CC BY
69
НАУКА. ОБЩЕСТВО. ГЕОПОЛИТИКА SCIENCE. SOCIETY. GEOPOLITICS
Научная статья УДК 172.1 + 321.15
DOI10.18522/2072-0181-2022-112-32-41
ЦИЦЕРОН О ПРАВОВЫХ И НРАВСТВЕННЫХ АСПЕКТАХ
ВОЙНЫ И МИРА
И.Н. Титаренко
CICERO ON THE LEGAL AND MORAL ASPECTS OF WAR AND PEACE
I.N. Titarenko
Всему свое время, и время всякой вещи
под небом:
... время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Екклесиаст, 3: 1-8
История человечества знала разные времена: времена бурного культурного расцвета и времена безудержного падения в пропасть небытия великих культур, времена демографических взрывов и времена катастрофических человеческих потерь, времена мирного существования и деструктивные военные времена. Равным образом история человеческой мысли знала времена, когда много и витиевато говорили о мире и его благодатных дарах, но знала она и времена, когда уместно и даже должно было говорить о войне. Нам выпало жить в ту непростую эпоху, когда конфликтность выросла непомерно и цивилизационное противостояние из идеологического, диплома-
Титаренко Инна Николаевна - доктор философских наук, профессор кафедры философии Института управления в экономических, экологических и социальных системах Южного федерального университета, 347928, Ростовская область, г Таганрог, пер. Некрасовский, 44, e-mail: innatag@ mail.ru, т.: 8(8634)371615.
тического, экономического переросло в прямое военное. Нет ничего удивительного в том, что нас буквально захлестнули разговоры о войне, которые ведутся на разнообразных площадках и различных интеллектуальных уровнях - от эфи-ров радиостанций и телевизионных ток-шоу до парламентских залов заседаний и конгресс-холлов международных саммитов. В таких рассуждениях много всего - эмоционально окрашенных оценок действий сторон, довлеющих над здравым смыслом мировоззренческих штампов, устрашающих или, напротив, обнадеживающих прогнозов, но далеко не всегда в этих рассуждениях можно встретить отношение к текущей ситуации как к объективно обусловленной. Привыкшие и желающие жить в мире, мы словно бы не помнили или просто не хотели помнить то, что прекрасно знали древние: «Войны велись, можно сказать, всегда (Semper enim fere bella gerebantur)» [1, II, 45]. Думая, что война где-то на далеком «другом конце земли» - в Саудовской Аравии, Ираке или Сирии, - надеялись, что
Inna Titarenko - Southern Federal University, 44 Nekra-sovsky Lane, Taganrog, Rostov Region, 347928, e-mail: innatag@mail.ru, tel.: 8(8634)371615.
на этом «другом конце земли» она и останется, словно не решаясь накрыть своим черным крылом народ, уже заплативший однажды огромную цену за победу над фашизмом. Однако жизнь заставляет нас вспомнить великую истину: «Если мы хотим наслаждаться миром, мы должны вести войну» (Si pace fruí volumus, bellum gerendum est) [2]. И в силу необходимости несколько освежить историческую память вовсе не лишним будет обратиться к опыту того древнего народа, который одним из первых разработал правовой институт войны, - древних римлян.
Традиционным в истории правовой мысли стало убеждение в том, что этот народ, посредством осуществлявшейся в течение V-III вв. до н.э. целенаправленной экспансионистской политики сумевший вырасти из небольшой общины в мировую державу, заложил основы международного права [3, с. 74-75; 4, с. 110-111; 5, с. 257-264; 6, с. 70-73; 7 и др.]. В Древнем Риме, воевавшем беспрерывно в течение нескольких сотен лет и проводившем военные кампании длиною в десятилетия (вспомним, например, что осада города Вейи длилась 10 лет (406-396 гг. до н.э.), Первая Пуническая война - двадцать три года (264241 гг. до н.э.), вторая Пуническая война - семнадцать лет (218-201 гг. до н.э.) и т.п.), армия формировалась на основе всеобщей воинской повинности, а военная служба рассматривалась как важнейшая общественная обязанность римского гражданина. И этот факт во многом предопределил сущностные черты римского менталитета, включая и утилитарное отношение к жизни, о чем мы уже писали подробно несколько ранее [8]. Воюя столь длительное даже по историческим меркам время, усмиряя покоренные народы и добиваясь относительного спокойствия в провинциях, Древний Рим постепенно вырабатывал некоторые нормы, направленные на регламентацию действий и поведения, связанных с войной. И такое внимание к выработке правовых механизмов регулирования вопросов войны и мира было объективной необходимостью, ведь от них зависело не только благополучие и пространственное распространение государства, но и положение каждого конкретного гражданина в условиях всеобщей воинской повинности, когда служить был обязан каждый мужчина в возрасте от 17 до 60 лет.
Безусловно, мы не встретим в древнеримской правовой традиции ни той тщательной и системной проработки норм международного права, которая была свойственна римскому частному праву, ни самого термина «международное
право». Однако, несмотря на отсутствие столь любезной современному искушенному исследовательскому уму систематизации, нам не удастся обойти стороной тот простой факт, что в рамках древнеримского «права народов (ius gentium)» был разработан ряд норм, которые согласно современному отраслевому делению должны были бы быть отнесены именно к международному праву [3, с. 76]. Так, в частности, анализируя содержание «права народов», Гермогениан указывает на то, что война и разделение народов входят в предмет его правового регулирования (ex hoc iure gentium introducta bella, discretae gentes...) [9]. Достаточно серьезное внимание было уделено римлянами нормам о заключении договоров с другими народами, при этом само понятие договора пережило серьезную трансформацию смысла от произносимой фециалами клятвы до письменного соглашения. Посредством договора регулировались вопросы окончания войны и прекращения каких-либо военных действий, заключения временного перемирия, определения границ, выплаты репарации, выдачи заложников, установления дружественных связей и т.п. [10, p. 166-178]. Подобных договоров у Рима было множество: с Карфагеном, Этолийским союзом, Македонией, Цере, Мити-леной, Родосом, Тарентом и т.д. [11-14].
