CC BY
180
Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
Сухова Наталия Юрьевна, д-р ист. наук, д-р церковной истории, проф. Богословского факультета ПСТГУ, заведующий Научным центром истории богословия и богословского образования Богословского факультета ПСТГУ 115184, Россия, г. Москва, ул. Новокузнецкая, 23 б [email protected]
2017. Вып. 74. С. 103-119
Патриарх Фотий и его роль в оппозиции Восток—Запад в оценке представителей российских духовных академий КОНЦА XIX — НАЧАЛА XX В.*
Н. Ю. Сухова
Статья посвящена исследованиям русских богословов об одной из известнейших исторических личностей в истории Христианской Церкви первого тысячелетия — патриарха Константинопольского Фотия (IX). Личность и деяния патриарха Фотия крайне неоднозначно оценивались и оцениваются не только западными, но и восточными богословами как с церковно-исторической, так и с богословской точек зрения. Для русского христианства патриарх Фотий имеет особое значение: достаточно вспомнить «Фотиево крещение», Фотиевы гомилии «на нашествие россов» (860), «окружное послание» к Восточным патриаршим престолам (1867), тесно связанных с патриархом Фотием славянских первоучителей Кирилла и Мефодия.
Статья охватывает 30 лет (1885—1915) и имеет два временных «узла»: 1885—1900 и 1900—1915 гг. На основе комплекса опубликованных и неопубликованных документов автор рассматривает спектр оценок святейшего патриарха Фотия русскими богословами и церковными деятелями, выделяя три направления: славистов, ценивших в патриархе Фотии его роль в христианском просвещении славян; грекофилов, требовавших внесения имени патриарха Фотия в русские месяцесловы; борцов с «восточным папизмом», признававших исторические и богословские заслуги патриарха Фотия, но твердо стоявших на непризнании его канонизации. Однако все эти позиции вкупе были в значительной степени обусловлены взглядами конца XIX — начала XX в.: отношениями Православных Церквей той эпохи, спецификой церковно-государственных отношений в самой России, которые нередко переносились и на пресловутую «византийскую симфонию». Таким образом, «дело патриарха Фотия» стало определенной лакмусовой бумагой, выявлявшей «болевые точки» и внутренние дискуссии в русском академическом богословии.
* Статья подготовлена в рамках проекта «Встреча богословия и истории в Русской духовно-академической традиции в XIX — начале ХХ в.» при поддержке Фонда развития ПСТГУ.
В статье используются традиционные сокращения названий учебных заведений: СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия; МДА — Московская духовная академия; КДА — Киевская духовная академия; КазДА — Казанская духовная академия.
Патриарх Константинопольский Фотий (около 820—891; на кафедре — 858— 867 и 877—886) является одной из самых заметных личностей в истории Христианской Церкви первого тысячелетия, имеющей при этом крайне неоднозначную оценку как с церковно-исторической, так и с богословской точек зрения. С одной стороны, святитель Фотий стяжал славу ревностного защитника православия, автора ряда важнейших документов, впервые обратившего внимание на опасность filioque и мужественно пресекавшего попытки Римского епископа вмешиваться в дела восточного христианства, инициатора христианского просвещения славян. С другой стороны, ему же адресуются обвинения в недальновидности церковной политики, излишнем критицизме, наконец, амбициях, усиливших намечавшееся разделение христианских Востока и Запада, вовлекших Христианскую Церковь в «Великий раскол» и положивших начало «восточному», или «византийскому», или «Константинопольскому папизму».
Для русского христианства патриарх Фотий имеет особое значение: достаточно вспомнить «Фотиево крещение»1, Фотиевы гомилии «на нашествие россов» (860)2 и «окружное послание» к Восточным патриаршим престолам (867), тесно связанных с патриархом Фотием славянских первоучителей Кирилла и Мефодия... Однако указанная неоднозначность в оценках патриарха Фотия очень ярко проявлялась в русском богословии второй половины XIX — начала XX в., вызывая горячие дискуссии и ставя широкий спектр недоуменных вопросов. Эти дискуссии отчасти привлекали внимание современных исследователей3, однако в рассмотрение были включены далеко не все имеющиеся тексты, как опубликованные, так и архивные. В данной статье внимание сфокусировано преимущественно на научных трудах, письмах и дневниках, авторами которых являются профессора и выпускники духовных академий, но по мере необходимости привлекаются труды университетских профессоров и реплики общественных деятелей.
Статья охватывает 30 лет (1885—1915) и имеет два временных «узла»: первый — 1885—1900 гг. — имеет «пиком» 1891 г., празднование 1000-летия кончины патриарха Фотия; второй, менее концентрированный, — 1900—1915 гг. — определен новыми импульсами начала XX в.: общим ходом научного развития; диалогом со старокатоликами; наконец, изменением ситуации с православным Востоком в связи с начавшейся Первой мировой войной. Разумеется, в обоих случа-
1 Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках / П. В. Кузенков, вступ. ст., пер. и коммент. // Древнейшие государства Восточной Европы: 2000 г. М.: Восточная литература, 2003. С. 3—172. В XIX в. церковные историки нередко указывали на традицию упоминать имя Фотия как первого «насадителя святой веры» в России.
2 Две беседы Святейшего Патриарха Константинопольского Фотия по случаю нашествия россов на Константинополь / Е. И. Л[овягин], вступ. ст., пер. и коммент. // Христианское чтение. 1882. № 9/10. С. 414-443.
3 Герд Л. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на Православном Востоке (1878-1898). М.: Индрик, 2006. С. 164-167; Она же. Константинопольская патриархия и Русская Церковь перед революцией // Государство. Религия. Церковь. 2016. № 1 (34). С. 293-300; Блиев В. Р. Споры о патриархе Фотии: к проблеме «византийского папизма» в отечественной историографии // Ученые записки Казанского государственного университета. 2010. Т. 152: Гуманитарные науки. Кн. 3. Ч. 1. С. 179-186 и др.
ях следует иметь в виду контекст — как церковно-политический, в синодальной России теснейшим образом связанный и с государственно-дипломатическим; так и идейный, связанный с научно-богословским.
Но основная часть статьи требует исторического введения. Разумеется, личность патриарха Фотия не могла не привлекать внимания русских богословов — по крайней мере в православно-католической полемике. Так, еще в 1815 г. ректор СПбДА архимандрит Филарет (Дроздов) упоминает его в знаменитых «Разговорах испытующего с уверенным»4, причем с «разговорами» связана и анонимная записка «О патриархе Фотии и разделении Церквей», видимо составленная самим святителем Филаретом5. Это упоминание является «классическим» для православно-латинской полемики: «испытующий», ссылаясь на латинский катехизис, обвиняет патриарха Фотия в том, что он «посеял первые семена разделения», и что восточная Церковь, отделившись от «истинной Церкви Иисуса Христа», стала раскольнической; «уверенный», излагая историю злоключений патриарха Фотия, почитает его защитником свободы Восточной Церкви, обличителем неправедных богословских нововведений, который не стремился к обострению противоречий — напротив, «возросшее уже терние раздора попрал и подавил»; наконец, в своих заточениях и страданиях достигшим «последнего из девяти блаженств, исчисленных Спасителем: Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, ирекут всяк зол глагол, на вы лжуще Мене ради (Мф 5 .11)».
