Научная статья на тему 'Цитата и аллюзия в лексической структуре поэтических текстов И. Бродского'

Цитата и аллюзия в лексической структуре поэтических текстов И. Бродского Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
523
71
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The quotation and allusion in lexical structure of 1. Brodski’s poetical texts

The article treats the problem of the function of literary citations and allusions in the lexical structure of I. Brodski’s poetic cycle "Twenty sonnets to Mary Stewart". The author lays particular stress on the question of the identification of the citation by a reader and its role in the creation and the perception of the literary text.

Текст научной работы на тему «Цитата и аллюзия в лексической структуре поэтических текстов И. Бродского»

Но человеческая жизнь как бы "оживляется", становится значимой благодаря "деятельности", "горению" в творчестве,, причем творчестве не только поэта. Оно может быть во всем. Таким образом, утверждается мысль, что человек должен оставить свой индивидуальный след -создать свой неповторимый узор, доказательство своего бьпгия. В противовес холоду вечности, туману окружающего мира, року вечно текущего времени.

Как уже отмечалось, сквозные ключевые слова соотносятся с литературной традицией, литературными идеями эпохи. В нашем случае это связано с влиянием символизма на русскую поэзию начала XX в. Например, акмеисты начинали с того, что сравнивали себя с символистами, отделяя себя от них. В "Камне", безусловно, чувствуется влияние символизма (ср. мотивы "вечность", "Звезды", "туманность"; ассоциирование "жизни" со "свечой", "горением", также имевшим место у символистов).

Говоря о динамике творческого развития О.Э. Мандельштама, интересно рассмотреть стихотворение "Я не увижу знаменитой Федры...". В нем соединяется и пересекается несколько смысловых планов, стимулированных ключевыми словами. Это "игра", связанная с темой "театра" ("театр", "актеры", "рукоплескания", "рампа", "занавес", "афиша"), это "горение", соотнесенное с мотивами "творчества" и "я" лирического героя. "Оплывают свечи" (вспомним: "Мы все горим, как свечи" в "Лютеранине"), но, "расплавленный страданьем, крепнет голос", слышится "раскаленный слог". Это не только

голоса актеров, но голос самого поэта. Спадающие с плеч "классические шали" в тексте - прямая перекличка с "ложно классической шалью" Ахматовой из одноименного стихотворения. Этим подчеркивается присутствующая в стихотворении тема поэтического творчества, связанная с темой лирического "я", "автора", "поэта". Автор заключает: "Я опоздал на празднество Расина". Реализм О. Мандельштама проявляется в том, что в конце сборника он реально смотрит на мир, видит его несовершенство, принимает его и, одновременно, осознавая значение поэзии, поворачивается лицом к современной жизни (ср.: "Когда бы грек увидел наши игры...").

В целом концепты "вечность", "время", "творчество", "жизнь" оказываются тесно сопряженными со сквозными ключевыми словами сборника "Камень" и их ассоциативными полями. Например, "зечность" сопряжена с "холодом", окружающий мир - с "туманом". Так проявляется основная особенность межгекстовых ключевых слов - они отражают основную идею автора, его мироощущение.

Ассоциативные группы межтекстовых ключевых слов не только тесно взаимодействуют между собой, но и порождают другие ассоциаты, формирующие "ассоциативно-смысловую сеть в процессе развертывания текста".

Особое 'место в авторской концепции сборника отводится идее "связи" как основы мира. Благодаря этому подчеркивается мысль о неприятии человеческой разобщенности и разрыва связей между людьми.

Литература

1. Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама II Осип Мандельштам: Собр. соч. в 2 т. Т. 1. - М.: Худ. лит., 1990.. - С. 5-64.

2. Ахматова A.A. Листки из дневника II О.Мандельштам. Собр. соч. - М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. С. 7-28

3. Баевский B.C. История русской поэзии. - Смоленск: Русич, 1994. - 304 с.

4. Семенко И.М. Поэтика позднего Мандельштама. - М.: Ваш выбор ЦИРЗ, 1997. -. 144 с.

5. Болотнова Н.С. Краткая история стилистики художественной речи в России (к истокам коммуникативной стилистики текста). - Томск: Изд-во Том. Гос. Пед. ун-та, 1996. - 48 с.

6. Болотнова Н.С. Коммуникативная стилистика текста и ее особенности II Материалы Международного съезда русистов в Красноярске: В 2 т. Т. 1. - Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 103-105.

7. Болотнова Н.С. Лексическая структура художественного текста в ассоциативном аспекте. - Томск:1994. - 216 с.

8. Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. - Томск- изд-во Том. гос. ун-та, 1992. - 312 с. ^

9. Гинзбург Л.Я. О лирике. - М,: Интрада. -1997.

10. Лекманов O.A. Книга стихов как "Большая Форма" в русской поэтической культуре начала XX в. // 0. Э. Мандельштам. "Камень". - М.: ■ 1995.-16 с.

11. Мандельштам0,3.Сочинения.-М.:Худ.Лит. 1990.-Т. 1.-С.64.

12. Мандельштам О.Э. Гуманизм и современность II О. Мандельштам.Собр. соч. М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. - С. 286-288.

О. В. Орлова

ЦИТАТА И АЛЛЮЗИЯ В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ И. БРОДСКОГО

Интерес филологов (и лингвистов, и литературоведов) к проблеме чужого слова в художественном тексте остается стабильно высоким на протяжении последних десятилетий. В настоящее время эта проблема активно разрабатывается в русле семиотической теории "текста в тексте" и постмодернистских постулатов о принципиальной интертекстуальносш, "монтажносш" современной литературы.

Коммуникативный подход в современной стилистике обусловливает особую значимость исследования художественного текста с точки зрения адресата. Вследствие этого актуальной становится проблема адекватного понимания содержания литературного произведения. По мнению ЮМ. Лотмана, "отсутствие обшей памяти у адресанта и адресата делает текст недешифруемым"

О. А. Орлова. Цитата и аллюзия в лексической структуре поэтических текстов.

[6, с. 161]. Именно общее ядро информационных тезаурусов (знаний о мире) делает возможным понимание текста [см.: 3, с. 198; 1, с. 15-16; 7, с. 91]. Видимо, об этом И. Бродский образно говорил в Нобелевской лекции: 'Роман или стихотворение - не монолог, но разговор писателя с читателем. ..ив момент этого разговора писатель равен читателю... Равенство это - равенство сознания..." [2,с. 456].

Такое "равенство" при постижении поэзии Бродского труднодостижимо по многим причинам. Одна из них -максимальная насыщенность поэтических текстов Бродского литературными цитатами, аллюзиями, реминисценциями, что погружает читателя не только в диалог с поэтом, но и в разветвленный полилог, который автор ведет с другими культурами, мировоззрениями, этическими и эстетическими позициями, литературными традициями. Писатель, вводя в текст тот или иной элемент чужого слова, ориентируется на широту и глубину культурологических и литературных знаний читателя, способного, в идеале, не только "опознать" чужое слово, но и осмыслить его в семантической структуре авторского текста.

Значимость чужого слова в интепретационной деятельности читателя исключительно велика, так как фрагменты текста - источника цитаты или аллюзии, ассимилируясь в новом тексте, вступая в синтагматические и парадигматические связи с другими элементами этого текста, формируют новые смыслы. Шлейф ассоциаций, привнесенный в текст цитатой, вплетаясь в ассоциативную ауру текста, порождает новые ассоциации. Идентификация, "опознание" чужого слова в тексте возможны только при заимствовании, достаточно полном или частичном, каких-либо компонентов лексической структуры текста-источника. Как справедливо отмечает НА. Кузьмина: "Главное в цитате - воспризводимость материальной формы: цитата сохраняет свое качество до тех пор, пока' воспроизводима ее языковая оболочка" [4. с. 89].

Прямая цитата или скрытая аллюзия в поэтическом тексте Бродского, с одной стороны, - знак вхождения собственного творчества в мировую культурную парадигму, знак бытия автора в пространстве и времени культуры, но, с другой стороны, - всегда переосмысление, а часто - полемика с типом мироощущения автора текста -источника. Иногда автор "помогает" читателю идентифицировать цитату при помощи кавычек: ...Сюды

забрел я как-то после ресторана "

взглянуть глазами старого барана на новые ворота и в пруды.

Где встретил Вас. Ив силу этой встречи, и так как "все былое ожило в отжившем сердце ", в старое жерло вложив заряд классической картечи, я трачу, что осталось русской речи на Ваш анфас и матовые плечи...

("Двадцать сонетов к Марии Стюсрп ")

В данном контексте заключена в кавычки прямая, практически точная, цитата из Тютчева. Кавычки здесь несут двойную функциональную нагрузку: они маркируют чужое слово, но в то же время сигнализируют о несоответствии авторского чувства сентиментальной лирической окраске тютчевского стихотворения, высвечивают авторскую самоиронию.

