CC BY
35
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 2
Материалы V Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения И.А. Гончарова: Сборник статей русских и зарубежных авторов. Ульяновск: Издательство «Корпорация технологий продвижения», 2012. 576 с.
Июнь 2012 г. стал знаковым как для уроженцев Ульяновска, так и для многих исследователей творчества Гончарова со всего мира: в этом году исполнилось 200 лет со дня рождения писателя. Основные торжества прошли в родном городе Гончарова, где собрались ученые из России, Германии, Франции, Венгрии, Японии, Азербайджана и Украины, а также потомки родных людей романиста и многочисленные почитатели его таланта. Одним из этапов празднования стала работа V Международной научной гончаровской конференции, материалы которой были собраны в этом сборнике.
Некоторые статьи свидетельствуют о глубоком и всестороннем понимании гончаровской поэтики и безусловно обладают большой научной ценностью, однако при первом знакомстве с изданием читатель сталкивается с проблемой разграничения работ по тематическому признаку, так как содержание книги не поделено на секции. При рассмотрении конкретных статей мы будем указывать, какой общей идеей они объединены.
Ряд исследований в сборнике посвящен специфике произведений Гончарова в их единстве. Сюда включаем и работы, сосредоточенные на поиске художественных методов и мотивов в романной «трилогии» писателя.
В центре внимания В.А. Доманского, автора статьи «Изобразительный мир Гончарова: между Рафаэлем и "фламандством"», - изобразительное свойство поэтики и эстетики Гончарова, которое раскрывается в его произведениях через два творческих полюса: Высокого Возрождения, олицетворяемого главным образом Рафаэлем, и «фламандства», соотносимого с именами Теньера, Остаде и Мириса Старшего. По мнению ученого, прелесть картин фламандских художников для романиста была в поэтизации обыденной жизни, простых семейных ценностей и тех мелочей, без которых не обходится ни одна деревенская сцена. Изображение еды у Гончарова напоминает натюрморты фламандского живописца Франса Снейдерса, а описание интерьеров отсылает к картинам художника Герарда Доу. С Высоким Возрождением в творчестве писателя связан идеал женской и особенно материнской красоты, образцом которой для него выступала Мадонна Рафаэля. С точки зрения В.А. Доманского, личная жизнь Леонтия Козлова не сложилась именно потому, что этот герой «Обрыва» признавал только мир высоких материй, но гармония, по Гончарову, может быть достигнута только в соединении земного и небесного начал.
Изобразительность прозы Гончарова отмечает также С.К. Казакова в работе «Окно как фон для портрета в трилогии И.А. Гончарова» и сопоставляет описания видов за окном в романах писателя с соответствующими живописными приемами. Вот что говорит исследовательница по поводу пейзажного описания в первой главе «Обыкновенной истории»: «Если сравнить Гончарова с живописцем, то сначала он действует как пейзажист. <.. .> Затем Гончаров выступает как портретист, расставляющий акценты пейзажного фона на портретах персонажей» (с. 66). Кроме того, окно становится каналом связи героев с внешним миром, отражающим их индивидуальные внутренние качества и духовные искания.
Не секрет, что Гончаров в своих произведениях не любил углубляться в сферу собственно социальную, но и считать их несовременными и несвоевременными нельзя. Н.Л. Ермолаева в статье «О культуре героя в творчестве И.А. Гончарова» показывает, что своих персонажей писатель «характеризует не столько приметами социальными, сколько культурными» (с. 31). Ученый пишет, что в середине XIX в. новый тип культурного сознания еще не сложился, поэтому для Гончарова было важно установить свое место в обществе и найти героев, жизненные ценности которых соответствовали бы его взглядам на духовную и повседневную культуру человека. Таковы герои-дворяне его романов и поздних повестей, которых характеризуют воспитанность, образованность, склонность к рефлексии и привязанность к бытовым удобствам. Менее привилегированное положение в культурной иерархии Гончарова занимают мещане, в которых подчеркивается бездуховность, и ограниченные, нередко агрессивные слуги.
