CC BY
178
Л.В. Быкасова
ЦЕННОСТНО-МОТИВАЦИОННАЯ СТРУКТУРА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ XIX - НАЧАЛА XX в.
Анализируется ценностно-мотивационная структура благотворительности. Рассматривается филантропия как историкокультурный феномен и один из определяющих факторов духовного возрождения современной России.
Возрождение традиций благотворительной деятельности в современной России не может не опираться на осмысление накопленного дореволюционного опыта филантропии и знание её образцов. Об этом справедливо говорят многие авторы, работы которых посвящены изучению жизненного пути и биографических характеристик благотворителей. Это весьма интересное направление исследований, позволяющее понять личностные и социокультурные основания благотворительности. Особое значение приобретают вопросы, связанные с изучением мотивов филантропической деятельности. Анализ ценностно-мотивационной структуры благотворительности дает возможность рассмотрения филантропии как историко-культурного феномена и одного из определяющих факторов духовного возрождения современной России.
В отечественной историографии дореволюционного периода основным мотивом благотворительности считалась религиозность. Исследователь московского купечества П.А. Бурышкин отмечал, что русские предприниматели «на свою деятельность смотрели не только, или не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбой. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета» [6. С. 152]. После Октября 1917 г. доминирующим мотивом меценатства стали называть «стремление толстосумов увековечить себя в памяти потомков».
Освещение социально-экономической природы и сущности буржуазной филантропии нашло отражение в работе С.В. Воронина «Теория филантропии», изданной в СССР в 1981 г. В монографии дан обстоятельный анализ различных концепций западных исследователей о природе и сущности, по выражению С.В. Воронина, «буржуазной филантропии». Автор, верный духу советской идеологии, обвиняет «буржуазных» экономистов в апологетическом определении мотивов филантропии, в том, что они игнорируют классовые, корыстные интересы.
По нашему мнению, С.В. Воронин несколько преуменьшил эффективность «буржуазной» филантропии. Мотивы могли быть своекорыстными, эгоистическими, тем не менее денежные вклады давали возможность для развития учреждений просвещения, здравоохранения и т.д.
Сегодня, перечитывая труды критикуемых С.В. Ворониным «буржуазных» авторов, нельзя не заметить многие конструктивные идеи, высказанные ими. Так, еще в 20-е гг. XX в. Лилиан Брандт, исследуя человеческие побуждения, лежащие в основе частных пожертвований, выделила семь мотивов филантропии [7. С. 8]. Первым является сострадание, определенное Брандт как «существенный, простой и, возможно, ин-
стинктивный» элемент. Вторым элементом - вера в то, что занятие филантропией служит «средством избежать ада, с тем, чтобы попасть на небеса». Третий элемент филантропии составляет пожертвование с целью оправдать ожидания коллег, «филантропический шик». Четвертым является осведомленность, т.е. знание нужд местного детского дома или работы таких известных организаций, как Красный Крест. Пятым элементом - верность чувству долга и ответственность перед обществом. Шестым мотивом внесения пожертвований является радость делать добро, т.е. филантропия ради «взволнованности» и «приятного возбуждения», которые она может вызвать. Седьмым - желание делать пожертвования, руководствуясь интеллектуальными и эстетическими побуждениями, такими, как чувства справедливости и благопристойности.
Анализируя мотивацию благотворительной деятельности, другой автор, американский экономист А. Берли, выделил моральные мотивы через понятие «трансцендентальный коэффициент». Он определил этот мотив как «потребность индивидов работать и приносить жертвы ради целей, находящихся вне их частной выгоды, во имя интересов местного, национального или мирового масштаба» [7. С. 9]. Наиболее ярким выражением данного коэффициента А. Берли считал филантропическую деятельность богатых людей, которую он связывал с их религиозными побуждениями.
Подобной точки зрения придерживался исследователь благотворительных фондов Эмерсон Эндрюс, сформулировавший следующий тезис - «матерью филантропии является религия» [7. С. 9].
В. Нильсен, исследуя крупнейшие американские филантропические фонды Карнеги, Рокфеллера, Форда и др., также указывал на религиозный либо нравственный мотив, позволяющий «обратить, по крайней мере, часть своего богатства на помощь своим менее удачливым собратьям» [7. С. 4].
