Царь-освободитель в пространстве свободы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 94 (470+571+479) ББК 63.3 (0) 52 (284)

ЦАРЬ-ОСВОБОДИТЕЛЬ В ПРОСТРАНСТВЕ СВОБОДЫ

(антропософский квадриалог)

Гожев Кахун Магометович, кандидат социологических, доктор философских наук, профессор ( г. Черкесск)

Аннотация. О встрече царя Александра II с представителями племени народа Абаза абадзехами осенью 1861 г. по вопросу прекращения или продолжения Кавказской войны.

Ключевые слова: император Александр II, неизбежность покорения, «Бог не осудит нас», газават.

THE TSAR- LIBERATOR IN SPACE OF FREEDOM

(THE ANTHROPOSOPHICAL QUADRILOGY)

Gozhev K.M., Candidate of Sociology, Doctor of Philosophy sciences, Professor

Abstract. On meeting of czar Alexander II with representatives of abadzekh tribe in autumn, 1861 about termination and continuing the war.

Key words: emperor Alexander II, the inevitability of conquest, «God doesn't judge us», gazavat (the Holy War).

Освоение Кавказа в контексте колонизации русскими сопрягает в себе сочувствие и восхищение горцами, но с обязательной установкой на их соглашательское преклонение, на их безусловное вхождение в русский цивилизационный контекст. Эта иде-ологема будет внушена ещё Петром Великим в 1704 г., ещё драгунскому полку, сформированному по его поручению на Украине боярином Шеиным. Да и сам царь русский, будучи на Северном Кавказе, заинтересуется построенной, согласно фарсийским летописям Искандера (Александра Македонского), Великой Кавказской стеной сродни Китайской, как фортификационным сооружением. Она в своё время соединяет Каспийское и Чёрное моря, защищая Азию от набегов хазарского каганата. Бестужева-Марлинского, поэта-романиста, брата более известного декабриста Бестужева, направят воевать на Кавказ после ссылки в Сибири. Он более подроб-

но опишет «почтеннейшие развалины» этой стены, а также чудотворный родник в гроте «священных сосцов». По его сведениям именно из этого источника любит пить «кровавым потом своим купленную влагу» [1, с.102] преобразователь Руси, «поднявши на дыбы» её, тот самый Пётр («нетерпеливый, самовластный помещик», чьи указы писаны «кнутом» -оценка А.С.Пушкина).

Сам драгунский полк с тех пор будет находиться на Кавказе, станет там ядром русских кавалерийских войск. Исторически приход России на Кавказ будет предрешён, так как горы механически становятся надёжной естественной границей против южных соседей. Чтобы таким же волевым способом решить судьбу народов Северного Кавказа и их земель, будет искусственно навязано более чем столетнее кровопролитное сражение. При этом циничная политика большей части военной администрации

106

империи пренебрежёт жизнью тех же северокавказских горцев.

Задолго до этого в 15 столетии Москву, царя посещает абазинский «Тутарык-князъ, Езболуее, княжий сын». Его внук Казый (после крещения -Василий Карданукович Черкасский, упоминается после е «Родословной Черкасских князей» XVII века под именем абазинского мурзы Додоруко) живёт и служит уже в русской столице. Со временем он становится первым воеводой правой руки многих значимых городов и княжеств России, начиная с Московского, Большого полка, др. Его соратниками станут воевода А.Курбский, боярин И.Шереметов и др. В то время на Руси царствует Иван IV Васильевич, прозванный позднее Грозным. Василий Черкасский обращает на себя внимание русского царя своими организаторскими и полководческими способностями при завоевании Казанского и Астраханского царств. Потому поручает ему наказать тех, кто «преступил запоеедъ Божию», «впали е Лютороеу ересъ» и восстановить «старый закон» - православие - войной против шведов. Речь опять-таки о продолжении историко-религиозной матрицы, начавшейся стираться под влиянием его противников.

Казый-князь успешно разработает и выполнит ряд стратегически важных задач, находясь во главе абазинских и адыгских боевых соединений в количестве 5 тыс. ратников в Ливонской войне (15581583). В геополитическом плане Россией решается вопрос за выход в Балтийское море. Это воинское формирование находится на постоянной службе России с 1555 года, и за эти более чем 25 лет наши соплеменники проявят массовый героизм и сложат свои головы за Русь в этой войне, которая всё же закончится поражением. Не вина Ивана Грозного и абазинского полководца в проигрыше Ливонской войны. Уж очень усердно препятствуют победе Сильвестр с Адашевым, выступавшие против этой войны, а также А.Курбский, фактически сорвавший её успешное начало. Если бы выход в Балтийское море был завоёван тогда, а это на полтораста лет раньше Петра I, то развитие российской истории могло пойти по совершенно иному сценарию.

Далее Казый в 1591 году отражает мощное нашествие крымского хана с ногайцами на Москву, долгие годы охраняет южные границы Руси. Он -участник дипломатических представительств, член Земского Собрания. В целом и все последующие правители жалуют его за государственные и боевые заслуги, присваивают ему различные боярские звания, награждают. После женитьбы на Марии, бесед с её братом и Василием Черкасским о ситуации на южных границах, Грозный всё чаще обращает своё внимание уже на Кавказ. И, согласно обычаю выбо-

ра символического «старшего князя» и как бы для предотвращения княжеских междоусобиц и объединения горских общностей в единое целое, царь пожелает «посадитъ наиболъшим князём» Центрального и Северо-Западного Кавказа Казыя, для чего даёт ему 300 стрельцов и направляет на родину, Абазгию. Этот период приходится к началу этнической самоидентификации всех местных родственных племён: то ли для вооружённой самозащиты, то ли для нападения.

В эту же эпоху часть народа Абаза уже много веков живёт и вынужденно конфликтует с кабардина-ми, претендующими на занимаемые и обживаемые абазинами восточные территории, как на свою собственность, якобы полученную чуть ли не от египетских фараонов. Родоплеменные общности абазин своё этническое самосознание продолжают идентифицировать в основном по материнскому языку: «Ты нашего языка?». Этот существенный маркирующий признак, как ни парадоксально, несколько мешает упомянутым общностям с пока ещё племенным самосознанием, с разными автонимами и этнонимами интегрироваться в одно княжество с одним самоназванием, и одним национальным сознанием.

Мешают же объединению единого народа «по кроеи» и «по почее» в основном князья и дворяне, а также особенности дворянского этического кодекса и кабардинский менталитет, признающие необходимость безусловного признания этой знати всеми общностями. Индивидуализм, чрезмерно выхлёстываемая жажда публичных подвигов и неуемное желание одной части знати первенствовать во всём, также возбуждают их зависть и агрессию к подвигам и славе других князей и дворян. Чужие имена на слуху не дают покоя даже рядовым воинам, и часто становятся причиной кровной вражды, единоборств. Всё это тоже не приводит к объединительным процессам родственных, единоязычных племён.

Я опять-таки к тому, что язык всё же зачастую больше, чем даже кровь. К тому, что сложение территориального языкового единства привело бы к развитию самоназвания пусть сначала в виде политического конгломерата этнических обществ, потом уж и национально-территориального образования. Но личные амбиции превышают общественные интересы, потому Хан-Гирей с возмущением пишет: "...прекрасные стремления кпрослаелениюзастае-ляют черкесое делатъ с истинным самоотеержени-ем добро и защищатъ нееинностъ. Но эта благородная черта, к сожалению, часто обезображиеается, так сказатъ, косеенными понятиями черкесое о сла-ее: они ... пролиеают потоки кроеи, подеергают сеою жизнъ опасности, и есе это лишъ для приобретения еоинстеенной слаеы, не приносящей ника-

кой пользы отечеству, отвергаемой богом и законами человечества" [2, с. 223].

Именно слава губит Андемыркана, как и многих других известных личностей в истории адыгской конгломерации. Так, в родословной кабардинских князей XVII века о смерти сына князя Темрюка Идарова сообщается: "А Мамстрюк добр был собою гораздо и дороден, и боялись ево многие в Кабарде, в зависти ево и убили". Если даже на слуху появится некая личность, выдающаяся своими качествами, у неё тут же возникает множество врагов, стремящихся оспорить известность. Потому ли кабардинская знать считает, что у достойного мужчины должно быть много врагов, причём «достойные» - это они сами, и враги обязаны быть на уровне их дос-тойности. Немец Торнау, известный русский разведчик, тоже отметит об этом в своих воспоминаниях: «Размышляя о моей неволе, я прихожу к выводу, что..., конечно, у них свои недостатки: горделивость, зависть, самомнение» [3].

Именно по причине ревнивого сопротивления кабардино-адыгской знати, а также некоторых абазинских князей, побоявшихся ограничения всей безудержной власти, будет потеряна реальная возможность заложить основы национального государственного образования в этом регионе, раньше воспринять и интегрироваться в российскую цивилизацию и культуру, в мощно расширявшуюся государственность Руси. К сожалению, не состоится ни абазинского, ни адыгского царства, которое со временем могло бы перерасти в сильное государство времён абазгов с помощью северного соседа. В итоге местные князья и дворяне с устоявшимся сословно-клас-совым и индивидуалистическим самосознанием «предали интересы русского и своего народов», сами они «отложились от Русского государства».

Таким образом, политическое и мелко-тщеславное соперничество князей Северо-Западного Кавказа с никому особо не нужными элитарными «рыцарскими» этикетами и сословно законсервированной социальной иерархией не приводят к сложению института самодержавной власти, а в целом к образованию законченной пирамиды державного управления. Создана лишь усечённая форма. Вспомним о публично заданном Пушкиным вопросе: «Что делать с таковым народом?».

В.Черкасский (Казый) не только отважный ратоборец России, но и мудрый сын абазинского народа, всего Кавказа - он не станет силой выполнять царский указ, не втянет Русь в войну с амбициозными и тщеславными князьями-соотечественниками и вернётся под благовидным предлогом в Москву. Известные гонения Грозного со своей опричниной на бояр, своё окружение, на многих воевод, в т.ч.

