CC BY
146
известия вгпу. филологические науки
7. Футкарадзе Н.Д. Общие характеристики церковной проповеди как жанра религиозного дискурса [Электронный ресурс] // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. A.C. Пушкина, 2010. URL: https:// cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-leningradskogo-gosu darstvennogo-universiteta-im-a-s-pushkina (дата обращения: 10.01.2019).
8. Шафеева O.A. Проповедь как дидактический жанр [Электронный ресурс]. URL: https://pglu.ru/ upload/iblock/f29/uch_2008_v_00045.pdf (дата обращения: 11.01.2019).
9. Das Gebendes Zehnten [Electronic resource]. URL: http://www.fcg-zwickau.de/Texte_und_Themen. 11.0.html (дата обращения: 10.01.2019).
10. Ist Gott für uns oder für sich? [Electronic resource]. URL: https://www.desiringgod.org/messa-ges/is-god-for-us-or-for-himself--2?lang=de (дата обращения: 10.01.2019).
11. Vorbereitung für Erweckung [Electronic resource]. URL: https://www.gebetskreistelfs.com (дата
обращения: 10.01.2019).
* * *
1. Bobyreva E.V. Zhanrovoe prostranstvo reli-gioznogo diskursa. Strukturirovanie zhanrov // Religi-oznyj diskurs: cennosti, zhanry, yazykovye harak-teristiki: monogr. Volgograd: Peremena, 2007.
2. Bobyreva E.V. Religioznyj diskurs: cennosti i zhanry // Znanie. Ponimanie. Umenie. 2008. № 1. S. 162-167.
3. Bobyreva E.V. Intertekstual'nost' propovedi kak zhanra religioznogo diskursa [Elektronnyj resurs] // Grani poznaniya: elektron. nauch.-obrazovat. zhurn. 2015. № 5(39). URL: http://grani.vspu.ru/files/publi cs/1438437186.pdf (data obrashcheniya: 05.02.2019).
4. Karasik V.I. Religioznyj diskurs // Yazykovaya lichnost': problemy lingvokul'turologii i funkcional'noj semantiki: sb. nauch. tr. Volgograd: Peremena, 1999. S. 5-19.
5. Karasik V.I. Struktura institucional'nogo diskursa // Problemy rechevoj kommunikacii: mezhvuz. sb. nauch. tr. Saratov: Izd-vo Saratov. un-ta, 2000. S. 25-33.
6. Mechkovskaya N.B. Yazyk i religiya. M.: FAIR, 1998.
7. Futkaradze N.D. Obshchie harakteristiki cer-kovnoj propovedi kak zhanra religioznogo diskursa [Elektronnyj resurs] // Vestn. Leningr. gos. un-ta im. A.S. Pushkina, 2010. URL: https://cyberleninka. ru/journal/n/vestnik-leningradskogo-gosudarstvenno go-universiteta-im-a-s-pushkina (data obrashcheniya: 10.01.2019).
8. Shafeeva O.A. Propoved' kak didakticheskij zhanr [Elektronnyj resurs]. URL: https://pglu.ru/up-load/iblock/f29/uch_2008_v_00045.pdf (data obrashcheniya: 11.01.2019).
The specifics of the sermon
as a genre of the religious discourse
(as applied to the texts in German)
The article deals with the specificity of preaching as one of the genres of the religious discourse. The authors show that the sermon is one of the secondary genres of the religious discourse; it can be represented both orally and in written form. It is concluded that, from the point of view of its construction, development and functioning, the sermon is a specific pattern of communication.
Key words: religious discourse, institutional discourse, secondary genre, sermon, persuasiveness, didactic orientation.
(Статья поступила в редакцию 11.02.2019)
е.н. горбачева
(Астрахань)
цифровая дипломатия VS традиционная дипломатия с позиций дискурсивной перформативности
(на материале
англо- и русскоязычных
дипломатических заявлений)
Рассматриваются способы манифестации перформативности как коммуникативной фактуа-лизации явлений и языкового осуществления поступка применительно к традиционной дипломатии и ее разновидности - цифровой дипломатии, появление которой обусловлено тем, что процесс дигитализации в настоящее время начал активно охватывать разные сферы коммуникации. Исследование проводится на материале дипломатических заявлений, размещенных в соцсе-тях и на официальных сайтах МИД РФ и Госдепартамента США.