В отличие от Э. Эндрюса и В. Нильсена американский экономист С. Фабрикант, признавая главным мотивом благотворительности щедрость, подчеркивал, что она тесно переплетается с эгоистическими интересами [7. С. 10]. Вместе с тем он считал, что мотивами филантропии является налоговое законодательство и повышение уровня доходов, которое позволяет людям делать добро.
В конце 80-х - начале 90-х гг. XX в. в России появились менее идеологизированные исследования, посвященные проблеме мотивации зарубежной и отечественной благотворительной деятельности. Так, в статье И.С. Козыревой «Благотворительность от Америки до России» утверждается, что благотворительность стала неотъемлемой принадлежностью американского образа жизни. Мотивация филантропии, по мнению
данного автора, включает такие аспекты, как религиозный фактор, чистый альтруизм, желание участвовать в общественной жизни, стремление к общественному признанию, самоутверждению, личному удовлетворению, реализации личных, политических, деловых и социальных интересов [13. С. 20].
Аналогичные идеи были высказаны А. Глаголевым, который выделил два направления в исследовании побудительных причин западной филантропии. К первому направлению, по мнению автора, относятся ученые материалистической ориентации, объяснявшие действия благотворителей стремлением получать социальные и налоговые льготы. Напротив, представители второго направления указывали на религиозные, национальнопатриотические и культурно-эстетические мотивы [11.
С. 110]. Что касается мотивации русских благотворите -лей, то, по мнению А. Глаголева, следует говорить о трех важнейших стимулах: во-первых, это религиозные побуждения, во-вторых, патриотизм, в-третьих, желание получить социальные льготы и привилегии.
По мнению М.Л. Гавлина, благотворительным «мотором деятельности предпринимателя» являлось стремление к привилегиям и престижу, религиозное воспитание, комплекс вины и чувство ответственности за судьбу своего народа и государства [10. С. 9]. Помимо богатства и честолюбия, а также стремления выделиться, главным источником, определившим размах благотворительности, оставались внутренние побуждения жертвователей, обусловленные религиозным воспитанием и религиозными представлениями о душе и потустороннем мире.
Следует подчеркнуть, что современные исследователи обращаются к религиозности филантропов как к доминирующему мотиву благотворительной деятельности. Так, с точки зрения В. Прохорова, мотивация благотворительной деятельности была разнообразной: от простого человеческого желания быть общественно полезным до стремления следовать евангельским заповедям милосердия и любви к ближнему [15. С. 56]. Ю. Петров [14] и А.Л. Сверлова [16] также называют одной из предпосылок развития благотворительности влияние религиозных идей в среде отечественных предпринимателей.
Познавательна в плане рассмотрения эволюции восприятия благотворительности работа Адама Смита «Теория нравственных чувств», один из разделов которой посвящен сравнению двух добродетелей - справедливости и благотворительности. А. Смит делает вывод, что благотворительность бывает добровольна, она ни в коем случае не может быть вынуждена [17. С. 94].
Аналогичной точки зрения придерживается А.А. Аронов, говоря о религиозном характере филантропии, которая была продиктована давнишними традициями милосердия на святой Руси и осознанием потребности «пособить сирым и убогим» [2. С. 7].
А.А. Белоусов в монографии «На алтарь Отечества» отмечает, что «благотворительность - служение идеалам добра, правды, любви, милосердия, жертвенности и сострадания - порой открывала предпринимателям возможность получать чины, ордена, звания и прочие отличия, которых другими путями (прежде всего успехами на деловом поприще) добиться было практически невозможно» [3. С. 14]. При этом ученый указывает на
то, что филантропия диктовалась христианской этикой, вызывающей внутреннюю осознанную потребность помочь неимущим.
Заслуживает внимания публикация Г.Н. Ульяновой, которая обобщила исследования американских ученых о российской благотворительности. В ней автор представляет точку зрения А. Линденмайера о психологических мотивах русского благотворения. Так, на обширном теоретическом и фактическом материале А. Линденмайер показывает, что этическими основами русской благотворительности явились, во-первых, православные идеалы, во-вторых, увлечение гуманистическими идеями, в-третьих, идея служения народу, осознанная русской интеллигенцией в 60-70-е гг.
