CC BY
121
Пространственная Экономика 2006. № 1. С. 99-108
УДК 323.11. - 054.57 А. С. Ким
ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОСТЬ ДИАСПОР:
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ АНАЛИЗ
Приводится междисциплинарный анализ научных подходов к проблеме современных диаспор, которая приобретает глобальный, транснациональный характер. Особое внимание обращается на природу диаспор, как общностей, сформировавшихся в результате миграций. Получают обоснование основные задачи комплексного исследования диаспоральной транснациональности.
Диаспора, диаспоральные сообщества, диаспорное пространство, гражданство, трансгосударственные сети, транснациональность, транснациональные пространства.
Масштабы и стремительная динамика миграционных процессов определили глубокие цивилизационные различия между образовавшимися диаспорами и принимающими обществами. Диаспорное пространство включает в себя не только совокупность этнических общин внутри одной страны, но и трансгосударственные сети, объединяющие их с исторической родиной, с родственными диаспорами в других странах. Трансграничная инфраструктура сообществ мигрантов, имеющаяся возможность использования ее в качестве инструмента для реализации интересов государств «исторической родины» — все это заставляет говорить о том, что явление диаспоры приобретает транснациональный характер.
Определенное время научная дискуссия по поводу миграций разворачивалась в рамках социологии, обходя вниманием процессы диаспоризации миграционных сообществ. Однако с течением времени возник вопрос о том, насколько последние соответствуют диаспоральной практике. Расширение диапазона рассмотрения проблематики обусловлено тем, что, возникнув как результат
© Ким А. С., 2006
миграции, диаспоры, развиваясь и укрепляясь, трансформируются в активные субъекты социально-экономических и политических отношений, стремясь сформировать свое социальное пространство. Имеет смысл оговориться, что критерии, по которым можно классифицировать этнические рассеяния на предмет образования диаспоры, не имеют в науке четкого определения. Что касается самого понятия диаспоры, то, как справедливо отмечает российский исследователь А. Милитарев: «В современной литературе термин этот достаточно произвольно применяется к самым разным процессам и явлениям с вкладыванием в него того смысла, который считает нужным придать ему тот или иной автор или научная школа» [7, с. 24—26]. Другой ученый, В. Д. Попков, говорит о том, что «сам термин (диаспора) никогда не был научно нейтральным и употреблялся чаще всего с эмоционально-оценочным оттенком» [8, с. 11, 12]. По всей видимости, можно говорить о классической интерпретации понятия диаспоры лишь в самом общем смысле, а именно: «Диаспора — это пребывание значительной части нации вне основного исторического региона ее происхождения (места развития)» [4, с. 79, 80]. Диаспора является особым видом этнического меньшинства, представители которого в силу исторических условий, являясь гражданами определенного государства, имеют еще и так называемую историческую родину.
Традиционные подходы анализа диаспор оставались в рамках миграционных теорий, не учитывая наличие различных видов транснациональных сообществ мигрантов. Вместе с тем новые направления в процессе более подробного рассмотрения общностей, порожденных миграцией, привели к частичному отказу от классической интерпретации понятия диаспоры. Появилось понятие «новой», или «современной», диаспоры [9, с. 78]. В центре внимания исследователей современных диаспор находятся проблемы идентичности и формирования транснациональных пространств, в особенности, когда диаспоры создают разветвленную систему социальных связей с принимающей страной.
Исследование транснациональности диаспоры прежде всего предполагает, на наш взгляд, анализ проблемы идентичности, рассматриваемой современной политической философией в ракурсе гражданства. Последнее способно «выступать в качестве особой идентичности, связанной с членством в политическом сообществе (или — в случае множественного гражданства — в нескольких), которая, при определенных обстоятельствах, может противопоставляться другим идентичностям (классовым, расовым, этническим, религиозным, гендерным, профессиональным и др.) либо дополнять их» [5, с. 9]. Гражданство является устойчивой правовой связью между индивидом и государством, которая выражается в наличии взаимных прав и обязанностей, определенным статусом, закрепляющимся за всеми индивидами, в такой связи находящимися. Гражданство отражает проблему культурно-политического признания членов диаспор как принимающими обществами, так и обществами исторической родины, т. е. раз-
личными национально-государственными, национально-культурными системами. Институт гражданства выступает фактором усиления или ослабления восприятия диаспор как чужеродных и инокультурных групп, их идентификации в национальном или транснациональном пространстве.
