CC BY
29УДК 316.472.4
ЦИФРОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ И ФОРМЫ «НЕАУТЕНТИЧНОЙ ЖИЗНИ»*
Е.Г. Цуркан
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Идея того, что технологии способны радикальным образом изменять формы человеческого бытия, получила широкое распространение в философской мысли. Технические революции всегда приводят к появлению как экзальтированных визионеров-утопистов, восторгающихся техническими новшествами, так и технофобов, акцентирующих свое внимания на тех рисках, что несут в себе технические инновации. К последним, в частности, относится Мартин Хайдеггер, опасавшийся, что развитие техники приведет к развитию форм «неаутентичной жизни», таких как «болтовня» и «любопытство». Так же к технофобам следует отнести Жана Бодрийяра, полагавшего, что цифровая техника стирает различие между реальным и виртуальным, что может привести к «исчезновению человека». Анализу данных концептов в контексте цифровых технологий посвящена данная статья.
Ключевые слова: любопытство, болтовня, симулякр, техника, Интернет.
Гипотеза, состоящая в том, что техника способна изменять и актуально изменяет бытие человека, часто наталкивается на два типа возражений. Первый состоит в утверждении некоей неизменной «человеческой природы», под которой подразумевается не только биологическое тело и психика, но и «сущность» человека. Человек действительно обладает определенной физиологией и психической конституцией, однако, если учесть, что язык
* Публикация подготовлена в рамках деятельности выдающейся научной школы МГУ имени М.В. Ломоносова «Трансформации культуры, общества и истории: философско-теоретическое осмысление» и при поддержке РФФИ № 18011-00980 «"Социальная эволюция" и "прогресс" как категории номотетиче-ского познания».
© Цуркан Е.Г., 2019
предполагает общество, гораздо более вероятно, «что человек или, скорее, его предок стал сначала социальным, а затем уже человеческим существом» [1, с. 110]. Иными словами, человек -это социальный продукт. С изменением окружающей социальной среды неизбежно меняется и сам человек, а техника является неотъемлемым элементом современных обществ. Таким образом, если эволюция техники приводит к изменению общественного устройства, меняется и сам человек. Второй тип возражений заключается в том, что сами по себе технические инновации не несут никакого послания и не имеют никаких потенциалов, важно лишь то, как их используют. То есть необходимо сместить фокус исследования с «сущности» той или иной технологии, на конкретные эмпирические примеры ее использования. Подобную точку зрения Маршалл Маклюэн называет «глас современного сомнамбулизма»: «Представьте, что мы сказали бы: "Яблочный пирог сам по себе не хорош, не плох; его ценность определяется тем, как его используют"» [2, с. 13]. Тем не менее, установление прямой и односторонней каузальной связи между техническим прогрессом и изменением социального устройства, а вместе с тем и бытия человека, является проблематичным.
Понятие те^п (греч. «ремесло», «искусство»), от которого произошло слово техника (те^коу - букв. относящееся к те^п), разрабатывалось в работах Аристотеля, где трактовалось довольно широко. «Во-первых, те^п - название не только ремесленного мастерства, но также высокого искусства и изящных художеств» [3, с. 311], в том числе поэзии. В то же время, те^п - это особый род познания, отличный от теоретической ¿лшт^цп. Различению этих понятий посвящены главы 3 и 4 в VI книге «Никомаховой этики» [4, а 174-176]. Разница между те^п и ¿лют^цп заключается в том, что ¿лют^цп - это научное познание, то есть неизменное знание о вечных законах, «...то, что составляет предмет научного знания (Ш episteton), существует с необходимостью, а значит, вечно, ибо все существующее с безусловной необходимостью вечно, вечное же не возникает и не уничтожается» [4, а 175]. В то время как те^п имеет дело с областью изменчивой, находящейся в становлении: «Вся-
