CC BY
96
ФИЛОСОФИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2016. № 3. С. 88-93. УДК 316.422
В.В. Бирюков, В.П. Плосконосова
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ
В статье излагаются различные воззрения на процессы развития цивилизаций и предлагается пространственно-временной подход к анализу цивилизационных перемен, который позволяет избежать односторонности моделирования развития цивилизационных процессов. Рассматриваются вопросы переосмысления традиционного содержания категорий «социальное пространство» и «социальное время», показаны проблемы осуществления цивилизационных изменений в современном мире и факторы, влияющие на данный процесс.
Ключевые слова: цивилизация, теории цивилизационных перемен, социальное пространство, социальное время, социальная культура, современный мир.
Фундаментальные перемены, происходящие в современном мире не просто вызывают потребность в более удовлетворительном концептуальном осмыслении общественного развития, но и ставят вопрос о новой методологии его изучения, связанной с формированием неоклассической парадигмы [1].
В теории цивилизации, как отмечает И.Н. Ионов, можно выделить два больших направления, функционировавших в условиях преимущественно классической и формирующейся неклассической познавательных ситуаций и опиравшихся на разные познавательные принципы [2]. Первое представлено в основном английскими и французскими, американскими философами и учеными: А. Фергюсоном, М. Кондорсе, Ф. Гизо, О. Контом, Г. Спенсером, Г. Боклем, Ф. Бэгби, К. Квигли, Д. Уилкинсоном, которые создали линейно-стадиальную версию истории. Второе направление представлено в основном немецкими и русскими, а затем французскими и восточными исследователями, развивавшими релятивистские представления об индивидуальности, о специфике локальных культур и цивилизаций: И. Гердером, Ф. Шлегелем, И. Киреевским, Г. Рюккертом, Н. Данилевским, С. Вивеканандой, М. Вебером, О. Шпенглером, Ш. Эйзенштадтом, М. Блоком, Ф. Броделем, Э. Саидом. В условиях классической науки наблюдались волны механистического, физического, географического, биологического, психологического редукционизма. На протяжении всего XIX и значительной части XX в. оставалось мощным и очевидным влияние редукционизма на концепции И. Гердера, Г. Рюккерта, Г. Бокля, Ф. Ратцеля, И. Мечникова, А. Тойнби (географический редукционизм), Г. Спенсера и Н. Данилевского (биологический редукционизм), К. Лампрехта, О. Шпенглера (психологический и отчасти биологический редукционизм).
В XX в. нарастало осознание необходимости синтеза стадиального, направленного на выявление универсальных закономерностей развития культуры, и цивилизационного подхода, акцентирующего внимание на локальном разнообразии культур [3]. Один из классиков теории цивилизаций А. Тойнби говорит о множестве локальных цивилизаций, подчеркивая их принадлежность к одной эпохе - определенной «эпохе цивилизации». С. Хантингтон предложил «векторно-стадиальную модель» развертывания мировой истории и выделил пять основных ее стадий. В таком понимании локальная культура выступала как форма проявления универсальных закономерностей. В конце XX- нач. XXI в. накапливается обширный эмпирический материал, опровергающий классические версии теорий модернизации и неомодернизма, нарастает потребность выработки неоклассической парадигмы исследования цивилизационных перемен, исходя из идеи многокультурной множественной цивилизации.
© Бирюков В.В. Плосконосова В.П., 2016
Для анализа закономерностей развития цивилизаций в качестве методологического основания целесообразно рассматривать конструкт «социальное пространство-время», позволяющий эмпирически верифицировать эти проблемы. В последние годы произошел своего рода «пространственный поворот» в социальных дисциплинах [4]. Это связано с усилением внимания к пространственному фактору в культурных, экономических, политических, правовых, антропологических процессах; возникли специальные предметные поля пространства, отличные от географического пространства как формы существования географических объектов и явлений в пределах географической оболочки. Вместе с тем сегодня весьма актуальным становится проработка концептуального содержания пространственно-временного подхода к описанию процессов цивилизацион-ных перемен, позволяющего создать целостную картину устройства общества и механизмов его трансформации.
Освобождение утвердившихся концепций от монистической абсолютизации и выработка плюралистического, интегративного и динамичного подхода предполагает анализ цивилизационных перемен как результата противоречивого взаимодействия и поведения социальных групп в социальном пространстве-времени вследствие сложного и многопланового процесса интерференции пентальных коррелятов.
