Церковь в сознании героев и автора в повести Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОР

УДК 821.161.1.

Т. Н. Куркина

Церковь в сознании героев и автора в повести Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда»

Работа выполнена при финансовой поддержке Федерального агентства по образованию (Рособразования) в рамках исследовательского проекта 2.1.3/4705 «Универсалии русской литературы (XVIII - начало XX вв.)».

В статье раскрывается воцерковленность героев повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» как на уровне обряда, так и на уровне христианской морали. Религиозное сознание автора находит воплощение в сюжетно-композиционном решении повести. Лесков отстаивает идею симфонии церкви и государства в деле просвещения народа и охранения основ православной нравственности.

The article reveals heroes’ churching in Leskov’s novella «Lady Macbeth of Mtsensk» at the level of ritual, and at the level of Christian morality. The author's religious consciousness is embodied through the plot-composite solutions of the tale. Leskov defends the idea of a symphony of Church and State in the sphere of education of the people and preserving the foundations of orthodox morality.

Ключевые слова: воцерковленность, обряд, христианские заповеди, сюжетнокомпозиционные приемы, возмездие, авторская позиция, проза Лескова.

Key words: ritual, Christian precepts plot compositional devices, retribution, author's position, Leskov's prose.

В основу повести Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» (1865 г.) положены события судебной хроники русской общественной жизни XIX века. Лесков, будучи ребенком, наблюдал публичное наказание купчихи, уголовная история которой была художественно переосмыслена писателем в повести. Художник натуралистически точно, с мельчайшими подробностями изображает сами акты злодеяний, чтобы вызвать этическое потрясение у читателя. При этом Лесков значительно усложняет реальное преступление, нанизывая на него целый ряд вымышленных убийств, - это отравление мужа, удушение малолетнего наследника, утопление соперницы и, наконец, самоубийство главной героини. Лескова критика сразу окрестила как «безмерного писателя» (Н. Михайловский). В дружеских письмах Толстого к Лескову неоднократно встречаются указания на художественные излишества последнего то в одном, то в другом произведении. Это признавал и сам Лесков, он не

отрицал, что ему порой трудно совладать со своей художественной стихией.

Сюжетную схему «старый муж - жена - молодой любовник», традиционную для русской литературы ещё со времен пушкинского «Евгения Онегина», Лесков использует для того, чтобы показать разрушение патриархального уклада жизни в купеческой среде пореформенной России XIX века. Грех прелюбодеяния и сребролюбие толкают любовников и в повести на кровавые злодеяния.

Тема взаимоотношения полов в русской литературе XIX века редко освещалась в гедонистических тонах, она чаще рассматривалась в контексте социально-философских и религиозных проблем трагического плана. Православная вера русского народа способствовала формированию достаточно строгой морали. Национальное самосознание признавало законность любви между мужчиной и женщиной только в браке, причём брак считался величайшим таинством. Внесемейные любовные связи квалифицировались как блуд и разврат. Чтобы полнее обнажить начавшиеся процессы утраты священного ореола брачных уз в сознании людей пореформенной России и свободу любовных отношений, оба художника используют в структуре своих произведений явление сюжетного полифонизма. Так, Лесков четыре раза воспроизводит парадигму любовного треугольника: Копчонов - жена Копчонова - Сергей; Зиновий Борисович - Катерина - Сергей. В повести все конфликтные столкновения возникают вокруг молодого героя-любовника, ради которого жена подносит отравленный чай мужу. Катерина подсыпает в чашку яд от крыс. В символическом плане этим ядом героиня отстраняет от себя не только мужа, но и любовника. Сергей впоследствии скажет, что ему «стоптанный Сонеткин башмак милее, ... рожи» Катерины Львовны, «кошки эдакой ободранной» [2, V, с. 290].

Развитие сюжетного действия художник строит «по ступенчатокольцевому принципу». Герои, совершающие темные деяния, проходят несколько этапов-ступеней, они устраняют существующие препятствия и добиваются своих целей, поэтому каждый этап тесно связан с предыдущим. Лесков «вхождение» в сферу зла воспроизводит согласно христианскому миропониманию. По учению церкви зло развивается, как цепная реакция, увеличиваясь и расширяясь по типу снежного кома.