кое искусство имеет дело с возникновением, и быть искусным -значит разуметь (theorein), как возникает нечто из вещей, могущих быть и не быть и чье начало в творце, а не в творимом (курсив мой. - Е.Ц.)» [4, c. 176]. Выделенное курсивом место отсылает нас к учению о 4 причинах: целевая причина техники находится в голове (душе) творца. Природный объект тоже находится в становлении: из желудя вырастает дуб, из семени -цветок. Но это не техника, поскольку целевая причина цветка -в нем самом. Так Аристотель выделяет технику как особый объект и, вместе с тем, особый вид познания. x8%vn - это продуктивное знание (знание как), умение делать что-то такое, что не дано природой налично. «x8%vn раскрывает то, что не само себя производит, еще не существует в наличии, а потому может выйти и выглядеть и так и иначе» [3, с. 312]. Хайдеггер приходит к выводу о том, что техника - это вид раскрытия потаенности. Следовательно, для Хайдеггера, сущность техники находится в отношении зависимости к человеческому присутствию (Dasein). Однако, в той же главе Аристотель отделяет технику от человека при помощи различения творчества (poiesis) и поступка (praxis). Не смотря на то, что целевая причина техники находится в творце, совершенство технического объекта находится в нем самом, чего нельзя сказать относительно добродетельных поступков. Относительно этого различения у Аристотеля Феохарий Кессиди пишет: «Поступок внешне (и по объективным последствиям) добродетельный не является таким, если он не сопровождается соответствующим намерением» [4, c. 21]. Таким образом, уже Аристотель выделяет технику в качестве объекта, предстоящего человеку.
Техника - является творением рук человеческих; объективацией человеческого проекта; производной от сознательной человеческой деятельности - труда. Без человека техника, безусловно, не имеет значения, по крайней мере до тех пор, пока не появится искусственное сознание. Тем не менее, техника, будучи созданной, предстает, а иногда даже противостоит человеку. Техника, являясь творением рук человеческих, обособляется от человека, несет в себе определенный посыл, потенциалы и возможности, вне зависимости от того, как ее используют. Под-
линные технические инновации, внедряясь в человеческие практики, революционно меняют социальный уклад и способы производства материальной жизни общества. Изменение социального уклада меняет человеческие практики, вслед за чем меняется сам способ мышления. «Не нужно быть технологическим детерминистом, чтобы понять, что технологический ландшафт определяет наше мышление и поведение» [5, а 39]. Техника влияет на человека едва ли меньше, чем человек на технику. Речь идет о взаимообратимом соотношении: человек конструирует техническую среду, техническая среда конструирует человека. Будучи объективацией человеческого проекта, техника может действовать вопреки воле человека, как минимум потому, что человек не может видеть всех последствий внедрения в производство той или иной технической инновации. Даже самый мудрый Махараль из Праги рано или поздно теряет контроль над своим Големом, из-за чего еврейскому алхимику приходится уничтожить свое детище, но данный вид критики мы предоставим луддитам.
Современный человек живет в сконструированной технической среде, сложность которой постоянно возрастает. Поэтому техника не только требует от человека постройки определенной инфраструктуры, чтобы использовать технику, но и меняет мировоззрение человека, его способ понимать себя и мир вокруг себя. Например, изобретение и внедрение в социальную практику парового двигателя и конвейера привело к появлению промышленного способа производства, который подразумевает определенную инфраструктуру, мировоззрение, антропологическую модель. В качестве примера человека, обладавшего «машинным мировоззрением», можно привести знаменитого архитектора Ле Корбюзье, мечтавшего о строительстве «машин для жилья» [6]. Видимо, подразумевалось, что в машинах для жилья и жить будут машины. Техника в данном случае предоставляет определенный набор метафор, использованных с целью изучения человеком самого себя. В философии, поэзии, живописи, наконец, общественных институтах конца XIX - середины XX в., заметен след метафорики тяжелой индустрии.
Такие глобальные технические инновации, как книгопечатание, паровой двигатель, электрификация, будучи введенными в производство, радикально меняют не только человеческий жизненный уклад, но и человеческое мировоззрение. К глобальным инновациям, без сомнения, относится и интернет. На смену описанной Маклюэном «галактики Гутенберга» приходит «галактика интернет» [7].