Предлагаемая система координат позволяет проводить разные измерения социальных позиций, на основе которых складываются социальные взаимодействия и которые выражают особенности миропонимания, неравенство в статусе социальных групп, различия их ролей, своеобразие организации их социальной жизни и временного контекста [5]. Так, во-первых, социальное позиционирование сопровождается структурированием духовно-нравственного пространства общества, в котором выражается своеобразие формирования в каждой социальной группе идей, взглядов, убеждений и стереотипов мышления, определяющих специфические способы решения жизненно важных проблем; в связи с этим возникает нормативно-символическое измерение устройства общества; во-вторых, статусно-ролевое измерение связано с неравным положением социальных групп в социальном пространстве, которое вызвано распределением общественных благ, различиями в доступе к богатству, власти, престижу, знаниям и т. д.; в-третьих, позиционно-функциональное измерение акцентирует внимание на то обстоятельство, что каждая социальная группа выполняет свою часть функций, свою часть общей работы по обеспечению жизнеспособности общества и достижению макросинерге-
тического эффекта; в-четвертых, каждая позиция формируется на основе своеобразной сети коммуникативных каналов, с помощью которых осуществляются социальные интеракции, исходя из этого складывается организационное измерение социальной позиции; в-пятых, наряду с социальным пространством универсальным контекстом социальной жизни макрогрупп является и время. Каждую социальную позицию окружает своя конфигурация хронотопа движения социальных процессов, что предполагает использование временного измерения.
Каждое из монистических направлений и социальных школ при анализе социострук-тур не безосновательно доказывали необходимость учета их отдельных измерений. Традиции анализа классовых интересов, расслоения власти и классовых конфликтов, восходящие к работам К. Маркса и М. Вебера, способствовали отождествлению изучения со-циоструктурных процессов с изучением проблем социального неравенства; Э. Дюркгейм, Р. Мертон и классические функционалисты придавали особую значимость нормативно-ролевому измерению; М. Лацарус, А. Шюц, Х. Гарфинкель, сторонники теории психологии масс и элит, феноменологи и этнометодологи - духовно-нравственному; Г. Зиммель и бихе-виористы - организационно-интеракцион-ному; Дж. Вико и представители циклодина-мических социотеорий - временному.
Выделение системы координат пятимерного континуума в качестве фундаментального принципа социального структурирования позволяет избежать односторонности моделирования развития цивилизационных процессов. Корректная её интерпретация должна принимать во внимание взаимную детерминацию каждого измерения социо-структуры; их взаимная связанность не является жесткой, возможно появление разных типов структурных противоречий (отчуждение и аномия, делегитимизация и социальная деструкция, ложное сознание и др.). В силу плюралистичности социальной реальности в поведении социальных групп обнаруживается некоторая внутренне противоречивая совокупность занимаемых позиций, эта их множественность становится специфическим источником напряжений, проблем и конфликтов.
Развитие общества выражает сложное переплетение культурно-ценностных и инструментально-институциональных аспектов. Институциональная система в каждый период времени основана на некотором наборе ценностей, поддерживает определенную «моральную конструкцию» социальных практик и имеет моральное измерение (moral dimension) [6]. В свою очередь морально-культурные нормы и ценности также испытывают воздействие со стороны институциональных факторов.
Динамика и радикальность происходящих в мировом сообществе перемен делают проблематичным выражение их сути, требуют переосмысления традиционного содержания категорий «социальное пространство» и «социальное время». «Ускользающий от познания» процесс тектонических сдвигов и перемен социального бытия обретает спонтанно-изменчивый, «текучий» характер. Важнейшей особенностью современности является огромная скорость происходящих изменений, выступающая ключевой детер-минантой, под влиянием которой происходит переформатирование социального пространства и появление его качественно новых свойств [1; 7]. В современном мире формируются сложные и динамические системы и процессы, которые не поддаются осмыслению в рамках традиционной логики. Неопределенность развития событий, их разнообразная и противоречивая связь приводит к тому, что причина и следствие бывают непропорциональны, а постоянные изменения препятствуют определению однозначных причинно-следственных связей.
Рассматривая новую архитектонику и динамику, М. Кастельс утверждает, что главные тренды изменений социального пространства-времени связаны не столько с тенденциями нарастания структурного многообразия и ускорения «хода» времени, сколько с мощностью потоков движения и структурой потоков товаров, денег, сырья, труда, технологий и информации, порождающих новые формы современности, особую роль в появлении которых играют процессы сети-визации различных сфер жизни общества.
В современном глобальном мире, как указывает Э.А. Паин, множество импульсов воздействует на культуру, обусловливая ее изменения, затрагивающие в том числе и религии [3]. Они реформируются, дробятся, модернизируются, адаптируясь к новым вызовам современности. Вместе с тем и сама модернизация в разных регионах и странах все больше окрашивается в различные культурные тона, что подтверждает широко известный вывод социолога Г. Гамильтона: о том, что по мере того как глобальная экономика набирает обороты, мы наблюдаем не засилье однотипности под вывеской универсальной западной культуры, но скорее прежнее разнообразие цивилизаций, закрепляемое оживлением и возрождением незападных культурных практик. Сегодня наблюдаются два встречных, хотя внешне противоположных процесса: с одной стороны, универсализация жизни (напр. распространение в мире рыночной экономики), а с другой - сохранение или даже возрастание культурно-цивилиза-ционных различий, проявляющихся на иных, чем прежде, уровнях организации экономических и социальных систем.