XIX в. [18. С. 114].
Ценностно-мотивационные основания благотворительной деятельности в истории культуры дореволюционной Западной Сибири - одна из малоисследованных проблем. Во второй половине XIX - начале XX в. были сделаны первые попытки обобщения опыта благотворительной деятельности западно-сибирских предпринимателей. В работах областников А.В. Андрианова, К.Н. Евтропова, Н.М. Ядринцева подчёркивались заслуги регионального купечества в филантропии.
В советское время благотворительность в Западной Сибири изучалась мало из-за идеологической и политической ситуации в стране, поэтому её мотивы не исследовались.
В связи с социально-политическими изменениями, произошедшими во второй половине 80-х гг. XX в., в России началась реабилитация благотворительности. Однако изучение этого явления шло преимущественно по исторической части: исследовались биографии меценатов, оценивались масштабы и направления их вложений в сферу культуры. В тени остались нравственные основания принимаемых ими финансовых решений.
Современный исследователь западно-сибирского купечества В.П. Бойко справедливо отмечал, что особое внимание при рассмотрении оснований благотворительности следует обратить на несколько моментов:
1. К одной из причин благотворительности следует отнести народную религиозную традицию, глубокую религиозность купцов, возможность заслужить прощение своих грехов за свои «благие дела».
2. Причиной благотворительности можно назвать тщеславие купцов. За наиболее крупные пожертвования правительство награждало орденами, жаловало чинами и званиями, крупные жертвователи имели возможность занимать почетные должности в городском самоуправлении.
3. Большое значение для благотворительности имел местный патриотизм купцов, они не могли допустить, чтобы в соседних городах, примерно равных по численности населения и экономической мощи, что-то было лучше - соборы и церкви, общественные и жилые здания, чтобы молва приписывала соседям большую щедрость, чем им самим.
4. Нельзя исключить нажим на купцов со стороны местной администрации, которая хотела показать перед правительством свою общеполезную деятельность и понуждала купцов делать значительные пожертвования на какие-либо крупные проекты, обещая взамен свою поддержку при хлопотах о наградах и званиях.
5. Особое внимание следует обратить на личные качества благотворителей, их семейное положение. Часто несколько купцов при примерно равных капиталах и доходах с них сильно отличались друг от друга в размерах благотворительности. Положительно влияли на размеры пожертвований добродушие жертвователя, его любовь к общественному признанию своих заслуг. Больше других жертвовали вдовцы и семьи, где не было детей, не было прямых наследников. Меньше других жертвовали люди скупые или, наоборот, склонные к мотовству, к прожиганию жизни. Как правило, успех в деле был прямо пропорционален щедрости в благотворительности [4].
При объяснении побудительных оснований благотворительности исследователи высказывают, как правило, две точки зрения. Одни объясняют действия филантропов стремлением получать социальные и налоговые льготы. Другие указывают на религиозные, культурно-эстетические основания благотворительности. История сибирской благотворительности показывает, что можно говорить о четырёх важнейших основаниях, соответственно разделяющих сибирских благотворителей на четыре категории:
а) первая - благотворители, следовавшие религиозному мотиву;
б) вторая - те, кто, занимаясь благотворительностью, утверждал себя как личность (личностный мотив);
в) третья - жертвователи, стремящиеся получить определенный социальный статус (статусный мотив);
г) четвертая категория - филантропы, жаждущие оставить память среди живых (мемориальный мотив).
Движущей силой первых было осознание противоречия между мотивацией трудовой деятельности благотворителей, направленной на достижение богатства, и православной трактовкой цели и смысла труда. Предприниматели, которым людская молва приписывала обманы, разорение конкурентов, достигнув благополучия, испытывали потребность искупить грех, раскаяться. Выходом, нравственным очищением для них была помощь неимущим и нуждающимся ближним. Даже те богачи, которые не были глубоко верующими, вынуждены были отчислять значительные суммы на призрение бедных и помощь культуре из опасения быть отлученными от Церкви по обвинению в стяжательстве и других пороках.