Само понятие «мир» в Древнем Риме рассматривается также под призмой договора [15]. Мир (pax) является вовсе не естественным состоянием социального бытия, а результатом соглашения, обеспеченного силой римского оружия. Мир - это то положение, которое возникает вследствие мирного договора между сторонами вооруженного конфликта. Соответственно, территорией мира будут являться все территории, которые связаны с Римом определенными договорными отношениями, которые «замирены» или «усмирены» до состояния, когда римляне могут диктовать свои условия. Как отмечает В.И. Уколова, мир в Риме всегда предполагает активные действия субъектов, его устраивающих [16, c. 11]. При таком понимании вполне логичным выводом для римского менталитета будет вышеприведенное высказывание «Если мы хотим наслаждаться миром, мы должны воевать». Вследствие этого захватническая война рассматривалась в Древнем Риме как естественное явление. Когда же Рим стал крупнейшей и в общем-то не имеющей достойных соперников державой, немалые усилия были направлены на формирование и продвижение концепции Римского мира (Pax Romana), чем активно занима-
лись поэты «золотого века», на которых и была возложена эта непростая идеологическая миссия [17, с. 904-906]. И это отнюдь не всеобщее добровольное согласие и единение, а тотальный великодержавный, имперский мир на выдвинутых Римом условиях. Как тут удержаться от цитирования столь часто упоминаемых в контексте темы о войне и мире стихов Вергилия:
Римлянин! Ты научись народами править
державно -В этом искусство твое! - налагать условия мира,
Милость покорным давать и смирять войною надменных! [18, VI, 847-853] Pax Romana (и как концепция, и как сам период I—III вв. н.э.), установление которого было связано с правлением Октавиана Августа, описывается многими исследователями с невероятным пиететом, что, как справедливо отмечает Н. Розенштейн, создает иллюзию, будто бы именно Рим прекрасно подходит в качестве примера для любых бесед о мире и примирении [19, p. 226]. Однако любой, кто способен серьезно осмыслить факты, сразу же понимает, что даже Pax Romana - не более чем идеологическая маска, прикрытие для неугасающей древнеримской воинственности, ведь и в период с 31 г. до начала III в. н.э. войн велось немало (войны в Британии и Дакии, конфликты в Германии, Северной Африке, Испании и т.п.). Исторический пример Рима тем самым более подходит для разговора о войне, чем о мире.
И раз уж разговор о войне с позиций Рима начат, то вести его уместно с тем, кто был римлянином «до мозга костей», в чьем мировоззрении отразилась эпоха во всей ее противоречивости - с Цицероном. Отметим, что идеи этого мыслителя весьма важны и для понимания мира, и для осмысления войны. Цицерон, как и многие римские мыслители, считает вполне допустимой и приемлемой завоевательную политику и захватническую войну. Однако к чести древнеримского философа следует сказать, что он предпочитает мирный способ урегулирования конфликтов в случае столкновения интересов различных народов. Лишь когда невозможен этот мирный способ, применение силы оправданно: «Так как существует два способа разрешать споры, один - путем обсуждения, другой - силой, причем первый свойственен человеку, второй - диким зверям, то ко второму надо обращаться тогда, когда воспользоваться первым невозможно» [1, I, 34]. Именно поэтому войны следует «начинать с целью, не совершая проти-
возаконий, жить в мире» [1, I, 35]. В этой мысли Цицерон остается типично римским мыслителем, исходя из того, что мирное будущее может быть лишь результатом победы. Для сравнения приведем здесь рассуждение Саллюстия: «Вообще мудрецы ради мира ведут войну (pacis causa bellum gerunt), выносят мучение в надежде на спокойствие (laborem spe otii sustentant). Если ты не укрепишь этой надежды, то какое будет иметь значение, побежденным оказался ты или победителем?» [20, I, 6].
Как считает Цицерон, в рамках государственной жизни наиболее строго и последовательно следует соблюдать право войны (ius belli). Когда мыслитель говорит о праве войны, он, безусловно, имеет в виду лишь войны с внешним по отношению к государству противником. То, что Цицерон категорически не приемлет, - это внутренняя гражданская война (bella interna). Она всегда несправедлива, незаконна (inurium). Те краски, в которых римский философ описывает несчастья и ужасы, производимые гражданской войной (а Цицерону, как ее современнику и очевидцу, было о чем сказать), позволяют сделать вполне однозначный вывод, что он был бесспорным сторонником гражданского мира и согласия. Собственно, его важнейший политический лозунг, пронесенный через всю биография и все творчество, - «согласие сословий (concordia ordinum)», «согласие между всеми честными гражданами (consensus bonorum omnium)» - был выдвинут как панацея от гражданской войны и распрей: «Если это единение, закрепленное во время моего консульства, мы сохраним в государстве навсегда, то впредь - заверяю вас - никакие внутренние гражданские распри ничем не будут угрожать государству» [21, VII, 14]. Будучи впервые высказанным Цицероном в 66 г. до н.э. в «Речи в защиту Авла Клуенция Габита» [22, 55, 152], этот лозунг будет повторен им многократно - в речах против Луция Сергия Катили-ны [23, XIII, 32], в диалоге «О государстве» [24, II, 42, 69], «Речи в защиту Тита Анния Милона» [24, XXXII, 87], «Филиппиках» [2, I, 30; III, 34] и др. И хотя этого римского политика не стоит идеализировать, следует все же признать, что, считая гражданскую войну настоящим злом, Цицерон не раз старался предотвратить худший ее сценарий, как, например, во время противостояния Цезаря и Помпея.
