CC BY
231
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2012. Вып. 4 (47). С. 23-39
Церковная история как богословская дисциплина
В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В СИНОДАЛЬНЫЙ ПЕРИОД
Н. Ю. Сухова
Статья посвящена истории становления и развития церковной истории в российских университетах. Автор обращает внимание на предысторию введения церковной истории как самостоятельной дисциплины в рамках университетского образования; подробно рассматривает, как понимали первые преподаватели церковной истории в университетах (И. М. Добротворский, протоиерей А. М. Иванцов-Платонов, И. Е. Троицкий) ее место и значение на историко-филологических факультетах. Особое внимание уделено проблемам, связанным с присутствием церковной истории как богословской науки в контексте исторического образования.
Церковная история является сложной дисциплиной, методы которой и место в системе научного знания определяются неоднозначно. С одной стороны, церковная история, несомненно, тесно связана с учением о Церкви, экклесиологи-ей, то есть с богословием. С другой стороны, очевидно, что исключение истории Церкви из комплекса исторического знания может предприниматься только искусственно, в угоду атеистическому мировоззрению, не желающему учитывать многовековой опыт человечества. С решением вопроса о «научной привязке» церковной истории связан и вопрос о наиболее адекватном месте соответствующей учебной дисциплины — в богословском или историческом образовании.
Дискуссии о методологической специфике церковной истории, о ее преимущественной связи с богословским или историческим контекстом не прекращаются и в наши дни. Они ведутся в разных конфессиональных и национальных научных традициях. Однако в России эти дискуссии, видимо, наиболее обострены в связи с многолетним вытеснением богословия из общего научно-учебного пространства и деформацией гуманитарного знания. В последние годы, напротив, внимание светских историков все больше обращается к церковно-исторической проблематике, а представители богословской науки понимают необходимость компетентного применения исторических методов. Совместные научные конференции по истории Церкви выявляют как единство историков и богословов в понимании проблем, так и различие в научных подходах. Накопленный материал побуждает, с одной стороны, к его рефлексии, с другой, — к использованию опыта предшественников. Включение в 2007 г. истории Церкви в состав кафедр
и палитру специализаций исторического факультета МГУ, аргументированное в числе прочего традицией1, требует более пристального изучения этой традиции, даже если она ставила гораздо больше вопросов, нежели давала ответов.
Изучение церковной истории в контексте богословского или исторического образования является обширной темой, требующей усилий не одного исследователя. В данной статье предпринимается попытка выделить ключевые вехи и основные проблемы, связанные с существованием церковной истории лишь в одной из научно-педагогических сфер, а именно в университетской. Наибольший интерес для темы представляет период 1863—1917 гг., когда церковная история развивалась как научное направление и самостоятельная учебная дисциплина параллельно в высших духовных школах и в российских университетах. Однако часть статьи следует посвятить и предшествующему периоду, ибо без этого нельзя понять проблем, возникавших в изучении и преподавании истории Церкви в российских университетах. Особое внимание уделено 60-70-м гг. XIX в., ибо именно тогда была заложена основа университетского варианта церковной истории. При этом внимание уделено и развитию церковной истории в духовных школах, ибо церковная история в университетах была неразрывно связана с ее духовно-учебной постановкой.
Так как до начала XVIII в. образовательный процесс в России был единым, без какой-либо конкретной предназначенности выпускников, исследователи считают Славяно-греко-латинскую академию предтечей не только Московской духовной академии2, но и Московского университета3. Поэтому на формирование церковной истории в академии необходимо обратить внимание. В учебные планы Славяно-греко-латинской академии еще в первые годы XVIII в., возможно, включались какие-то элементы церковной истории. По крайней мере ректор академии архимандрит Палладий (Роговский) (первый русский доктор богословия) перевел с греческого, видимо для учебных нужд, «Историю церковную» Никифора Каллиста Ксанфопула4. Но в целом для школьного богословия, пере-
1 В статье используются принятые сокращения: СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия, МДА — Московская духовная академия, КДА — Киевская духовная академия, КазДА — Казанская духовная академия; ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи (см.: URL:http://www.hist.msu.m/Departments/Church/mdex.htmI; посещение страницы 17.03.2012).
2 Об этом свидетельствует сам факт празднования юбилеев Московской духовной академии, отсчитываемых от основания школы Лихудов в 1685 г., последний из которых — 325-летие — праздновался академией в 2010 г.
3 См.: Надеждин Н. Палладий Роговский, первый русский доктор // Сын Отечества. 1840. Т. 4. С. 607—608; Андреев А. Ю. Российские университеты XVIII — первой половины XIX века в контексте университетской истории России. М., 2009. С. 150—164; Ларионов А. А. «Университетская автономия» в Московской Славяно-греко-латинской академии (XVIII — начало XIX в.) // Вестник Московского университета. Сер. 8: История. 2010. № 3 (Май-июнь). С. 2739; Он же. История Славяно-греко-латинской академии в XVIП веке (1700-1775) (Научный богословский портал «Богослов.ги»: URL:http://bogosIov.ru/text/365350.htmI).
4 Архимандрит Палладий довершал свое образование в иезуитских коллегиях Вильны, Нейссе и Ольмюца и коллегии святителя Афанасия в Риме, в богословские курсы которых, видимо, включались элементы церковной истории, хотя бы в виде справок о Вселенских соборах и святых отцах, которые цитировались в «Сумме теологии» Фомы Аквинского (см.: Надеждин Н. Палладий Роговский, первый русский доктор. С. 610-617; Смирнов С., прот. Десять
нятого из Киево-Могилянской коллегии и построенного в значительной степени по Ratio Studiorum, не был характерен церковно-исторический подход5.
Большей связи с церковной историей можно было ожидать от «нового богословия», первопроходцем которого в русской образовательной традиции стал преосвященный Феофан (Прокопович): делая акцент на научности богословия, он неизбежно должен был в той или иной степени опираться на исторический метод. Однако в Духовном регламенте 1721 г. о церковной истории говорилось до обидного мало. Ее предполагалось преподавать в грамматическом, а не в богословском классе (вкупе с географией).
