CC BY
119
с
и Виктор Александрович Ковалев удк 2527
и доцент кафедры теории права и
§ правоохранительной деятельности
^ Санкт-Петербургского гуманитарного
^ университета профсоюзов
(я (ул. Фучика, д. 15, Санкт-Петербург, Россия, 192238) К
(_, [email protected] К
л Церковная традиция и коронационный ритуал
в средневековой Англии
Представления о священности власти, вполне существующие и в современности, безусловно, оказывали большое влияние как на мышление, так и на практическую деятельность людей в Средние века. Утвердившееся представление о средневековье как эпохе господства церкви долгое время вело к тому, что ритуалы королевской власти мыслились как вторичные по отношению к аналогичным церковным священнодействам, а церковь — как носитель, вдохновитель и организатор коронационных ритуалов и поставщик символических образов для них. В представленной статье автор показывает, что коронационные практики английского средневековья создают куда более сложную и многоаспектную картину. Даже такой очевидно церковный по происхождению ритуал как помазание мог наполняться смыслами исходя из текущих политических событий, концептов власти, личных качеств монарха. В целом церковь скорее была поставщиком именно паттернов, которые наполнялись смыслом в процессе сложного взаимодействия социальных групп.
Ключевые слова: средневековая монархия, коронация, королевские ритуалы, культурная антропология, антропология власти, церковь и власть, история Англии в Средние века
o
Victor Alexandrovich Kovalev .
assistant professor of Legal theory u and law enforcement activities department c of Law faculty of Saint-Petersburg University . of Humanities and Social Sciences
o
(ulitsa Fuchika, dom 15, Russia, 192238) i
y
Church tradition and Coronations in Medieval England
The concept of sacred power exists from the early time to contemporary and obviously causes a great influence upon the medieval concept of power. Assumption of the Church domination during the Middle Ages leads criticists to interpretation King's power rituals as a secondary to the same of Church. So the Church was assumed as a keeper and inspirator of coronation rituals and distributor of symbols and images to it. In the article author argues that investigation of coronation ritual's practice can create more complex and multi-dimensional view. Even so evident church ritual as an anointment can became a pattern, filled with actual political events, power conceptions and personal qualities of monarch and other senses. The Church remains a distributor of the pattern, but their interpretation reflected a complex game of different social groups with their interests and ideologies.
Key words: medieval monarchy, coronations, rituals of power, cultural anthropology, anthropology of power, Church and King's power, medieval history of England
га Понимание ритуалов власти как священнодейства вполне
о осознавалось еще современниками. Great solemnity корона-tj ции часто обозначалось как Sacred solemnity, а использование О христианских и, в позднюю эпоху, языческих символов делал ло религиозный характер даже формально проходивших вне о церкви церемоний — таких как аккламационная процессия — g вполне очевидным. Шекспир подчеркнул это в «Генрихе V», ^ когда король использует выражение idle ceremony. Idle может 2 обозначать как пустоту, бессмысленность, так и идолопоклон-^ ство. Хотя, разумеется, в глазах современников королевские ч церемонии если и носили характер некоего не вполне хри-^ стианского действа (хотя придворные интеллектуалы вслед за Марсилио Фичино пытались заверить зрителей, что языческие эмблемы вполне могут воплощать христианские идеи), но в любом случае их составляющей было чувство чудесного, перехода в сакрализованное пространство, выходящее за рамки обычного.
Знаменитый историк коронационных ритуалов Перси Шрамм называл коронационное действо «откровением государства», причем относил этот термин даже к событиям XX в.1 Даже весьма далекий от религиозности социолог и антрополог Эдвард Шилз писал, что коронация есть точка схождения религиозного и светского в обществе: «Коронация есть церемониальное событие подтверждения сакральных ценностей, которыми живет общество. Это акт национального причастия»2.
Изначально исследование ритуалов с точки зрения сакрального строилось sub specie ecclesiae. Старт в начале XIX в. запустила работа Уильяма Маскелла, которая стимулировала складывание кружка единомышленников, исследователей в области королевских ритуалов и истории церкви, вокруг библиотекаря Кембриджской университетской библиотеки Генри Брэдшоу3. Хотя следует воздать должное участникам кружка Брэдшоу, участниками которого были
1 Schramm P. E. A History of the English Coronation. Oxford, 1937. P. 231.
2 Shils E., Young M. The Meaning of the Coronation // The Sociological Review 1-2. 1953-1954. P. 67.
3 Maskell W. Ancient Liturgy of the Church of England. London, 1846.
Джон Уикэм Легг4, его сын и наиболее успешный исследователь Леопольд Джордж Легг5, а также Кристофер Уордсворт6, Даглас МакЛинн7, за издание множества документов, следует отметить, что только внешне их труды могут считаться «научными». Все издания имели целью привести исследователя к заранее предопределенным результатам, идеологически мотивированным и связанным с религиозной принадлежностью участников кружка — все они были сторонниками Высокой англиканской церкви. Исследователи из кружка Брэдшоу воспроизводили мифы, заложенные английскими юристами позднего средневековья и антиквариями XVI в.