Канонизация патриарха Фотия была проведена в 1848 г. по инициативе патриарха Константинопольского Анфима VI (Иоаннидиса; 1845-1848, 1853-1855, 1871-1873). Этот акт, видимо, был связан отчасти со стремлением противодействовать прозелитизму католиков среди православных на территории Османской империи, отчасти — с личными упованиями патриарха Анфима на возвышение Константинопольского престола. Возможно, так или иначе это было связано и с реформой церковного управления, предпринятой в 1847 г. по распоряжению турецких властей и включившей в Константинопольский Синод некоторых мирян наравне с иерархами Церкви6. Другим Поместным Церквам о канонизации сообщено не было, что позднее будут неоднократно отмечать русские церковные деятели и богословы. Однако в тот момент российский Святейший Синод на это событие, видимо, никак не отреагировал: патриарх Фотий не был внесен в русские святцы, но и какого-либо обсуждения вопроса по документам тех лет
4 Филарет [(Дроздов), архим. Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной Греко-Российской Церкви, с присовокуплением выписки из окружного послания Фотия, патриарха Цареградского, к Восточным патриаршим престолам. СПб., 1815.
5 Опубликована: Филарет [(Дроздов), архим. Разговоры между испытующим и уверенным... С. 88-105; а также: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изданное под редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского: В 5 т. Т. I. СПб., 1885. С. 476-484.
6 Михаил (Семенов), иером. Собрание церковных уставов Константинопольского патриархата 1858-1899 гг. в русском переводе с историей их происхождения. Казань, 1902. С. 11-12; Соколов И. И. Константинопольская церковь в XIX веке: Опыт исторического исследования. Т. I. СПб., 1904. С. 715.
выявить не удалось7. В это время в церковных связях между Русской и Константинопольской Церквами была некоторая «заминка», отчасти выразившаяся в отсутствии священника при русской посольской церкви в Константинополе; таковой — архимандрит Софрония (Сокольский) — был назначен лишь в феврале 1848 г. Однако объяснить тотальное молчание этим сложно, так как в Константинополе пребывал русский посланник В. П. Титов8.
«Непризнание» прославления патриарха Фотия прошло практически незамеченным и в российских научных, в том числе духовно-академических кругах. Разумеется, это не означало невнимания к самой личности патриарха Фотия, причем и в интересующем нас ключе.
Отметим лишь три сюжета. Хотя в 1840-х гг. византинистика и славистика как отдельные научные области в России еще не сформировались, именно в это время в духовных академиях заметен подъем в церковной истории, формируются как особые области патристика и литургика. Разумеется, это не позволяло обойти вниманием столь значимую фигуру, как патриарх Фотий. Так, еще в 1845-1846 гг. были опубликованы некоторые его письма в русском переводе9. Но «животрепещущие» известия, связанные с личностью патриарха Фотия, в российском контексте ни в 1840-х гг., ни в последующие десятилетия так и не проявились. Следует, конечно, иметь в виду довольно слабые связи российской духовно-академической науки с Православным Востоком в первой половине XIX в., а также скудные возможности что-то и где-то публиковать: духовная периодика ограничивалась учрежденными в 1821 г. «Христианским чтением» и в 1843 г. «Прибавлениями к Творениям святых отцов в русском переводе», причем последние выходили, увы, нерегулярно.
Последующие годы упрочили ситуацию: патриарх Фотий по-прежнему был одним из заметных героев церковной истории, полемического богословия, канонического права; его деятельность становилась предметом исследований не только состоявшихся богословов, но и студентов10. От студенческих работ труд-
7 Так, о Патриархе Фотии и его канонизации нет никакого упоминания в документах святителя Филарета (Дроздова), всегда с большим вниманием относящегося к Православному Востоку; а в «Собраниях мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам Православной Церкви на Востоке» (СПб., 1899) в 1859 и 1861 гг. он упоминается, как Патриарх (С. 147, 225, 482), причем лишь в связи с правом обладания греками святыми местами в Иерусалиме. Вовсе нет упоминания о патриархе Фотии и в дневниках архимандрита Порфирия (Успенского) конца 1840-х гг., хотя последний как раз в 1847 г. отправился в Иерусалим с первой миссией, к тому же очень чтил патриарха Фотия (Книга бытия моего. Т. III: 1846-1850; СПб., 1896).
8 Титов Владимир Павлович (1805-1891) — с 1840 г. поверенный в делах, в 1843-1853 гг. — русский посланник в Константинополе; в 1855-1858 гг. — в Штутгарте; с 1858 г. в отставке, член Государственного совета.
9 Фотия, Святейшего патриарха Константинопольского, письма // Христианское чтение. 1845. Ч. III, IV; 1846. Ч. II.
10 Корсунский Павел, выпускник МДА (1854). Номоканон Патриарха Фотия (ОР РГБ. Ф. 172. К. 273. Ед. хр. 7); Терсинский Василий, выпускник КазДА (1858). Отношения Западной Церкви с Восточною в К в. при Фотии, Патриархе Константинопольском, и современных ему папах Римских (РГИА. Ф. 834. Оп. 3. Д. 2321); Знаменский Александр, выпускник МДА (1864). Патриарх Константинопольский Фотий как догматик (ОР РГБ. Ф. 172. К. 251. Ед. хр. 18) и др.
но требовать оригинальности суждений; все сводилось к устоявшемуся мнению: «Восточная церковь, действовавшая в лице Фотия и всегда достигавшая единства и мира христианского; а западная, действовавшая в лице своих пап, незаконно домогавшаяся единовластительства над всею Церковью, была виновницей бедственного разрыва»11. Однако почву для дальнейших, более серьезных исследований создавало введение в оборот текстов самого патриарха Фотия. Так, следует отметить уникальную находку архимандрита Порфирия (Успенского), обретшего в 1858 г. в библиотеке Иверского монастыря на Афоне 16 бесед патриарха Фотия, в числе которых были и знаменитые две беседы «по случаю нашествия Россов»12. Разумеется, архимандрит Порфирий, отличавшийся «грекофильством» и особым почитанием «сладчайшего [ему] Фотия», не только с благоговением прочел все беседы, но тщательно переписал четыре из них13, а в дальнейшем перевел их на русский язык и опубликовал14. Второй перевод этих «слов» — более выверенный — будет сделан в 1882 г. профессором СПбДА Е. И. Ловягиным.