В московских школах — Славяно-греко-латинской академии и Троицкой Лаврской семинарии — в 1766 г. церковная история появилась в качестве особой дисциплины, при активном содействии митрополита Московского Платона (Левшина). Место церковной истории в учебном плане на первых порах было неопределенным — предмет был скорее факультативным, не связанным с определенным классом6, — что не позволяло четко определить и место церковной истории в системе научного знания. Но все же рассчитан этот курс был на старших студентов богословского и философского классов. К концу 1780-х гг. церковная история была введена как особый предмет и в программы некоторых семинарий, причем инициаторами ее введения и преподавателями являлись преимущественно выпускники Московской академии7. В 1798 г. учебные планы духовных академий попытались унифицировать, и краткая церковная история «с показанием главных эпох» была включена в богословский класс, причем должна была предварять и герменевтику, и догматическо-полемическое и нравственное богословие8. В 1805 г. были изданы и соответствующие «классические книги»: по истории древней Церкви первых трех веков — архиепископа Мефодия (Смирнова), по истории Российской Церкви — митрополита Платона9. Несколько разочаровывает, правда, инструкция, данная в 1806 г. митрополитом Платоном для церковно-исторического класса: экзаменовать следовало исключительно в знании фактов, ибо «история ничего более не требует, как чтоб ученики весьма
поучений первого русского доктора богословия, игумена Палладия (Роговского) [Предисловие] // Прибавления к Творениям святых отцов. 1883. Ч. XXXII. Кн. 1. С. 270, 274).
5 «Ratio Studiorum atque Institutio Studiorum Societatis de Jesu» («Порядок изучения наук, а также Устроение ученых занятий в Обществе Иисуса»), официально опубликованный в 1599 г.
6 См.: Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. СПб., 2001. С. 742-743.
7 Примером может служить преподавание церковной истории в 1790-х гг. в Воронежской семинарии выпускником Московской академии 1789 г. протоиереем Евфимием Болховитиновым (будущим митрополитом Евгением) (см.: Фаворов Н., прот. Речь, произнесенная на торжественном годичном собрании Императорского университета св. Владимира 1867 года,
3 сентября // Труды Киевской духовной академии. 1867. Т. II. № 8. С. 258-259; ШмурлоЕ. Ф. Митрополит Евгений как ученый. Ранние годы жизни. 1767-1804. СПб., 1888. С. 102, 108).
8 Высочайше утвержденный Синодский указ от 31 октября 1798 г. «О порядке учения в Духовных Академиях и Семинариях» // ПСЗ I. Т. XXV. СПб., 1830. № 18726. С. 427.
9 «Liber historicus de rebus in primitiva sive trium primorum et quarti ineuntis seculorum ecclesia Christiana» (М., 1805).
памятовали, что читали, а особливо достопамятные в Церкви случаи»10. Однако все же необходимый для высшей школы критический элемент в этой инструкции присутствовал: предлагалось «испытывать, все они (студенты. — Н. С.) одобряют, или в чем не сумнятся ли, или не делают на что разумную критику»11.
Но в учебных планах Московского университета церковная история отсутствовала вплоть до 1804 г. Конечно, на философском факультета был профессор истории, однако церковно-историческая составляющая в его преподавании никак не предусматривалась, и вопрос о какой-либо его богословской компетентности не оговаривался. Университетский законоучитель протоиерей Петр Алексеев, стараясь хотя бы отчасти ввести своих пасомых в полноту церковного знания, составил для них рукописную «Историю Греко-Российской Церкви» в пяти томах. Но это был лишь минимум, необходимый для образованного российского гражданина, «профессиональное» же изучение церковной истории все более связывалось со школами духовного ведомства, а они, в свою очередь, — с подготовкой к пастырскому служению.
Учебные реформы начала XIX в. несколько изменили ситуацию. Первым общим Уставом российских университетов 1804 г.12 в составе отделения нравственных и политических наук были введены две богословские кафедры: 1) догматического и нравоучительного богословия и 2) толкования Священного Писания и церковной истории13. Если в первом сочетании можно усмотреть связь со старыми схоластическими системами, то во втором — новые тенденции, характерные для российского богословия последних десятилетий XVIII в.: «проект» церковной истории, заключенный в Священном Писании, неразрывная связь библейской и собственно церковной истории. Однако заместить эти кафедры было довольно сложно, так как университеты находились в ведении новообразованного Министерства народного просвещения, не имевшего в своем распоряжении специалистов-богословов, а кадры, привлеченные из духовного ведомства, должны были признаваться научным сообществом соответствующего отделения. Поэтому на протяжении нескольких лет эти кафедры существовали лишь фиктивно, не имея реальных преподавателей. В Московском университете в 1810 г. появился преподаватель церковной истории — М. М. Снегирев, обла-
10 Цит. по: Смирнов С. К. История Славяно-греко-латинской академии. М., 1855. С. 296298.
11 Там же.
12 В начале XIX в. в России была создана университетская система: были основаны Харьковский (1803) и Казанский (1804) университеты, также в систему были включены Дерптский (1802) и Виленский (1803) университеты.
13 Уставы Императорских Московского, Харьковского и Казанского Университетов 1804 г. § 24 // Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. XXVIII. СПб., 1830. № 21498. С. 572. Университеты Виленский и Дерптский имели свои уставы, причем присутствие богословия в этих университетах было очень показательно: католический Виленский университет имел три кафедры богословских наук, но ни одна из них не была связана с церковной историей (Священного Писания; догматической богословии; нравоучительной богословии); протестантский же Дерптский университет имел особый богословский факультет с четырьмя ординарными кафедрами, в том числе церковной истории и богословской словесности (см.: Сухова Н. Ю. Русская богословская наука (по докторским и магистерским диссертациям 1870-1918 гг.). М., 2012. С. 51-53).
