О.В. Хлевнюк
*
Многочисленные работы о сталинизме, появившиеся в последние годы, демонстрирует важную тенденцию - историки все в большей степени изучают этот феномен как историческую проблему. Во многом это связано с достаточно
ЦЕНТР-РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В 1930-Е ГОДЫ. ЛОББИРОВАНИЕ И КЛИЕНТЕЛИЗМ В СТАЛИНСКОЙ СИСТЕМЕ УПРАВЛЕНИЯ1
широким открытием архивов, уже названным
«архивной революцией». Получив необходимые материалы, историки, отставив в сторону вопрос «что это было?» и поиски слишком общих дефиниций, сосредоточившись на вопросе «как это было?» и разработке функциональных, применимых к конкретно-историческим исследованиям теоретических обобщений. Применительно к системам управления и принятия решения в центре внимания оказались такие вопросы, как взаимодействие ведомственных интересов и роль диктатора, противоборство группировок в высших эшелонах власти и принципы формирования этих группировок2 и т.д. Тенденцией последнего времени можно считать интерес к феноменам советской бюрократии, неформальных связей, патрон-клиентских отношений в советский период3. Внимание к этим сюжетам определяет тот очевидный факт, что именно клиентарные связи, имеющие свои исторические предпосылки, являются основой формирования новых правящих слоев в государствах бывшего СССР в последние годы.
* Хлевнюк Олег Витальевич - доктор исторических наук, главный специалист ГАРФ.
1 Статья подготовлена в рамках проекта, поддержанного Гуверовским институтом войны, мира и революции.
2 См.: E.A. Rees (ed.) Decision-making in the Stalinist Command Economy, 1932-1937. Macmillan. 1997; О.В. Хлевнюк. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М. 1996; Р.Г. Пихоя. Советский Союз: История власти. 1945-1991. М. 1998; А.А. Данилов, А.В. Пыжиков. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. М. 2001; P.R. Gregory. The Political Economy of Stalinism. Cambridge University Press. 2004; Y.Gorlizki, O. Khlevniuk. Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle. 1945-1953. Oxford University Press. 2004.
3 Т.П. Коржихина, Ю.Ю. Фигатнер. Советская номенклатура: становление, механизмы действия // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 25-38; М. Lewin, Russia/USSR/Russia. New York. 1995, pp. 185-208; C. H. Fairbanks, Jr., Clientelism and the Roots of Post-Soviet Disorder // R.G. Suny (ed.) Transcaucasia, Nationalism, and Social Change, Ann Arbor, 1996; М.Н. Афанасьев, Клиентелизм и российская государственность, М. 2000.
В данной статье предпринимается попытка внести некоторый вклад в рассмотрение этих вопросов на примере взаимодействия центра и регионов и развития региональных элит в середине 1930-х годов. Помимо новых архивных материалов, статья опирается на результаты предшествующих исследований по проблеме формирования и эволюции корпуса советских
4
региональных руководителей и их роли в советской политической системе .
После победы большевиков в ожесточенной гражданской войне многочисленный слой новых партийных чиновников, руководителей регионов и ведомств, сосредоточил в своих руках значительную власть. Этому способствовали несколько обстоятельств: уничтожение оппозиции; первоначальная слабость внутреннего иерархического контроля; борьба за лидерство в верхах партии, благодаря которой партийные чиновники получали уступки взамен на лояльность той или иной группе вождей. В 1930-е годы ситуация существенно изменилась. Существенным элементом укрепления диктатуры Сталина было ужесточение централизации и ограничение прав региональных и ведомственных руководителей. Достигалось это при помощи различных методов.
Важной частью системы контроля центра над регионами была система «номенклатуры», централизованного регулирования перемещений руководящих кадров. По уставу партии, принятому на XVII съезде ВКП(б) в начале 1934 г., в ЦК ВКП(б) создавался специальный отдел для руководства обкомами - отдел руководящих партийных органов (ОРПО). В ОРПО велся детальный учет всех руководящих кадров. С 1935 г. в ЦК ВКП(б) перевел в свою номенклатуру первых и вторых секретарей горкомов и райкомов партии (в начале 1937 г. - 5275 человек)5. На местах была достаточно большая группа других работников (начальники транспортных политотделов, парторги ЦК на крупных предприятиях и др.), которые утверждались ЦК и могли выходить со своими вопросами прямо на Москву. Еще большее значение имели кадровые чистки и перестановки региональных руководителей, особенно масштабные в периоды поворотов «генеральной линии» и кризисов. В результате таких перетрясок к началу 1933 г., например, 10% секретарей обкомов, крайкомов и ЦК
4 J.F. Hough, The Soviet Prefects: The Local Party Organs in Industrial Decision-making, Harvard University Press, 1969; В.П. Мохов, Эволюция региональной политической элиты России (1950-1990 гг.), Пермь, 1998; E.A. Rees (ed.) Centre-Local Relations in the Stalinist State, 19281941. Palgrave Macmillan, 2002 и др. Все более многочисленными становятся также региональные исследования, родоначальником которых можно считать известную книгу М. Фэйнсода о Смоленске (Fainsod M., Smolensk under Soviet Rule, Cambridge, MA, 1958; русский перевод - М. Фэйнсод. Смоленск под властью. Смоленск. 1995). См. например: J.R. Harris, The Great Urals: Regionalism and the evolution of the Soviet system, Ithaca, New York, 1999; K. Boterbloem. Life and Death under Stalin. Kalinin Province, 1945-1953. Montreal, London, 1999. Ю. Килин. Карелия в политике советского государства. 1920-1941. Петрозаводск. 1999 и др.
5 Вопросы истории. 1995. № 10. С. 7-8.
национальных компартий работали на своих должностях менее полугода, еще 27,6% - от полугода до года и 33,9% от года до двух лет6.