Религиозный аспект был только усилен после выхода работ Эрнста Канторовича и популяризации его концепции «политической теологии». Учение Канторовича развивал и приспосабливал к событиям переходного периода от средневековой к барочной монархии Дэвид Старки, утверждавший, что при упадке символики монархии вообще и коронации в частности символы превращались в знаки, а власть переносилась от священной монархии в пропаганду культа персоны монарха8. Сидни Энгло рассматривал коронационную процессию как выверенную пропагандистскую машину, символизм которой излагал централизованную политику — «тюдоровскую идею»9. Рой Стронг писал о превращении церковной литургии в литургию государственную, связывая это со сменой символики с христианской на античную10. Значение масштабных
4 Legg J. W. Three Coronation Orders // Henry Bradshaw Society. Vol. XIX (1900). London, 1900; Legg J. W. Essays Liturgical and Historical. London, 1917.
5 Legg L. G. W. English Coronation Records. Westminster, 1901.
6 Wordsworth C. The Manner of Coronation of King Charles I // Henry Bradshaw Society. Vol. II (1892). London, 1892.
7 Macleane D. The Great Solemnity of the Coronation of the King and Queen of England. London, 1911.
8 Starkey D. Representation through Intimacy: A Study in the Symbolism of Monarchy and Court Office in the Early Modern England // Symbols and Sentiments: Cross-Cultural Studies in Symbolism / Ed. by L. Lewis. New York, 1977. P. 221.
9 Anglo S. Spectacles, Pageantry and Early Tudor Policy. Oxford, 1997.
10 Strong R. Splendour at Court: Renaissance Spectacles and Illusions. London, 1973.
С
H «
О и К
а я т
а
s .к s я s к о
о
к а
.к s о к к
Е р
s
H
t=l
о
га изменений в христианской доктрине, произошедших в первой
Ен
о половине XVI в. оценивалось неоднозначно. Разумеется, если
tj рассматривать эти два явления как жестко связанные, то тогда
О необходимо согласиться с тезисом Поля Моно, утверждав-
л шего, что реформационное учение о причастии было несо-
о вместимо с доктриной священной монархии: «Словно смерч,
g реформационное учение обрушилось на великолепие ренес-
^ сансной монархии и потрясло священное тело короля»11.
2 С другой стороны, Перси Шрамм отмечал, что судьба коро-
S
нации практически не была связана с реформацией или евхари-^ стическим учением. Они слабо влияли на идею божественного ^ тела короля (исцеления золотухи и т. д.) или формы создания атмосферы сакрального действа, затрагивая только отдельные элементы, такие как, например, формула королевской клятвы12.
Даже перевод Liber Regalis при Иакове I на английский был скорее тенденцией зарождающегося национализма, чем протестантизма, а полный перевод всех элементов коронационного ритуала был завершен только в 1685 г., когда был впервые использован перевод на английский гимна Veni Creator Spiritus (показательно, что для коронации Иакова II, открыто декларировавшего свои католические пристрастия). В 1689 г. также вносились изменения, связанные со стремлением обезопасить английский престол от католических претендентов и придать коронации более протестантское звучание, тем не менее они были локальными. Кроме изменения королевской клятвы, это, например, освящение коронационного масла непосредственно перед коронацией, а не в Пепельный четверг, как было принято раньше, использование английского перевода молитвы Deus electorem fortitudo. Показательно, что эта молитва присутствовала в самых древних коронационных порядках в Англии — ordo Dunstani и ordo Edgari и была убрана в ordo Anselmi13. Таким образом, изменения коронационного ритуала также носили не только религиозный, но и националистический смысл.
11 Monod P. K. The Power of the Kings: Monarchy and Religion in Europe 1589-1715. New Haven; London, 1999. P. 47.
12 Schramm P. E. A History of the English... P. 97-98.
13 Schramm P. E. A History of the English. P. 107.
Тем не менее, тезис Роя Стронга о государственной литур- ц гии, хотя и поддерживаемый, как было сказано, построениями ведущих социологов, не выглядел бесспорным. Исходя из него, сложно было объяснить рост пышности коронационных
ритуалов в католических странах, где церковная литургия Я
не только не была упрощена, а напротив, стала более пышной
после Тридентского собора. д
Постепенно в историографии побеждала точка зрения, Ц
согласно которой коронационный чин не был ни обычной цер- я
ковной церемонией, ни национальным пропагандистским дей- к
ством. Это был ритуал, выстроенный вокруг причастия и пере- О
носа материальной Божественной благодати (в виде св. елея). 0
Но это был и политический ритуал, обращенный как на обще- а
ство, так и на монарха. Это был эффективный ритуал, в кото- §
ром происходила трансформация человека в короля, а также Н
юридический и конституционный акт принесения клятвы14. ы
Проблема соотношения церковной и светской традиции »
в коронационных ритуалах неизбежно поднимала вопрос §
о степени изменчивости. Как было показано выше, радикаль- у
а
ные перемены в истории церкви не оказали столь же радикаль- л. ного воздействия на порядок коронации. На этих основаниях . был выдвинут, прежде всего Перси Шраммом, тезис об особой стабильности коронационного ритуала. Однако стремление Шрамма к описанию коронации как стабилизирующего фактора вполне может быть объяснено политическими условиями нестабильной Германии 1930-х гг., в которой его работа писалась.
Впрочем, подобную точку зрения разделяли авторы, живущие в совершенно других политических обстоятельствах. Перед коронацией Елизаветы II декан Вестминстерского аббатства писал: «Опоясывание мечом, покрытие туникой, подношение сферы с крестом и скипетров правосудия и милосердия, все это, вместе с объединяющим актом коронации, заряжено духовными смыслами и намерениями, неизменными последние 12 столетий»15.
