CC BY
12Теория и метод системной психологии
УДК 159.9
DOI 10.25688/2223-6872.2019.29.1.01
ТРИ БОЛЕЗНИ И ТРИ ПАРАДОКСАЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ: СИСТЕМНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Б. Н. Рыжов, МГПУ, Москва
Статья посвящена обоснованию системной интерпретации патопсихологических нарушений процесса психического системообразования при трех эндогенных (эндогенно-органических) психических заболеваниях: циркулярном (биполярном) расстройстве, эпилепсии и шизофрении. Методологической базой исследования является теория системной психологии и построенная на ее основе концепция системно-психологического генеза изменений умственной деятельности при этих заболеваниях. Согласно этой концепции умственный потенциал человека базируется на комплексе характеристик, включая доступное человеку количество элементов регулируемой системы, сложность устанавливаемых в системе связей и темп системообразования. Именно эти три характеристики подвержены специфическим, «адресным» изменениям при трех выделяемых традиционной психиатрией эндогенных психических заболеваниях, имеющих прогредиентное течение и не связанных с инволюционными процессами преклонного возраста. Системно-психологический анализ позволяет обнаружить преимущественное влияние каждого из этих заболеваний главным образом на одну, наиболее уязвимую при этом заболевании характеристику умственной деятельности. При циркулярном расстройстве этой характеристикой становится темп психической деятельности (темп системообразования или быстрота ума); при эпилепсии — индивидуально доступное человеку количество элементов регулируемой системы, или широта ума; при шизофрении — сложность устанавливаемых в системе связей, или глубина ума.
Методически работа построена на использовании системно-психологического анализа продуктов деятельности ряда выдающихся представителей творческих профессий и общественных деятелей, страдавших упомянутыми заболеваниями. В работе показано, что патологическое снижение темпа психической деятельности в депрессивной фазе циркулярного расстройства в исключительных случаях (Р. Шуман) может прерываться парадоксальным увеличением темпа и продуктивности деятельности в маниакальной фазе заболевания. Аналогично типичное для эпилепсии сужение умственной деятельности в столь же исключительных случаях таланта (Наполеон, Ван Гог) может стать причиной гиперкомпенсации, находящей себя в парадоксальном расширении интеллектуальных способностей благодаря эффекту, похожему на эпилептическую ауру. Таким же образом нарастающий дефект организации системных связей при шизофрении, в редких случаях таланта (Р. Дадд), приводит к «оживанию» освободившихся от привычных связей элементов психической деятельности и замыканию их в новые, ценные для общества композиции, обеспечивая тем самым специфический для этой болезни тип гиперкомпенсации.
Ключевые слова: системная психология; системно-психологический анализ; умственный потенциал; циркулярное расстройство; эпилепсия; шизофрения; гиперкомпенсация; гипоманиакальное состояние; депрессия; эпилептическая аура; парадоксальные способности; Роберт Шуман; Наполеон I; Винсент Ван Гог; Ричард Дадд.
Для цитирования: Рыжов Б. Н. Три болезни и три парадоксальные способности: системно-психологическая интерпретация // Системная психология и социология. 2019. № 1 (29). С. 5-18.
© Рыжов Б. Н., 2019
Введение
Исследование психологических механизмов, лежащих в основе изменений умственной деятельности при психических расстройствах имеет давнюю историю, восходящую к трудам Э. Крепелина [3; 18], П. Жане [4], Э. Креч-мера [8], К. Ясперса [16]. Так, например, Э. Крепелин, следуя популярной в его время дегенеративной теории, склонен был видеть в ряде патологических изменений умственной деятельности признаки биологического вырождения. Э. Кречмер, так же как и его более младший современник У. Шелдон, главную причину типологических изменений умственной деятельности усматривал в соотношении характера и типа соматической конституции; а К. Ясперс пытался преодолеть неудовлетворенность объяснительными принципами современной ему клинической психологии, уделяя особое внимание типологии психологических установок личности и противоречиям, которые возникают между внутренними переживаниями человека и окружающей его объективной реальностью.
Весомый вклад в изучение нарушений высших психических функций при психических расстройствах внесли работы российских психиатров и психологов — С. С. Корсакова, В. М. Бехтерева, Л. С. Выготского. При этом особенно следует подчеркнуть роль основателя советской школы патопсихологии, — Б. В. Зейгарник, создавшей в середине ХХ века уникальную патопсихологическую лабораторию в ЦНИИ психиатрии в Москве. Классический труд Б. В. Зейгарник «Патопсихология» (1976) до настоящего времени остается наиболее полным изложением теоретических основ этой специальности [5]. Будучи на протяжении многих лет профессором психологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, Б. В. Зейгарник способствовала формированию целой плеяды своих последователей, многие из которых (С. Я. Рубинштейн, В. В. Николаева и др.) также внесли значительный вклад в развитие российской патопсихологии [9; 11; 15].
Вместе с тем беспокоившая еще К. Яспер-са теоретическая неопределенность психологии и сегодня не всегда позволяет найти ясный
ответ о психологической сущности наблюдаемых при ряде психических расстройств изменений умственной деятельности. В этой связи в настоящей работе предложена схема интерпретации патопсихологических феноменов, построенная на принципах системной психологии и позволяющая с единых методологических позиций предложить описание нарушений процесса психического системо-образования при трех эндогенных (эндогенно-органических) психических заболеваниях: циркулярном (биполярном) расстройстве, эпилепсии и шизофрении.
