CC BY
156
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2011. Вып. 2 (39). С. 18-34
Духовно-учебный проект святителя Иннокентия (Борисова) 1830-х гг.
Н. Ю. Сухова
Статья посвящена исследованию одного из важных документов, связанных с высшей духовной школой первой половины XIX в., — аналитической записки святителя Иннокентия (Борисова) (1800—1857). Автор, основываясь на рассмотрении содержания, церковного контекста и исторического пути российской духовной школы, датирует документ, анализирует главные идеи святителя Иннокентия по совершенствованию высшего духовного образования, прослеживает судьбу и значение этих идей в дальнейшей истории высшей духовной школы. Особое внимание обращается на мнения святителя по ключевым проблемам высшей духовной школы: специфика постановки в ней небогословских наук, внутренняя структура научного богословия и его место и значение в системе научного знания в целом, пастырская подготовка в духовных академиях.
Замечательный архиерей Русской Православной Церкви святитель Иннокентий (Борисов) (1800—1857) — один из наиболее значимых русских богословов первой половины XIX в. Немалое место в жизни святителя занимала духовно-учебная деятельность, причем она была связана с очень важным периодом — становлением высшей духовной школы в России. Святитель Иннокентий был выпускником первого курса КДА, набранного после преобразования академии согласно Уставу 1814 г. Окончив академию в 1823 г. со степенью магистра богословия и первым местом в разрядном списке, он был определен в Санкт-Петербургскую духовную семинарию на должность инспектора и профессора церковной истории, став вскоре дополнительно ректором Санкт-Петербургского Александро-Невского духовного училища. В декабре 1824 г. будущий святитель Иннокентий был назначен бакалавром богословских наук СПбДА, а в следующем году стал уже экстраординарным профессором и инспектором академии. За лекции по богословию и сочинения по библеистике и церковной истории1 в 1829 г. он был удостоен
* В тексте используются принятые аббревиатуры в названиях академий: КазДА — Казанская духовная академия; КДА — Киевская; МДА — Московская; СПбДА — Санкт-Петербургская.
1 См.: Иннокентий (Борисов), иером. Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа. М., 1828; Он же. Жизнь священномученика Киприана, епископа Карфагенского // Христианское чтение. 1825. Ч. 17; Он же. Жизнь св. апостола Павла, составленная на основании достоверных свидетельств, с присовокуплением по местам археологических и нравственных замечаний в Санкт-Петербургской духовной академии // Христианское чтение. 1826. Ч. 21; 2-е изд. М., 1828. Эти сочинения были включены в неоднократно издаваемые собрания сочинений святителя Иннокентия.
ученой степени доктора богословия. Высшая богословская степень в первой половине XIX в. была крайне редким явлением в российской науке, она присуждалась в особых случаях и была как свидетельством высокого научного уровня ее обладателя, так и констатацией его права быть учителем христианским2. В августе 1830 г. архимандрит Иннокентий был назначен ректором и профессором богословия родной КДА. Его служение в должности ректора продолжалось чуть менее десяти лет. В 1836 г. архимандрит Иннокентий был хиротонисан во епископа Чигиринского, викария Киевской епархии, с оставлением в должности ректора. Правда, в связи с занятостью делами епархиального управления он, к большому для себя сожалению, был вынужден оставить должность профессора богословия. В марте 1840 г. последовало назначение епископа Иннокентия на Вологодскую кафедру, и он вынужден был покинуть родную академию и духовно-учебное служение в целом.
Святитель Иннокентий руководил академией ответственно и творчески: совершенствовал учебный процесс, стараясь привести его в соответствие с внутренним развитием и современными научными и церковно-практическими запросами, выдвигал предложения о введении новых дисциплин, вовлекал в научные исследования преподавателей и студентов, разрабатывал методологию, искал новые подходы. Он явил собой один из лучших примеров ректоров российской высшей духовной школы XIX в. — века, щедрого на яркие личности в духовном образовании.
Жизнь и деятельность святителя Иннокентия привлекала его младших современников: ему был посвящен ряд сочинений в ближайшие годы после кончины3. В наши дни личность святителя вновь оказалась интересной и важной для исследователей4. Уделялось внимание и духовно-учебной деятельности святителя Иннокентия, хотя преимущественно в воспоминаниях, а не иссле-
2 См.: Сухова Н. Ю. Система научно-богословской аттестации в России в XIX — начале XX в. М., 2009. С. 409—412, 476-477, 504-513, 531-532.
3 См.: Добротворский Д. В. Преосвященный Иннокентий, архиепископ Херсонский, как проповедник // Херсонские епархиальные ведомости. 1862. № 3. С. 328—356; Погодин М. Венок на могилу высокопреосвященного Иннокентия, архиепископа Таврического. М., 1867; Барсов Н. И. Иннокентий Борисов, архиепископ Херсонский, по новым материалам для его биографии. СПб., 1884; Он же. Материалы для биографии Иннокентия Борисова, архиепископа Херсонского и Таврического: В 2 т. СПб., 1884—1888; Буткевич Т., свящ. Иннокентий, архиепископ Херсонский. Харьков, 1887; Архангельский Н. Иннокентий, архиепископ Херсонский, как учитель христианской нравственности. Казань, 1889 и др.
4 См.: [Петр (Кузовлев), иером.] Архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов) (1800— 1857) // Богословские труды. М., 1993. Сб. 31. С. 69—85; Зайцева А. В. Педагогические идеи в духовном наследии святителя Иннокентия Херсонского: Дисс. ... канд. пед. наук. Елец, 2004; Красотин Е. П. Архиепископ Иннокентий (Борисов) и становление религиозно-философской школы в Киевской духовной академии во второй трети XIX века: Дисс. ... канд. филос. наук. Уссурийск, 2007; Гаврюшин Н. К. Черты богословского творчества святителя Иннокентия (Борисова) // Христианское просвещение и русская культура: Материалы X научно-богословской конференции. Йошкар-Ола, 2007. С. 11—20; Куценко Н. А. Профессиональная философия в России первой половины — середины XIX века: процесс становления и виднейшие представители. М., 2009 и др.
дованиях5. Однако практически в стороне от этих воспоминаний и исследований осталось духовно-учебное творчество святителя Иннокентия — те идеи по совершенствованию высшего духовного образования, которые он щедро высказывал на протяжении всей своей жизни, и большая часть которых до конца реализована так и не была.