Проблема транснациональности диаспоры в контексте гражданства особенно ярко проявляется на фоне современных глобальных миграционных процессов, которые во многом стали результатом деколонизации, развернувшейся во второй половине XX в. В ходе приспособления к постколониальным условиям осуществлялось переопределение принципов гражданства и характеристик национального ядра, устанавливались новые правила и механизмы натурализации.
Так, например, согласно закону 1948 г. гражданами Великобритании признавались все жители содружества наций, поселявшиеся в бывшей метрополии. В 1971 г. под влиянием усилившегося антииммиграционного движения, вызванного огромными потоками иммигрантов из Азии в 1950—1960-е гг., право на получение британского гражданства было оставлено лишь за людьми, чьи предки родились на территории Соединенного королевства. Затем, в 1981 г., была установлена многоступенчатая структура британского гражданства — от полноправных граждан Великобритании до тех, кто, не являясь гражданином страны, находится под защитой британской короны.
Несколько по-иному проблема гражданства представителей диаспор решалась во Франции. В соответствии с принципом «двойного права почвы» ребенок, родившийся во Франции от родителей, появившихся на свет на территории этого государства, автоматически приобретал гражданство. С 1993 г. во Франции действует правовая норма, согласно которой лица, родившиеся на ее территории от иностранцев, должны письменно заявить о своем желании приобрести французское гражданство.
В 1990-е гг. в среде либеральных западноевропейских теоретиков получило широкое распространение понятие «транснационального гражданства». Оно было выдвинуто критиками процесса европейского объединения, которые протестовали против нарушения прав иммигрантов из регионов, оставшихся за границами объединенной Европы, указывали на их заведомо ущемленное положение по сравнению с гражданами стран — членов ЕС. В 1994 г. в своей книге «Транснациональное гражданство» австрийский философ Р. Баубек противопоставил «транснациональный» подход взятому на вооружению создателями Европейского союза «супранациональному» подходу, в основу которого было положено «национальное гражданство» государств — участников объединения [12]. Баубек предлагал максимально упростить процедуру натурализации для членов миграционных сообществ, лишив государство права препятствовать получению ими гражданства. Вместе с тем он высказывался против принуждения иммигрантов к натурализации, настаивая на наделении
их всеми политическими и социальными правами вне зависимости от прохождения данной процедуры.
В 2004 г. идея «транснационального гражданства» была озвучена в работе одного из современных французских философов Э. Балибара [11]. Балибар высказался за создание Европы с открытыми границами. Усилия Европы возродить собственную идентичность, жестко очертив тем самым культурно-географические границы, привели, по его мнению, к международному апартеиду, разделившему европейцев и неевропейцев не только за пределами нового объединения, но и внутри него.
Необходимо обратить внимание на то, что при обсуждении проблемы «транснационального гражданства» практически всегда ставится и дискутируется вопрос о дифференциации института гражданства. Американская исследовательница С. Бенхабиб указывает на дифференциацию гражданства на три составляющие — «коллективная идентичность, политическое членство и право на социальные гарантии и выплаты», причем, по ее мнению, эти три компонента во все большей степени утрачивают связь как друг с другом, так и с гражданством как таковым. «Во многих европейских странах для участия в местных и региональных выборах уже нет необходимости быть их гражданами. Подобным же образом человек может быть наделен социальными правами и привилегиями, не имея при этом избирательных прав или не будучи гражданином конкретной страны, — такова ситуация со многими иностранными рабочими в Европе» [1, с. 213].
Вместе с тем наиболее авторитетные теоретики «транснационализма», например, А. Зольберг, предлагают отказаться от самой идеи «всемирного гражданства», мотивируя его невозможность отсутствием «глобальных политических институтов» [16]. Российский исследователь Б. В. Межуев полагает в этой связи, что «возникают закономерные вопросы: нет ли корреляции между «транснационализацией» гражданства и его «дифференциацией»? Не обуславливает ли один процесс другой, если не логически, то фактически?» [6, с. 21]. На наш взгляд, ответы на эти вопросы следует искать в тех реалиях западной цивилизации, которые связаны с фактическим отказом Европейского сообщества от института «глобального гражданства». Очевидна и мотивация этого отказа, основанная на опасении растворения и утраты культурной идентичности. Реальная политическая практика показывает, что транснационализация постоянно ограничивается дифференциацией и ограждением от интегрирующихся ино-культурных общностей. Весьма показателен в этом отношении пример прибалтийских государств: несмотря на вступление, скажем, Латвии в Евросоюз, ее граждане однозначно не смогут повлиять на политику и культуру Германии, Великобритании или Франции.