Одной из основ контроля над регионами были система информации, поступавшей в Москву по многим независимым друг от друга каналов. Важным источником такой информации были органы НКВД. Судя по всему, НКВД контролировал местных руководителей при помощи агентуры в их окружении. Только 27 декабря 1938 г. был издан приказ наркома внутренних дел, которым запрещалась вербовка агентов из числа ответственных руководящих работников в партийных, советских, хозяйственных и общественных организациях, а также работников, обслуживающих аппараты ЦК компартий союзных республик, краевых, областных, городских и районных комитетов партии7. Прямой выход на высшее руководство страны имели также уполномоченные Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), органы Комиссии советского контроля при СНК СССР. Определенной независимостью пользовались корреспонденты центральных газет в регионах, работники различных наркоматов и ведомств, прокуратуры, многочисленные уполномоченные, периодически посылаемые из центра в связи с проведением различных кампаний. Поводом для проверок могли служить заявления (в том числе анонимные), поступавшие в большом количестве в Москву и т.д.
Жесткий контроль центра облегчался слабостью самих региональных элит, признаком которой была, в частности, острая групповая борьба, охватившая в конце 20-х - первой половине 30-х годов многие партийные организации. Против ряда первых секретарей в их собственных областях и республиках выступали группы чиновников, недовольных своим положением и претендующих на руководящие роли. В 1929 г. в Ленинграде резким атакам со стороны группы функционеров подвергся С.М. Киров; в Москве велась борьба между группировками первого секретаря московского комитета партии К.Я. Баумана и секретаря этого же комитета В.И. Полонского. В Западно-Сибирском крае летом 1930 г. несколько членов бюро крайкома потребовала у Москвы снятия первого секретаря крайкома Р.И. Эйхе. Наиболее острыми и затяжными были конфликты в Закавказье, где на протяжении нескольких лет (в 1928-1932 гг.) шла борьба как между различными руководящими группировками в республиках Закавказья (особенно в Азербайджане), так и между руководством Закавказского краевого комитета и республиканскими властями. Острота и длительность закавказского конфликта в значительной мере определялась вовлеченностью в него некоторых московских вождей (прежде всего, Орджоникидзе), имевших в Закавказье свою клиентуру. Подобные примеры можно продолжать8. Помимо столкновений и конкуренции, возникавших, так сказать, непосредственно на местной почве, значительное
6 Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 7. Д. 208. Л. 118.
7 Государственный архив Российской Федерации (далее - ГА РФ). Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 1. Л. 10-11.
8 Л.П. Кошелева и др. (сост.) Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг. М. 1995. С. 161, 174-176, 196.
количество конфликтов вносились в регионы из центра при помощи создания параллельных административных структур. Типичным примером этой модели интервенции центра могут служить создание в 1933 г. Политотделов МТС, а в 1934 г. - института уполномоченных Комиссии партийного контроля. Наделенные значительными полномочиями, имевшие прямой выход на Москву, руководители этих чрезвычайных органов неизбежно вторгались в сферу интересов региональных властей. Во многих случаях такие вторжения порождали ожесточенные столкновения, что приводило к вмешательству центра и создавало дополнительные возможности для усиления централизации.
В общем, имеющиеся сегодня факты позволяют говорить о том, что, несмотря на многие сложности, Москва в рассматриваемый период вполне надежно контролировала регионы. Это, конечно, не означает, что система такого контроля строилась по жесткой вертикали «команда-выполнение». Реальные повседневные взаимоотношения центра и регионов были более сложными, включали в себя как механизмы прямого подчинения и плановой централизации, так и неформальные или даже нелегальные каналы и связи, позволявшие региональным руководителям облегчать бремя жесткого контроля и, в той или иной мере, отстаивать свои интересы.
Существовало несколько способов преодоления многочисленных противоречий
сверхцентрализации и политической нестабильности. Первый - обойти предписанные
правила и действовать самовольно. В документах сохранились свидетельства о том, что
«самоуправство» региональных руководителей было постоянным феноменом. Широкое
распространение, например, получила практика нецелевого использования выделяемых
финансов и ресурсов, спекуляции централизованными фондами с целью получения
дополнительных ресурсов (например, продажа товаров, предназначенных для нормированной
торговли, по коммерческим ценам), разного рода так называемые «товарообменные
операции»9. Распространенными были попытки самостоятельно, в безопасных пределах,
изменить централизованные задания, особенно в сельском хозяйстве. Например, 27 апреля
1934 г. Политбюро отменило постановление бюро обкома ЦЧО от 16 апреля, которое
разрешало снизить план посева картофеля с заменой его другими культурами. Политбюро
указало, что такого рода решения могут приниматься только с разрешения ЦК ВКП(б)10. В
постановлении Политбюро, принятом через день, 29 апреля, отмечалось распространение
случаев расходования хлеба вне централизованных квот, что характеризовалось как
«результат ослабления дисциплины в хлебозаготовительном аппарате, прямого
попустительства, а местами и потворствования этим безобразиям со стороны местных
партийных и советских органов». Политбюро поручило прокуратуре привлекать виновных
11
должностных лиц к ответственности .
9 См.: О.В. Хлевнюк. Политбюро. С. 123-125. Нелегальные операции такого рода были также причиной скандала в Западно-Сибирском крае в 1934 г., подробнее о котором будут сказано далее.
10 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1021. Л. 79.
11 Там же. Л. 116.
Периодически местные руководители саботировали решения Москвы о кадровых перемещениях, нарушали «номенклатурные» правила, назначая или смещая с должностей работников, входивших в «номенклатуру» ЦК ВКП(б).
Очевидно, однако, что всякого рода прямые нарушения законов и постановлений, принятых центральными властями были достаточно рискованным делом, тем более что при существующей системе контроля их было очень трудно скрыть. Поэтому гораздо большее значение имело открытое проталкивание региональными руководителями выгодных им решений центра и пересмотра уже принятых невыгодных постановлений.