Главным фактором художественного стиля писателя, полагает М.Б. Ло-скутникова, автор статьи «Композиционно-стилистические особенности романов И.А. Гончарова», является последовательно проводимый сопоставительный анализ, с помощью которого Гончаров расставляет требуемые акценты в романах, демонстрирует жизненные установки и поведение своих персонажей. Последовательность принципа сопоставления в «трилогии» поддерживается словесным маркером «сравнил» (или «параллель»). Приводя примеры, Лоскутникова доказывает, что писатель сравнивает не только главных героев, но и второстепенных и даже внесценических персонажей, а также их эмоции и события, в которых они принимают участие. К примеру, в «Обыкновенной истории» Адуев-младший сопоставляет свои новые впечатления со старыми, а в «Обрыве» проводятся параллели между историями Веры и Татьяны Марковны Бережковой.
А.С. Волковинский («Мифологема грехопадения в художественной интерпретации И.А. Гончарова: офитская составляющая») ставит задачу оправдать зачастую неверно трактуемый образ змеи как центральное средство воплощения мотивного комплекса грехопадения. Змея в произведениях Гончарова, согласно исследователю, выполняет не только негативные, но и положительные функции. Ее образ используется в учении офитов, гностических сект, почитавших змею как мудрое животное, которое участвовало
в просветлении людей, а не в искушении их. Такова, отмечает автор статьи, и библейская традиция. Прямо связана с мудростью красота, особенно женская, о чем Гончаров неоднократно заявляет в «Обрыве» словами Бориса Райского. Выступая своеобразным гимном «интеллектуальной» красоте, этот роман подвергает сомнению традиционное понимание греха как нравственного падения. По мысли Волковинского, ум и доброта в произведениях Гончарова способны духовно воскресить грешника, а значит, и аннулировать преступление, свести его на нет.
О мотиве дороги, соединяющей топосы городского дома и деревенской усадьбы, идет речь в статье Н.К. Шутой (в справке «Авторы сборника» на с. 569 местом ее работы назван якобы существующий в Москве «Российский государственный университет») «Дорога к усадьбе (на материале романов И.А. Гончарова)». В романах Гончарова обязательным событием становится возвращение героя в отчий дом из столицы. Важен здесь, по убеждению автора, обобщающий смысл пути героев, заключающийся в выборе ими своей судьбы. Поездка Райского в Малиновку способствует его духовному росту, Обломов же способен отправиться в родную деревню только во сне, но даже такое путешествие не возвышает его, как главного героя «Обрыва», а, наоборот, разрушает. Любопытно наблюдение ученого о заключительном этапе любовной истории Александра Адуева и Наденьки Любецкой, когда герой, увидевший Наденьку с графом в саду, приказывает гребцам повернуть лодку в направлении Петербурга. Дело в том, что в «Обыкновенной истории» подлинную жизнь коннотирует локус усадьбы, а город знаменует потерю человечности. Утрата личного счастья Александром неминуемо должна была совпасть с его «отказом» от дачи Любецких.
Отдельно первой части гончаровской «трилогии» посвящена статья Н.Н. Старыгиной «"Дачный текст" в романе "Обыкновенная история" И.А. Гончарова». В ней ученый разбирает «дачные» романы Александра и Наденьки, а также Александра и Лизы. Чувство героя к Наденьке, уверена исследовательница, не должно вызывать иронию у читателя, ведь повествователь, как и Адуев-младший, склонен к идеализации дачной жизни. В ряду встреч Александра и Наденьки показательны две последние, во время которых ставшие обычными ситуации «используются "наоборот"» (с. 94). Теперь не Наденька зовет возлюбленного в сад, а он ее, но безуспешно: героиня идет в обратном направлении, притворяясь, что не видит Александра. Показательны в рамках темы «дачного текста» эпизоды с участием Наденьки и графа Новинского. Их любовная история, по Старыгиной, получает развитие благодаря простоте, непринужденности и праздности дачной жизни. То же можно сказать и об отношениях Адуева-младшего и Лизы. Их роман изживает себя с окончанием дачного сезона.