Вторым важным моментом была публикация в том же 1858 г. очерка жизни патриарха Фотия, составленного действительным членом Общества истории и древностей российских профессором Харьковского университета А. П. Зер-ниным15. Очерк не претендовал на какую-либо «проблемность» и новизну, автор признавал, что «мы не знаем даже и года его (патриарха Фотия. — Н. С.) кончины»16. Выделяя ключевое значение патриарха Фотия в церковной истории, А. Зернин выдвигал привычную апологию: «.латинские писатели и по настоящее время смотрят на него как на виновника разделения Церквей», преемствуя поколение за поколением «вечную и непримиримую ненависть к Фотию»; мы же ублажаем его за то, что «поставлял непреодолимую преграду стремления Рима к главенству над Восточною Церковью»17. Но все же автору можно поставить в заслугу систематизацию основных деяний и трудов патриарха Фотия.
Еще одной значимой работой этого времени, посвященной непосредственно патриарху Фотию, следует назвать магистерскую диссертацию выпускника СПбДА иеромонаха Герасима (Яреда), публиковавшуюся в «Христианском чте-
11 РГИА. Ф. 834. Оп. 3. Д. 2321. Л. 42-42 об.
12 Порфирий (Успенский), архим. Драгоценная для России находка на Святой Горе Афонской // Церковная летопись. 1861. 11 ноября. С. 688-700; Он же. Книга бытия моего: Дневники и автобиографические заметки: В 8 ч. Ч. VII. СПб., 1901. С. 190-191.
13 Кроме двух бесед «по случаю нашествия Россов», еще «о почитании икон и об искоренении всех ересей в Византийском царстве» (Порфирий (Успенский), еп. Книга бытия моего... Ч. VII. С. 191).
14 Четыре беседы Фотия, святейшего архиепископа Константинопольского, и рассуждение о них архимандрита Порфирия Успенского. СПб., 1864. И перевод, и качество приведенных в публикации греческих оригиналов в дальнейшем неоднократно критиковались, однако это не отменяет важности и находки, и публикации.
15 Зернин А. Очерк жизни Константинопольского патриарха Фотия. М., 1858 (отд. отт. из: Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских. 1858. Кн. III. С. 1-90). Зернин Александр Петрович (1821-1866) — выпускник Главного педагогического института, профессор отечественной истории Харьковского университета.
16 Там же. С. 85.
17 Там же.
нии» на протяжении 1872-1873 гг.18 Эта работа интересна, во-первых, самим автором — «природный араб», представитель Антиохийского патриархата, окорм-ляемого греческой иерархией и имевшего к этому окормлению непростое отношение. Во-вторых, специфичен подход автора: исследование, заявленное на соискание ученой богословской степени, было сфокусировано на политической борьбе в империи; именно в этом отношении определялись плюсы и минусы деятельности патриарха Фотия. Однако, несмотря на свою специфику, работа о. Герасима заняла свое место в российской «фотиане».
Следует, наконец, упомянуть церковно-канонические исследования, по вполне понятным причинам также обращавшиеся к личности великого патриарха. Наиболее важна дискуссия, связанная с докторской диссертацией 1878 г. профессора СПбДА Т. В. Барсова, посвященной отношениям Константинопольского патриарха с Русской Церковью. В критических отзывах на эту работу канонистов А. С. Павлова и Н. С. Суворова появляется выражение «восточный папизм», который в дальнейшем во многом определит одно из направлений в оценках патриарха Фотия в русском богословии19. Так, ссылаясь на знаменитый труд Гергенрётера, Павлов замечал, что патриарха Фотия «не без основания упрекают в преувеличенном взгляде на значение своей кафедры»20.
Хотя прямо вопрос о признании прославления патриарха Фотия не ставился, некоторое «поле напряжения» все же возникало. С одной стороны, святитель Филарет (Гумилевский) в своем «Историческом учении об отцах Церкви», изданном в 1859 г., поместил патриарха Фотия в число святых21, а не учителей Церкви, называя его «великим пастырем Православной Церкви», «св. Пастырем», «достойным сыном исповедников-родителей», «первым проповедником Евангелия» для славян «всех племен», «защитником правды Евангельской». С точки зрения святителя Филарета, «безрассудное властолюбие» и «отступление Римской Церкви от древнего православия, не только в обрядах, но и в вероисповедании» требовало именно такого твердого обличения, и патриарх Фотий был страдальцем за евангельскую истину22. С другой стороны, святитель Филарет в большей части упоминаний называл Фотия то «патриархом», то «блаж[енным]», то «бл[аженным] патриархом», но не «св[ятым]», как других святителей. Более определенен был архимандрит Сергий (Спасский) в «Православном месяцеслове» 1875 г.: патриарх Фотий указан там под 6 февраля, но во 2-м разделе дня — среди святых, почитаемых Греческой Церковью, но не внесенных в русские полные месяцесловы23.
18 Герасим (Яред), иером. Отзывы о св. Фотие, патриархе Константинопольском, его современников — в связи с историей политических партий Византийской империи // Христианское чтение. 1872. № 1, 4, 6, 8, 12; 1873. № 4, 6, 8, 12; отд. изд.: СПб., 1874.
19 Павлов А. С. Теория восточного папизма // Православное обозрение (далее — ПО). 1879. № 11. С. 476-499; № 12. С. 734-765.
20 Там же. № 12. С. 736.
21 Филарет (Гумилевский), архиеп. Историческое учение об отцах Церкви: В 3 т. СПб., 1859. С. 448.
22 Там же. С. 319-346.
23 Автор приводит ссылки, в частности на Месяцеслов при греческом евангелии XII в., присланном архимандритом Антонином (Капустиным) в КДА, и на синодальный греческий
Но, несмотря на эту недосказанность и вполне естественный интерес к личности, деяниям и наследию патриарха Фотия, решительного вопроса о его месте и значении в истории Восточной Церкви и отношениях Востока и Запада прямо не ставилось вплоть до 1885 г.