Методы лоббирования. Лоббирование являлось самым естественным, эффективным и поэтому распространенным способом преодоления того давления, которому постоянно подвергались региональные чиновники в сталинской системе. В силу этого лоббирование было не просто набором формальных бюрократических процедур, а фактически превратилось в целую бюрократическую «науку», учитывающую многочисленные интересы московских ведомств, личные отношения чиновников, переменчивый политический климат и т.д.
Самым простым и естественным способом решения вопросов в Москве была отправка записок напрямую в соответствующие наркоматы и организации. Вместе с тем региональные руководители во многих случаях предпочитали более долгий, но более надежный путь -обращение даже с узковедомственными вопросами к высшим советским лидерам, прежде всего, к Сталину, Молотову, Кагановичу. В этом случае обращение переправлялось в соответствующее ведомство или даже включалось в повестку дня Политбюро, Оргбюро и Секретариата и попадало для исполнения в наркомат после соответствующих решений этих партийных инстанций, что повышало шансы ходатайства.
Помимо письменных обращений, ряд важных вопросов руководители регионов старались решить в ходе личных встреч в Москве. Несмотря на то, что они не имели права без разрешения выезжать из своих регионов, первые секретари имели различные возможности для визитов в Москву. С одной стороны, большие группы чиновников съезжались в Москву во время пленумов ЦК ВКП(б), которые проводились в 1930-е гг. в среднем дважды в год. С другой - региональные руководители периодически проводили в Москве и подмосковных санаториях свои отпуска. Наконец, сложилась практика специальных выездов в столицу на основании предварительных запросов, посылаемых в ЦК, как правило, Сталину. В фонде Сталина в делах шифропереписки сохранились обращения такого рода за 1934-1936 гг. от первых секретарей Днепропетровского, Свердловского, Татарского обкомов, Куйбышевского крайкома, Саратовского, Азово-Черноморского Закавказского крайкомов12. Содержания этих шифровок в ряде случаев позволяет определить круг вопросов, обсуждаемых секретарями у Сталина.
Так, 16 июля 1936 г., первый секретарь Саратовского крайкома А.И. Криницкий прислал Сталину шифровку, в которой просил о личной встрече для обсуждения положения в колхозах и районах, пораженных засухой, о троцкистских группах в крае и Республике
12 Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 51. Л. 68, 94; Д. 52. Л. 54; Д. 55. Л. 21; Д. 64. Л. 70, 114; Д. 65. Л.
15, 17, 19, 20, 21.
немцев Поволжья, о статье уполномоченного КПК в крае Яковлева, помещенной 13 июля в
13
«Правде». Сталин ответил согласием . Встреча состоялась 20 июля с 18 часов 40 минут до 19 часов 15 минут в присутствии ряда членов Политбюро14. 17 июля 1936 г. запрос о разрешении на выезд в Москву «для личного доклада» прислал Сталину секретарь Татарского обкома А.К. Лепа. Он предполагал говорить о состоянии урожая («значительное количество колхозов останется без продовольствия и семян», - предварительно сообщил Лепа), о семенной ссуде ржи для озимого сева и о плане озимого сева15. 26 июля с 21 часа 10 минут до 21 часа 40 минут Лепа провел в кабинете Сталина один на один. Других посетителей в этот день у Сталина вообще не было16. 9 ноября 1936 г. Криницкий вновь просил Сталина о приеме по вопросам продовольственной, фуражной и семенной помощи колхозам, о дополнительном плане дорожных, лесо-мелиоративных и других работ с привлечением колхозников пораженных неурожаем районов, о контрольных цифрах городского и промышленного строительства в крае на 1937 г. Сталин разрешил приезд к 20 ноября17. Однако, судя по журналам регистрации посетителей, в кабинете Сталина Криницкий появился только 9 декабря и в течение получаса беседовал со Сталиным18. В целом, как показывают журналы регистрации, партийные секретари в 1934-1936 гг. достаточно часто бывали у Сталина. Причем, во многих случаях он предпочитал принимать их один на один.
Цели руководителей регионов, стремившихся попасть на прием к Сталину, достаточно очевидны. С одной стороны, это был важный политический ритуал, демонстрация лояльности секретаря и признак благосклонности к нему Сталина. С другой стороны, заручившись поддержкой Сталина можно было легче решать конкретные проблемы. Впрочем, это система, судя по всему, не всегда действовала безотказно, так как руководители центральных ведомств, которым надлежало выполнять договоренности, достигнутые секретарями у Сталина, выработали собственные методы «тихого саботажа». Показательным примером в этом отношении могут служить последствия визита к Сталину секретаря Горьковского крайкома Э.К. Прамнека, который состоялся 7 марта 1934 г.19 Пять месяцев спустя, 20 июля 1934 г., Прамнек прислал Сталину письмо, в котором в числе прочего сообщал: «Когда я был у Вас и говорил об организации новых МТС в крае, Вы сказали, чтобы я и тов. Чернов (нарком земледелия - О.Х.) вошли в ЦК с запиской и что ЦК поддержит это дело. Я сразу позвонил тов. Чернову и он выразил согласие на записку в ЦК. А когда из Горького я ему послал записку для совместной подписи он отказался, мотивируя тем, что эти МТС надо организовал весною 1935 г... Прошу Вас тов. Сталин поддержать нас
13 Там же. Д. 65. Л. 15.
14 Исторический архив. 1995. № 4. С. 30.
15 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 55. Л. 21.
16 Исторический архив. 1995. № 4. С. 30.
17 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 65. Л. 20.
18 Исторический архив. 1995. № 4. С. 34.
19 Там же. 1995. № 3. С. 123.
в отношении этих 10 новых МТС»20. Чем закончилось это дело, из документов неясно. Однако тот факт, что письмо Прамнека отложилось в архиве секретариата заместителя председателя СНК В. В. Куйбышева свидетельствует о том, что это обращение пустили по обычному бюрократическому кругу согласований.