Происходящие цивилизационные перемены являются настолько радикальными, что затрагивают глубинные основания традиционных культур и требуют их своевременного приспособления к меняющимся условиям жизни. Вместе с тем резкое ускорение этих изменений вызывает часто болезненный характер культурных перемен. Культурный конфликт в обществе становится особенно сильным, если группы сторонников старой и новой нормативной системы являются многочисленными и непримиримыми.
Высокая динамичность современного мира и мобильность людей сокращают продолжительность периода отношений между людьми, который становится коротким и неустойчивым. При этом меняются традиционные культурно-ценностные приоритеты и установки, складываются процессы, вызывающие как ослабление связей между людьми, так и их трансформацию. Как отмечает Р. Инглхарт, на смену «скрепляющим» связям, свойственным индустриальному этапу социально-экономического развития, более низкому уровню жизни и соответствующему этому состоянию общества господству ценностей выживания, приходят более мобильные связи, «находящие мосты» между представителями разных групп. Эти связи присущи более высокому уровню социально-экономического развития с господством ценностей самовыражения [8].
Стремление людей к свободе привело к современному миру, в котором мобильность человека стала огромной. П. Сорокин, проанализировав противоречивые последствия человеческой мобильности, утверждал, что ее рост всегда вел к умственному раскрепощению, интенсификации интеллектуальной жизни, генерированию открытий и инноваций; на другой чаше весов оказывается рост психических заболеваний, уменьшение чувствительности нервной системы и развитие цинизма [9].
Стремительные перемены и возросшая неопределенность развития событий способствует тому, что происходящая глубокая трансформация социальной структуры «приводит к формированию общества риска», положение социальных групп которого не является стабильным, оно становится неустойчивым, хотя степень неустойчивости и уровень угроз неблагоприятных изменений существенно различаются для разных социальных групп. В условиях инновационной конкуренции особую значимость приобретает генерирование новых идей и решений, обеспечивающих технологический и социальный прогресс, осуществляемый креативным классом [10]. Различия в интеллектуальном капитале, отношениях к социальному времени, культурно-темпоральных ориентациях и мобильности людей способствует огромной дифференциации населения по уровню богатства и
власти [11]. На этой основе формируются преимущества современной элиты и закрепляются ее привилегии.
В современном мире ключевыми игроками становятся политико-административные сети, хотя особенности их влияния на государственное управление зависят от качества институтов, социокультурной среды и уровня гражданского контроля, однако их доминирование проводит к тому, что государственные органы власти превращаются в фикцию, не связанную с принятием реальных решений [12]. Доминируя при решении многих конкретных проблем, эти «невидимые обществу» коалиции нередко функционируют «с минимальным участием политиков и высших государственных управленцев» [13]. При этом институционально-сетевая конкуренция за реальные ресурсы расширяет «серое» пространство принятия решений, в котором сполна проявляют себя и корупционные «дыры» в законодательстве, и коридоры рентоориентированного поведения чиновников, которые утверждают приоритет неформальных договоренностей и создают возможности для разрушения системы подотчетности вплоть до утраты институтами функций представительства гражданских интересов.
В трактовке социальной структуры сегодня стал формироваться подход, в рамках которого фокусируется внимание на важность выработки классификации, основанной не на доходе и социальном престиже, а гарантии трудовой занятости, наличии социальной защищенности, сохранении профессиональной идентичности и уверенности в будущем [14]. Это нашло отражение в работах П. Бурдье, М. Фуко, Ю. Хабермаса, М. Хардта, А. Негри, Г. Стэндинга и др. Для обозначения слоя работников, характеризуемого нестабильной трудовой занятостью, отсутствием гарантированных социальных благ и незащищенностью в сложных жизненных ситуациях, используется понятие «пре-кариат» (образовано от двух слов - лат. ргесагшт неустойчивый, негарантированный и пролетариат). Глубокие структурные перемены, переход к неолиберальной модели и политике гибкости рынка труда и занятости способствовали тому, что новый социальный класс-прекариат и достигает во многих странах 30-40 % численности трудоспособного населения. Он пополняется за счет работников разных сфер деятельности во все возрастающих масштабах, с которыми заключаются краткосрочные договора и многие из которых вовлечены в «теневой» сектор экономики. Появление нового класса порождает разнообразного характера деструктивные эффекты, которые по значению превосходят известные истории долгосрочные последствия. В силу крайней неустойчивости своего положения у многих социальных
групп формируется деформированное сознание, отношение к труду и служебным обязанностям, наблюдается духовно-нравственная деградация личности и потеря идеалов. В мире и в России резко усилилось социальное неравенство. Официальный децильный коэффициент (отношение доходов 10 % самых бедных и 10% самых богатых без учета доходов топ-менеджеров и олигархов) в нашей стране составляет 1:16, хотя, по экспертным данным, он равен 1:30, а в Москве - 1:45/50; 3% населения владеют 70% национального богатства, а в распоряжении 110 олигархов находится 35% активов.