В 1885 г. Россия праздновала 1000-летие кончины святого просветителя славян Мефодия, а воспоминание святых первоучителей славянских неизбежно ставило вопрос о роли в просвещении славян и патриарха Фотия24. В главном труде, представленном к юбилею от КДА, — И. И. Малышевского — были отчасти отмечены заслуги святителя Фотия в начале христианства у славян в целом и у русских в частности, но отмечена и недостаточная изученность этого во-проса25. И в 1887 г. Совет КДА, не сомневаясь, что «богоспасаемый Киев имеет преимущественное право» на память указанных лиц и несет соответствующую ответственность, объявил трехгодичный конкурс на Макарьевскую премию за лучшее исследование, посвященное патриарху Фотию. Предполагалось составить «подробную биографию Фотия с изображением его деятельности и всех его отношений и заслуг с православно-научной точки зрения и в интересах защиты этого великого деятеля Православной Церкви от частию несправедливых и ча-стию преувеличенных обвинений со стороны католических ученых» (курсив источника. — Н. С.).26 Самым главным исследователем и критиком патриарха Фотия выступал уже упомянутый Йозеф Гергенрётер (1824-1890)27, и российские богословы призывались «проверить самостоятельным изучением творений Фо-тия» адекватность его выводов, а «важнейшие из историко-полемических сочи-
стишной синаксарь 1295 г. (см.: Сергий (Спасский), архим. Полный месяцеслов Востока. Т. II: Святой Восток. М., 1876. С. II, VIII, XVIII, 32, 193).
24 Златоверховников М., прот. Слово в день тысячелетия кончины св. Мефодия, просветителя славян, сказанное при торжественном богослужении в Киево-Софийском кафедральном соборе // Труды Киевской духовной академии (далее — ТКДА). 1885. № 5. С. 49-61; Булатов С. А. Слово в день тысячелетия со дня кончины просветителя славян святителя Мефодия, сказанное в церкви Киево-Братского монастыря // Там же. С. 62-69; Малинин В. Н. Слово, сказанное 7 апреля в церкви Киево-Братского монастыря, в день празднования тысячелетия, при торжественном чествовании памяти апостола славян святого Мефодия // Там же. С. 7083; Малышевский И. И. Свв. Кирилл и Мефодий: Речь, произнесенная на акте в Киевской духовной академии 7 апреля 1885 г. // Там же. № 5. С. 84-121; № 6. С. 149-208; № 7. С. 380-419; № 8. С. 526-581; № 9. С. 49-105; № 10. С. 275-310; № 11. С. 424-469. См. также в других академиях: Пальмов И. С. Кирилло-Мефодиевские предания у юго-западных славян латинского обряда: Речь в торжественном собрании Санкт-Петербургской духовной академии в день тысячелетней памяти блаженной кончины первоучителя славян св. Мефодия 6 апреля // Христианское чтение. 1885. № 5/6. С. 741-770; Голубинский Е. Е. Святые Константин и Мефо-дий, первоучители Славянские: Речь, произнесенная в торжественном собрании Московской духовной академии 6 апреля 1885 г. // Прибавления к творениям святых отцов в русском переводе. 1885. Ч. XXXVI. Кн. 3. С. 160-228.
25 Малышевский. Свв. Кирилл и Мефодий...
26 Конкурс на Макарьевскую премию в Киевской духовной академии // ТКДА. 1887. № 11. Прил. С. 2.
27 Hergenröther J. Photius, Patriarch von Konstantinopel: sein Leben, seine Schriften und das griechische Schisma: In 3 Bd. Regensburg, 1867-1869; Monumenta graeca ad Photium, ejusque his-toriam pertinentia / Collected and edited by J. Hergenröther. Regensburg, 1869.
нений и бесед издать в русском переводе»28. Особое внимание предлагалось обратить на представления патриарха Фотия об отношении Церкви к государству и вытекавшие из этих представлений церковно-политические отношения — как «внутренние (к патриарху Игнатию и его партии), так и внешние (к Риму)»29. Заметим, что вопрос о канонизации патриарха Фотия в этом призыве никак не затрагивался. Увы, три года истекли, работ на соискание этой премии не последовало...
При рассмотрении следует иметь в виду исторический контекст — как событийный, так и идейный: «славянский вопрос», «восточный вопрос», их конкретные обострения в связи с греко-болгарской схизмой и неоднозначным отношением к ней как в церковно-общественных, так и в научно-богословских кругах. Кроме того, начало 1890-х гг. ознаменовалось новым этапом диалога со старокатоликами, породившим всплеск возбуждения в отношении «папизма», который был вполне уместен при пафосе русско-имперского православия эпохи Александра III.
Разумеется, приблизившийся юбилей патриарха Фотия не мог пройти незаметным, и прежде всех за подготовку празднования взялись столичные слависты и «грекофилы». Петербургское славянское благотворительное общество устроило первое торжественное заседание по поводу предстоящего юбилея уже 25 ноября 1890 г. На этом заседании профессор СПбДА И. С. Пальмов, отметив замечательные труды «знаменитейшего цареградского патриарха» по защите истины и свободы Церкви «от единовластия папского авторитета», охранению «чистоты церковного предания в борьбе с заблуждениями, новшествами» 30, христианскому просвещению славян31, посетовал, что имя патриарха Фотия «гораздо более. известно его врагам, чем чтителям бессмертной его памяти»32. Более радикальную позицию относительно признания канонизации патриарха Фотия занимали последовательный грекофил Т. И. Филиппов, давно критиковавший «проболгарскую» политику российского правительства в греко-болгарской схизме, единомысленная ему редакция газеты «Гражданин», а также отдельные преданные Филиппову лица специфических славянофильских взглядов — например А. В. Васильев33.
В декабре того же 1890 г. в издававшемся в Варшаве «Русском филологическом вестнике» была опубликована статья известного слависта А. С. Будилови-ча, выпускника Санкт-Петербургского университета, некогда преподававшего
28 Конкурс на Макарьевскую премию... С. 2.
29 Там же.
30 Пальмов И. С. Цареградский патриарх Фотий и его отношение к современному ему славянству: Речь, произнесенная в торжественном собрании С.-Петербургского славянского благотворительного общества в зале Городской думы, 25 ноября 1890 г., по поводу истекающего в 1891 г. тысячелетия со времени кончины патриарха Фотия. СПб., 1890. С. 2, 3, 10.
31 Там же. С. 13-20.
32 Там же. С. 2.
33 Васильев Афанасий Васильевич (1851-1929) — выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета (1872), с 1878 г. служил в Государственном контроле и был активным членом и секретарем Славянского комитета (с 1877 г. Славянского благотворительного общества).
в СПбДА, ко времени же публикации являвшегося профессором Варшавского университета34. Автор статьи прямо называл Фотия «великим отцом и учителем Вселенской Церкви», особенно дорогим для славян и, хотя оставлял на волю канонистов вопрос о признании фотиевской святости, все же призывал отпраздновать юбилей «с возможной торжественностью»35 Эта статья вызвала негодование и опасения обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, попросившего дать на нее ответ известного византиниста, профессора СПбДА и Санкт-Петербургского университета И. Е. Троицкого36.
Речи и статьи славистов были продолжены в январском номере 1891 г. «Православного обозрения» анонимной статьей, автор которой с высоким пафосом замечал, что русская богословская наука знает крайне мало про патриарха Фо-тия, в то время как ему обязана «вся церковная история»37.