Соображения святителя Иннокентия относительно высшего духовного образования рассеяны по разным источникам: журналам Конференции КДА, доношениям Киевскому митрополиту и Святейшему Синоду, отчетным документам, письмам. Однако сохранилась записка, содержащая целостную концепцию высшего духовного образования, как она представлялась святителю через несколько лет его ректорского служения. Записка была подана в Синод и отложилась в личном архивном фонде одного из чиновников Синода — Т. И. Филиппова6. В записке святителя Иннокентия нет датировки, а указанная в архивной описи — начало XIX в. — не совсем точна. Анализ содержания, сопоставление его с церковно-историческим контекстом, жизненным путем святителя, а также с событиями из истории российской духовной школы позволяют более точно определить время составления этого документа: 1837—1838 гг.7 Записка, видимо, связана с учреждением в 1837 г. при СПбДА специальной комиссии для пересмотра учебников духовных академий и семинарий — одного из наиболее загадочных учреждений в истории российской духовной школы8. С одной стороны,
5 См.: [Феофилакт (Праведников), еп.]Воспоминания о преосвященном Иннокентии Борисове как ректоре Киевской духовной академии (1833—1837 гг.) / Предисл. прот. Ф. И. Титова // Труды Киевской духовной академии. 1895. № 4. С. 627—648; Титов Ф., прот. Преосвященный Иннокентий Борисов, ректор Киевской духовной академии (1830—1839). Киев, 1900; Ястребов М. Высокопреосвященный Иннокентий (Борисов) как профессор богословия Киевской духовной академии // Труды Киевской духовной академии. 1900. № 12. С. 522—566; Танков А. А. Несколько воспоминаний о высокопреосвященном Иннокентии (1839—1840 гг.). Епископ Иннокентий как ректор Киевской академии // Курские епархиальные ведомости. 1901. № 1. С. 17—25; № 4. С. 97—100.
6 ГА РФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 925. Записка епископа Чигиринского Иннокентия «Мысли касательно преподавания Богословских наук в Духовных Академиях». Копия, начало XIX в. Рукопись. 17 л. Записка опубликована автором статьи: Записки святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова) о духовных школах / Публ., вступ. ст. и примеч. Н. Ю. Суховой // Филаретовский альманах. Вып. 6. М., 2010 (далее: Записки святителей). С. 51—75.
Т. И. Филиппов был делопроизводителем одного из Комитетов по подготовке реформы средней духовной школы, работавшего в 1860—1862 гг. под руководством архиепископа Херсонского Димитрия (Муретова). О работе Комитета см.: Титлинов Б. В. Духовная школа в России в XIX веке: В 2 т. Вильно, 1909. Т. 2. С. 230—281; Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). М., 2006. С. 131—136.
7 Святитель Иннокентий назван в записке епископом Чигиринским, следовательно, диапазон ее написания — с 3 октября 1836 г. по 1 марта 1840 г. Но записка не могла быть написана после 1 марта 1839 г., ибо в тексте упоминается Комиссия духовных училищ (КДУ) — центральный духовно-учебный орган, упраздненный Высочайшим указом от 1 марта 1839 г. (ГА РФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 10 об. См. также: Высочайше утвержденное 1 марта 1839 г. Положение о Духовно-учебном управлении при Святейшем Синоде // Полное собрание законов Российской империи (далее: ПСЗ). Второе собрание. Т. XIV. Отд. 1. СПб., 1840. № 12070. С. 179—183).
8 РГИА. Ф. 802 (Учебный комитет). Оп. 2. Д. 1553). Более подробно о датировке записки святителя Иннокентия см.: Записки святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова) о духовных школах / Публ., вступ. ст. и примеч. Н. Ю. Суховой // Филаретовский альманах. Вып. 6. М., 2010. С. 43—45.
комиссия была создана в связи с инициативой обер-прокурора Святейшего Синода графа Н. А. Протасова по совершенствованию духовно-учебной системы и послужила — вольно или невольно — началом преобразований, называемых обычно в историографии «протасовскими»9. С другой стороны, изменения, которые произошли в духовной школе за время, истекшее с реформы 1808—1814 гг., требовали осмысления, отвержения или укоренения, систематизации. Многие деятели духовной школы увидели в работе комиссии 1837 г. возможность решить наиболее значимые проблемы, возникавшие в деятельности духовных академий и семинарий. Следует иметь в виду и то, что в 1835 г. была проведена реформа российских университетов10, и это стимулировало вопрос о реформе высшей духовной школы. Так как святитель Иннокентий был в эти годы не только викарным епископом, но и ректором КДА, а также инициатором многих духовно-учебных нововведений, составление им записки с предложениями по совершенствованию духовного образования вполне обоснованно.
Записка святителя Иннокентия представляет анализ состояния высшего духовного образования и проект по его усовершенствованию. Автор высказывает соображения о цели и задачах духовных академий, их месте и значении в Церкви, обращает внимание на главные «болевые точки» высшего духовного образования, которые к концу 1830-х гг. казались наиболее значимыми, представляет желательный учебный план, с обоснованием включения в него каждой составляющей. Из затрагиваемых в записке проблем выделим наиболее важные: богословская направленность высшей духовной школы, структура богословского образования в духовных академиях, отношение к западному богословию, язык и методика преподавания, подготовка преподавателей духовной школы. Все эти вопросы в самой концепции святителя Иннокентия очень тесно связаны, но мы постараемся рассмотреть каждый в контексте духовно-учебной традиции.
Главная мысль проекта — богословская направленность духовных академий, которая вытекает из самого существа и предназначения духовной школы, и особенно ее высшей ступени11. Это утверждение, на первый взгляд очевидное, составляло серьезную проблему для духовных академий XIX в., и эта проблема имела к 1837 г. уже немалую историю. При выделении духовных академий в особую ступень в 1808 г. было намерение превратить их в специальные богословские школы. Это подразумевало изучение, кроме богословия «во всех его отделениях», лишь непосредственно связанных с ним предметов («древней истории, а особливо церковной» и «лучших образцов духовной словесности») и орудий для этого изучения («древних языков, и наипаче греческого и латинского», «языка славянского и славяно-российского»)12. Однако при составлении учебных планов в них было включено немало небогословских дисциплин: философия, гражданские история и словесность, география, физика, математика. Академии го-
9 См.: ТитлиновБ. В. Духовная школа в России в XIX веке.Т. 2. С. 4—64.
10 См.: Высочайше утвержденный 26 июля 1835 г. Общий Устав Императорских российских университетов // ПСЗ. Второе собрание. Т. X. Отд. 1. СПб., 1836. № 8337. С. 841—855.
11 См.: Записки святителей. С. 51 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 1).
12 РГИА. Ф. 802. Оп. 17. Д. 1. Журналы Комитета о усовершенствовании Духовных Училищ 1807 и 1808 гг. Л. 54 об. — 55 об.