Таким образом, рассмотрение в рамках политико-философского подхода
проблемы идентичности в контексте гражданства показало транснациональную природу диаспоры как общности, перед которой возникает проблема ее общественного признания в различных национально-государственных системах. «Дифференциация» института гражданства отражает разностатусность ди-аспоральных сообществ в новом социуме. Институт гражданства или фиксирует, легализует транснациональность, как качество принадлежности к разным национально-государственным системам (в случае двойного гражданства), или же ограничивает его в различных формах «дифференцированного» гражданства (национальное гражданство, вид на жительство). С точки зрения диаспо-ральной практики исследование проблемы «транснациональности» гражданства актуально в трансграничных и приграничных регионах. Россия, особенно ее Дальний Восток, подвергающаяся китайской диаспоризации, является в этом смысле полигоном исследовательских усилий не только политической философии, но и других научных дисциплин.
Поскольку корни диаспор как транснациональных общностей — в процессах миграции, то для диаспорантов происходит смена не только национально-государственных, но и социально-экономических и социокультурных условий. Возникает проблема формирования стратегии социального выживания и адаптации диаспор, социального поведения их членов. Усиливается ли транснациональный статус диаспорантов выбранными стратегиями или постепенно утрачивается и диаспоранты получают возможность интеграции в новое национальное сообщество? Очевидно, что для ответа на этот вопрос необходим социологический анализ транснациональности как социального качества диаспоры, характеризующегося культурно-маргинальным положением индивидов в нее входящих, трансграничными связями родственных общин, контактами с исторической родиной.
Длительное, на протяжении десятилетий и даже столетий, проживание в рассеянии в качестве чужеродного, низкостатусного и практически беззащитного меньшинства, специфическая экономическая специализация постепенно сформировали особый тип личности, модель социального поведения и систему социальных ценностей диаспорантов. Сам факт миграции, отрыв от стабильного существования, веками отлаженного уклада и ритма жизни резко повышал ценность таких качеств, как подвижность, динамизм, предприимчивость и умение быстро ориентироваться в совершенно новых и быстро меняющихся обстоятельствах. Если к этому добавить чрезвычайно высокую степень адаптивности, умение жить в различных культурно-языковых средах и свободно переходить из одной в другую, то становятся понятными чрезвычайно развитые у представителей диаспор способность и стремление к социальному посредничеству. На этот набор социально-трансляционных качеств обращают внимание Э. Бонасич и Дж. Моделл в исследовании «Экономическая основа этнической
солидарности», считая их главными, преобладающими и называя диаспоры «посредническими меньшинствами» [13].
Комплексный социологический анализ диаспоры приведен С.К. Бондыре-вой и Д. В. Колесовым. Диаспора оказалась весьма гибкой миграционной структурой, участники которой приобрели способность успешно взаимодействовать на расстоянии и особенно хорошо научились использовать виртуальное пространство. Определяется это качество тем, что главной проблемой взаимодействия друг с другом для диаспорантов в условиях проживания в меньшинстве является этническое рассеивание в социальном пространстве. Именно поэтому диаспоры вырабатывают различные способы взаимодействия на расстоянии, в результате чего у них образуются способности к установлению и использованию разнообразнейших видов коммуникации. Диаспорный этнос определяет для своих представителей особые условия успешности жизнедеятельности на основе доминанты чужеродного окружения. В таких условиях формируется стремление к максимально надежному обеспечению продолжения жизнедеятельности в качестве меньшинства среди большинства. Это находит свое выражение, в частности, не только в умении правильно выстраивать отношения с большинством и встраиваться в его культуру, но и избирать наиболее выгодный род занятий по формуле: деньги — власть — информация. Энергия этой триады приводит к тому, что диаспоранты способны сплачиваться на расстоянии и нередко оказываются в большинстве в наиболее важных сферах жизнедеятельности в сравнении с коренным населением и, следовательно, пользуются преимуществами большинства. Таким образом, «диаспора — это совокупность индивидов, научившаяся извлекать выгоды из своего пребывания в меньшинстве» [2, с. 58].
Интересный подход к анализу явления диаспоры и новых сообществ мигрантов предпринял Р. Хеттлаге. Автор делает попытку определить диаспору как распыление этнических групп, которые вынуждены жить отдельно от других групп, принадлежащих к этому же этносу, как меньшинству в другом обществе, и поставленных в тяжелые условия выяснения своих интересов и поисков идентичности, обусловленной двойной принадлежностью. Автор подчеркивает, что диаспора не есть ситуация, касающаяся только одной-единственной группы. Диаспора — это сеть отношений, и этим объясняется вся переплетенность контактов взаимодействующих групп. Для диаспоральной ситуации решающим является то, что она связана с исходным обществом вне страны проживания [14].
