникациями и сетями. Прежде значимые такие факторы, как индустриализм, нация, массовое потребление, рыночная экономика, социально-классовая борьба, сексуальная революция и даже глобализация, в объяснении специфики общественных структур и социального действия отходят на второй план. Этим тезисом подчеркивается лишь тот факт, что современный мир радикально меняет свой облик и сущность. На наш взгляд, складывается сложная система сетевого социального неравенства, в которой повсеместно доминирует тренд индивидуализации. Отказ от макросоциальной идентичности в пользу индивидуальной и групповой идентичности свидетельствует о формировании сетевой социокультурной стратификации. По отношению к обществу это означает уход от социальной сегрегации отдельных национально-ориентированных культур (институтов, наций, индивида) и утверждение многомерного социального поля. Государство-нация как воплощение и кристаллизация глобализирующегося общества постепенно утрачивает свое функциональное назначение быть инструментом насилия ради сохранения национальной идентичности и превращается в средство коммуникативно-сетевой организации как
собственно коллективных, так и индивидуальных акторов. Ни индивид, ни любая социальная (этническая, расовая, национальная, культурная) общность любого ранга не имеют больше предпочтений друг перед другом — они равноценны.
Субъективирующийся глобальный мир все более и более сегментируется. Это противоречивая тенденция нарастающей индивидуализации, которой она (сегментация) обеспечивает совершенно новую форму реализации. Это и есть сетевое сегментирование социального и культурного топоса (пространства и времени). Его отличительным признаком является новый тип общественной интеграции как процесс переплетающихся разнообразных коммуникативных форм в пределах однородной культурной среды и межкультурного взаимодействия. Примером коммуникативно-сетевой организации сегодня могут служить: процессы углубляющегося взаимопроникновения национальных экономик (финансовые сети, сетевой маркетинг, транснациональные компании), сетевые политические альянсы, объединение национальных систем образования в структуру так называемого Болонского процесса, информационные сети национальных и международных СМИ (одни и те же информационные проекты на национальном телевидении), спорт как мировая сеть, межкультурная коммуникация в сетях интернет, формирование виртуальных сетей разного рода.
Современная сетевая организация глобализирующегося мирового общества еще только формируется. Новая сетевая идентичность кажется похожей на систему давно существующих партий, кланов, тайных обществ, альянсов и клубов. Однако главное отличие заключается в том, что основным способом и средством развития, а не только существования многообразных видов новейшей сетевой идентичности, является рост и усложнение коммуникации, тогда как традиционные локальные сети выживали за счет обособления, конспирации и закрытости от мира. Если в прошлом подобного рода сети были формой самосохранения, защиты от чужеродных элементов, от чужих, то современные сетевые структуры выполняют функцию включения другого (чужого) за счет коммуникативной адаптации и взаимной оптимизации.
Меняется социально-культурный вектор современной цивилизации. Традиционные религиозные и конфессиональные регулятивы, бытовавшие в повседневной культуре образцы ослабевают. Происходит заметное смещение центра тяжести от доминировавших стандартов монокультуры и эталонов творчества к диффузной децентрированной поликультурной среде. Этот сдвиг можно, на первый взгляд, квалифицировать как понижение уровня культуры, продолжение ее массовизации, деградацию. Более того, общее снижение качества культуры как творчества и как ценностно-нормативного регулятора доходит до своей крайности — обесценивания (нейтрализации) культуры, с одной стороны, и гламуризации — с другой.
Господство практик потребления (консюмеризма) приходит на смену подчиненному положению потребительской культуры. Гипермаркет, макдональдс, стадион, телеэкран, компьютер в широком смысле слова являются символами современного существования. Проблема идентификации все же не исчезает. Она возвращается новой навязанной потреблением огранкой смысла жизни. Политический и экономический каркас, удерживавший и поддерживавший все строение культуры, изнутри меняет свое содержание с национально-ориентированного на глобальное. Возникает потребность в мировом языке, мировой экономике, мировом правительстве, мировой религии, мировом праве, мировой науке, мировом искусстве и т.д. Внутренние пространства национальных культур вливаются в среду заново форматирующихся глобальных и глокальных культур. Вывод, который вытекает из наблюдения этих процессов, заключается в констатации неминуемой модернизации, стагнации и утрате традиционных форм российской культуры и цивилизации в начале XXI в.
