CC BY
233
Общество: философия, история, культура. 2021. № 12. С. 42-49. Society: Philosophy, History, Culture. 2021. No. 12. P. 42-49.
Научная статья УДК 140.8
https://doi.org/10.24158/fik.2021.12.5
Третья волна феминизма: источники, практические перспективы
Юлиан Григорьевич Тамбиянц1, Виктор Викторович Шалин2, Ирина Александровна Олифир3
123Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия 109081969jylian@rambler.ru, https://orcid.org/0000-0002-0030-8107 2viktor_filosof@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-2886-5976 3Lilit1535@yandex.ru, http://orcid.org/0000-0003-2764-081X
Аннотация. В статье рассматривается круг теоретических, а также объективных источников феминизма третьей волны, который выступает составляющей западного проекта политкорректности. Авторы приходят к выводам, что содержание современного феминизма во многом является продолжением предшествующих по времени феминистских течений. Однако сегодня он принимает гипертрофированные формы, превращаясь в некий антитезис западного общества. Идея дальнейшей эмансипации женщин зачастую приобретает вид экстремистских тенденций, а реализация феминистских практик, перешедшая на уровень мужской дискриминации, вступает в противоречие с женской сущностью, что ведет не к образованию и утверждению новой структуры гендерных отношений, а к их деформации. Разрушение традиционного гендерного порядка является одной из причин радикальных форм феминизма. Процессы выхолащивания мужественности подготовлены совокупностью исторических условий, являя собой симптом болезни западной цивилизации. В современном мире эти процессы взаимосвязаны с формами радикального феминизма, работая на взаимное усиление. В результате происходит разрушение привычной системы отношений между полами, что ведет к внутреннему ослаблению передового западного социума, а также ухудшает позиции западного мира в цивилизационном противостоянии.
Ключевые слова: третья волна феминизма, эмансипация, политкорректность, гендерный порядок, мужественность, компьютеризация и порно, общество потребления
Для цитирования: Тамбиянц Ю.Г., Шалин В.В., Олифир И.А. Третья волна феминизма: источники, практические перспективы // Общество: философия, история, культура. 2021. № 12. С. 42-49. https://doi.org/10.24158/fik.2021.12.5.
Original article
The third wave of feminism: sources, practical prospects
Yulian G. Tambiyants1, Viktor V. Shalin2, Irina A. Olifir3
123Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin, Krasnodar, Russia 109081969jylian@rambler.ru, https://orcid.org/0000-0002-0030-8107 2viktor_filosof@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-2886-5976 3Lilit1535@yandex.ru, http://orcid.org/0000-0003-2764-081X
Abstract. The article reveals the range of theoretical as well as objective sources of third-wave feminism, which is a component of the Western project of political correctness. The authors come to the conclusion that the content of modern feminism is in many ways a continuation of the feminist trends that preceded it in time. However, today it takes hypertrophied forms, turning into a kind of antithesis of Western society. The idea of further emancipation of women often takes the form of extremist tendencies, and the implementation of feminist practices, which has moved to the level of male discrimination, contradicts the feminine essence, which leads not to the formation and approval of a new structure of gender relations, but to their deformation. The destruction of the traditional gender order is one of the causes of radical forms of feminism. The processes of emasculation of masculinity are prepared by a set of historical conditions, which is a symptom of the disease of Western civilization. In the modern world, these processes are interconnected with forms of radical feminism, working for mutual reinforcement. As a result, the habitual system of relations between the sexes is destroyed, which leads to an internal weakening of the advanced Western society, and also worsens the position of the Western world in the civilizational confrontation.
Keywords: third wave of feminism, emancipation, political correctness, gender order, masculinity, computerization and porn, consumer society
For citation: Tambiyants, Yu.G., Shalin, V.V., Olifir, I.A. (2021) The third wave of feminism: sources, practical prospects. Society: Philosophy, History, Culture. (12), 42-49. Available from: doi: 10.24158/fik.2021.12.5 (In Russian).
© Тамбиянц Ю.Г., Шалин В.В., Олифир И.А., 2021
Феминизм первой и второй волн, который принято называть «просвещенным феминизмом», отражал в целом проблематику индустриализма, в рамках которого имели место тендерная дискриминация в области зарплат, более ограниченные возможности карьерного роста. Кроме того, мировоззренческая рационализация побуждала к переосмыслению человеческой, в том числе и женской, сущности, где на первый план выступало стремление найти более приемлемые для нее формы выражения в социуме. Притом что идеи феминизма отличались значительным разнообразием в силу вмешательства субъективно-личностного фактора, практическая составляющая поднимаемых феминизмом вопросов просматривалась весьма отчетливо и в виде некоей целостности. Несколько по-иному обстоят дела с феминизмом третьей волны, обозначившейся с 90-х годов прошлого столетия. Н. Больц, разделяющий просвещенный и фанатичный феминизм, видит в последнем распространившуюся в культурных и интеллектуальных кругах «психическую эпидемию» (Больц, 2014: 65).