Курбского, не коснутся Казыя. Он своими военными соединениями поддерживает его самодержавную полноту власти; также благодаря ему внедрится «... по всей Русской земле, по всей его державе -одна вера, один вес, одна мера». Речь о дальнейшем «собирании русских земель», борьбе с политической раздробленностью. Однако доведение принципа централизации власти до крайнего предела, до абсолюта приведёт со временем русского государя к войне чуть ли не с собственной страной, собственным народом, начав с сына.

После смерти Ивана Грозного и его бездетного сына - Фёдора Ивановича, на Руси прерывается правящая династия Русского государства, возводившая себя к Рюрику. Династия Рюриковичей правит практически 7 столетий, сменяется около 30 поколений правителей. Поэтому на Руси возникает необходимость - впервые избрать себе царя. Василий Карданукович, имевший большое влияние в Земском Соборе, как выдающийся воевода и государственный сановник, становится одним из инициаторов по выдвижению и утверждению Бориса Годунова на царский престол. Воцарение состоится 17 февраля 1598 года. В.Черкасский снова получит звание боярина. Но прогрессивно настроенному царю-реформатору помешает неблагоприятная ситуация именно в те годы - это и Смутное время, и вторжение из-за границы различных авантюристов-самозванцев, др.

Бориса Годунова отравят, затем произойдёт удушение его сына и жены. Прослужив где-то год Лжедмитрию I, и увидев, как он наводняет Москву католическими поляками и сомнительными лицами, Черкасский отказывается далее поддерживать его своим влиянием и силой и удаляется на покой. Восставшие москвичи убивают через год своего царя Лжедмитрия. Однако Смутное время продолжается; увеличивается число царей-самозванцев (Лжепётр, Лжедмитрий II и III, др.).

В этот процесс подключаются и казаки, в том числе донской атаман Иван Болотников, который поднимет мятеж и пойдёт войной на Москву. По пути казацкая голытьба вторгнется и на усадьбу Василия Черкасского; она вместе с крестьянами грабит и сжигает поместье, убивает престарелого князя. Идёт в то время 1606 год... Конец Смутного времени связан с Мининым и Пожарским, сплотившими в патриотическом подъёме здоровую часть русского населения для освобождения от европейских интервентов своей столицы, и в целом Руси. В РФ с 2004 года празднуют этот день как День Народного Единства.

Задолго до этого брат варяжского князя Рюрика Олег покорит ряд славянских городов, сделает

108

данниками сербов, радимичей, древлян и двинется на Древнюю Византию, на её вновь отстроенный Константинополь с двумя тысячами ратников. Олег прибивает к вратам «Царь-града» условия своего ухода, Лев IV быстро подписывает предъявленные «варварским» народом откупные условия. Только после этого теперь уже русскими воинами покинут вторую столицу мира при римских императорах, первую столицу Востока при греческих государях. По пути захватят крепость Барду - это 914 год, территория эта хотя и небольшая, но уже кавказская, она принадлежит конгломерату Грузии. Через 13 лет - это уже 943-й год, русские овладеют Табариста-ном, а рядом уже земли, богатые нефтью.

Далее настанет очередь Святослава; великий князь пройдёт где-то в 967 г. вверх по Кубани, сражается с осетинами и кабардинами, затем сворачивает на запад и останавливается перед «Малой Абхазией». За землями Малой Абхазии виднеется двуглавая вершина, где по преданию местных горцев приземлился голубь с Ноева ковчега. Вышедшие навстречу абазинские старики кое-как объяснят князю, что к горе этой пройти нельзя без разрешения Всевышнего (абаз. Анча). Святослав всё это как бы выслушает молча, не выразит особо каких-либо эмоций и махнёт рукой. Посмотрев ещё раз на неприветливую заснеженную гряду гор и поразмыслив, повернёт в сторону Тамани, где построит редут и оставит часть воинов. Формировавшийся на Тамани почти в течение столетия уже как гарнизон Ростислав, сын Владимира, превратит в своё островное княжество. И где-то там произойдёт знаменательно-пророческое единоборство Мстислава с Редедей.

В 1853-1856 гг. уже Россия как империя получит сокрушительное поражение в Крымской войне. Сложившаяся после Парижского мира новая внешнеполитическая ситуация свидетельствует об утрате Россией своего международного авторитета, одновременно грозит и потерей влияния в Европе. Крепостное право продолжает тяжёлым бременем лежать на социально-экономическом теле империи. Заключённое в конце XVIII - начале XIX русской администрацией и правящей верхушкой северокавказских племен и общин соглашение об их вхождении в состав Российской империи остаётся чисто номинальным. Поэтому после присоединения Закавказья русские войска во главе с генералом Ермоловым начнут продвигаться вглубь Чечни и Дагестана.

Во главе политического имамата (государстеа) Дагестана и Чечни в то время становится Шамиль; он создаёт дерзкую и сильную армию, берёт в свои руки административную, военную и духовную власть. Имам бескомпромиссно сражается против России, несмотря на то, что старшего сына Джемал-

Эддина сам отдал военным в аманаты. По распоряжению императора Николая, сын Шамиля получает княжеское воспитание и лучшее образование. Он отличный наездник, кроме как по-русски, прекрасно пишет и изъясняется по-французски и по-немецки, в звании полковника находится при дворе царя. Далее царь вынужден будет обменять его на княгинь Чавчавадзе и Орбелиани, пленниц Шамиля.

Но император Николай хочет, во что бы то ни стало, победить Шамиля, для чего поручает графу Воронцову организовать особую экспедицию для окружения и нейтрализации имама, для окончательного покорения всей «Страны гор». Перед выходом экспедиции император скажет: «Передайте Шамилю, что я сотру его е порошок». Шамиль, услышит его бахвальство и рассмеётся; сама экспедиция будет практически разгромлена, а Воронцов едва не попадёт в плен. Только в августе 1859 года война империи против имама Шамиля завершится победоносно. И ко дню Тезоименитства уже другого императора Александра, генерал Барятинский вместе с «кавказским подарком» (пленённым Шамилём) отправит и поздравительное донесение с особым географическим подтекстом: «... от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Каеказ покорён Дер-жаее Вашей».

В начале той эпохи, а именно с февраля 1855 г., российский престол занимает старший сын Николая I - Александр II. Это уже высокообразованный и подающий надежды на готовность к управлению государством и обществом молодой цесаревич. Главная заслуга в этом принадлежит известному русскому поэту В.Жуковскому (А.С.Пушкиным, «побеждённый учитель»), он является долгие годы наставником будущего императора. Однако ни «об-разоеание для добродетели», ни нравственные принципы, закладываемые обласканным придворным стихотворцем в будущего царя, особо адекватно не повлияют на его будущую гуманитарно-созидательную деятельность. Его больше прельщает военная служба, потому в 26 лет он станет «полным генералом». Получит и имя «Царь-Освободитель» за освобождение, наконец-таки, сельских рабов от крепостной неволи. И эти безземельные, нищие крепостные хлынут подальше от беспощадных русских помещиков на захватываемый военными и колонизируемый самодержавной властью Кавказ: и повоевать, и получить богатые земельные угодья, и создать, наконец-таки, свой собственный быт, совершенно новую, иную для себя культуру, свой уклад жизни на перспективу.

После усмирения Восточного Кавказа, будущий «покоритель Кавказа» Александр II примет решение полностью завершить завоевание Северокав-

казского региона. Вне контроля русских продолжают оставаться территории Центрального и СевероЗападного Кавказа, населённые в основном коренными этническими общностями народа Абаза (абазины и абхазы) и частично конгломератом адыгоя-зычных племён.

Эта благодатная часть находится как бы под протекторатом Османской империи, а границей между Россией и будущей Турцией является река Кубань, берущая своё начало из-под Эльбруса. Горские племена, по сути, османам не подчиняются и терпят их из-за необходимости торговать, а также вынуждены общаться по причине одной с ними веры. Россия проявляет свой бескомпромиссный имперский характер - торговать и как-то приучить к себе севе-рокавказцев, к своей культуре и цивилизации считает ниже своего достоинства, да и вера им противна. Потому-то найдут причину - набеги, которые якобы «реально угрожают целостности империи». Хотя набеги никак не могут быть причиной большой и растянувшейся на многие и многие десятки лет Кавказской войны. Тем более набегам никак не подвергаются ни Воронеж, ни Рязань, ни Калуга, ни тем более Москва и Северная столица - Петербург.

Кратко объясню феномен набеговой системы в социально-философской интерпретации. Индивиды и социумы, естественно, являются разновидностями открытых систем, постоянно взаимодействующих как между собой, так и с окружающей средой путём обмена вещества и энергии. В процессе взаимодействия происходит как разрушение (деструктивный активизм), так и, как вариант, синтез систем. Известный закон единства и борьбы противоположностей гласит, что для существования любой системе нужна её противоположность. Энергия системы «насилие» (агрессия) - избыточна, т.е. процессы, происходящие внутри неё, саморазрушительны, и это приводит к возникновению разрушительных (деструктивных) процессов, постоянно воспроизводящихся внутри той же системы. Для того, чтобы не разрушаться, система вынуждена «сбрасывать» избыток энергии наружу, сброс «лишней» энергии является одновременно необычной и своеобразной защитной реакцией.

Привлекая философско-термодинамическую трактовку А.В. Сухорукова [4, с. 389-391], заимствованную частично от Лоренца, считаю, что агрессивные племена, например, феодальных кабардинов, как и любых народов всех континентов, вынуждены «сбрасывать энергию» в виде набегов на соседние племена. Это систематическое «сбрасывание» многие сегодня, возможно, и обоснованно воспринимают как факты социального, этнического и др. насилия. Замечу не только и не столько ради защи-

ты, а ради справедливости, что избыток междоусобной и завоевательной энергии кабардин, абазин, адыгейцев, абхазов и др. является индикатором запаса жизнеспособности системы (здесь этнической общности).

Исследуя эту проблему более глубоко и непредвзято можно сделать вывод, что если человеку и обществу оставить только ненасилие - это равносильно смерти; пассивность, покой, недеяние тоже целенаправленно ведут к смерти. Ненасилие, уточню, - это философия и образ жизни, в основе которых лежит отказ от применения насилия, основанного на убеждении в самоценности каждого человека как свободного существа и одновременно взаимной связанности всех людей в добре и зле. При этом решительно следует отвергать пассивность и подчинение любым формам несправедливости, для преодоления их предлагаются личные, социальные и межличностные изменения, проводимые с помощью ненасильственных методов воздействия (убеждение, диалог и др.)