Ключевые слова: цифровая /традиционная дипломатия, дискурсивная перформативность, коммуникативный поступок, дипломатическое заявление.
Процесс дигитализации, охвативший в настоящее время многие сферы деятельности человека, предоставил субъектам дипломатического дискурса новый и не свойственный для
О Горбачева E.H., 2019
ЯЗЫ1КОЗНАНИЕ
традиционной дипломатии способ коммуникации - социальные сети, блоги и другие ме-диаплощадки в сети Интернет - и способствовал появлению так называемой цифровой, или электронной, дипломатии. Впервые получившая свое развитие в США в 2002-2003 гг. при администрации Джорджа Буша-младшего [2, с. 214], цифровая дипломатия стала новым видом публичной дипломатии, называемой также интернет-дипломатией, дипломатией социальных сетей и публичной дипломатией Веб 2.0 [4, с. 84]. В настоящее время средствами цифровой дипломатии осуществляется реализация практически всех внешнеполитических целей и оказывается влияние на зарубежную аудиторию [3, с. 220, 222].
Если речевые произведения традиционной дипломатии относятся преимущественно к дипломатическому дискурсу, в определенной мере сочетающемуся с политическим, то цифровая дипломатия как дискурс представляет собой полидискурсивное образование, включающее в себя характеристики дипломатического, политического, медийного и персонального видов дискурса. Данный факт обусловливает специфику проявления перформативно-сти в дискурсах цифровой и традиционной дипломатии. Отметим, что под перформативно-стью в широком смысле мы понимаем коммуникативную фактуализацию явлений действительности, иными словами, конституирование фактов посредством высказываний; в узком смысле перформативность означает языковое осуществление поступка [1, с. 7]. Наше исследование направлено на изучение способов манифестации перформативности на примере речевого жанра дипломатического заявления. Материалом исследования послужили дипломатические заявления, размещенные в социальных сетях и на официальных сайтах МИД РФ (www.mid.ru) и Госдепартамента США (www.state.gov). Поскольку заявления, размещенные на данных сайтах, дублируют официальные заявления представителей дипломатической службы россии и США, мы рассматриваем их как речевой жанр традиционного дипломатического дискурса.
В традиционном дипломатическом дискурсе заявление относится к официальной документации, в нем фактуализируются различные аспекты отношений между государствами (согласие, взаимопонимание, стремление к взаимопомощи, либо, напротив, противоречия, недопонимание и т. п.) посредством выражения одобрения / неодобрения, согласия /
несогласия, предостережения, призыва, критики и др.
Согласие или стремление к нему в межгосударственных отношениях (либо в каком-либо их аспекте) фактуализируется, прежде всего, посредством речевого акта одобрения:
The United States welcomes President Ghani's offer of a temporary ceasefire between the Government of Afghanistan and the Taliban to allow the Afghan people to celebrate Eid al-Fitr without fear of violence. This ceasefire further demonstrates the Afghan government's commitment to explore ways to end the conflict. This ceasefire follows the Afghan Ulema Council's call for the Taliban to end their campaign of violence against the Afghan people and government. The Afghan government's offer of a temporary ceasefire underscores its commitment to peace as both a national and religious responsibility. We stand with the Afghan people as they lay the foundation for an Afghan-owned and Afghan-led peace process (из заявления Госдепартамента США от 7 июня 2018 г.).
Американская сторона в данном заявлении выражает одобрение инициативы президента Афганистана Ашрафа Гани по временному прекращению огня между правительственными войсками и движением «Талибан». Одобрение выражено косвенно, с помощью глаголов с семантикой приветствия и поддержки (The United States welcomes; We stand with the Afghan people).
В следующем примере манифестация факта стремления к согласию в международных отношениях осуществляется посредством императивов:
В складывающихся условиях настоятельно необходимо сохранять хладнокровие, воздерживаться от каких-либо действий, ведущих к дальнейшей эскалации напряженности.
Призываем все заинтересованные стороны незамедлительно вернуться к диалогу и переговорам как единственно возможному способу комплексного урегулирования проблем Корейского полуострова, включая ядерную (из заявления МИД РФ от 3 сентября 2017 г.).