давший, казалось бы, необходимой компетентностью: он имел и богословское образование (окончил философский и богословский классы Троицкой семинарии), и университетское (занимался «науками философскими, юридическими и физическими»)14. М. М. Снегирев составил «Руководство к Церковной истории», погибшее при московском пожаре 1812 г. Однако в лице М. М. Снегирева церковная история сочеталась не с Писанием, как указывал Устав, а с философией, поскольку он был одновременно профессором церковной истории и истории философии. Определенная логика была, конечно, и в этом сочетании, но идея «проекта» церковной истории, заключенного в Священном Писании, рушилась. В остальных университетах богословские кафедры были замещены лишь в 1819 г.15 Теперь кадровую проблему было решить легче, так как под управлением князя А. Н. Голицына оказалось Двойное министерство — духовных дел и народного просвещения. Но при замещении обе кафедры были соединены, и получившаяся в результате кафедра богопознания и христианского учения была помещена вне структуры отделений. Программы включали догматическое и нравственное богословие, священную и церковную историю. В министерском циркуляре от 22 февраля 1819 г. указывалось, что читаемый университетским студентам курс, «конечно, не должен быть такой обширной подробности и полноты предметов, какие приобретаются посвящающими себя в звание богословов и в духовный сан»16. Это был минимум, признанный необходимым для каждого выпускника университета, независимо от выбранной сферы познания и последующей деятельности. Только в Казанский университет усилиями М. Л. Магницкого, назначенного попечителем учебного округа, помимо архимандрита Феофана (Александрова), преподававшего догматическое и нравственное богословие, был определен протоиерей Александр Нечаев в статусе адъюнкт-профессора по библейско-церковной истории.
В духовных же академиях, получивших статус высших школ в результате реформы духовного образования 1808-1814 гг., церковная история была заявлена одной из важнейших дисциплин, ибо «познание древней истории, а особливо церковной» принадлежало непосредственно к богословию17. Эта неразрывная связь была подтверждена в 1810 г., когда при разделении всех наук, изучаемых в духовных академиях, на «коренные», общеобязательные, и на вспомогательные, церковная история была отнесена к первым, а гражданская история — ко вторым18.
14 См.: Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского московского университета за истекающее столетие, со дня учреждения января 12-го 1755 года, по день столетнего юбилея, января 12-го 1855 года, составленный трудами профессоров и преподавателей, занимавших кафедры в 1854 году, и расположенный в азбучном порядке: В 2 ч. Ч. II. М., 1855. С. 420-422.
15 Это, в частности, было отмечено в 1819 г. ревизором Казанского университета М. Л. Магницким как один из самых серьезных недостатков.
16 Санкт-Петербургский университет в первое столетие его деятельности. 1819-1919. Пг., 1919. С. 78, 90.
17 РГИА. Ф. 802. Оп. 17. Д. 1. Журналы Комитета о усовершенствовании Духовных Училищ 1807 и 1808 гг. Л. 54 об. — 55 об.
18 Об этом подробнее см.: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). М., 2006. С. 67-68.
Следует обратить внимание на программу по церковной истории, составленную в 1810 г. преподавателем СПбДА иеромонахом Филаретом (Дроздовым), ибо в дальнейшем к ней обращались преподаватели церковной истории не только в духовных академиях, но и в университетах. Автор простирал церковную историю «от начала мира до ныне», разделяя на историю Ветхозаветной и Новозаветной Церкви, и выделял в ней «внешнюю историю Церкви» и «внутреннюю историю Веры»19. К первой святитель Филарет относил изучение Церкви как общества верующих, ее благосостояния и бедствий, защитников и врагов, распространения и уменьшения. Вторая должна была «наблюдать ход веры, одушевляющей и отличающей сие общество», и повествовать «о ее учении, о Богослужении, о мужах делом, словом и писанием способствовавших к успехам истинного благочестия, и о противоборствовавших ему, суеверии, расколах, ересях, соблазнах и безверии»20.
В 1830-х гг. в России начался церковно-исторический подъем, заметный и в общественной жизни, и в богословии: историософские споры, повышенный интерес к месту России в историческом процессе, к родной старине, осознание важности Священного Предания и церковного опыта. Университетский устав, принятый в 1835 г., казалось бы, должен был отразить этот «исторический» настрой. Действительно, этим Уставом определялось обязательное преподавание на всех факультетах церковной истории, состоявшей из двух отделов: «истории Православной Церкви» и, при необходимости, «истории Церкви Римо-Католической»21. Но так как церковная история по-прежнему входила в состав одной общеуниверситетской («внефакультетской») кафедры богословия вместе с догматическим и нравственным богословием и церковным законоведением, элементы церковной истории занимали незначительное место, а по недостатку времени нередко вовсе опускались. Однако усилия по более фундаментальной постановке преподавания церковной истории предпринимались. Так, в 1843 г. исправляющий должность попечителя Санкт-Петербургского учебного округа князь Г. П. Волконский рекомендовал Совету столичного университета один семестр годового богословского курса посвящать догматическому богословию, а другой — церковной истории, причем уделять этим дисциплинам по три лекции в неделю22.
Заметим, что высшая духовая школа «пропустила» этот рубеж, никак не зафиксировав новые идеи очередным Уставом, однако в самих академиях шло бурное развитие церковно-исторического направления. Так, в 1841 г. в КДА, а затем и в остальных академиях были учреждены особые исторические кафедры церковной истории23. К историческому же направлению можно отнести и новую
19 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изданное под редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского: В 5 т. СПб., 1885. Т. I. С. 27.
20 Там же.
21 Высочайше утвержденный 26 июля 1835 г. Общий устав Императорских Российских Университетов // ПСЗ II. Т. X. № 8337. СПб., 1836. § 14. С. 843.
22 ЦГИА СПб. Ф. 14 (Санкт-Петербургский университет). Оп. 1. Д. 4663. О новом распределении предметов учения по факультетам. 1843 г. Л. 3-3 об.
23 См.: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа... С. 79.
дисциплину — патристику, появившуюся в академиях в 1840-х гг. Спор между сторонниками двух альтернативных подходов к этой дисциплине — догматического и исторического — был решен, хотя и временно, в пользу последнего созданием монументального труда «Историческое учение об отцах Церкви» святителя Филарета (Гумилевского)24. Таким образом, в контексте богословского образования начали определяться церковно-исторические методы, выявляться проблемы, требующие исследования, складываться определенные традиции.