Статусная дифференциация социальных групп остается ключевым фактором, определяющим их потребности, цели и ценностные особенности неформальных сетей, темпоральных ориентаций, размер и структуру доступных ресурсов, успешность защиты законом установленных прав и характер санкций за нарушение законодательства, направленность и динамику изменений институциональных норм и правил. Это влияние тем больше, чем выше уровень статусных различий, и хуже качество институциональной среды.
Вызванное ускорением социально-экономических процессов возрастание ценности времени происходит сегодня в условиях значительных различий в скоростях динамики хозяйственных систем. Неравенство и нестабильность международной системы возрастают. Распределение между богатыми и бедными странами, составлявшее в 1820 г. 3:1, в 1913 г. - 11:1. в 1950 г. - 35:1, в 1973 г. - 44:1, в 2000-х достигло 78:1. В то же время соотношение численности населения развитых странах и развивающихся стран составляет 1:5 при среднегодовой динамике роста населения соответственно 0,6 и 1,7%.
Исследования показывают, что в период глобальных технологических сдвигов на волне роста нового технологического уклада открывается «окно возможностей» для смены состава лидирующих фирм, стран и регионов [15]. В индустриально развитых странах возникают специфические факторы, формирующие технологическую инерцию лидеров -потребности получения отдачи от прошлых инвестиций в физический, человеческий и интеллектуальный капитал, заключенные ранее контракты, риски перехода к альтернативным технологиям и т. д. Вместе с тем успешность использования передовых технологий для прорыва в группу технологических лидеров зависит от многих условий, формирующих входные барьеры. Имея достаточный научно-образовательный потенциал для копирования научно-технических достижений передовых стран и обучения кадров лучшим проектно-инжиниринговым практикам, страны БРИК способны вырваться впе-
ред на смене технологических укладов и вовремя «оседлать» новую длинную волну экономического роста.
Неоклассическая мысль отвергает идеи развития как линейного, однонаправленного, необратимого, стадиально-последовательного, восходящего или поступательного процесса. В силу неравномерного развития стран направленность потока социальных перемен будет меняться. Важным становится проработка новых альтернативных сценариев поведения людей, социальных групп и стран, своевременное рассмотрение сильных и слабых сторон альтернативных вариантов социокультурных изменений и механизмов их осуществления.
ЛИТЕРАТУРА
[1 ] Бирюков В. В., Плосконосова В. П., Ополев П. В. Социальные трансформации и модернизация российского общества. Омск, 2013.
[2] Ионов И. Н., Хачатурян В. М. Теория цивилизаций от античности до конца XIX в. СПб., 2002.
[3] Паин Э. А. Многокультурная модернизация: эволюция теоретических взглядов // Общественные науки и современность. 2009. № 6.
[4] Беляева Л. А. Культурный и социальный капитал и напряженность социального пространства России // Общественные науки и современность. 2013. № 5.
[5] Плосконосова В. П. Структурирование правящей элиты и формирование траектории социальных изменений. Омск, 2008.
[6] SayerA. Moral economy as critique // New Political Economy. 2007. №. 2.
[7] Бауман З. Социологическая теория постсовременности // Контексты современности : хрестоматия. Казань, 1995.
[8] Инглхарт Р., Вельцер К. Модернизация, культурные изменения и демократия. М., 2011.
[9] Сорокин П. А. Влияние мобильности на человеческое поведение и психологию // Мониторинг общественного мнения. 2004. № 2 (70).
[10] Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М., 2005.
[11] Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008.
[12] Соловьев А. И. Государственные решения: концептуальный простор и тупики теоризации // Политич. исслед. 2015. № 3.
[13] Cairney P. Understanding Public Policy. Theories and Issues. L. : Palgrave Macmillan.
[14] Тощенко Ж. Т. Прекариат - новый социальный класс // Социс. 2015. № 6.
[15] Глазьев С. Ю. О внешних и внутренних угрозах экономической безопасности России в условиях американской агрессии // Менеджмент и бизнес-администрирование. 2015. № 1.