в данном примере российская сторона выражает заинтересованность в снижении напряженности между сторонами, вовлеченными в межкорейский конфликт. В первом абзаце используется имплицитный императив (необходимо сохранять...; воздерживаться...), во втором - прямой призыв к переговорам.
Спектр речевых действий, фактуализиру-ющих те или иные противоречия в межгосу-
ИЗВЕСТИЯ ВГПУ. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
дарственных отношениях, представляется более широким:
Выражаем решительный протест в связи с принятым рядом стран-членов ЕС и НАТО решением о высылке российских дипломатов (из заявления МИД РФ от 26 марта 2018 г.).
несогласие с санкционной политикой стран ЕС и НАТО, затрагивающей дипломатическую сторону международных отношений после инцидента с отравлением Сергея и Юлии Скрипаль в г. Солсбери, репрезентируется в данной части заявления с помощью эксплицитного перформатива выражаем... протест, перлокутивный эффект которого усиливается за счет эпитета решительный. Данное заявление является примером фактуа-лизации противоречий между Великобританией, инициирующей дипломатические санкции, и стран, поддержавших ее, с одной стороны, и Россией - с другой.
Далее в этом заявлении находим речевые акты неодобрения и критики, также фактуа-лизирующие противоречия в указанных отношениях:
Рассматриваем данный шаг в качестве недружественного и не отвечающего задачам и интересам установления причин и поиска виновных в инциденте, произошедшем 4 марта с. г. в г. Солсбери. Провокационный жест пресловутой солидарности с Лондоном этих стран, пошедших на поводу у властей Великобритании в т. н. «деле Скрипалей» и не удосужившихся разобраться в обстоятельствах случившегося, является продолжением конфронтационной линии на эскалацию ситуации.
Неодобрение санкционной политики выражается в рассмотренном примере российской стороной имплицитно, посредством слов и словосочетаний с отрицательной оценочно-стью (прилагательное недружественный; словосочетания провокационный жест, пресловутая солидарность, пошедший на поводу, не удосужившийся разобраться, конфронтаци-онная линия, эскалация ситуации).
Выдвигая огульные обвинения в адрес Российской Федерации в отсутствие объяснений произошедшего и отказываясь от предметного взаимодействия, власти Великобритании де-факто заняли предвзятую, ангажированную и лицемерную позицию. Критика действий Великобритании российской стороной выражается с помощью прилагательных с отрицательной оценочностью (огульный, предвзятый, ангажированный, лицемерный), а также рациональных аргументов, позволяющих предположить, что Великобритания не наце-
лена на сотрудничество с россией в решении «дела Скрипалей» (в отсутствие объяснений, отказываясь от предметного взаимодействия, де-факто заняли... позицию).
Способом фактуализации определенных противоречий и / или напряженности в межгосударственных отношениях также можно считать речевой акт осуждения:
The United States condemns the fraudulent election that took place in Venezuela on May 20. This so-called "election" is an attack on constitutional order and an affront to Venezuela's tradition of democracy (из заявления Госдепартамента США от 21 мая 2018 г.);
14 апреля США вместе с Великобританией и Францией в грубейшее нарушение Устава ООН совершили акт агрессии против Сирийской Арабской Республики, нанеся по ее территории массированные ракетные удары. <... > Решительно осуждаем вооруженную агрессию против Сирии (из заявления МИД РФ от 14 апреля 2018 г.).
Осуждение в англо- и русскоязычном дипломатическом дискурсе (в частности, в данных примерах) имеет прямую манифестацию в виде эксплицитного перформатива (The United States condemns; решительно осуждаем).
Официальный характер заявления в традиционном дипломатическом дискурсе определяет его высокое качество как коммуникативного поступка: демонстрируя позицию целого государства, авторы дипломатического заявления осознают собственную ответственность за его последствия. Посредством дипломатического заявления субъект (в данном случае имеется в виду не непосредственный составитель документа, а все дипломатическое ведомство, выступающее от лица государства) осуществляет устанавливающую перформа-тивную стратегию (заключается в статусном самоопределении), а именно позиционирует себя как приверженца ценностей дипломатического дискурса. Рассмотрим самые основные из данных ценностей.
