CC BY
37
ТРУДНОЕ ВОЗВРАШЕНИЕ К БЫТИЮ: РАЗДУМЬЯ НАД КОНТИНУАЛИСТСКОЙ КОНЦЕПЦИЕЙ
АЛЕКСАНДРА СВИТИНА
Информационная химия, континуалистика, проблема бытия, история науки, философия науки.
Выход в свет монографии доктора философских наук, профессора А.П. Свитина «НЕ-разрушающее познание: Сумма онтологий» представляется важной вехой в эволюции отечественной научно-философской мысли вообще и в становлении информационной химии в частности. Цель же данной статьи заключается в том, чтобы обозначить и, по возможности, прояснить некоторые основания концепции «неразрушающего познания», не легитимизированные в рамках стандартного книжного текста.
С позиций холистического подхода, мало-помалу завоевывающего признание в последние десятилетия, автор выступает против допущения, будто можно исследовать мир «без оглядки на свойство неделимой целостности — континуальности» [Свитин, 2011, с. 8]. Против технократического отношения к природе и, соответственно, против инструменталистского понимания науки. Теоретический поиск выразился в появлении таких не совсем привычных слов, как «адекватизация науки», «экологизация знания», «антигенный техномир», «генная биосфера», «природогенная цивилизация» и множество им подобных [Там же, с. 12—13]. Термины вполне в духе времени: несмотря на сциентистское звучание, содержанием они нагружены скорее антисциентистским, гуманистическим. И это симптоматично. Научная мысль пытается вернуться к своим жизненным истокам, к бытию во всей его полноте, однако долгожданное возвращение пока еще остается трудной задачей. Как всегда бывает в подобных случаях, на первых порах оно осуществляется под знаком возрождения подлинного смысла тех идей, которые якобы претерпели искажение, осуществляется в пределах, заданных чуждым концептуальным аппаратом, на чужом языке, несущем на себе печать отвергаемых физикалистских установок [Там же, с. 28]. Тем не менее незамутненность, первоначальная чистота, можно сказать, первобытная мощь истока, питающего континуалистику, поддерживает цельность и последовательность рассуждений автора: «...Если в качестве главной цели науки полагать всё-таки истиноискание, а не природопользование, то у человека другого пути реализоваться как хомосайенс, по-видимому, нет» [Там же, с. 16].
На наш взгляд, драматизм истории западной цивилизации проявляется в том, что порожденная, прежде всего волей к знанию (вспомним идеи Мишеля Фуко), эта цивилизация — устами своих ярчайших мыслителей — беспрестанно повторяет, что утратила способность понимать (вспомним Гуссерля, Хайдеггера, Лаку-Лабар-та). Способность познавать в том высоком смысле слова, в котором говорили о познании древние эллины. Ведь уже они решились противопоставить «многознанию» «знание сущности», «знание целого», «знание всего» и обозначили когнитивный и жизненно-практический идеал словом «философия». Многие сегодня предпочитают говорить об информации вместо того, чтобы задумываться о знании и понимании. Знание отождествляется с информацией. В этом нам видится одна из бесчис-
ленных метаморфоз позитивизма. А значит, столь популярный сегодня информационный подход, на который возлагают надежды ученые и философы, сам нуждается как минимум в радикальном переосмыслении своего ключевого концепта, в возвращении от физикалистски трактуемых информационных процессов к исходной антропоонтологической интуиции знания-бытия. Именно такое возвращение и начинается, по нашему искреннему убеждению, на страницах «НЕ-разрушающе-го познания»: информационная химия, как она трактуется А.П. Свитиным, тщательно разграничивающим ее онтологические, гносеологические и социологические аспекты, является отнюдь не продолжением, так сказать, «информационной физики», а скорее ее диалектическим отрицанием.