Принципы системно-психологического анализа в патопсихологии
Ключевой позицией системной психологии является понимание деятельности человека как процесса системообразования [12]. Получаемый в результате деятельности продукт всегда есть система связанных между собой элементов. Ее важнейшими характеристиками является число этих элементов n — объем системы, энтропия системы — мера неупорядоченности системы, производная от удельной сложности имеющихся в ней связей — АС, а также время, затраченное на образование системы, или обратная ей величина — темп системообразования — t (рис. 1).
В этой связи наиболее глубинный слой интеллектуальной сферы личности, пользуясь компьютерной метафорой, ее психологический hard, предстает совокупностью генетически заданных системно-психологических характеристик, определяющих индивидуальную возможность образовывать системы с тем или иным темпом и уровнем объема и сложности. Другими словами, психическую работоспособность человека, включающую индивидуально доступное человеку количество элементов регулируемой системы, сложность устанавливаемых в системе связей и темп системообразования. Эти характеристики можно также интерпретировать как параметры широты, глубины и быстроты ума. В своей совокупности они составляют основу умственного потенциала личности.
Именно эти три характеристики подвержены специфическим, «адресным» изменениям
(и)
Объем регулируемой системы (количество элементов системы)
Продукт деятельности
(АС)
(О Темп системообразования
Удельная сложность системных связей
Рис. 1. Графическая интерпретация структуры продуктивных характеристик умственной деятельности
при трех выделяемых традиционной психиатрией1 эндогенных психических заболеваниях, имеющих прогредиентное течение и не связанных с инволюционными процессами преклонного возраста. При этом системно-психологический анализ позволяет обнаружить преимущественное влияние каждого из этих заболеваний только на одну, наиболее уязвимую при этом заболевании характеристику умственной деятельности. При циркулярном расстройстве этой характеристикой становится темп психической деятельности (темп системообразования или быстрота ума); при эпилепсии — индивидуально доступное человеку количество элементов регулируемой системы, или широта ума; при шизофрении — сложность устанавливаемых в системе связей, или глубина ума.
Динамика умственной активности при циркулярных расстройствах
Течение психического заболевания неизбежно сказывается на умственных способностях больного, подразумевая, однако, возможность психологической компенсации возникающего дефекта, что бывает особенно характерно для начальной стадии болезни.
1 Имеется в виду классификация психических заболеваний, сложившаяся после работ Э. Кре-пелина и принятая в большинстве стран до принятия действующей классификации МКБ-10.
В редчайших случаях имеет место парадоксальная гиперкомпенсация, которая при удачном стечении множества обстоятельств иногда может вознести человека на пьедестал истории. При этом очевидно обнаруживается связь между типичными патопсихологическими проявлениями конкретных психических заболеваний и изменениями способностей психического системообразования.
Наиболее ярко эта связь заметна на примере циркулярных (биполярного) расстройств, сопровождающихся выраженными флук-туациями темпа психической деятельности [19]. Для протекания этого заболевания, как и для других расстройств психики, характерны две взаимообусловленные, но противоречивые тенденции. Одна из них, основная, прогрессивно нарастает в ходе болезни. Это патологическое снижение темпа психической деятельности в депрессивной фазе заболевания. Другая тенденция — парадоксальная — патологическое повышение темпа психической деятельности в маниакальной фазе заболевания. Она может явно обнаруживать себя во время манифестации заболевания в начальном периоде его течения и стремится к угасанию на более поздних стадиях [7; 22]. На рисунке 2 приведена графическая иллюстрация изменений продуктивности психической деятельности, наблюдаемых при циркулярных (биполярном) расстройствах.
Среди известных случаев этого расстройства у выдающихся людей, возможно, одним
Объем системы (п)
А
(0
Темп
системообразования
Рис. 2. Изменения умственных способностей (темпа системообразования) при циркулярных (биполярном) расстройствах
Цифрами обозначены:
1 — нормальное развитие способностей;
2 — типичное снижение способностей при заболевании;
3 — парадоксальное развитие способностей при гиперкомпенсации.
из наиболее ярких примеров циркулярной гиперкомпенсации может служить творческая судьба замечательного немецкого композитора эпохи романтизма, Роберта Шумана2 (1810-1856). Выраженные колебания настроения обнаружились у него на исходе юности, в возрасте 20-24 лет, отчасти будучи спровоцированными травмой руки, которую, возможно, он нанес себе сам, пытаясь достичь большего мастерства в качестве музыкального исполнителя. Судьбоносным для композитора стал 1840-й год. В этот год своего тридцатилетия Шуман получает звание доктора философии знаменитого Лейпцигского университета и, главное, обретает семейное счастье со своей возлюбленной, знаменитой пианисткой Кларой Вик. Близкие композитору люди отмечают несомненные признаки гипоманиа-кального состояния композитора в это время,
2 Известный австрийский врач и музыкант, А. Ноймайр (1929-2017), проведя специальное исследование болезни Р. Шумана, хотя и с некоторыми оговорками, признал, что наиболее вероятным диагнозом композитора следует считать циклический психоз или маниакально-депрессивное расстройство. Дополнительным подтверждением этому служит наследственный фактор: родители композитора были склонны к депрессии, а сестра и дядя покончили жизнь самоубийством [10].