товили преподавателей по этим дисциплинам для духовных семинарий и для самих себя — следовательно, преподаваться небогословская составляющая должна была достаточно серьезно. Возникала проблема, имеющая две составляющих: многопредметность, отягощающую студентов, и отсутствие четкой «ценностной шкалы» изучаемых наук. Первую попытались уврачевать разделением всех изучаемых дисциплин в 1810 г. на «главные», которые должны были изучать все студенты (богословские и философские дисциплины, церковные историю и словесность, греческий и славянский языки), и «вспомогательные», предлагаемые для выбора13. Отчасти это разделение выстраивало и определенную иерархию ценности изучаемых дисциплин, но в сознании конкретного студента она присутствовала не всегда. Понимая небогословские науки как вспомогательные, студенты духовных академий должны быть готовы полноценно преподавать любую из них14. Таким образом, проблема «небогословских предметов» на ближайшее столетие стала неизбежно сопутствовать высшему духовному образованию.
В окончательной редакции академического Устава 1814 г. учебный курс академии (4 года) вполне логично разделялся на два двухгодичных отделения: в первом из них изучались общеобразовательные (небогословские) дисциплины, во втором — богословские. Это было, с одной стороны, данью традиции: в учебных планах, заимствованных русским образованием еще в XVII в. у иезуитских коллегий и академий, последовательную чреду дисциплин словесно-философского направления венчало богословие. С другой стороны, такая структура отражала общую логику универсума научного знания и с точки зрения мировоззренческой, и с точки зрения методологической. Но богословие развивалось, из общего курса выделялись составляющие, приобретавшие статус самостоятельных дисциплин и требовавшие дополнительного времени. Этот процесс привел к заметной «тесноте» в старшем двухгодичном отделении от большого количества богословских дисциплин.
Святитель Иннокентий считает, что «разделение курса Академического на две половины, с предоставлением 1-й наукам светским», неестественно и противно цели духовно-академического образования. Странно, что «на слушание Аристотеля или Спинозы столько же приходится времени, сколько на слуша-
13 РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 265. 1810 г. По письму тайного советника князя Голицына к профессору Фесслеру о порядке учения в СПбДА. Тут же о сокращении учебных часов и предметов в оной Академии. Записки по этому поводу Фесслера и ректора Академии архимандрита Сергия (март—декабрь 1810 г.). Л. 34 об. — 38 об., 59—60 об., 73. Устав 1814 г. закрепил это решение (см.: Высочайше утвержденный 30 августа 1814 г. проект Устава православных духовных училищ. § 377—380 // ПСЗ. Первое собрание. Т. XXXII. СПб., 1830. № 25673. С. 944).
14 Они лишь оснащают орудиями для богословского познания (языкознание, словесность, гражданская история) или дают «естественное познание о Боге», которым следует утверждать веру в свет Откровения, помня, что это лишь «светильник при солнце» Откровенного Богословия (философия, отчасти физика и математика) (см.: Филарет (Дроздов), архим. Обозрение богословских наук в отношении преподавания их в высших духовных училищах // Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изданное под редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского: В 5 т. Т. I. СПб., 1885 (далее: Филарет (Дроздов), архим. Обозрение богословских наук). С. 124).
ние пророка Исайи или апостола Павла»15. Если при этом первая — небогословская — преподается не как приготовительная, вспомогательная, а как самостоятельная, она неизбежно приобретет самозначимость. Тогда изучение каждой небогословской науки будет следовать за ее научным развитием, и общеобразовательный цикл будет требовать еще большего расширения. А эта ситуация вряд ли будет способствовать выработке целостного мировоззрения богослова и священнослужителя. Святитель Иннокентий не предлагает свести духовное образование исключительно к богословскому, изгнав из академического курса светские науки. Узкое специальное образование, подобное образованию, даваемому немецкими факультетами, не кажется ему достаточным для будущего священника. Но святитель считает необходимым преподавать светские науки, исходя из их значения для духовного образования16.
Проблема состоит не только в учебном плане, но и в общей идее высшей духовной школы, соотнесении понятий «духовная ученость» и «богословская наука». Духовное образование представляет универсум научного знания с особым статусом в нем богословия. Небогословские науки, включенные в этот универсум, ставятся в особую связь с богословием, перестают быть «светскими», выявляют свое истинное значение. По мнению святителя Иннокентия, философия, физика, история, словесность даже в светских училищах «много теряют достоинств от того, что их не доводят до высшего, спиритуального направления, которое свойственно им по самой их натуре, и без коего они тускнут и мертвеют»17. Конечно, поставить преподавание так, чтобы учащиеся поняли, прежде всего, именно эту глубину каждой области знания, непросто. Но святитель Иннокентий формулирует ряд общих рекомендаций: 1) помнить, что светские науки являются «пособием и некоторого рода введением к изучению Богословия»; 2) выделять в каждой науке «те начала и последствия, коими она ведет к вере и нравственности»; 3) приводить при изложении те примеры, которые «ближе к Религии по их содержанию и духу»; 4) завершать преподавание каждой науки «показанием ее отношения к Богословию и практического употребления в пользу Религии»18. Заметим, что Устав российских университетов 1835 г., придав богословской кафедре межфакультетский статус, также подчеркивал равное отношение к богословию всех остальных наук19. Таким образом, в российском научно-образовательном поле сформировалось два варианта научного универсума: университетский и духовно-академический. Каждый из них обладал определенной полнотой и имел в центре богословие. Но в университетах научное развитие небогословских наук требовало уточнения статуса и значения богословия, в духовных академиях научное развитие богословия требовало уточнения статуса и значения небогословских наук.
15 Записки святителей. С. 52 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 1).
16 См.: Там же. (архивный вариант: Там же. Л. 2).
17 См.: Там же. С. 58—59 (архивный вариант: Там же. Л. 7).
18 См.: Там же. С. 59—60 (архивный вариант: Там же. Л. 7—7 об.).
19 См.: Высочайше утвержденный 26 июля 1835 г. Общий Устав Императорских российских университетов. § 14 // ПСЗ. Второе собрание. Т. X. Отд. 1. СПб., 1836. № 8337. С. 843.
На примере конкретных дисциплин духовно-академического курса святитель Иннокентий иллюстрирует применение общих указаний. Так, философия, по мнению святителя, должна оставить «множество ненужных формальностей» и заняться «основательным изложением учения о Религии», убедить в «недостатках Естественного Богопознания» и «нужде и признаках Божественного Откровения», при «негодности откровений подложных». История философских систем должна бросить изложения частных учений мелких философов и представить «в яснейшем свете философию Отцов Церкви», сделав «обзор успехов философствующего разума в религиозном отношении», показать их скудость. Гражданская история должна не перечислять мелкие исторические подробности («дела всех фараонов и оттонов»), а ясно «означить разность состояния человека до Христианства и под его спасительным влиянием». При преподавании словесности вместо подробного изложения истории поэзии разных народов следует сделать акцент на рассмотрении красноречия Священного Писания и Отцов Церкви20.