И ещё. Насилие контролируется, корректируется, а ненасилие невозможно контролировать, потому оно смертельно опасно. И потому у многих по ходу может возникнуть сакраментальный вопрос: «А нужно ли оно, торжество ненасилия?». Хотя не стоит забывать, что насилие, выражаясь той же философской терминологией, - это всё же разрушительная сила, включающая в себя все формы физического, психологического, экономического, др. давления и соответствующие им душевные качества, такие как ложь, ненависть, лицемерие.

Тем более надо помнить, что социокультурный институт наездничества для многих князей и дворян превращается постепенно в набег, по сути, разбойничество. А ведь между двумя этими феноменами имеется большая разница. Тот же Хан-Гирей возмущается: «Наездничество покраснело бы от мысли уворовать у соседа лошадь, изменить своему слову; его цель была - слава, отвага; а теперешнееразбой-ничество, как развратница, не знает и тени стыда; его цель - корысть» [2, с. 197). Повторюсь, в любом случае, те же скоротечные набеги даже в период Кавказской войны не предполагают захвата своих же бывших территорий и закрепления тактических, тем более стратегических позиций. Послушаем мнение снова очевидца Хан-Гирея: горцы, жившие в вечной войне, взросшие войною, сделавшись неподражаемо воинственными, проворными, ловким, терпеливыми и отважными, вовсе не приобрели познания в военном деле, в военном искусстве (Хан-Гирей «Черкесские предания»).

Итак, самодержавие двинется на Северный Кавказ даже без каких-либо ультиматумов. Местные

туземцы - ни как жители хотя бы как конфедеративной страны, ни как государственные образования типа статусных княжеств, ни как демократические племена - в расчёт не будут приняты. Да и общественное мнение против Кавказа будет негативным; Пушкин, Катенин, Лермонтов, Добролюбов, Пестель, Бестужев-Марлинский, Данилевский и др., не говоря уже о генералитете, будут приветствовать агрессивные притязания России на Кавказ, воплощать в известных произведениях и публицистике свои ультраоккупационные посылы.

В своё время (1830-1831 гг.) русские войска жёстко и оперативно подавят национально-освободительное движение в Польше; этот произвол будет приветствовать выдающаяся плеяда той эпохи, цвет русской нации Карамзин, Жуковский, Чаадаев, Пушкин, Лермонтов и др., мыслившие втуне о вольности, свободе. И великий наш стихотворец скажет: «Здешняя сторона полна молеой о их злодейстеах. Почти нет никакого способа ихусмиритъ, пока не обезоружат, как обезоружили крымских татар. ». Вспомним аналогичное настроение немцев в 40-е годы XX века. Они в абсолютном большинстве своим самопожертвованием поддержат Гитлера, всеми силами помогут ему, а значит, и себе завоевать весь мир. Все бюргеры боготворят, молятся своему фюреру, чтобы он мог успешно и быстрее закабалить, уничтожить другие народы, особенно евреев, славян, других «недочеловеков», расширить своё жизненное пространство их землями, горами, реками, лесами. Нечто такое копошится на Украине после киевского майдана.

Царь Александр уверен, что продолжавшаяся с 1817 года война с горцами на полное уничтожение мужского населения, включая пополняемое подростками, приведёт к тому, что некому будет реально защищать свои семьи и дома от агрессии обученной военной машины. Она надёжна, снабжаема свежими людскими ресурсами, тяжёлыми механизированными частями, продовольствием и медикаментами, новыми видами стрелкового оружия и артиллерии, включая скорострельные гаубицы с боеприпасами, идущими напролом в долины и горы.

Русский офицер И. Дроздов, очевидец и участник войны, напишет: "Рыцарский образ еедения еойны, постоянно открытые естречи, сбор болъши-ми массами - ускорили окончание еойны. Если бы способный рукоеодителъ е состоянии был растол-коеатъ горцам их бессилие и, еооружаясъ им, из-за угла естречатъ наступление русских отрядое, то, еероятно, еойна не окончиласъ бы так быстро". Попутно правомерно отметить, что Кавказская война это не столько борьба, направленная против России, тем более народа российского, знакомого каза-

чества, сколько акт отчаяния, народного гнева, направленного против новых иноземных угнетателей. И таким образом, вместо мирного присоединения, а возможно и добровольного вхождения в русское государство, император и военные ястребы, вкупе с просвещенным сообществом получают длительную и кровопролитную бойню.

Прежде чем начать переброску воинского контингента на Северо-Запад, император всё же приезжает собственной персоной воодушевить и поздравить своих солдат на новые «подвиги»: убийства, разрушения, выселения стариков и женщин в болотистые, неудобные для жизни, обработки и содержания скота территории. Он, как бы публично, демонстрирует одновременно и личное мужество, придаёт поездке имидж участливости в судьбе будущих подданных империи. И главная причина его поездки, думаю, убедить общественность Европы, что никакой агрессии и уничтожения кавказских туземцев не ведётся. Просто Россия стремится приобщить отсталые и примитивные в культуре и быту соседние народы к цивилизации, для чего соизволяет сначала встретиться с представителями племени абадзех («абазы, сошедшие с гор»). Это подлинное историческое событие - встреча с представителями абадзехов подробно, но с различной тональностью, философемой, культуремой и даже лингворемой будет описано по свежим следам в XIX в. в трудах В.Потто в «История 44-го Драгунского Нижегородского полка» (СПб., 1895. Т.8), С.Эсадзе «Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны» (Тифлис, 1914.) и др.

Проинтерпретирует его и абадзехский просветитель Сеферби Сиюхов, как хабар («рассказ»), в статье «Перед национальной катастрофой». Сиюхов запишет встречу императора с депутацией абадзехов со слов очевидца того знаменательного события -своего родного дяди Магомчери Азаматова-Бгуаше-ва [5, с.374]. Абадзехи в то время уже делятся на равнинных и горных, их поселения расположены к юго-востоку от Супса - между бассейнами рек Афипс и Лаба, вперемежку с родственными племенами народа Абаза (абхазы и абазины) «ащкаруа». Многие историки, литераторы, описывающие, но чаще интерпретирующие данное событие, допускают вольности, трактуют идеологию, оценку и итоги этой встречи в угоду своим интересам. Но так как это историческое событие, действительно, является даже не прологом, а финалом последующей «на-ционалъной катастрофы», потому даже незначительные детали имеют непреходящее значение для осмысления и передачи нынешним и будущими поколениями совершённого поступка предками трагической эпохи.

Несостоявшийся диалог двух противостоящих сторон станет судьбоносной трагедией для всех образовывавшихся фратрий племён и этнических общностей практически всего региона. Его последствия и ныне являются драмой при всем различении пониманий и бесконечных переинтерпретаций во времени и пространстве со стороны России и Кавказа, в историческом и постисторическом контексте. Значимость самого небывалого события с самого начала акцентируется самим сакральным местом проведения событийных переговоров - в «знаменитой священной роще, где проходили все наиболее значительные народные собрания». Понимает ли русский царь, где он удостаивается быть принятым представительным и законодательным органом одного из так называемых «демократических» (были и аристократические) племён - меджлисом?

Ознакомлю с реконструированными, мало отличающимися друг от друга версиями этой встречи российских историков, а также двух представителей двух поколений адыгейских писателей - просветителя 20-х гг. Сеферби Сиюхова и здравствующего ныне Исхака Машбаша. Несколько коснётся этого события и кабардино-черкесский литератор Хызыр Хапсироков [6, с.3-4]; однако он без каких-либо вариаций просто эпизодически повторит И.Машбаша. В целом общая картина действа и характеристика членов свиты у авторов особо не разнятся.

Итак, Александр II осенью 1861 г. прибывает в Хамкеты (Хамкеты - это укрепление Верхнеа-бадзехского отряда; ныне ст. Хамкетинская Мос-товского района Краснодарского края) для переговоров со старейшинами родов племени абадзехов. (Хочу всё же уточнить, что среди абадзехов находятся представители и других этнических общностей). Царская кавалькада выезжает на место памятной встречи, называемойМамрюк-Чай, ближе к обеду. Злые языки на самом верху в России и царские наместники на Кавказе, генералы-немцы - Вревский, Засс, Розен, Филипсон, Беннкендорф, ярый поклонник всего немецкого Ермолов, ярый поклонник всего английского Барятинский, грузин Цициа-нов, армяне Лорис-Меликов и Серебряков и др. нерусские будут шептать, мол, бедная Россия, ты сама ищешь своей погибели. Разве не позор, что русский царь свою жизнь и её безопасность доверяет тем, с кем мы воюем? Правда, дополняют, будто царь возит этих черкесов с собою только ради экзотики. (Черкесами в те времена называют практически всех горцев Центрального и Северо-Западного Кавказа. Это слово тогда никогда не является этнонимом, ни одна этническая или субэтническая общность не использует это слово как самоназвание. Только в 1922 г. ЦИК молодой России как бы присва-

ивает национальность «черкес» «беглым кабардинцам», пришедшим во время войны с Россией из феодальной Кабарды на территорию нынешнего 9-го региона РФ).

Процессию эту возглавляют три всадника: царь на высокой английской чистокровке, справа от него генерал Лорис-Меликов [7], а слева - главный переводчик при особе царя полковник Мамат-Гирей Лоов. За ними следует группа генералов и высших чинов со своими ординарцами; позади всех - почетная охрана эскадрона драгун. В этой группе находятся и знатные горцы-офицеры, которые состоят на царской службе.

