Научная статья на тему 'Три слагаемых гончаровского идеала российского предпринимателя'

Три слагаемых гончаровского идеала российского предпринимателя Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
891
157
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГОНЧАРОВСКАЯ ТРИЛОГИЯ / ТРИАДА ОБРАЗОВ / ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ / ВОПЛОЩЕНИЕ ИДЕАЛА / ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС / THE GONCHAROV’S TRILOGY / A TRIAD OF IMAGES / ENTREPRENEURSHIP / IDEAL / HUMAN PROGRESS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кравчук Александр Ярославович

В статье, опирающейся на биографические сведения о И.А. Гончарове, тексты его художественных и критических произведений, прослеживается динамика образов гончаровских героев-предпринимателей Петра Адуева, Андрея Штольца и Ивана Тушина. Сопоставительный анализ триады образов позволил выделить ключевые типологические черты эталона российского предпринимателя, наиболее полно воплотившегося, по мнению самого писателя, в лице Ивана Тушина.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Three Components of Goncharov’s Ideal Russian Businessman

The article is based on personal data concerning the life of famous writer I.A. Goncharov, texts of his fictions and critique. It explores the dynamics of three images of businessman in Goncharov’s novels – Peter Aduev, Andrew Stolts and Ivan Tushin. The comparative analysis of these characters allows to trace the key features of the ideal Russian businessman, whose personification is, according to the writer, Ivan Tushin.

Текст научной работы на тему «Три слагаемых гончаровского идеала российского предпринимателя»

культурология. ФИЛОЛОГИЯ. ЛИНГВИСТИКА

УДК 809 А. Я. Кравчук

три слагаемых гончаровского идеала российского предпринимателя

В статье, опирающейся на биографические сведения о И.А. Гончарове, тексты его художественных и критических произведений, прослеживается динамика образов гончаровских героев-предпри-нимателей Петра Адуева, Андрея Штольца и Ивана Тушина. Сопоставительный анализ триады образов позволил выделить ключевые типологические черты эталона российского предпринимателя, наиболее полно воплотившегося, по мнению самого писателя, в лице Ивана Тушина.

Ключевые слова: гончаровская трилогия, триада образов, предпринимательская деятельность, воплощение идеала, человеческий прогресс.

Three Components of Goncharov’s Ideal Russian Businessman. ALEKSANDR Ya. KRAVCHUK (Eastem-Siberian State Academy of Education, Irkutsk).

The article is based on personal data concerning the life of famous writer I.A. Goncharov, texts of his fictions and critique. It explores the dynamics of three images of businessman in Goncharov’s novels -Peter Aduev, Andrew Stolts and Ivan Tushin. The comparative analysis of these characters allows to trace the key features of the ideal Russian businessman, whose personification is, according to the writer, Ivan Tushin.

Key words: the Goncharov’s trilogy, a triad of images, entrepreneurship, ideal, human progress.

Образ предпринимателя в сознании Ивана Александровича Гончарова сложился еще в детские и отроческие годы. Известно, что отец и мать писателя принадлежали к купеческому сословию, а сам он восемь лет провел в московском коммерческом училище. Но материнские надежды, что сын продолжит купеческую династию, не оправдались, зато детские и юношеские наблюдения сформировали у Гончарова представление о коммерческой деятельности и о том, каким должен быть истинный предприниматель. Эти наблюдения во многом определили специфику образов деловых людей в романах Гончарова.

Вышедший в свет весной 1847 г. роман «Обыкновенная история» подарил русской литературе принципиально новый тип героя - героя-предпри-нимателя. Отмеченное критикой сходство Петра Адуева с Чичиковым скорее поверхностное, так как при всех своих недостатках гончаровский герой, в отличие от гоголевского, личность безусловно положительная, накопившая свой капитал при помощи законной предпринимательской деятельности.

В октябре 1852 г., когда был уже опубликован «Сон Обломова» и писателем обдумывался и вынашивался новый образ героя-предпринимателя -Андрея Штольца, в жизни Гончарова случилось

важное событие: он стал участником кругосветного путешествия на парусном военном корабле - фрегате «Паллада». С первых же дней путешествия Гончаров начинает вести подробный путевой журнал. В наблюдениях Гончарова важное место занимает тема разрушительного влияния предпринимательской деятельности на традиционный уклад жизни некоторых стран и народов. Подмечая «неутомимую жадность» английских и американских негоциантов, Гончаров, тем не менее, в своих записях склонен к идеализации предпринимательского духа и энергии деловых людей. Безусловно, это путешествие во многом повлияло на окончательный вариант образа Штольца в «Обломове» и предвосхитило появление в «Обрыве» образа Ивана Тушина.