обнаруживающие себя в ставшей привычной работе по ночам [10] и почти фантастической творческой активности. Как видно из рисунка 3, в предшествующий период количество созданных им произведений редко превышало три-четыре в год, а в отмеченный явным депрессивным эпизодом период 1833-1834 годов, который он сам отмечал как «страшную меланхолию» [10], — и того меньше. В 1840 году число созданных Шуманом произведений исчисляется десятками. В это время он создаст несколько сборников (ор. 24, ор. 35, ор. 39 и др.), в которые войдут 138 песен. Недаром исследователи назовут этот год «годом песен».
Однако вскоре меланхолия обнаруживает себя вновь, число написанных произведений резко падает. В 1844 году после гастрольной поездки в Москву, где концерты его жены сопровождал ошеломляющий успех, а самого композитора публика почти не замечала, депрессия полностью парализует его творческие силы — в этот год он не напишет ни одного произведения.
Понемногу состояние Шумана восстанавливается, силы возвращаются, и в 1849 году следует новый творческий всплеск. Он пишет свои самые значительные произведения — увертюру к «Манфреду» и «Сцены из "Фауста" Гете»,
а общее количество созданных в этот год произведений, хотя несколько меньше, чем в 1840-м, но опять превышает два десятка. И вновь близкие констатируют гипоманиакаль-ное, а временами и полубезумное состояние композитора.
В течение нескольких последующих лет видны как бы затухающие колебания периодов угасающей творческой активности мастера, сменяющихся все более тяжкими эпизодами депрессии (рис. 3), к которым прибавляются слуховые, а потом и зрительные галлюцинации. Вскоре депрессия вступает в терминальную фазу. В 1854 году в порыве отчаяния Шуман совершает попытку самоубийства. Помещенный после этого в психиатрическую лечебницу, он провел там последние два года жизни в полной апатии, почти не узнавая окружающих, и скончался, перестав принимать пищу.
Нам остались его песни, а также дневники и письма, в которых Роберт Шуман, едва ли сам того желая, с исключительной отчетливостью описал происходящее при циркулярном расстройстве чередование всплесков гипоманиакальной гиперкомпенсации болезни и принимающей все более тяжелую форму депрессии.
Системно-психологические особенности при эпилепсии
При эпилепсии наиболее уязвимым оказывается параметр широты интеллекта (см. рис. 4). Деструктивные мозговые явления, сопровождающие это заболевание, уже на ранних стадиях приводят к ухудшению функций внимания и памяти больного. Тем самым ограничивается объем перерабатываемой
гипоманиакальное
состояние, бракосочетание, «год песен»
гипоман макальное состояние
к ш о т X
а
с
§
Рис. 3. Творческая активность и психическое состояние Р. Шумана
Объем системы (п)
(О
Темп
системообразования
(АС)
Удельная сложность связей
Рис. 4. Изменения умственных способностей (широты ума) при эпилепсии
Цифрами обозначены:
1 — нормальное развитие способностей;
2 — типичное снижение способностей при заболевании;
3 — парадоксальное развитие способностей при гиперкомпенсации.
информации, количество объединяемых в систему элементов. П. Б. Ганнушкин указывает, что «эпилептоиды всегда остаются людьми очень узкими, односторонними и неспособными хотя бы на мгновение отрешиться от своих эгоистических интересов, полностью определяющих их, в общем, всегда очень напряженную деятельность» [2: с. 138].
Как психологическая компенсация возникшего недостатка формируется так называемый эпилептоидный характер с присущим ему стремлением к педантичности и мелочной скрупулезности при организации любой деятельности.
Однако в некоторых случаях стремление больного наилучшим образом организовать окружающий мир, чтобы компенсировать свои трудности во взаимодействии с ним, действительно приносит успех. Основу этого успеха составляет не только сознательная системная рационализация деятельности, позволяющая изгнать из нее неэффективные действия и тактические приемы, существенно повысив таким путем итоговую продуктивность, но и парадоксальное расширение интеллектуальных способностей благодаря эффекту, похожему на эпилептическую ауру, за которой, однако, не следует эпилептический приступ. В некоторых, крайне редких случаях ауроподобное
состояние может возникать (а иногда и следовать каскадом, одно за другим) в критические, наиболее ответственные моменты деятельности, приводя к поразительному расширению количества элементов охватываемой умственным взором человека системы.
Ауроподобное состояние, физиологический механизм которого, по-видимому, во многом схож с настоящей эпилептической аурой, возникает мгновенно, как озарение. Оно воспринимается окружающими как проявление гениальности и вызывает искреннее восхищение, доходящее порой до мистического преклонения перед личностью такого человека. Неслучайно большинство страдавших эпилепсией выдающихся людей вошли в историю именно как замечательные организаторы и политические деятели, сумевшие объединить в своих интересах большие человеческие массы. В их числе, по свидетельству Плутарха, были самые выдающиеся полководцы: Александр Македонский, Ганнибал и Юлий Цезарь. Гиппократ называл эпилепсию священной болезнью, а среди ее эпитетов часто встречается слово «царская».
В Новое время к знаменитым эпилептикам-полководцам добавился австрийский эрцгерцог Карл, ставший первым, кто нанес поражение непобедимому до той поры Наполеону в битве у Асперна в 1809 году.