Примечательно всё же то, что самым заметным участником во всей царской свите является Лоов; это горский князь из знатной абазинской фамилии. Сразу и невольно бросается в глаза умение князя держать себя с достоинством, причём благородным. Согласно описанию очевидцев, он выделяется во всём: изящная фигура; под стать фигуре - изысканная, но простая черкеска серого цвета; оружие его в сауре; пояс, кинжал и газыри червленые; на голове высокая каракулевая папаха; на ногах горские сафьяновые ноговицы и чувяки, тесно облегающие ноги; галуны отсутствуют. Лоов роста выше среднего, лицо красивое и энергичное, обрамлено короткой чёрной бородкой; глаза его внимательны и выразительны, выражают проницательный ум, внутреннюю благожелательность и соучастие в предстоящем исходе беседы. Известно, что сорокалетний полковник прекрасно знает и общается как на многих языках и наречиях кавказских народов, так и европейских; отлично знает историю и культуру, традиции и обычаи, проблемы и интересы абсолютного большинства горских племён.

Царь и его окружение спешатся. Затем, долго не церемонясь, император обратится с краткой речью к уставшей долго ждать горской депутации: «Я к вам прибыл не как враг, а как доброжелательный друг. Я хочу, чтобы ваши народы сохранились, чтобы они не бросали родных мест, чтобы они согласились жить с нами в мире и дружбе.

Россия - большое государство, перед которым стоят великие исторические задачи. Нам необходимо укрепить наши границы, приобрести моря для выхода к другим странам. Наша торговля с другими должна идти через моря. Мы не можем обойтись без Черного моря. И я предлагаю дать ваше согласие на прокладку через ваши земли трёх дорог к Черному морю: к Анапе, Новороссийску и Туапсе. Казна моя выплатит вознаграждение тем аулам, которым придется переселиться с территории, отведенной под эти дороги. Вы должны признать подданство русского царя, это не лишит вас национальной самобытно-

сти: будете жить и управляться по своим адатам, сохраните неприкосновенность своей религии, не будем вмешиваться в ваши внутренние дела. Администрация и суд будут из ваших выборных людей.

Вы много десятков лет воюете храбро, но ваши лучшие люди гибнут и вам не отстоять самостоятельности, потому моя армия велика и сильна. Уже ясно виден конец: Кавказ будет русским. Нет никакого разумного основания губить и дальше людей. Если вы прекратите губительную войну, ваш народ сохранится и ему будет лучше жить.

Русское государство будет вас охранять от врагов и блюсти ваши интересы, залечатся раны, утихнет вражда и забудутся обиды, и через полвека вы будете жить государственной жизнью и управляться по справедливым законам. Ваши дети и внуки воспримут грамоту и культурные навыки в ведении хозяйства, и им будет легче, чем вам.... Будьте благоразумны и примиритесь с исторической неизбежностью.

Если мои условия вами будут отвергнуты, я буду принужден приказать своим генералам закончить войну в ближайшие годы несмотря ни на какие жертвы, и приказ будет исполнен, но это принесет вам неисчислимые бедствия и истребление народа» [8, с. 377].

В своей как бы благожелательно-компромиссной речи император постарается разъяснить горцам причины этой самой «исторической неизбежности», а также вынужденную необходимость присвоения этой территории русскими. Он однозначно даст понять, что весь Кавказ, исходя из геополитических интересов ему принадлежащей самодержавной империи, в любом случае будет завоёван, даже несмотря ни на какие жертвы с обеих сторон.

«Царское слово крепкое, и я торжественно заявляю, что мое слово будет свято и нерушимо, это все я подтвержу царским указом», - скажет самодержец напоследок. Далее покровительственно-театральным жестом позволит полковнику Лоо-ву разъяснить участникам встречи свой наказ. Выслушав обращение царя в почтительной позе, Лоов столь же уважительно повернётся к абадзехским парламентариям и на чистом абадзехском наречии станет переводить категорично роковые слова. Предложенная дилемма главы России в устах далёкого соплеменника будет выслушана в гробовой тишине.

Хаджимуко Ходжа, которому заранее будет поручено выступить первым, несколько продвинется вперёд и, как говорится, согат populo senatu et patribus - «в присутствии народа, сената и патрициев», выдавит из себя сначала не совсем уверенно, но затем уже убеждённо и кратко не раз продуманную и прочувственную горечь:

«У меня любовь к Родине так велика, что был готов любой ценой сохранить ее для наших детей. Но теперь я вижу, что у нас не хватит сил оружием отстоять наши земли. Пришло время, когда мы должны войти в одно из соседних государств. Нам ближе религия Турции, но она не хочет оказать нам военной помощи. Русских много, нас мало, силы неравные, и нам не устоять! Мое мнение - принять предложение русского царя, покориться судьбе, за это Бог не осудит нас» [8, с. 379]. Предвидит ли старец жестокие и гибельные для наивных и гордых горцев Центрального и Северо-Западного Кавказа последствия сражений; предчувствует ли сердцем неотвратимость и безысходность массового махад-жирства в другие страны; осознаёт ли он, что его соплеменники уйдут навсегда, в безвестную вечность на чужой земле, под безрадостным небом?

С.Сиюхов, а может его дядя, чувствуется, выдаёт для истории и потомков речь «соглашателя» Хад-жимуко со значительными купюрами. Почему она предложена последующим поколениям уж очень лаконично? Потому и сомнительно, что обсуждая принародно такой судьбоносный вопрос на таком важном и ответственном форуме, старейшина абадзехов больше не приводит никаких аргументов в пользу своего предложения. Кто-то из сокративших текст его выступления явно не для истории тоже, возможно, будет ещё во власти стихии радикально массового героизма - «победа или смерть!». В нём ещё живо будет внутреннее смущение, возможно, как ответ на эмоции от неоднократного «мощного ропота» присутствовавших там соплеменников. Они возражают, противятся то ли диктаторски повелительному тону царя, то ли примирительному согласию сородича. Верней всего, против первого оратора, так как они сами знают, что трудно, даже невозможно в их нынешнем положении победить русскую армаду. У них уже некому и нечем воевать...

Однако после, Сиюхов - не враг России, не чуждый к русской культуре, в конце концов, всё же трезво, с учётом наличествующих обстоятельств рассуждает, изменяя по ходу свою эмоционально-бравурную точку зрения, имевшуюся в начале и процессе написания своего исторического рассказа «Перед национальной катастрофой». А разгадка философии и алгоритма его размышлений вполне, возможно, кроется в моём следующем корректном тезисе: Раз судьба связывает русских и горцев, то требуется совместно выработать "modus wiwendi" - как бы некую формулу жизни, взаимные дружественные отношения, приличествующие двум бывшим достойным врагам.

Далее просветитель, как бы вспоминая, сообщит нам, что после победы русских жители родно-

го аула того самого Хаджимуко всё же выселятся в Османскую империю без него. Верный своему пониманию хода истории, мудрый старец удержится на земле предков, его удержит та самая «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Оставшись почти в одиночестве, он понимает, что нужно будет собирать камни - детей своих дезориентированных соотечественников, что надо выжить, вырасти их хоть травой на своей земле. Он знает, что на чужбине любой превратится в чертополох, перекати-поле. К тому же убеждённо верит в то, что кто-то из ушедших должен будет всё же со временем образумиться и вернуться назад, в Отечество предков, чтобы снова зажечь огонь в очагах и рассказать страшную историю того времени: сражения и изгнания, разрушение, уничтожение и лишения. Так оно и произошло, так оно поступательно происходит; и будет происходить при этнократизме и этноциде.

Все его соплеменники ежедневно делают больше, чем в состоянии совершить простой смертный

- и воевать, и возить с собой семьи всегда на необжитое, неприютное место, чтобы хоть как-то спасти от гибели и издевательств. Каждодневные, всегда кровопролитные стычки держат в напряжении волю, психику, сознание. Но с той стороны напролом по-прежнему беспощадная железная машина, этот кровожадный молох, который не считается в угаре ненависти и агрессии с какими-либо общепринятыми правилами ведения войны, который буквально подавляет физически и психологически детей, женщин, стариков. Даже тех, кто перестаёт сопротивляться и хочет жить далее в согласии и спокойствии. Большинство понимает, что сила силе доказывает, что сила силе не ровня. Абадзехи одно из многочисленных и сильных племён, они наиболее вольный народ, у них никогда не было князей. Эти ли обстоятельства повлияют на решение Хад-жимуко выступить так, как выступит?

Уточнив: «Все ли правильно переводит этот абазинец?» [8, с.378], - вторым и последним выступит гордый посол абадзехского меджлиса Хатыр-ба Цей. (Следует отметить, что эта несколько провокативная фраза-вопрос, вложенная видным писателем И.Машбашем в уста Хатырбы, порождает почему-то именно сегодня у представителей научной и творческой интеллигенции кабардино-черкесов КЧР немало кривотолков. Смысл их в том, что, якобы, абазин Лоов нарочно неверно или не совсем точно выразит в своём переводе слова и мысли императора России, и что это несколько обострит ответ абадзеха Цея. Потому-то, мол, и продолжится война горцев с известным трагическим исходом. Машбаш и в своём романе «Лазутчик»

- по давно всем известному сюжету о себе русско-

го разведчика Торнау - будет уничижительно писать о других князях Лоовых, Тамбиевых, др., дворянах, в целом о всех абазинских персонажах своих произведений).

Обращаясь к Александру II, к той же истории, подвергая в последующем роковой трагедии все горские племена этого и других регионов, Хатыр-ба всё же ответствует как «держава державе»: «Русский царь сказал то, что должен был сказать по своему долгу. Я не осуждаю его, просто наше желание не совпадает с его желанием. Каждый народ рождается, растет, стареет и умирает точно так же, как отдельный человек. Век человека, говорят, сто лет, народ живет тысячелетиями. Русскому царю очень понравился Кавказ, и вот уже 60 лет он ведет войну за его покорение. Но и нам люба и дорога наша родина-мать, и мы, не жалея жизней, защищаем и отстаиваем ее. Мы должны дать ответ своим предкам и Богу за это священное дело.