• Соблюдение достигнутых договоренностей по определенным вопросам:
The United States stands ready to partner with Iraqi leaders as we continue to build a long-term relationship of cooperation and friendship between our two nations - a strategic partnership based on the Strategic Framework Agreement that will contribute to stability in the region and growing peace and prosperity in Iraq (из заявления Госдепартамента СшА от 12 мая 2018 г.);
Российская Федерация подтверждает свою приверженность Договору о СНВ. При этом Российская Федерация настоятельно
призывает США продолжить конструктивный поиск взаимоприемлемых решений в отношении проблем, связанных с переоборудованием и исключением из расчета средств СНВ, а также любых других вопросов, которые могут возникать у сторон в контексте выполнения положений Договора о СНВ (из заявления МИД РФ от 5 февраля 2018 г.).
Указанная ценность актуализируется в обоих примерах посредством комиссивов (The United States stands ready to partner with Iraqi leaders; Российская Федерация подтверждает свою приверженность Договору о СНВ), а в русскоязычном заявлении - еще и с помощью призыва американской стороны к соблюдению договоренности.
• Уважительное отношение к позиции и интересам других государств и народов, соблюдение их суверенитета:
The United States is deeply concerned about today's escalation of violence over Israel's border and strongly supports Israel's sovereign right to defend itself. (из заявления Госдепартамента США от 10 февраля 2018 г.). Приверженность указанной ценности актуализируется в данном заявлении посредством прямого выражения поддержки Израилю в его суверенном праве защищать свою территорию.
Речь идет о грубейшем нарушении фундаментальных принципов международного права, ничем не обоснованном посягательстве на суверенитет страны - полноправного члена ООН, которая в течение многих лет ведет непримиримую борьбу с терроризмом на своей земле. <...> Наконец, предпринятый акт агрессии наносит мощный удар по усилиям, направленным на стимулирование женевского политического процесса на основе резолюции СБ ООН 2254, в которой была единогласно подтверждена приверженность уважению суверенитета и территориальной целостности Сирийской Арабской Республики (из заявления МИД РФ от 14 апреля 2018 г.). В рассмотренном примере описываемая ценность репрезентируется посредством критики российской стороной враждебных действий ряда западных стран по отношению к Сирийской Арабской Республике, а именно удара коалиции СшА, великобритании и Франции по правительственным объектам в Сирии. Данный акт агрессии, как говорится в заявлении, нарушает суверенитет республики.
• Приоритет международного права как основы дипломатической деятельности:
The United States notes with the highest level of concern the latest incident of unsafe Russian military practices, over the Black Sea on Janu-
ary 29. <... > While the U.S. aircraft was operating under international law, the Russian side was flagrantly violating existing agreements and international law, in this case the 1972 Agreement for the Prevention of Incidents On and Over the High Seas (INCSEA). This is but the latest example of Russian military activities disregarding international norms and agreements (из заявления Госдепартамента США от 29 января 2018 г.). Ценность международного права в приведенном примере актуализируется через осуждение России, нарушающей, по высказыванию американской стороны, международные нормы и договоренности в сфере военной авиации (flagrantly violating existing agreements and international law; disregarding international norms and agreements).
Выражаем признательность всем государствам, которые наряду с Российской Федерацией встали твердо на защиту международного права и основополагающих принципов межгосударственных отношений и проголосовали против одиозного британского проекта решения Конференции государств-участников КЗХО, последствия которого нам всем теперь придется преодолевать (из заявления МИД РФ от 28 июня 2018 г.). Апелляция к ценности международного права в данном заявлении происходит посредством выражения благодарности странам - участникам Конвенции о запрещении химического оружия, наряду с Россией проголосовавшим против британского проекта о расширении мандата ОЗХО, а именно о наделении организации обвинительными функциями за применение химоружия. Последствием этого проекта, характеризуемого российской стороной с помощью эмоционально окрашенного эпитета одиозный, по мнению российских дипломатов, может стать нарушение международного права.
• Приверженность политике мирного урегулирования конфликта посредством переговорного процесса:
The United States continues to monitor closely the situation in Armenia. As a friend of Armenia, we urge all parties to engage in goodfaith negotiations on the formation of a new government in accordance with the Constitution, and to reach a resolution that reflects the interests of all Armenians. We support the ongoing efforts of the Office of President Sarkissian to facilitate dialogue between all parties. We continue to commend the peaceful nature of the demonstrations, and trust that the security forces and those exercising their right to peaceful protest will remain committed to
ИЗвЕСтИЯ вГПУ. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
non-violence in the days to come (из заявления Госдепартамента США от 9 мая 2018 г.);
Весь имеющийся у нас опыт подтверждает, что урегулирование палестино-израильского конфликта с выходом на двугосу-дарственное решение возможно только через прямые переговоры без предварительных условий между палестинцами и израильтянами. Именно на это направлены усилия России, которая продолжит энергично способствовать переговорному процессу как участник ближневосточного «квартета» международных посредников. Хотелось бы также напомнить о нашей сохраняющейся готовности принять в Москве руководителей Израиля и Палестины.