Кроме того, святителю кажется необходимым «пустить об руку» со светскими науками некоторые из богословских, также имеющие «характер наук приуготовительных»: введение в Священное Писание, введение в учение Православной Церкви, герменевтику, Священную историю, патрологию, или учение об отцах Церкви, церковную географию и статистику21. Это не только увеличит время для изучения богословия, но усилит подготовку студентов к изучению системы богословского знания и — что крайне важно для высшего образования! — сделает более гармоничным понимание единства научного знания.
Второй вопрос, которому уделяет внимание святитель Иннокентий, — структура богословского образования в духовных академиях. Святитель считает, что богословский курс далеко не полон, причем не хватает именно тех составляющих, которые должны направлять богословское знание к цели духовного образования и передавать будущему пастырю «характер своей Православной Церкви». История Русской Церкви предлагается во фрагментарном, «разорванном виде», полемика напоминает «воина, защищающего отечество, в коем он не бывал», а «Богослужение, Иерархия и Церковное благочиние» вовсе отсутствуют в курсах духовных академий. Таким образом, богословское образование, даваемое студентам академий, не имеет достаточной основательности, полноты и практической направленности и не может в должной полноте отвечать своим задачам22.
Святитель Иннокентий выделяет шесть дисциплин, которыми необходимо усилить богословский курс: символика Православной Церкви, патрология, ли-тургика, церковная география и статистика, пастырское богословие и педагогика. Самостоятельное существование каждой из этих дисциплин в конце 1830-х гг. требовало веского обоснования. «Символика» — под ней святитель понимает систематическое учение «об источниках и образцах вероучения» с указанием их специфики — и патрология — изучение святоотеческого наследия — должны содействовать полноценному включению будущих учителей веры
20 См.: Записки святителей. С. 60 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 7 об.).
21 См.: Там же. С. 52—53 (архивный вариант: Там же. Л. 2).
22 См.: Там же. С. 53—54 (архивный вариант: Там же. Л. 2 об.).
и пастырей в Предание Церкви. Иначе возникает опасность питаться вторичными источниками, то есть узнавать Предание через призму чужеземного богословия. Важное значение литургики святитель даже не считает нужным обосновывать — она дает богослову и пастырю знание отечественного богослужения в его происхождении, составе и главных видах, начиная с Литургии, их значения и духа, понятие о Богослужебных книгах, святых местах или храмах, о священных днях или празднествах23. Понимая, что «церковная география и статистика» могут показаться науками светскими, святитель Иннокентий подчеркивает их необходимость в составе духовного образования: будущий пастырь должен знать о настоящем состоянии своей Церкви, ориентироваться в реальной жизни Русской Церкви24.
Особое внимание святитель обращает на обязательность преподавания пастырского богословия, которое доселе включалось в виде фрагментов в курс церковного красноречия. Уместность пастырской подготовки в академиях оценивалась неоднозначно: пастырскими школами были семинарии, перед академиями ставились иные задачи25. Но святитель Иннокентий настаивает на том, что «воспитанник Академии предназначен быть Пастырем Церкви». Поэтому нужен целостный самостоятельный курс пастырского богословия, в составе которого и церковное красноречие получит свою осмысленность и новую жизнь26. Наконец, педагогика в духовных академиях необходима постольку, поскольку они выполняют функцию педагогических институтов Духовного ведомства. Она должна преподаваться в самом конце академического образования, быть не теоретической, а состоять «в образцовом упражнении воспитанников в преподавании лекций». Такие занятия помогут начальству академий определить способность или неспособность выпускников быть наставниками27. Кроме того, святитель Иннокентий считает необходимым продолжить историю Русской Церкви далее XVII в. и выделить ее в особый предмет28.
Напротив, одну из дисциплин академического курса, имеющую нечеткое назначение, содержание и место в академическом курсе, святитель Иннокентий предлагает упразднить. Эту дисциплину «одни называют... Богословием Фундаментальным, другие — Всеобщею Догматикою, иные Апологетикою». Две задачи, которые обычно перед ней ставились, — вводная (положить основание для богословия путем философского исследования) и апологетическая (защитить Божественность богословия от всех нападок вольнодумцев) — плохо сочетаются. Апологетическую составляющую святитель Иннокентий считает даже вредной
23 См.: Записки святителей. С. 54—55 (архивный вариант: Там же. Л. 3 об.)
24 «Воспитанник Академии, зная подробно, например, состав Западной Церкви в XI или XII веке, затрудняется ответом на самые обыкновенные вопросы о состоянии своей Церкви: например, сколько в России Лавр? Что означает Контора Святейшего Синода?» (Записки святителей. С. 55 (архивный вариант: Там же. Л. 3 об.—4)).
25 См., например: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). М., 2006. С. 57—59, 61—64, 77—78.
26 «Место Пастырского Богословия об руку с Богословием Систематическим» (Записки святителей. С. 55—56 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 4—4 об.).
27 См.: Там же. С. 56—57 (архивный вариант: Там же. Л. 4 об.—5).
28 См.: Там же. С. 68 (архивный вариант: Там же. Л. 13).
на начальном этапе постижения научного богословия: «Христианство и Богословие представляются в каком-то осадном положении». Святитель предлагает передать части этой дисциплины другим наукам: трактат о религии и Откровении — философии, трактат о Священном Писании как источнике религии — введению в Священное Писание, трактат о происхождении и распространении христианства — церковной истории, полемические фрагменты — полемическому богословию, преподаваемому после богословия положительного29. Кроме того, святитель Иннокентий вообще считает апологетику особым направлением в богословии, требующим специальной подготовки.
Скорректировав состав богословского курса, святитель Иннокентий предлагает осмысленно выстроить систему образования будущего богослова и пастыря, выявить внутреннюю логику и взаимосвязь состава и последовательности элементов. Все богословские дисциплины святитель Иннокентий разделяет на приготовительные (систематическое введение в круг богословских наук; библиология, или введение в Священное Писание; символика, или введение в учение Православной Церкви; патрология, или введение в учение отцов Церкви; священная герменевтика; церковная география и статистика, всеобщая и отечественная; церковная история, всеобщая и отечественная); науки, составляющие самую систему богословия («религиозистика», в которую включаются догматика и нравоучение; и «екклезиастика», или учение о Церкви, в которую включаются литургика и каноническое право); науки прикладные (пастырское богословие, с включением церковного красноречия; обличительное богословие и богословская педагогика)30.