Однако главные события развернулись непосредственно в день юбилея — 6 февраля 1891 г. В Славянском благотворительном обществе состоялось праздничное заседание, предваряемое панихидой, а не молебном. Заседание возглавлял преосвященный Леонтий (Лебединский), в докладах были отмечены деяния и заслуги патриарха Фотия, всей своей жизнью отстаивавшего православную веру и повсюду несшего свет просвещения38. Однако неопределенность относительно признания святости великого деятеля возмутила участвовавшего в заседании государственного контролера Т. И. Филиппова, отозвавшегося на следующий же день анонимной гневной заметкой, в которой с возмущением обвинял российский Синод в нежелании принять канонизацию патриарха Фотия и в уклонении от церковного чествования памяти патриарха Фотия39. Более того, Филиппов обвинял Русскую Церковь в отказе от принципов православия — сознания «единого тела и единого духа с Константинопольскою Церковию» и призывал к «смиренному признанию своей вины и искреннему раскаянию перед своей матерью-Церковью40.
Реакция Филиппова удостоилась нового ответа И. Е. Троицкого, на этот раз более последовательно и с неменьшим пафосом защищавшего церковную по-зицию41. С одной стороны, Троицкий считал, что Русская Церковь вполне достойно отметила юбилей: не имея возможности служить молебны, она ознаменовала празднование рядом ученых заседаний, в которых участвовали и академические богословы, и церковные иерархи, докладов и опубликованных трудов, отметила все заслуги церковного деятеля, даже «с некоторым преувеличением
34 Будилович А. С. К предстоящему тысячелетию со дня смерти патриарха Фотия // Русский филологический вестник. 1890. № 4; отд. отт.: Варшава, 1890.
35 Там же. С. 10, 12.
36 ЦГИА СПб. Ф. 2182 (И. Е. Троицкий). Оп. 1. Д. 1: Дневник И. Е. Троицкого. 1890 г. Л. 35.
37 NN. Много ли мы знаем о Патриархе Фотии и его эпохе // ПО. 1891. № 1. С. 71-90.
38 ПО. 1891. № 2. С. 423-439.
39 Гражданин. 1891. № 38. 7 февраля.
40 Цит. по: ПО. 1891. № 3. С. 640-641.
41 Нечто по поводу статьи «Гражданина» (№ 38), по случаю чествования памяти патриарха Фотия в Славянском благотворительном обществе 6 февраля 1891 года // Московские ведомости. 1891. № 59; перепечатано: ПО. 1891. № 3. С. 640-648.
их»42. Но более всего Троицкого возмущала «экклесиология» Филиппова, его ложное понимание единства Церкви и взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей и обвинение своей родной Церкви в стремлении нарушить это единство. Следует обратить внимание и на церковно-государственную аргументацию И. Е. Троицкого: «.принижая таким образом Русскую Церковь пред Константинополем, он (Филиппов. — Н. С.) вместе с нею принижает и Русскую Империю. международное положение той или другой частной церкви определяется международным положением государства, в котором она находится, а не наоборот»43. Причем главной заслугой патриарха Фотия «пред Византийскою империей и Церковью» сам Троицкий считал поддержку первым «принципа солидарности интересов Византийской Церкви и Империи», на котором Фотий «основал коалицию против папского Рима44. Грех же Филиппова, с точки зрения Троицкого, состоял в «совершенно папистических воззрениях на Константинопольскую Церковь и на отношение к ней других православных церквей» и, следовательно, в полном извращении православной экклесиологии45. Заметим, что И. Е. Троицкий не оставил вопроса и провел исследование, в результате которого заключил, что «имя Фотия не внесено в святцы и Новогреческой Церкви»46.
Импульс, данный юбилеем, продолжал действовать еще некоторое время, результатом чего стал дополнительный комплекс исследований, наиболее значимым из которых следует считать труд протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, выпускника МДА и профессора церковной истории Московского университе-та47. Однако больной вопрос о признании или непризнании патриарха Фотия святым так и не был решен: в большинстве исследований он именовался святейшим патриархом, что не давало определенности, великим богословом, защитником православия. Жесткой оппозицией этим похвалам было мнение И. Е. Троицкого — «Фотий не свят», но и это было лишь высказыванием частных богословов.
Определенным подведением итогов этому периоду стала публикация в 1900 г. А. П. Лебедевым «Истории разделения Церквей», в которой был представлен обзор литературы по теме, составленный, разумеется, со свойственной автору критичностью и некоторой субъективностью48. Личность патриарха Фо-тия по понятным причинам занимала одно из центральных мест в этом обзо-
42 ПО. 1891. № 3. С. 642.
43 Там же. С. 646-647.
44 Там же. С. 647.
45 Там же. С. 646.
46 Ответ на ответ «Гражданина» в № 65 // Московские ведомости. 1891. № 77 (19 марта).
С. 3.
47 Иванцов-Платонов А. М. К исследованиям о Фотии, патриархе Константинопольском // Журнал Министерства народного просвещения. 1892. Ч. 280. Отд. II. С. 121-148; Ч. 281. Отд. II. С. 1-72; 299-315; 1892. Ч. 283. Отд. II. С. 1-60; 205-251. Об Иванцове-Платонове как профессоре Московского университета см.: Ильяшенко Н. А., Цыганков Д. А. Протоиерей Александр Михайлович Иванцов-Платонов и историки Московского университета // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. № 1. С. 137-146; Андреев А. Ю., Цыганков Д. А. Преподавание церковно-богословских дисциплин и подготовка историков в императорском Московском университете // Там же. 2016. № 1. С. 54-58.
48 Лебедев А. П. История разделения церквей в IX, X и XI веках. М., 1900.
ре, но А. П. Лебедев считал изученность и самой великой личности, и нюансов его деятельности, и порожденных им тенденций не данностью, а заданностью русской богословской науки, повторяя уже не раз говоренную фразу: «Русская наука у Фотия в долгу».
2. В этом же 1900 г. в «Церковном вестнике» была опубликована «Историческая справка» о патриархе Фотии И. И. Соколова (подписанная характерным именем «И[ван] Византийский»), которую следует считать началом нового этапа русской «фотианы». Автор недвусмысленно старался доказать, что почитание патриарха Фотия как святого началось не в XIX в., а вскоре после его кончины49.