Но, по-видимому, наиболее интересное явление представляет заболевание самого Наполеона, которое также можно достаточно уверенно квалифицировать, как эпилепсию. В своих мемуарах Талейран прямо указывает на неоднократные судорожные припадки императора. О тяжелых эпилептических припадках Наполеона говорят преданный своему повелителю императорский камердинер Констан и ряд других источников. Отсутствие при этом официального диагноза вполне объяснимо нежеланием великого полководца разрушать почти сакральный ореол, которым была окружена его фигура в войсках и глазах большинства французов. Неслучайно никто во Франции не знал о его многочисленных (хотя по большей части и не тяжелых) ранениях, следы которых с изумлением обнаружили английские врачи при осмотре тела императора, скончавшегося на острове св. Елены.
Анализируя способности Наполеона в известной работе «Ум полководца», Б. М. Теплов подмечает присущую ему возможность схватывать одновременно целое и все многообразие составляющих его деталей. Об этом говорит и сам полководец: «Мой гений состоял в том, что одним быстрым взглядом я охватывал все трудности дела, но в то же время и все ресурсы для преодоления этих трудностей. Этому обязано мое превосходство над другими» (цит. по [14: с. 246]). Механизм успеха здесь состоит в том, что присущая эпилептику чрезвычайная напряженность отношений с окружающим миром3 формирует у гениального полководца мощное психологическое поле вокруг одной единственной стоящей перед ним цели — победе над противником. Источником необыкновенной активности эпилептика при этом является, нередко присущая заболеванию, гипербулия (повышение волевой активности), проявляющаяся в особой целенаправленности, напористости, инициативности и способности преодолевать все преграды, стоящие на пути достижения поставленной цели [1: с. 40].
Ведущий российский эпилептолог А. И. Болдырев отмечает, что в отдельных
3 Такая напряженность, в целом прису-
щая эпилептическому характеру, нередко способна привести «обычного» эпилептика к агрессии и даже деликту.
случаях эпилептикам бывает присущ синдром повышения ясности сознания, его необычайного ускорения и расширения [1]. По мысли А. В. Снежневского, такому синдрому свойственны «ясность, живость и отчетливость восприятия, быстрая ориентация в окружающем, мгновенность и яркость воспоминаний, легкость разрешения возникшей ситуации, быстрое течение мыслительных процессов, чуткая откликаемость на все происходящее» (цит. по [1: с. 54]). В этой связи встающее перед мысленным взором полководца поле сражения как бы захватывает огромное количество попадающих в него деталей — расположение войск, коммуникационных линий, топографические особенности местности и т. д., и выстраивает их в одну динамичную систему, все элементы которой подчинены единому системообразующему началу. В этом уникальном случае болезнь полководца дает ему особые преимущества, являющиеся гиперкомпенсацией исходного дефекта и недоступные для его «нормальных» противников. Они обеспечивают не только высочайшую напряженность возникающей в его представлении картины сражения, но и эпилептоидную подчиненность множества самых разнообразных деталей этой картины внезапно осенившему полководца решению.
Однако там, где иссякает энергетика цели (за пределами вызванного целью очага возбуждения), способности эпилептика возвращаются к обычному при этом заболевании уровню. Прежде всего это касается тесно связанного с состоянием оперативной памяти доступного больному количества объединяемых в систему элементов (параметр широты интеллекта). Дисмнезии наблюдаются у большинства больных эпилепсией [1: с. 35]. Как ни странно, особенности памяти Наполеона также являются тому подтверждением. На первый взгляд, это противоречит расхожему мнению о поразительной памяти этого человека, знавшего лично едва ли не всех своих солдат, с кем он начинал карьеру. Но его попытка запомнить не связанный между собой материал вызывала разочарование. Б. М. Теплов приводит свидетельство секретаря полководца Лас Каза об изучении Наполеоном английского языка сразу после его препровождения
на остров св. Елены: император имел очень плохую память, это его очень огорчало, он считал, что совсем не подвигается вперед. Правда, по словам Лас Каза, если удавалось найти какую-нибудь закономерность в запоминаемом материале, он запоминался хорошо. Но «если надо было заучить наизусть и повторять несвязанные элементы, это было трудным делом; постоянно одни слова принимались за другие» [14: с. 248].
Схожие проявления психического ущерба и его гиперкомпенсации можно найти и в творчестве Винсента Ван Гога4. Не ставя задачи исследовать весь творческий путь художника, рассмотрим только два системных аспекта его последних полотен, созданных в 1890 году, накануне самоубийства. Первый аспект — болезненная напряженность психического состояния Ван Гога. Ее изображению подчинены все располагаемые художником изобразительные средства: сочетания красок, направление мазка, композиция деталей. Напряженность кричит о себе в контрасте бегущих вниз волн пшеницы и «улетающего» вверх неба в картине «Хижины» (рис. 5); и она же скрыто притаилась в фиолетовых полосах пашни на, казалось бы, безмятежном «Пейзаже в Овере после дождя» (рис. 6).
Ауроподобное состояние художника позволило ему добиться почти невозможного — запечатлеть бессознательную тревогу и предчувствие стоящей у дверей смерти в лишенном каких-либо угрожающих деталей, мирном и даже уютном деревенском пейзаже. Именно
4 До настоящего времени нет единого мнения
об истинном характере заболевания знаменитого живописца. При жизни художника выставленный ему диагноз — эпилепсия височных долей — мало кем подвергался сомнению. Тем не менее в последующем различными специалистами не раз высказывались предположения о наличии у Ван Гога биполярного расстройства, шизофрении и других заболеваний (даже особого «синдрома Ван Гога»). Однако слишком часто повторяющиеся попытки переосмыслить диагноз человека, скончавшегося еще в 1890 году, возможно, говорят о том, что они отражают особенности текущей ситуации (или дрейфа представлений) внутри самой психиатрии и потому рано или поздно будут подвергнуты очередной ревизии [21]. В этой связи представляется предпочтительным опираться на мнение специалистов, оказывавших художнику помощь (и не всегда без успеха) при его жизни.