Современный феминизм многими подвергается жесткой критике вплоть до его демониза-ции. Например, С. Строев приходит к выводу не только о его антинаучности, но и заявляет, что феминистические практики обретают «открыто человеконенавистнические формы, вполне сопоставимые в этом отношении с практикой нацизма»1. Примерно с тех же позиций А. Никонов, по сути, высмеивает неудачные попытки сторонников феминизма обосновать возможность воспитания из детей нейтральных в поведенческом отношении, фактически «бесполых» особей (Никонов, 2010). А. Никонов приводит мнение западного профессора К. Глассона, который видит в феминизме главного виновника трансформации гендерных отношений, закрепляемых на уровне правовых практик и получающих культурную легитимацию от запуганных феминистками СМИ. В последние десятилетия происходит необоснованное унижение белых гетеросексуальных мужчин в массовом порядке, которые непрерывно изображаются как насильники и угнетатели женщин, детей. «И всесильные западные правительства, вместе с законодателями, лишили мужчин почти всех их прав в семье, дома, во взаимоотношениях на том основании, что женщинам и детям часто лучше без них. Ввиду всего этого стоит ли удивляться, что мужчины ведут себя так "ужасно"»? (Никонов, 2010).
С приведенной критикой в целом можно согласиться, хотя при всем этом нельзя отрицать ее несколько односторонний смысл. Почему общественная ситуация оказалась подверженной влиянию столь одиозного явления, как радикальный феминизм, с которым прежде всего ассоциируется так называемая третья волна феминизма? Каковы предпосылки появления последнего и каких результатов можно ждать от его воздействий на социальную практику? Не проявляются ли здесь определенные результаты меняющегося отношения к культуре в целом, на что неоднократно указывают современные ученые? (Яковлева, 2020). Эти вопросы находятся в рамках рассмотрения настоящей статьи. Цель ее заключается в определении источников и перспектив феминизма третьей волны. Согласно этой цели формируются задачи нашего небольшого исследования. К ним относятся: во-первых, уточнение идеологических предпосылок феминизма, в том числе его преемственности по отношению к предыдущим течениям подобного рода; во-вторых, выявление факторов современного феминизма, исходящих из объективной ситуации; в-третьих, определение перспектив влияния современных идеологий феминизма на социум, некоторая оценка последствий этого.
Итак, третья волна феминизма заявляет о себе с 1990-х гг. Показательно, что это было время, когда либерализм, переживший крах социалистической альтернативы, превратился, по выражению А. Дугина, в «объективный» порядок вещей (Дугин, 2009: 15). Данное обстоятельство способствовало тому, что сейчас можно определить как засилье политкорректности в дискурсивном и проектном плане, и важной ее составляющей становятся радикальные формы феминизма. Предпосылки возникновения политкорректности одними исследователями выводятся из марксизма (Л. Ионин, Н. Больц); другие (А. Дугин, В. Иванов) - склонны видеть основным ее источником либерализм. Нам представляется, что главные истоки проекта политкорректности кроются в диалектике взаимодействия объективных материальных и духовных процессов, описанных Б. Ка-гарлицким. С одной стороны, в левом движении 1960-70-х гг. ведущие позиции занимали интеллектуалы-философы, мало разбирающиеся в перипетиях социально-экономических отношений. С другой стороны, труд стал терпеть последовательные поражения в своем старом противостоянии с капиталом, причем как на локальном, так и на международном (крах социалистической системы) уровнях. В результате подобных неудач лидеры левых движений с целью сохранения места в политическом истеблишменте пошли на неравноправный компромисс с победоносными
1 Строев С. Феминизм как социальное явление. [Электронный ресурс] // Движение за возрождение отечественной науки. URL: https://www.za-nauku.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2011&Itemid=36 (дата обращения: 30.09.2020).