Гончаров, не однажды отмечавший тесную и последовательную связь между собою трех своих романов («Обыкновенной истории», «Обломова» и «Обрыва»), осмысливал эту связь как отражение в своем творчестве, «как в капле воды, периодов русской жизни» («Я... вижу не три романа, а один. Все они связаны одною общею нитью, одною последовательною идеею - перехода от одной эпохи русской жизни, которую я переживал, к другой -и отражением их явлений в моих изображениях,

КРАВЧУК Александр Ярославович, аспирант кафедры литературы (Восточно-Сибирская государственная академия образования, Иркутск). E-mail: lancelot14@rambler.ru © Кравчук А.Я., 2012

портретах, сценах, мелких явлениях и т. д.» [4, т. 8, с. 66]).

Именно в последней части трилогии - «Обрыве» - должен был появиться образ героя, ставшего воплощением некоего идеала русского человека. Мешающие воплощению идеальных черт в русском человеке излишний романтизм Александра Адуева, лень и апатия Обломова, видоизменившись и ассимилировавшись, еще в большей степени предстали в образе Райского. Называя Райского «сыном Обломова», писатель не без грусти понимает, что «Райский - герой следующей, то есть переходной, эпохи. Это проснувшийся Обломов: сильный, новый свет блеснул ему в глаза. Но он еще потягивается, озираясь вокруг и оглядываясь на свою обломовскую колыбель» [4, т. 8, с. 69].

Задумав мощнейшую женскую фигуру Татьяны Марковны Бережковой, писатель долгое время не заканчивает «Обрыв», наблюдая за радикальными изменениями в русском обществе 60-70-х годов XIX в. Когда роман был окончен, стало окончательно ясно, что образ Бабушки, олицетворяя собою патриархальность России, ее незыблемые устои добра и справедливости, все-таки концептуально не подходит под образ идеального человека того времени, так как не отвечает важнейшей характеристике эпохи - стремлению к обновлению и развитию. А образ так называемого нового человека Волохова и вовсе оказался карикатурным и воспринимался читателем крайне негативно.

Таким образом, Гончаров приходит к мысли о поиске идеального героя в другой среде - среде предпринимательства. Отвечая на критические замечания в адрес «Обрыва», писатель пишет в статье «Лучше поздно, чем никогда»: «Ведь у меня в книге есть фигура - бледная, неясная - намек, так сказать, но намек на настоящее новое поколение, на лучшее его большинство: это Тушин или Тушины, начиная с вершин русской лестницы и донизу!» [4, т. 8, с. 89].

Появившийся только во второй части последнего романа трилогии Иван Иванович Тушин не только стал для великого классика эталоном российского предпринимателя, но и воплотил в своем образе общечеловеческое понимание истинного идеала нравственной красоты и гармонии.

Генезис образа Ивана Тушина определен двумя его «предшественниками» из первой и второй частей гончаровской трилогии - образами героев-прагматиков Петра Адуева и Андрея Штольца.

Впервые детально охарактеризовать поколение деловых людей Гончаров попробовал в первой части трилогии - романе «Обыкновенная история». Попытка найти идеал делового человека в столичном высшем свете объясняет аристократиче-

ские внешность и манеры Петра Адуева, который предстает перед читателем как «высокий, пропорционально сложенный мужчина, с крупными, правильными чертами смугло-матового лица, с ровной красивой походкой, с сдержанными, но приятными манерами». Он умел владеть собою, «не давать лицу быть зеркалом души» [4, т. 1, с. 42]. «Одевался он всегда тщательно, даже щеголевато, но не чересчур, а только со вкусом; белье носил отличное; руки у него были полны и белы, ногти длинные и прозрачные» [4, т. 1, с. 43]. По сравнению со Штольцем и Тушиным жизнь Адуева-старшего статична: Петр Иванович «двадцати лет был отправлен в Петербург.и жил там безвыездно семнадцать лет» [4, т. 1, с. 40].