Естественные перемены в социокультурном и цивилиза-ционном развитии российского общества едва ли минуют общемировой тренд. Что умирает в культуре и цивилизации, что приходит на смену, что остается? Автономное существование социокультурных типов завершилось вместе с разрушением национальных государственных, политических и экономических границ. Экономические, финансовые, миграционные потоки в разных регионах мира служат прямым доказательством складывания нового цивилизационного порядка на основе
перемешивания и сосуществования разных культур и форм цивилизации [Хантингтон 2003]. В частности, наблюдаемые типы региональной и глобальной интеграции свидетельствует о динамичном культурном и цивилизационном обмене.
Формирующееся глобальное пространство человеческих ресурсов (миграция, аутсорсинг, транснациональные сети) в бизнесе, политике, науке и образовании — все это говорит в пользу новой социокультурной карты и цивилизационного сдвига российского общества. Новые водоразделы на этой карте меняющихся культур неизбежны. Задача сегодняшнего дня сводится к диагностике этих процессов в мегакультуре и субкультурах, так как их описание и объяснение, по нашему мнению, позволит понять новые форматы современности российского общества.
Заключение
Современные общества находятся в тисках перманентных трансформаций, непрерывных инноваций, волнообразных кризисов. Эти факты были отмечены П.А. Сорокиным в концепции социокультурной динамики [Сорокин 2006]. Глобализация, постмодернизация, виртуализация отходят на задний план, поскольку они лишь усугубляют лихорадочность поиска ответов на ситуативные и стратегические проблемы [Wagner 2001; Российская модернизация... 2008]. Глобальный характер экономических и финансовых потрясений резко повышает цену и риски принимаемых политических и хозяйственных решений. Наблюдается очевидный цивилизационный провал, точнее сказать, перепад от, казалось бы, вполне устойчивой социокультурной матрицы сложившихся типов современного общества «риска», «второго модерна», «потребления», «знания», «креативного действия» к новым формам общественного порядка. Происходит мощная трансформация цивилизацион-ного миропорядка, которая втянет в свою орбиту максимально большое число участников. Избежать новой цивилизационной воронки смогут лишь те, кто не вкусил прелестей массового общества, искушений иллюзиями социоприродного господства и наслаждений неутолимого потребления. Они еще на пути к разочарованию в «прогрессе». Остальных ждет ис-
пытание разного рода трансформаций: упоение всесилием и бессилием политической власти, очарованность могуществом и слабостью транснациональных сетей в экономике и культуре, магия личной воли и безволия, фанатизм веры и безверия. Таковы вехи мятущейся цивилизации, во власти которой находится и современное российское общество.
Несмотря на сохраняющиеся трактовки одностороннего историзирующего, политизирующего или экономизирующего истолкования цивилизации [Ferguson 2011], складывается понимание цивилизации как (транс)формирующегося процесса на собственных социокультурных основаниях. Политический и экономический каркас национально ориентированной культуры трансформируется в направлении глобально-ориентированных цивилизационных оснований. Потребность в мировом языке, мировой экономике, мировом правительстве, мировой религии, мировом праве, мировой науке, мировом искусстве вызывает шлейф новейших противоречий в борьбе за доминирование. Национальные культуры вливаются в среду заново форматирующихся глобальных и глокальных культур. В течение XX в. модернизация привела к стагнации и утрате традиционных форм национальных культур и режимов ци-вилизационного порядка. В начале XXI в. цивилизационная динамика российского общества резко ускорилась и буквально вбросила его в транснациональное глобальное пространство человеческих ресурсов (миграция, аутсорсинг, транснациональные сети) в бизнесе, политике, науке, образовании, спорте. Все это говорит в пользу новой социокультурной карты мира и цивилизационного сдвига российского общества в направлении транзита и освоения новых типов модерности с учетом собственной специфики.