Многие авторы считают, что в своей благотворительной деятельности предприниматели следовали евангельской формуле: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил заключенного, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил». Большинство предпринимателей, как отмечают исследователи сибирской благотворительности
В.П. Бойко и А.В. Старцев, жертвовали на нужды церкви в соответствии с внутренними убеждениями. Воспитанные в духе религиозных устоев и норм христианской морали, капиталисты считали помощь «сирым и убогим» своим нравственным долгом. Как отметил В.П. Бойко, необходимость делиться своим богатством с нуждающимися внедрялась в сознание предпринимателей вместе с основными догматами православия [4. С. 241].
Среди форм подобной благотворительности следует назвать строительство зданий для церквей, приютов, богаделен, больниц; попечительскую деятельность.
Приведем лишь несколько примеров благотворительной деятельности. Так, бийский купец-миллионер
М.С. Сычёв ежегодно выделял деньги на содержание церковного хора, приобретал иконы и расшитые серебром парчовые ризы для священников, вносил пожертвования на ремонт и содержание Успенской церкви. В течение 18 лет он избирался церковным старостой этого храма и считался одним из уважаемых членов прихода. В 1900 г. Сычев принял участие в постройке нового каменного здания церкви, истратив на это более 5 тыс. руб. За период с 1876 по 1904 г. его пожертвования составили свыше 20 тыс. руб. [1].
О пожертвованиях на нужды церкви свидетельствует клировая ведомость Одигитриевской церкви в Барнауле, которая была построена на средства купцов Пуртовых. В 1882 г. купец В.Н. Сухов построил дом для проживания штатного диакона, в 1896 г. сыновья купца Д.Н. Сухова подарили церкви жилой дом для священника. Церковные капиталы пополнялись за счет ценных бумаг, поступивших по духовным завещаниям купцов Сбитнева и Завьялова, купеческих вдов Важни-ной и Морозовой. В 1900 г. при Одигитриевской церкви была открыта церковно-приходская школа для девочек, попечителем которой стал купец В.И. Хмелев.
Большие суммы жертвовали на строительство церквей бийские купцы. Постройка самого крупного в городе православного храма - Троицкого собора - связана с именем купца 1-й гильдии А.Ф. Морозова. Его жена Елена Григорьевна построила домовую церковь при городском мужском училище, затратив на это 40 тыс. руб.
Значительные пожертвования на церковные нужды делал один из известных западно-сибирских купцов-золотопромышленников С.Ф. Хромов.
Многие западно-сибирские предприниматели сделали крупные пожертвования на строительство Троицкого кафедрального собора в г. Томске. Строительство длилось более 50 лет и в деталях описано К.Н. Евтроповым. В списке жертвователей на строительство и восстановление собора указаны томские предприниматели Ф.С. Толкачев, П.В. Михайлов, Д.И. Тецков, Н.Е. Филимонов, А.М. Серебренников, Н.И. Верещагин, нарым-ские купцы А.С. и А.Д. Родюковы, кузнецкие купцы И.С. Конюхов и И.Г. Куртигешев и многие другие.
Некоторые из сибирских купцов строили церкви полностью на свои средства. Так, томский купец
С.С. Валгусов построил и обеспечил всем необходимым храм в деревне Зоркальцево Томского округа. В тех местах, где находились предприятия П.В. Михайлова, промышленник на свои средства построил ряд церквей.
Вторым важнейшим побудительным основанием деятельности филантропов была личностная мотивация. Стремление первенствовать, возвыситься над другими через предпринимательскую деятельность было увлекательным, захватывающим чувством и одновременно целью, способной заполнить всю жизнь без остатка. В условиях России эта цель была особенно притягательна для городских сословий (мещан и цеховых ремесленников) и небогатого провинциального купечества. Они завоёвывали свое положение и статус, дававший возможность утвердить себя как личность, мобилизуя при этом свою энергию и способности, да и другие качества, далеко не всегда самые лучшие. И это отличало их от представителей высших сословий, получавших свои права и привилегии по праву рождения.
Может быть, поэтому среди этих людей, особенно в первых поколениях, можно было встретить немало крутых характеров, полных необузданных страстей и желаний, низких по своему образовательному уровню и воспитанию, но почти всегда способных к поступку. Наиболее же мыслящие и просвещенные из них смогли подняться над своим кругом, осознать свою ответственность перед обществом. Это положение подтверждает опыт предпринимательской деятельности одного из самых ярких представителей купеческого меценатства г. Томска в XIX в. Ивана Дмитриевича Асташева.