Чаще прямые развернутые цитаты в поэтических текстах Бродского не выделяются кавычками, что говорит о принципиальном равноправии чужих контекстов в художественной ткани произведений поэта. Один из самых ярких примеров тому - прямое цитирование Бродским пушкинского "Я вас любил..." в поэтическом цикле "Двадцать сонетов к Марии Стюарт" (1974):

... Я вас любил. Любовь еще (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги. Все разлетелось к черту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее: виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! Все не по-людски! Я вас любил так сильно, безнадежно, как дай вам Бог другими - но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит - по Пармениду - дважды , сей жар в крови, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажоы коснуться- "бюст"зачеркиваю-уст!

Бродский здесь, как верно подмечает ЛМ Рагчин в статье "Иосиф Бродский: поэтика цитаты", отнюдь не пародирует классический текст, но нельзя согласиться с автором статьи в том, что эта цитата "не более чем "чужое слово", сигнализирующее о вхождении творчества Бродского в мировую традицию" [8, С. 40]. Основной принцип семантического построения данного сонета-контраст. Жизнеутверждающий пафос пушкинского "Я вас любил..." оборачивается у Бродского тотальным разрушением ("Все разлетелось к черту на куски!"), искреннее чувство подменяется грубым скепсисом. В отличие от лирического героя пушкинского стихотворения, лирический герой "Двадцати сонетов..." холоден и рассудочен. Там, где у Пушкина "душа" ("в душе моей угасла не совсем"), у Бродского "мозги" ("сверлит мои мозги"), там, где у Пушкина "любовь", у Бродского "просто боль", там, где у Пушкина возвышенное альтруистическое духовное чувство, у Бродского - гиперболизированный эгоизм. Шокирующее соположение в тексте цитируемых строк и грубо-фамильярной лексики ("сверлит мозги", "пломбы в пасти"), режущая слух аллитерация ("ширококостный хруст"), шутовское обыгрывание рифмующихся словоформ ("бюст" зачеркиваю - уст") "работают" на создание и все большее усиление по ходу текста яркой эмоциональной тональности ироничного скепсиса. Интеллектуальная самоирония в начале сонета (шутовской мотав самоубийства, на которое лирический герой не способен из-за своей излишней "задумчивости"), доходящая в финале до злорадного эгоистичного сарказма ("как дай вам Бог другими - но не даст!"), демонстрирует

принципиальную неадекватность высокого чистого любовного чувства, воспетого в известном стихотворении, мироощущению лирического героя цикла С другой же стороны, введение в текст циклы из Пушкина- знак тоски по идеалу, осознание трагичной невозможности достижения гармонии. Таким образом, данный текстовый фрагмент обретает двойное звучание: за фарсовой клоунадой стоит трезвое осознание трагичности бытия, за смехом и шутовством - страдающая личность. Как точно подмечает М. Лотман: "Крайний рационализм поэзии Бродского закономерно перерастает в свою противоположность: бесстрастная рассудочность вскрывает не уравновешенность чувств, не спокойное принятие мира, а тоску и отчаяние, страстное желание прорыва..." [5, с. 186].

На глобальном контрасте пушкинского жизнеутверждающего "сказочного" мироввдения и неприглядной, мрачной реальности, описываемой Бродским, основано одно из программных стихотворений поэта "Пятая годовщина (7 июня 1977)". Оно построено как "обратная стилизация" под пушкинское "Лукоморье". Точно воспроизводя ритмико-синтаксический рисунок вступления к 'Руслану и Людмиле", Бродский максимально актуализирует оппозицию двух миров-антиподов: сказочной, чудесной страны "Лукоморье" и страшной страны, из которой поэт был изгнан (пятой годовщине изгнания Бродского из СССР и посвящено стихотворение):

... Там в сумерках рояль бренчит в висках

бемолъю.

Пидэрак, вися в шкафу, там поедаем молью.

Оцепеневший дуб кивает лукоморью...

..Других примет там нет-загадок, тайн,

диковин.

Пейзаж лишен примет и горизонт неровен.

Там в моде серый цвет - цвет времени и

бревен...

Помимо прймого ритмико-сингаксического цитирования, Бродский актуализирует ассоциативно-смысловой контраст и на лексическом уровне. Во-первых, поэт вводит в свой текст ключевые для вступления к "Руслану и Людмиле" и значимые для русской культуры слова "дуб" и "лукоморье". А во-вторых, создает аллюзию-оппозицию пушкинской фразе 'Там чудеса, там леший бродит" ("Других примет там нет - загадок, тайн, диковин"). Таким образом, по ходу текста Бродский, заимствуя пушкинскую ритмику, все более усугубляет траге-дийно-мрачную тональность стихотворения, многократно усиливая тем самым глобальный контраст между торжеством добра в сказочном мире пушкинской поэмы и тотальным злом реальной действительности.