Появление образа дяди в романе оправданно и композиционно, и сюжетно: столкновение двух характеров - дяди и племянника - дало возможность писателю раскрыть очень важные процессы современной ему общественной жизни. Превращение мечтательного, романтически экзальтированного юноши в холодного, расчетливого дельца позволило Гончарову показать не только «обесче-ловечивание» человека, но и философию жизни петербургских дельцов. В «Обыкновенной истории» Гончаров не просто нанес «страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму» [2, с. 328], как небезосновательно заметил В.Г. Белинский, но и выразил намек на определенный новый «мотив», начинающий вырисовываться в 1840-х годах: «слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого дела, в борьбе с всероссийским застоем» [4, т. 8, с. 84]. «Представитель этого мотива в обществе был дядя: он достиг значительного положения в службе, он директор, тайный советник, и, кроме того, он сделался и заводчиком. Тогда, от 20-х до 40-х годов - это была смелая новизна, чуть не унижение... Тайные советники мало решались на это. Чин не позволял, а звание купца не было лестно» [4, т. 8, с. 98]. Гончаров не случайно отмечает некую новизну образа Петра Адуева: совмещение должности чиновника и предпринимательской деятельности в те годы действительно было крайне смелым шагом.

Образ дяди собирателен: большое количество молодых людей приезжали в столицу «делать судьбу и карьеру» [4, т. 1, с. 61], но лишь самые смелые и предприимчивые из них, разочаровавшись в государственной службе, пытались реализовать себя в коммерческой деятельности. Источник изначального капитала для будущего дела человек искал сам, но обычно это были личные накопления, наследство или займы. Самым распространенным способом того времени воспользовался Петр

Адуев, продав для этих целей «свое небольшое имение». Денежные вливания были нужны герою, чтобы «пользоваться жизнью», и, хотя нет в романе детального описания предпринимательской деятельности Петра Адуева, чувствуются его практическая сметка и деловая жилка во всем. Дядя, еще не повидав племянника, моментально дает толковые распоряжения: снять Александру недорого дешевую квартиру, а привезенные племянником гостинцы продать лавочнику по довольно выгодной цене. Дядина помощь Александру практическая: дать взаймы денег («Все у дяди лучше взять, чем у чужого, по крайней мере без процентов»), найти такое место службы, где тот мог бы «доставать деньги» [4, т. 1, с. 63]. Прочитав романтические письма Александра, Петр Адуев находит возможным продать их собирателям подобной коллекции. С одной стороны, мы видим полного сил и идей предпринимателя, но с другой - человека, для которого нет ничего святого, ибо в сферу товарно-денежных отношений Адуев-старший включает всё без исключения, даже чувства и личную жизнь других людей.

Противоречивость героя показывается Гончаровым в двух письмах: одно пишет сам Александр о дяде, а второе - диктует ему дядя о себе. Романтик Александр считает главным недостатком Адуева-старшего его постоянную занятость: «вечно в делах, в расчетах. дух его будто прикован к земле» [4, т. 1, с. 65]. Петр Адуев напоминает Александру пушкинского демона, так как «сердцу его чужды все порывы любви, дружбы, все стремления к прекрасному» [4, т. 1, с. 66].

Рефлексия дяди во втором письме делает его образ глубже и разностороннее, ибо в его самохарактеристике есть не только мысли, подобные такой, как «Дело доставляет деньги, а деньги комфорт», но и доказательства высокого культурного уровня героя-прагматика. Петр Иванович «знает наизусть не одного Пушкина, читает на двух языках, имеет прекрасную коллекцию картин, часто бывает в театре» [4, т. 1, с. 73].

В «Обыкновенной истории» предстают два образа Адуева-старшего: в начале романа - циничного и неромантичного дельца - и в эпилоге - пресытившегося деньгами человека, но так и не нашедшего личного счастья. «От лет ли, от обстоятельств ли, но он как будто опустился. Движения его были не так бодры, взгляд не так тверд и самоуверен. Он ходил (в 50 лет) немного сгорбившись. имел заботливое, почти тоскующее выражение лица» [4, т. 1, с. 318]. Есть богатство, красавица жена, но в душе нет «и следа страсти», жена необходима ему «по привычке». Карьеру сделал великолепную: скоро должен быть представлен в тайные советники (весьма высокое звание, соответствующее 3-му

классу «Табели о рангах»). Он «расчелся с компа-нионами, и завод принадлежит ему одному», принося «до сорока тысяч чистого барыша без всяких хлопот» [4, т. 1, с. 319].

Однако, несмотря на богатство и статус героя, ничего, кроме жалости, он вызвать не может. Гончаров подчеркивает в «Обыкновенной истории» не только утопичность взглядов романтически настроенной молодежи того времени, но и заблуждение людей, главным смыслом жизни которых становится неотступное желание не переставать «трудиться, отличаться, богатеть» [4, т. 1, с. 321]. Такую жизнь автор называет «бесцветной и пустой».