В конце 50-х — начале 60-х гг. XIX в. в контексте общего повышения интереса к образованию и науке был поставлен вопрос о расширении богословия в структуре университетского знания. При подготовке Университетского устава 1863 г. впервые было четко выделено три уровня богословия как предмета пре-подавания25:
1) религиозного, нравственного, культурного фундамента системы человеческого знания в целом;
2) изучения специальных областей гуманитарных наук: церковной истории, церковной словесности, церковного права, религиозной философии;
3) самостоятельной области науки, со своей структурой, принципами, методами и перспективами исследования.
Если решение третьей задачи было оставлено духовным академиям как специально-богословским школам, то первые две были определены университетам. В окончательном варианте Университетского устава 1863 г. для решения первой задачи была оставлена кафедра богословия межфакультетского значения, для решения второй — введено преподавание церковной истории и церковного законоведения на соответствующих факультетах26. Это открывало перспективу специально-научного изучения церковной истории в контексте исторического образования. Однако, ввиду привычной для русского образования финансовой проблемы, «суммы» на новые кафедры предполагалось назначать только с 1 января 1867 г., «если в то время сей расход будет признан возможным»27. Университеты, таким образом, получали возможность подготовиться и осмыслить место и значение этих дисциплин в рамках специальных факультетов.
Следует заметить, что еще при разработке Устава 1863 г. выявилось некоторое противоречие в понимании того, является церковная история в университете дисциплиной богословской или историко-филологической. В отзыве на проект Устава святитель Филарет (Дроздов) обращал внимание на то, что пред-
24 См.: Сухова Н. Ю. Реформа духовной школы 1808-1814 гг. и начало русской патристики // Русское богословие: традиция и современность: Сб. научных статей. М., 2011. С. 62-68.
25 РГИА. Ф. 733. Оп. 147. Д. 94. Л. 44-115. Вопросы, связанные с преподаванием богословия, рассматривались в рамках последней из трех комиссий, готовивших проект Устава 1863 г. Среди отзывов на проект были замечания и предложения святителей Филарета (Дроздова) и Филарета (Гумилевского), епископов Макария (Булгакова) и Антония (Амфитеатрова), ректора МДА архимандрита Саввы (Тихомирова) и др.
26 См.: Высочайше утвержденный 18 июня 1863 г. Общий устав Императорских российских университетов // ПСЗ II. Т. XXXVIII. Отд. 1. СПб., 1866. № 39752. § 13, 15, 18. С. 623, 624.
27 Предложение попечителя Московского учебного округа от 16 июля 1863 г. Совету Московского университета, напечатанное при новом Уставе (цит. по: Новые предположения относительно кафедр церковной истории и церковного законоведения в наших университетах // Православное обозрение. 1864. Т. 13. С. 93).
полагаемая факультетская подготовка к кафедрам церковной истории выявляет их понимание «не как богословских... а как историко-филологических»28. Но церковная история, по мнению святителя, вне всякого сомнения, принадлежит «к кругу наук богословских», следовательно, подготовка преподавательских кадров для этих кафедр должна осуществляться в духовных академиях29.
При разработке «Положения об ученых степенях» 1864 г.30, конкретизирующего положения нового Устава, это противоречие возникло вновь, причем уже в университетских корпорациях. Так, в «Отчете Московского университета за 1863 год» было указано, что историко-филологический факультет проектирует у себя «магистратуру Церковной Истории», то есть присуждение университетами ученых степеней по Церковной истории. В обоснование этого приводилось четыре аргумента: не может на факультете существовать кафедры, недоступной соискателям; для суждения о богословской стороне предмета в университете есть профессор богословия; духовные академии удостаивают своих выпускников магистерских степеней по богословию, а не по церковной истории; церковная история имеет особую важность в «круге наук факультетских». Для магистерского экзамена, кроме главного предмета — церковной истории, в качестве «вторых» предполагались всеобщая, русская и славянская гражданская история31. Однако университетский профессор богословия протоиерей Н. А. Сергиевский высказывал несогласие с этим проектом. Его аргументация сводилась к главному утверждению: церковная история — предмет богословский, и право присуждения по нему ученых степеней может принадлежать исключительно высшим богословским школам — духовным академиям32. Несмотря на то что Совет университета не поддержал протоиерея Н. А. Сергиевского, в «Положение об ученых степенях» 1864 г. магистратура по церковной истории включена не была.
На деле становление новых кафедр происходило очень непросто. Так, в 1865 г., при инспектировании богословских кафедр в университетах протоиереем Н. А. Сергиевским, оказалось, что университеты не имеют предположений относительно кандидатов на кафедры церковной истории33. Анализ документов специальной комиссии, созданной для рассмотрения открывшихся проблем, позволяет выявить причины этой ситуации. Прежде всего, по-прежнему не было ясности, в чьем ведении находилась подготовка кандидатов на эти кафедры. Комиссия сочла, что этот процесс относится «к попечению Святейшего Синода», министр же народного просвещения А. В. Головнин считал это прерогативой своего министерства: духовное ведомство должно только указывать на лиц, которые «могли бы, при пособии от Министерства, приготовиться к занятию
28 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского. Т. V. Ч. 1. СПб., 1887. С. 435.
29 Там же. С. 436-437.
30 См.: Положение об испытаниях на звание действительного студента и на ученые степени от 4 января 1864 г. // Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 3: 1850-1864. СПб., 1867. Стб. 636-643; Штаты и прил. С. 107-110.
31 Цит. по: Новые предположения относительно кафедр церковной истории. С. 94-95.
32 Там же. С. 101-103.
33 Сергиевский Н. А., прот. О лучшем устройстве кафедры богословия в наших университетах // Православное обозрение. 1865. № 10. С. 197-198.
кафедр церковной истории и церковного права»34. Важной проблемой был сам подбор выпускников духовных академий, которых после дополнительной подготовки смогло бы признать университетское сообщество.