Целью визитов секретарей в Москву во многих случаях было не посещение Сталина, а решение разного рода проблем региона в многочисленных московских ведомствах и организациях. Например, 12 мая 1934 г. секретарь Сталинского обкома С.А. Саркисов прислал в председателю СНК В.М. Молотову и председателю Госбанка Л.Е. Марьясину телеграмму с просьбой предоставить кредит для проведения оросительных работ в пригородных хозяйствах кооперации. 21 мая Марьясин сообщил в СНК, что вопрос решен положительно при личной встрече с Саркисовым в Москве21.
Большой удачей для региональных секретарей была поддержка влиятельных наркомов, прежде всего, из числа членов Политбюро. В рассматриваемый период, как и ранее, наблюдалась практика совместных регионально-ведомственных инициатив, повышавших шансы их прохождения. Так, в марте 1934 г. секретарь Восточно-Сибирского крайкома М.О. Разумов обратился совместно с наркомом тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе с просьбой о включении одного из оборонных предприятий края в особый список по рабочему снабжению. Несмотря на возражения А.И. Микояна, который ведал фондами снабжения, Сталин поддержал просьбу, и Политбюро утвердило соответствующее решение22. Так же, невзирая на возражения Микояна, решился в феврале 1934 г. вопрос о снабжении одного из строительств Днепропетровской области, поставленный в Политбюро секретарем обкома Хатаевичем и поддержанный Орджоникидзе23.
Экономическое лоббирование. Перечисленные выше приемы и способы лоббирования наиболее часто применялись при решении региональными руководителями тех проблем, которые составляли большую часть их повседневных забот, прежде всего в сфере экономики. Экономическое лоббирование интересов регионов в целом можно представить как процесс проталкивания максимально выгодных планов, борьбы вокруг последующей их корректировки и выбивания ресурсов, предусмотренных планами. Огромным было количество обращений секретарей по вопросам повседневных нужд экономики и снабжения населения. Ими буквально переполнены все архивные фонды московских руководящих инстанций. Многочисленными были телеграммы-сигналы секретарей крайкомов и обкомов в СНК СССР о критическом положении со снабжением сырьем и материалами того или иного предприятия. В периоды сельскохозяйственных работ в Москву посылались просьбы о выделении постоянно дефицитного горючего для тракторов. Срочными обращениями о помощи местные руководители пытались решить хронические проблемы транспортных пробок, неподачи железнодорожных составов и т. д. Многочисленными и частыми были
20 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 27. Д. 79. Л. 10.
21 Там же. Д. 24. Л. 197.
22 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1014. Л. 90.
23 Там же. Д. 1000. Л. 44.
обращения руководителей регионов по поводу выделения регионам из централизованных фондов продовольственной и семенной помощи.
Характерным примером лоббирования региональными секретарями снижения государственных заданий были регулярные и многоступенчатые корректировки хлебозаготовительных планов, начинавшиеся летом каждого года. Именно партийным секретарям, отвечавшим за ход заготовок хлеба, приходилось брать на себя основной груз торговли с Москвой в этом вопросе, доказывать плачевное состояние сельского хозяйства
24
своего региона и, соответственно, невозможность выполнения непосильных планов . Параллельно шел процесс лоббирование планов индустриального развития, пик которого приходился на периоды составления в Москве годовых планов народнохозяйственного развития. В это время в столице высаживался огромный десант региональных «толкачей», утрясавших в различных ведомствах отдельные показатели планов. Этих представителей и «толкачей» было так много, что правительство периодически пыталось регулировать этот поток. 26 октября 1936 г., например, СНК СССР принял постановление об ограничении командировок в Москву по вопросам народно-хозяйственного плана и бюджета на 1937 г., в котором говорилось, что в столицу прибыло «непомерно большое количество представителей союзных и автономных республик, краев и областей» - только от союзных республик без РСФСР свыше 200 представителей. СНК СССР потребовал от председателей совнаркомов союзных республик и СНК РСФСР «жестко сократить число командированных»25.
Секретари обкомов, крайкомов и компартий союзных республик представляли вершину этой пирамиды, выступали в качестве «толкачей» в последней инстанции, решая наиболее сложные вопросы. Одним из таких вопросов была борьба за новые индустриальные объекты, которая велась региональными руководителями на всех этапах советской истории и была существенной чертой планово-распределительной системы26. Очередной этап торга центра и регионов по этим вопросам наблюдался, например, после утверждения второго пятилетнего плана, когда местные руководители начали борьбу за строительство именно в их регионах тех предприятий, точное место строительства которых не было указано в плане. Так, 15 марта 1934 г. секретарь Татарского обкома А.К. Лепа обратился к председателю СНК В.М. Молотову с просьбой о размещении в Казани завода оптических приборов, строительство которого предусматривалось пятилетним планом27. Секретарь Азово-Черноморского крайкома Б.П. Шеболдаев просил в письме на имя И.В. Сталина и Л.М. Кагановича развернуть строительство намеченного второй пятилеткой шинного комбината в Кранодаре. Шеболдаев обосновывал эту просьбу как экономическими, так и политическими аргументами
24 Большое количество документов такого рода опубликованы в документальной серии: Данилов В.П. и др. (ред.) Трагедия советской деревни. Т. 1-4. М. 1999-2002. См. также R.W. Davies, S.G. Wheatcroft. The Years of Hunger. Soviet Agriculture. 1931-1933. Palgrave Macmillan. 2004.
25 ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 122б. Л. 79.
26 О мотивах лоббирования региональными руководителями решений о строительстве на их территориях новых объектов см. J. F. Hough. The Soviet Prefects, pp. 257-258.
27 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 27. Д. 24. Л. 99.
(необходимость укрепления в крае отряда пролетариата, отсутствие которого «давало себя чувствовать с особенной силой в процессе борьбы с кулацким саботажем в 1932-1933 году»)28.