Тем не менее в первой части трилогии Гончаров определил известное прогрессивное значение для русской жизни таких людей, как Адуев-дядюшка. Петр Иванович честен и тверд. Любит заниматься делом и убежденно говорит о себе и о людях своего типа: «Мы принадлежим обществу... которое нуждается в нас». Образ дядюшки, несомненно, импонировал писателю: он внес в его интеллектуальный и нравственный облик идеализирующие его черты. Но Гончарову многое и не нравилось в людях такого типа. По точному наблюдению Белинского, дядюшка - «эгоист, холоден по натуре, не способен к великодушным движениям» [2, с. 335].

Писатель напрямую критикует и обличает несостоятельность предпринимательских принципов Адуева-старшего: «Что было главной целью его трудов? Трудился ли он для общей человеческой цели... или только для мелочных причин, чтобы приобрести между людей чиновное и денежное значение... О высоких целях он говорить не любил, называя это бредом, говорил сухо и просто, что надо дело делать» [4, т. 1, с. 322].

Таким образом, Гончаров показал в первой части трилогии ломку старых отношений и понятий в предпринимательской российской среде, появление новых характеров среди столичной деловой элиты, определив тем самым первое слагаемое идеала российского предпринимателя 40-50-х годов XIX в. - «трезвое сознание необходимости дела, труда, знаний» [4, т. 8, с. 89].

Но дядюшка вовсе не был подлинно новым человеком и тем более выразителем борьбы с всеобщим российским застоем. Несмотря на честность и порядочность Петра Ивановича, жизнь его самого и его жены лишена поэзии, страсти, каких бы то ни было увлечений. («Он заел ее век, задушил ее в холодной и тесной атмосфере» [2, с. 341]). Сам Петр Иванович вдруг осознает крах своего пропитанного мещанством идеала семейного счастья и быта. По точному замечанию Иннокентия Анненского, именно эгоистичность героя рушит его мечты о человеческом счастье: «Колесницу его, адуевско-

го, счастья везут две лошади: фортуна и карьера, а все эти искусства, знания, красота личной жизни, дружба и любовь ютятся где-то на козлах, на запятках - в самой колеснице одна его адуевская особа» [1, с. 263].

Упрекнуть в подобном эгоизме нельзя Андрея Штольца - героя-прагматика второй части трилогии, романа «Обломов». Его личность до сих пор вызывает самые горячие споры среди литературоведов. Может быть, лучшего друга Обломова, обрусевшего немца Штольца, можно назвать идеалом российского предпринимателя?

Критикуемые «бледность», «ходульность» образа Штольца автор объясняет собирательностью образа, утверждая, что Андрей Иванович - это «просто идея». Для Д. Мережковского, представителя начала XX в., «Штольц - уже не символ, а мертвая аллегория» [8, с. 134].

Отвечая на вопросы критики, «отчего немца, а не русского поставил» автор «в противоположность Обломову», Гончаров объяснил это следующим образом: «Я мог бы ответить на это, что, изображая лень и апатию, во всей ее широте и закоренелости, как стихийную русскую черту, и только одно это, я, выставив рядом русского же, как образец энергии, знания, труда, вообще всякой силы, впал бы в некоторое противуречие с самим собою, то есть с своею задачей - изображать застой, сон, неподвижность. Я разбавил бы целость одной, избранной мною для романа стороны русского характера» [4, т. 8, с. 86]. Писатель уверен, что лучшие и богатые промышленники, торговцы и предприниматели именно немцы. Он «взял родившегося здесь и обрусевшего немца и немецкую систему неизнеженного, бодрого и практического воспитания». Для идеи писателя крайне важно, что «Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную» [4, т. 2, с. 149]. Матери не нравились «трудовое, практическое воспитание» отца и сам по себе немецкий характер, «а в сыне ей мерещился идеал барина» [4, т. 2, с. 152]. Классик подчеркивает «полезность этого притока постороннего элемента к русской жизни», вносящего «во все роды и виды деятельности прежде всего свое терпение, настойчивость своей расы». По мнению писателя, «всюду они служат с Россией и России и большею частию становятся ее детьми» [4, т. 8, с. 81].