Поэтому ситуация не сразу изменилась и при преемнике А. В. Головнина графе Д. А. Толстом, хотя совмещение в его лице должности министра народного просвещения с должностью обер-прокурора Синода, казалось бы, должно было снять кадровую проблему. Профессиональные корпорации некоторых университетов выражали сомнение в необходимости особых кафедр церковной истории на историко-филологических факультетах. Так, в ответ на предложение Толстого, связавшего вакантность богословских (в том числе и церковноисторических) кафедр в университетах с недостатками действующего Устава, университеты выступили против его изменений. Возможно, причиной было опасение потерять относительную автономию, предоставленную университетам Уставом 1863 г. Тем не менее Санкт-Петербургский университет, уверяя министра в адекватности действующего Устава, праздность кафедры церковной истории через девять лет после ее официального учреждения объяснял отсутствием «особенно замечательного знатока этого предмета», а также тем, что «в преподаваемом с большою полнотою курсе Всеобщей истории на историю важнейших церковных вопросов обращается должное внимание слушателей»35.
Если университетские корпорации пытались так или иначе интегрировать церковную историю в систему исторического знания, представителей церковного богословия беспокоило сохранение ее богословской направленности. Так, святитель Филарет (Дроздов) в том же 1865 г. считал полезным для этого тесное соединение трех университетских кафедр богословских наук в форме особого «комитета», близкого по правам к факультету36. Кроме того, святитель, подчеркивая важность полноценного научно-богословского формирования преподавателей церковной истории, предлагал определять на эти кафедры в университеты не недавних выпускников, а лиц, уже поработавших на духовно-учебных должностях, получивших опыт и «одобренных начальством», преимущественно в священном сане37.
Все эти сложности легли на плечи первых университетских преподавателей церковной истории, все же определенных в конце 1860-х — начале 1870-х гг. на эти кафедры. Им пришлось не только свидетельствовать о необходимости своей дисциплины в университете, но и определять ее место и значение в комплексе исторического образования и науки. Научно-критический подход, легший в основу деятельности российских университетов во второй половине XIX в., требовал той или иной реакции на него и представителей богословских кафедр, прежде всего церковно-исторических.
34 ОР РНБ. Ф. 208 (А. В. Головнин). Оп. 1. Д. 3. Записки (очерк действий по управлению Министерством народного просвещения с конца 1861 по апрель 1866 г.). Л. 361 об.
35 ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 7189. О пересмотре университетского устава. 1872 г. Л. 27.
36 См.: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского. Т. V. Ч. 2. СПб., 1888. С. 781-783.
37 Там же. С. 801-806.
Первым в 1868 г. удалось заместить кафедру церковной истории Казанскому университету: на нее был назначен лучший выпускник КазДА 1856 г. И. М. До-бротворский, до этого преподававший в академии историю раскола. И. М. Добро-творскому пришлось начать осмысление университетского варианта церковной истории, и его концепция курса была заявлена следующим образом: «История Церкви есть история веры, а история веры есть история всего человечества»38. Оставляя «исследование внутренних основ религии, хранящихся в глубине человеческого духа», для философии религии, И. М. Добротворский выделял церковной истории «заявление» двух фактов: бытия религии у всех народов, определяющего способность человека к восприятию христианства, и уникальность христианства, как истинной религии, удовлетворяющей «существенным потребностям человеческого духа»39. Излагая методологию своего курса, И. М. До-бротворский обращал особое внимание на то, что требование «так называемой объективности, или даже всецелой объективности», предъявляемое защитниками отрицательной богословско-исторической школы», — исторический и логический абсурд. В исторических событиях участвовали люди, сведения о них переданы людьми и изучаются историком — все они имели и имеют «те или иные побуждения и мысли», от которых нельзя абстрагироваться. Поэтому сама научность церковной истории неразрывно связана с христианской верой исследователя и преподавателя: она «не может быть не христианской, не отказавшись от имени науки»40.
В вопросе конфессиональности церковной истории И. М. Добротворский придерживался точки зрения святителя Филарета (Дроздова), высказанной святителем еще в 1815 г.: никакую христианскую Церковь не считать ложной41. То есть профессор не отвергал церковную историю иных конфессий, считая, что «от историка требуется наивозможное беспристрастие и терпимость к вероисповедным разногласиям, не составляющим сущности христианства»42. Однако он уверял своих слушателей, что само изучение церковной истории приводит даже представителей иных конфессий к выводу о том, что «восточная церковь. окаменела в этом православии, считавшемся истинной верой в продолжении осми веков», в то время как западная оставила «предание христианской древности», идя «путем развития и прогресса». Следовательно, церковная история как наука «по своему направлению не может быть ни католической, ни протестантской, а должна быть и не может не быть православной», если желает говорить истину43.
Эстафету у своего коллеги принял занявший в 1872 г. кафедру церковной истории в Московском университете священник А. М. Иванцов-Платонов. Од-
38Добротворский И. Предмет и метод церковной истории // Христианское чтение. 1868. № 6. С. 854.
39 Там же. С. 858.
40 Там же. С. 873-877.
41 [Филарет (Дроздов), архим.] Разговоры между испытующим и уверенным в православии Восточной Греко-Российской Церкви, с присовокуплением выписки из окружного послания Фотия, патриарха Цареградского, к Восточным Патриаршим престолам. СПб., 1815. Пере-изд.: Филарета, митрополита Московского и Коломенского Творения. М., 1994. С. 408.
42Добротворский И. Предмет и метод церковной истории. С. 877.
43 Там же. С. 878-879.
нако первые его лекции были направлены преимущественно на доказательство необходимости церковной истории в университетском контексте. Если изучение истории во всех ее проявлениях требует «много самых разносторонних сведений и талантов» и всеми признается необходимость участия в этом процессе политика-историка или философа-историка, нельзя отказывать в таком же значении и богослову-историку44.
Более подробно вопрос о месте церковной истории в историческом и богословском контекстах рассматривал И. Е. Троицкий, попавший в уникальную ситуацию: в 1874 г. он стал профессором церковной истории в Санкт-Петербургском университете, сохранив за собой кафедру истории западных исповеданий в СПбДА. С кандидатурой И. Е. Троицкого согласилась наиболее «буйная» корпорация столичного университета, но при этом профессор счел необходимым разработать подробную концепцию университетской церковной истории.