Рис. 5. Винсент Ван Гог. Хижины. 1890. Эрмитаж, Санкт-Петербург, Россия
Рис. 6. Винсент Ван Гог. Пейзаж в Овере после дождя. 1890. ГМИИ им. А. С. Пушкина, Москва, Россия
эта, рожденная болезнью, особенность картин Ван Гога поставила его в один ряд с великими мастерами прежних эпох.
Но если вглядеться в картины художника, можно рассмотреть и другой, также связанный с болезнью аспект — хорошо известное клиницистам сужение внимания, когда больной полностью фиксирован на главном, захватывающем его объекте или переживании и как бы перестает видеть частные детали [1: с. 34].
Сужение внимания Ван Гога обнаруживает себя в выпадении из поля зрения очевидных деталей. На рисунке 7 изображен увеличенный фрагмент центральной части «Пейзажа в Овере после дождя», где ясно видно отсутствие второго колеса у повозки. Едва ли это простая небрежность автора — ведь повозка изображена не на периферии
Рис. 7. Винсент Ван Гог. Пейзаж в Овере после дождя. 1890. Фрагмент. ГМИИ им. А. С. Пушкина, Москва, Россия
полотна и формально является его зрительной доминантой.
Еще менее вероятно, что здесь присутствует скрытая символика, например изображение колеса судьбы, как иногда пытаются интерпретировать эту деталь картины5. В отличие от многих авторов последующего времени Ван Гог никогда не увлекался абстрактной символикой, да и в силу своего заболевания был чужд отвлеченных абстракций. Вероятнее другое: истинной доминантой картины является ощущение неспокойствия за видимым спокойствием уходящих к горизонту полей. Это неспокойствие видно в контрасте омытой дождем природы и грубых рубцов, оставленных плугом на голой земле; ровных прямоугольников крестьянских наделов и пересекающей их мокрой, извилистой дороги; неестественно яркой красной черепицы крыш и сочной зелени проросших растений. В письме к сестре Вилле-мен, написанном за полтора месяца до гибели, Ван Гог говорит о своем состоянии: «В последнее время я работал много и быстро; тем самым я пытаюсь выразить отчаянно стремительный ход вещей в современной жизни». И сразу же переходит к этой картине: «Вчера под дождем я нарисовал большой пейзаж... различные виды зелени... фиолетовая земля. Белая дорога пересекает холст. маленькая карета и белые дома с резко красными крышами»6.
5 См., например: Известные картины мира | Картина «Пейзаж в Овере после дождя». URL: http:// peresvetovgallery.ru/kartiny/kartina-pejzazh-v-overe-posle-dozhdya.html
6 Ван Гог. Письмо 866, Виллемен Ван Гог из Овер-сюр-Уаз, 13 июня 1890 г. Место нахождения: Амстердам, Музей Ван Гога, инв. № B723 V / 1962.
Разлитая в полотне напряженность оказывается запечатленной в грубом дефекте детали изображения, сознательно оставленном в картине для того, чтобы с большей точностью передать особенность болезненного состояния художника. Характерный для эпилепсии психический ущерб и его гиперкомпенсация сливаются в одно целое.
Системно-психологические особенности при шизофрении
Совершенно иным образом психический ущерб и возможности его своеобразной компенсации обнаруживают себя при шизофрении [24; 25]. Б. В. Зейгарник было убедительно показано, что для этого заболевания характерно затруднение больных в установлении системных связей даже между хорошо известными предметами [5; 17]. На эту же особенность указывает и абсолютное большинство других авторов, подчеркивая разорванность мышления, логическое соскальзывание и эмоциональную тупость больных [7: с. 322], а также присущее им ослабление чувств и ухудшение ассоциативных процессов мышления [13: с. 452]. Системно-психологическая интерпретация возникающего при шизофрении дефекта умственной деятельности связана с констатацией снижения продуктивности психической деятельности по параметру сложности образуемых системных связей (см. рис. 8).
Особенно отчетливо выступает дефект организации системных связей на поздних стадиях заболевания, когда разорванность мышления может приобретать грубые формы, вплоть до речевых нарушений [23]. Вместе с тем на более ранних стадиях течения болезни часто имеет место характерная именно для этого заболевания компенсация умственного дефекта, обнаруживающая себя в бросающейся в глаза нетривиальности суждений, основанных на образовании парадоксальных системных связей.
В исключительных случаях ущербное по своему существу парадоксальное мышление шизофреника неожиданно открывает для других людей неизвестную дотоле грань
Объем системы (п)
2 1
(АС)
Удельная
сложность связей
(?) Темп
системообразования
3
Рис. 8. Изменения умственных способностей (глубины ума) при шизофрении
Цифрами обозначены:
1 — нормальное развитие способностей;
2 — типичное снижение способностей при заболевании;
3 — парадоксальное развитие способностей при гиперкомпенсации.