либералами - левая ориентация формально сохранялась, однако принципиально менялись идеология и программа. Социал-демократические партии вернулись к власти, но уже не как реформаторы, а как менеджеры системы, вписавшись в буржуазный политический класс и окончательно растворившись в нем (Кагарлицкий, 2017: 41). Итогом подобного союза стал некий лево-либеральный гибрид, в котором на первый план вышла не социально-экономическая проблематика, а защита прав меньшинств, причем неким основанием для этого послужила идея эмансипации, развиваемая до абсурдных пределов, но исключительно в культурной плоскости. По мысли политолога В. Иванова, стремление к полному и окончательному освобождению не предполагает ни тормозов, ни заднего хода - либеральные демократии все дальше «демократи-зуются» (Иванов, 2010: 240). Все это нашло отражение в проекте политкорректности - знаковом явлении западного общества в последние десятилетия.
Базовым тезисом политкорректности является утверждение о равенстве любых культур, религий, стилей жизни, что выступает максимально жестким фактором формирования духовной ситуации. Во-первых, все имеющиеся точки зрения и идеологии равномерно представляются в общественном мнении. Во-вторых, ни одна из этих точек зрений не может каким-либо образом дискриминироваться, при этом не принимается в расчет степень ее обоснованности. В-третьих, политкор-ректностью не скрывается абсолютная нетерпимость фактически к любой противоположной позиции, которая получает ярлык ксенофобии, фашизма, расизма и т. п. Например, высказываемые сомнения в культурных привилегиях гомосексуалистов влекут за собой обвинения в гомофобии. Закономерно, что уже в 80-е годы прошлого столетия английский мыслитель С. Холл подметил вытеснение идеологической борьбы дискурсивной. Смысл последней заключается в том, что успех в споре определяется не фактами, аргументами, статистикой или даже логикой, а только лишь умением использовать термины (симулякры), изначально маркированные в качестве позитивных. Употребление же терминов, маркированных «хозяевами дискурса» как негативные, обрекает оппонента на поражение, невзирая на весомость приводимых им аргументов (Кагарлицкий, 2017: 49-50). Известная формула политкорректности «истина относительна» трактуется философом Л. Иониным как ее фактическое игнорирование. По его мнению, истина совершенно не интересует политкорректное^, задача последней заключается в том, чтобы обеспечить толерантность или терпимость даже в отношении заведомо неистинного (Ионин, 2010: 40).
Как уточняет Б. Кагарлицкий, суть политкорректности состоит даже не в запрете на употребление тех или иных слов и выражений, но «в запрете проблематизации определенных тем, обсуждения определенных вопросов. Причем уже совершенно не важно, какую именно позицию вы занимаете в процессе обсуждения, недопустимой становится сама постановка вопроса»* (Кагарлицкий, 2017: 54). Подменяя политические вопросы культурными, политкорректность тем не менее не создает возможностей их подлинного разрешения, а ритуализированное воспроизведение дискурсивных практик подается как подлинная идейная борьба.
Одной из составляющих политкорректности и стал феминизм третьей волны. Нельзя отрицать, что в социокультурном пространстве современности имеют место различные формы феминизма, корни которых уходят в предшествующие эпохи. Наиболее взвешенные из них выступают в законченном концептуальном виде, в общем и целом редуцируясь к тезису о том, что нельзя определять в качестве демократического современное общество, где женщин вынуждают жить по мужским правилам. Подлинная «гендерная демократия» заключается в одинаковом проявлении уважения к человеку независимо от его пола, а также от того, посвящает он себя работе или семье (Зимбардо, Коломбе, 2017). В рамках подобной логики отношения между полами принято рассматривать как партнерские, договорные, а мужчина и женщина интерпретируются как равные суверенные индивиды, объединенные только соглашением. Семья и брак толкуются не столько как долг, сколько как частный выбор, а этическая компонента выносится «за скобки». Тем не менее способ такого мышления предполагает терпимость касательно самых одиозных и извращенных форм патриархальщины, поскольку те могут быть вполне рассмотрены как проявления свободного выбора. «Если, например, систематическое насилие над "партнером" является частью отношений, принимаемых "добровольно", пусть и в силу обычая, нет никакой причины бороться против этого» (Кагарлицкий, 2017: 63).
Американская публицистка Н. Вульф в книге «Миф о красоте» по сути дела продолжает развивать тезис С. Бовуар о женственности как исключительно социальном конструкте, в то же время стремясь сделать свой собственный анализ более актуальным для современных реалий, исходящих из фактологии потребительской культуры. Идеалы красоты создаются искусственно и подчинены конкретным целям. В качестве подобных ориентиров, считает Н. Вульф, часто выступают деньги, «а точнее - рост прибыли рекламодателей, которые платят деньги средствам
* выделено Б. Кагарлицким.
