CC BY
23
УДК 94(470.47) ББК 63.3(2)(2Рос. Калм)
Е.Н. Бадмаева
Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова
ТРУДНОСТИ И ПРОТИВОРЕЧИЯ В МОДЕЛИРОВАНИИ ОБРАЗА «НОВОЙ ЖЕНЩИНЫ» В КАЛМЫКИИ В 1920-1930-х гг.
Исследование выполнено при финансовой поддержке КалмГУ им. Б.Б. Городовикова в рамках научно-исследовательского внутривузовского гранта № 1105
В предлагаемом исследовании нами рассматривается моделирование образа «новой женщины» в 1920-1930-е гг., как составной части социального проектирования и разработки гендерных моделей большевистского руководства. Показана роль и важность правоустанавливающих законодательств по формированию нового типа современной женщины, участвовавшей в управлении обществом и государством; юридического равенства между мужчиной и женщиной; борьбы с неграмотностью и приобщения женщины к искусству, культуре и просвещению. Кроме того, дана характеристика гендерных практик, показаны причины и степень расхождения повседневности в 1920-1930 гг. В ходе исследования автор приходит к выводу, что культурная и политическая отсталость, полная неграмотность женского населения Калмыцкой автономной области не могла быть преодолена за короткий исторический промежуток времени, несмотря на давление и идеологические установки центральных органов власти.
Ключевые слова: «новая женщина», гендерные практики, Калмыцкая автономная область, 1920-1930-е гг., социальное проектирование.
E.N. Badmaeva
Kalmyk State University named after B.B. Gorodovikov
DIFFICULTIES AND CONTRADICTIONS IN MODELING THE IMAGE OF "A NEW WOMAN" IN KALMYKIA IN 1920s-1930s
The article highlights the issue of modeling the image of "a new woman " in the 1920s-1930s as an integral part of social design and the development of gender models of the Bolshevik leadership. The author studies the role and importance of legislation in the formation of a new type of modern women who participated in governance of society and the state; legal equality between the man and the woman; their participation in programs to eradicate illiteracy and the involvement of women inart, culture and education. In addition, the article describes gender practices, the reasons and the degree of divergence of everyday life in 1920-1930s.The study led the author to the conclusion that the cultural and political backwardness prevented to eradicate the complete illiteracy of female population of the Kalmyk Autonomous Region in a short historical period of timedespite the pressure and ideological instructions of the central authorities.
Key words: "a new woman", gender practices, Kalmyk Autonomous Region, 1920-1930s, social design.
1920-1930-е гг. ознаменовались в советской России активным строительством новой жизни, что повлекло острую необходимость увеличения рабочих ресурсов. В этих условиях, большевистское руководство широко развернуло деятельность по вовлечению женщин в ряды строителей социалистического общества и их активного участия в политической жизни страны. В рамках реализации данного проекта была
разработана специальная концепция по решению женского вопроса, которая законодательно узаконивалась и включала ряд важных положений: обеспечение юридического равенства между мужчиной и женщиной; формирование нового типа современной женщины, участвовавшей в управлении обществом и государством; усиление борьбы с неграмотностью и приобщению её к искусству, культуре и просвещению. Таким образом, тип «новой женщины» формировал новые непреложные нормы и правила в социалистическом обществе, предусматривал процесс раскрепощения женщины в быту и её активную жизненную позицию.
Изучение исторического опыта гендерной политики в советском государстве на примере женщин Калмыкии в 1920-1930-е гг. является актуальным и имеет существенное значение для анализа государственной гендерной политики.
Формирование типа «новой женщины» представлял собой целый ряд комплексов и проблем, связанных с социальным положением женщины в обществе. Одна из основных трудно разрешаемых проблем - трансформация веками устоявшихся традиционных представлений о роли женщины в семье и обществе, что требовало искоренения патриархальных бытовых традиций. Положение женщины в калмыцком обществе в послереволюционные годы было зависимым от мужчины - «калмычка не могла отлучаться никуда от своего жилища или хотона, она не могла разговаривать в обществе посторонних мужчин» [5, Л. 172]. Следуя традиционному укладу, женщина-калмычка в бытовой жизни находилась в полном подчинении у супруга - занималась обустройством семейного быта и воспитанием детей.