Революционные изменения, происходящие в обществе, всегда порождают как экзальтированных утопистов-визионеров, с восторгом приветствующих новое (в случае с цифровой техникой к таким можно отнести пророков технологической сингулярности и трансгуманистов), так и технофобов-алармистов, полагающих, что нововведения погубят человечество и окончательно разрушат человеческое бытие. Речь в данной статье пойдет именно о последних.
Одним из мыслителей, высказывающих параноидальное недоверие к цифровому миру, является Жан Бодрийяр. В одной из своих последних работ, выпущенных в январе 2007 г.1, он пишет: «Благодаря неограниченному развитию технологий - как ментальных, так и материальных - человек способен реализовать до конца свои возможности, и в то же время ускользнуть, оставив искусственный мир, исключающий человека» [8]. Дело в том, что, по мнению французского философа, мир цифровых технологий отказывается играть с человеком в различия. Если симулякр первого порядка - «подделка» или «автомат» - черпал свое бытие в схожести с тем, что он подделывал, то уже симу-лякр второго порядка - «производство» или «робот» - отказывается от игры в подлинность/неподлинность, так как робот занят работой. Однако робот, несмотря на отказ от подлинности, все-таки отсылает нас к какому-то материальному производству, в то время как, симулякр третьего порядка - «симуляция» - отсылает нас только к самому себе [9].
Таким образом оцифровывание мира приводит к сглаживанию, становлению в качестве одномерного. Все в равной степени допускается к тому, чтобы быть. Игра различий между под-
1 В марте этого же года Жан Бодрийяр скончался.
линными и неподлинным больше не имеет никакого смысла, виртуальность становится единственной реальностью, тем самым снимая вопрос о себе и своей природе. Симулякр, как копия, не отсылающая нас к оригиналу, вполне может существовать и без оригинала [10]. Человеческая реальность в качестве бытия, «которое есть то, чем не является, и которое не есть то, чем является» [11, с. 136], не может больше черпать различия из гладкого ризоматичного мира, соответственно, единственным критерием человеческого бытия в качестве такового становится эффективность, а по этому критерию мы проигрываем технике. То есть, если эффективность стала бы единственным критерием бытия человека, то «наши тела, оказались бы не более, чем фантомной конечностью, слабым звеном, детской болезнью технического аппарата, который властвует над нами издалека (тогда мысль, в свою очередь, стала бы детской болезнью Искусственного Интеллекта, человеческое существование - детской болезнью машины, а реальность - детской болезнью виртуальности)» [8] . Более того, в мире, лишенном различий, исчезает потребность в диалектической борьбе противоположностей как движущего механизма истории, а в этом случае мир становится таким местом, «где вещам, чтобы существовать, не нужны более их противоположности, где свет более не нуждается в тени, где женщины не нуждаются в мужчинах (или наоборот?), где добро не нуждается во зле - где мир больше не испытывает нужды в нас» [8].
Разберем переход от аналогового способа передачи информации к цифровому на примере фотографии. Если аналоговая фотография отсылала нас к некоторому фрагменту реальности, как бы выхваченному из нее, и имела под собой негатив, как удостоверение соотносимости с миром, то цифровая фотография отсылает нас только к самой себе. Цифровая фотография способна к неограниченной репликации, монтажу и фильтрации, ее никак нельзя назвать озабоченной по поводу реальности изображенного на ней объекта. За счет этого исчезает та, необходимая для игры в подлинность/неподлинность, дистанция между фотографией и миром. Раньше проявление фотографии представляло собой некоторый алхимический процесс, когда из негатива в фотолабора-
ториях, где горит красный свет, фотограф проявляет на белых листах бумаги, погружая их в воду, фрагменты мира. В этом процессе существует некоторый саспенс, игра. Цифровая фотография не оставляет ни временного, ни пространственного зазора между снимком и его проявлением. То же можно сказать и о музыке, которая тоже способна к бесконечной репликации и ремиксу, и о кино, снимающемся на фоне хромакея. В конце концов, если между пластинкой и кинопленкой разница была очевидна, то между различным расширением одинакового бинарного кода -разница весьма относительна.
Обозначенные нами антропологические и онтологические трансформации выливаются в социальном взаимодействии в феномены, обозначенные Хайдеггером, как «любопытство» и «болтовня».