Равным образом не стоит считать, что Цицерон отвергал любое насилие и вооруженную борьбу как таковую, напротив, он их легко допускает, если это продиктовано интересами защи-
ты республики [25, IV, 11]. Он уверен, что бывают ситуации, когда без войны отечество не спасти, и даже считает возможным присоединиться к ведущему гражданскую войну триумвиру Помпею, а позже - открыто призывает Брута к военным действиям [26, II, 5].
Кроме того, Цицерон не был бы Цицероном, т. е. человеком древнеримской культуры и древнеримского менталитета, если бы не высказал своего отношения к войнам Рима с другими народами. Цицерон такие войны не отрицает, да и могло ли быть иначе, если именно они создали величие его отечества и были естественным делом. Однако, вводя в оборот термин bellum iustum (справедливая, законная война), древнеримский мыслитель не всякую войну одобряет. В отношении самого этого термина до настоящего времени ведется сложная научная дискуссия, в рамках которой исследователи пытаются установить, какой смысл вкладывал Цицерон в это многозначное понятие - смысл формального соответствия подготовительных к войне и собственно военных действий установленным правилам начала войны и ее ведения («законная война») либо же смысл сущностного соответствия ведущейся войны и каждого из ее проявлений нравственным принципам («справедливая война»). Ряд исследователей (С. Альберт, Г. Ха-усманигер, М. Форшер, Х. Ботерманн, К. Жи-рарде, А. Келлер и др.) доказывал нравственную окрашенность понятия bellum iustum и возможность понимать его именно как «справедливую войну». Однако имеется и другое направление, представленное в первую очередь итальянскими учеными (Л. Лоретто, А. Кароле, Ф. Сини, М. Курси и др.), отстаивающее сугубо правовой характер этого понятия и заложенный в нем смысл соответствия процедуры объявления войны и ее ведения формальным юридическим правилам, что позволяет трактовать его исключительно как «законную войну». Для интересующихся более глубоко этим научным спором сошлемся здесь на объемную и содержательную статью доктора исторических наук В.В. Дементьевой, которая сама, подчеркнем, более склоняется ко второму направлению [27]. Отметим, не вдаваясь в полемику, что основания для разнообразных трактовок посвященных войне фрагментов из трактатов и диалогов Цицерона имеются: во-первых, Цицерон не разрабатывает отдельно теорию войны, которая была бы систематизированной и стройной, а излагает свои идеи в связи с другими темами - о государстве, об обязанностях гражданина, о социальной справедливо-
сти; во-вторых, не способствует однозначности толкования и то, что трактат «О государстве», в котором содержатся важные идеи Цицерона в отношении войны, не был им завершен и имеет лакуны; в третьих, Цицерон в течение жизни не раз пересматривал свои позиции, включая и те, которые так или иначе связаны с войной. Подчеркнем также и то, что важнейшим источником для понимания представлений Цицерона о войне является трактат «Об обязанностях», который, конечно же, имеет ярко выраженную этическую окраску, и многие понятия обретают в нем нравственный смысл.
В этой работе древнеримский мыслитель выстраивает систему обязанностей человека и гражданина, опираясь на стоическую теорию добродетели: все обязанности человека в частной и общественной жизни, в домашних делах и в решении государственных вопросов должны иметь своим источником стремление к добродетели как высшему благу. Только подобным образом понятые обязанности составляют нравственный смысл человеческой жизни [1, I, 4]. При этом нравственно-прекрасное приобретало у Цицерона характер практического долга гражданина Рима, будучи неразрывно связанным с социальной активностью, и более того - с участием в делах государства. Вследствие этого Цицерон посчитал возможным перевести древнегреческое понятие то Ka^ov («нравственно-прекрасное, добродетель») на латинский язык как honestum (от лат. honor - почет; то, что вызывает общественное признание). Таким образом, по убеждению Цицерона, сама добродетель - это то, что следует делать гражданину Рима (vir Romanus). Так осмысленное нравственно-прекрасное имело четыре основы, которые выступают как четыре важнейшие добродетели - знание истины, справедливость, величие духа и умеренность. Из этих основ Цицерон и выводит все обязанности гражданина Рима, особое внимание уделяя при этом справедливости [1, I, 20]. Важно помнить, что «справедливость» (выражающуюся в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя не побудили на то противозаконием, и пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной - как своей) Цицерон обозначает термином iustitia. В контексте рассмотрения справедливости Цицерон и разбирает понятие войны. Как представляется, нет ничего удивительного в том, что начиная со времен Средневековья термин bellum iustum, используемый при этом Цицероном, трактуется именно как справедливая война и с этим смысловым
значением входит, например, в католическое богословие, соотносясь с аналогичным понятием Аристотеля (SiKrnoç nô^s^oç), употребляемым последним в работах «Политика», «Никомахова этика», «О риторике к Александру».