О воцерковлённости героев повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» свидетельствует уже убранство купеческого дома Измайловых, куда была выдана замуж Катерина Львовна, «не по любви или какому влечению, а так, потому что Измайлов к ней присватался» [2, V, с. 247]. Согласно древнему благочестивому обычаю русские христиане стремились обустроить своё жилище как малую церковь. В доме знатных в городе купцов везде по комнатам были развешены образа, перед ними сияли лампады. Никаких книг в доме не было, «окромя киевского патерика», но «читать Катерина Львовна была не охотница». Все эти предме-

ты церковного быта в семейном укладе дома Измайловых имеют исключительно внешнее обрядовое значение, так как в нём отсутствует духовная жизнь. Более того, дом чаще всего бывает пустым: «нигде по дому ни звука живого, ни голоса человеческого» не слышно. Катерина Львовна, выросшая в деревне, в бедной семье, но на свободе и среди людей, нестерпимо страдает от скуки среди полного материального достатка и богатства. Героиня страдает до такой степени, что рассказчик иронично заявляет: от этой русской скуки «весело, говорят, даже удавиться». Впоследствии о церковной жизни в доме Измайловых упоминается в связи с похоронами свёкра. Его спешно, не дожидаясь сына, «ничтоже сумняся, схоронили по закону христианскому» [2, V, с. 255]. Это замечание рассказчика имеет явно саркастическую окраску, так как свёкор был отравлен невесткой, которая так благочестиво его хоронила. Вслед за Катериной Львовной и Сергей профанирует церковный обряд, но другой - обряд венчания. Он, внушая любовнице преступные мысли против законного мужа, говорит: «Я б хотел пред святым предвечным храмом мужем Вам быть» [2, V, с. 267].

Иначе в отношении церковного обряда ведёт себя муж Зиновий Борисович, когда в его дом пришла беда. Он, желая проверить скверные слухи о своей жене, тайно возвращается домой. Первое, что он делает, зайдя в дом, - молится и зажигает свечу. Дурные предчувствия Зиновия Борисовича не обманули, в спальне он застал жену с любовником. Дерзкое и наглое поведение любовников вызывает в душе Зиновия Борисовича вопль отчаяния: «Господи! Боже мой! Да что ж это такое? Что ж вы это, варвары?!» [2, V, с. 267]. Исход смертельной борьбы решает момент, когда Катерина Львовна оглушает мужа тяжёлым литым подсвечником. Зиновий Борисович, понимая, что пришёл его конец, «тупо простонал»: «Попа», - и «ещё невнятнее»: «Исповедаться». На что Катерина Львовна, сдавливая горло мужа, «прошептала»: «Хорош и так будешь» [2, V, с. 268]. В сцене убийства мужа наблюдается противопоставление. Зиновий Борисович в предсмертные минуты явно неформально совершает церковные обычаи, взывает к помощи Бога и вспоминает об обряде последней исповеди, в отличие от Сергея и, особенно, Катерины Львовны, которые нагло попирают все святыни веры.

Кульминацией повести Лескова является убийство племянника Зиновия Борисовича, деньги которого, как неожиданно выяснилось, тоже были вложены в дело купца Измайлова, и он также оказался в числе наследников наряду с Катериной Львовной. На это обстоятельство поначалу спокойно прореагировала героиня, но алчный Сергей вновь внушил любовнице преступные мысли. Вся сцена детоубийства происходит на фоне двунадесятого праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, который отмечался 21 ноября по старому стилю. Автор выбирает событие в христианской истории, которое отсылает читателя к самому началу земного пути Девы Марии. Её в трехлетнем возрасте праведные родите-

ли Иоаким и Анна отдали на воспитание и служение при храме. Так Дева Мария приуготовлялась стать Богоматерью, и это начало её святого подвижничества ежегодно прославляет церковь. Чтобы ещё больше усилить момент отпадения главных героев от церковной жизни, Лесков делает этот праздник престольным «в приходской Церкви измайловского дома» [2, V, с. 277].

Лесковская героиня, ожидая своего первенца, не идет в столь знаменательный день в храм, а, напротив, чувствует, что в её душе «вдруг словно демоны с цепи сорвались и разом осели её прежние мысли о том, сколько зла причиняет ей этот мальчик и как бы хорошо было, если бы его не было» [2, V, с. 273]. Катерина и Сергей, обсудив, что «нонче все-ночная скоро не кончится» [2, V, с. 274], закрывают ставни и в замкнутом пространстве купеческого дома, который уже дважды скрыл их преступления, решаются на третье. Христианскую символику числа три автор использует здесь ещё дважды. Катерина трижды входит в комнату больного ребёнка, и он трижды напоминает ей о жизни во Христе. Первый раз на вопрос Катерины, что читаешь и занятно ли, Федя отвечает: «житие» и «очень, тетенька, занятно». Второй раз он просит Катерину положить эту книгу, а подать ему «вон ту, с образника» [2, V, с. 274]. Затем мальчик отклоняет совет тетеньки заснуть и объясняет, что он хочет дождаться бабушку, которая обещала принести ему «благословенного хлебца от всенощной» [2, V, с. 274]. Наконец, в третий раз, когда Федя заметил, что тетенька вошла к нему «отчего-то совсем бледная», он сам стал рассказывать ей, что читает житие своего ангела святого Феодора Стратилата. «Вот угождал Богу-то», - умильно говорит ребенок и, ласкаясь к тетеньке, предлагает послушать, как он ей прочитает это житие.