14 Hunt A. The Drama of Coronation: Medieval Ceremony in Early Modern England. Cambridge, 2008. P. 4.
15 Tanner L. E. The History of Coronation. London, 1952. P. 1.
га Излишне линейная и однонаправленная связь христиан-
о ской и властной символики и ритуалистики была поставлена
^ под сомнение с развитием французскими исследователями
О концепции «небожественного сакрального»16. Хотя и разра-
л ботанная применительно к другим исследовательским объ-
о ектам эта концепция идеально подходила к раннеабсолю-
тистской трактовке персоны короля как особого посредника ^ между Богом и подданными, а придворного пространства — 2 как связующего звена между Небом и зарождающимся нацио-^ нальным государством.
^ Спор о том, насколько «церковной» была церемония,
^ современным исследователям не представляется осмысленным, поскольку, как и у любого символического действа, у «глубокой игры» в терминологии знаменитого американского антрополога Клиффорда Гирца, нет единственно верного значения. Каждый из участников наполнял действо смыслами, соответствующими культуре и ожиданиям его группы — как активно, через участие в ритуале, так и пассивно, через создание образа ритуала в описаниях. Как отмечал Джон Гай, «не было аутентичного взгляда, но широкое поле мнений о короле и тирании, доблести и долге, знати и меритократии, политическом участии и репрезентации, наилучшем государстве и республике»17. Церковная церемония находилась в диалоге с секулярной драмой коронации, заимствуя элементы, но сохраняя литургические тропы и стратегии.
Безусловно, самым публичным элементом коронационных ритуалов была аккламационная процессия. О соотношении светских и церковных элементов в аккламационной процессии автор этого текста уже писал, и это, вне всякого сомнения, тема для отдельного исследования. Замечу, что при всем разнообразии символов и репрезентационных стратегий, используемых в аккламационных процессиях, общим, начиная по меньшей мере с времен Ричарда II, является ритуальная игра, в которой
16 Зенкин С.Н. Небожественное сакральное: теория и художественная практика. М., 2012.
17 Guy J. Elizabeth I: The Queen and Politics // The Shakespearean International Yearbook 2: Where Are We Now in Shakespearean Studies? / Ed. by W. R. Elton, J. M. Mucciolo. Aldershot, 2002. P. 185.
н
ч а
й s fi
смертный монарх изображал Бога Сына, а его подданные — ц
с
ангелов, святых и даже Бога Отца как некое кощунство и богохульство18? Скорее, наоборот — эти действия воспринимались как проявление благочестия. Идея имитации Христа, imitatio Christi, была очень популярна с XIV по XVI вв. севернее Альп19. Я Еще Франциск Ассизский обрел стигматы, страстно желая разделить бремя Страстей Христовых. В XV в. крайне популярным станет труд Фомы Кемпийского De Imitatione Christi. Следовательно, король никоим образом не кощунствовал, я примеряя на себя роль Христа-Царя, Христа Пантократора. s Напротив, король проявлял благочестие способом, который О был ему наилучшим образом известен и в наибольшей степе- 0 ни соответствовал культуре того времени. а
Культура предложила и схему, позволявшую наиболее полно, S и точно, и, главное, понятно для зрителей сформировать сим- H волический образ монарха-Христа. Точнее, эту схему предло- ы жила церковная литургия, а именно — литургия Адвента. Уже й в повторной аккламации Ричарда II проявляются образы двух S адвентов — первого, земного, описанного в Евангелии от Мат- у фея (Мф. 21:7-11), и второго, небесного, описанного в Еванге- л лии от Луки (Лк. 21:25-28) и Апокалипсисе (Откр. 14:1-3, 19:7-8, 21:2-22). Правда, в большинстве других случаев королевская процессия разворачивалась от земного адвента к небесному, а не наоборот, как это было в Лондоне 1392 г. И в этом обратном порядке действительно проявилось желание горожан побудить короля к превращению из грозного могущественного судьи в человечного учителя. То есть во время процессии Ричард пережил не только эпифанию в тот момент, когда ангел из небесного Иерусалима увенчал его короной, но и повторное очеловечивание возле сцены Иоанна Крестителя, становясь Богочеловеком-Спасителем (о чем ему также напоминал алтарный образ, поднесенный ему ангелом в четвертой сцене)20.
18 Ковалев В. А. Истина мифа власти. Континуитет и дисконтинуи-тет в аккламационных процессиях английских монархов конца XIV -начала XVII веков // Королевский двор в Англии XV-XVII веков / Под ред. С. Е. Федорова. СПб., 2011.
19 Kipling G. Enter the King. Theatre, Liturgy and Ritual in the Medieval Civic Triumph. Oxford, 1998. P. 42.
20 Ковалев В. А. Истина мифа власти... С. 300.