Для решения первоочередных задач советским государством была разработана комплексная программа социального материнства и социализации быта. Программа социальной поддержки материнству предполагала совмещение трудовой деятельности женщины с воспитанием детей, т.е. государство брало на себя часть функций по уходу и воспитанию детей. Власти создавали широкую сеть дошкольных, школьных учреждений нового типа. Однако, в силу специфических климатических условий и кочевого образа жизни калмыков, на просторах калмыцкой степи встречались «5-6 кибиток на расстоянии 10 верст»1 [6, л.55], и организация детских яслей и садов представлялась весьма трудоемким процессом. Тем более, что калмыцкие женщины, несмотря на порабощенность домашним бытом, обезличенность и духовное рабство, не спешили отдавать своих детей в общественные дошкольные учреждения коммунистического типа.
Напряженная ситуация в социально-экономической сфере отразилась на проведении социальной политики по охране материнства и детства, положению женщины-калмычки в быту. Последствия революции, гражданской войны, голода 1921 г., значительное отсутствие финансовых средств повлияли на ограниченность мероприятий по повышению качества жизни детей.
Разрабатывая проект по социализации быта, направленного на создание коллективистских форм быта, качественно новых жилищно-бытовых и социальных условий, индустриализацию сферы быта, советское руководство ставило цель создать благоприятные условия для формирования образа «новой женщины». Новая женщина должна была активно участвовать в общественно-политической жизни страны, опираясь при этом на ленинские идеи о приобщении женщин к политической жизни, освобождении ее от «отупляющего» и «принижающего» мелкого домашнего хозяйства [3, с. 56].
Принятые правительством законодательные акты в первые годы советской власти обеспечили юридическое равноправие женщины наравне с мужчинами. Особое внимание в них уделялось положению женщины в национальных окраинах, поскольку
именно там стойко сохранялись патриархально-родовые архаизмы. Так, первая Конституция РСФСР 1918 г. предоставила равные политические права женщинам наравне с мужчинами [2], а Конституция СССР 1936 г. еще более их закрепила [19].
Для разработки концепции «новой женщины» требовалось создание благоприятной площадки для развития социальной коммуникации и целостности личности женщин. Требовался некий центр, аккумулирующий вокруг себя лидеров женского движения; организующий широкую сеть женских учреждений и стоящий на страже охраны материнства и детства. Таким органом стал отдел по работе с женщинами - женотдел комитета РКП(б). Он действительно являлся мобилизующей силой в условиях крайней социальной отсталости. Приобретенный опыт в организации и коммуникации позволил ему не только решать специфические общественные задачи, но и влиять на процесс социализации масс [18, с.230]. Благодаря женотделам, в 1921 г. в Калмыкии стала проводиться активная массовая работа среди женщин-кочевниц, в особенности с организацией ими «красных кибиток». В конце 1920-х гг. во всех улусах (уездах) формируются комиссии по улучшению труда и быта женщин, которые разрабатывают мероприятия в области женского образования, переустройства труда и домашнего быта. Силами активисток создаются женские артели: огородные, бахчевые, проводится разъяснительная работа по привлечению женщин-калмычек в рыбную промышленность, открываются детские учреждения, родильные палаты, общественные женские бани, курсы кройки и шитья и др.