какого-то явления и потому требует признать за ним статус таланта. Однако с позиции системной психологии гиперкомпенсация психического ущерба у шизофреника принципиально отличается от гиперкомпенсации при эпилепсии. Главной особенностью здесь становится не гипернапряженность значимой для больного системы, приводящая к усилению связей внутри этой системы и парадоксальному расширению числа ее элементов, а напротив, утрата для всех, кроме самого больного, связующей нити между элементами конструируемой им системы. Благодаря этому элементы, формально не покидая границ системы, освобождаются от большей части связующих их отношений и оживают, приобретая возможность складываться, как в калейдоскопе, в новые причудливые композиции.
Иллюстрацией такой гиперкомпенсации служит творчество страдавших шизофренией живописцев, для многих из которых, как указывает известный польский психиатр А. Кемпинский, творчество становится способом «освободиться из плена враждебных сил» [6: с. 85]. Болезнь для них приобретает смысл очистительной революции, сметающей старые связи и создающей совершенно новую реальность [20]. Среди таких, безусловно, талантливых больных можно назвать старшего современника Ван Гога, английского художника
Ричарда Дадда7, чьи работы в настоящее время экспонируются в Британской галерее Тейт.
Внешне в судьбах Ван Гог и Дадда много общего: оба создавали свои произведения во второй половине XIX века; оба покушались на убийство близких и были помещены в клинику для душевнобольных; оба были малоизвестны при жизни и обрели славу после смерти. Однако творчество Дадда — художественная и психологическая антитеза работам Ван Гога. Представление об этом дает одно из наиболее известных полотен художника «Мастерский замах сказочного дровосека» (рис. 9).
Несмотря на небольшой формат картины — всего 54 на 39,5 см, — Дадд работал над ней в течение девяти лет, с большой тщательностью выписывая каждую деталь, но так и оставил незавершенной. Это уже само по себе отличие, ведь знаменитый голландец, чтобы запечатлеть остроту охватившего его состояния часто писал картину в течение одного дня, неизбежно сокращая число деталей изображения до минимума. Полотно английского художника, напротив, переполнено деталями, часто
7 Ричард Дадд, британский художник (18171886), страдал наследственной шизофренией. В 26 лет в состоянии психотического возбуждения совершил жестокое убийство отца, после чего более 40 лет провел в психиатрической лечебнице, где создал свои самые знаменитые произведения.
Рис. 9. Ричард Дадд. Мастерский замах дровосека. 1855-1864. Галерея Тейт, Лондон, Великобритания
столь мелкими, что при работе с ними автор вынужден был использовать линзу. Картина представляет каменистую террасу, на которой в разнообразных позах застыло множество странных человеческих фигурок. Одни из них — явный гротеск, напоминающий персонажей Босха и Брейгеля, другие — выглядят вполне импозантно. Однако кто эти фантастические персонажи, какова между ними связь и какую роль они играют в замысле художника, остается для зрителя загадкой. При этом главного героя, дровосека, чей мастерский замах послужил названием картины, удается обнаружить далеко не сразу: его фигура как будто специально замаскирована — сливается с фоном, да еще наискось перечеркнута стеблями растений. Самая яркая деталь полотна — рассыпанные повсюду без видимой причины неестественно огромные в сравнении с изображенными людьми цветы маргариток.
И тем не менее картина обладает несомненным эстетическим воздействием на зрителя. Одной из причин тому является особая цветовая гамма. Нежные переливы сине-лилового, серого и коричневого оттенков с вкраплением красных,
белых и желтых пятен зритель видит, как будто через стекло, слегка затемненное болезнью художника. Но главное — это замершие в разных частях холста сказочные фигурки фей, гномов, королей и музыкантов. Приглядываясь к ним, мы вдруг оказываемся в волшебном мире зазеркалья Льюиса Кэрролла, по странной прихоти судьбы написавшего свою «Алису» в том же 1864 году, в котором Ричард Дадд закончил работу над своим «Дровосеком». Опять, как и у Ван Гога, психический ущерб и его гиперкомпенсация сливаются в неразрывное целое.
Заключение
Таким образом, предложенная модель базовых системно-психологических процессов, лежащих в основе нарушений умственной деятельности при трех эндогенных и эндогенно-органических психических заболеваниях (циркулярном расстройстве, эпилепсии и шизофрении), позволяет обосновать связь каждого из этих заболеваний со специфической для него патологией системных процессов умственной деятельности. Для циркулярных расстройств — это темп психической деятельности; для эпилепсии — число элементов регулируемой системы; для шизофрении — сложность устанавливаемых в системе связей.
При этом патологическое снижение темпа психической деятельности в депрессивной фазе циркулярного расстройства в исключительных случаях может прерываться парадоксальным увеличением темпа и продуктивности деятельности в маниакальной фазе заболевания. Аналогично типичное для эпилепсии сужение умственной деятельности в столь же исключительных случаях таланта может стать причиной гиперкомпенсации, находящей себя в парадоксальном расширении интеллектуальных способностей благодаря эффекту, похожему на эпилептическую ауру. Наконец, нарастающий дефект организации системных связей при шизофрении может стать у талантливого художника причиной «оживания» освободившихся от привычных связей элементов психической деятельности и замыкания их в новые, ценные для общества композиции, обеспечивая тем самым специфический для этой болезни тип гиперкомпенсации.
Литература
1. Болдырев А. И. Психические особенности больных эпилепсией. М.: Медицина, 2000. 384 с.