Нас никто не упрекнет, что мы щадим себя. Нет, мы обильно проливаем кровь и кладем свои головы. Мы гибнем, но лучше гибель, чем рабство. Русский царь нам обещает неприкосновенности наших адатов и нашей религии. Но разве это возможно? Бросьте горсть соли в кадку воды и посмотрите, что случится с солью, - она растает. Маленький народ, покоренный большим народом, должен раствориться в нем. С окончанием нашей свободы окончится и наша самобытность, иначе и быть не может. Мы храбро и беззаветно должны продолжать борьбу. Бог не в силе, а в правде. Будем биться до конца. Если погибнем за родину, за народ, за честь, то позора нам не будет (вспомним, как сказали русские язычники: «мёртвые сраму не имут» - К.Г.). Возможно, Кавказ и будет русским, но мы не будем рабами русского царя, пока в наших жилах течет кровь.

Русский царь называет себя нашим доброжелателем. Как ни странно, наш "доброжелатель" шестьдесят лет безжалостно проливает нашу кровь. Нет, Кавказ будет или нашей любимой колыбелью или нашей могилой, но живыми мы его не отдадим. Лучше гибель, чем рабская жизнь. Не опозорим воинской славы наших предков и не забудем первейшей заповеди - "Будь героем или умри!".

Считается неприличным царям в лицо говорить горькую истину, но не могу не сказать, русский царь нам вовсе не друг, а исконный и непримиримый враг и кровник. И напрасно он нас призывает к покорности. Сильные духом умрут, но не покорятся. Ну, а слабые духом, пусть покорятся, но это не опозорит лучшей героической части нашего народа. Слава героям!». [8, с.378]

Грозный, устрашающий клич многих сотен голосов «Правда! Правда!» завершает его обвини-

тельную речь и разносится набатом по горам и ущельям. Царь побледнеет, смутится и станет с волнением озираться, ища себе поддержку. Окружавшая его свита тоже вздрогнет и приготовится к бою. Но Цей спокойно, жестом руки обратится к своим не в меру эмоциональным сородичам: «Царъ е настоящее еремя наш гостъ, а гостъ - сеященная особа, и пустъ никто не подумает, что абадзехи способны нарушитъ долг гостеприимстеа. Всерасходитесъ и ждите указаний сеоихуполномоченных» [8,с. 379].

Верховья реки Фарс уже давно заполнены сотнями конных абадзехов, абазин, шапсугов и убыхов. Повсюду раздаются раздражительные крики. Каждый желает лично повторить слова Хатырба Цея в лицо надменному и самоуверенному императору.

А вот генерал М.Ольшанский в воспоминаниях напишет, что в то время, когда в верховьях Фарса происходят трагические сцены, когда о царском ответе узнают в неприятельском стане абадзехов, то они сначала придут в уныние. Однако некоторые племена начнут подстрекать всех, кое-где произойдут стычки с применением холодного оружия. Много будет употреблено усилий и убеждений со стороны стариков, чтобы успокоить взволнованные умы молодежи, которая готова разнести царскую делегацию, которая порывается к кровавой схватке с неминуемой гибелью императора «всея Руси». В свою очередь русские войска дали о себе знать громким «Ура!» под звуки музыки и дробь барабанов. Они ещё издали приветствуют своего монарха. По пути устраиваются фейерверки, раздаются воинственные крики, гром залпов орудий и ружей разносится по лесам и горам [9, с.210]. Генералам и армии ещё хочется воевать и завоёвывать ослабевших физически и в численности горцев, у которых давно нет оружия и боеприпасов, еды и лошадей, некуда прятать своих детей и жён со скарбом.

По причине сорвавшихся переговоров император отменит обговорённый с командиром его конвоя, князем Хан-Гиреем Султановым ранее намечавшийся прием абазин, включая их субэтнические общности башилбаевых и баговых, а также беслене-ев, мохошевых, ногаевых и темиргоевых в Ставрополе [10,с.323]. На эти встречи возлагаются большие надежды по дальнейшему развитию как бы мирных, послевоенных событий: на отмену решения военного командования о насильственном выселении с родных гор и расселению на равнинных землях. Однако первая, как бы пробная встреча с абад-зехами, круто и бесповоротно изменит настроение и планы Александра II. Уже с 1861 года будет налажен непрерывный конвейер по выселению абаза-адыгов из своих мест, начиная с верховий Большой и Малой Лабы, а также отчасти и Ходза, где прожи-

вают остатки племен народа Абаза - башилбаевы, баговы, кизилбековы и тамовы.

А в 1862 году в будущую Турцию депортируют других абазин - общности баракаевых и чеге-реев. Прибрежные абазинские племена народа Аба-за - садзы, агибы, ахчипсы, джикеты, пшики и др. будут полностью уничтожены или рассеяны в чужом этническом и географическом пространстве и времени. Кто тогда от русского и османского самодержавия разумеет о горцах народа Абаза в другом измерении и мышлении? Кто понимает, что они вмещаются не только в масштаб территориального пространства, но и перемещаются в масштабе душевной глубины пространства. Причём в масштабе не только реального времени и пространства, но и в метафизической глубине пережитого. Опять-таки масштаб не только от географической в натуре широты событий, но и по живой вертикали и горизонтали.

Масштаб от пульсирующих клеток сердец до аккумулирующих клеток мозгов, изгоняемых жителей гор из Кавказа в Азию. Причём то самое пространство в то же самое время исчисляется не часами и сутками, а ударами тех самых изживаемых сердец, а также некогда парящих душ, становившихся в одночасье во сто крат тяжелее их тел. Души уже настолько тяжелы, что люди уже не в силах будут их выносить из родных мест, морские суда не в состоянии будут их отвозить на чужбину. Они так и останутся смотреть вслед, потом разбредутся к оставленным потухшим очагам. Долго ещё будут возвращаться души эти неприкаянные, бестелесные и печальные, на покинутый телами берег и постепенно станут угасать с кончиной их бывших обладателей.

Итак, представители народов честно выскажут свои мысли и чувства, которые накопятся в эти многие годы борьбы за свою землю. Да, они зачастую живут и действуют всегда страстями, как под собственными знамёнами. Предложенный горскими дипломатами компромисс, состоявший из полной лояльности и вассалитета в обмен на невмешательство в их жизненный уклад и сохранение за ними традиционных территорий, сразу и категорически будет отвергнут помазанником Божьим. Царю не хватит до конца дипломатичности рассмотреть даже разовые пожелания народных представителей. Близкородственное абазинам общество абадзехов в любом случае не представляет все другие племена региона; точка зрения Хатырбы Цея и его сторонников не будет окончательно одобрена и поддержана даже всеми абадзехскими родами. Почему же царь откажется встретиться с другими общностями, не выяснит их пожелание о войне и мире? Почему именно с абадзехами он встретится, а не с другими народа-

ми? Почему после встречи с абадзехами он посчитает, что совесть его перед всеми другими народами чиста?

Неправомерно считать, что представителей народа Абаза перетягивает сакральная вера ислама или героический миф мобилизации по этничности, что они рассчитывают на «мужество и смерть» для попадания в рай, нежели на трезвый ум, на объективное осмысление логики событий и перспективы. Большинство из них догадывается, что могут погибнуть не с оружием в руках, не как самоэкзальтирующиеся кабардины в своих спектаклизируемых сражениях, считавших, что подвиг - это всего лишь половина дела, вторая половина - сочинение песен об их подвигах на века. И, действительно, абазины и абхазы умрут просто и буднично в махаджирстве, по пути на чуждую землю, но надеются хотя бы частично спасти детей. Покровительствуемые с времён Екатерины Великой кабардины (они станут называть её «матушка Катерина») останутся в лоне своих мест, их минует жестокая гибель и массовая депортация.

Да, многие гордые северокавказцы найдут свою бесславную смерть в пучинах Чёрного моря: их, раненых и больных, сбросят сразу же после отплытия от берегов, чтобы снова возвратиться и взять на борт новый груз за новые деньги. А добравшихся до чужих берегов изживут со света чужие болезни и свои увечья, унижения новых хозяев и предательство своей знати, ностальгия и непоправимость решения оставить землю, завещанную предками. Историческая память и у потомков изгнанных, и у чудом оставшихся на родине не может быть не травмирована, причём крайне обострённо из-за насильственного выселения, из-за огромных жертв и разрушений, из-за отказа генералов разрешить им всё же вернуться в свои горы после бесславной победы царского самодержавия.

Стремление к свободе и независимости, и, стало быть, к сохранению своих этнических обычаев, самобытности, своей системы морально-этических ценностей, были преобладающим мотивом в жизни и судьбе суперэтнической общности народа Абаза; они лежат ещё и тогда в основе его менталитета. Если сейчас они начнут нарушать свою этическую и эко-моральную систему, которая является частью их культуры, то перестанут быть благородными жителями Кавказа. Этой культурной модели следуют его субэтносы, как абазины, так и апсуа (абхазы) и др. ещё на уровне «инстинкта». Выражаясь научной фразеологией, несоблюдение этого образа жизни рассматривается каждым его представителем как утрата этнической идентичности, как потеря наци-ональностной самоидентификации. Именно этим

объясняется героическая самоотверженность, с которой фратрии племён народа абаза-абхазов и адыгейцев отстаивают столетиями свою независимость от многочисленных иноземных завоевателей.

В текстах Ветхого Завета, также как и в других религиях, насилие рассматривается как отрицательное, жизнеразрушительное начало. Народ Израиля в своё время осуждает агрессию извне и не призывает к ответным действиям. Однако в культурах того времени, на протяжении тысячи лет до нашей эры неизменно господствует принцип, который называется талионом, или принципом воздающей справедливости, и звучит он, согласно библейскому принципу как: «Мне отмщение и Аз воздам» или «Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, ущерб за ущерб» и т.д.!

В этико-философском аспекте - воздаяние прижизненное - это принцип эквивалентного воздаяния, предполагавший, что если одной стороне нанесён урон, то возместить его следует той же ценой и в том же размере; осуществление высшей справедливости, в соответствие с которой человек несет за тяжкий грех совершенного им преступления суровое наказание. Бог выступает как законодатель и судья, воздающий каждому по заслугам. Однако северокавказские морально-этические кодексы будут заложены и одобрены после, и Всевышний запретит кровную или иную месть в защите отечества. Должен быть честный поединок, обоюдопредупреди-тельная борьба с благородными целями, великодушными чувствами и действиями.