Болтовня (или, в переводе Бибихина - «толки») - это одна из форм «неаутентичной жизни», которая характеризуется тем, что речь «не требует больше внешней легитимации со стороны событий ... она сама создает событие ... оправдываемое исключительно тем фактом, что оно происходит» [12, с. 92]. Или, как сказал сам Хайдеггер: «В меру средней понятности, уже лежащей в проговариваемом при самовыговаривании языке, сообщаемая речь может быть широко понята без того чтобы слушающий ввел себя в исходно понимающее бытие к о-чем речи» [13, с. 168]. То есть болтовня способна не отсылать ни к чему, кроме самой себя, что означает кризис рефернциальной парадигмы языка. В социальных сетях данная форма неаутентичной жизни превращается в производство и торговлю фэйками, к которым относятся как «фейк ньюс», так и боты, использующиеся для накрутки активности.
Сеть заключает в себе огромный демократизирующий и эмансипационный потенциал, позволяющий ранее угнетенным группам добиться гласности, привлекая к локальным проблемам своей социальной группы внимание большого количества людей. Эмансипируется производитель нематериальных благ, то есть малоизвестным авторам музыкальных композиций, живописи, литературы, больше не нужно проходить через фильтр редакционных советов, продюсерских центров, наконец, цензуры.
Современный автор выходит к потребителям напрямую, более того, получает мгновенный отклик потребителей на свое творчество. В этом заключается великое завоевание интернета, вместе с тем содержащее в себе определенные риски. Интернет не работает по принципу «открытого микрофона», когда каждый желающий может выступить перед публикой, потому что принцип открытого микрофона, не смотря на всю свою демократичность, не подразумевает одновременного и равнозначного участия всех собравшихся. Интернет скорее работает по принципу «открытых микрофонов», где нет деления на публику и выступающего, все присутствующие расположены на сцене и, одновременно, в зрительном зале, более того, у каждого есть микрофон. При таком положении вещей будут услышаны либо наиболее голосистые и эпатажные, либо люди имеющие средства для создания фиктивной активности на своих ресурсах. Частично эта проблема может быть решена при помощи модера-ции, но не может быть полностью исчерпана, поскольку продуцируется самой интернет-средой.
Даровая (свободная) форма информационного обмена существенно интенсифицирует темп производства информации. Информация, поступающая в общий доступ в таких количествах упраздняет саму себя. Провести важную для реципиента информации дистинкцию «важная/неважная» оказывается все более трудно, поскольку дистинкция «важная/неважная» подразумевает вертикаль, а в интернете пространство представляется гладким и горизонтальным. Так вместо «хора солистов» мы получаем хайдеггерианскую «болтовню».
Оговоримся, что, не смотря на то, что сетевая логика навязывается интернет-пользователю в качестве правил игры, он не обязан ей подчинятся. В сети действительно много талантливых и оригинальных людей, которые не были бы услышаны, если бы интернета или его аналога не существовало.
Любопытство - это другая форма «неаутентичной жизни», которая заключается в поверхностном и праздном оглядывании того, что происходит вокруг. Для Хайдеггера важна реальная заинтересованность человека в мире, забота о нем («озабоченность»), которая может реализоваться только в труде. Избавле-
ние от труда, который, согласно марксистской традиции, является родовой сущностью человека, заставляет «усмотрение» (необходимое в трудовой деятельности) «питаться чем угодно: фактом или событием, сведенным, однако, к спектаклю» [12, с. 94], тем самым превращая его в любопытство. Для Хайдеггера в любопытстве таится радикальное отстранение от мира, смерть перспективы: любопытный «дает захватить себя единственно тем, как выглядит мир» [13, с. 172]. Более того «высвободившееся любопытство озабочивается видением ... только чтобы видеть» [13, с. 172]. Любое изображение (как статичная фотография, так и динамичное видео), равно как и звуковой образ может быть оцифрован и помещен в открытый доступ, что уничтожает дистанцию, помещая любую вещь на расстоянии взгляда. Любопытный не имеет желания проникать внутрь вещей, удовлетворяясь беглым взглядом, блужданием по гиперссылкам.