массовой информации, а те, в свою очередь, создают нужные идеалы». Здесь видится и политический смысл. «Чем более прочные позиции занимали женщины в политической жизни, тем сильнее давили на них идеалы красоты, главным образом для того, чтобы отвлечь их внимание и перенаправить их энергию в другое русло, остановив их движение вперед» (Вульф, 2020: 12).
Миф о красоте есть мощное средство социального контроля; он также выступает стимулом социального поведения, поскольку постоянно транслируется СМИ, социальными сетями, опять же мнением окружающих. Он навязывает женщинам первичную установку заботы о своём теле, отодвигая на задний план все остальные актуальные для нее проблемы (вроде равенства прав, карьеры и т. д.). Ориентируясь на идеальный тип телесности, который представляется в качестве реально достижимого, женщины тратят огромные усилия, сопровождаемые финансовыми потерями, дабы как-то приблизиться к нему. Рост количества случаев нервной анорексии - психического расстройства на базе навязчивой идеи о снижении веса - связан именно с подобными стратегиями.
Основная мысль, приводимая Н. Вульф, заключается в том, что женщины стремятся к надуманным псевдоважным целям, отвлекаясь от реальных проблем, что закрепляет именно мужские правила в обществе. Однако здесь вполне уместно поставить следующий вопрос. Стандарты идеального тела ведь навязываются не только женщинам, а обоим полам. Почему же «миф о красоте», в определенной степени затрагивая и мужские практики, все же в неизмеримо большей степени отражается на поведении именно женской половины? Видимо, прав Н. Больц, констатирующий «прогрессирующую необдуманность» феминистской идеологии (Больц, 2014: 87).
Можно заключить, что во многом ключевые работы теоретиков феминизма третьей волны продолжают традиции предшествующих по времени феминистских течений. Если традиции борьбы за расширение прав женщин заложены первой волной, а именно его суфражистской составляющей, то тезис о социальной обусловленности половых различий был предложен уже второй волной, получив свою дальнейшую разработку. Однако сам по себе данный тезис мы полагаем совершенно ошибочным, стало быть, его последующее развитие скорее способствует дальнейшей деформации гендерных аспектов общественного порядка.
Более радикальные направления феминизма усиливают с течением времени свою непримиримость, воспринимая тоталитарный смысл дискурса политкорректности. Они подобно религиозной мантре повторяют тезис о несправедливости общества по отношению к женщинам, притом что все возражения определяются как сексизм и мгновенно отметаются. По наблюдению казанских ученых О. Порошенко и Т. Харисовой, радикальный феминизм принимает в расчет только «привилегии мужчин», тогда как другие обстоятельства, касающиеся реальных различий между женщинами и мужчинами, например, большая физическая сила, беременность и уход за ребенком, психофизиологические особенности, эффекты мужских и женских гормонов, считает выражением мужского вероломства и жадности (Порошенко, Харисова, 2014). Закономерно, что в своих крайних притязаниях сторонники феминизма дошли до требования дискриминации в пользу женщин и установления полового апартеида. Сюда относятся и тезисы о разрушении семьи, и борьба с традиционной гетеросексуальностью, и пропаганда мужефобии, а также биологического превосходства женщин, и, наконец, даже проскальзывает идея полного уничтожения мужчин1.
Один из критиков феминизма, немецкий социальный философ Н. Больц пишет о нетерпимости его наиболее одиозных форм к такому естественному и знаковому для сильной половины человечества феномену, как мужественность. Если раньше мужественность была эталоном воспитания, то сегодня «она должна реагировать на делегитимацию самой себя», постоянно испытывая нападки. Отсюда: «современность культивирует человечество без мужественности, общество среднего пола» (Больц, 2014: 79-80). Не отрицая определенной правоты германского исследователя, мы хотим добавить, что феномен мужественности стал испытывать вызовы отнюдь не вчера и отнюдь не только от феминизма. Сам же Н. Больц упоминает проблему, поставленную жившим столетие назад американским философом У. Джеймсом, когда феминизм вряд ли серьезно расшатывал гендерный порядок. Она состоит в понимании того, каким образом сохранить мужественность в пацифистском мире (Больц, 2014: 80).