га Однако литургия, которую Церковь предоставила в распо-
о ряжение королевской власти, не была оригинальным изобрете-fcj нием христианской Церкви. Образы адвента и литургических О действий, связанных с ним, были заимствованы из римского л императорского культа. В поздней Римской империи adventus о императора был максимально ориентирован на демонстрацию g божественности императора, образ которого все больше терял ^ индивидуальные черты21. Сабина МакКормак, доказывая этот 2 тезис, приводит панегирик 291 г. в честь приезда в Медиоланум Диоклетиана и Максимилиана, в котором императоры «при-^ бывают на колесницах Солнца и Луны», а с их приездом «всю ^ Италию залил ясный свет»22. На монетах времен Тетрархии и в первые годы правления Константина боги встречают императора как одно из божеств, а Виктория вручает ему сферу как знак божественного правления23.
Император Константин также являлся подданным в божественном виде на Арраском медальоне, где коленопреклоненный Лондиниум встречает императора как Redditor Lucis Aeter-nae, и на арке Константина, где колесницей императора правит Виктория, а над колесницей едет Солнце в образе Аполлона Кифареда, полностью повторяющее жесты императора (правая рука поднята в приветственном жесте, в левой — глобус)24.
Христианские авторы, например Евсевий Кесарий-ский, также признавали особый статус императора, совершающего адвент, хотя и отрицали, разумеется, его божественность: «... Константин с торжеством вступил в царственный город. Тотчас все и члены сената, и другие высшие и знатные сановники, со всем римским народом, как бы освободившись от оков, приняли его с веселыми лицами и сердцами, с благословениями и невыразимой радостью. В то же время мужья с женами,
21 MacCormack S. Change and Continuity in Late Antiquity // Historia. Zeitschriff fur alte Geschichte. Vol. 21. N 4 (4th qtr., 1972). P. 726.
22 MacCormack S. Change and Continuity. P. 727.
23 MacCormack S. Change and Continuity. P. 729.
24 MacCormack S. Change and Continuity. P. 731-733. Следует заметить, что император держит не глобус, а свиток, но схожесть жестов очевидна. Также любопытно распространение в начале XV в. изображений Христа, въезжающего в Иерусалим с книгой в руке. Иконография всех трех фигур чрезвычайно сходна.
25 Евсевий Кесарийский. Четыре книги Евсевия Памфила, епископа Кесарии Палестинской, о жизни блаженного василевса Константина. I, 39.
26 MacCormack S. Change and Continuity... P. 743.
27 Brown P. The Cult of the Saints. Its Rise and Function in Latin Christianity. Chicago, 1981. P. 104.
детьми и тьмой рабов громогласно и неудержимо провозгла- ц
шали его своим избавителем, спасителем и благодетелем»25. р
Несмотря на последующую оговорку о скромности Констан- о
тина, Евсевий Памфил употребляет в отношении императора Н
эпитеты, аналогичные предикатам Христа. Я
Еще до начала IV в. Церковь активно адаптирует символы р
имперского адвента для своих целей. На нескольких саркофа- д
гах IV в. персонифицированный Иерусалим на фоне город- Ц
ских ворот приветствует Христа, вскинувшего правую руку я
вверх в императорском жесте айоси^о. При этом ни в одном §
Евангелии не описаны ворота города, персонифицирован- о
ный Иерусалим и приветственный римский жест, зато они о
часто встречаются в изображениях адвента римских импера- а
торов26. Божественность императоров позволяла превратить §
их адвент из события локального и конкретно-исторического Н
в событие вселенского масштаба и вневременное. Из фено- ы
менального оно становилось нуминозным. Применение этой »
символической структуры в христианской Церкви позволяло §
превратить первый адвент Христа (локально-исторический) у
во второй (вечный и универсальный). л.
Взаимодействие священной фигуры императора как носи- . теля особой силы, сакральности и общины нашло свое отражение в средневековых процессиях в честь святых. Прибытие мощей не только позволяло позиционировать самого святого как носителя особой силы и сакральности, но и четко структурировать и установить границы городской общины27. Именно в виде этих процессий структура императорского а^епШБ была сохранена в Западной Европе, чтобы потом снова возродиться в культе божественного короля.
Безусловно, наиболее элементом, который наиболее плотно связывал коронацию и церковную литургию, было помазание. По мнению Эрнста Канторовича, «с помазанием Пипина Короткого королевская инаугурация была смещена
га раз и навсегда в сакральную сферу. С этого момента в действии
Ен
о доминируют пророческие мотивы Самуила, помазания Давида, tj которое зачаровывало мирян и клириков»28. О Действительно, еще в англосаксонские времена в ордо Дун-
л стана активно включаются церковные элементы (помазание, о месса) в сочетании с конституционными — клятва и традицией онными воинско-аристократическими29.
^ Тем не менее, отношение к помазанию и его интерпрета-
2 ция участниками ритуала вовсе не были линейными и одно-^ направленными. Символические интерпретации были ^ в значительной степени связаны с групповыми интересами, ^ идентичностями и установками, как и с конкретным историческим контекстом.
Сходство этого ритуала с церковным помазанием священников и епископов было настолько очевидным, что вызывало у современников вполне логичный вопрос: является ли король священником, то есть способен ли он творить чудеса? Этот вопрос имел не только теологическое, но и политическое измерение. Например, во время знаменитого конфликта за инвеституру император Генрих IV утверждал, что папа не имеет права смещать короля, поскольку таинства необратимы. Для церкви в такой ситуации становилось стратегически необходимо развести таинства помазания епископа и монарха.