Немалую долю в книге составляют работы, исследующие структуру и художественное своеобразие второго романа Гончарова «Обломов».
О значении пространственных образов в нем размышляет Л.А. Сапчен-ко, автор статьи «Образы пространственной границы в романе Гончарова
"Обломов"». Говоря об образе Ильи Ильича, ученый замечает, что пространство героя имеет легко определяемые границы и всегда воплощает идею статики. Линией раздела между обездвиженным миром Обломова и активной петербургской жизнью является дверь, защищающая Илью Ильича от назойливого света и одновременно замыкающая «обломовщину» в себе, что в итоге приводит к смерти героя. В понимании Сапченко особая роль дверей сближает первую часть романа с драматическим родом литературы, а именно с комедией Крылова «Лентяй». Во второй части Обломов ни разу не появляется в дверях, а в третьей они упоминаются множество раз. Неслучайно образы границы практически отсутствуют в жизни Андрея Штольца и Ольги Ильинской: семантика открытого пространства говорит о самобытно-творческом начале этих героев, их умственном и духовном росте.
С.И. Кормилов в работе «Столбовой дворянин и знаки социального престижа: чины, ордена, титулы в "Обломове" И.А. Гончарова» пишет о взаимоотношениях героев «Обломова» в свете их социальных различий. Превознесение Ильи Ильича его слугой Захаром обусловлено в первую очередь уважением последнего к традициям древнего рода, который представляет Обломов. Сословная спесь крепостного в статье объясняется его неграмотностью, на фоне которой положительные общечеловеческие качества дворянина Обломова приобретают особый вес. Душевный склад героя С.И. Кормилов объясняет психологией «цивилизовавшегося патриархального барина» (с. 135), ограждающего себя от всяческих контактов со светским обществом и проявляющего безразличие к любым карьерным возможностям. Человеком с особенными социальными преимуществами Обломов видится Агафье Матвеевне Пшеницыной, которая и после брака с героем не осознает своего нового статуса. Не в пример ей хорошо усвоил свое положение Андрей Штольц. Ученый вспоминает хрестоматийную рецензию А.В. Дружинина, в которой критик упрекает полунемца за равнодушие к героям, социальный статус которых ниже его. Сам Гончаров, убежден исследователь, никогда не выделял людей исключительно по их положению в обществе, чинам или орденам. Например, личные качества Штольца писатель предпочитает титулу барона фон Лангвагена, а над семейством старого князя из деревни Верхлёво иронизирует.
Один из второстепенных героев «Обломова», Алексеев, в беседе с Ильей Ильичом называет Пушкина «гением», произнося первую букву этого слова как «х». С.А. Ларин в статье «Об одном "сомнительном" произношении буквы "г" в романе И.А. Гончарова "Обломов"» ищет причину такой нестандартной артикуляции. История фрикативного «г» уходит корнями в XVIII век, когда этот звук был нормой высокого стиля. В следующем столетии он стал маркировать повседневную речь, а его фрикативный вариант использовался, когда разговор шел о важном, значительном предмете. Ларин заключает, что Алексеев, говоря «хений», выражает исключительное почтение поэту.
В работах о третьем романе Гончарова основное внимание направлено на историю создания «Обрыва», его конфликтосферу и мотивику воплощенных в нем образов.
Сюжетные перипетии в «трилогии» писателя, отмечает И.А. Беляева в статье «Роман как жизнь и жизнь как роман: мотив пробуждения в романе И.А. Гончарова "Обрыв"», построены на засыпании и пробуждении персонажей, когда первое означает духовное угасание личности, а второе - ее воскрешение. Главный герой «Обломова» прямо констатирует, что в обществе загублено подлинно человеческое начало, но уже в третьем романе Леонтий Козлов таит надежду на восстановление жизни и подлинного величия людей. Как именно это произойдет, Гончаров не знает, однако с первых страниц «Обрыва» становится ясно, что источником силы и гармонии в мире являются красота и любовь, а также жизнетворчество, то есть «написание каждым своего собственного и истинного пути как свободного романа» (с. 226).