Мы полагаем, что выхолащивание мужественности обусловлено не только пацифизмом и относительным миролюбием буржуазного мира. Хотя в этом плане его не следует недооценивать, пацифизм сам по себе многим видится и действительно выступает мощным фактором обозначенного тренда, при этом оценивается по-разному. Например, Э. Геллнер всячески приветствует усиливающиеся тенденции бесконфликтности (Геллнер, 2004: 90-91). Г. Балакришнан
1 Строев С. Феминизм как социальное явление. [Электронный ресурс] // Движение за возрождение отечественной науки. URL: https://www.za-nauku.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2011&Itemid=36 (дата обращения: 30.09.2020).
приводит точку зрения израильского ученого А. Гата, который видит здесь причину падения рождаемости, старения населения, «последовательную эрозию патриархата» (Балакриштан, 2008: 120). Как бы то ни было, но в упадке мужественности мы находим более широкую системную проблему, имеющую основательную историческую основу, которая выступает неким итогом всего процесса западного цивилизационного развития1. Рассмотрение всех обстоятельств этого явления выходит за рамки настоящей статьи, а потому мы здесь ограничимся краткой характеристикой тех факторов, которые, являя собой результирующую цивилизационного прогресса, ударяют по мужественности.
В первую очередь следует отметить такое явление, как компьютеризация, отражением которой является феномен геймерства. Последний намного сильнее распространен именно в мужской среде: в семейных парах, где один из супругов - геймер, в 84 % случаев это именно муж, в парах, где каждый увлечен компьютерными играми в 73 % случаев мужья, а не жены являются более заядлыми геймерами (Зимбардо, Коломбе, 2017). Предопределенность большей погруженности в геймерство мужчин мы видим в их архетипической составляющей, выражающейся в стремлении ощутить себя в качестве победителя и героя.
Тесно связаны с компьютеризацией и фактически являются ее отражением растущие предложения порнопродукции, на которую тоже на несколько порядков больше западают мужчины, нежели женщины (соотношение примерно 6:1) (Зимбардо, Коломбе, 2017). Причем этому содействует навязываемый потребительской культурой принцип «наименьшего сопротивления», зачастую побуждающий отказываться от достижительских стремлений. Проведенный в 2011 г. опрос 20 тыс. респондентов показал, что в качестве основных причин привлекательности для себя компьютерных игр и порносайтов молодые люди отмечали прежде всего следующие: «приносит моментальное удовольствие» (85 %); «отсутствие риска быть отвергнутым, возможность выбора своего сценария событий» (73 %); «это весело и всегда доступно» (72 %); «чувствуешь себя асом, и все под контролем» (67 %) (Зимбардо, Коломбе, 2017).
Феномены геймерства и порно вполне отвечают одному из главных постмодернистских трендов - стремлению к новому. Человек, пребывающий в рамках одной и той же визуальной среды, быстро теряет интерес, ему требуются новые образы, чтобы во всей полноте испытать возбуждение. Необходимость обновления визуального опыта побуждает человека к постоянному поиску новизны для поддержания своего возбужденного состояния. Компьютерные игры и порно предполагают разнообразие, а поэтому неслучайно, что обе эти индустрии срастаются. Очевидно, что большая погруженность мужчин в мир компьютеров и порно обеспечивает их зависимость от виртуального поощрения, тем самым сокращая личностную мотивацию чего-то добиться в реальной действительности. Книга Ф. Зимбардо и Н. Коломбе «Мужчина в отрыве: Игры, порно и потеря идентичности» обильно насыщена фактами изменений достижительских социальных показателей в пользу женщин. Растет число женщин, зарабатывающих больше своих мужей, снижается социальная активность мужчин в профессионально-трудовом аспекте. К 27 годам 30 % женщин и только 25 % мужчин в США получают диплом бакалавра, причем подобные тенденции отмечаются и в других западных странах (Зимбардо, Коломбе, 2017).
Таким образом, мы намерены утверждать, что деформация мужественности и собственно гендерного порядка является не только следствием воздействия набравших силу радикальных форм феминизма. Это своего рода болезнь цивилизации, подготовленная совокупностью исторических условий. В не меньшей, если не в большей степени эти обстоятельства надо рассматривать в качестве серьезной причины разрастания феминистских представлений. В некотором роде исторически обусловленный упадок мужественности можно трактовать как объективный источник феминизма.