Следует отметить, что взгляды Соколова в данном случае очень важны: после того как в 1901 г. из земной жизни ушел И. Е. Троицкий, а Н. А. Скабаллано-вич подал в отставку, И. И. Соколов стал главным столичным знатоком Православного Востока и прежде всего Константинополя и советником Синода по соответствующим вопросам. Он был одновременно носителем византологических традиций Казанской и Санкт-Петербургской духовных академий, на чем и сам всегда настаивал. Однако при этом взгляды Соколова на современный «восточный вопрос» и роль в нем Константинопольского патриарха далеко не совпадали с таковыми И. Е. Троицкого, несмотря на формальное преемство. Со временем И. И. Соколова все больше волновало недавнее прошлое и современное состояние Православного Востока и отношения России и Константинополя, о чем свидетельствовал выбор темы для докторской диссертации: «Константинопольская церковь в XIX в.»50 Защита этой диссертации в 1904 г. подтвердила авторитетность И. И. Соколова, на Предсоборном Присутствии 1906 г. он выступал экспертом по делам Православного Востока, по его предложению и «под него» в СПбДА, а затем и в других духовных академиях были открыты кафедры истории Греко-Восточной Церкви после 1054 г.
Новый всплеск интереса к патриарху Фотию был усилен «приращением» в западной историографии — докторской диссертацией старокатолического священника И. Рихтериха, опубликованной в Берне в 1903 г. Швейцарский автор полностью оправдывал все документы и действия, исходившие от патриарха Фотия, что заставляло и православных исследователей вновь вернуться к «фо-тиане».
Стали появляться отдельные статьи, посвященные патриарху Фотию, но для пересмотра его значения в истории и вопроса о святости нужен был новый импульс. Таковым стало, как ни странно, начало Первой мировой войны, в связи с которой много петый «восточный» вопрос, с заострением на теме Константинополя и византийского наследия, приобрел иное звучание. Надежды на падение Турции, освобождение Православного Востока воодушевляли российских церковных деятелей и богословов. Пик этого воодушевления можно отнести к
49 Византийский И. [Соколов И. И.] Святейший Фотий, Патриарх Константинопольский. Историческая справка (к 6 февраля) // Церковные ведомости. 1900. № 5. Часть неофиц. С. 193-201.
50 Соколов И. И. Константинопольская церковь в XIX веке: Опыт исторического исследования. Т. 1. Казань, 1904.
началу 1915 г., когда успехи войск России и союзников подтверждали надежды. К весне 1915 г. относится ряд записок на эту тему, из которых выделим лишь три: архиепископа Антония (Храповицкого), уже упомянутого И. И. Соколова и записку А. А. Дмитриевского об освобождении Святой Земли51. Не останавливаясь подробно на их содержании, отметим лишь общую тему: «.ближайшую свободу проливов Босфора и Дарданелл и приобретение Константинополя», к утешению православного мира52. И. И. Соколов, составлявший записку на основе материалов своей восточной командировки, предпринятой в апреле 1915 г. по поручению Синода, считал, что «Царьград должен принадлежать России» и встать в особые отношения с Русской Церковью, при этом Константинопольский патриарший престол должен сохранить всю свою церковную силу и значение в пределах православного Русского Царства53. Преосвященный Антоний настаивал на воссоздании Византийской империи со столицей в Константинополе» и включении в нее «всех греческих провинций Балканского и Малоазийских полуостровов». При этом преосвященный автор считал это необходимым «в интересах правды, в интересах религии и науки, наконец, в интересах чисто русских национальных», ибо тогда Россия получила бы сильного и единоверного союзника; а самое главное — «неповрежденное понимание христианства», которого «нет в русском обществе и почти нет в русских академиях»54.
Не задаемся сейчас вопросом о каноничности и реалистичности этих проектов — оценка их по сей день неоднозначна: одни современные исследователи прямо называют их исторической идеализацией церковно-политическими утопиями, другие видят «прекрасную ориентацию [авторов] в современных. церковных проблемах»55. Для нас в данном случае важно, что эти проекты отражают идеи, «витавшие в воздухе», и дают возможность понять, почему именно в 1915 г. имя патриарха Фотия было внесено в святцы «Церковного календаря» на 1916 г.56.
Небольшое исследование позволяет не только констатировать факты, но и сделать некоторые выводы. Место и значение патриарха Фотия и его идей оценивалось в трех аспектах: в христианизации славянства, в отношениях Востока и Запада, в процессе возвышения Константинопольской кафедры среди других Восточных Поместных Церквей. Несколько схематизируя, можно составить
51 Соколов И. И. Константинополь, Палестина и Русская Церковь // Религии мира: История и современность. 2002. М., 2002. С. 156-196; Антоний (Храповицкий), архиеп. Чей должен быть Константинополь? // Там же. С. 197-204; ОР РНБ. Ф. 253 (А. А. Дмитриевский). Оп. 1. Ед. хр. 37. Доклад А. А. Дмитриевского в [Палестинском обществе?] о необходимости освобождения Иерусалима из-под власти Турции во время Первой мировой войны.
52 ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 22 об.
53 Религии мира. С. 158.
54 Там же. С. 203.
55 Лисовой Н. Н. Русская Церковь и Патриархи Востока: Три церковно-политические утопии XX века // Там же. С. 148-149; Лебедева Г. Е. Из истории византиноведения и неоэллини-стики в России: И. И. Соколов // МоохоРю: Проблемы византийской и новогреческой филологии. 60-летию Б. Л. Фонкича. М., 2001. С. 229-246.
56 Еще в «Настольной книге священнослужителя» 1913 г. патриарха Фотия нет среди празднуемых святых (см.: Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. М., 1913. С. 81-82).
«карту» отношения к патриарху Фотию, его восхвалению и критике, а также к прославлению.
Слависты, ценившие в патриархе Фотии прежде всего его роль в христианском просвещении славян, однозначно воздавали хвалу великому церковному деятелю, но отношение к признанию его святости разнилось — от призывов внести имя в русские святцы до полного умолчания самого вопроса. Более настойчивы были грекофилы, к которым относились епископ Порфирий (Успенский), радикалы Т. И. Филиппов и редакция «Гражданина», а также некоторые академические византинисты — например, И. И. Соколов. Они считали, что отсутствие имени патриарха Фотия в русских святцах — недоразумение, требующее исправления. Но аргументация представителей этого направления не была единой, причем попытки обосновать свое требование экклезиологически были весьма уязвимы. Наконец, борцы с формированием «византийского», «константинопольского» или «восточного папизма», признавая, конечно, исторические и богословские заслуги патриарха Фотия, твердо стояли на непризнании его канонизации. Но и в их аргументации не было единства: приводились и личностные аргументы — «Фотий не свят», и церковно-политические — содействие «восточному папизму», который извращает православную экклезиологию. Однако все эти позиции вкупе были в значительной степени обусловлены взглядами конца XIX — начала XX в.: отношениями Православных Церквей той эпохи, спецификой церковно-государственных отношений в самой России, которые нередко переносились и на пресловутую «византийскую симфонию». Через призму интересов позднейшей эпохи оценивались и взгляды, и поступки патриарха Фотия, и их последствия — как в отходе Западной Церкви от Восточной, так и в формировании «восточного папизма». Таким образом, «дело патриарха Фотия» стало определенной лакмусовой бумагой, выявлявшей «болевые точки» и внутренние дискуссии в русском академическом богословии.