Насколько новой явилась эта система для русской духовной школы? За «отправную точку» можно принять систему, выстроенную в 1814 г. ректором СПбДА архимандритом Филаретом (Дроздовым) (Architectonica Theologica) на основе наиболее значимых богословских курсов конца XVIII в.31 По системе святителя Филарета учился в 1819—1823 гг. в КДА и сам святитель Иннокентий, и его учителя — выпускники первых курсов СПбДА32. Святитель Филарет выделил в богословии семь разделов: чтение Священного Писания, богословие толковательное (Hermeneutica), созерцательное (Dogmatica), деятельное или нравственное (Practica), обличительное (Polemica), собеседовательное (Homiletica) и правительственное (Jus Canonicum)33. В целом святитель Иннокентий предлагает такой же порядок: изучение Священного Писания предваряет систематическое богословие, а науки церковно-практического характера, связанные с будущим служением выпускников академий (пастырство, полемика), завершают образование.
29 См.: Записки святителей. С. 69—70 (архивный вариант: Там же. Л. 13 об. — 14 об.).
30 См.: Там же. С. 73—74 (архивный вариант: Там же. Л. 16—16 об.).
31 См.: Филарет (Дроздов), архим. Обозрение богословских наук. С. 122—151.
32 В КДА преподавали выпускники СПбДА: 1814 г. архимандриты Моисей (Богданов-Платонов) и Мелетий (Леонтович), 1817 г. — И. М. Скворцов и А. А. Максимович, 1819 г. — А. И. Пушнов, С. Д. Колеров, И. Е. Орлов, П. А. Соколов (см.: Родосский А. С. Списки первых XXVIII курсов Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1907. С. XXXIV—XXXVII; Аскоченский В. История Киевской духовной академии. Киев, 1963. С. 36—91).
33 См.: Филарет (Дроздов), архим. Обозрение богословских наук. С. 127—128.
Однако есть и существенные отличия. Так, святитель Иннокентий предлагает включить в учебный план патрологию, церковную историю. Это отражало настрой эпохи и духовно-учебные тенденции, отчасти реализовавшиеся к концу 1830-х гг.: повышенное внимание к Преданию, восприятие истории как Божественного замысла, разворачивающегося во времени, включение отечественной Церкви в общую Священную историю. Примерно в то же время, когда святитель Иннокентий составлял свой проект, святитель Филарет (Дроздов) сформулировал целостное учение о Священном Предании Церкви34. В эти годы в духовных академиях формируются глобальные проекты по переводу святоотеческих творений на русский язык, начинаются патрологические исследования35. Отчасти влиянием эпохи можно объяснить и усиление церковно-практической ориентации в проекте святителя Иннокентия — пастырского богословия, гомилетики, изучение реалий церковной жизни, — хотя в этом заключается и личная позиция автора.
Личные взгляды святителя Иннокентия можно усмотреть в усилении внимания к систематическому богословию и выделении его специальных составляющих: систематическое введение в круг богословских наук, «религиозистика», «екклезиастика». В самой концепции высшего богословского образования можно заметить выделение четырех составляющих, уже традиционных к этому времени для западного богословия: экзегетической, исторической, систематической, практической (прикладной). Но, в отличие от протестантских университетских факультетов, где все эти составляющие изучались самостоятельно и равноценно36, святитель Иннокентий предлагает соединить и определить в разряд «приготовительных» экзегетическую и историческую составляющие, выделив в качестве основных систематическую и прикладную. Значимость двух последних составляющих подчеркивается и тем, что святитель Иннокентий просит выделить для богословия три профессорские кафедры: для догматического и нравственного богословия, для «екклезиастики» и для пастырского богословия37.
Нельзя не обратить внимание на повышение статуса канонического права в концепции святителя Иннокентия. В конце XVIII в. в российских духовных школах элементы канонического права включались в пастырско-практический
34 См.: Святитель Филарет (Дроздов). Слово по освящении храма Живоначальной Троицы в Московском Данилове монастыре. 13 сентября 1838 г. // Святитель Филарет (Дроздов). Слова и речи. Т. IV. М., 1882. С. 95—100; или: Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания. М., 2003. С. 344—349.
35 Так, в МДА, начиная с 1835 г., по инициативе ректора академии архимандрита Филарета (Гумилевского) и с благословения митрополита Московского святителя Филарета (Дроздова) разрабатывается проект, получивший в 1843 г. оформление в виде серии «Творения Святых Отцов в русском переводе» (см.: Корсунский И. Н. К истории изучения греческого языка и его словесности в Московской Духовной Академии (Наиболее выдающиеся труды и труженики в области изучения этого предмета) // Богословский вестник. 1893. Т. IV. № 11. С. 230—243).
36 См., например: Устав Богословского факультета королевского Берлинского университета (Statuten der theologischen Facultät der Königlischen Friedrich-Wilhelms-Universität zu Berlin. 1838): Т С. Богословский факультет Королевского Берлинского университета // Христианское чтение. 1869. Т. II. № 8. С. 342—354).
37 См.: Записки святителей. С. 75 (архивный вариант: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 17).
раздел богословского класса38, а святитель Филарет в 1814 г. замыкает им богословскую систему, ставя после обличительного богословия (Роіешіса) и церковного красноречия (Ношіїеііса). У святителя же Иннокентия каноническое право определено в самое ядро богословской системы, то есть становится не прикладным, а теоретическим, причем составляет одну из двух частей «екклезиастики».
Святитель Иннокентий предлагает организовать в духовных академиях два специальных направления — каноническое право и миссиологию, — отделив на это часть воспитанников духовных академий и освободив их от слушания некоторых богословских предметов. Эти направления, по мнению святителя, логично было бы связать с конкретной академией — грядущей открыться Казанской39. Во всех этих элементах духовно-учебной концепции святителя Иннокентия можно усмотреть некоторые тенденции католического богословского образования — разумеется, не старого, связанного со схоластикой, а современного святителю. Это и акцент на систематическом богословии, и самостоятельное значение учения о Церкви, и выделение канонического права и миссиологии как специальных направлений. Однако эти идеи обуславливаются не только и не столько примером школ католических, но проблемами Русской Церкви и российских духовных академий. Так, реалии синодальной эпохи, сложившиеся отношения Церкви и государства, православная миссия среди нехристианских народов Российской империи и за ее пределами делают предложения святителя Иннокентия очень актуальными. То есть пример католиков важен для святителя Иннокентия именно там, где он может быть полезен российской духовной школе.