Для Хайдеггера, жившего в эпоху технической воспроизводимости объекта, то есть в мире симулякров второго порядка, любопытство и болтовня - это формы неаутентичной жизни, подразумевающей под собой другие вполне достижимые формы жизни аутентичной, в то время как для Бодрийяра, жившего в эпоху технической воспроизводимости образа объекта, любопытство и болтовня - это способ взаимодействия с миром, заявляющий себя в качестве единственного, поглощающий и вытесняющий все остальные. Мир, описанный Бодрийяром - это мир эрзацев, цитат, компиляций, коллажирования, эклектики и синкретизма, полной потери возможности «бытия-в-мире». Согласно Бодрийяру, подобную ситуацию может изменить лишь катастрофа. Хайдеггер же пишет: «Угроза человеку идет даже не от возможного губительного действия машин и технических аппаратов. Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе. Господство по-става грозит той опасностью, что человек окажется уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины» [3, с. 324]. Но вслед за этим цитирует Гельдерлина: «Но где опасность, там вырастает и спасительное» [3, с. 324].
Антиутопический способ ответа на «вопрос о технике» часто апеллирует к консервативной идее, что технический прогресс
разрушительно воздействует на сущность человека. Техника, и интернет как техническая инновация, отрывает человека от более ранних, следовательно, более аутентичных форм бытия в мире. Болтовня больше не отсылает нас к вещам, а любопытство переводит все вещи из подручного в наличное, помещая их на расстоянии беглого незаинтересованного неозабоченного взгляда. Под этим любопытствующим взглядом мир сглаживается и становится одномерным. Человеческому бытию больше неоткуда черпать различия, подлинные экзистенциалы Dasein подменяются неаутентичными формами жизни das Man. Иными словами, техногенное наукоемкое производство материальных и нематериальных благ вместе с тем оказывается производством форм «неаутентичной жизни». Техника, по мысли технофобов, отчуждает нашу самость и уничтожает бытийные структуры на которых эта самость основывалась.
Библиографический список
1. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Феникс: Междунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. 528 с.
2. Маклюэн М. Понимание медиа: Внешние расширения человека. М.: Кучково поле, 2014. 464 с.
3. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. СПб.: Наука, 2007. С. 306-330.
4. Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983. 830 с.
5. СтэндингГ. Прекариат: новый опасный класс. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. 328 с.
6. Корбюзье Л. Новый дух в архитектуре. М.: Strelka Press, 2017. 120 с.
7. Кастельс М. Галактика Интернет: Размышление об интернете, бизнесе и обществе. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 328 с.
8. Бодрийяр Ж. Почему все еще не исчезло? // Частный корреспондент. 2016. 29 авг. URL:
http://www.chaskor.ru/article/zhan_bodrijyar_pochemu_vse_eshche_ ne_ischezlo_40860 (дата обращения: 27.08.2019).
9. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет: КДУ, 2009. 389 с.
10. Делёз Ж. Логика смысла. М.: Академ. проект, 2011. 472 с.
11. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М.: АСТ, 2017. 928 с.
12. Вирно П. Грамматика множества: к анализу форм современной жизни. М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. 144 с.
13. ХайдеггерМ. Бытие и время. М.: Академ. проект, 2013. 448 с.
DIGITAL TECHNOLOGIES AND FORMS OF «INAUTHENTIC LIFE»
E.G. Tsurkan
Lomonosov Moscow State University
The idea that technology is capable of radically changing the forms of human being has become widespread in philosophical thought. Technical revolutions always lead to the emergence of exalted visionaries, who are enthusiastic about technical innovations, and technophobes, who focus on the risks that technical innovations entail. Martin Heidegger feared that technology would lead to the development of forms of «inauthentic life», such as «idle talk» and «curiosity». Jean Baudrillard believed that digital technology erases the distinction between real and virtual, which can lead to the «disappearance of man». This article is devoted to the analysis of these concepts in the context of digital technologies.
Keywords: curiosity, idle talk, simulacrum, technology, Internet.