В феврале 1921 г. на первой Калмыцкой областной партийной конференции представители из женотдела внесли предложение о «скорейшем раскрепощении женщин от восточного рабства и деспотизма мужчины, обязав всех партийных работников широко содействовать для расторжения этих путей» [7, л. 72]. В особенности их беспокоило ношение женского камзола2. Активистки женского движения настаивали признать преступлением и вредным для калмыцких девушек ношение камзола. В целом по стране проходили массовые мероприятия по освобождению женщин Востока. И не в первый и не в последний раз женская одежда рассматривалась как порабощающий, сексистский фетиш [18, с.222]. Тем не менее, женский вопрос, как одно из новых явлений в жизни калмыцкого общества, вызвал определенный резонанс и бурную дискуссию среди делегатов партконференции. В итоге участниками конференции было вынесено решение: признать камзолы вредными для девушек и будущего молодого поколения и поручить ЦИКу издать приказ о запрещении ношения камзолов; созвать в мае 1921 г. первый общеженский съезд области, где делегаткам данного мероприятия необходимо было получить новые реформированные платья, вместо камзолов [8, л. 73]. По мнению делегата партийной конференции и председателя областного женского отдела в одном лице Акугиновой и всех женщин, привлечение внимания органов власти к женскому движению являлось началом изменения бесправного положения женщины-калмычки.
В октябре 1922 г. группа участниц 1-й женской конференции Калмыцкой автономной области следующим шагом ходатайствует о представительстве женщины-калмычки в органах власти - назначении членом ЦИК женщины: «так как, сколько бы вас, мужчин, ни было в ЦИКе, а вопрос о женщинах остается без внимания и "глухим", несмотря на ваши благие намерения» [9, л. 503]. Однако трансформировать веками устоявшиеся традиционные представления о роли женщины в семье и обществе для калмыцких властей представлялась проблемой непростой. Поскольку калмыки считали, что женщина не может «принимать участие в общественной жизни. В свое оправдание они приводили калмыцкую пословицу "У женщины хотя волос долог,
да ум короток"» [10, л. 69]. Основная часть калмыцких мужчин воспринимала жену как свою собственность: «женщина калмычка до настоящего времени являлась рабой в семье, нередко в семье коммуниста» [11, л. 172об]. Тем не менее, сотрудники женотдела осуществляли процесс коммуникации и социализации калмыцких женщин. Постепенно у калмыцких женщин повышался уровень сознания, а у местного партийного руководства постепенно складывалось уважение к работникам женотдела.
В работе женотделов успешно сочетались просветительские, классовые и модер-низационные лозунги, выдвигаемые на делегатских собраниях: «Женщины, на передовые позиции!», «Женщины - в Советах!», «Женщина - большая сила в колхозе!», «Женщина в боях за профинплан», «Делегатки Элисты - впереди». Женотдел завоевывал все большую популярность и своими действиями закреплял социальные нормы, правила и статус калмыцкой женщины.
Следует отметить, отмечая заметные успехи советской власти в социальной политике, охране материнства и детства, государственная политика в социальной сфере не всегда совпадала с трансформацией семейно-брачных и гендерных отношений. Мероприятия по вовлечению калмыцкой женщины в социалистическое производство, участие в социально-политической жизни проходили не с такими успехами, как хотелось большевистскому руководству. Так, если в 1924 г. в выборах местные советы участвовало 10% женщин, то в 1925 г. их число увеличилось всего на 18%. К 1928 г. в состав 97 сельских и поселковых советов КАО было выбрано по спискам 2892 чел., из них женщин 478 или 16,5% [4, с. 284]. Таким образом, увеличение доли женщин в советах на всех уровнях продвигалось замедленным темпом. Отмечалось слабое участие женщин в перевыборной кампании, несмотря на усилия со стороны советских властей и женотделов.
Как уже было сказано выше, в области семейно-брачных отношений сложности становления «новой женщины» выражались наиболее рельефно. В калмыцком хото-не (деревне) долгое время сохранялся традиционный калмыцкий семейно-брачный уклад. Это подтверждается многочисленными архивными материалами: «женщине-калмычке в присутствии мужчины нельзя было снимать шапку, халат "хупцун" длинное широкое платье, закрывающее ноги, руки и шею <...> Она не могла есть и пить вместе с мужчинами, а только после <.> Должна была спать в ногах у постели мужа <...> обязана была молча исполнять приказания мужа, его родственников. Младшая сноха эксплуатировалась всеми членами семьи. Соблюдался закон "хадым", т.е. женщина не имела права назвать именем родственников со стороны мужа мужского пола и даже мужа [12, л. 71об]. Лидеры женского движения признавали негативную роль патриархальных представлений населения и усиленно боролись с этим явлением.