Подобные различия церковь пыталась вводить начиная с IX в. Император помазывался не на голове, но по рукам и спине и не миром, а менее почетным елеем, предназначенным для катехуменов (oleum catechumenorum). Особо подчеркивал эти различия в своих декреталиях 1204 г. Иннокентий III30. В Англии эта доктрина проявляется в коронационном порядке Ансельма. При этом, хотя используется масло для катехуме-нов, количество помазаний меняется в сторону увеличения (плечи, руки, кисти и грудь)31.
28 Kantorowicz E. The King's Two Bodies: A Study in Mediaeval Political Theology. Princeton, 1957. P. 379.
29 Schramm P. E. A History of the English. P. 19.
30 Schramm P. E. A History of the English. P. 120.
31 Schramm P. E. A History of the English. P. 121.
Еще до этих декреталий Томас Беккет утверждал, что пома-
.С
Продолжал эту линию и Роберт Гроссетест, который в ответ §
на запрос Генриха III писал, что помазание есть особый Н
дар, передающий дары Св. Духа, увеличивающий мудрость Я
и достоинство, но не является необходимым и не дает свя- р
щеннической силы. «Есть много королей, которые не были д
помазаны. Но помазание есть знак привилегии вручения семи Ц
даров Св. Духа, помазанные короли более старательны в своих я
делах и в правлении. Через дар страха, а не обычными сред- s
ствами они ограничивают любое беззаконие, прежде всего § в самих себе, а затем в подданных. Так Иуда, сын Иакова, отделил от себя своего брата Левия, главу колена священников, сказав: мне суждено править на земле, а ему на небе»32.
Однако в Англии эта идея была воспринята слабо. И ордо Н
н
Дунстана, и особенно ордо Эдгара развивали мысль, что помазание — одно из церковных таинств. Ордо Эдгара включал слова, » согласно которым король сокрушает врагов силой духовного §
меча. Анонимный автор эпохи Вильгельма I пишет, что король
¡а
через помазание получает возможность спасать души и избав- . лять людей от греха. То есть король не ставился на один уровень со священниками, а оказывался выше33. Показательно, что в Англии сохранялось помазание на голове, по крайней мере, точно известно, что на голове был помазан Ричард I, причем для него впервые была применена pannus lineus — особая шапочка, которая помещалась на голову после помазания, чтобы защитить освященное масло, и снималась только через несколько дней34. Этот элемент явно подчеркивает особую святость помазания на голове, явно чрезмерную для чисто символического действия, как его интерпретировал Гроссетест.
Следует помнить, что схоластика делила таинства на два типа — sacramenta ordinis и sacramenta in characterem imprimenta.
32 Mystical theology: the glosses by Thomas Gallus and the Commentary of Robert Grosseteste on De mystica theologia / Ed. by J. McEvoy. Paris, 2003. P. 110.
33 Schramm P. E. A History of the English... P. 122.
34 Strong R. Coronation: from the 8th to 21th century. London; Glasgow; Honley, 2006. P. 212.
га Последние меняли самого реципиента, первые его статус. Если о в глазах церковных авторов, таких как Бекет или Гроссетест, tj королевское помазание в отличие от священнического и епи-О скопского относилось к первым, то королевские авторы, при-л дворные юристы типа Брактона или Петра де Блуа относись ли его ко вторым. Так, Питер де Блуа писал, что король есть g помазанник Божий и кто угодно может удостовериться в его ^ чудесной силе, имея в виду свойство короля исцелять золо-
2 тушных. Впрочем, о том, что природа короля и священника
К
^ идентична, писал на континенте епископ Адальберон Лан-
К
ч ский в письмах к королю Роберту Благочестивому, уточняя, ^ что король может совершать таинства, хотя и должен воздерживаться от этого, поскольку руки его в крови35.
С 1308 г., то есть с утверждения ордо Лидлингтона, король помазывался крестообразно и самым священным маслом, как епископ. Тогда же возникает легенда, что граф Жан Бра-бантский, женатый на сестре Эдуарда II, привез особое масло, полученное Бекетом в дни его изгнания от самой девы Марии36. Последнее особо показательно, как имя церковного автора, всячески противившегося чрезмерному сближению статусов короля и священника.
Особый акцент на помазании возник в условиях недостатка легитимности власти. Именно с приходом к власти Болинг-брока активно распространяется упомянутая выше легенда о чудесном обретении мира Томасом Бекетом от девы Марии, а также о том, что пятый король, помазанный этим миром, сможет вернуть Святую землю (правда, подсчет приводил к тому, что этим королем оказывался свергнутый Болинг-броком Ричард II, но его объявляли тираном, и поэтому он выпадал из подсчетов). Другая легенда говорила, что ампула в виде орла была привезена с континента Черным принцем, Ричард II нашел ее в Тауэре и пожелал быть помазанным именно этим миром, но архиепископ ответил, что помазание — таинство, которое нельзя повторить, поэтому первым помазанным королем стал Генрих IV.
35 Дюби Ж. Трехчастная модель, или представления средневекового общества о самом себе. М., 2000. С. 50-51.
36 Schramm P. E. A History of the English. P. 124.
Также именно для Генриха IV был разработан особый ц ритуал, когда после помазания он не прошел под балдахин, как того требовал коронационный чин, а был поднят и перенесен (с пояснением) «как гостия, которую возносят и переносят». То есть помазание интерпретируется как пресуществление человека Генри Болингброка в короля Генриха IV37.