Особенности культурной и духовной ситуации проявляются в темпах, характере структурных преобразований. Политические и экономические перемены в российском обществе наталкиваются на ментальные структуры, нормативно-ценностные системы, стереотипы поведения, идеологемы и концептуализации. В целом весь спектр культурных и духовных практик, накопленных в российском обществе и власти, существенно модифицирует социальные структуры, инсти-
туты и действия, придает национальную и региональную специфику общественной жизни, хозяйству, праву и власти.
В российском обществе, как и в любом другом, идет ци-вилизационная эволюция на основе сосуществующих или конкурентных современных форм социальности и культуры. Адекватный социологический диагноз цивилизационных оснований социальной стратификации современного российского общества, оценок разнообразных социальных, хозяйственных и культурных практик возможен лишь в широком контексте мировых экономических и социокультурных процессов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Александер Дж, Смит Ф. Сильная программа в культурсо-циологии // Социологическое обозрение. Т. 9. № 2. 2010. С. 11-30.
Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. № 5. С. 147-156. Виттрок Б. Современность: одна, ни одной или множество? Европейские истоки и современность как всеобщее состояние // Полис. 2002. № 1. С. 141-159. Йоас Х, Кнебль В. Социальная теория. Двадцать вводных лекций / пер. с нем. К.Г. Тимофеевой. СПб.: Алетейя, 2011. 840 с.
Макродинамика: Закономерности геополитических, социальных и культурных изменений / под ред. Н.С. Розова. Новосибирск: Наука, 2002. 468 с. Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд. Института Гайдара, 2011. 480 с.
Российская модернизация: размышляя о самобытности / под ред. Э.А. Паина, О.Д. Волкогоновой. М.: Три квадрата, 2008. 416 с.
Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. М.: Астрель, 2006. 1176 с.
Урри Дж. Социология за пределами обществ. Виды мобильности для XXI столетия. М.: Изд. дом ВШЭ, 2012. 336 с.
Хан А. Идентичность и нация в Европе // Современная немецкая социология: 1990-е годы / под ред. В.В. Козловского, Э. Ланге, Х. Харбаха. СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2002. С. 268-281.
Швинн Т. Социальное неравенство и функциональная дифференциация: возобновление дискуссии // Современная немецкая социология: 1990-е годы / под ред. В.В. Козловского, Э. Ланге, Х. Харбаха. СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2002. С. 245-267.
Шкаратан О.И. Социология неравенства. Теория и реальность. М.: Изд. дом ВШЭ, 2012. 526 с.
Arnason J.P. Civilizational Analysis, Social Theory and Comparative History // Handbook of Contemporary European Social Theory / ed. by G. Delanty. London; N.Y.: Routledge, 2006. P. 230-241.
Arnason J.P. Civilizational Patterns and Civilizing Processes // International Sociology. 2001.Vol. 16. P. 387-405.
Arnason J.P. Interpreting History and Understanding Civilizations // The Benefit of Broad Horizons: Intellectual and Institutional Preconditions for a Global Social Science: Festschrift for Bjorn Wittrock on the Occasion of His 65th Birthday / ed. by H. Joas, В. Klein. Leiden; Boston: Brill, 2010. P. 167-184.
Eisenstadt S.N. The Civilizational Dimension in Sociological Analysis // Thesis Eleven. 2000. Vol. 62. P. 1-21.
Collins R. Civilizations as Zones of Prestige and Social Contact // International Sociology. 2001. Vol. 16. P. 421-437.
Ferguson N. Civilization. The West and the Rest. London: Allen lane, 2011. 432 p.
Wagner P. Theorizing Modernity. Inescapability and Attainability in Social Theory. London: Sage, 2001. 150 p.
Wittrock В. Modernity: One, None, or Many? European Origins and Modernity as a Global Condition // Daedalus. 2000. Vol. 129. № 1. P. 31-60.