В свете приведенных обстоятельств вполне закономерно, что все большее количество женщин становятся самодостаточными, обходясь без мужской второй половины, где наблюдается не избыток, а дефицит типичных мужских качеств. Как следствие, растет количество неполных семей и «одиночек». Как констатирует Н. Больц, чем образованнее женщины, тем бесплоднее нация. Женщины больше зарабатывают и меньше рожают. «Эмансипация женщин приводит к обесцениванию материнства и мужественности» (Больц, 2014: 76-76). Геи, женщины и холостяки лучше приспособлены к новым кооперативным, постиндустриальным структурам, чем мужчины с традиционной ориентацией и классические семьи. Современные условия достижения успеха мало совместимы с культом мужественности. Отсюда все больше случаев, когда успешные люди находят убежище в гомосексуализме. Гомосексуалисты свободны от необходимости жить по стандартам мужественности, предполагающим борьбу, соответственно, избавляясь «от
1 Тамбиянц Ю.Г. Мужество нас покидает? Ученый - о том, как меняются типично мужские качества // АиФ - ЮГ. 2020. 26 февраля.
того, чтобы в своих желаниях идти на компромисс с женскими ожиданиями. Современное общество уже давно сделало это нормой» (Больц, 2014: 75, 77). Так характеризует Н. Больц ситуацию в «наиболее продвинутом» западном социуме.
Как считают О. Порошенко и Т. Харисова, противоречивость радикального феминизма заключаются в том, что он стремится не столько развалить традиционный гендерный порядок, сколько поменять позиции, оставив ту же самую иерархию. Вместо образа женщины как нежного, прекрасного, дающего жизнь существа, внедряются новые женские облики, наделенные агрессией и шоковой сексуальностью. Здесь используется образ «новой амазонки», наделенный чертами «самодостаточности» и «воинственности» (Порошенко, Харисова, 2014). Возможно, данная позиция дискуссионна, однако бесспорно, что происходит разрушение традиционной системы гендерных отношений, характеризующейся естественной асимметричностью социальных ролей как на макроуровне, так и в масштабах семьи. Все это никак не приведет к новым упорядоченным структурам, но стимулирует хаотизацию и неопределенность.
Косвенным образом это подтверждается тем, что получающие официальную поддержку на государственном уровне (равно как и другие составляющие проекта политкорректности) практики феминизма, раз за разом входят в противоречие с биологически предопределенной женской сущностью. Собственно, к данному тезису склоняются многие ученые (О. Порошенко, Т. Харисова, С. Строев) и публицисты (А. Никонов). Например, в опросе Гэллапа от 2013 г., затрагивающем американское общество, наиболее продвинутое в плане радикального феминизма, лишь 25 % женщин заявили о своем желании иметь своим начальником женщину, в то время как 40 % высказались за начальника-мужчину (Никонов, 2010). В упомянутой книге Ф. Зимбардо, Н. Коломбе приводятся результаты исследования Л. Готтлиб по поводу последствий динамики распределения ролей в американских семьях, в котором отмечается, что равное распределение домашних обязанностей не идет на пользу сексуальным отношениям и увеличивает риск развода. Женщину тянет к мужчине в его традиционном облике, когда он занят в основном обеспечением финансовой стороны семейного существования, в этом случае риск развода минимален (Зимбардо, Коломбе, 2017).
Многие интервью с современными женщинами свидетельствуют о размытом понимании ими гендерных ролей: «женщины 20-30 лет рассуждают о силе феминизма, но сексуально их привлекает открытая демонстрация мужского напора и силы» (Зимбардо, Коломбе, 2017). Наконец, старейший американский исследователь Ф. Зимбардо со своей молодой коллегой Н. Коломбе приходит к выводу о том, что многие современные женщины тяготятся собственным «освобождением». «Никто не может дать точного определения женской свободы, поэтому феминистки и разбежались по разным тусовкам, не в состоянии договориться, в чем же заключается их сексуальное раскрепощение» (Зимбардо, Коломбе, 2017).
Политолог Б. Кагарлицкий представляет современный феминизм одним из вариантов идеологии передовых групп, рвущихся в элиту, но при этом использующих номинально неполитические способы. Это часть общего проекта, который ориентирован на навязывание определенных поведенческих практик, «своего рода символических кодов, без знания и принятия которых вы просто не можете претендовать на лидирующие роли в обществе» (Кагарлицкий, 2017: 65). Нет особых оснований оспаривать подобную позицию, однако уместно предположить, что продолжающаяся реализация политкорректных практик, может, и ведет к тактическому выигрышу прежде всего в отношении приручения элитой оппозиционных движений и настроений, однако в перспективе обернется стратегическим проигрышем для западного общества, а то и цивилизации в целом.