Сразу несколько украинских областей (Киевская, Харьковская, Черниговская) боролись в 1935 г. за право строительства на своей территории фабрики искусственного волокна29. Обращаясь по этому вопросу к заместителю председателя СНК СССР В.Я. Чубарю, председатель Черниговского облисполкома достаточно откровенно излагал мотивы, которыми руководствовались местные власти в борьбе за новые предприятия: «Постройка фабрики в Чернигове должна хоть в какой-то мере «облагородить» лицо областного центра (Чернигов сейчас, как Вам известно, на областной центр мало похож)... Напоминаю Вам, что и в 1936 г. коммунальное хозяйство Черниговской области участвует в ассигнованиях Украины (132 млн.) в сумме 2,5 млн (!), в том числе гор. Чернигов получает 1,1 млн. руб. Будем, следовательно, без канализации, без воды и, если ТЭЦ катониновой фабрики будет так же снабжаться, как и сегодня, то и без света»30. 4 апреля 1936 г. руководители Курской области направили Сталину и Молотову шифротелеграмму, в которой просили построить в Курске один из намечаемых планом заводов синтетического каучука и электростанции31. Подобные примеры можно продолжать.
В случаях столкновения интересов ряда регионов секретари старались заручиться поддержкой влиятельных сил в Москве. Примером такого конфликта может служить обсуждение в июле 1934 г. вопроса о месте строительства завода станков-автоматов. ЦК КП(б)У, согласовав вопрос с Наркоматом тяжелой промышленности, предлагал строить это предприятие в Киеве, а руководство Азово-Черноморского края, поддержанное Госпланом, предлагало вести строительство в Таганроге. Аргументы Госплана, выступавшего за строительство завода в Таганроге, звучали достаточно убедительно: подобное предприятие высококвалифицированного станкостроения, обслуживающее, прежде всего, военную промышленность, и не имеющее дублера, не должно находиться в близости от границы, а удаление от источников сырья и главных потребителей создаст дополнительные транспортные проблемы. Кроме того, напоминали руководители Госплана, расположение завода в Азово-Черноморском крае предусматривалось и планом второй пятилетки32. Несмотря на эти аргументы, 14 июля 1934 г. Политбюро, рассмотрев записку украинских руководителей С.В. Косиора и П.П. Постышева, решило вопрос в их пользу33. Скорее всего, значительную роль в этом сыграло то обстоятельство, что за киевский вариант выступали более влиятельные политические силы. Секретарю Азово-Черноморского крайкома Б.П. Шеболдаеву было трудно конкурировать с такими влиятельными политиками, как Косиор и
28 Там же. Д. 26. Л. 338-340.
29 Там же. Оп. 26. Д. 48. Л. 139-140, 152, 168-170, 210.
30 Там же. Л. 210.
31 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 65. Л. 6.
32 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 15а. Д. 5. Л. 69-70.
33 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 948. Л. 48.
Постышев, входившими в Политбюро ЦК ВКП(б). Настойчивостью в отстаивании ведомственных интересов отличался также нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе, поддержавший украинцев в данном вопросе.
Помимо борьбы за размещение на их территории уже включенных в план промышленных предприятий и других объектов, секретари нередко пытались привлечь внимание центра к потенциальным возможностям экономического развития своих регионов, лоббируя крупные перспективные проекты. Интересным примером этого может служить многолетняя настойчивость первого секретаря Северо-Кавказского, затем Азово-Черноморского края Б.П. Шеболдаева в продвижении идеи строительства Манычского водного пути (соединения Азовского и Каспийского морей) и сопутствующей системы орошения. Когда после многих лет согласований, составления экспертных заключений, проектов и проведения подготовительных работ, осенью 1935 г. для окончательного решения вопроса была создана комиссия под руководством председателя Госплана СССР В.И. Межлаука, Шеболдаев стал одним из наиболее активных ее участников34. Подобных примеров было немало.
Политическое лоббирование. Помимо экономического лоббирования, примеры которого были приведены выше, в рассматриваемый период было достаточно широко распространено своеобразное «политическое лоббирование», при помощи которого региональные руководители защищались от публичной критики сверху и отстаивали свой статус во властной иерархии. Наиболее характерным примером такого «политического лоббирования» была серия конфликтов секретарей с газетой «Правда», которая выступала в роли блюстителя чистоты партийных рядов и выразителя общегосударственных интересов.
Наиболее ожесточенным было столкновение между Западно-Сибирским крайкомом ВКП(б) и «Правдой», после публикации 9 июля 1934 г. критической статьи новосибирского корреспондента газеты о злоупотреблениях ряда руководителей области под красноречивым названием «Гнездо взяточников и растратчиков». В статье со ссылкой на результаты проверки бригады Комиссии советского контроля обличались разного рода махинации хозяйственного управления Западно-Сибирского крайисполкома - растраты, воровство, «самоснабжение». По утверждению корреспондента, работники хозяйственного управления пускали в коммерческую торговую сеть товары, предназначенные для продажи по низким государственным ценам. Местные руководители (бывшие секретарь и заместитель председателя крайисполкома) обвинялись в покровительстве этим преступлениям за определенную мзду.
Можно не сомневаться, что статья вызвала большой переполох в Новосибирске. 17 июля вопрос был рассмотрен на заседании бюро Западно-Сибирского крайкома. В принятом решении признавались многие недостатки и злоупотребления хозяйственного управления, объявлялись взыскания ряду работников, говорилось о реорганизации и чистке аппарата хозяйственного управления. Однако при этом бюро крайкома категорически отвергло основные положения правдинской статьи, особенно в той ее части, где речь шла о
34 См. РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 92. Д. 52. Л. 11-132; ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 26. Д. 40. Л. 97-98.