В трактате «Об обязанностях» Цицерон дает определение bellum iustum (справедливой, законной войны): «Справедливой может быть только такая война, которую ведут после предъявления требований или же предварительно возвестили и объявили» [1, I, 36]. Здесь Цицерон упоминает церемонию объявления войны как необходимый элемент права фециалов (ius fetiale). Это фециальное право содержало комплекс норм и обрядов, связанных с установлением, закреплением, нарушением и последующим восстановлением международных отношений Рима, включая и объявление войны. Фециалы в международных отношениях с другими народами, выполняя волю царя или сената, выступали посланниками всего римского народа (publici nuntii populi Romani). Международные договоры заключались фециалами, которые с обращением к богам как свидетелям заверяли, что их народ будет свято соблюдать условия заключаемого договора. Если же договор контрагентом Рима нарушался, то именно фециалы направлялись к нарушителю требовать удовлетворения (res repetere). Повторяя многократно так называемую формулу удовлетворения (clarigatio) - при переходе границы неприятельской земли, при встрече с гражданами страны-нарушительницы договора («первому встречному»), при входе в городские ворота, на городской площади перед собравшимся народом - фециалы выдвигали требования, обусловленные допущенным нарушением, и устанавливали сроки для их удовлетворения (как правило, от 10 до 33 дней). Нарушитель мог удовлетворить требования римских фециалов - выдать лиц, оскорбивших послов, возместить причиненный ущерб, наказать виновных в посягательстве на права римских граждан и т.п. Когда же нарушитель отказывался удовлетворить требования, римские фециалы возвращались в Рим и ставили вопрос об объявлении войны. Если царь или сенат принимали решение об объявлении войны, то фециал снова отправлялся к границам нарушителя и в присутствии трех дееспособных свидетелей бросал копье с омоченным кровью наконечником (или же кизиловое древко с обожженным концом) на его территорию, произнося формулу объявления войны. Эти обряды подробнейшим образом описаны у Тита Ливия в «Истории Рима от основа-
ния города» [I, 32]. Чистая и честная война, как пишет Тит Ливий, тем самым должна была стать наказанием нарушителя. Примерно в III в. до н.э. роль фециалов стала несколько снижаться, поскольку завоевательная политика существенно раздвинула границы Рима и переместила театры военных действий далеко за пределы Апеннинского полуострова, а функции по объявлению войны все чаще стали возлагаться на специально назначенных послов - легатов (legati). Потребность искать границы нарушителя, чтобы метнуть окровавленное копье на его территорию, впоследствии также отпала: на территории Рима недалеко от храма Беллоны, расположенного рядом с храмом Аполлона Врачевателя и театром Марцелла, был определен участок земли, ставший условной неприятельской территорией, на который и метали копье в случае необходимости соблюдения древнего ритуала (именно так, например, осуществлялось объявление войны мар-команнам при Марке Аврелии).
Вот на этот-то древний ритуал и ссылается Цицерон, говоря о bellum iustum и указывая, что она, следовательно, в обязательном порядке предваряется тремя необходимыми действиями: res repetere (требование удовлетворения), bellum denuntiare (возвещение войны), bellum indicere (объявление войны). Этот отрывок из трактата «Об обязанностях» [1, I, 36] перекликается с более ранней работой «О государстве»: «Ни одна война не считается справедливой (nullum bellum iustum habetur), если она не возвещена (nisi denuntiatum), не объявлена (nisi indictum), не начата из-за неисполненного требования возместить нанесенный ущерб (nisi repetitis rebus)» [24, III, 35].
Позволяют ли эти высказывания Цицерона однозначно заключить, в каком смысле он здесь употребляет понятие bellum iustum - в смысле законной войны или в смысле справедливой войны? Представляется, что взятые сами по себе, вне контекста, они не позволяют нам делать столь однозначные выводы. Но если рассмотреть их в более широком контексте идей Цицерона, поборника римской республики, то можно, конечно же, заключить, что для него ценными являются устои, традиции, правовые обычаи, ритуалы римской республики, которые следует неукоснительно соблюдать. Вот поэтому соблюдение формальной, ритуальной стороны процесса объявления войны - необходимое условие обеспечения ее законности, т.е. соответствия законам и правовым обычаям Древнего Рима.
Другое дело, является ли формально правильное, соблюдающее фециальное право объявление войны достаточным условием, чтобы война считалась справедливой по существу, т.е. в политически-нравственном смысле? Конечно, не является, поскольку для этого вывода о справедливости или несправедливости оценке должны быть подвергнуты причины войны. Проблема только в том, что упоминание об основаниях, причинах войны (causae belli) у Цицерона содержится лишь в диалоге «О государстве», да и там информации явно недостаточно для однозначных выводов: «Несправедливы те войны (illa iniusta bella sunt), которые были начаты без оснований (quae sunt sine causa suscepta). Ибо, если нет основания в виде отмщения или в силу необходимости отразить нападение врагов (nam extra ulciscendi aut propulsandorum hostium causam), то вести войну справедливую невозможно (bellum geri iustum nullum potest)» [24, III, 35]. Итак, в качестве оснований справедливой войны (теперь именно справедливой в нравственном смысле) Цицерон называет отражение врагов. Такие войны не требуют соблюдения фециальной процедуры объявления войны [28, s. 7-8], т.е. не отвечают критериям bellum iustum в узком смысле законности. А ведь действительно, с чего бы это они требовали соблюдения фециальной процедуры объявления войны, если эти войны не римлянами начинаются. Несмотря на этот факт, войны, отражающие агрессию, являются обоснованными и в этом смысле - справедливыми.