Связь помазания монарха и пресуществления стала
я
настолько очевидной и не подвергавшейся сомнению, что Ц изменение в понимании евхаристии при переходе к проте- я
стантизму отразилось и в новой интерпретации коронации предложенной Томасом Кранмером в письме к Эдуарду VI.
«Торжество коронации имеет цель и значение, но не пря- 0
н
мую силу. Оно есть хорошее средство напомнить королю о долге перед Богом, но не увеличить их достоинство. Коро- § ли есть помазанники Божии не по причине масла, которое Н использует епископ, но по причине признания их власти, ы к которой они избраны Богом и которая улучшена дарами й Св. Духа ради наилучшего управления людьми. Если помаза- § ние совершено, оно есть добавление. Но если и не соверше- у но, то король все равно есть помазанник Божий, как если бы л был помазан»38. .
С одной стороны, мы видим не просто протестантский, а именно кальвинистский взгляд на Евхаристию. Поскольку само пресуществление интерпретируется в кальвинизме как символический акт, напоминающий о чуде, совершенном Иисусом Христом, то, соответственно, и помазание интерпретировалось как напоминание о чуде возведения короля на престол Самим Господом. Таким образом, помазание приобретало чисто символическое значение, напоминающее подданным о божественном праве монарха. Отсюда логично следовало изменение концепции перехода королевской власти от ритуальной и элективной формы к наследственной39.
37 Schramm P. E. A History of the English. P. 126.
38 Hunt A. Drama of Coronation. P. 86; Schramm P. E. A History of the English. P. 139.
39 Ковалев В. А. Ваши выборы — фарс! Ритуалы electio и collaudatio в коронациях английских монархов // Проблемы истории и культуры средневекового общества. Вып. XXXIII. СПб., 2014. С. 152-168.
га Тем не менее, как было сказано выше, такая интерпретация
о явно пересекается с аналогичным текстом Роберта Гроссете-
tj ста, призванным также увеличить дистанцию между королев-
О ской властью и церковью, пусть и по прямо противоположным
л мотивам.
га
о Помазание было тесно связано с другими королевскими риту-
g алами, такими как клятва. Например, когда Эдуард II добивал-^ ся согласия папы на помазание чудесно обретенным небесным 2 миром (полученным, по разным версиям или Томасом Бекетом от Пречистой Девы, или во времена Карла Великого из церкви ч Гроба Господня), то Иоанн XXII отвечал, что помазание будет ^ иметь силу, только если король исполнит свою коронационную клятву, в том числе обещание отправиться в крестовый поход40.
Окончательную форму связь помазания с другими элементами коронационного ритуала обретает в коронации Иакова I в 1603 г. После провозглашения титулов в соборе (по ордо Лидлингтона или, в терминологии Легга, по четвертому чину) следовала месса. Король простирался ниц — что могло интерпретироваться и как смирение перед церковью, что особо подчеркивалось гимном Deus humilium, и как соответствующее яковитской абсолютистской концепции символическое воплощение особой связи монарха и Бога. Преображение монарха, по сути — его пресуществление, укреплялось гимном Veni Creator Spiritus (что позволяло сделать акцент на нисхождении Св. Духа, в коронационной книге Иакова I Св. Дух — палец длани Божией, касающейся короля и дарующей вышнюю милость). После этого он слушал проповедь и произносил клятву41. Поскольку клятва идет перед помазанием, это позволяло церкви структурно забрать конституционный акт себе. Показательно, что в ранних формах — ордо Дунстана — клятва идет в самом конце, то есть король клялся, уже будучи помазанником42.
Помазание начиналось с кистей рук (как Самуил помазал Давида), исполнялся гимн «Жрец Цадок». После этого король вставал на колени, и архиепископ помазывал ему грудь, спину,
40 Schramm P. E. A History of the English. P. 132.
41 Rye W. B. The Coronation of King James I, 1603 // The Antiquary. Vol. 22. 1890. P. 21.
42 Schramm P. E. A History of the English. P. 132-133.
43 Rye W. B. The Coronation of King. P. 21.
44 Legg J. W. The Coronation order of King James I. London, 1902. P. lxxix.
45 Legg L. G. W. English Coronation. P. 96.
плечи, локти и голову. На голову налагались крестообразно ц
два мазка консекрационным маслом и елеем, которым пома- р
зали епископов. На руки надевались перчатки, а на голову § шапочка, которые должны были оставаться там восемь дней43.
Также помазание формировало ритуальный комплекс с ритуалами облачения короля инсигниями.
Далее следовало облачение шпорами, мечом, браслетами д
и паллием44, при этом текст Liber Regalis отсылает к апостолу Ц
Павлу, перечислению духовного оружия (Еф. 6:14-17 «Итак я
станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в бро- s
ню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать §
мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете уга- §
сить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возь- а
Ц
мите, и меч духовный, который есть Слово Божие»)45. С другой стороны, в глазах присутствующих происходящее было, Н скорее, типичным рыцарским ритуалом. К тому же не очень ы понятно, если принять церковную интерпретацию, что заме- » няло щит веры, — можно предположить, что имелись в виду висящие на стенах королевские гербы, но такая интерпрета-
к
скорее, типичным рыцарским ритуалом. К тому же не очень ы
няло щит веры, — можно предположить, что имелись в виду §
т
у
ция выглядит сомнительно. л.