Предпосылки к этому наглядно проявляются прямо сейчас. Уже в первой половине 2000-х годов российский ученый В. Соловей констатировал, что западный мир проигрывает в борьбе с более пассионарными представителями ислама, с которыми он столкнулся в виде мигрантов. По мысли этого ученого (известного в современной блогосфере), линия цивилизационного столкновения проходит именно внутри Запада. В этой борьбе решающим фактором выступает «не технологическое превосходство, военная мощь, материальное богатство и культура - высокая и низкая, - а способность женщин к рождению и мужчин - к экспансии». И здесь все преимущества на стороне иммигрантских групп, поскольку последние сейчас «демонстрируют нескрываемую и агрессивную волю к власти, в то время как европейцы потеряли не только волю к власти, но даже волю к борьбе» (Соловей, 2008).
Неслучайно Г. Балакришнан солидаризируется с А. Гатом в том, что лидерам западного мира следует попытаться разработать новый образ войны, адекватный социальным запросам современности. Это поможет вдохнуть воинскую энергию в западное общество, даст ей толику «безрассудной горячности», которая встряхнет его от потребительского гедонизма (Балакришнан, 2008: 120). Интересно, что близкие рассуждения характерны для Ж. Сореля, который столетие назад также желал толики здорового насилия для дряхлеющей буржуазии (Сорель, 2011).
Итак, изложенный материал подвигает к следующим заключениям.
Работы теоретиков феминизма третьей волны во многом продолжают традиции предшествующих по времени феминистских течений. Речь идет о требованиях расширения прав женщин (первая волна), а также о борьбе с патриархальными представлениями о половых различиях, которые якобы являются надуманными (вторая волна). Указанные аспекты получили дальнейшее развитие в феминизме третьей волны, который помимо обозначенного наследия еще и являет собой результат самовыражения некоторых наиболее пассионарных представителей «слабой половины», а также отражает социокультурный дух современной эпохи, важнейшей чертой которого выступает политкорректность. Во многом в силу того, что касающиеся равноправия требования были в целом удовлетворены еще на предыдущих этапах, а тезис о половых различиях как социальный конструкт изначально ошибочен, современный феминизм приобрел гипертрофированные формы.
Феминизм, эволюционировавший за два века своего существования от дополнения к классическим идеологиям до одной из многочисленных духовных структур в рамках современного проекта политкорректности, в настоящий момент превращается в антитезис западного общества. Идея дальнейшей эмансипации женщин зачастую приобретает вид, по сути, экстремистских тенденций, а реализация феминистских практик, перешедшая в настоящий момент на уровень мужской дискриминации, вступает в противоречие с женской природой, женской сущностью, что в целом ведет не к образованию и утверждению новой структуры гендерных отношений, а к разрушению привычных структур отношений между полами.
Деформация гендерного порядка является не только следствием воздействий набравших силу радикальных форм феминизма, но и в большей степени одной из его причин. Его основным разрушающим фактором выступают процессы выхолащивания мужественности, которые подготовлены совокупностью исторических условий, являя собой симптом болезни западной цивилизации. В современном мире эти процессы взаимосвязаны с формами радикального феминизма, работая на взаимное усиление. В результате происходит разрушение традиционной системы отношений между полами - маскулинизация женщин и феминизация мужчин. Это ведет не только к внутреннему ослаблению передового западного социума, усилению его рыхлости и социальной атомизации, но и в целом ослабляет позиции западного мира в цивилизационном противостоянии.
Список источников:
Балакришнан Г. Роль насилия в истории // Прогнозис. 2008. № 1 (13). С. 92-123.
Больц Н. Размышления о неравенстве. Анти-Руссо. М., 2014. 270 с.
Вульф Н. Миф о красоте. Стереотипы против женщин. М., 2020. 576 с.
Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 2004. 240 с.
Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века. СПб., 2009. 351 с.
Зимбардо Ф., Коломбе Н. Мужчина в отрыве: игры, порно и потеря идентичности. М., 2017. 344 с.
Иванов В. Теория государства. М., 2010. 288 с.
Ионин Л.Г. Апдейт консерватизма. М., 2010. 300 с.
Кагарлицкий Б.Ю. Между классом и дискурсом. Левые интеллектуалы на страже капитализма. М., 2017. 280 с.
Никонов А.П. Конец феминизма. Чем женщина отличается от человека. СПб., 2010. 368 с.
Порошенко О.Ю., Харисова Т.А. Ускользающая женственность, или Eat your make-up: критика радикального феминизма [Электронный ресурс] // Глобализация и национальная самобытность. Форум языков. Казань, 2014. URL: http://globkazan.narod.ru/2004/a15.htm (дата обращения: 14.01.2021).