Особый интерес представляет отношение святителя Иннокентия к западному богословию, ибо самого святителя в период ректорства обвиняли в протестантских заимствованиях40. В своей записке он довольно жестко говорит о необходимости «освободиться... от тягостного влияния иноземной учености, которая, в самом чистом своем виде, не довольно чиста» для русского бого-словия41. Для этого он предлагает ряд мер: 1) основание сословия постоянных преподавателей, посвящающих своему предмету всю жизнь и развивающих самостоятельное русское богословие; 2) приспособление круга и состава богословских наук к потребностям Греко-Восточной Церкви; 3) переход в преподавании богословия на русский язык; 4) избавление от иностранных лексиконов путем глубокого изучения языков Священного Писания; 5) составление богословских
38 Преподавание канонического права к концу XVIII в. сводилось к чтению Кормчей с толкованием к практическому применению, изучению правил Вселенских, Поместных соборов и соборов Русской Православной Церкви, уставов церковных из Пандектов и Духовного регламента (Институт рукописей Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского. Ф. 312. Д. 461П/175С. Л. 2; Смирнов С. К. История Московской Славяно-греко-латинской Академии. М., 1855. С. 298; Он же. История Троицкой Лаврской семинарии. С. 241-255).
39 См.: Записки святителей. С. 72-73 (архивный вариант: Там же. Л. 15 об. — 16).
40 См.: Малышевский И. И. Историческая записка о состоянии Киевской духовной академии в истекшее пятидесятилетие // Труды Киевской духовной академии. 1869. № 11/12. С. 94-98.
41 См.: Записки святителей. С. 53 (архивный вариант: Там же. Л. 2 об.).
книг и трактатов в духе Отечественной Церкви; 6) надзор над выпиской из-за границы и употреблением в духовных школах иностранных богословских книг42. Следует, правда, заметить, что при этом святитель неоднократно обращается к опыту католических, а иногда и протестантских богословских школ — на первое следует обратить особое внимание43.
На языке преподавания святитель Иннокентий делает акцент: он не сомневается, что русский богослов и пастырь должен учиться на языке отеческом, причем для богословия это особенно важно. Традиция преподавания богословия на латинском языке начата не Отцами Церкви, а католическими и протестантскими богословами эпохи схоластики. Латинский язык годится для изложения логической, но не практической стороны богословских истин. Тем более он не годится для изложения того, что составляет отличительную особенность Православной Церкви44. Если в XVIII в. латынь была неизбежна, то в XIX в. она является вредной, ибо препятствует усовершенствованию и обрабатыванию отеческого богословского языка, затрудняет учащих и учащихся и поддерживает схоластический взгляд на богословие. Святитель Иннокентий и здесь ссылается на опыт католических школ, в которых тоже в процессе отхода от схоластики язык латинский заменяется научным языком. Так как дискуссия о переходе на русский язык в преподавании богословия имела немалую историю45, святитель заранее отметает аргумент об упадке знания латинского языка: «...странно было бы самые Богословские науки употреблять, как средство для поддержания языка латинского» — такое средство было бы «далеко выше и важнее своей цели». Кроме того, знание латинского языка можно поддержать другими средствами, не жертвуя главным — богословием46.
Святитель Иннокентий призывает более четко понять отличие преподавания в высшей и средней школе. Несмотря на пафос выделения высшей духовной школы в особую ступень «духовной учености», лежавший в основе реформы 1808—1814 гг.47, на практике все оказалось сложнее. Так как академии
42 См.: Записки святителей. С. 63—64 (архивный вариант: Там же. Л. 10—10 об.).
43 См.: Там же. С. 54, 56, 62, 63, 73 (архивный вариант: Там же. Л. 3 об., 4 об., 9, 9 об., 16).
44 См.: Там же. С. 62 (архивный вариант: Там же. Л. 9—9 об.).
45 Так, когда в начале XIX в. предлагалось перейти в преподавании богословия на русский язык, этому противостал митрополит Платон (Левшин), считавший, что свободное владение латинским языком «поддерживает честь» духовенства и «содействует и красноречию российскому» (см.: Письма к митрополиту Амвросию (Подобедову) // Прибавления к Творениям святых отцов в русском переводе. 1863. Кн. 5/6. С. 512). В 1819 г. ректор СПбДА архимандрит Григорий (Постников) был критикуем Синодом за чтение лекций по богословию на русском языке, и только высокая оценка этих лекций святителем Филаретом (Дроздовым) спасла ситуацию (см.: Филарет (Дроздов), свт. Собрание мнений. Т. II. СПб., 1885. С. 5—7). В 1825 г. митрополиты Евгений (Болховитинов) и Серафим (Глаголевский) добились возвращения латыни в преподавании богословия (см.: Филарет (Дроздов), свт. Собрание мнений. Т. II. С. 209—210; Малышевский И. И. Историческая записка о состоянии Киевской духовной академии в истекшее пятидесятилетие // Труды Киевской духовной академии. 1869. № 11/12. С. 95).
46 См.: Записки святителей. С. 63 (архивный вариант: Там же. Л. 9—9 об.).
47 РГИА. Ф. 802. Оп. 17. Д. 1. Журналы Комитета о усовершенствовании духовных училиш 1807 и 1808 гг. Л. 1 об., 7 об., 54 об. — 55 об.
готовили преподавателей по всем дисциплинам семинарского обучения, учебные планы в академиях и семинариях в значительной степени совпадали, и это казалось неизбежным. Святитель Иннокентий предлагает более четко разделить учебные программы высшей и средней школы, учитывая предназначение каждой. Семинаристу не нужны догматика в ученом виде, система герменевтики на латинском языке, знание еврейского и греческого языков, обширного проблемного курса церковной истории. Будущему приходскому священнику полезнее твердо знать Катехизис, с хорошим его разъяснением, правила толкования Писания на русском языке, отеческий язык, церковные обряды, краткий обзор веры и Церкви48.
Не менее важен метод преподавания. В академии следует совсем отойти от «буквальности в изучении уроков», ибо «долговременное действие одною па-мятию значительно притупляет рассудок», а высшее образование предполагает самостоятельное суждение. Но рекомендация, данная святителем, несколько разочаровывает: он предлагает лишь запретить студентам пользоваться книгами и своими лекционными записями во время повторения уроков в классе и на экзаменах, заменив их преподавательскими указаниями49. Однако ряд более содержательных методических замечаний приводится по отношению к конкретным дисциплинам. Обратим внимание лишь на некоторые из них. Так, святитель Иннокентий настаивает на особом значении вводно-методических дисциплин для высшего образования: введения в круг богословских наук, введения в Священное Писание, введения в учение Православной Церкви. Их задача: определять точные границы каждого предмета, его место и значение в системе богословского знания, аксиоматику, круг источников, методологию, внутреннюю структуру, перспективы научного развития. При преподавании Священной герменевтики должно быть четко указано ее отличие от светской, общая герменевтика должна быть дополнена частной (герменевтикой Ветхого и Нового Заветов, герменевтикой пророческой, исторической, дидактической и пр.), а также особым разделом о мессианских пророчествах. На последний должна опираться догматика50.