И. Е. Троицкий очень высоко оценивал значение церковной истории в рамках богословия: это не просто одна из составляющих, но «если не de jure, то de facto занимает центральное место между другими богословскими науками». Все они «сводятся к ней как к своему общему фокусу», обращаясь за справками и советами, «ее свидетельствами исправляют или подтверждают свои положения и выводы»45. Поэтому для этой гармонии церковная история в богословском контексте должна заниматься преимущественно вопросами внутренней церковной жизни, соприкасающимися со специальностями других богословских наук. В этом случае «внешне-мировую, культурную роль» Церкви приходится отодвигать на второй план. Профессор же церковной истории в университете, с точки зрения И. Е. Троицкого, стоит перед непростым выбором. Следуя богословскому характеру своей дисциплины, он может стремиться к единству с межфакуль-тетской кафедрой богословия — и, соответственно, «стать вместе с нею в изолированное положение среди других университетских наук», не мешая работать своим факультетским коллегам-историкам, но и «не интересуясь их работами». Но И. Е. Троицкий склонялся к иному варианту — «относительной пользы» своей дисциплины в университете, а не ее «безотносительной бесполезности»: «примкнуть по крайней мере к наиболее близким и родственным, наукам факультета» и стараться «устанавливать возможную гармонию в постановке задач и в средствах к их разрешению»46.
Главным аргументом Троицкого была специфика историко-филологического факультета, которую нелепо было бы игнорировать: именно «по сродству» на нем была введена церковная история, а не другая богословская наука. Главной задачей церковной истории в университете И. Е. Троицкий считал «разъяснение внешней истории Церкви», которой мало занимаются в академиях, «ее культурной роли, как одного из факторов цивилизации». Понимая, что для этого при-
44 Иванцов-Платонов А. М., свящ. Первые лекции по истории Христианской Церкви в Московском университете. М., 1872. С. 10.
45 ОР РНБ. Ф. 790 (И. Е. Троицкий) б/н (фонд не разобран). Троицкий И. Е. Место церковной истории среди других факультетских наук и ее задача в университете. Вступительная лекция 4 сентября 1874 г. Л. 5 об. — 6.
46 Там же. Л. 6 об. — 7, 9.
дется пожертвовать многими специальными вопросами церковной истории, он все же надеялся сохранить самостоятельность и специфику своей дисциплины. При определении «положения, занятого Церковью в том или другом культурном вопросе», он предполагал выяснять это «с той точки зрения, на которой стояла сама Церковь», анализируя это «внутренними основами ее бытия»47.
И. Е. Троицкий видел свою задачу в университете не только в чтении лекций, необходимых студентам-историкам, но и в участии в научной жизни факультета. Так, он собирался посвятить «свое время, труд и знания изучению и разъяснению исторических судеб греко-славянского Востока», разъяснению «культурной роли Восточной Церкви»48. Предполагая присоединиться в этих исследованиях к университетским коллегам, он обращал внимание на потребность в специалисте по истории Церкви при изучении истории и культуры как Византии, так и Руси. И. Е. Троицкий укорял некоторых гражданских историков, оценивающих те или иные факты церковной истории «с общекультурной точки зрения», а не с позиции самой Церкви, что неизбежно приводит к ошибочным выводам49.
Несмотря на то что первые представители церковной истории были приняты университетским научным сообществом достаточно доброжелательно, а сами они постарались занять свое место в учебном процессе и в научных исследованиях историко-филологических факультетов, кадровая проблема по-прежнему стояла очень остро. С одной стороны, корпорации историко-филологических факультетов не были уверены в достаточной компетентности выпускников духовных академий в истории. Нередкими были случаи отвержения университетами тех кандидатов, которых Синод предлагал на кафедры церковной истории. С другой стороны, богословский характер церковной истории, который неоднократно подчеркивался и церковными иерархами, и духовными академиями, не позволял университетам присуждать ученые степени по церковной истории и замещать соответствующие кафедры их же выпускниками. Последнее воспринималось достаточно болезненно, и вопрос об изменении этой ситуации вставал в дальнейшем неоднократно.
Надежда на решение этой проблемы появилась вследствие реализации в духовных академиях Устава 1869 г., введшего специализацию по трем направлениям, одним из которых была церковная история50. Выпускники соответствующих отделений, получавшие довольно серьезную подготовку как в области церковной, так и в области гражданской истории, должны были удовлетворить профессиональное историческое сообщество.
В 1872 г., в преддверии выпуска студентов, набранных в академии по новому Уставу, министр народного просвещения учредил особую комиссию для выработки конкретных требований к преподавателям университетских кафедр церковной истории и церковного законоведения. В эту комиссию были включены представители столичной духовной академии: профессора церковной исто-
47 ОР РНБ. Ф. 790 (И. Е. Троицкий) б/н. Л. 11-11 об.
48 Там же. Л. 13 об. — 14.
49 Там же. Л. 11 об.
50 См.: Высочайше утвержденные 30 мая 1869 г. Устав и штаты православных духовных академий // ПСЗ II. Т. XLIV. Отд. 1. СПб., 1873. № 47154. § 2, 113. С. 545, 552.
рии И. В. Чельцов и церковного законоведения Т. В. Барсов51. Результатом ее работы было постановление, утвержденное министром народного просвещения 17 января 1873 г.52 Юридические факультеты российских университетов получили право при определенных условиях присуждать степени магистра и доктора церковного законоведения и, следовательно, замещать кафедры своими же выпускниками. Главными аргументами были широта и специфика юриспруденции, мало изучаемая в курсе духовных академий, и отсутствие в них соответствующего специального направления. Но для преподавания церковной истории было признано необходимым, прежде всего, высшее богословское образование: «правильно излагать перемены в судьбах Церкви, возникавшие в свете ее учения, принятие одних и отвержение других, возможно только при значительном запасе сведений из курса богословских наук и привычке обращаться мыслию в этом кругу»53. Поэтому занимать кафедры церковной истории могли только выпускники церковно-исторических отделений духовных академий, получившие ученую степень магистра за диссертацию по одной из наук этого отделения. Относительно докторской степени, требуемой для получения должности экстраординарного или ординарного профессора, правила предлагали альтернативу: получение степени доктора богословия за церковно-историческую диссертацию или получение докторской степени по русской или всеобщей истории в универ-ситете54.