Расширительная трактовка химических понятий, доводящая их до уровня общеметодологических принципов, до уровня мировоззренческих метафор, придает книге особый шарм. Казалось бы, прозаические явления из области естествознания наделяются магией гераклитовских философем. Замечательна аналогия между предельно допустимой концентрацией и «гедонистическими аспектами психической деятельности человека» (действие алкоголя и наркотических веществ, ли-бидизация отношений, слишком громкая и чрезмерно ритмическая музыка), в основе которых лежит «неприродогенная сверхконцентрация активаторов» [Там же, с. 149]. На базе учения Фуко о дисциплинарной власти развивается представление о «химической власти» человека над объектами химической реальности [Там же, с. 161]. Наконец, предпринимается попытка навсегда покончить с угрозой физического редукционизма, радикально переосмыслив предмет химии и надежно обезопасив ее границы от посягательств извне: «Химию... можно рассматривать как способ (науку или искусство) активирования заторможенной, "спящей" в веществе (материи) потенциальности, которую можно было бы назвать информационной потенциальностью, учитывая ту модальность, которая придается понятию информация в широком смысле слова» [Там же, с. 252—253].
Подход в высшей степени плодотворный, хотя, например, насчет «модальности» с автором книги, заблаговременно предупредившим читателя о своем намерении толковать «информацию» в двух «регистрах» [Там же, с. 17], согласиться нелегко. Правомерно, конечно, назвать «информационными параметрами» упорядоченность, дискретность, форму [Там же, с. 17], то есть, очевидно, всё то, что отвечает критерию галилеевских первичных качеств. Но зачем в таком случае (в угоду материалистической традиции?) обозначать тем же самым словом как раз то, что этим «параметрам» должно быть противопоставлено — «множество характеристик содержания мира» [Там же, с. 17]. Обработка информации по определению не тождественна пониманию смысла. И машины, и люди, и прочие природные системы способны эффективно перерабатывать информацию, не понимая ее! Между тем на карту, насколько помнится, поставлено «свойство неделимой целостности», поставлено единство космического бытия, в которое, по точному выражению автора, не просто встроены, а «вживлены» биологические системы [Там же, с. 25] и которое, добавим мы, окончательно обретается лишь посредством всепонимающего духа (а не цифрового устройства), всепроникающей мировой души, в акте самопознания (а не считывания информации). Идеальная полнота бытия служит целью и неутомимым, немеханическим двигателем эволюционно-космических процессов. Неиссякаемым источником нового и вневременным «местопребыванием» вечного. Платон предостерегает от роковой ошибки, характерной для обыденного мышления: «Мы... утверждаем, будто этому бытию непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на
небесах, будто бы и не существует» [Платон, 1971, с. 493—494]. Демонстрируя блистательный синтез разнообразных и, казалось бы, несовместимых философских традиций, один из творцов науки Нового времени, математик, теолог и алхимик Исаак Ньютон писал: «...Есть бестелесное существо... которое в бесконечном пространстве, как бы в своем чувствилище, видит все вещи вблизи, прозревает их насквозь и понимает их вполне благодаря их непосредственной близости к нему» [Ньютон, 1954, с. 280—281]. Непосредственным проявлением такого понимания, нередко отождествляемого также с божественной любовью и всемогуществом, выступает само существование физических объектов, их движение в пространстве, взаимное тяготение. Возможны различные интерпретации концепта бестелесного существа. Важно то, что без этого концепта ни Ньютону, ни Лейбницу, ни Декарту, ни Гоббсу, ни (несколько ранее) Бэкону обосновать так называемую «механистическую» картину мира, придать ей стройность и завершенность не удалось бы. Здесь мы вплотную подходим к проблеме зарождения современной естественнонаучной, в частности химической, парадигмы, когда-то открывшей перед человечеством невиданные перспективы познания и преобразования мира, но к настоящему моменту времени, очевидно, уже исчерпавшей свой потенциал. И для того чтобы действительно выдвинуться на лидирующие позиции в области философии науки, континуалистике предстоит ясно и отчетливо ответить на ряд очень непростых вопросов. Точнее, ответить на них по-новому, поскольку вопросы эти из разряда вечных.