злоупотреблениях краевых чиновников. В тот же день первый секретарь крайкома Р.И. Эйхе отослал этот документ телеграммой в Москву на имя И.В. Сталина, Л.М. Кагановича и А.А. Жданова, и просил у ЦК санкцию на его публикацию 20 июля в местных газетах35.
31 июля Политбюро решило произвести расследование по помещенной в «Правде» статье, а также запретило главному редактору «Правды» Л.З. Мехлису публиковать какие-либо материалы по этому делу до завершения расследования. В состав комиссии, которой поручалось вести расследование были включены заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Д. А. Булатов, один из руководителей КПК М.Ф. Шкирятов и Эйхе. Булатов должен был выехать в Новосибирск и там вместе с Эйхе произвести расследование дела, представив в Политбюро свои предложения, согласовав их предварительно с Шкирятовым36. Как можно было предположить заранее, Эйхе и Булатов, прибывший в Новосибирск, не смогли выработать согласованный проект решения. Дело затягивалось. 26 августа Эйхе получил от Политбюро разрешение на выезд в Москву37. 3 сентября бюро КПК вновь рассматривало этот вопрос. Принятое решение носило компромиссный характер. С одной стороны, были отмечены нарушения закона в деятельности хозяйственного управления и указано, что бюро Западносибирского крайкома с опозданием приняло меры «по устранению безобразий в ХОЗО». С другой стороны, в постановлении не упоминались данные из правдинской статьи, против которых возражало бюро крайкома. Главное же заключалось в том, что в постановлении отсутствовали прямые обвинения в адрес высшего руководства края. 5 сентября Политбюро утвердило это решение КПК38.
В ряде случаев региональные руководители пытались не только препятствовать принятию невыгодных для них решений высших партийных инстанций, но даже изменить уже принятые постановления. Удивительную настойчивость в этом отношении проявил секретарь Одесского обкома Е.И. Вегер в связи с громким делом Новобугского района. В начале 1934 г. Новобугский райком партии при поддержке начальника политотдела МТС принял решение о создании в районе восьми «кулацких поселков», куда предполагалось выселить 300 семей «кулаков». Для каждого сельсовета была установлена разверстка на выселение. Как обычно, эта акция сопровождалась жестокостями, грабежами и «перегибами». Это заставило Одесский обком партии 22 апреля 1934 г. рассмотреть вопрос об «инициативе» Новобугских властей и отменить ее. Однако районные руководители отделались сравнительно легкими наказаниями - секретарь райкома, председатель райисполкома, начальник районного отдела ГПУ и начальник политотдела МТС получили выговоры, и лишь первые двое были сняты с работы. Возможно, этим дело и ограничилось бы, если бы в него не вмешался уполномоченный КПК по Одесской области П.Д. Акулинушкин. Он не согласился с мягкостью решения и направил телеграмму в ЦК КП(б)
35 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1034. Л. 42-44.
36 Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 949. Л. 33.
37 Там же. Д. 951. Л. 1.
38 Там же. Д. 951. Л. 35, 91-92.
Украины, где должно было утверждаться решение бюро Одесского обкома, с требованием предать всех виновных суду. Однако в Киеве поддержали Вегера39.
Уязвленный Акулинушкин направил жалобу в Москву. 5 мая бюро КПК рассмотрело вопрос и приняло решение опротестовать постановление украинского ЦК в Политбюро ЦК ВКП(б), настаивая на предании новобугских руководителей суду40. Политбюро отправило этот протест на рассмотрение Оргбюро ЦК ВКП(б), которое 2 июня поручило комиссии под руководством секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Жданова разработать проект решения, исходя из необходимости исключить всех новобугских руководителей из партии (о предании суду речь уже не шла). Этот проект было предложено согласовать с ЦК КП(б) Украины и вынести на утверждение Политбюро41. Далее, судя по всему, последовала скрытая торговля между Ждановым и украинскими властями. В результате 25 июня Политбюро утвердило постановление, в котором действия новобугских чиновников были оценены крайне резко, однако сами они отделались выговорами и снятием с работы42. Таким образом, от первоначального решения Одесского обкома, против которого протестовало КПК, окончательное решение Политбюро отличалось в основном лишь тем, что свои должности потеряли не только секретарь райкома и председатель райисполкома, но и другие районные руководители. Предложение о придании их суду было забыто.
Данное постановление Политбюро можно было бы считать победой Одесского обкома над КПК, если бы в него не был включен следующий, достаточно неожиданный пункт: «Указать секретарю Одесского обкома т. Вегеру на то, что обком не предпринял необходимых мер по укреплению Ново-Бугского района и его действительному оздоровлению.» Однако Вегер решил бороться до конца. Воспользовавшись пребыванием в Москве в связи с начавшимся 29 июня 1934 г. пленумом ЦК ВКП(б)43, он сумел договориться с московскими руководителями. 5 июля Политбюро отменило свое решение о Новобугском районе в части, касающейся Вегера44.
Лейтмотивом рассмотренных выше примеров «политического лоббирование» было стремление региональных секретарей отстоять свою репутацию и предотвратить вмешательство в дела их регионов разного рода контролеров из центра. В других случаях «политическое лоббирование» мотивировалось стремлением защитить не только себя, но и свое окружение, что на административном жаргоне того времени называлось «семейственностью».
Региональная «семейственность». Целенаправленное формирование групп чиновников, связанных с патроном давним знакомством и общими интересами, было важной частью сталинской политической системы, способом защиты чиновников от давления сверху
39 Там же. Ф. 17. Оп. 114. Д. 668. Л. 15-17.
40 Там же. Л. 16-18.
41 Там же. Л. 2.
42 Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 947. Л. 35.
43 6 июля Вегер был принят Сталиным (Исторический архив. 1995. № 3. С. 138).
44 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 948. Л. 20.