В статье «Мифологема огня в романе И.А. Гончарова "Обрыв"» В.В. Ре-цов отождествляет пламя в «Обрыве» со страстью и творчеством, которые реализуются в архетипах Дон Жуана и Художника, объединенных в фигуре Бориса Райского. Выступая в первой роли, он пытается «пробудить» как героинь холодных или простодушных, которые защищаются от него водой и ее заменителями, так и страстных. Одной из муз Райского оказывается Вера, чье чувство к Марку Волохову открывает в главном герое еще одну личину огня - выжигающую душу ревность. Но Художник, заключает Рецов, в конце концов побеждает Дон Жуана, и творческое горение спасает Райского.
Интерес представляют работы, в которых освящается история публикации и критической рецепции «Обрыва». А.Ю. Балакин в статье «К истории завершения романа "Обрыв"» восстанавливает ход событий, предшествующих изданию последнего романа Гончарова. Во главе расследования находятся колебания писателя по поводу завершения произведения, а также долгие попытки М.М. Стасюлевича узнать о творческих планах Гончарова и затем уговорить его напечатать «Обрыв» в журнале «Вестник Европы». Статья С.Н. Гуськова «О некоторых мотивах критики "Обрыва"» исследует причины нерасположения критиков-современников Гончарова к его роману. На негатичную рецепцию, по мысли ученого, в первую очередь повлияло «обострение журнальной борьбы в конце 1860-х годов» (с. 281). Появлению разгромных рецензий на «Обрыв» способствовали не только и не столько идейно-эстетические разногласия во взглядах писателя и редакторов журналов, сколько другие обстоятельства, не имеющие прямого отношения к роману и его автору.
Книге путешествий «Фрегат "Паллада"» посвящены две работы сборника.
В статье А.Ю. Сорочана обозначена потребность изучения «Фрегата "Паллады"» в контексте литературы путешествий, причем как современной гончаровскому произведению, так и созданной после него. Немаловажно,
продолжает автор, проследить переход «Фрегата "Паллады"» в разряд детского чтения, а также влияние книги на рассказы и романы для детей. Внимание стоит обратить и на то, как в ней происходит осмысление идентичности повествователя и репрезентируется образ «чужого».
Японский исследователь Икуо Ониси в работе «Другая "увертюра" -"Ликейские острова" как увертюра "Фрегата «Паллады»"» сравнивает «Сон Обломова» с одной из глав «Фрегата "Паллада"» под названием «Ликейские острова». Автор статьи рассуждает о сходствах экзотических островов и Об-ломовки, которые он находит в «отчужденности обоих мест от остального мира» (с. 216) и в будто остановившемся в них времени. В «Ликейских островах», пишет Икуо Ониси, писатель заявляет о необходимости культурного развития нецивилизованных стран, хотя из других очерков путешествия ясно, что и этот путь не до конца удовлетворяет Гончарова.
Ряд исследователей обращается к проблеме межтекстовых соединений, встраивающих произведения мировой словесности в масштабный литературный диалог.
В.А. Недзвецкий в открывающей сборник статье «Романная "трилогия" И.А. Гончарова и античный роман» прослеживает связь гончаровской «трилогии» с греко-римским романом. Ученый полагает, что внимание Гончарова к мифологическим мотивам обусловлено прежде всего умением «уловить в настоящем непреходящее, <...> в национальном - всечеловеческое» (с. 10). Несмотря на некоторые различия между художественной прозой писателя и риторическими по своей сути романами Ахилла Татия, Лонга, Гелиодора, Апулея и отчасти Гая Петрония Арбитра, между первой и вторыми можно найти ряд параллелей. Во-первых, это одушевление судьбы, которая в качестве мотива появляется как в разговорах героев, так и во всем повествовании «Обыкновенной истории». В.А. Недзвецкий верно замечает, что Гончаров, в отличие от «сочувствующих» античных авторов, остается непроницаем в отношении к персонажам, которых наказывает судьба, так как они, будучи христианами, имеют право выбора, чего нельзя сказать об их античных предшественниках. Религиозным началом проникнуты у Гончарова и высоко ценимые им красота и любовь, которые в языческих произведениях, без сомнения, окрашены иначе. Другие параллели, выделяемые Недзвецким, касаются остужающей чувственный пыл женитьбы, мотива статуи и сада-рая, а также мифологического сознания некоторых романных героев.