Именно «немецкое воспитание на русской почве» принесло прекрасные плоды: Андрюша отлично учился («на беду» для матери), скоро сделался репетитором. В 14-15 лет все делал самостоятельно и ни разу не дал промаха. Отец платил ему за каждое поручение по 2-3 рубля. Работая в конторе отца, Андрей с детства получал жалованье 10 рублей в месяц и расписывался за него в книге. Кроме

того, «у отца он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем университете. получил призвание к преподаванию» [4, т. 2, с. 154]. Внешность Штольца отражает основные черты его характера: он «весь составлен из костей, мускулов и нервов. худощав; цвет лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные» [4, т. 2, с. 157], потому друг Обломова, в отличие от Адуева-старшего, «беспрестанно в движении. когда он успевает - бог весть».

Насколько автор дает очень мало информации о предпринимательской деятельности Петра Адуева, настолько скупо сообщает и о роде деятельности Андрея Штольца. Известно только, что «он служил, вышел в отставку, занялся своими делами и в самом деле нажил дом и деньги», а сейчас (в возрасте за 30 лет) «участвует в какой-то компании, отправляющей товары за границу» [4, т. 2, с. 157].

Прослеживается тесная внутренняя связь Адуева и Штольца, поэтому многие характеристики штольцевской жизнедеятельности можно отнести и к его «предшественнику», как, например: «Он шел твердо, бодро; жил по бюджету, стараясь тратить каждый день, как каждый рубль, с ежеминутным, никогда не дремлющим контролем издержанного времени, труда, сил души и сердца»; «Простой, то есть прямой, настоящий взгляд на жизнь - вот что было его постоянною задачею»; «Больше всего он боялся воображения . всякой мечты. Он считал себя счастливым уже и тем, что мог держаться на одной высоте» [4, т. 2, с. 158-159].

Именно в штольцевские уста вложил великий русский писатель слова, которые можно считать девизом и Петра Адуева, и Андрея Штольца: «Труд -образ, содержание, стихия и цель жизни, по крайней мере моей». Не случайно рефреном звучит во втором романе Гончарова фраза, являющая собою кредо предпринимателя: «Теперь или никогда!». Штольц, лишенный, в отличие от Адуева-старше-го, тотального эгоизма, посвятил свою предпринимательскую деятельность не одному личному обогащению. Все его дела направлены на борьбу с «всероссийским застоем», так как позитивно влияют на экономическое развитие России. Доказательством этого служат кардинальные изменения Обломовки, в которой благодаря стараниям друга Обломова появились больница и школа и которой суждено стать станцией железной дороги. Таким образом, к адуевскому «трезвому сознанию необходимости дела, труда, знаний», исключив аду-евский всеобъемлющий эгоизм, Гончаров на примере Штольца добавляет второе слагаемое идеала предпринимателя - «красоту человеческого дела» [4, т. 2, с. 366], подразумевая под словом «красота»

благородство помыслов предпринимателя с обязательной направленностью его деятельности на улучшение экономического состояния страны.

Как ни парадоксально, но именно чрезмерная работоспособность Штольца, его прагматический ум и трезвый взгляд на мир отмечаются многими критиками как главные недостатки героя, уподобляемого критикой машине, главное достоинство которой -функциональность. Даже, казалось бы, такие литературные оппоненты в оценке романа «Обломов», как Н. Добролюбов и А. Дружинин, солидарны в характеристике Штольца, называя его «обыкновенным человеком» [6, с. 164] и утверждая не без оснований, что «Штольц не дорос еще до идеала общественного русского деятеля» [5, с. 555]. П. Вайль и А. Генис называют его «гомункулом, созданным в литературной пробирке», и «этнографическим немецко-русским коктейлем, на котором должна работать неповоротливая российская махина» [3, с. 168].

На примере взаимоотношений Ольги и Штольца Гончаров пытается вывести некую универсальную формулу семейного счастья. Как мы помним, счастливая семейная жизнь Петра Адуева невозможна: отсутствие взаимопонимания, тепла и искренности между супругами приводят Лизавету Александровну к серьезному заболеванию нервной системы. В «Обыкновенной истории» есть только намек на причину несчастья этой женщины и ее супруга, в «Обломове» же Гончаров напрямую говорит, что «.большая часть вступает в брак, как берут имение, наслаждаются его существенными выгодами: жена вносит лучший порядок в дом - она хозяйка, мать, наставница детей; а на любовь смотрят, как практический хозяин смотрит на местоположение имения, то есть сразу привыкает и потом не замечает его никогда» [4, т. 2, с. 463]. Кроме того, в семье Петра Адуева нет детей, которые бы скрасили внутреннее одиночество женщины.