Сторонники изгнания из числа российских военных, управлявших в середине XIX в. Северо-Западным Кавказом об этом хорошо знают, но ничего не предпримут, наоборот, скажут: не дурно, что уйдёт эта сволочь, которая нам только в тягость. Принципы гуманности вовсе не потревожат их совесть и в сражениях, и быту, поскольку они и не считают колонизируемое население за людей, для них они всегда неразумные, а зачастую и вредные животные. Их благородство сведётся к реализации «естественно-научных» задач - отрубать конечности, выставлять на частокол головы горцев, препарировать черепа и отправлять в российские медицинские клиники и за рубеж для науки и «воспитания юношества». Так, голова прославленного Л.Толстым Хаджи-Мурата до сих пор лежит в запасниках Кунсткамеры Санкт-Петербурга.

В противовес им ни абаза-абхазы, ни адыгейцы не считают приемлемым такие действия, как убийства детей, женщин, стариков, посягательства на жизнь и человеческое достоинство военнопленных, пытки и физические наказания, глумление над телами погибших, сжигание домов, посевов, выруб-

116

ку лесов, уничтожение культурных сооружений, осквернение мечетей, загаживание водных источников, - широко практиковавшиеся военными и входившие в систему завоевания и покорения Кавказа. Проводя такую варварскую политику, царская Россия в лице идеологов колонизаторской политики претендует, тем не менее, на некую «цивилизаторскую» роль по отношению к местным народам.

По версии адыгейского писателя Исхака Маш-баша, абадзехский предводитель Х.Цей после глубоко и эмоционально будет переживать свой горделивый поступок: «О, Аллах, руки мои е кроеи, ум мой помутился. Не преклонил я сеои колени перед царем, не мог подаеитъ е себе гордыню. Никогда не знал я страха, но одного мужестеа оказалосъ мало, чтобы бытъ есечеркесским предеодителем. Зачем езеа-лил на себя эту ношу. Не понял, кто я - и кто царъ, кто они - и кто мы. Даже ечера не смог предеидетъ то, что будет с нами сегодня, и сеоей дерзостъю принес есем еам истребление. И теперъ кто я, как мне житъ, что мне делатъ?» [11,с. 265].

Для рефлексии о речах обоих представителей депутации абадзехов на Фарсе напомню, как Дж. А. Лонгворт, корреспондент лондонской «Таймс» в 1838 г. покидает пылающий, уничтожаемый край, а местный кадий (судъя) Хаджи-Али на прощание говорит ему знаменательные слова: «Итак, Бей, ты покидаешъ нас. Ты оченъ долго жил среди нас, и мы стали считатъ тебя одним из наших, но, к счастъю для тебя, у тебя естъ край, куда ты можешъ напра-еитъся, где ты можешъ житъ е мире, и где еще не угрожает никому москоеит. А мы, уеы, не имеем другого дома, куда мы могли бы отплытъ, и даже если имели бы, как мы можем броситъ наших пред-кое, среди которых мы рождены, которых нам дал Аллах и за которых нам должно умеретъ» [12, с. 529].

Отчаянное ли упрямство проявится у Хатырбы Цея. Является ли оно дефектом разума, или это была минутная неподатливость воли, или отсутствие хотя бы разумных проблесков к доводам части соплеменников договориться с царём (тогда история и судъ-бародстеенных народое не должна будет подеерг-нутъся такому гибелъному испытанию)? Или всё произойдёт из особого рода самолюбия, для которого высшее удовольствие - только своим умом и волей властвовать над собой и другими. Об этом ни он, ни другие уже не скажут. Во всяком случае, не вкрадутся ещё тогда в его душу спасительные порой сомнения; даже разум не совладает с эмоциями, который играет важнейшую роль в осуществлении оценочно-ориентированной функции.

Однако ответить на запросы по урегулированию ряда встречных, вполне обоснованных поже-

ланий членов народных делегаций, императору, повторюсь, не хватит до конца дипломатичности, и он ультимативно возразит: «Если черкесы е месячный срок не переселятся за Кубанъ, где получат е еечное полъзоеание хорошие земли, то пустъ еыселяются е Турцию» [9, с. 215]. И, действительно, «Высочайшим утеерждением» 10 мая 1862 г. создаётся Кавказский комитет о переселении абадзехов, а также шапсугов. Также где-то через 130 лет Ельцин не захочет переговорить с Дудаевым о подлинных проблемах во взаимоотношениях Центра и субъекта по причине чиновников и военных ястребов и произойдёт как бы вторая Кавказская война, продолжающаяся ныне уже в формате терроризма.

И так на общности северо-запада двинутся: 172 батальона регулярной пехоты; 13 батальонов и 7 сотен иррегулярных; 20 эскадронов драгунской конницы; 52 полка; 5 эскадронов и 13 сотен иррегулярной драгунской конницы; 242 мощных полевых орудия и пр., пр. Русская казна кроме этого будет тратить ежегодно 30 млн рублей. Образно выразится о номинале тех самых рублей адыгейский писатель Юнус Чуяко: «По тем еременам золотой русский рублъ глядел на американский доллар, как старый солдат на молодую еошъ» [13:83].

Против всей этой военной армады собираются смело сразиться бритоголовые наездники с допотопными ружьями «ереджиб», шашками-гурда и кинжалами.

В результате погибнет и вынужденно уйдёт, повторюсь, практически абсолютная часть метаэт-нической общности народа Абаза и конгломерат адыгских племён Причерноморья в османское небытие, на вечную подневольную чужбину, оставив прах предков, положив на плаху наиболее лучших молодых людей. В целях скорейшего переселения коренных народов будет задействован и царский флот, привлечены флоты Англии, Греции и др. государств. Всё это действо происходит через порты Анапы, Новороссийска, Тамани, Туапсе и Сухума. Новые страны - Турция, Балканы, Сирия, Египет, Иордания, Ливан, Месопатамия заставят этих, всегда и во всём вольнолюбивых и непокорных, забыть и отказаться от своей родословной и имени, своего языка и речи, своей истории и этнокультуры, обычаев и традиций. Исчезнут кавказское дерзание и достоинство, забудется всё сакральное пространство безфронтирного Отечества, весь знакомый до боли родной мир свободной и вольной жизни.

Поражение в Кавказской войне и махаджир-ство - это не только начало невиданной демографической депопуляции и кризис самоидентификации единокровных племён, но и экологическая катастрофа для мест исторического проживания с невоспол-

нимыми последствиям. Насильственное выселение становится, между тем, как бы и своеобразным спасением от произвола военных властей. Как ни парадоксально, но именно война способствует активному распространению ислама как фактора господствующего интеграционного процесса конгломерата племён, он последовательно влияет на необходимость преодоления своей этнической, кланово-род-ственной и социальной разобщённости (дисперсности). Именно в этот период возрастает уровень этнического самосознания, болезненной реакции на плюрализм и либеральные ценности, именно тогда утрачиваются традиционные ориентиры, вынужденно трансформируются духовные ценности и вся система картин мира народа Абаза.

Суть трагической ситуации - и в роковой невозможности правильного и разумного решения. Потому ошибочно вмешивать и Бога, и предрешённую судьбу, и русского царя, и мусульманскую религию. Бог сам вмешается и восстановит справедливость по отношению к Хаджимуко, а благосклонность к Цею - на землю обетованную Адыгеи, покинутую его предками, первыми вернутся потомки именно Хатарби Цея во время известных событий в Югославии, в Косово. Но других - из пылающей Сирии, Ливии, др. не пустят.

Сейчас каждый со своего вершка разновозве-дённых баррикад хрипло судит, кто изначально прав, а кто виноват в гибели народов Центрального и Северо-Западного Кавказа и причинах переселения, по существу, исчезновения в небытие части племён, а у оставшихся «кавказскости». Но то, что были реализованы слова одного из наместников Кавказа князя А.Барятинского, что основная цель переселения абаза-адыгейцев в Турцию - «избавить Кавказское плоскогорье от населения... и открыть этим самым прекрасные и плодородные места для казачьего поселения» [9, с.211], сомневаться не приходится. Кавказское плоскогорье раздольное, и «для казачьего поселения» действительно благодатное.

Но как говорится, когда вожди ошибаются -беда стране: царь, возможно, нагруженный негативной информацией о местных народах и радужной перспективой процветания империи без горцев, остаётся непоколебим в проведении своей политики. И трагедия простого народа не должна быть забыта никогда, она должна стать уроком для российской истории, для высокой элиты. Но, увы, до настоящего времени повторяются известные штампы и современными историками-ориенталистами, типа Блиева, Виноградова и др., что «... причиной, побуждавшей Россию в м е ш и в а т ь с я (курсив мой. - К.Г.) в изначально внутренние, по сути, конфликты на Се-

верном Кавказе, была набеговая система, реально угрожавшая целостности империи» [9, с.212].

Итак, абадзехи, а за ними другие племена выражают свои эмоции, которые были им всегда свойственны; они и сейчас большей частью живут страстями под собственными знаменами. Предложенный тогда горскими дипломатами компромисс, состоявший из полной лояльности и вассалитета в обмен на невмешательство в их жизненный уклад и сохранение за ними жизненно необходимых, традиционных территорий, будет сразу же и категорически отвергнуто империей в лице её самовлюблённого самодержца. Северокавказские горцы, не обладая средствами классической регулярной армии, которой они противостоят, будут воздействовать локальными и точечными ударами; не преступят определённые рамки (превентивной войны), будут защищать свою безопасность, просто препятствовать гибельной для себя победе противника. Они не ведут речь о выигрыше войны, о необходимости поражения России. Они, естественно, знают, что проиграют, но хотят всё же сделать это с достоинством. Однако великая Россия не поймёт всего этого, не поступит с ними благородно, соответственно статусу великой во всём Державы. Депортированные, особенно абхазы, неоднократно будут проситься вернуться на Кавказ на любых условиях, но военная верхушка запретит им это, а корабли, привезшие их, будут обстреливаться, не разрешая им пришвартоваться уже к «своим» берегам.