В архивных источниках нами зафиксированы практики семейного насилия. В годовом отчетном докладе женотдела за 1924 год отмечалось, что в быту женщине все еще приходилось сталкиваться с устоявшимися национальными традициями. Так, «после смерти мужа, если были дети, женщина не имела права выйти замуж. Хотя в некоторых улусах (районах) этой обычай искореняется. Калым стал заметно изживаться, но в некоторых аймаках пока еще остался» [12, л. 71об]. Архивные документы беспристрастно отражают бесправие и забитость женщины-калмычки в семье и обществе, в том числе произвол мужчин, неуважительное отношение родственников мужа, калым и другие архаизмы старого быта. Пережитки прошлого с трудом изживались в новом социалистическом обществе. К тому же, большинство калмыцких женщин очень настороженно относилось к переменам в семейно-брачных отношениях, предпринятых новой властью. В основном их пугала неизвестность в экономике домашнего хозяйства, сложившаяся по давно устоявшимся традициям кочевых народов.
Тем не менее, женотделы старались искоренить, в свете новых советских традиций, обычаи и обряды в национальных регионах, в том числе и у монголоязычных народов. Общественницы женотделов вели агитационную и пропагандистскую работу среди женщин. Организовывали передвижные культурно-просветительские бригады, получившие название - «Красные кибитки»3. Краснокибиточницы «обучали калмычек элементарным нормам санитарной культуры: уходу за детьми, стирке белья, пользованию мылом, хлебопечению, приготовлению из молока, сметаны и творога. Нередко организовывались общественные бани. Акушерка оказывала женщинам помощь, осматривала их, консультировала, принимала роды, лечила больных» [13, л. 27]. Кроме этого, они проводили юридический ликбез малограмотной калмычке, «разъясняли равенство прав женщин с мужчинами, <...> приучали женщин и девушек к кройке и шитью, разъясняли вредность суеверий и старых обычаев в быту, организовывали чтение книг и газет, агитировали за ликвидацию неграмотности и за осёдлый образ жизни» [17, с. 254]. Таким образом, «красные кибитки» стали яркой путеводной звездой в повседневной жизни кочевниц. Их деятельность во многом трансформировала патриархальные отношения в семье женщины-калмычки и социализировала её в современных условиях. Их инициативные действия по оказанию экстренной помощи в полной мере позволяют нам говорить о «красных кибитках» как о первой комплексной медицинской помощи кочевому калмыцкому народу, внесшей существенный вклад в развитие здравоохранения в Калмыцкой автономной области.
В рамках реализации советского проекта «новая женщина» осуществлялась концепция «социальное материнство». Значительные мероприятия по охране материнства и младенчества проводились по всей стране. Система правовых, экономических и организационных мер, направленных на охрану материнства и младенчества, в начале 1920-х гг. в советской Калмыкии оставалась проблемно ориентированной. К тому же, указанные мероприятия проводились в условиях тяжелейшего голодного бедствия в 1921 году, поразившего калмыцкий народ. В декабре 1921 г. из 186,9 тыс.чел. - голодало 92,4 тыс. детей [15, л. 92]. В начале 1922 г. власти стали выделять голодным детям ежедневное довольствие, хотя установленная норма детского питания не всегда выдерживалась из-за отсутствия продуктов питания. В голодный 1921-й год увеличилось число беспризорных детей, количество которых достигло 1 тыс. чел. В ноябре 1921 г. только из Икицохуровского улуса в поселок Калмыцкий базар перебралось 120 детей в возрасте от 3 до 16 лет [1, с. 78]. Еще в августе 1923 г. в докладе заведующего облздравом озвучивалось: «не удалось до сего времени открыть ни одного учреждения не только в глуби степи, но и прилегающих к городу районах» [14, л. 268]. Отсутствие финансовых средств не позволило секции охраны материнства и младенчества организовать приюты и ясли в улусах области, и ее деятельность ограничивалась только лишь контролем за санитарным состоянием школ и детских домов. Лишь к началу 1930-х гг. улучшается качество жизни женщин и детей. Увеличивается количество лечебных, дошкольных и школьных учреждений: организована работа 8 консультаций для женщин с грудными детьми, 2 молочные кухни, 3 пункта охраны здоровья детей, 4 лагеря для юных пионеров, 1 детская оздоровительная площадка, детские ясли на 240 чел., 31 сельские ясли в летнюю кампанию на 620 чел. [16, с. 31].