Штольц перед женитьбой «задумывался о том, как примирится его внешняя, до сих пор неутомимая деятельность с внутреннею, семейною жизнью, как из туриста, негоцианта он превратится в семейного домоседа? Если он успокоится от этой внешней беготни, чем наполнится его жизнь в домашнем быту?» [4, т. 2, с. 416]. Гончаров рисует семейную жизнь Штольцев «слившейся в одно русло; без разгула диких страстей», где «все было у них гармония и тишина», где они «и без слов понимали друг друга». «Их будило вечное движение мысли, вечное раздражение души и потребность думать вдвоем, чувствовать, говорить!» [4, т. 2, с. 422]. Ольга близка Андрею не только духовно, она интересуется его планами, живет его деловой жизнью: «Ему пришлось посвятить ее даже в свою трудовую, деловую жизнь, потому что в жизни без

движения она задыхалась, как без воздуха» [4, т. 2, с. 424]. В муже «воплотился ее идеал мужского совершенства». Но для Гончарова Штольц не стал искомым идеалом, «ибо отсутствие высокой цели в жизни обескрыливает и обессмысливает ее, превращая человеческое существование все в ту же беспросветную обломовщину» [7, с. 17].

То, что импонировало Ольге в Штольце, было далеко от идеала самого автора, ищущего иной идеал, в котором бы превалировали не только практический ум и порядочность, но и нашлось бы место для порывов души. Взяв лучшее от Штольца, Гончаров рисует в «Обрыве» новый образ - лесничего Ивана Ивановича Тушина, которого некоторые гончароведы воспринимали как «идеализированного Штольца» [9, с. 16]. Писатель не прорисовывает Тушина полностью, поэтому и получилась в романе его «фигура -бледная, неясная - намек, так сказать, но намек на настоящее новое поколение, на лучшее его большинство». Изображать пороки всегда проще, добродетель же зачастую выглядит «пресно», скучно и неинтересно.

В трилогии прослеживается тесная взаимосвязь всех трех героев-предпринимателей: у них общее отчество - Иванович, не только объединяющее их как родных братьев, но и делающее их «родными детьми» их создателя - Ивана Гончарова. Однако самые сокровенные мечты и надежды воплотились автором только в образе Ивана Ивановича Тушина.

Богатырская внешность Тушина («молодец собой», «высокий, плечистый, хорошо сложенный мужчина, лет тридцати осьми, с темными густыми волосами, с крупными чертами лица, с большими серыми глазами, простым и скромным, даже немного застенчивым взглядом и с густой темной бородой» [4, т. 6, с. 45] позволяет поставить этого героя в один ряд с русскими былинными богатырями. А желание трудиться на земле русской во имя ее процветания и вовсе идеализирует героя. Физическая сила Тушина («атлет по росту и силе», «не ведающий никаких страхов и опасностей здоровяк») гармонично сочетается с «простотой, доверием, лаской, теплотой» этого героя.

Гончаровский Тушин - «это бессознательный новый человек, как его выкроила сама жизнь». «Он прост, потому что создан таким, он работает, потому что иначе жизни не понимает... Он мудро, то есть просто, здравым смыслом, решает вопросы и своей и чужой жизни. Он весь сложился из природных своих здоровых элементов и из обстоятельств своей жизни и своего дела, то есть долга и труда. Он простой, честный, нормальный человек, понимает и любит свое дело, к которому поставила его жизнь. Природа дала ему талант быть

человеком - и ему оставалось не портить этого, оставаться на своем месте» [4, т. 8, с. 88].

По Гончарову, хороший русский предприниматель «хозяйничает у себя в имении на рациональных началах хозяйства и строгой справедливости, и он любит свое дело». Для писателя «Тушины -наша настоящая партия действия, наше прочное будущее» [4, т. 8, с. 89].

Ивана Ивановича «лесничим» прозвали потому, что он жил в самой чаще леса, в собственной усадьбе, именуемой ласково «Дымком», сам занимался с любовью этим лесом, растил, холил, берег его, с одной стороны, а с другой - рубил, продавал и сплавлял по Волге. Лесу было несколько тысяч десятин, и лесное хозяйство устроено и ведено было с редкою аккуратностью; у него одного в той стороне устроен был паровой сильный завод, и всем заведовал, над всем наблюдал сам Тушин. Лесные угодия у него содержались, как парк, «где на каждом шагу видны следы движения, работ, ухода и науки». Мужики в «Дымке» походили сами на хозяев, как будто занимались своим хозяйством («Ведь они у меня, и свои и чужие, на жалованье», - поясняет Тушин Райскому). Образ Тушина в «Обрыве» не просто олицетворяет собой «простую русскую, практическую натуру», он, по Гончарову, исполняет «призвание хозяина земли и леса, первого, самого дюжего работника между своими работниками, и вместе распорядителя и руководителя их судеб и благосостояния» [4, т. 6, с. 282]. «. эти личности большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба» [4, т. 6, с. 266], - отмечает писатель.