Ключевые слова: патриарх Фотий, русское богословие, православные духовные академии, славистика, византинистика.
Список источников
ОР РНБ. Ф. 253 (А. А. Дмитриевский). Оп. 1. Ед. хр. 37. Доклад А. А. Дмитриевского в [Палестинском обществе?] о необходимости освобождения Иерусалима из-под власти Турции во время Первой мировой войны. ОР РГБ. Ф. 172. К. 273. Ед. хр. 7. Корсунский Павел, выпускник МДА (1854). Номоканон Патриарха Фотия.
ОР РГБ. Ф. 172. К. 251. Ед. хр. 18. Знаменский Александр, выпускник МДА (1864). Патриарх Константинопольский Фотий как догматик. РГИА. Ф. 834. Оп. 3. Д. 2321. Терсинский Василий, выпускник КазДА (1858). Отношения Западной Церкви с Восточною в IX веке при Фотии, Патриархе Константинопольском, и современных ему папах Римских. ЦГИА СПб. Ф. 2182 (И. Е. Троицкий). Оп. 1. Д. 1. Дневник И. Е. Троицкого. 1890 г. NN. Много ли мы знаем о Патриархе Фотии и его эпохе // ПО. 1891. № 1. С. 71-90.
Список литературы
Антоний (Храповицкий), архиеп. Чей должен быть Константинополь? // Религии мира: История и современность. 2002. М., 2002. С. 197-204.
Блиев В. Р. Споры о патриархе Фотии: к проблеме «византийского папизма» в отечественной историографии // Ученые записки Казанского государственного университета. 2010. Т. 152: Гуманитарные науки. Кн. 3. Ч. 1. С. 179-186.
Будилович А. С. К предстоящему тысячелетию со дня смерти патриарха Фотия // Русский филологический вестник. 1890. № 4; отд. отт.: Варшава, 1890.
Булатов С. А. Слово в день тысячелетия со дня кончины просветителя славян святителя Мефодия, сказанное в церкви Киево-Братского монастыря // Труды Киевской духовной академии. 1885. № 5. С. 62-69.
Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. М., 1913.
Византийский И. [Соколов И. И.] Святейший Фотий, Патриарх Константинопольский. Историческая справка (к 6 февраля) // Церковные ведомости. 1900. № 5. Часть неоф. С. 193-201.
Герасим (Яред), иером. Отзывы о св. Фотие, патриархе Константинопольском его современников — в связи с историей политических партий Византийской империи // Христианское чтение. 1872. № 1, 4, 6, 8, 12; 1873. № 4, 6, 8, 12; отд. изд.: СПб., 1874.
Герд Л. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на Православном Востоке (1878-1898). М.: Индрик, 2006. С. 164-167.
Герд Л. А. Константинопольская патриархия и Русская Церковь перед революцией // Государство. Религия. Церковь. 2016. № 1 (34). С. 293-300.
Голубинский Е. Е. Святые Константин и Мефодий, первоучители Славянские: Речь, произнесенная в торжественном собрании Московской духовной академии, 6 апреля 1885 г. // Прибавления к творениям святых отцов в русском переводе. 1885. Ч. XXXVI. Кн. 3. С. 160-228.
Две беседы Святейшего Патриарха Константинопольского Фотия по случаю нашествия россов на Константинополь / Е. И. Л[овягин], вступ. ст., пер. и коммент. // Христианское чтение. 1882. № 9/10. С. 414-443.
Зернин А. Очерк жизни Константинопольского патриарха Фотия. М., 1858.
Златоверховников М., прот. Слово в день тысячелетия кончины св. Мефодия, просветителя славян, сказанное при торжественном богослужении в Киево-Софийском кафедральном соборе // Труды Киевской духовной академии. 1885. № 5. С. 49-61.
Иванцов-Платонов А. М. К исследованиям о Фотии, патриархе Константинопольском // Журнал Министерства народного просвещения. 1892. Ч. 280. Отд. II. С. 121-148; Ч. 281. Отд. II. С. 1-72; 299-315; 1892. Ч. 283. Отд. II. С. 1-60; 205-251.
Лебедев А. П. История разделения церквей в IX, X и XI веках. М., 1900.
Лебедева Г. Е. Из истории византиноведения и неоэллинистики в России: И. И. Соколов // МоохоРю: Проблемы византийской и новогреческой филологии. 60-летию Б. Л. Фонкича. М., 2001. С. 229-246.
Лисовой Н. Н. Русская Церковь и Патриархи Востока: Три церковно-политические утопии XX века // Религии мира: История и современность. 2002. М., 2002. С. 148-149.
Малинин В. Н. Слово, сказанное 7 апреля в церкви Киево-Братскаго монастыря, в день празднования тысячелетия, при торжественном чествовании памяти апостола славян святого Мефодия // Труды Киевской духовной академии. 1885. № 5. С. 70-83.
Малышевский И. И. Свв. Кирилл и Мефодий: Речь, произнесенная на акте в Киевской духовной академии 7 апреля 1885 г. // Труды Киевской духовной академии. 1885. № 5. С. 84-121; № 6. С. 149-208; № 7. С. 380-419; № 8. С. 526-581; № 9. С. 49-105; № 10. С. 275-310; № 11. С. 424-469.
Михаил (Семенов), иером. Собрание церковных уставов Константинопольского патриархата 1858-1899 гг. в русском переводе с историей их происхождения. Казань, 1902.
Нечто по поводу статьи «Гражданин» (№ 38), по случаю чествования памяти патриарха Фотия в Славянском благотворительном обществе 6 февраля 1891 года // Московские ведомости. 1891. № 59; перепечатано: ПО. 1891. № 3. С. 640-648.
Ответ на ответ «Гражданина» в № 65 // Московские ведомости. 1891. № 77 (19 марта). С. 1-3.
Павлов А. С. Теория восточного папизма // Православное обозрение. 1879. № 11. С. 476499; № 12. С. 734-765.
Пальмов И. С. Кирилло-Мефодиевские предания у юго-западных славян латинского обряда: Речь в торжественном собрании Санкт-Петербургской духовной академии в день тысячелетней памяти блаженной кончины первоучителя славян св. Мефодия 6 апреля // Христианское чтение. 1885. № 5/6. С. 741-770.
Пальмов И. С. Цареградский патриарх Фотий и его отношение к современному ему славянству: Речь, произнесенная в торжественном собрании С.-Петербургского славянского благотворительного общества в зале Городской думы, 25 ноября 1890 г., по поводу истекающего в 1891 г. тысячелетия со времени кончины патриарха Фотия. СПб., 1890.