К расшифровке имен собственных в художественных произвдениях ученые прибегают довольно часто, и неудивительно: поиски ономастических аллюзий нередко приводят к впечатляющим результатам. Это можно сказать и о работе Е.Ю. Полтавец «"Андрей" и "Петр" в романах А.С. Пушкина, И.А. Гончарова и Л.Н. Толстого». Исследовательница ищет пути к раскрытию семантики имен Петр и Андрей в ракурсе новозаветных и внеканони-ческих сюжетов, связанных с двумя знаменитыми апостолами. В качестве материала анализа выбраны романы Пушкина, Гончарова и Л. Толстого,
в которых фигурируют эти номинации. По наблюдениям Е.Ю. Полтавец, каковы бы ни были цели писателя, имена Петр и Андрей привносят в его творения сакральный элемент. «Петровский» текст в литературе прежде всего связан с Западом и его идеалами, а также в какой-то степени и с отречением от России. Что же касается «"андреевской" ориентации» (с. 343), то она направлена на сохранение в герое с именем Первозванного апостола всего истинно русского и на гармонизацию мира в целом. У Гончарова, по мнению ученого, эти тенденции материализуются, с одной стороны, в образе рационалиста Петра Адуева, а с другой - в фигуре Андрея Штольца.
Предметом рассуждений Ангелики Молнар в работе «Метаморфозы воды в "Обломове" И.А. Гончарова и "Старосветских помещиках" Н.В. Гоголя» становится выявление семантики воды и ее трансформаций в заглавном романе Гончарова, а также в названной повести Гоголя. Научный метод венгерского автора основан на реэтимологизации лексем, способствующей их обновлению в художественном произведении. Используя этимологический словарь М. Фасмера, А. Молнар находит внутренние формы слов «суета», «суматоха» (с. 348) и др., которыми характеризуется петербургский социум у обоих писателей. Ученый замечает, что стремительное обновление жизни в Обломовке и в поместье Товстогубов ассоциируется с наводнением, грозой и вообще большим количеством воды. Опасность сулит и коннотируемая с грозой страсть, которую испытывают Илья Ильич и Ольга Ильинская в «Об-ломове». В «Старосветских помещиках» метафора потопа, отсылающая к истории Филемона и Бавкиды из «Метаморфоз» Овидия, также подчеркивает боль и горе Афанасия Ивановича, пережившего смерть жены.
В других работах сборника рассмотрены эстетические взгляды романиста на искусство, его переписка с К.К. Романовым (великим князем Константином Константиновичем), воспоминания М.В. Кирмалова о писателе, служебная деятельность Гончарова, его творчество в истолковании критиков и философов второй половины XIX - начала XX в., а также рецепция художественного наследия писателя во Франции, процесс подготовки и дальнейшая судьба последнего перевода «Обломова» на немецкий язык, материалы Гончарова в российских литературных фондах, методика изучения его творчества в школе и проч. Всего в сборнике 73 статьи.
Материалы, представленные в настоящей книге, несмотря на довольно многочисленные слабые работы, не только демонстрируют труд, который подводит итог достижениям гончарововедения к знаменательной дате, но и открывают дорогу новым перспективам в этой области.
А.Ю. Шедловская
Сведения об авторе: Шедловская Анастасия Юрьевна, аспирант филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: 790757@gmail.com