В исторической эволюции конфликтов и сражений народами планеты выработаны нравственные, поведенческие и другие нормы, регулирующие положение человека на войне. Речь о понятии «культура войны», о метанормативности, сложившейся и освященной и в этническом сознании абаза-абхазов, и адыгейцев как правильная модель, следование которой одобряется и поощряется. В той же Кавказской войне они в ущерб себе, стремятся быть верными тому духу рыцарской чести, который, по словам абазинского просветителя А.Г. Кешева, "жил в их крови и отражался в их действиях". Так, сдавшиеся во время боя в плен те же русские гяуры, пользуются у них безусловной неприкосновенностью.

Во время боя считают зазорным нападать на безоружного или раненого, не могущего оказать сопротивление человека. Даже если кто-то и позволяет себе подобное, его сравнивают с женщиной, для них он больше не мужчина, не воин. Даже во время ожесточенных боёв невольные отклонения от традиционных установок носят исключительный характер, и следует считать их репрессалиями. На юридическом языке термин «репрессалии» означает нарушение норм права войны в ответ на нарушение этих

норм противником с целью пресечения данного нарушения. Таким образом, репрессалии включают в себя предупреждение и давление на противника в форме ответной акции с тем, чтобы принудить его отказаться от дальнейших противоправных актов ведения войны и действовать в соответствии с правом войны [3].

В идеале убийство пленных горцев не вызывает у них такого возмущения, как покушение на его достоинство и честь. Пытки, телесные наказания, унизительное, оскорбительное отношение - всё, что является покушением на человеческое достоинство, исключены из практики своих внутренних общественных отношений. Более того, горцы считают недостойным применение этих методов по отношению к своим врагам. С уважением и заботой относятся и к телам погибших врагов. Если нет возможности вернуть тело родственникам убитого, считается благородным поступком предать его земле со всеми необходимыми условностями. Хотя жизнь сделает их чрезвычайно воинственными, они не станут из-за этого жестокими или кровожадными. Это отражается и на их образе еедения войны. Польский полковник Т. Лапинский, три года живший среди северо-западных горцев и воевавший на их стороне, отметит, что любой из них по натуре храбр, решителен, в то же время благороден, не любит бесполезно проливать кровь, не проявляет жестокости и насилия. По его свидетельству: «...изуеечение трупое, отрезание голое, ушей, рук, ног, убийстеа нееоору-женных, гнусности над женщинами, которыми... сопроеождается еойна, соесем им неизеестны».

К этому же, для рефлексии. С самого начала военных действий, в 1984-85 гг. у чеченских боевиков было двойственное отношение к противнику. Призывников они стараются не убивать, а вот контрактников, которые приезжают воевать добровольно, за деньги, уничтожают беспощадно. Позже отношение ко всем, кто приходит сражаться против них, станет одинаковым. Наверное, военные действия показывают, что противоборствующая сторона не проявляет благородства - бомбят роддома, детские садики, уничтожаются музеи, архивы, библиотеки. Исходя из этого, можно вернуться далеко назад и сказать, что отношение абаза-адыгских воинов со временем начинает различаться в зависимости от того, кто является их противником, каково поведение противника, их образ ведения войны.

Речь вкратце о том, что имевшаяся соционор-мативная культура этих горцев распространяется и на военную сферу, наличие множества моральных, нравственных и других норм, регулирующих положение человека на войне, позволяет говорить о присущей им развитой «культуре войны» в лучшем, гу-

манитарном смысле этого понятия. Практически с XVI века все черкесы - абазины, адыгейцы, кабардинцы и др. горцы в основном имеют дело с кочевниками - калмыками, ногайцами, монголо-татарами, кумыками. У них военно-политическое соперничество за господство в северокавказском регионе. Конечно же, не всегда в идеале первые соблюдают все военные обычаи, так как противоположная сторона их вообще не понимает, не разумеет, не признаёт.

И ещё, вспоминая Засса. До начала XVIII века, например, у кабардинов бытует и другой, связанный с поединками, обычай, а именно - отрубания головы. Согласно фольклорным данным, головы отрубают не всем, этого удостаиваются знатные рыцари после смерти, наступившей в результате поединка. По обычаю голову убитого врага привозят с собой, привязав ее за пучок волос на макушке головы к путлищу седла. Обычай отращивания у себя пучка волос исчезает вместе с обычаем отрубания головы с XVIII в., с утверждением у кабардинов ислама. У некоторых групп причерноморских адыгов, а также у абаза-абхазских племенах, например, садзов обычай этот распространен и в самом начале первой половины XIX века. У абхазов мотивация этого обычая следующая: если голову убитого врага принести с собой и закопать так, чтобы никто не знал места захоронения, то душа убитого, по их представлениям, не может уже мстить убийце. Обычай отрубания головы бытует в своё время у многих народов и носит в основном ритуальный характер. Так, у тлин-гитов встречается вера в то, что в особое небесное царство попадают души тех, чьи головы отрезаны врагом. Такая смерть престижна и, как правило, удостаиваются её только знатные люди [3].

Речь также о том, что абаза-адыги, имея дело с мощной империей, во время войны вынуждены будут в целях самосохранения прибегать и к таким методам, которые им вовсе никогда не свойственны, например, к партизанской войне. Русские офицеры отмечают, что на завоеванных территориях в Австрии именно горцы являются наиболее дисциплинированными, меньше занимаются грабежами, больше всех соблюдают гуманные нормы. Во время грузино-абхазской войны (1992-1993гг.) против Грузии сражаются различные по конфессиональной и демографической структуре, положению и национальности, морально-нравственным ценностям и культуре воины, в том числе люмпенизированные и полукриминальные элементы. Но коренное воюющее сообщество Кавказа резко пресекает действия, которые противоречат традиционным правилам предков. Чеченскую войну отличает большая жестокость с обеих сторон. Объясняют это явление иногда женским фактором: мол, уходит сын в боевики, а мать

говорит ему: «Харам, который ты обязан совершить, я приму на себя» (харам по-арабски - «самоё плохое», здесь, убийство). Ну, разве после этого сын, мужчина может не совершить то, что должен сделать по долгу. На этом, видимо, держалась в Чечне сопротивляемость.

В наступивших не менее трудных временах на чужбине горцев всё больше станет тянуть опереться на сакральную веру, на несбыточный миф этно-мобилизации и «геройскости». Они больше будут надеяться на «мужество или смерть», нежели на трезвый ум, объективное осмысление логики событий и перспективы. Часть из них погибнет не с оружием в руках, а обыденно-несправедливо, в буднично-оскорбительном изгнании, в зависимо-позорящей беспомощности, которых они страшатся, потому и соглашаются на смерть, там, вдали - от болезней, голода, утопления в море, новую войну башибузуками на Балканах, Азии уже за чуждые и чужие интересы, за ненавистную Османскую империю. Турецкая политика массового внедрения мусульманского элемента в христианское население Балкан приводит к взрывоопасной ситуации.

Северокавказцам суждено будет сыграть роль душителей свободы болгарского народа в трагические дни Апрельского (1876г.) восстания. Образ кавказских переселенцев превратится в устрашающий стереотип врага и завоевателя, грабящего и убивающего население страны, давшей ей приют. Где бы они не появятся - на них смотрят с ужасом. Дети со страхом убегают при их приближении, и даже взрослые крестьяне, инстинктивно сознавая, какой опасный элемент вводится в их среду, избегают по возможности раздражать их отказом в помощи. Свободолюбивые горцы Кавказа, которые предпочли колонизационной несвободе смерть и чужбину, сами превращаются в разгневанную разрушительную силу, основной эмоциональный заряд которой обращают на болгар-христиан, ассоциирующихся с русскими...

Если люди умирают за свой маленький, мало кому известный народ, отечество, за свои, пусть даже никем не признаваемые и не воспринимаемые достоинство и честь, за свои семьи, за придуманную славу отчаянного самопожертвования, - это все же не так абсурдно, как кажется на первый взгляд. Самопожертвование не может быть проявлением конкретной личной заинтересованности абазинского, абхазского или адыгейского князя и дворянина; народы будут воевать без их понуканий, даже чаще вопреки их желаниям. Они будут постоянно рисковать, и отдавать свои неповторимые жизни за те самые, неуловимые сознанием, но управляемые подсознанием, растворёнными в крови, душе и созна-

нии вековыми традициями, привычками, укладом жизни и своим пониманием счастья в жизни.

Но бывает нередко и так, когда нет надежды, тогда другие люди обычно покидают пространство борьбы, проще говоря, трусливо убегают, или позволяют убить себя без боя. Они будут цепляться за жизнь, жадно глотать воздух и неметь, словно перед зрачками удава. Я напомню о фактах, когда миллионы европейцев позволяют посадить себя в лагеря смерти, в газовые камеры, зная при этом, что их жизнь все равно предрешена. А ведь среди них будут немало представителей народов с героическим прошлым.

Например, более миллиона ойратов в Китае самостийно обрекают себя; те же евреи, покорно пошедшие на убой, в свое время отчаянно сражаются в Палестине. Напрасно, получается, Моисей забирает их из Египта и водит более сорока лет по пустыням, чтобы избавить от рабской психологии? Что ими тогда двигает: безвыходное положение или желание возродить свою древнюю страну, а потом почему-то безропотно, беспомощно пойти на смерть? Можно ли говорить, что со временем у евреев, как объектов насилия в той же фашистской Германии выработается привычка к подчинению репрессивной власти? Возможно, поставленные в экстремальную ситуацию выживания, они убеждают себя в том, что если они не станут сопротивляться, то выживут, даже если это абсурдно? Да и сами десятки и десятки тысяч пленённых немцев - солдаты, офицеры и генералы пройдутся по столице, которую так и не смогут взять силой. Они тоже двигаются в гулкой тишине покорно и безропотно, без мыслей бежать или драться с одиночно конвоировавшими их красноармейцами.

Многие философы считают, что смерть обесценивает и обессмысливает все наши начинания, стремления и надежды, наполняет нашу жизнь страхом, отчаянием, скорбью, тоской. «Представьте себе, - пишет Паскаль, - толпу людей в цепях, приговоренных к смерти; каждый день некоторые из нихумерщвляются на виду остальных; остающиеся смотрят друг на друга с чувством скорби и безнадёжности, ожидают своей очереди. Вот картина положения человечества» [14, с.120]. Можно и этим объяснить покорность, и даже фаталистичность жертв массового террора во время холокоста: зачем, мол, стремиться к чему-то, добиваться чего-то, если, в конце концов, всех нас, как и тех других ожидает такая же участь. Не всё ли равно: кто, когда, за что...