Тушину нравилась такая жизнь, поэтому он постоянно думает о перспективах развития своего хозяйства: «Дома он читал увражи по агрономической и вообще по хозяйственной части, держал сведущего немца, специалиста по лесному хозяйству, но не отдавался ему в опеку, требовал его советов, а распоряжался сам, с помощью двух приказчиков, и артелью своих и нанятых рабочих» [4, т. 6, с. 254].

Деревня Тушина олицетворяет собой идеал жизни простого русского человека: там нет «беспорядка, следов бедного крестьянского хозяйства, изб на курьих ножках, куч навоза, грязных луж, сгнивших колодцев и мостиков, нищих, больных, пьяных, никакой распущенности». Люди живут в крепких, добротных избах. Порядок регулирует там «что-то вроде исправительной полиции для разбора мелких дел у мужиков», есть «заведения вроде банка, больницы, школы» [4, т. 6, с. 253-254].

Писатель рисует своего героя обычным, рядовым человеком, который с первого взгляда ничем не отличается от остальных, но «эта простая фи-

гура как будто вдруг вылилась в свою форму и так и осталась цельною, с крупными чертами лица, как и характера, с неразбавленным на тонкие оттенки складом ума, чувств» [4, т. 6, с. 274]. У него был ум, «который дается одинаково как тонко развитому, так и мужику, ум, который, не тратясь на роскошь, прямо обращается в житейскую потребность» [4, т. 6, с. 276]. «Это ум - не одной головы, но и сердца, и воли», - отмечает классик, признавая за Тушиным, в отличие от Штольца, способность руководствоваться не только трезвым расчетом, но и велением сердца.

«Человек с ног до головы» - так охарактеризует Тушина Вера. Его всеобъемлющая человечность заключается в том, что «Иван Иванович - человек, какими должны быть все и всегда. Он что скажет, что задумает, то и исполнит. У него мысли верные, сердце твердое - и есть характер» [4, т. 6, с. 288].

Было в Тушине и то, что принято называть широкой русской душой: герой находил свободное время не только для чтения книг, охоты, рыбалки, посещения соседей и приема их у себя, но и находил возможность хорошо покутить, когда мог «заложить несколько троек, большею частию горячих лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет все в городе» [4, т. 6, с. 263].

В восприятии русского человека Тушин ассоциируется с главной фигурой русского архетипа животного мира - «медведя, русского, честного, смышленого медведя». Вера ощущала, что «подле нее воздвигается какая-то сила, встает, в лице этого человека, крепкая, твердая гора, которая способна укрыть ее в своей тени и каменными своими боками оградить - не от бед страха, не от физических опасностей, а от первых, горячих натисков отчаяния, от дымящейся еще язвы страсти, от горького разочарования» [4, т. 6, с. 254].

Три основополагающих качества личности Ивана Тушина - гуманность, честность, справедливость - можно отнести и к Штольцу. Но «с умом у него дружно шло рядом и билось сердце (чего явно недоставало Штольцу) - и все это уходило в жизнь, в дело, следовательно, и воля у него была послушным орудием умственной и нравственной сил» [4, т. 6, с. 261].

Автор неоднократно отмечает у Тушина наличие «общечеловеческой силы, общечеловеческого чувства», сравнивает героя с «чистым самородком», «слитком благородного металла». В нем крылась «бессознательная, природная, почти непогре-шительная система жизни и деятельности», третье слагаемое которой автор определил как «правда

простой натуры» [4, т. 6, с. 363]. Именно этой простоты так не хватало героям двух первых частей гончаровской трилогии. Не случайно Райский определит лучшее качество лесничего как способность «почувствовать и удержать в себе красоту природной простоты», потому жизнь и деятельность Тушина протекают в гармонии с русской природой, которая незнакома Петру Адуеву и которую променял на швейцарские пейзажи Андрей Штольц.