Соловей В.Д. Кровь и почва русской истории. М., 2008. 476 с.
Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 2011. 160 с.
Яковлева Е.В. Изменение отношения человека к культуре в информационном обществе // Сперанские чтения. Общество, государство, личность: проблемы взаимодействия в современных условиях : сборник статей V Международной научно-практической конференции. Петрозаводск, 2020. С. 130-133.
References:
Balakrishnan, G. (2008) Rol' nasiliya v istorii [The Role of Violence in History]. Prognozis. (1 (13)), 92-123 (in Russian).
Bolts, N. (2014) Razmyshleniya o neravenstve. Anti-Russo [Reflections on Inequality. Anti-Rousseau]. Moscow. 270 р. (in Russian).
Dugin, A. G. (2009) Chetvertaya politicheskaya teoriya. Rossiya i politicheskie idei XXI veka [The Fourth Political Theory. Russia and the Political Ideas of the XXI Century]. Saint-Petersburg. 351 р. (in Russian).
Gellner, E. (2004) Usloviya svobody. Grazhdanskoe obshchestvo i ego istoricheskie soperniki [Conditions of Freedom. Civil Society and Its Historical Rivals]. Moscow. 240 р. (in Russian).
lonin, L. G. (2010) Apdeit konservatizma [Update of Conservatism]. Moscow. 300 р. (in Russian).
Ivanov, V. (2010) Teoriya gosudarstva [Theory of the State]. Moscow. 288 р. (in Russian).
Kagarlitskii, B. Yu. (2017) Mezhdu klassom i diskursom. Levye intellektualy na strazhe kapitalizma [Between Class and Discourse. Left-Wing Intellectuals on Guard of Capitalism]. Moscow. 280 р. (in Russian).
Nikonov, A. P. (2010) Konets feminizma. Chem zhenshchina otlichaetsya ot cheloveka [The End of Feminism. How does a Woman Differ from a Man]. Saint-Petersburg. 368 р. (in Russian).
Poroshenko, O. Yu. & Kharisova, T. A. (2014) Uskol'zayushchaya zhenstvennost', ili Eat your make-up: kritika radikal'nogo feminizma [Elusive Femininity, or Eat Your Make-up: A Critique of Radical Feminism]. Globalization and National Originality. Forum of Languages. Kazan'. Available from: http://globkazan.narod.ru/2004/a15.htm [Accessed 14th January 2021]. (in Russian).
Solovei, V. D. (2008) Krov' i pochva russkoi istorii [Blood and Soil of Russian History]. Moscow. 476 р. (in Russian). Sorel', Zh. (2011) Razmyshleniya o nasilii [Musings on Violence]. Moscow. 160 р. (in Russian).
Vul'f, N. (2020) Mif o krasote. Stereotipy protiv zhenshchin [The Myth of Beauty. Stereotypes Against Women]. Moscow. 576 р. (in Russian).
Yakovleva, E. V. (2020) Izmenenie otnosheniya cheloveka k kul'ture v informatsionnom obshchestve [Changing the Attitude of a Person to Culture in the Information Society]. In: Speranskie chteniya. Obshchestvo, gosudarstvo, lichnost': problemy vzai-modeistviya v sovremennykh usloviyakh : sbornik statei V Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii. Petrozavodsk, рр. 130-133. (in Russian).
Zimbardo, F. & Kolombe, N. (2017) Muzhchina v otryve: igry, porno i poterya identichnosti [Man in Isolation: Games, Porn and Loss of Identity]. Moscow. 344 р. (in Russian).
Информация об авторах Ю.Г. Тамбиянц - доктор философских наук, профессор кафедры социологии и культурологии Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=447859.
В.В. Шалин - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии и культурологии Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=789558.
И.А. Олифир - аспирант Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1128428.
Information about the authors Yu.G. Tambiyants - D.Phil., Professor of the Department of Sociology and Cultural studies of Kuban State Agrarian University named after I. T. Trubilin, Krasnodar, Russia. https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=447859.
V.V. Shalin - D.Phil., Professor, head of the Department of Sociology and Cultural studies of Kuban State Agrarian University named after I. T. Trubilin, Krasnodar, Russia. https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=789558.
I.A. Olifir - PhD Student of Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin, Krasnodar, Russia.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1128428.
Статья поступила в редакцию / The article was submitted 16.11.2021; Одобрена после рецензирования / Approved after reviewing 30.11.2021; Принята к публикации / Accepted for publication 09.12.2021.