Еще одно основание для справедливой войны - это отмщение. Указание на мщение согласуется с изложенными ранее в «Речах против Верреса» [29, II, V, l49] идеями, где Цицерон рассуждает о том, что если бы противозаконие было совершено против римских граждан иноземцами, если бы надругались и оскорбили само имя римлян, то разве возможно было бы оставить подобные действия «без возмездия и без наказания». Отмщение необходимо в том случае, если какой-либо народ наносит римлянам обиду или причиняет ущерб. Вред и ущерб понимаются достаточно широко: удержание имущества - кораблей и товаров - римских торговцев и судовладельцев, оскорбления, нанесенные римским гражданам, незаконная казнь римлян, высокомерное обращение к римским послам, казнь послов, неуплата налогов, нападение на союзников, отпадение от союза, нарушение заявленного нейтралитета, отказ выдать Риму лиц, виновных в противозаконии в отношении римских граждан, и т.д. [30, 11]. Тема отмщения и воздаяния
снова выводит на вопрос о справедливости, ведь в трактате «О пределах добра и зла» [V, 65, V, 67] Цицерон, следуя за учением стоиков, усматривает функцию справедливости (iustitia) в том, чтобы воздавать каждому свое (tributionem sui cuique). Война, имеющая основанием отмщение, должна быть связана с предъявлением требования об удовлетворении, возвещением и объявлением (иными словами, с соблюдением фециаль-ного права). Все логично: враг должен узнать, что ему предъявляют римляне и за что они мстят. Равным образом римский народ и его союзники должны знать, что ущерб и оскорбление не останутся неотмщенными. В этих и им подобных рассуждениях этическая окраска является ярко выраженной. Да и само место изложения отдельных элементов права войны - рассуждения об обязанностях гражданина и справедливости как важнейшей из добродетелей vir Romanus -не оставляет сомнений в наличии нравственно-политического, а не только формально-юридического смысла и в рассуждениях Цицерона о войне, и более широко - в самом древнеримском концепте «справедливой войны» [3, с. 84]. Тем не менее, говоря об отмщении, римский мыслитель говорит также о необходимости соблюдать меру в воздаянии за ущерб и оскорбление. Наказание вполне достаточно, если причинившая римлянам зло сторона раскаялась в своих преступлениях [1, I, 34]. Побежденные народы Риму следует принимать под свое покровительство и защиту, проявлять к ним справедливость.
Отношение римлян к союзникам и покоренным народам связано с еще одним чрезвычайно важным аспектом справедливой войны. Цицерон в диалоге «О государстве» высказывает убеждение в том, что лучшая гражданская община начинает войну только ради выполнения данного обещания (pro fide) или в целях защиты благополучия (pro salute) [24, III, 34]. Если многие из оснований справедливой войны, описанные выше, могут быть отнесены к защите римского благополучия (pro salute), то такое называемое римским мыслителем основание, как защита союзников и защита провинций от агрессии третьей стороны, - это выполнение данного обещания (pro fide). Pro fide становится важнейшим основанием в условиях военной экспансии Рима и его идеологически подкрепленного желания «народами править державно». Даже о тех, кто наголову разбит, чьи городские стены пробиты тараном (а в этом случае город считался взятым силой и мог быть отдан на разграбление солдатам), нужно заботиться. Тех же, кто своевремен-
но сложил оружие, следует принять под свое покровительство. Одним из проявлений справедливости в период войны Цицерон считает то, что полководцы, принявшие под покровительство побежденные народы, становились их патронами [1, I, 35], как, например, Сципионы - патронами африканских провинций или Фабии - патронами аллоброгов. И напротив, нарушение мирного договора союзниками - безусловная причина для начала Римом войны против этих, теперь уже бывших, союзников. Но и римляне не могли нарушать мирные договоры безнаказанно. За вероломство в отношении покоренных народов могли наказать даже победоносного полководца. К примеру, чудом удалось избежать суда Гальбе, заключившему мирный договор с лузитанами и предложившему им новые земли для переселения, а после того, как они сложили оружие, напавшему на них [30, I, 227]. Верность мирному договору считалась одним из проявлений справедливости в Древнем Риме, хотя руководствовались римские граждане в этой своей верности не столько внешнеполитическими интересами, сколько внутренними причинами самой римской общины. Как отмечал в связи с этим Х. Бальдус, верность договору в большей степени определялась уважением римлян к собственным обычаям, традициям, исконной религии и чувству справедливости [4, s. 331].
Следует также обратить внимание на то, что справедливость по отношению к врагам и «замиренным» народам также оказывается тесно связанной с формальным соблюдением феци-ального права. Дело в том, что ведение справедливой войны предполагало наличие законного и легитимного врага (iustis et legitimis hostis), который прямо указывался в качестве законной цели путем объявления войны [1, III, 108; 9, 50, 16, 118]. Только в отношении подобным образом объявленного врага следует соблюдать обычаи и право войны, фециальное право в целом. Все же остальные являются просто разбойниками или грабителями, как, например, пираты, на которых не распространяется ни верность слову, ни клятва [1, III, 107]. Регламентация отношения к врагам и покоренным народам, входившая составной частью в право войны (ius belli), занимала немалое место и в рассуждениях Цицерона. Он отмечает, что начинать, вести и заканчивать войны нужно, свято соблюдая правовые нормы, блюсти верность слову (fides) и руководствоваться благом римского народа [31, II, 34]. Причем верность слову нужно соблюдать даже с врагом. Обязательным требованием является и гуманное
отношение к побежденным, справедливость к ним в силу того, что они люди [24, III, 24]. Необходимо воздерживаться от опрометчивости и жестокости в своем мщении, карать лишь виновных и проявлять милосердие к остальным [1, I, 82; I, 34; I, 35]. Цицерон выступает против присвоения победителем священных предметов, государственного имущества, чужой собственности. Важно, что римский философ не просто об этом писал, но с этим боролся в своей адвокатской деятельности. Тем самым он на много веков опередил время, создав более гуманистическую модель поведения победителя, чем та, которую могли понять и принять древние римляне, пока не готовые искоренить в себе желание воспользоваться в полной мере материальными благами побежденного.