Таким образом, соединение просветительского и политико-идеологического начал позволило приподнять авторитет и роль участия женщин в общественно-политической жизни и семье. Порожденная традиционными женскими стереотипами в кочевом обществе, калмыцкая женщина в первые два десятилетия советской власти не соответствовала и не особо стремилась к формату «новой женщины». Стойкие патриархальные
установки и традиционные тендерные практики, устойчивые экономические основы неравенства, неразвитость самой социальной сферы в целом создавали серьезные трудности и противоречия в моделировании образа калмыцкой женщины. Так, проект по созданию нового быта и создания коммунальной жизни через организацию столовых, детских яслей и садов, общих прачечных и освобождения женщины от домашней работы потерпел полный крах в Калмыцкой автономной области. Женское население состояло почти на 90% из сельских жителей, причем ведущих в основном кочевой образ жизни, и в этом своеобразие и проблема в становлении образа «новой женщины». Архивные источники беспристрастно подтверждают, что культурная и политическая отсталость, полная неграмотность основного женского населения не могла быть преодолена за короткий исторический промежуток времени, несмотря на давление и идеологические установки центральных органов власти.
Примечания
1. На одну кибитку в среднем приходилось 4,7 человека.
2. Грудной корсет, который обязаны были носить девушки до замужества под платьем, он туго стягивал грудную клетку и способствовал развитию заболеваемости туберкулеза легких.
3. «Красные кибитки» были созданы вначале в Казахстане, затем они возникли в других районах страны с кочевым населением. Основной целью создания «красных кибиток» были пропаганда советской идеологии.
Список литературы
1. Бадмаева Е.Н. Калмыкия в начале 1920-х годов: голод и преодоление его последствий. (Монография). - Элиста: АОр «НПП «Джангар», 2006. - 182 с.
2. Конституция (основной закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики: опубликована в № 151 «Известий Всерос. центр. исполн. комитета» от 19 июля 1918 г. - М.: Изд-во Всерос. центр. исполн. ком. Р., С., К. и К. депутатов, 1918. - 31 с.
3. Ленин В.И. Письмо И.Ф. Арманд от 24 января 1915 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. - С. 56.
4. Максимов К. Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII-XX вв.). - М.: Наука, 2002. - 524 с.
5. Национальный архив Республики Калмыкия (далее - НА РК). Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 74. Л. 172.
6. НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 74. Л. 55.
7. НА РК. Ф. П.-1.Оп. 1. Д. 8. Л. 72.
8. НА РК. Ф. П.-1.Оп. 1. Д. 8. Л. 73.
9. НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 307. Л. 503.
10. НА РК. Ф. П.-1.Оп. 1. Д. 8. Л. 69.
11. НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 74. Л. 172об.
12. НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 74. Л. 71об.
13. НА РК. Ф. Р.-18. Оп.1. Д.18. Л.27
14. НА РК. Ф. Р.-9. Оп.1. Д. 225. Л. 268.
15. НА РК. Ф.Р-22. Оп. 1. Д. 230. Л.92.
16. Народное здравоохранение // 10 лет Калмыцкой автономной области (1920-1930). - Астрахань: Калмиздат, 1930. - С. 28-33.
17. Очерки истории Калмыцкой АССР. Т.2. Эпоха социализма. - М.: Наука, 1970. - 431 с.
18. Стайтс Р. Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860-1930. - М.: РОССПЭН, 2004. - 305 с.
19. Сталин И.В. О проекте конституции Союза ССР. Доклад на чрезвычайном VIII Всесоюзном Съезде Советов 25 ноября 1936 года // Большевик. 1936. № 23.