Все вышеперечисленные социологические подходы пытаются учитывать различные аспекты, определяющие феномен диаспоры. Заслуживают пристального внимания тезисы о наличии социальных институтов и определенной организации диаспоры. В ракурсе транснациональности важна мысль о том, что
попытки институционализации могут простираться далеко за пределы принимающей страны, и именно это позволяет говорить о «пространстве диаспоры». Последнее включает в себя не только всю совокупность диаспоральных сообществ, но и тех, кто остался на исторической родине, формируя таким образом трансгосударственные сети, объединяющие этнические общины диаспоры и сам государствообразующий этнос. «Пространство диаспоры», как и пространства «миграции и перемещения», представляет собой глобальное условие не только культурной и экономической, но и политической интеграции.
Политологический подход показателен для позиции В. Тишкова, в которой подчеркивается, что диаспора — это национально-политическое явление. Особое внимание в этой позиции обращается на понятия «Родина» и «историческая родина». Понятие «Родина» имеет в себе результат национального выбора и не может являться исторически определенным предписанием. По этой причине определение «исторической родины» не может быть достаточно корректным в силу своей ситуативности и инструментальности. Данное утверждение представляется весьма важным, поскольку большинство определений диаспоры базируется на понятии «историческая родина», подразумевая историческую детерминированность последней. Делая акцент на том, что диаспора — национально-политическое явление, В. Тишков считает, что диаспору следует понимать как результат личного выбора и сложившейся ситуации [10].
Другую точку зрения понимания политической, транснациональной сущности диаспоры отстаивает Г. Шеффер. Он сосредотачивает свое внимание на построении стратегии взаимодействия диаспоры и страны поселения. По мнению автора, большинство диаспор выбирает наиболее предпочтительную и универсальную для них стратегию общения, которая является попыткой создать и сохранить тщательно разработанную сеть добровольных организаций, которые могут дополнить государственные организации в принимающей стране. Общинные организации диаспор функционируют на уровне обеспечения деятельности внутри принимающей страны и на уровне зарубежной деятельности в интересах страны исхода и других общин своей диаспоры. Таким образом, сеть общинных организаций является своеобразным институтом самоопределения диаспоры [15].
У. Р. Брубейкер считает, что диаспоры складываются в связи с дезинтеграцией и распадом крупных государственных образований и с изменением государственных границ. По его мнению, миграция всегда играла важную роль в процессах создания, разрушения и трансформации государств [3]. Таким образом, диаспоры выступают не только продуктом изменения национально-территориальных пространств, но и одним из его факторов.
Изменение границ (их сужение или расширение) трансформирует поли-
тическое пространство, превращая коренные, сложившиеся национальные общности в диаспоры (русские в странах СНГ и Балтии), а диаспоры — в титульный этнос (косовские албанцы). Дробление целостной в прошлом национально-государственной территории приводит к образованию транснациональных диаспор (азербайджанцы в России, Украине и Белоруссии). Либерализация границ ведет к формированию транснациональных (трансграничных) диаспор (китайская миграция в Россию) или усиливает трансгранич-ность родственных диаспор, сложившихся по разные стороны жестких в прошлом границ (российские, китайские и среднеазиатские корейцы на российском Дальнем Востоке).
Особенно конфликтогенной грозит стать нерешенность проблем национального самоопределения в трансграничных и приграничных регионах с проживанием родственных диаспорных общин (курды в Турции, Ираке, других арабских странах). Достаточно убедительно демонстрируют данную проблему и обострившиеся в 1996—1997 гг. отношения между Венгрией и Словакией по поводу проживающей в Словакии 500-тысячной венгерской диаспоры, которая стремилась получить национально-государственную автономию.
Таким образом, проблема самоопределения диаспоры — транснациональна, поскольку ее разрешение требует разработки и включения механизмов учета и регулирования отношений между диаспорой и исторической родиной, родственными диаспорными общинами в различных национально-территориальных и государственных образованиях.