Вряд ли могли в Древнем Риме полностью осознать и всю глубину идей Цицерона о справедливой войне. Да и сам философ понимал, что войны далеко не всегда начинаются и ведутся по справедливым основаниям. Часто их причиной является жажда наживы, славы, власти. Это случается тогда, когда пользу предпочитают справедливости, желая обратить земли и имущество покоренных народов в свою собственность, обрести славу путем военных успехов и проявления полководческого таланта, установить власть над другими народами [1, I, 21; I, 74, II, 26-27; II, 45; и др.]. Рассмотрение этих несправедливых оснований начала войны в связи с этическими идеями Цицерона позволяет понять, что все они не ведут к подлинному благу, а значит, не будут считаться и добродетельными. Такие ошибочные цели могут быть свойственны только невежественным людям, не понимающим, в чем сущность нравственно прекрасного действия и в чем подлинная польза для человека. Даже будучи завуалированными рассуждениями о государственной пользе, эти цели и сами обусловленные ими действия являются несправедливыми и ведут к пагубным последствиям, к каковым можно отнести разрушение и ограбление крупных культурных центров (уместно вспомнить здесь сожаления Цицерона по поводу разрушения цветущего Коринфа [1, I, 35; 20, III, 46]). Излишняя жестокость, алчность, вандализм несовместимы со справедливым ведением войны. Он не устает подчеркивать необходимость для властей предержащих справедливо вести справедливые войны (duella iusta iuste gerunto), хранить союзников, быть воздержанными и сдерживать других, способствовать своими деяниями славе римского
народа и возвращаться из похода с честью (cum laude) [32, III, 9].
Проведенный анализ представлений Цицерона позволяет сделать выводы о заметной этической нагруженности многих понятий, используемых им при изложении своих взглядов о войне и мире, включая понятие «справедливой войны». Такая взаимосвязь юридических терминов с философскими идеями, обеспечивающая этическую наполненность правовых по своему исходному происхождению и назначению конструкций, не была чем-то исключительным и нехарактерным для римского менталитета. Обнаруживаясь уже в древнем фециальном праве, она найдет воплощение не только в обширном наследии Цицерона, но и в трудах других римских авторов - Саллюстия, Тита Ливия, Цезаря. Возможно с определенной долей уверенности предположить, что такой подход в целом соответствовал римскому мировоззрению и римскому общественному мнению [3, с. 84].
Вместе с тем в представлениях Цицерона о войне и мире легко обнаружить и те идеи, которые существенно опередили свое время и стали общечеловеческим достоянием. Может быть, в силу этого они, хотя и звучат весьма актуально, часто подвергаются еще большей модернизации. Так, уже упоминавшийся выше К. Жерарде находит определенные параллели с цицероновской концепцией справедливой войны в закрепленных Уставом ООН методах применения вооруженных сил для сохранения или восстановления мира, в ведении превентивной войны против агрессора и т.п. [28, с. 32-35]. Х. Бальдус, рассуждая о верности римлян заключенным мирным договорам, сравнивает ее с требованиями современного международного права и, обосновывая свою идею о большем влиянии на этот феномен соображений внутренней политики, указывает, что в те времена не существовало пресловутого «международного сообщества (Staatengemeinschaft)», которому римляне должны были бы объяснять законность своих действий [4]. Это перечисление ученых, уловивших современное звучание цицероновских идей, можно было бы продолжать и дальше. Вряд ли поспоришь с тем, что концепция «справедливой войны» своего значения не утратила. Многие века отделяют нас от эпохи Цицерона, долгий путь пройден от известной римлянам войны с применением пехоты и конницы до войны с применением высокоточного оружия, самонаводящихся ракет, сверхзвуковых самолетов. Каких только не разработано способов нанесения
ущерба реальному противнику или даже противнику лишь вероятному - бактериологическая, ядерная, интеллектуальная, гибридная, консциентальная война и т.д. [33, c. 114-116; 35]. Вот поэтому не будем слишком самонадеянно думать, что современный мир столь уж радикально отличается от мира тех римлян, которых мы не устаем упрекать в великодержавных устремлениях, а если иногда и оправдываем, то каким-то весьма странным образом: римляне, безусловно, были империалистами в своей захватнической политике, но стоит ли осуждать их за это в условиях отсутствия в те далекие времена таких международных организаций, как нынешняя Организация Объединенных Наций, гарантирующая нерушимость границ и применение сил по поддержанию мира всякий раз, когда война грозит вспыхнуть между нациями [19, р. 226-227]. Не ушли в прошлое, к сожалению, ни международное насилие, ни война, ни фашизм, ни великодержавный империалистический шовинизм, ни бряцание мощным оружием перед теми, кто хотел бы идти своим собственным путем развития. Как и в стародавние древнеримские времена, у любой страны выбор простой: быть сильной или не быть вовсе. Впрочем, это уже темы совсем других современных дискуссий.
ЛИТЕРАТУРА
1. Цицерон. Об обязанностях // О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1974. C. 58-156.
2. Cicero. Orationes. Vol. 3. Recognovit brevique ad-notatione critica instruxit Albertus Curtis Clark. Oxford: Typographeo Clarendiniano, 1918. 528 р.
3. Хрусталев В.К. Вопросы права и справедливости в мирных договорах Древнего Рима // Право и справедливость в исторической традиции миротворчества: от античности до современности. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2016. С. 72-87.
4. Baldus C. Vestigia pacis. The Roman peace treaty: Structure or event? // Historia. 2004. Vol. 51, № 3. P. 103-146.
5. Preiser W. Zum Völkerrecht der vorklassischen Antike // Archiv des Völkerrechts. 1954. Bd. 4. S. 257288.
6. Ziegler K.-H. Das Völkerrecht der römischen Republik // ANRW. 1972. Vol. 1, Bd. 2. S. 68-114.
7. Watson A. International law in Archaic Rome: War and religion. Baltimore: John Hopkins University Press, 1983. 120 p.
8. Титаренко И.Н. Основные черты римского мировоззрения в эпоху падения республики и становления империи // Известия вузов. Сев.-Кав. регион. Общественные науки. 1997. № 2. С. 39-47.