Во-первых, почему всё-таки на протяжении долгих столетий химики не были готовы принять атомистическую гипотезу строения вещества? Чтили Платона и Аристотеля, но ничего не слышали об идеях Демокрита? Вряд ли. Учение Эпикура пользовалось популярностью. Главным образом, конечно, в сфере нравственной философии, но и «физикам» оно было известно тоже. И что в конце концов заставило далеких потомков Джабира и Ар-Рази изменить свои предпочтения? Уместно вспомнить старинный пост-схоластический спор об интуссусцепции и юкстапози-ции. Предположим, что некоторое вещество образовано соединением атомов двух разновидностей. Возникает дилемма. Либо в результате простого уменьшения количества вещества должно получиться новое вещество (тождественное одной из разновидностей атомов-компонентов), либо, войдя в состав целого, части перестают быть тем, чем они были по отдельности. С точки зрения современной химии так оно и есть. Но принять еще не значит понять. Да, часть несет на себе печать принадлежности к целостности, пронизана и преобразована сущностью более высокого порядка, однако такой холистический (диалектический) подход в корне противоречит идее существования вечных, неделимых, нерушимых, неизменных элементов — атомов. По крайней мере, противоречит физико-механической интерпретации этой идеи. Другой же интерпретации на заре утверждения химической атомистики быть не могло. Не случайно носители химических качеств (ртуть, медь, соль) мыслились (и правильно) как идеальные сущности, подобные скорее душевным качествам, чем упругим шарикам вещества. Тем не менее атомистические идеи восторжествовали. Что этому способствовало? И что именно было принесено в жертву зарождавшейся инструментальной науке и идеологии природопользования?
Во-вторых, почему в распоряжении химиков так долго не было термометра? Технические предпосылки для появления столь полезного устройства были налицо еще до начала нашей эры, но изобретение не состоялось. По-видимому, не жаловали европейские химики ни весы, ни часы (пусть даже водяные или песочные, хотя после обнаружения антикитерского механизма мы вправе ожидать и большего). И
это несмотря на грандиозные достижения таких гигантов, как Аль-Бируни или Ал-Хазини, определивших удельные веса веществ (плотность) и фактически опередивших свою эпоху на полтысячелетия. Опять же, привычные ссылки на роковое влияние Аристотеля, на унаследованное от античности неверие в возможность применения математики к исследованию природы не представляются убедительными. Ведь алхимия развивалась в неразрывной связи с астрологией, включавшей комплекс высокоматематизированных астрономических знаний. Вспомним металлопланетную символику, принцип единства микрокосма и макрокосма, нео-пифагорейские теории. Но пример Обсерватории (то, что революция в астрономии ассоциируется не с подвигом Ат-Туси или Улугбека, а с именем пигмея, — печальный курьез) лабораторию почему-то не вдохновлял. Очевидно, математизации и инструментализации сопротивлялась именно химическая составляющая внутри единого физико-астрономо-химико-технического комплекса знаний. Она же конституировала и особенности медико-химико-фармацевтического опыта. Какие именно методологические установки, жизненные ценности обусловили это длительное сопротивление, а в дальнейшем — отказ от него?
В-третьих, чем с точки зрения информационной химии обусловливаются химические свойства: строением электронных оболочек, строением (составом) атомного ядра или «атомным весом», посредством какого механизма связаны эти три детерминирующих фактора между собой? Правомерно ли говорить о химических свойствах применительно к объектам субатомного порядка? Необходимо, конечно, предложить и некоторое новое понимание химического элемента (либо открыто отказаться от данного концепта).
Таким образом, континуалистика находится в самом начале своего пути. Перед этой многообещающей философской концепцией стоит двусторонняя задача: объяснить природу химизма (определить предмет химической науки) и вместе с тем осуществить рефлексию над собственными основаниями, ясно понять свое место в истории естественнонаучных идей.
Библиографический список
1. Ньютон И. Оптика, или Трактат об отражениях, преломлениях, изгибаниях и цветах
света. 2-е изд. М.: Гостехиздат, 1954. 367 с.
2. Платон. Тимей // Соч.: в 3-х т. М.: Мысль, 1971. Т. 3, ч. 1. С. 455-541.
3. Свитин А.П. НЕ-разрушающее познание: Сумма онтологий. Красноярск: Сибирский
федеральный университет, 2011. 270 с.