Ж. Желев так характеризует процесс перехода внешних санкций во внутренние убеждения под воздействием насилия: «Тоталитарное государство

доеодит террор и контролъ до такой есеохеатно-сти и соеершенстеа, что гражданин поступает так, как оно хочет. И гражданин приеыкает к тому, что, ееления государстеа - самые праеилъ-ные, и есегда соглашается с ними, не задумыеаясъ над тем обстоятелъстеом, что ему не дозеоляет-ся поступатъ по-другому. В конце концое, он начинает енушатъ себе, что поступает так доброеолъ-но настолъко, насколъко можно согласоеатъ добро-еолъностъ и принуждение» [15, с. 149].

Возможно, стоит поверить В.Бибихину, что биологически, может быть, «у зеерей "инстинкт самосохранения" с годами крепнет, а у челоеека еянет и тускнеет»? Так, языческий мыслитель Сократ даже не пошевелит и пальцем для своего спасения; восьмидесятидвухлетний Толстой побежит в утренних сумерках через сад, потеряв шапку и дрожа от нервного возбуждения. Выдающийся русский философ Розанов умрёт безнадёжно от голода.

Смерть, приставив свои ключи к груди, выставляет доводы с самого начала самые убедительные и бесспорные: всё, что ты есть, погибнет -тело, усилия, самый язык и мир, в котором ты кричишь. Что ты можешь противопоставить этой правде? Да, ты уйдешь вместе с течением, однако же, важно достоинство твоего участия в мире. От тебя требуется, чтобы, даже уносимый бурным потоком, приложишь волю и усилия успеть позвать на помощь. Смерть продолжит выставлять новые доводы, приглашая уже смириться с очевидностью и наблюдать в молчании уход твоей жизни. Приглашение отказаться от того, чего нет, и согласиться с тем, что есть, убедительно. Только здравое безрассудство может спасти от разумных уговоров смерти, только в том же безумном крике может прорваться, открывшись и для тебя самого та правда, что ты не безучастная вещь, не рухлядь, а яркое продолжающееся событие.

Неужели человек - это беззащитный защитник жизни, обреченной на гибель, бьющийся бесполезно в сетях смерти? Неужели ничего нельзя переменить, ничего исправить? Неужели никто не вменяем? Можно же, в конце концов, Бога призвать на помощь?! Можно же обеспечить мобилизацию самого «предсмертного», актуализировать его внутреннюю силу и волю, ум и дух! Увы, деморализация и парализующий эффект насилия, наверное, вживаются в часть души и сознания людей, обрекая непредсказуемостью своего выбора.

Теми же цивилизованными евреями полностью овладеет безысходное цивилизационное чувство отчаяния: для них борьба с Гитлером будет равносильна вызову неизбежной судьбе. Проще говоря, они потеряют надежду, в отличие от северокавказ-

ских горцев-варваров, не имевших государства -этой машины угнетения, приучающей практически всех функционально подчиняться.

Можно ли возразить, что надежда - это хлеб несчастлиеца? Но будем до конца оптимистами: надежда всё же не умирает, а живет; пусть даже истончается, слабеет от времени, превращаясь в прозрачную паутину. Однако же, она тянется всё же вверх, как росток, бессловесно крича, пробивая тяжёлый бетон подавления, угнетения и насилия. Надо согласиться, знать и помнить всё же сакральное завещание-предостережение Игоря Шафаревича: «Самое последнее и страшное - это покорная смертъ народа».

Речь и о сохранении, и о защите русскости и действии-бездействии цивилизованной Европы, одичавшей и озверевшей вопреки логике и алгоритму цивилизации XXI века на юго-востоке фашиствующей и нациствующей Украины, отупевшей, онемевшей и оболваненной вопреки общей истории с Новороссией.

Речь и о нынешней абазинской элите и общественности с раболепной и угодливо-покорной психологией перед чиновничьим столоначальниче-ством; эволюционирующей в бесконечно-стадиальном процессе умирания, как духовно-примитивном, так и безвольно-метафизическом. Причём с органично дополняющими друг друга формами умирания. В отсутствие интимно-манящего чувства и конвульсий предощущения смерти, пусть в различных обличьях, но с динамикой легкомысленного умирания сродни реальной статике их бренного существования. Умирание, по молчаливому мнению административно-властной, а также научной и творческой элиты абазин, это своеобразный «способ житъ»; это даже как бы в высшей степени жизнь, наполненная, по их разумению, опять же символами смерти и самой смертью.

Элите невдомёк обострённое существование напрягшегося до предела народа, одновременно и безропотно убивающего время до ухода в небытие. Даже не народа, а мозаично-язычного населения, вовсе не надеющегося на некий перелом, потому и воспринимающего принудительное умирание как своеобразно инстинктивное бегство от нищенской судьбы. Элита, буднично дожидающаяся этой этносоциальной трагедии, готовится даже к ней; она ждёт этого необходимого на шесток её мышления ухода, умирания с диагнозом - глобализация, гло-кализация или ещё чего-то в этом роде. И потому эти недоумки продолжают подменять жизнь за окном приближением смерти, незаметно смещая акценты, ведущие к негативным трансформациям, одновременно подталкивая соплеменную толпу от родной

традиционной культуры к культ-массовке, лавочно-торгашеской повседневности.

21 мая 2015 г. - уже 151 год со дня окончания Кавказской войны. Эта дата чисто символическая; причём по старому стилю. А по-новому, нынешнему летоисчислению надо бы отмечать событие об окончании войны 2 июня 2015 г.

А пока будем знать, что 21 мая 1864 г. на Красной Поляне в присутствии войск и главнокомандующего великого князя Михаила Николаевича будет отслужен Благодарственный молебен в честь окончательного покорения гор и долин Северного Кавказа и установления русского владычества на всей этой древней Земле. И произнесёт русский Государь высокопарную речь, в которой будет и такая фраза: «Отныне война Кавказская принадлежит уже истории. Нам предстоят заботы о гражданском устройстве и развитии умиротворённого края, и я вполне надеюсь, что на этом поприще вы, господа, всё будете так же помогать мне и содействовать, как и до сих пор содействовали...» [16].

Как эти «господа» содействуют известно: в одной только зачищенной закубанской территории, за один присест (где «многие мелкие народцы и племена истреблены поголовно и навсегда исчезли с лица земли», где «берега Чёрного моря усыпаны трупами аборигенов», где «нередко матери разбивали головы своих детей, чтобы они не достались... » кур-ляндскому собирателю скальпелей генералу Зассу) образовано 49 казачьих станиц с 5486 семьями. Это часть, по счастью выживших из 25 000 ежегодно погибавших русских воинов, пригнанных убивать нерусских, неправославных горцев.

Преобладающей идеей предлагавшейся «цивилизаторской» доминанты военной администрации на российском Кавказе надолго останется целенаправленное игнорирование всей совокупности историко-культурного наследия больших и малых этнических общностей, которая будет способствовать взращиванию чувства национальной неполноценности, ущемлённости, размытости этнического самосознания и исторической памяти, готовности к этносоциальному конфликту. Не утратит национализм свои крайние формы по всей России, просто он временно откажется от слишком откровенных проявлений. Шовинизм уступает место идее «национального возрождения», национализм принимает формы то этнической самобытности, то этнического фашизма.

В феврале 2014 г. на Красной Поляне и прилегающих землях, где пройдут последние кровопролитные сражения с беспрецедентно массовой гибелью людей, будут сооружены помпезные спортивные объекты и состоится Зимняя Олимпиада. После её окончания ещё построят автодром для «Формулы 1», по которому с огромным рёвом уже в октябре того же года помчатся наперегонки автомобили, прибудут денежные зеваки со всей планеты. Болиды и фанаты заглушат, потом разорвут в клочья и разнесут метафизику духов земли и неба, где пройдут последние трагические события войны и выселение на чужбину.

Не останется даже теней и мыслей, неких воспоминаний и представлений о той эпохе, о житье-бытье предков метаэтнической общности Абаза, о постигшей их ни за что страшной судьбе - на родине и вне родины, на своём и уже вне своего многотысячелетнего отечества.

Список литературы:

1. Дюма, А. Кавказ.- Тбилиси, 1988.

2. Хан-Гирей. Черкесские предания.- Нальчик, 1989.

3. Мирзоее, А "Право войны" и некоторые аспекты традиционной военной культуры адыгов (черкесов).-(Электр.ресурс). URL // mail.ru//healt/

4. Сухорукое, А.В. Этика ненасилия как философская проблема // Этнические проблемы современности. Выпуски 8,9.- Ставрополь, 2004.- С. 389-391.

5. Сиюхое, С. Перед национальной катастрофой (Приезд царя Александра II к абадзехам в предгорья и речные долины) / Избранное. - Нальчик, 1997.

6. Хапсирокое, Х.Х.: «Разум не может быть монополией отдельных народов и государств» // газета «Кавказские новости». 26 февраля 2002 г.

7. Лорис-Меликое в то время командующий русскими войсками в Абхазии; далее начальник Терской области. Этнический армянин.

8. Сиюхое, С. Избранное. - Нальчик, 1997.

9. Архиеные материалы о Кавказской войне и выселении черкесов (адыгов) в Турцию (1848-1874). Ч.2. Нальчик, 2003.

10. Машбаш И.Ш. Лазутчик. Майкоп, 2010.

11. Машбаш И.Ш. Жернова.- Майкоп,1993.

12. Лонгеорт Д. А. Год среди черкесов. Нальчик, 2002.

13. Чуяко,Ю. Милосердие Чёрных гор или смерть за Чёрной речкой.- Майкоп, 2003.

14. Паскаль Б. Мысли.- М.,1994.

15. Таркоеский, М. Историософия.- М., 1993.

16. Боброеникое, В. Интервью корр. «Кавказского узла».-1.05.2014.

122