В целом коронационный ритуал в той его части, которая была связана с помазанием, клятвой и вручением инсигний, скорее напоминает конструирование тела. Церемония проявляла себя как весьма гибкая схема, позволявшая семантически вобрать как христианские символы и трансляцию божественной милости, так и контрактную природу власти и рыцарские ритуалы. Коронационный ритуал формировал одновременно две личности — церковную и рыцарскую, которые затем сливались в одну.
Можно сказать, что церковная традиция выступала скорее хранителем схемы, паттерна, который в ходе коронационного ритуала позволял сложным образом комбинировать государственные, рыцарские, конституционные, контрактные и христианские смыслы, оставляя выбор интерпретации и предпочтений за аудиторией. Представители разных социальных групп в зале собора не были едины в своем
га понимании каждого конкретного символического образа. о Тем не менее, они были едины в общем восприятии торже-tj ства коронации как преображения и продления государства О во времени, вступая при этом в сложный диалог с королевич ской властью и друг с другом. о
^ Источники И ЛИТЕРАТУРА
рч
н
^ Дюби Ж. Трехчастная модель, или представления средневе-
су кового общества о самом себе. — М.: Языки русской литературы, g 2000. — 316 с.
S Зенкин С. Н. Небожественное сакральное: теория и художе-
н ственная практика. — М.: РГГУ, 2012. — 537 с.
Ковалев В. А. Ваши выборы — фарс! Ритуалы electio и collaudatio в коронациях английских монархов // Проблемы истории и культуры средневекового общества. Вып. XXXIII. СПб.: КультИнформ-Пресс, 2014. С. 152-168.
Ковалев В. А. Истина мифа власти. Континуитет и дискон-тинуитет в аккламационных процессиях английских монархов конца XIV - начала XVII веков // Королевский двор в Англии XV-XVII вв. / Под ред. С. Е. Федорова. СПб.: Алетейя, 2011. С. 285-365.
Anglo S. Spectacles, Pageantry and Early Tudor Policy. — Oxford: Oxford University Press, 1997. — 410 p.
Brown P. The Cult of the Saints. Its Rise and Function in Latin Christianity. — Chicago: Chicago University Press, 1981. — 224 p.
Guy J. Elizabeth I: The Queen and Politics // The Shakespearean International Yearbook 2: Where Are We Now in Shakespearean Studies? / Ed. by W. R. Elton, J. M. Mucciolo. Aldershot: Ashgate, 2002. P. 183-202.
Hunt A. The Drama of Coronation: Medieval Ceremony in Early Modern England. — Cambridge: Cambridge University Press, 2008. — 242 p.
Kantorowicz E. The King's Two Bodies: A Study in Mediaeval Political Theology. — Cambridge Princeton: Princeton University Press, 1957. — 632 p.
Kipling G. Enter the King. Theatre, Liturgy and Ritual in the Medieval Civic Triumph. — Oxford: Oxford University Press, 1998. — 402 p.
Legg J. W. Essays Liturgical and Historical. — London: Society for Promoting Christian Knowledge, 1917. — 192 p.
Legg J. W. The Coronation order of King James I. — London: F. E. Robinson & Co, 1902. — 118 p.
Legg J. W. Three Coronation Orders // Henry Bradshaw Society. ^ Vol. XIX (1900). — London: Printed for Society by Harrison and Sons, e St. Martins Lane, Printers in Ordinary to Her Majesty, 1900. — 191 p. K
Legg L. G. W. English Coronation Records. — Westminster: § Archibald Constable & Co, Ltd., 1901. — 578 p. A
Macleane D. The Great Solemnity of the Coronation of the King to and Queen of England. — London: George Allen & Co, Ltd., 1911. — p 295 p. >
MacCormack S. Change and Continuity in Late Antiquity // Histo- S ria. Zeitschriff fur alte Geschichte. Vol. 21. N 4. 1972. P. 721-752. S
Maskell W. Ancient Liturgy of the Church of England. — London: William Pickering, 1846. — 422 p. K
Monod P. K. The Power of the Kings: Monarchy and Religion p in Europe 1589-1715. — New Haven; London: Yale University Press, o 1999. — 384 p. A
Mystical theology: the glosses by Thomas Gallus and the Commentary S of Robert Grosseteste on De mystica theologia / Ed. by J. McEvoy. — Paris: ° Peeters, 2003. — 155 p. H
Rye W. B. The Coronation of King James I, 1603 // The Antiquary. Vol. 22. 1890. P. 18-24. St
Schramm P. E. A History of the English Coronation. — Oxford: Clar- s endon Press, 1937. — 283 p. y
Shils E., Young M. The Meaning of the Coronation // The Sociologi- ^ cal Review 1-2. 1953-1954. P. 63-80. .
Starkey D. Representation through Intimacy: A Study in the Symbolism of Monarchy and Court Office in the Early Modern England // Symbols and Sentiments: Cross-Cultural Studies in Symbolism / Ed. by L. Lewis. New York: Academic Press, 1977. P. 187-224.
Strong R. Coronation: from the 8th to 21th century. — London; Glasgow; Honley: HarperCollins UK, 2006. — 556 p.
Strong R. Splendour at Court: Renaissance Spectacles and Illusions. — London: Weidenfeld and Nicolson, 1973. — 287 p.