2. Ганнушкин П. Б. Избранные труды. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. 416 с.
3. Двирский А. А., Двирский А. Е. К истокам формирования концепций раннего слабоумия в работах Э. Крепелина и шизофрении в работах Е. Блейлера // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 2011. Т. 111. № 11. С. 62—65.
4. Жане П. Психологическая эволюция личности. М.: Академический проект, 2010. 399 с.
5. Зейгарник Б. В. Патопсихология. М.: Юрайт-Издат, 2012. 367 с.
6. Кемпинский А. Психология шизофрении. СПб.: Ювента, 1998. 294 с.
7. Клиническая психиатрия / Н. Е. Бачеринов, К. В. Михайлова, В. Л. Гавенко и др. Киев: Здоровье, 1989. 512 с.
8. Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Академический проект, 2015. 328 с.
9. Николаева В. В., Зинченко Ю. П., Тхостов А. Ш. и др. Психосоматика: телесность и культура. М.: Академический проект, 2009. 320 с.
10. Ноймайр А. Музыка и медицина. М.: Классика-XXI, 2009. 312 с.
11. Рубинштейн С. Я. Экспериментальные методики патопсихологии. М.: Апрель-Пресс, 2010. 224 с.
12. Рыжов Б. Н. Системная психология. 2-е изд. М.: Т8 Издательские Технологии, 2017. 356 с.
13. Сметанников П. Г. Психиатрия. 5-е изд. М.: Медицинская книга, 2002. 708 с.
14. Теплов Б. М. Ум полководца // Теплов Б. М. Избранные труды: в 2 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1985. С. 223-313.
15. Холодова Н. Б., Рыжов Б. Н., Жаворонкова Л. А. Состояние высших психических функций у участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 2005. Т. 105. № 10. С. 57-58.
16. Ясперс К. Общая психопатология / пер. с нем. Л. О. Акопяна. М.: Практика, 1997. 1056 с.
17. Forsythe A., Williams T., Reilly R. What Paint Can Tell Us: A Fractal Analysis of Neurological Changes in Seven Artists // Neuropsychology. 2017. V. 31. № 1. P. 1-10. DOI: 10.1037/neu0000303.
18. Hoff P. Kraepelin and degeneration theory // European Archives of Psychiatry and Clinical Neuroscience. June 2008. V. 258. № 2. Р. 12-17.
19. Jamison K. Touched with Fire: Manic-Depressive Illness and the Artistic Temperament. New York: The Free Press, 1993. 325 p.
20. Klein S. The Feeling of Personal Ownership of One's Mental States: A Conceptual Argument and Empirical Evidence for an Essential, but Underappreciated, Mechanism of Mind // Psychology of Consciousness: Theory, Research and Practice. 2015. V 2. № 4. P. 355-376. DOI: 10.1037/cns0000052
21. Kotov R. et al. The Hierarchical Taxonomy of Psychopathology (HiTOP): A Dimensional Alternative to Traditional Nosologies // Journal of Abnormal Psychology. 2017. V 126. № 4. Р. 454-477. DOI: 10.1037/abn0000258.
22. Models of Madness. 2-nd Edition / J. Read (Editor), J. Dillon (Series Editor). East Sussex: Routledge, 2013. 448 p.
23. Pienkos E. Intersubjectivity and Its Role in Schizophrenic Experience // The Humanistic Psychologist. 2015. Vol. 43. Р. 194-209. DOI:10.1080/08873267.2014.990459.
24. Zimmermann G., Favrod J., Trieu V., Pomini V. The effect of cognitive behavioral treatment on the positive symptoms of schizophrenia spectrum disorders: a meta-analysis // Schizophrenia Research. 2005. V 77 (1). Р. 1-9.
25. Zipursky R., Reilly T., Murray R. The myth of schizophrenia as a progressive brain disease // Schizophr Bull. 2013. Nov. Т. 39 (6). Р. 1363-1372.
THREE DISEASES AND THREE PARADOXICAL ABILITIES: SYSTEM PSYCHOLOGICAL INTERPRETATION
B. N. Ryzhov, MCU, Moscow
The article is devoted to the justification of a systematic interpretation of pathopsychological disorders of mental system processing in three endogenous (endogenous-organic) mental diseases: a circular (bipolar)
disorder, epilepsy and schizophrenia. The methodological basis of the research is the theory of system psychology and the concept of system-psychological genesis of changes in mental activity caused by these diseases. In accordance with this concept a person' s mental potential is based on a set of characteristics such as the number of elements of a regulated system that are available to a person, the complexity of the connections established in the system and the rate of system formation. It is these three characteristics that might be subject to specific «targeted» changes in three endogenous mental diseases of traditional psychiatry and these diseases have a pro-gredient course and they are not associated with simple involutional processes of old age. System psychological analysis reveals the predominant influence of each of these diseases mainly on a major one characteristic, that is the most vulnerable in this disease. So if it is a circular disorder, the rate of mental activity (the rate of system formation or the speed of the mind) becomes the most vulnerable characteristic; if it is an epilepsy — the number of elements of the regulated system or the breadth of the mind becomes weaker; and if it is a schizophrenia — the complexity of the links in the system or the depth of the mind becomes weaker.