Как пишет Андрианов, биография Асташева довольно проста. Родился в семье мелкого чиновника, сумевшего дать сыну только одно: он поместил мальчика в уездное училище. Окончив его, Асташев поступил на службу канцеляристом в губернское правительство. Уже в юном Асташеве обозначились основные черты его характера. Вот как характеризует его исследователь А.В. Адрианов: «Изворотливый, вкрадчивый, свободный от каких бы то ни было нравственных принципов, он изощрил в этом направлении свой недюжинный от природы ум...» [1. С. 75].
В 30-е гг. XIX в. в Сибири началась золотопромышленная горячка, которая вскружила голову И.Д. Асташеву, побудила в нем желание стать богатым человеком. «Не имея никаких средств, он пошел к намеченной цели медленно, осторожно, хотя не всегда честно и благородно, но практически безошибочно», - писал почитатель Асташева К.Н. Евтропов [12. С. 74]. Иван Дмитриевич стал миллионером. Терзаемый тщеславием, жаждой славы он занялся благотворительностью. Первым предметом своей благотворительности он избрал детский Мариинский приют в г. Томске. Обеспечив приют мебелью, учебными пособиями, он построил для помещения его 2-этажный дом, стоивший ему 25 000 руб., ежегодно отпуская на содержание приюта от 2 300 до 3 800 руб. В пользу института Восточной Сибири Асташев пожертвовал 3 500 руб., на учреждение приюта в Иркутске - 5 000 руб., устройство казачьего училища ему обошлось в 10 000 руб. Будучи почетным попечителем Томской губернской гимназии, Асташев вносил плату за обучение всех бедных учеников и следил за их дальнейшим образованием.
Многие сибирские купцы, не имея возможности получить хорошее образование, способствовали распространению знаний, оказывая благотворительную помощь учебным заведениям. Среди томских купцов выделялся размерами своих пожертвований в пользу образования З.М. Цибульский. На строительство реального училища в г. Томске он пожертвовал 15 тыс. руб., 140 тыс. руб. - на открытие Сибирского университета, также его семья содержала Мариинский детский приют.
Третья категория сибирских благотворителей действовала, по-видимому, из желания получить социальные льготы и привилегии - чины, звания, ордена. Этот вопрос достаточно полно был рассмотрен А. Бохановым, который правильно указывал, что «благотворительность часто открывала единственную возможность предпринимателям получить чины, звания и прочие отличия, которых иным путем (в частности, в своей профессиональной деятельности) добиться было практически нельзя» [5]. Чины и ордена были, конечно, не
самоцелью - они давали возможность повысить сословный статус. Общество высоко ценило благотворительную деятельность людей и удостаивало их званиями и титулом «Почетного гражданина города».
Судя по архивным документам, известный кузнецкий купец-золотопромышленник Степан Егорович Попов за заслуги в благотворительной деятельности получил звание почетного гражданина города Кузнецка. В течение длительного срока горожане выбирали его городским главой. В 1885 г. при личном участии Попова восстановлена Успенская кладбищенская церковь. По его инициативе с 1899 г. начинается сбор пожертвований на строительство библиотеки им. А.С. Пушкина в г. Кузнецке. Попов был Почетным Блюстителем всех учебных заведений Кузнецкого уезда. В 1890 г. Степану Егоровичу вручается Золотая медаль министерства народного просвещения со Станиславской лентой для ношения на шее. В 1893 г. Его Императорское Величество Александр III выразил Попову личную благодарность.
Наконец, четвёртая категория жертвователей хотела оставить память среди живущих людей. Многие не боятся смерти как уничтожения плоти, но часто обеспокоены тем, что же оставят после себя, что связано с ними самими: памятники, мемуары, последователей. Дарение денег на общественные нужды позволяло предпринимателю надеяться на то, что он оставляет о себе добрую память среди живущих, воплощенную в материальных предметах. Именно поэтому многие купцы в свои завещания вносили пункты о самых крупных пожертвованиях в виде домов или значительных денежных сумм в надежде на то, что после смерти основанные таким образом школы, больницы, приюты будут названы их именами.