Указанные правила ориентировались на выпускников, окончивших академии по Уставу 1869 г. Однако в начале 1870-х гг. это были вчерашние студенты, не имевшие опыта преподавания, научных заслуг, а чаще всего и магистерской степени. Поэтому в эти годы университеты, чаще всего в виде исключения, приглашали на кафедры церковной истории дореформенных выпускников академий, уже зарекомендовавших себя специалистами в области церковной истории. Так, приглашенный на университетскую кафедру в 1874 г. профессор СПбДА И. Е. Троицкий был выпускником той же академии 1859 г. Через год И. Е. Троицкий подтвердил свою научную состоятельность, защитив в академии диссертацию по истории Армянской Церкви55.
Делались иногда подобные исключения для дореформенных выпускников академий и при соискании докторских степеней по истории. Так, выпускник МДА 1862 г. и профессор русской истории КДА Ф. А. Терновский, с 1869 г. преподававший в Киевском университете церковную историю, в 1877 г. защитил на
51 См.: Чистович И. А. С.-Петербургская духовная академия за последние тридцать лет (1858-1888). СПб., 1889. С. 163-164.
52 См.: По вопросу об условиях, при которых преподаватели церковной истории и церковного законоведения в университетах могут достигать профессорского звания. 17 января 1873 г. // Сб. распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 5: 1871-1873. СПб., 1881. № 268. Стб. 919-924.
53 ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 6988. О наблюдении за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях Санкт-Петербурга. Здесь же: о замещении кафедр Церковной Истории и Церковного Законоведения. Л. 12.
54 См.: По вопросу об условиях. § 6-7.
55 См.: Троицкий И. Е. Изложение веры Церкви Армянской, начертанное Нерсесом, ката-ликосом Армянским, по требованию боголюбивого государя греков Мануила.СПб., 1875.
историко-филологическом факультете диссертацию на степень доктора русской истории56. Совет университета, принимая во внимание и восьмилетнее членство Ф. А. Терновского в университетской корпорации, и его многочисленные ученые труды, обратился к министру с ходатайством о допущении соискателя к защите57. Это был как раз тот случай, о перспективе которого с надеждой говорил коллега Терновского по кафедре И. Е. Троицкий: изучение истории и культуры Византии и Руси специалистом-историком с богословским образованием. Сам Ф. А. Терновский относил свое исследование к «истории литературной, а не политической, не юридической, не бытовой», считая его вкладом в историю «научно-общественного развития передовых людей Руси»58. Защита прошла не только успешно, но и с подъемом, причем оппоненты — профессор В. С. Иконников, доцент В. Б. Антонович и неофициальный вопрошатель профессор А. А. Котляревский, — высказав докторанту ряд замечаний, в целом дали о диссертации самые лестные отзывы. Никаких проблем, затрагивающих разницу в подходах церковных и светских историков, на этой защите выявлено не было, по крайней мере согласно сохранившимся источникам. Однако опыт Ф. А. Тернов-ского в области истории остался уникальным.
Следует сразу отметить, что был еще один случай присуждения исторической докторской степени представителю духовной академии: в 1892 г. Московский университет удостоил степени доктора русской истории ординарного профессора КазДА П. В. Знаменского за монографию «История Казанской духовной академии»59. Но эта степень, хотя и была присуждена за конкретное исследование, была наградной, приуроченной к 50-летию КазДА: ни защиты, ни обсуждения исследовательских подходов и методов не было.
Однако в 1884 г. специализация в духовных академиях, в том числе церковноисторическая, была отменена. Авторы нового Устава, предвидя новые проблемы в замещении богословских кафедр в университетах, ввели другой вариант специализации: дифференциацию докторской богословской степени, причем с выделением церковно-исторического и церковно-правового направлений60. Надо отметить, что в самих академиях эта профилизация высшей богословской степени вызвала опасения в «растаскивании» богословия другими областями науки.
Но упразднение церковно-исторических отделений все же положило начало новому этапу борьбы университетов за право замещать кафедры церковной истории своими выпускниками. В 1893 г. это право, наконец, было получено,
56 См.: Терновский Ф. А. Изучение византийской истории и ее тенденциозное приложение в древней Руси. Киев, 1877.
57 См.: [Голубев С. Т.] Докторский диспут профессора Ф. А. Терновского по защите диссертации на тему «Изучение византийской истории и ее тенденциозное приложение к истории древней Руси», представленной на соискание ученой степени доктора русской истории // Труды Киевской духовной академии. 1877. № 6. С. 587-600.
58 Там же. С. 596-597.
59 См.: Знаменский П. В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842-1870): В 3 вып. Казань, 1891-1892.
60 См.: Высочайше утвержденные 20 апреля 1884 г. Устав и штаты православных духовных академий // ПСЗ III. Т. IV. СПб., 1887. № 2160. § 141-142. С. 241.
правда, при условии сдачи дополнительного экзамена по богословию61. Но и после этого на кафедры приглашались преимущественно выпускники духовных академий. Так, в 1895 г. в Московском университете почившего протоиерея Александра Иванцова-Платонова сменил на кафедре церковной истории профессор МДА А. П. Лебедев. В 1900 г. такую же кафедру в Казанском университете занял после Ф. А. Курганова выпускник СПбДА К. В. Харлампович. Полноценное богословское образование, подтвержденное соответствующей ученой степенью, было гарантией профессиональной компетентности кандидата на кафедру. Это понимали и сами университетские выпускники. Так, выпускник историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета (1892) Б. М. Мелиоранский, окончив университетский курс, поступил вольнослушателем в СПбДА, а в 1901 г. по ходатайству академического Совета был допущен до защиты магистерской диссертации62. После этого он занял кафедру церковной истории родного университета.