Церковную историю он предлагает излагать не по векам, как гражданскую, а по периодам, выделяя главные черты каждого. Это даст возможность отойти от простого изложения фактологии к пониманию развития и неизменности Церкви51. В церковном красноречии святитель предлагает отказаться от сложившегося подхода: приспособления правил всеобщего красноречия к церковной кафедре, причем во французском варианте. Метод должен быть обратным: исходить следует из состава и духа нашего богослужения, с одной стороны, специфики русского народа с его потребностями, нравами, совершенствами и недостатками — с другой52.
Пристальное внимание уделяет святитель Иннокентий проблеме специальной подготовки научно-педагогических кадров. Она в духовных академиях от-
48 См.: Записки святителей. С. 64—65 (архивный вариант: Там же. Л. 11).
49 См.: Там же. С. 60—61 (архивный вариант: Там же. Л. 8—8 об.).
50 См.: Там же. С. 66—67 (архивный вариант: Там же. Л. 11 об. — 12 об.).
51 См.: Там же. С. 67—68 (архивный вариант: Там же. Л. 13).
52 См.: Там же. С. 68—69 (архивный вариант: Там же. Л. 13—13 об.).
сутствует, и каждый выпускник академии, став наставником, «держится своего метода преподавания, или, точнее сказать, не держится никакого, идет и ведет за собой целый класс ощупью». Результатом являются «неблагоразумные распространения или сокращения наук», «увлечение иностранными книгами», «наклонность к пустому блеску в преподавании, с пренебрежением к существенному» и т.д. Педагогические занятия надо непременно ввести, но с разумением: они должны быть более практическими, а не теоретическими, и состоять в «образцовом упражнении» студентов в преподавании лекций53.
Немало вредных последствий имеет и сам принцип, укоренившийся в духовной школе: назначение преподавателей со школьной скамьи. Если выпускник попадает на преподавательское место в свою академию и предстает в статусе наставника своим бывшим товарищам, ему трудно завоевать настоящий авторитет. Недостаток опыта и времени вынуждают представлять слушателям вычитанное из иностранных книг и привлекающее новизною. Если выпускник попадает преподавателем в семинарию, то семинаристы обрекаются на слушание фрагментов академических лекций, никак не приспособленных к их восприятию. Приобретаемый опыт используется отнюдь не всегда, ибо, намучившись на учебной стезе, выпускник академии, отработав положенный срок, уходит с разочарованием из духовно-учебного ведомства на иные служения. А его преемник, пришедший из академии, повторяет этот тернистый путь, принося в жертву свой энтузиазм и новые поколения семинаристов.
Святитель Иннокентий предлагал учредить в академиях «запас собственных кандидатов на звание преподавателей», которым вменялось бы в обязанность приобретать преподавательский опыт под руководством опытных наставников и заниматься разработкой отделов той или иной науки. Эти лучшие выпускники в качестве стажеров могли бы «быть употребляемы в облегчении других преподавателей и исправлять разные ученые поручения каждой дисциплины»54.
Разумеется, интересна судьба разбираемого проекта и высказанных в нем конкретных идей. Сам проект, хотя и не получил полной реализации, был во внимании Святейшего Синода и попал в число наиболее значимых проектов, которые имелись в виду при составлении нового Устава духовных академий в конце 1850-х — начале 1860-х гг.55 Но некоторые идеи святителя были учтены и в ближайшие после составления записки годы. Прежде всего подтвердились предложения святителя по усилению практической направленности духовного образования — преимущественно семинарий, но отчасти и академий56. На рубе-
53 См.: Записки святителей. С. 56—58 (архивный вариант: Там же. Л. 4 об. — 5 об.).
54 См.: Записки святителей. С. 58 (архивный вариант: Там же. Л. 5 об. — 6).
55 Записка святителя Иннокентия была обнаружена в фонде делопроизводителя Комитета 1860—1862 гг., а отдельные мысли святителя были включены в свод мнений, составленный перед началом работы этого Комитета. Свод сохранился в архивном фонде директора Духовно-учебного управления 1857—1858 гг. К. С. Сербиновича (РГИА. Ф. 1661. Оп. 1. Д. 705). Составлялся этот свод после кончины архиепископа Иннокентия ^ 26.05.1857), ибо фрагменты из его записки помечены: «б. Херсонского преосвященного Иннокентия» (РГИА. Ф. 1661. Оп. 1. Д. 705. Л. 2 и далее).
56 См.: Титлинов Б. В. Духовная школа в России в XIX веке. Т. 2. С. 25—35, 65—93; Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). С. 87—90.
же 1830—1840-х гг. в духовных академиях и семинариях было усилено изучение символических текстов Православной Церкви, хотя предложенной святителем Иннокентием «символики» введено не было57.
Насколько дальнейшее развитие высшей духовной школы соответствовало интуициям святителя Иннокентия, высказанным в конце 1830-х гг.? В 1840-х гг. в учебные планы академий были введены патристика, пастырское богословие, каноническое право, постепенно приобретала дисциплинарную самостоятельность история Русской Церкви. В 1865—1867 гг. в высшей духовной школе появилась педагогика58. В 1869 г. были утверждены кафедры для предложенных в записке и введенных ранее дисциплин, а также для литургики59. Изучение святоотеческого наследия в духовной школе усиливалось и в дальнейшем, а в начале XX в. Священное Писание и патрология в курсах духовных академий получили доминирующее значение60.
В 1850-х гг. стали осуществляться «миссиологические» предположения святителя Иннокентия. В самом начале десятилетия был составлен проект по учреждению близ Петербурга или Новгорода специального миссионерского института, но средств на это не было, и ограничились созданием в 1853 г. при СПб-ДА особого миссионерского отделения «для приготовления воспитанников на дело с раскольниками»61. В 1857 г. во всех академиях были учреждены особые кафедры по истории и обличению русского раскола. В КазДА постепенно формировалась миссиология как особое направление: в 1850-х гг. появились миссионерские предметы, а в 1884 г. была введена специальная группа миссионерских наук62. Была попытка подготовки специалистов в конкретной области богословия — в 1869 г. в духовных академиях была введена специализация по трем отделениям, — хотя каноническое право не занимало в ней особого положения63. Но в 1884 г. в богословской докторской степени была введена дифференциация, и одной из специализаций стало церковное право64.