Например, А.Ф. Второв завещал капитал в 100 тыс. руб. в распоряжение г. Барнаула на благотворительные цели (призрение бедных), распорядившись выдавать два раза в год перед праздниками Св. Пасхи и Рождества Христова пособия бедным в городах Лу-хе Костромской губернии - 10 тыс. руб., Иркутске -25 тыс. руб., Томске - 25 тыс. руб., Верхнеудинске -10 тыс. руб., Чите - 10 тыс. руб., Сретенске -10 тыс. руб., Барнауле - 10 тыс. руб. [8, 9].
В завещании золотопромышленников Поповых был выделен капитал в 85 715 руб. для учреждения в Томске Общественного Сибирского банка с тем, чтобы проценты этого учреждения поступали на содержание учебного заведения для девушек. В 1843 г. банк был открыт; так как его деятельность была успешной, то возможность получить образование предоставлялась широкому кругу желающих. А.В. Адрианов писал: «Поповы создали себе вечный памятник необычайной ценности» [1. С. 69].
В семейном архиве предпринимателей Хамитовых хранится завещание Карима (Карим-бая, как его называли в народе) Хамитова - купца 2-й гильдии, коннозаводчика, мецената, - согласно которому он оставил деньги на сооружение в г. Томске через реку Томь моста.
Барнаульский купец И. Белышев завещал капитал 23 883 руб. для строительства лечебного заведения для людей с тяжелыми инфекционными заболеваниями. В его завещании было сказано, что пожертвован-
ные им средства должны быть использованы «только для этой цели».
Бийский купец П.А. Копылов оставил завещание своему племяннику А.П. Копылову на 100 тыс. руб. и пожелал, чтобы наследник сколько-нибудь пожертвовал на благотворительные дела. Племянник выполнил пожелание дяди и пожертвовал на строительство Народного дома в г. Бийске 100 тыс. руб.
По завещанию томского купца Ф.Х. Пушникова в собственность городского самоуправления переходил
большой двухэтажный каменный дом, в котором разместились дума и управа. По условиям завещания, магазины в первом этаже этого здания сдавались в аренду, а доходы от неё направлялись на благотворительные цели.
Таким образом, в большинстве случаев благотворительной деятельности в Западной Сибири XIX - начале
XX в. действовали одновременно как эгоистические, так и альтруистические мотивы благотворительности. Однако значение их было в каждом отдельном случае не равнозначным.
ЛИТЕРАТУРА
1. Адрианов А.В. Томская старина. Томск, 1912.
2. Аронов А.А. Золотой век русского меценатства. М., 1995.
3. Белоусов А.А. На алтарь Отечества. Из истории меценатства и благотворительности в России. Владивосток, 1999.
4. Бойко В.П. Томское купечество конца XVIII-XIX в. Томск, 1996.
5. Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989.
6. Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991.
7. Воронин С.В. Теория филантропии. М., 1981.
8. Государственный архив Алтайского края (ГААК). Ф. 174. Оп. 1. Д. 290.
9. ГААК. Ф. 219. Оп. 1. Д. 27.
10. Гавлин М.Л. Российские Медичи. Портреты российских предпринимателей. М., 1996.
11. Глаголев А. Экономическая философия великих русских меценатов конца XIX - начала XX в. // Вопросы экономики. 1994. № 7.
12. Евтропов К.Н. История Троицкого кафедрального собора в Томске. Томск, 1904.
13. Козырева И. Благотворительность от Америки до России // Международная жизнь. 1994. № 6.
14. Петров Ю. Предприниматели и российское общество в начале XX в. Меценатство и филантропия // Свободная мысль. 1992. № 17.
15. Прохоров В.Л. Российское предпринимательское благотворение: неизвестные страницы (XIX - начало XX в.). М., 1998.
16. Свердлова А.Л. Меценатство в России как социальное явление // Социс. 1999. № 7.
17. Смит А. Теория нравственных чувств. М., 1997.
18. УльяноваГ.Н. Новейшая американская историография российской благотворительности // Отечественная история. 1995. № 1.
Статья представлена кафедрой отечественной истории Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Исторические науки» 30 июня 2006 г., принята к печати 10 июля 2006 г.