Конечно, ждать единого мнения об университетской постановке церковной истории было трудно, ибо и у духовно-академических представителей этой науки было много расхождений в научных взглядах. В этом отношении примечательна многолетняя полемика протоиерея А. М. Иванцова-Платонова с А. П. Лебедевым, тогда еще преподавателем МДА, связанная с докторской диссертацией последнего о Вселенских соборах IV-V вв.63 Придерживаясь представления о церковной истории, как о науке беспристрастной, стоящей вне вероисповедных отличий, А. П. Лебедев всякое выражение сочувствия поборникам православия считал проявлением пристрастия. Протоиерея А. М. Иванцова не устраивал «надконфессиональный», странный для православного исследователя подход А. П. Лебедева, в чем он и обличал младшего коллегу.
В воспоминаниях университетских выпускников можно нередко встретить упоминания о том, что профессора богословия не пользовались авторитетом. Примером является знаменитая, многократно цитируемая фраза К. Д. Кавелина: «Трудно представить себе положение более жалкое и унизительное, как этого лица. Затерянный в чужой среде, которая тоже совершенно безучастна к представляемому им элементу, не знакомый с современной наукой, потому что учился по Бог весть каким учебникам.»64. Однако это относилось к профессорам межфакультетской кафедры богословия. Церковная история как дисциплина факультетская вызывала больший и учебный, и научный интерес.
Так, В. В. Розанов, обучавшийся в Московском университете в годы преподавания протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, был о последнем очень высокого мнения: «Человек европейской науки, он по характеру и всему внешнему об-
61 РГИА. Ф. 733. Оп. 150. Д. 978. 1893 г. Л. 1-12.
62 ЦГИА СПб. Ф. 277. Оп. 1. Д. 3374. Л. 1-4. Диссертация: Мелиоранский Б. М. Георгий Кипрянин и Иоанн Иерусалимлянин, два малоизвестных борца за православие в VIII в. СПб., 1901.
63 Лебедев А. П. Вселенские соборы IV и V веков. Обзор их догматической деятельности в связи с направлением школ Александрийской и Антиохийской. Сергиев Посад, 1878; Лебедев А. П. Из истории вселенских соборов IV и V веков: Полемика А. П. Лебедева с протоиереем А. М. Иванцовым-Платоновым. СПб., 2004. С. 5-223.
64 Кавелин К. Д. Собрание сочинений. СПб., 1899. Т. 3. Стб. 86.
лику был кровно русский человек»65. Об И. Е. Троицком, как об одном из самых ярких преподавателей Санкт-Петербургского университета, вспоминал историк С. Ф. Платонов, студент 1878-1884 гг.66 Следует отметить опыт А. П. Лебедева: в Московском университете ему удалось организовать талантливую молодежь, интересовавшуюся церковной историей67. Причем, несмотря на приписываемую ему «либеральность» взглядов, по воспоминаниям учеников, он не баловал студентов чтениями «в духе времени», а иногда читал лекции «ярко ортодоксального и охранительного свойства»68.
Несмотря на плеяду ярчайших и авторитетнейших представителей научной корпорации, преподававших историю Церкви в российских университетах, отношение к ней в университетских кругах было все же неоднозначным. Отчасти это можно объяснить непростым отношением представителей «чистой» науки к своему церковному собрату, которому иногда отказывалось в собственно «научности». Тем не менее церковно-историческое направление в российских университетах все же засвидетельствовало свою жизнеспособность. Отдельные выпускники этих кафедр, используя полноценное историческое образование и так или иначе восполнив свои богословские знания, смогли стать специалистами, внести вклад в развитие церковной истории. Одновременное присутствие церковной истории в духовно-учебных заведениях и в университетах, две формировавшиеся традиции, с одной стороны, обогащали друг друга, с другой — задавали «поле напряжения» для методологических обсуждений. Иногда возникали дискуссии о специфике богословского и исторического подходов к церковноисторическим исследованиям69, но, как нередко бывало в истории отечественной науки, они не завершались какими-то значимыми выводами, хотя и дают интересный материал для современных церковных историков. Однако вопрос о специфике богословского подхода в исторических исследованиях, о том месте и значении церковной истории, которое не может быть замещено историей гражданской, был поставлен.
Интерес к церковной истории сегодня растет, возрастает объем и расширяется палитра научных исследований в этой области. Поэтому поставленные методологические вопросы и накопленный опыт становятся все более актуальными и требуют подробного изучения и осмысления.
65 Розанов В. В. Об одной особенной заслуге Владимира Соловьева // URL:http://www. nefedor.com/cgi-bin/nph-mgwcgi?MGWDB=NEFEDOR&MGWAPP=Search&REQ=WriteArticl е&Агйс1е=684
66 ОР РНБ. Ф. 585 (С. Ф. Платонов). Оп. 1. Д. 1226. Несколько воспоминаний о студенческих годах. Л. 37-37 об.
67 Об этом интересе свидетельствуют выпускные работы студентов Московского университета начала XX в. церковно-исторической тематики (ЦИАМ. Ф. 418 (Архив Московского университета). Оп. 513).
68 Глубоковский Н. Н. Памяти покойного профессора Алексея Петровича Лебедева. СПб., 1908. С. 26.
69 Например, замечания В. В. Болотова к комментированным публикациям церковноисторических памятников (ОР РНБ. Ф. 608. Оп. 1. Д. 596. Л. 15, 19-25, Там же. Ф. 88. Оп. 1. Д. 185. Л. 109; Там же. Д. 186. Л. 1-51); критическая рецензия И. Е. Троицкого на сочинение Ф. И. Успенского «Очерки по истории византийской образованности» (СПб., 1891) об «уменьшении значения богословских элементов» автором (ЦГИА СПб. Ф. 2182. Оп. 1. Д. 150).
Ключевые слова: церковная история, российские университеты, историкофилологические факультеты, православные духовные академии, богословие.
Church History as Theological Discipline in the Context of Historical Education in the Synodal Period
N. Sukhova
This article is dedicated to the history offormation and development ofchurch history in the Russian universities. The author pays attention to background of introduction of church history as independent discipline in the Russian universities; considers in detail, how the first teachers of church history at universities — I. M. Dobrotvorsky, archpriest A. M. Ivantsov-Platonov, I. E. Troitsky — understood her place and value at historical-philological faculties. The special attention is given to the problems connected with presence of church history, as theological science, in the context of historical education.
Keywords: church history, Russian universities, historical-philological faculties, orthodox ecclesiastical academies, theology.