9. См.: Дигесты Юстиниана, 1, 1, 5 (Digesta Iustiniani Augusti recognouit adsumpto in operis societatem: in 2 vols. Vol. 1 / Ed. by T. Mommsen, P. Krueger. Berolini: Weidmannos, 1870. 995 р.).
10. Buis E.J. Ancient entanglements: The influence of Greek treaties in Roman 'International law' under the framework of narrative transculturation // Entanglements in legal history: Conceptual approaches / Ed. by T. Duve. Frankfurt am Main: Max Planck Institute for Legal History and Legal Theory, 2014. P. 151-185.
11. Cary M. A forgotten treaty between Rome and Carthage // Journal of Roman Studies. 1919. № 9. P. 67-77.
12. Cary M. The early Roman treaties with Tarentum and Rhodes // Journal of Philology. 1920. № 35. P. 165-173.
13. Serrati J. Neptune's altars: The treaties between Rome and Carthage (509-226 B.C.) // Classical Quarterly. 2006. № 56. P. 113-134.
14. Wheeler E. L. Roman treaties with Parthia: Volkerrecht or power politics? // Bar International Series. 2002. Vol. 1084, № 1. P. 287-292.
15. Winkel L. C. Einige Bemerkungen über ius naturale und ius gentium // Ars boni et aequi: Festschrift für Wolfgang Waldstein zum 65. Geburtstag / Hrsg. von M.J. Schermaier, Z. Vegh. Stuttgart: Franz Steiner, 1993. S. 443-449.
16. Уколова В.И. У истоков пацифизма // Пацифизм в истории. М.: ИВИ РАН Moscow, 1998, pp. 9-28.
17. Титаренко И.Н. Философия и поэзия в Древнем Риме: опыт взаимодействия // Философия и культура. 2014. № 6. С. 894-907.
18. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М.: Пушкинская библиотека: АСТ, 2005. 908 с.
19. Rosenstein N. War and peace, fear and reconciliation at Rome // War and peace in the Ancient World / Ed. by K.A. Raaflaub. Oxford: Blackwell, 2007. P. 226-244.
20. Саллюстий. Письма к Гаю Юлию Цезарю о государственных делах // Записки Юлия Цезаря / Гай Саллюстий Крисп. М.: Ладомир, 1999. 750 с.
21. Цицерон. Четвертая речь против Луция Сергия Катилины // Речи: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 322-330.
22. Цицерон. Речь в защиту Авла Клуенция Габита // Речи: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 187-248.
23. Цицерон. Первая речь против Луция Сергия Катилины // Речи: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 292-301.
24. Цицерон. О государстве // Диалоги. О государстве. О законах. М.: Наука, 1966. С. 175-196.
25. Цицерон. Речь в защиту Тита Анния Милона // Речи: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1993. С. 221-252.
26. Цицерон. Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту: в 3 т. Т. 1. СПб.: Наука, 2008. 535 с.
27. Дементьева В.В. Bellum iustum: война «справедливая» или «законная»? (к дискуссии о значении
понятия у Цицерона) // Древнее право. 2015. № 1. С. 28-52.
28. Girardet K.M. "Gerechter Krieg" Von Ciceros Konzept des bellum iustum bis zur UNO-Charta // Gymnasium. 2007. Bd. 114, Heft 1. S. 1-35.
29. Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях» // Речи: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 110-166.
30. Цицерон. Речь о предоставлении империя Гнею Помпею // Речи: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 167-186.
31. Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. М.: Наука, 1999. 480 с.
32. Цицерон. О законах // Диалоги. О государстве. О законах. М.: Наука, 1966. С. 197-215.
33. Лапшина И., Першонкова Е. Рефлексивно управляемые кибервойны современности с позиции когнитивного моделирования // Инженерный вестник Дона. 2021. № 9. С. 114-134.
34. Lapshina I.V., Zhidkova A. Yu. The diplomacy role when introducing the intellectual wars using the cognitive modeling // European Proceedings of Social and Behavioural Sciences. Vol. 116. Krasnoyarsk: ISO London Limited, 2021. Р. 2778-2789.
REFERENCES
1. Cicero. Ob obyazannostyakh [On duties]. In: O sta-rosti. O druzhbe. Ob obyazannostyakh [On old age. On friendship. On duties]. Moscow, Nauka, 1974, 245 р.
2. Cicero. Orationes. Vol. 3. Recognovit brevique ad-notatione critica instruxit Albertus Curtis Clark. Oxford, Typographeo Clarendiniano, 1918, 528 р.
3. Khrustalev V.K. Voprosy prava i spravedlivosti v mirnykh dogovorakh Drevnego Rima [Issues of law and justice in the peace treaties of Ancient Rome]. In: Pravo i spravedlivost v istoricheskoy traditsii mirot-vorchestva: ot antichnosti do sovremennosti [Law and justice in the historical tradition of peacemaking: from antiquity to modernity]. St. Peterburg, Herzen State Pedagogical University of Russia, 2016, 435 p., рp. 72-87.
4. Baldus C. Historia, 2004, vol. 51, no. 3, рр. 103-146.
5. Preiser W. Archiv des Völkerrechts, 1954, vol. 4, рр. 257-288.
6. Ziegler K.-H. ANRW, 1972, vol. 1, part 2, рр. 68-114.
7. Watson A. International law in Archaic Rome: War and religion. Baltimore, John Hopkins University Press, 1983, 120 p., рр. 57-60.