Надеемся, что нацеленность сторон на конструктивное взаимодействие и продвижение в ближневосточном урегулировании возобладает уже в ближайшем будущем (из заявления МИД РФ от 24 декабря 2016 г.).
Оба заявления представляют собой примеры апелляции к ценности переговорного процесса в урегулировании конфликта: в заявлении Госдепартамента говорится о внутриполитическом конфликте в Армении в апреле-мае 2018 г.; в заявлении МИД России имеется в виду палестино-израильский конфликт, в котором она выступает как международный посредник. Маркерами приверженности обоих государств описываемой ценности являются слова и словосочетания, обозначающие или описывающие процесс переговоров: прямые переговоры, переговорный процесс, конструктивное взаимодействие; to engage in good faith negotiations, to facilitate dialogue between all parties.
В дискурсе цифровой дипломатии заявление как официальный документ отсутствует, но политиками, стоящими во главе государства и осуществляющими международную деятельность, или представителями внешнеполитических ведомств может использоваться заявление, опубликованное в виде поста на странице аккаунта в социальной сети и обращенное к массовой аудитории сети Интернет. Самым иллюстративным примером, на наш взгляд, являются твиты Дональда Трампа о Северной Корее, России, Сирии, Китае и других странах. В них наряду с вышеперечисленными аспектами международных отношений (согласие / несогласие, противоречия и т. д.) могут фактуализироваться негативные образы одних стран и превосходство (в разных смыслах) других посредством обвинения, угрозы, оскорбления и других речевых действий, что
позволяет данным заявлениям служить своеобразным орудием информационной войны.
Рассмотрим известный твит Дональда Трампа, сделанный им 11 апреля 2018 г. в ответ на заявление посла РФ в Ливане Александра Засыпкина о готовности России к перехвату любых ракет, выпущенных США по территории Сирии:
Russia vows to shoot down any and all missiles fired at Syria. Get ready Russia, because they will be coming, nice and new and "smart!" You shouldn't be partners with a Gas Killing Animal who kills his people and enjoys it!
С одной стороны, в данном твите выражается угроза России, причем в довольно эмоциональной форме: с помощью прямого обращения (Get ready Russia), посредством восклицательных предложений и многосоюзия (nice and new and "smart"). С другой стороны, здесь создается негативный образ Сирии, для чего используется метафора a Gas Killing Animal who kills his people and enjoys it. И выражение угрозы, и негативный образ другой страны есть не что иное, как фактуализация политиком превосходства своей страны над упоминаемыми в твите государствами.
В следующем ретвите Госдепартамента США от 17 сентября 2018 г. фактуализирует-ся негативный образ России посредством критики и обвинения:
We have heard this same song from Russia many times before. Lying, cheating, and rogue behavior have become the new norm of the Russian culture. Russia needs to join the rest of the international community and support Security Council sanctions on North Korea.
Россия в данном заявлении подвергается критике за то, что не поддержала санкции Совета Безопасности ООН в отношении Северной Кореи в связи с ее ракетно-ядерной программой. Метафора We have heard this same song from Russia many times before передает раздражение адресанта, а эпитеты lying, cheating, rogue, характеризующие, по мнению американской стороны, поведение России, придают обвинению в ее адрес эмоциональность и категоричность.