57 В курсы семинарий в 1840 г. было введено в виде особого предмета изучение «Православного исповедания» митрополита Петра Могилы, в академиях на этот документ и на «Послание Восточных Патриархов» 1723 г. также стали обращать особое внимание. В 1838 г. святителем Филаретом (Дроздовым) пересматривается «Катехизис». Само понятие «символические тексты Православной Церкви» в эти годы входит в русском богословии в частое употребление.
58 См.: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). С. 74—80, 141—142.
59 См.: Высочайше утвержденные 30 мая 1869 г. Устав и штаты православных духовных академий. § 112—114 // ПСЗ. Второе собрание. Т. XLГV. Отд. 1. СПб., 1873. № 47154. С. 552.
60 См.: Сухова Н. Ю. Дискуссия 1909 г. о проблемах высшего духовного образования и богословской науки // Вестник ПСТГУ: II (История. История Русской Православной Церкви). 2007. Вып. 2 (23). С. 47—49, 52—54.
61 РГИА. Ф. 802. Оп. 16. Д. 45; Родосский А. С. Списки первых XXVШ курсов Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1907. С. ^Ш.
62 См.: Высочайше утвержденные 20 апреля 1884 г. Устав и штаты православных духовных академий. § 102—103 // ПСЗ. Третье собрание. Т. IV. СПб., 1887. № 2160. С. 239.
63 См.: Высочайше утвержденные 30 мая 1869 г. Устав и штаты православных духовных академий. § 2, 110, 112—114, 133 // ПСЗ. Второе собрание. Т. XLГV. Отд. 1. СПб., 1873. № 47154. С. 545, 552, 553.
64 См.: Высочайше утвержденные 20 апреля 1884 г. Устав и штаты православных духовных академий. § 102—103, 141 // ПСЗ. Третье собрание. Т. IV. СПб., 1887. № 2160. С. 239, 241.
Очень долго не осуществлялось предложение святителя по расширению богословских дисциплин на младшее отделение: уже в 1857 г., при начале новой реформы высшей духовной, эти же идеи с еще большей настойчивостью высказывали святитель Филарет (Дроздов) и митрополит Григорий (Постников)65. Подготовленная и проведенная в 1869 г. реформа решила эту проблему в более радикальном варианте, но принцип «отделенности» небогословской и богословской составляющих высшего духовного образования был упразднен. Конечно, все эти изменения не означали непосредственной реализации разбираемого проекта, а многие идеи святителя Иннокентия были близки его современникам и высказывались также в других проектах. Но все принятые духовной школой предложения подтверждают верность интуиции святителя Иннокентия.
Тем не менее некоторые предположения святителя Иннокентия не были подтверждены дальнейшей историей высшей духовной школы. Так, не реализовались попытки святителя выделить учение о Церкви, соединив с ним, в первую очередь, каноническое право и литургику, хотя недостаточность «экклесиологи-ческой определенности» в русском богословии неоднократно отмечалась66. Но в этой связи следует отметить попытку ученика святителя Иннокентия по КДА преподавателя богословия СПбДА иеромонаха Макария (Булгакова), будущего митрополита Московского67, довести до логического завершения «экклесиоло-гическую определенность» в богословской системе. В своем конспекте «Введения в православное богословие» он поставил учение о Церкви сразу за вводным разделом по источникам богословия, что вызвало критический отзыв святителя Филарета (Дроздова): «Учение о Церкви как учительнице веры не могло быть обосновано до того, как будет дано понятие о Ее Божественном учреждении и Ее свойствах»68. Святитель Иннокентий не предлагал нарушать изложение, указанное Символом веры, но и само изучение учения о Церкви, выделенного из общего курса догматического богословия, видимо, не было близко православной традиции.
Проект святителя Иннокентия, несмотря на его неоднозначность, знаменует собой очень важную веху в развитии высшей духовной школы России, хотя эта веха и не была отмечена новыми реформами и заметными изменениями. С одной стороны, главной чертой этого периода была попытка академий определить пути гармоничного и полноценного исполнения всех возложенных на них
65 См.: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). С. 122—124.
66 Например, в 1894 г., при обсуждении магистерской диссертации и. д. доцента СПбДА Е. П. Аквилонова «Церковь, научные определения Церкви и апостольское учение о ней как Теле Христовом» (см.: Воронов Л., прот. Догматическое богословие. М., 1994. С. 85—90; Сухова Н. Ю. Система научно-богословской аттестации в России в XIX — начале XX в. М., 2009. С. 486—487).
67 Митрополит Макарий (Булгаков) учился в КДА в 1837—1841 гг., с 1841 г. был бакалавром русской церковной и гражданской истории КДА, с 1842 г. — бакалавром богословского класса СПбДА, с 1844 г. — профессором и инспектором, с 1850 г. — ректором СПбДА, с 1851 г. — в сане епископа Винницкого, викария Подольской епархии.
68 См.: Замечания митрополита Филарета на: а) Конспект «Введения в православное богословие» и б) Конспект «Православной догматики» (декабрь 1844 г.) // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. 1869. Кн 7: Материалы. С. 68—80.
задач: научной, педагогической, пастырской. В дальнейшем возможность и плодотворность этого сочетания неоднократно ставилась под сомнение, святитель Иннокентий именно в синтезе видел предназначение высшей духовной школы. С другой стороны, этот период является периодом отечественного самосознания духовной школы, которая во всей полноте сознает себя как русская духовная школа, учащая на своем языке и формирующая свою традицию. Наконец, это период творческого накала в выстраивании новых учебно-богословских систем, период поиска, ошибок и находок.
Ключевые слова: высшая духовная школа, богословие, святитель Иннокентий (Борисов).
Theological-educational project of St. Innocenty
(Borisov) of 1830s
N. Yu. Sukhova
Abstract: The article is devoted to the research with one of the important documents related to the Higher Ecclesiastical Schools of the first half of XIX century - analytical note of St. Innocenty (Borisov) (1800—1857). The author, based on an analytical review of content, the church context and the historical path of Russian Theological School, dates the document analyzes the main ideas of St. Innocenty to improve Higher Theological Education, traces the fate and significance of these ideas in the subsequent history of the Highest Ecclesiastical School. Particular attention is drawn to the views of the saint of the key problems of the Highest Ecclesiastical School: specific productions in her non-theological sciences, the internal structure of academic theology and its place and significance in the system of scientific knowledge in general, pastoral training at Ecclesiastical Academies.
Key words: Higher Ecclesiastical School, theology, St. Innocenty (Borisov).