8. Titarenko I.N. Izvestiya vuzov. Sev.-Kav, region. Ob-shchestvennye nauki, 1997, no. 2, pр. 39-47.
9. See: Digests of Justinian, 1, 1, 5 in: Digesta Iustiniani Augusti recognouit adsumpto in operis societatem: in 2 vols. Vol. 1. Berolini, Weidmannos, 1870, 995 p.
10. Buis E.J. Ancient entanglements: The influence of Greek treaties in Roman 'International law' under the framework of narrative transculturation. In: Entanglements in legal history: Conceptual approaches / Ed. by T. Duve. Frankfurt am Main, Max Planck
Institute for Legal History and Legal Theory, 2014, pp. 151-185.
11. Cary M. Journal of Roman Studies, 1919, no. 9, pp. 67-77.
12. Cary M. Journal of Philology, 1920, no. 35, pp. 165173.
13. Serrati J. Classical Quarterly, 2006, no. 56, pp. 13134.
14. Wheeler E.L. Bar International Series, 2002, vol. 1084, no. 1, pp. 287-292.
15. Winkel L. C. Einige Bemerkungen über ius naturale und ius gentium [Some remarks on ius naturale and ius gentium], in: Ars boni et aequi: Festschrift für Wolfgang Waldstein zum 65. Geburtstag / Hrsg. von M.J. Schermaier, Z. Vegh [Ars boni et aequi: Festschrift for Wolfgang Waldstein on his 65th birthday / Ed. by M.J. Schermaier, Z. Vegh]. Stuttgart, Franz Steiner, 1993, pp. 443-449.
16. Ukolova V.I. U istokov patsifizma [At the origins of pacifism]. In: Patsifizm v istorii [Pacifism in history]. Moscow, Institute of World History RAS, 1998, pp. 9-28.
17. Titarenko I.N. Filosofiya i kultura, 2014, no. 6, pp. 894-907.
18. Vergilius. Bukoliki. Georgiki. Eneida [Bucolics. Georgics. Eneida]. Moscow, Pushkinskaya bibliote-ka, AST, 2005, 908 p.
19. Rosenstein N. War and peace, fear and reconciliation at Rome. In: War and peace in the Ancient World / Ed. by K.A. Raaflaub. Oxford, Blackwell, 2007, pp. 226-244.
20. Sallustius. Pisma k Gayu Yuliyu Tsezaryu o gosu-darstvennykh delakh [Letters to Guy Julius Caesar on State Affairs]. In: Zapiski Yuliya Tsezarya / Gaius Sallustius Crispus [Notes of Julius Caesar / Gaius Sallustius Crispus]. Moscow, Ladomir, 1999, 750 p.
21. Cicero. Chetvertaya rech protiv Lutsiya Sergiya Katiliny [The fourth speech against Lucius Sergius Catilina]. In: Rechi: v 2 t. T. 1 [Speeches: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Nauka, 1993, pp. 322-330.
22. Cicero. Rech v zashchitu Avla Kluentsiya Gabita [Speech in defense of Aulus Cluence Gabit]. In: Rechi: v 2 t. T. 1 [Speeches: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Nauka, 1993, pp. 187-248.
23. Cicero. Pervaya rech protiv Lutsiya Sergiya Katiliny [The first speech against Lucius Sergius Catilina]. In: Rechi: v 2 t. T. 1 [Speeches: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Nauka, 1993, pp. 292-301.
24. Cicero. O gosudarstve [On the state]. In: Dialogi. O gosudarstve. O zakonakh. [Dialogues. About the state. About laws.]. Moscow, Nauka, 1966, рр. 175196.
25. Cicero. Rech v zashchitu TitaAnniyaMilona [Speech in defense of Titus Annius Milon]. In: Rechi: v 2 t. T. 2 [Speeches: in 2 vols. Vol. 2]. Moscow, Nauka, 1993, рр. 221-252.
26. Cicero. Pisma k Attiku, blizkim, bratu Kvintu, M. Brutu: v 3 t. T. 1 [Letters to Attic, relatives, brother Quintus, M. Brutus: in 3 vols. Vol. 1]. St. Petersburg, Nauka, 2008, 535 p.
27. Dementieva V.V. Drevnee pravo, 2015, no. 1, рр. 28-52.
28. Girardet K.M. Gymnasium, 2007. vol. 114, iss. 1, рр. 1-35.
29. Cicero. Rech protiv Gaya Verresa. "O kaznyakh" [Speech against Guy Verres. "About executions"]. In: Rechi: v 2 t. T. 1 [Speeches: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Nauka, 1993, рр. 110-166.
30. Cicero. O predostavlenii imperiya Gneyu Pompeyu [On Granting the Empire to Gnaeus Pompey]. In: Rechi: v 2 t. T. 1 [Speeches: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Nauka, 1993, рр. 167-186.
31. Cicero. Tri traktata ob oratorskom iskusstve [Three treatises on oratory]. Moscow, Nauka, 1999, 480 p.
32. Cicero. O zakonakh [On laws]. In: Dialogi. O gosudarstve. O zakonakh [Dialogues. On the state. On laws]. Moscow, Nauka, 1966, 223 p.
33. Lapshina I., Pershonkova E. Inzhenernyy vestnik Dona, 2021, no. 9, рp. 114-134.
34. Lapshina I.V, Zhidkova A. Yu. The diplomacy role when introducing the intellectual wars using the cognitive modeling. In: European Proceedings of Social and Behavioural Sciences. Vol. 116. Krasnoyarsk, ISO London Limited, 2021, рр. 27782789.
Статья поступила в редакцию 10 ноября 2022 г.
The article was submitted to the editorial office on November 10, 2022.