Сравнивая «цифровое» и «традиционное» дипломатические заявления как коммуникативные поступки, мы должны констатировать снижение качества поступка в случае с заявлением в дискурсе цифровой дипломатии. Во-первых, возможность удаления поста с заявлением со страницы аккаунта и ретвиты освобождают его автора от ответственности за свои слова и их последствия. Во-вторых, адресанты таких заявлений нередко прибегают к
шуткам и иронии, что ведет к «переворачиванию» дискурсивных ценностей, делает истинные коммуникативные интенции адресанта завуалированными (процесс, который мы называем карнавализацией дискурса). Рассмотрим пример из заявления Марии Захаровой, директора Департамента информации ипечати МИД россии, опубликованного ею на странице в Facebook после вышеупомянутого твита Дональда Трампа:
Да, кстати. А инспекторов ОЗХО предупредили, что сейчас умные ракеты уничтожат все доказательства применения химоружия на земле? Или вся задумка и состоит, чтобы быстро замести следы провокации ударами умных ракет, и международным инспекторам уже нечего было бы искать в качестве доказательств?
По сути, Мария Захарова критикует американского президента за его намерение нанести ракетные удары по Сирии в ответ на якобы ранее имевшее место применение правительственными войсками химоружия в сирийской Думе (Восточная Гута). Однако выраженное в форме риторических вопросов и иронически переосмысленное, это высказывание не звучит как критика.
Итак, с позиций дискурсивной перформа-тивности цифровая дипломатия и традиционная дипломатия сходны в том, что в них фак-туализируются одни и те же аспекты межгосударственных отношений (согласие, взаимопонимание, стремление к взаимопомощи, противоречия, недопонимание и т. п.). однако цифровая дипломатия располагает большим набором способов их фактуализации: помимо одобрения / неодобрения, согласия / несогласия, предостережения, призыва, критики и других речевых действий, используемых также в традиционном дипломатическом дискурсе, в цифровой дипломатии широко применяются «орудия» информационной войны, такие как угроза, обвинение, оскорбление. Что касается манифестации перформативности как языкового осуществления поступка, то цифровая дипломатия в этом плане уступает традиционной: качество дипломатического заявления как речевого поступка в рамках традиционной дипломатии намного выше из-за его официального характера и актуализируемых в нем ценностей дипломатического дискурса; в цифровой дипломатии заявление теряет качество коммуникативного поступка из-за возможности адресанта завуалировать свои коммуникативные интенции или удалить пост с заявлением со страницы аккаунта.
Список литературы
1. Горбачева E.H. Дискурсивная перформатив-ность: признаки, типы жанры: моногр. Астрахань: Астрах. гос. ун-т, Изд. дом «Астраханский университет», 2015.
2. Зиновьева E.C. Цифровая дипломатия США: возможности и угрозы для международной безопасности // Индекс безопасности. 2013. Т. 19. № 1(104). С. 213-228.
3. Сурма И.В. Цифровая дипломатия в мировой политике // Государственное управление. Электронный вестник. 2015. Вып. № 49. С. 220-249.
4. Цветкова H.A. Социальные сети в публичной дипломатии США // Вестн. С.-Петерб. гос. унта. 2011. Сер. 6. Вып. 2. С. 84-89.
* * *
1. Gorbacheva E.N. Diskursivnaya performa-tivnost': priznaki, tipy zhanry: monogr. Astrahan': Astrah. gos. un-t, Izd. dom «Astrahanskij universitet», 2015.
2. Zinov'eva E.S. Cifrovaya diplomatiya SSHA: vozmozhnosti i ugrozy dlya mezhdunarodnoj bez-opasnosti // Indeks bezopasnosti. 2013. T. 19. № 1(104). S. 213-228.
3. Surma I.V. Cifrovaya diplomatiya v mirovoj politike // Gosudarstvennoe upravlenie. Elektronnyj vestnik. 2015. Vyp. № 49. S. 220-249.
4. Cvetkova N.A. Social'nye seti v publichnoj diplomatii SSHA // Vestn. S.-Peterb. gos. un-ta. 2011. Ser. 6. Vyp. 2. S. 84-89.
Digital diplomacy vs traditional diplomacy from the standpoint of discourse performativity (based on material from English and Russian diplomatic statements)
The article considers the means of manifestation of performativity as a communicative factualization of phenomena; language actualization of a communicative act with regard to traditional diplomacy and digital diplomacy as one of its subtypes. The author claims that digital diplomacy appeared due to the process of digitalization rapidly covering different spheres of communication nowadays. The research is done on the basis of diplomatic statements available in social nets and on the official websites of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation and the US State Department.
Key words: digital / traditional diplomacy, discourse performativity, communicative act, diplomatic statement.
(Статья поступила в редакцию 26.02.2019)