Заслуживает особого внимания любовь Ивана Ивановича к Вере: («обожание», «доверие», «открытое, теплое обращение») финал романа оставляет надежду на дальнейшее развитие их отношений, в которых именно этот герой, как никто другой, заслуживает истинного счастья «благодаря своей прямой, чистой натуре, чуждой зависти, злости, мелкого самолюбия» [4, т. 6, с. 387].

Исследователь творчества Гончарова С. Машин-ский уверен, что «Петр Адуев-Штольц-Тушин -это вовсе не варианты одних и тех же образов, как сдается с первого взгляда. На самом деле перед нами во многом разные характеры. В их социально-психологическом облике немало общего, но есть и существенные, принципиальные различия» [7, с. 23]. И эта точка зрения вполне имеет свое право на существование. Тем не менее различия этих трех гончаровских героев как раз и помогают их создателю нарисовать некий собирательный образ российского предпринимателя.

Необходимо отметить, что русский писатель отвергает традиционный европейский подход к понятию «предпринимательство», берущий якобы свои корни от закрепившегося в русском сознании понятия «делец». В русской ментальности слово «делец» имеет негативную окраску, связанную с обманом, хитростью, скупостью (вспомним того же гоголевского Чичикова).

Архетипически «делец» берет свой исток от «трикстера», которого Юнг определил как «обманщика, ловкача, встречающегося в мифологии, фольклоре и религии в качестве божества, духа, человека или антропоморфного животного, совершающего противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющегося общим правилам поведения» [10, с. 51]. Как правило, трикстер совершает действо не по «злому умыслу» противления, а ставит задачей сам игровой процесс ситуации и жизни. Не сама игра, но процесс игры важен для трикстера. Часто нарушение правил происходит в форме различных уловок, хитростей или воровства. В позднем фольклоре трикстер предстает как сообразительный озорной человек или существо, которое пытается противостоять опасностям и проблемам окружающего мира с помощью различных уловок и хитростей. Трикстеров условно

можно разделить на два вида: первый - хитрит и обманывает ради своей выгоды, наживы, второй -так называемый трикстер Прометей, действующий вопреки Богу не для личной выгоды, а во имя благополучия и счастья других людей.

Очевиден совершенно иной взгляд классика на специфику российского предпринимательства. Адуев-старший, связывающий свою предпринимательскую деятельность только с личным материальным благополучием, остается глубоко несчастным человеком. Штольца, который никогда не преступит рамки закона и интересы других людей в своих интересах, нельзя назвать дельцом. Тушин, чья артель служит моделью возможного приложения сил хватких, толковых предприимчивых людей «на русской почве», не только не строит свой бизнес «с помощью различных уловок и хитростей», но и является полным антиподом трикстера.

Именно Тушиным, по Гончарову, суждено изменить общественное сознание в этом вопросе. Иван Александрович, как никто другой, прекрасно осознавал грядущие изменения в русском обществе, видя разрушительную силу денег, но он и понимал силу русского человека, заключенную в нравственной составляющей, когда деньги будут на службе человека, а не наоборот: «.пока умственную высоту будут предпочитать нравственной, до тех пор и достижение этой высоты немыслимо, следовательно, немыслим и истинный, прочный, человеческий прогресс» [4, т. 8, с. 104].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Анненский И.Ф. Гончаров и его Обломов // Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 251-271.

2. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений. Т. 10. Статьи и рецензии. 1846-1848. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 597 с.

3. Вайль П., Генис А. Родная речь: Уроки изящной словесности. М.: КоЛибри, 2008. 256 с.

4. Гончаров И.А. Собрание сочинений. В 8 т. М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1952. Т. 1. 328 с.; Т. 2. 520 с.; Т. 6. 456 с.; Т. 8. 576 с.

5. Добролюбов Н.А. Что такое обломовщина? // Гончаров И.А. в русской критике: сб. ст. М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1958. С. 551-562.

6. Дружинин А.В. Литературная критика. М.: Сов. Россия, 1983. 384 с.

7. Машинский С. Гончаров и его творчество: Проблемная статья о критическом творчестве И.А. Гончарова // Вопросы рус. лит. Львов, 1981. С. 3-54.

8. Мережковский Д.С. Гончаров // Акрополь. Избранные литературно-критические статьи. М.: Кн. палата, 1991. С. 127-143.

9. Николаев П.А. Художественная правда классического романа // Дунаев М.Б. Православие и русская литература. М.: Худож. литература, 1980. С. 5-20.

10. Юнг К.Г Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. 65 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.