Methodically the work is based on the use of systematic psychological analysis of the products of a number of outstanding persons of creative professions and public persons, suffering from these diseases. The paper shows that in the depressive phase of a circular disorder the pathological decrease in the rate of mental activity may be interrupted by a paradoxical increase in the rate and efficiency of activity in the manic phase in some exceptional cases (like R. Schumann, for example). Similarly, the typical epilepsy narrowing of mental activity can cause a hypercompensation in equally exceptional cases of the talent (like Napoleon I, Van Gogh, for example), that is reflected in a paradoxical expansion of intellectual abilities due to the effect, similar to the epileptic aura. Thus the growing defect in the organization of system connections in schizophrenia in rare cases of a talent (P. Dadd, for example) leads to the «revival» connectivities of the elements of mental activity, closing them in new and valuable for society composition, providing a specific type of hypercompensation caused by this disease.
Keywords: system psychology; systematic psychological analysis; mental potential; circular disorder; epilepsy; schizophrenia; hypercompensation; hypomaniacal state; depression; epileptic aura; paradoxical abilities; Robert Schumann; Napoleon I; Vincent Van Gogh; Richard Dadd.
For citation: Ryzhov B. N. Three diseases and three paradoxical abilities: system psychological interpretation // Systems psychology and sociology. 2019. № 1 (29). P. 5-18.
References
1. Boldirev А. I. Psychological features in epilepsy patients. M.: Meditsina, 2000. 384 p.
2. Gannushkin P. B. Selected works. Rostov-na-Donu: Feniks, 1998. 416 p.
3. Dvirsky А. А., Dvirsky А. Е. To the origins of formation of concepts of early dementia in E. Kraepe-lin's work and schizophrenia in E. Bleuler's work // S. S. Korsakov Journal of Neurology and Psychiatry. 2011. T. 111. № 11. P. 62-65.
4. Janet P. Psychological evolution of personality. M.: Akademicheskiy Proekt, 2010. 399 p.
5. Zeigarnik B. W. Pathopsychology. M.: Yurait-Izdat, 2012. 367 p.
6. Kempinsky А. Psychology of schizophrenia. SPb.: Yuventa, 1998. 294 p.
7. Clinical psychiatry / N. E. Bacherinov, K.V. Mikhaylova, V L. Gavenko and et. al. Kiev: Zdorovya, 1989. 512 p.
8. Kretschmer E. Physique and character. M.: Akademicheskiy Proekt, 2015. 328 p.
9. Nikolaeva V. V., Zinchenko Yu. P., Thostov А. Sh. and et. al. Psychosomatic: living body and culture. M.: Akademicheskiy Proekt, 2009. 320 p.
10. Neumayr A. Music and medicine. M.: Klassika-XXI, 2009. 312 p.
11. Rubinshtein S. Ya. Experimental techniques of pathopsychology. M.: Aprel-Press, 2010. 224 p.
12. Ryzhov B. N. System psychology. 2-e izd. M.: T8 Izdatelskiye Tekhnologii, 2017. 356 p.
13. Smetannikov P. G. Psychiatry. 5-e izd. M.: Meditsinskaya kniga, 2002. 708 p.
14. Teplov B. M. The mind of the commander / Selected works: in 2 V. V. 1. M.: Pedagogika, 1985. P. 223-313.
15. Kholodova N. B., Ryzhov B. N., Zhavoronkova L. A. The state of higher mental functions in liquidators of consequences of the Chernobyl accident // S. S. Korsakov Journal of Neurology and Psychiatry. 2005. T. 105. № 10. P. 57-58.
16. Yaspers & General psychopatology / tr. by L. O. Akopyan. M.: Praktika, 1997. 1056 p.
17. Forsythe A., Williams T., Reilly R What Paint Can Tell Us: A Fractal Analysis of Neurological Changes in Seven Artists // Neuropsychology. 2017. V. 31. № 1. P. 1-10. DOI: 10.1037/neu0000303.
18. Hoff P. Kraepelin and degeneration theory // European Archives of Psychiatry and Clinical Neuroscience. June 2008. V. 258. № 2. P. 12-17.
19. Jamison K Touched with Fire: Manic-Depressive Illness and the Artistic Temperament. New York: The Free Press, 1993. 325 p.
20. Klein S. The Feeling of Personal Ownership of One's Mental States: A Conceptual Argument and Empirical Evidence for an Essential, but Underappreciated, Mechanism of Mind // Psychology of Consciousness: Theory, Research and Practice. 2015. V 2. № 4. P. 355-376. DOI: 10.1037/cns0000052
21. Kotov R. et al. The Hierarchical Taxonomy of Psychopathology (HiTOP): A Dimensional Alternative to Traditional Nosologies // Journal of Abnormal Psychology. 2017. V 126. № 4. P. 454-477. DOI: 10.1037/abn0000258.
22. Models of Madness. 2-nd Edition / J. Read (Editor), J. Dillon (Series Editor). East Sussex: Routledge, 2013. 448 p.
23. Pienkos E. Intersubjectivity and Its Role in Schizophrenic Experience // The Humanistic Psychologist. 2015. V 43. P. 194-209. DOI: 10.1080/08873267.2014.990459.
24. Zimmermann G., Favrod J., Trieu V., Pomini V. The effect of cognitive behavioral treatment on the positive symptoms of schizophrenia spectrum disorders: a meta-analysis // Schizophrenia Research. 2005. V 77 (1). P. 1-9.
25. Zipursky R., Reilly T., Murray R. The myth of schizophrenia as a progressive brain disease // Schizophr Bull. 2013. Nov. T. 39 (6). P. 1363-1372.