Порфирий (Успенский), архим. Драгоценная для России находка на Святой Горе Афонской // Церковная летопись. 1861. 11 ноября. С. 688-700.
Порфирий (Успенский), еп. Книга бытия моего: Дневники и автобиографические заметки: В 8 ч. Т. III, VII. СПб., 1896, 1901.
Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках / П. В. Кузенков, вступ. ст., пер. и коммент. // Древнейшие государства Восточной Европы: 2000 г. М.: Восточная литература, 2003. С. 3-172.
Сергий (Спасский), архим. Полный месяцеслов Востока. Т. II: Святой Восток. М., 1876.
Соколов И. И. Константинополь, Палестина и Русская Церковь // Религии мира: История и современность. 2002. М., 2002. С. 156-196.
Соколов И. И. Константинопольская церковь в XIX веке: Опыт исторического исследования. Т. I. СПб., 1904.
Соколов И. И. Константинопольская церковь в XIX веке: Опыт исторического исследования. Т. 1. Казань, 1904.
Филарет (Гумилевский), архиеп. Историческое учение об отцах Церкви: В 3 т. СПб., 1859.
Филарет [(Дроздов), архим. Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной Греко-Российской Церкви, с присовокуплением выписки из окружного послания Фотия, патриарха Цареградского, к Восточным патриаршим престолам. СПб., 1815.
Фотия, Святейшего патриарха Константинопольского, письма // Христианское чтение. 1845. Ч. III, IV; 1846. Ч. II.
Четыре беседы Фотия, святейшего архиепископа Константинопольского, и рассуждение о них архимандрита Порфирия Успенского. СПб., 1864.
Hergenröther J. Photius, Patriarch von Konstantinopel: sein Leben, seine Schriften und das griechische Schisma: In 3 Bd. Regensburg, 1867-1869.
Monumenta graeca ad Photium, ejusque historiam pertinentia / Collected and edited by J. Hergenröther. Regensburg, 1869.
St Tikhons University Review.
Series II: History. Russian Church History.
2017. Vol. 74. P. 103-119
Nataliy a Sukhova, Doctor of History, Doctor of Church History, Professor Faculty of Theology at St. Tikhons Orthodox University, Head of the Scientific Center of the history of theology and theological education at St. Tikhons Orthodox University, 23 B, Novokuznetskaya ul., Moscow, 115184,
Russian Federation [email protected]
Patriarch Photios and His Role
in the East-West Opposition in Assessing the Representatives of Russian Theological Academies IN THE LATE 19th — EARLY 2ÖTH CENTURY
The article is devoted to the research of Russian theologians dedicated to one of the most famous historical figures in the history of the Christian Church of the first millennium — the Patriarch of Constantinople Photios (IX). Personality and acts of patriarch Photios are evaluated extremely ambiguous and assessed not only Western but also Eastern theologians of both Church history and theological viewpoints. For the Russian Christianity patriarch Photius has a special significance: it is enough to recall the "Photios baptism", Photios homily "on the invasion of Russia" (860), "Encyclical Letter" to the East the patriarchal throne (1867), first teachers Cyril and Methodius. The article covers 30 years (1885-1915) and has two time "assemblies": 1885-1900s and 1900-1915s. On the basis of published and unpublished documents, the author considers the range of estimates of the Most Holy Patriarch Photios, given by the Russian theologians and Church leaders, highlighting three areas: Slavic, who valued the role the Patriarch Photios played in the Christian education of the Slavs; "grekofilos", who demanded the incorporation of Patriarch Photios' name in Russian calendars; fighters against "east Popery", who recognized the historical and theological merits of the Patriarch Photios, but stand firm on non-recognition of his canonization. However, all of these items together were largely due to the views of the late 19th - early 20th century: the relationship of the Orthodox Churches of the era, the specifics of church-state relations in Russia, which were often relocated on "Byzantine symphony". Thus, "the matter of the Patriarch Photios" became certain litmus test for identifying the "hot spots" and the internal discussions in the Russian academic theology.
Keywords: Patriarch Photios, Russian theology, Orthodox Theological Academy, "east Popery", Slavic studies, Byzantine studies.
N. Sukhova
References
Antony (Khrapovitskij), arkhiep. 2002. Cpej dolzhen byt'Konstantinopol'? [Whose to be Constantinople?]. Religii mira: Istoriya i sovremennost'. Moscow, 197-204.
Bliev V.R. 2010. Spory o patriarkhe Fotii: k probleme «vizantijskogo papizma» v otechestvennoj istoriografii [Disputes about the Patriarch Photios: to «Byzantine papism» problem in Russian historiography] // Uchenye zapiski Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta. T. 152: Gumanitarnye nauki. Kn. 3. CH. 1. 179-186.
Gerd L. A. 2006. Konstantinopol' i Peterburg: tserkovnayapolitika Rossii na Pravoslavnom Vostoke (1878-1898) [Constantinople and St. Petersburg: Russian church policy in the Orthodox East (1878-1898)]. Moscow, 164-167.
Gerd L.A. 2016. Konstantinopol'skaya patriarkhiya i Russkaya Tserkov' pered revolyutsiej [Constantinople Patriarchate and the Russian Church before the revolution]. Gosudarstvo. Religiya. TSerkov', 1 (34), 293-300.
Lebedeva G. E. 2001. Iz istorii vizantinovedeniya i neoehllinistiki v Rossii: 1.1. Sokolov [From the history of study of Byzantine and modern Greek period in Russia: I. I. Sokolov]. Mooxofiia: Problemy vizantjskoj i novogrecheskoj filologii. 60-letiyu B. L. Fonkicha. Moscow, 229-246.
Lisovoj N.N. 2002. Russkaya TSerkov' i Patriarkhi Vostoka. Tri tserkovno-politicheskie utopii XXveka [Russian Church and the Patriarchs of the East: Three church-political utopias of the XXth century]. Religii mira: Istoriya i sovremennost'. Moscow, 148-149.
Pokhod 860 g. na Konstantinopol' i pervoe kreshhenie Rusi v crednevekovykh pic'mennykh istochnikakh [The siege of Constantinople in 860 and the first baptism of Rus in medieval narrative sources] / Vstupit. stat'ya, per. i komm. P. V. Kuzenkova // Drevnejshie gosudarstva Vostochnoj Evropy: 2000g. Moscow: Vostochnaya literatura, 2003. 3-172.
Sokolov I.I. 2002. Konstantinopol', Palestina i Russkaya Tserkov' [Constantinople, Palestine and the Russian Church]. Religii mira: Istoriya i sovremennost'. Moscow, 156-196.