Tanner L. E. The History of Coronation. — London: Pitkin, 1952. — 96 p.
Wordsworth C. The Manner of Coronation of King Charles I // Henry Bradshaw Society. Vol. II (1892). — London: Printed for Society by Harrison and Sons, St. Martins Lane, Printers in Ordinary to Her Majesty, 1892. — 232 p.
References
Anglo S. (1997) Spectacles, Pageantry and Early Tudor Policy, Oxford: Oxford University Press, 410 p.
и Brown P. (1981) The Cult of the Saints. Its Rise and Function in Latin
о Christianity, Chicago: Chicago University Press, 224 p. ^ Djubi Zh. (2000) Trehchastnaja model', ili predstavlenija sredneve-
я kovogo obshhestva o samom sebe [The three-part model, or the medieval society's notion about itself], Moscow: Jazyki russkoj literatury, 316 p. (in Russian)
° Guy J. (2002) Elizabeth I: The Queen and Politics, The Shakespear-
g ean International Yearbook 2: Where Are We Now in Shakespearean Studies? (Ed. W. R. Elton, J. M. Mucciolo), Aldershot: Ashgate, pp. 183-202. ty Hunt A. (2008) The Drama of Coronation: Medieval Ceremony
® in Early Modern England, Cambridge: Cambridge University Press, S3 242 p.
н Kantorowicz E. (1957) The King's Two Bodies: A Study in Mediaeval
Political Theology, Cambridge Princeton: Princeton University Press, 632 p.
Kipling G. (1998) Enter the King. Theatre, Liturgy and Ritual in the Medieval Civic Triumph, Oxford: Oxford University Press, 402 p.
Kovalev V. А. (2011) Istina mifa vlasti. Kontinuitet i diskontinuitet v akklamacionnyh processijah anglijskih monarhov konca XIV - nachala XVII vekov [The truth of the power myth. Continuity and discontinuity in acclamation processions of English monarchs in the end of XIV -beginning of XVII centuries], Korolevskij dvor v Anglii XV-XVII vekov (Ed. S. Е. Fedorova), Saint-Petersburg: Aletejja, pp. 285-365. (in Russian)
Kovalev V. А. (2014) Vashi vybory — fars! Ritualy electio i collauda-tio v koronacijah anglijskih monarhov [Your election is a farce! Electio and collaudatio rituals in coronations of English monarchs], Problemy istorii i kul'tury srednevekovogo obshhestva, iss. XXXIII, Saint-Petersburg: Kul'tInformPress, pp. 152-168. (in Russian)
Legg J. W. (1917) Essays Liturgical and Historical, London: Society for Promoting Christian Knowledge, 192 p.
Legg J. W. (1902) The Coronation order of King James I, London: F. E. Robinson & Co, 118 p.
Legg J. W. (1900) Three Coronation Orders, Henry Bradshaw Society, vol. XIX, London: Printed for Society by Harrison and Sons, St. Martins Lane, Printers in Ordinary to Her Majesty, 191 p.
Legg L. G. W. (1901) English Coronation Records, Westminster: Archibald Constable & Co, Ltd., 578 p.
Macleane D. (1911) The Great Solemnity of the Coronation of the King and Queen of England, London: George Allen & Co, Ltd., 295 p.
MacCormack S. (1972) Change and Continuity in Late Antiquity, Historia. Zeitschriff fur alte Geschichte, vol. 21, n. 4, pp. 721-752.
Maskell W. (1846) Ancient Liturgy of the Church of England, London: William Pickering, 422 p.
McEvoy J. (2003) Mystical theology: the glosses by Thomas Gallus ^
and the Commentary of Robert Grosseteste on De mystica theologia, Paris: e
Peeters, 155 p. K
Monod P. K. (1999) The Power of the Kings: Monarchy and Religion §
in Europe 1589-1715, New Haven; London: Yale University Press, 384 p. A
Rye W. B. (1890) The Coronation of King James I, 1603, The Anti- to
quary, vol. 22, pp. 18-24. p
Schramm P. E. (1937) A History of the English Coronation, Oxford: g
Clarendon Press, 283 p. S
Shils E., Young M. (1953-1954) The Meaning of the Coronation, S
The Sociological Review 1-2, pp. 63-80. ^
Starkey D. (1977) Representation through Intimacy: A Study in the K
Symbolism of Monarchy and Court Office in the Early Modern Eng- p
land, Symbols and Sentiments: Cross-Cultural Studies in Symbolism (Ed. o
L. Lewis), New York: Academic Press, pp. 187-224. A
Strong R. (2006) Coronation: from the 8th to 21th century, London; S
Glasgow; Honley: HarperCollins UK, 556 p. °
Strong R. (1973) Splendour at Court: Renaissance Spectacles andIllu- H sions, London: Weidenfeld and Nicolson, 287 p.
Tanner L. E. (1952) The History of Coronation, London: Pitkin, 96 p.
Wordsworth C. (1892) The Manner of Coronation of King Charles I, s
Henry Bradshaw Society, vol. II, London: Printed for Society by Harrison y
and Sons, St. Martins Lane, Printers in Ordinary to Her Majesty, 232 p. ^
Zenkin S. N. (2012) Nebozhestvennoe sakral'noe: teorija i hudozhest- . vennajapraktika [Undivine sacral: a theory and a practice of art], Moscow: RGGU, 537 p. (in Russian)