Великомученик Феодор Стратилат, живший в Малой Азии, в городе Ираклее, был воеводой, но отличался благочестивой жизнью, кротостью и умел располагать к себе окружающих язычников, многие из которых стали христианами. В 319 году он пострадал за веру Христову, был обезглавлен. Само имя Феодор в переводе с греческого языка обозначает Божий дар. Все эти художественные детали подчеркивают светлый облик ребенка, который в любом случае не может быть носителем зла, как это представляется в искаженном грехом сознании преступников. Насильственная кончина Феди оказалась созвучной мученической казни его святого покровителя.

Контраст света и тьмы, который в наибольшей степени усиливается в кульминационных эпизодах повести, Лесков воспроизводит и в бытописании измайловского дома. Накануне большого праздника все лампадки пред иконами были зажжены, и на фоне света от них по стенам разбегалась тень блуждающей по пустым комнатам тетеньки Катерины. Продолжая совмещать реальный и символический планы изображения, художник заставляет предчувствовать беду те части купеческого дома,

через которые в него входит солнечный свет, - окна: «закрытые ставнями окна начали оттаивать и заплакали» [2, V, с. 274].

Художественная логика кульминационных эпизодов, с одной стороны, отражает убеждение автора, что методами непротивления невозможно остановить злодеяния закоснелых преступников. С другой стороны, запечатлевает веру автора в то, что вдохновить на борьбу со злом посильно только церкви. Она в произведении Лескова выступает в роли нравственного охранителя моральных устоев народной жизни. В повести злодеев разоблачает возвращающийся с церковной службы народ. Используя прием сюжетной инверсии, писатель силу народного гнева воспроизводит в духе средневековой мистерии. Преступникам кажется, что сам Господь не выдержал их злодеяний и обрушил на них свою кару, всё вокруг загудело и задрожало, «какие-то неземные силы колыхали грешный дом до основания» [2, V, с. 276]. Катерина и особенно Сергей обезумели от суеверного страха. И только в следующей главе автор реалистично объясняет произошедший оглушительный шум и стук.

В повести Лесков дает развёрнутую характеристику церковного сознания жителей уездного города. Рассказчик отмечает, что «наш народ набожный, к Церкви рачительный» [2, V, с. 277], но его привлекает главным образом эстетика православного обряда. «Благолепие церковное и стройное «органистое» пение» являются одним «из самых высоких и самых чистых ... наслаждений» церковного люда, особенно молодёжи. Эти умозаключения рассказчика художник подкрепляет сюжетным монтажом. «Расходясь шумною толпою» из церкви, молодёжь толкует «о достоинствах известного тенора и случайных неловкостях столь же известного баса» [2, V, с. 277]. И только некоторые молодые люди обсуждают не «вокальные вопросы», а нравственные. Они, подходя к дому Измайловых, вспоминают о дурной молве, которая гуляет по городу о «молодой Измайлихе», и тут же предполагают, что «её и в Церкви, знать, не было» [2, V, с. 278]. Молодые люди выносят народный приговор Катерине Измайловой: «скверная бабёнка, испаскудилась, что уж ни Бога, ни совести, ни глаз людских не боится» [2, V, с. 278]. Примечательно, что инициатива обнаружения и задержания преступников в повести исходит не от местного жителя, а от молодого машиниста, «привезенного одним купцом из Петербурга, на свою паровую мельницу» [2, с. 278]. Автор акцентирует более высокий уровень профессиональной квалификации и духовно-нравственной просвещенности столичного рабочего.

В финале Лесков приводит своих героев к юридическому признанию вины убийства. В концептуальном плане значимо, что во время дознания не следователь, а священник заставляет Сергея дать признательные показания. Злодея привели к трупу Феди, и «при первых же словах священника о Страшном суде и наказании нераскаянным» Сергей «расплакался и чистосердечно сознался» [2, V, с. 278] во всех преступлениях. Однако раскаяние героя не затрагивает глубин души и

потому не влечет за собой духовно-нравственного очищения. Сергей личностно примитивен и неразвит.