и политической нестабильности. Ведомственные и региональные руководители чрезвычайно активно боролись за сохранение своего окружения, нередко вступая в конфликты с центром и бросая вызов номенклатурной системе. В случае перевода на другое место работы или в другой регион «патрон» старался захватить с собой максимально большое количество прежних сотрудников. Эта практика формально осуждалась, но фактически была общепринятой. Принципиальной предпосылкой существования клиентарности была способность патрона не только сформировать, но и защищать свое окружение. Утрата такой способности фактически означала утрату патроном своего влияния и власти.
Известно достаточно много конкретных примеров того, как руководители ведомств и регионов в 1930-е годы боролись за право самостоятельно распоряжаться судьбами подчиненных и защищали их от ударов со стороны45. Довольно часто поводом для конфликтов между региональными властями и центром становились секретари райкомов -основная сила, на которую опирались секретари обкомов и крайкомов. О характере таких столкновений может свидетельствовать дело секретаря Каргопольского райкома партии в Северном крае. В августе 1934 г. Москва потребовала снять его с работы в связи с выявившимися «фактами болезненных явлений» (массовые пьянки районных руководителей). Крайком вынужден был подчиниться, но фактически саботировал решение о назначении нового секретаря, оставив руководить районом заместителя прежнего секретаря, также замешанного в злоупотреблениях. Четыре месяца спустя, 31 декабря 1934 г., Оргбюро ЦК ВКП(б) было вынуждено принять специальное решение по этому поводу, в котором потребовало от Северного крайкома срочно послать в райком нового секретаря46. До последнего момента сопротивлялся снятию секретаря Ирбитского райкома партии секретарь Свердловского обкома И.Д. Кабаков. Руководство района в течение нескольких лет предавалось пьянкам и «половой распущенности». Сам первый секретарь райкома, по словам ответственного инструктора ЦК ВКП(б), проверявшего область, «при его малограмотности, провинциальной ограниченности кругозора и нежелании работать над собой явно отставал и давно перестал отвечать требованиям, которые предъявляются в настоящее время руководителям парторганизации». Несмотря на это, Кабаков отклонял предложения о снятии секретаря, ссылаясь на то, что в районе неплохо проводятся хозяйственно-политические кампании. Только громкий скандал - жалоба домработницы секретаря райкома на попытку изнасилования хозяином - сдвинул дело с места. Руководство Ирбитского района, которому на этот раз припомнили все факты «морально-бытового разложения» за несколько лет, в апреле 1936 г. было заменено. Однако Свердловскому обкому Оргбюро ЦК ВКП(б) указало, что эти правильные меры были приняты слишком поздно47.
45 О системе патрон-клиентских отношений в Наркомате тяжелой промышленности см. подробнее О.В. Хлевнюк. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М. 1995.
46 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 689. Л. 185.
47 Там же. Д. 756. Л. 260-266.
Отношение Кабакова к ирбитским руководителям было вполне типичным. Главным критерием оценки подчиненных для краевых и областных руководителей являлась лояльность (личная преданность) и способность проводить многочисленные «хозяйственно-политические кампании», составлявшие суть деятельности всех местных чиновников. По понятным причинам, руководители регионов стремились окружать себя «своими людьми», с которыми их связывали долгие служебные или даже личные отношения. Проверка комиссии ЦК ВКП(б), проведенная в конце 1935 г. в Курской области, показала, что руководители области при проведении кадровой политики, в частности при назначении секретарей райкомов, «ориентировались на старые кадры, на людей по 8-10 лет работающих безвыездно», даже если они по своим деловым качествам уступали новым кадрам, поступившим в распоряжение обкома в связи с ликвидацией политотделов МТС48. Моральная чистота и «трезвость» не входили в число первостепенных критериев оценки работника, по крайней мере, до тех пор, пока «морально-бытовое разложение» не выходило за определенные рамки и не становилось предметом громкого скандала, который не удавалось замять.
Пренебрежение моральными критериями подбора кадров в полной мере продемонстрировало также руководство Закавказского крайкома и ЦК компартии Грузии в деле секретаря Ахалцихского райкома партии Султанова. Не отличавшийся моральной устойчивостью Султанов, был застрелен во время очередной пьянки начальником местного пограничного отряда. Случай был столь вопиющим, что «Правда» поместила о нем специальную заметку, указав, что Султанов постоянно устраивал пьяные оргии и развратничал, о чем хорошо было известно жителям района. Несмотря на скандальные обстоятельства смерти Султанова и критику «Правды», в Грузии Султанову были устроены пышные официальные похороны, как герою, погибшему при исполнении служебного долга. Газета Закавказского крайкома «Заря Востока» поместила некролог и соболезнования и разного рода материалы в память «энергичного борца». Свою подпись под этими документами поставили все руководители крайкома, включая первого секретаря Л.П. Берию. В ответ на критику «Правды», секретари Закавказского крайкома и ЦК компартии Грузии прислали в газету телеграмму, в которой сообщали, что райком под руководством Султанова «успешно выполнял задания партии и правительства» и «что Ага Султанов в парторганизации, а также среди населения района, особенно тюркского, пользовался большим авторитетом». Возмущенный редактор «Правды» Л.З. Мехлис 30 июня 1936 г. писал И.В. Сталину и другим секретарям ЦК ВКП(б): «Ахалцихский сигнал очень важный. Убийство начальником пограничного отряда секретаря райкома партии - результат большого и опасного разложения в партийной организации. Этого в Тифлисе не поняли и никаких
49
уроков не извлекли» .
Достаточно терпимое отношение региональных руководителей к «морально-бытовому разложению» и должностным злоупотреблениям их подчиненных имело несколько
48 Там же. Ф. 17. Оп. 120. Д. 178. Л. 12-19.
49 Там же. Ф. 671. Оп. 1. Д. 18. Л. 52-52 об.