От цитаты как "точного воспроизведения какого-либо фрагмента чужого текста" аллювия как "намек на .. литературный факт, предположительно известный читателю" [9, с. 73], отличается большей степенью ассимиляции в "новой" тексте. Именно прочная "впаянность" аллюзии в лексическую, ритмико-синтаксическую, интонационную структуру ткани произведения является глав-

ной причиной особой сложности идентификации аллюзии как Чужого слова, а следовательно, и постижения смысла текста, содержащего аллюзию. Дело в том, что лексическая структура текста - источника аллюзии всегда модифицирована, усечена Иногда до одного-единстаенйого компонента, который и становится маркером чужого слова:

...Мы тоже

счастливой не составили четы. Она ушла куда-то в макинтоше.

('Двадцать сонетов к Марии Стюсрп") Данный текстовый отрывок содержит скрьпую аллюзию на строки из стихотворения "О доблестях, о подвигах, о славе..." А.Блока ('Ты в синий плащ печально завернулась, / В сырую ночь ты из дому ушла"). Сигналом аллюзии здесь становится глагол "ушла". 'Синий плащ", который у Блока является символом утраченной любви (недаром в стихотворении он упоминается два раза), Бродский заменяет макинтошем (редко употребляемое, не прижившееся в русском языке заимствование), демонстрируя этой заменой отчужденность лирического героя, его неспособность на истинное чувство.

Особый пласт цитат и аллюзий в поэзии Бродского связан с творчеством А. Ахматовой, знакомство с которой стало для поэта знаком неразрывности русской поэтической традиции. Но и с мировосприятием Ахматовой Бродский вступает в полемический диалог:

...язык, что крыса, копошится в соре, выпискивает что-то невзначай...

(\'Двадцать сонетов к Марии Стюарт ") Интерпретация данного контекста может бьпъ осуществлена только на основе декодирования скрытой аллюзии на хрестоматийные строки Ахматовой: .. .Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Видимо, этот ахмаговский контекст занимал одно из центральных мест в культурном тезаурусе поэта, так как именно о нем он упоминает в Нобелевской лекции: "Стихи, по слову Ахматовой, действительно растут из сора, корни прозы - не более благородны" [2, с. 454]. Элементом, маркирующим аллюзию в приведенном выше отрывке, становится лексема "сор". Однако если Ахматова говорит о жизнеутверждающей силе искусства, способного к творческому преобразованию "сора жизни", то Бродский с изрядной долей самоиронии, свойственной всему поэтическому циклу "Двадцать сонетов к Марии Стюарт", подвергает ахмаговскую возвышенность шутовскому травестированию, сравнивая свой поэтический дар с крысой, копошащейся в "соре бытия". Но внимательный читатель, могущий осмыслить данный микроконтекст в масштабе контекста всего творчества поэта, для которого этическим и эстетическим идеалом являются язык, поэзия, словесность как таковая [см.: 7, с. 94-97], увидит за ироническим скепсисом автора его мучительные сомнения в возможности гармонизации бытия, даже в поэтическом творчестве.

Таким образом, осознание эстетической и семантической значимости цитат и аллюзий в лексической струк-

и

О. А. Орлова. Цитата и аллюзия в лексической структуре поэтических текстов.

туре поэтических текстов Бродского, постижение смы- ватному пониманию содержания поэтического слов и ассоциаций, привнесенных чужим словом в текст произведения, и порожденных им в тексте, приближает читателя к адек-

Литература

1. Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. - Томск, 1992.-312 с,

2. Бродский И. Форма времени: В 2 т. Т. 2. - Минск, 1992.

3. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. — М., 1981. — 366 с.

4. Кузьмина H.A. Цитата в научном и художественном тексте II Художественный текст: единицы и уровни организации. - Омск, 1991. — С. 85-98.

5. Лотман М.Ю. Послесловие: И. Бродский. Стихи разных лет II Дружба народов. -1998. - № 8. - С. 184-186.

6. ЛотманЮ.М. Текст и структура аудитории //Избранные статьи.-Таллин, 1992.-Т. 1.-С. 161-167.

7. Орлова О.В. О роли информационного тезауруса личности в восприятии художественного текста (на материале поэзии И. Бродского) II Проблемы развития речевой культуры педагога. - Томск, 1997. - С. 90-97.

8. Ранчин A.M. Иосиф Бродский: поэтика цитаты. II Русская словесность. -1998. - № 1. - С. 36-41.

9. Фоменко И.В. Цитата. II Русская словесность. -1998. - № 1. - С. 73-77.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.