Художник считал, что зло способно глубоко проникнуть в человеческую натуру и, завладев ею полностью, сделать её ненасытной во зле. Это убеждение писатель акцентирует и названием своей повести, внося в него имя шекспировской героини леди Макбет, которая стала в мировой культуре символом зла и коварства. Лесков полагал, что «есть случаи, когда человек не может оставаться человеком, не оказав самого быстрого и самого сильного сопротивления злу» [3, с. 55], поэтому писатель обосновывал понятие справедливого возмездия. Он был уверен в его необходимости на современном этапе исторического развития человечества.

Заключительные эпизоды повести: публичное наказание Сергея и Катерины на городской площади, изображение арестантской жизни героев на этапе, - это социально-государственное наказание преступников, земное возмездие над ними. Божье возмездие у Сергея связано с проклятием своей прошлой и настоящей жизни, а у Катерины с душевными страданиями из-за измены любовника. В финале произведения происходит насильственное разрушение нового любовного треугольника. Купчиха, доведенная коварством Сергея до последней степени отчаяния, губит себя и свою соперницу. Лесков не оставляет в душе героини ни малейшего просвета для покаяния. В воспалённом сознании Катерины на фоне темных волн бушующей Волги всплывают видения лиц убитых ею людей. Она хочет произнести спасительную молитву, но не может. «Губы её шепчут» слова оскорблений, которыми осыпал ее любовник, и под их аккомпанемент она совершает двойное преступление.

Лесковские герои - это натуры во многом одномерные, жестокие помыслы и страсти захватывают их целиком. Православный исследователь русской литературы М. М. Дунаев считает, что Катерина и Сергей «ни дать, ни взять наивные дети природы, живущие звериными инстинктами и не замутняющие душу никакими нравственными сомнениями» [1, с. 418]. Во внутреннем мире героев, действительно, не наблюдается никакой борьбы, но нельзя сказать, что писатель совсем не усложняет характеры героев. Лесковские преступники, дерзко попирая законы христианской этики, церковные обряды и обычаи, тем не менее, до конца не отрекаются от веры в Бога. Сергей временами глубоко переживает страх божий. Что касается Катерины, то её натура вообще изначально имела мощную религиозную закваску, но тёмную и непросветлённую. В её душе жила и жажда справедливости, и сознание греха, и богоборчество, а главное - её захватила вера в истинную и вечную любовь. И если ее любовник расчетливо хитрит, признаваясь в своей давней любви к ней, то Катерина всегда с ним открыта, проста, прямодушна. Правда, её понимание любви имело примитивный и биологический характер. Недаром писатель окружает героиню образами животных, которые подчеркивают сладострастные, хищнические и собственнические порывы её натуры.

Вся эта дикость стихийных страстей парадоксальным образом совмещается в душе Катерины с предельной жертвенностью её любовных переживаний. Тем не менее, Лесков дорожит даже малым «остатком человечности в душе героини». В финале он показывает Измайлову не только как уголовную преступницу, но и как лицо трагическое.

Причины ужасающих тенденций национального бытия Лесков видит в капитализации общественных отношений и в непомерной власти денег. Он убедительно показывает в повести, что разрушение культурнобытовых традиций, стремительное раскрепощение личности, её духовное опустошение, забвение ценностей, заключённых в христианской морали, порождает стихию разврата и насилия. Остановить эти негативные явления русской жизни посильно, по мысли писателя, только симфоническому единству церкви и государства. Церковь должна духовно окормлять и просвещать общество, хранить как бы внутреннюю чистоту, а государство должно подавлять зло своими внешними насильственными методами принуждения. При этом первостепенной задачей Лесков считал повышение уровня народного просвещения, он не раз писал в своей публицистике: «Хотите уменьшить тюрьмы - размножайте школы». Именно образование дает человеку добрые навыки, помогает ему «удалиться от зла под защиту рано усвоенного добра» [3, с. 252].

Повесть «Леди Макбет Мценского уезда» свидетельствует о том, что писатель достаточно критично оценивает деятельность русской церкви и реформаторские усилия государства в шестидесятые годы XIX века. Лесков всегда верил в Россию и любил её, но не с закрытыми глазами.

Список литературы

1. Дунаев М. М. Лесков // Дунаев М. М. Православие и русская литература: в 6 частях. - М., 2003. - Ч. IV.

2. Лесков Н.С. Собр. соч.: в 12 т. - М., 1989.

3. Лесков Н. С. О литературе и искусстве. - Л., 1984.