объяснений. Во-первых, не следует преувеличивать общий уровень моральной требовательности, существовавший в партии. Во-вторых, в неустойчивой сталинской системе руководители нередко предпочитали иметь дело со скомпрометированными подчиненными, которые нуждались в защите, а, следовательно, зависели от своего патрона. «Темные пятна» в биографии могли иметь как политический (участие в оппозициях, порочащие политические связи), так и бытовой характер, но в любом случае они положительно влияли на лояльность чиновников. Частое упоминание в документах регулярных банкетов, в которых участвовали все основные руководители регионов (партийные секретари, председатели исполкомов, начальники отделов НКВД, прокуроры и т.д.), проводившиеся за казенный счет, позволяют говорить не только о широчайшем распространении этого явления, но и наличии в нем существенной социально-политической подоплеки. Разного рода коллективные нарушения «партийной морали» были важным способом сплочения местных руководителей. В застольях разрешались конфликты, налаживались отношения, решались щекотливые вопросы. Коллективные злоупотребления служили залогом круговой поруки и солидарности.
В «ахалцихском инциденте» проявился еще один важный фактор формирования на местах руководящих «семей» - наличие в ряде регионов глубоко укоренившихся родовых и национально-конфессиональных отношений. Очевидно, например, что важным аргументом руководителей Закавказской федерации и Грузии было преобладание в Ахалцихском пограничном районе «тюркского населения», неформальным (и формальным) лидером которого считался Султанов. О готовности Москвы считаться с такими обстоятельствами свидетельствовало также решение Политбюро в связи с конфликтом между первым секретарем ЦК компартии Таджикистана Г. И. Бройдо и руководством Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б) вокруг секретаря ЦК комсомола этой республики. Суть конфликта и свои аргументы Бройдо изложил в телеграмме на имя И.В. Сталина от 17 мая 1934 г. «Руководящие органы в Таджикистане, - писал Бройдо, - занимают памирцы. Второй секретарь ЦК, председатель ЦИКа, председатель ЦКК, секретарь ЦК комсомола и другие -памирцы. Вокруг этого ведется скрытая шовинистическая кампания. С другой стороны, ненормально, что наиболее отсталая область, наименее связанная с остальным Таджикистаном, имеет в руководстве такое большое количество работников, чем ослабляется связь с другими частями республики». В связи с тем, что секретарь ЦК комсомола перерос молодежный возраст, Бройдо предлагал заменить его представителем из другой области. Однако Среднеазиатское бюро воспротивилось этому решению. Сталин поддержал Бройдо. 23 мая 1934 г. было оформлено соответствующее решение Политбюро50.
Выработанные региональными и ведомственными руководителями способы круговой поруки могли быть достаточно эффективными в относительно стабильной политической ситуации, однако они не могли противостоять натиску массовых чисток, которые развернулись в 1936-1938 гг. и привели к ликвидации целого поколения советских номенклатурных работников. В ходе этой чистки в адрес советских чиновников достаточно часто звучали обвинения в злоупотреблениях властью, «семейственности» и круговой
50 Там же. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1024. Л. 69.
поруки. Тон этой кампании задавал Сталин, который в выступлении на февральско-мартовском пленуме 1937 г. заявлял: «Люди иногда подбираются не по политическому и деловому принципу, а с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений, вообще по признакам обывательского характера»; «Что значит таскать за собой целую группу приятелей?.. Это значит, что ты получил некоторую независимость от местных организаций и, если хотите, некоторую независимость от ЦК. У него своя группа, у меня своя группа, они мне лично преданы»51. Однако почти полное уничтожение в ходе чисток целого поколения региональных и ведомственных руководителей не предотвратило и не могло предотвратить воспроизводство этих неформальных регуляторов системы, которые в несколько модифицированном виде существуют до сих пор.
Даже некоторые примеры взаимоотношений центра и регионов, представленные в данной статье, еще раз демонстрируют существенную роль неформальных отношений и механизмов согласования интересов в сталинской системе управления. Неформальные и, нередко, нелегальные способы взаимодействия различных структур и представлявших их чиновников во многих случаях позволяли преодолеть многочисленные противоречия чрезвычайной централизации и планово-распределительной системы и, в конечном счете, повышли ее гибкость и эффективность. По мнению некоторых исследователей, неформальные связи, в частности, клиентарные отношения, при Сталине играли особую роль и были даже сильнее, чем в послесталинские годы52. Хотя для доказательства этого тезиса требуется дальнейшие исследования и, в частности, разработки определенных критериев для сопоставления неформальных систем на различных этапах советской и постсоветской истории, в целом он не выглядит нелогичным. Можно предположить, что между уровнем централизации и жесткости системы и степенью развития в ней неформальных механизмов и отношений существовала прямо пропорциональная связь. С одной стороны, жесткая планово-распределительная система порождала многочисленные диспропорции и дефицит, преодоление которых требовало развитой системы неформальных регуляторов53. С другой стороны, политическое давление и постоянно действующая угроза репрессий заставляли чиновников всех уровней искать способы самозащиты, прежде всего в клиентарных связях и круговой поруке. Признание существенной роли неформальных отношений в сталинской системе, однако, не дает оснований для ее переоценки, для отрицания того факта, что сама эта система была чрезвычайно зацентрализованной и репрессивной. Несмотря на широкое распространение, неформальные механизмы согласования интересов и клиентарные связи не смогли стать существенным препятствием на пути утверждения единоличной диктатуры. Более того, разного рода неформальные и нелегальные подсистемы не только свидетельствовали о неэффективности и даже невозможности существования тотальной
51 Вопросы истории. 1995 № 11-12. С. 13.
52 C. H. Fairbanks, Jr., Clientelism and the Roots of Post-Soviet Disorder, р. 347.
53 Подробный анализ этих аспектов функционирования плановой системы содержится в книге: P.R. Gregory. The Political Economy of Stalinism.
централизации, так сказать, в чистом виде и не только создавали предпосылки для отрицания сталиниской системы, но одновременно продлевали ее существование, повышали ее действенность и в этом смысле были составной, подчиненной ее частью.