Проведенный выше междисциплинарный анализ позволяет определить транснациональность диаспор как специфическое качество, обусловленное миграционной природой их образования и функционирования. Диаспоральная транснациональность включает в себя следующие компоненты:
• транскультурность (одновременное нахождение в различных культурных сообществах; межкультурная коммуникация);
• трансляционность (чрезвычайно развитые способность и стремление к социальному посредничеству, обусловленные высокой степенью социальной подвижности и адаптивности);
• транснациональное пространство диаспор (национально-этническое рассеяние в различных странах);
• транснациональные диаспоральные процессы (миграция и перемещение, диаспоризация в различных национально-государственных и национально-культурных сообществах);
• трансгосударственность (принадлежность в той или иной степени к различным национально-государственным образованиям);
• трансграничность (нахождение диаспорных общин в трансграничных и приграничных регионах).
Таким образом, транснациональность диаспоры есть интегративное качество, для изучения которого необходимо синтетическое знание, являющееся исследовательским инструментарием не только политической философии, социологии и политологии, но и этнопсихологии, геополитики, социальной антропологии, геоэкономики, этнологии и др.
К исследовательским задачам, требующим смежных усилий различных научных дисциплин, в частности, могут быть отнесены следующие:
• необходимость уточнения классической интерпретации понятия диаспоры, понятия «новой», «современной» диаспоры;
• рассмотрение проблемы идентичности как проблемы общественного признания диаспорантов в различных политико-культурных сообществах («транснационализация» и «дифференциация» гражданства; престиж в принимающем обществе и отношение к исторической родине; самоидентификация диаспо-рантов);
• выявление социальной и психологической природы диаспоры как транснациональной общности (миграция как источник диаспоральности; транснациональность как социальное качество; диаспоры как посреднические меньшинства — их пространственность, трансляционность и транскультурность);
• изучение транснациональных пространств и инфраструктур диаспор (трансграничные, трансгосударственные и транскультурные сети; социальные институты и организации диаспор; национальные и транснациональные диаспо-ральные процессы);
• анализ политических факторов формирования диаспор как транснациональных общностей («диаспоры катаклизма», сложившиеся в процессе интеграции, дезинтеграции и образования новых государств и границ; проблемы национально-государственной автономии диаспор);
• мониторинг потенциальной и реальной конфликтогенности транснациональности диаспор (глобальные и региональные проблемы, связанные с участием диаспор в национально-этнических конфликтах; этническое рассеяние диаспор и проблемы безопасности, самоопределение диаспор в приграничных и трансграничных регионах).
Поскольку проблема транснациональности диаспоры в современном мире вплетается в контекст более глобальной проблемы обеспечения демократии и безопасности, то междисциплинарный анализ должен стать основой практической деятельности по профилактике и управлению национально-этническими конфликтами, реальным и эффективным ресурсом международного сотрудничества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
L Бенхабиб С. Притязание культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003.
2 Бондырева С. К., КолесовД. В. Миграция (сущность и явление). М.: Изд-во Моск. психолого-социального ин-та; Воронеж: Изд-во НПО «МОДЭК», 2004.
3. Брубейкер У. Р. (б. г.) Постимперская ситуация и разъединение народов в сравнительно-исторической перспективе. — http://www.hrights.ru/text/b3/chapter2/htm.
4. Василик М. А. Политология: Словарь-справочник. М.: Гардарики, 2000.
5. Малинова О. Ю. Гражданство и политизация культурный различий (Размышления по поводу некоторых тенденций в англоязычной политической философии) // Политические исследования. 2004. № 5.
6. Межуев Б. В. Постколониальный переход и «транснационализация» гражданства // Политические исследования. 2004. № 5.
7. Милитарев А. О содержании термина «диаспора» // Диаспоры. 1999. № 1.
8. Попков В. Д. Феномен этнических диаспор. Калуга, 2003.
9. СтепанянА. А. Этнообщина как продукт диаспоральнык процессов: дис. ... канд. социол. наук. М.: МГУ, 2004.
10. Тишков В. А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000. № 2.
11. Balibar E. We, the People of Europe? Reflections on transnational Citizenchip. Princeton, 2004.
12. Baubock R. Transnational Citizenship: Membership and Rights in International Migration. Brooksfield, 1994.
13. Bonacich E., Modell J. The Economic Basis of Ethnic Solidarity. Berkeley, 1980.
14. Hettlage R. Diaspora: Umrisse zu einer soziologischen Theorie // Idential in der Fremde. Bochum: Universitatsverlag. 1993.
15. Sheffer G. Ethnic Diasporas: A Threat to their Hosts? // International Migration and Security. Boulder, San-Francisco, Oxford. 1993.
16. Zolberg A. The Dawn of Cosmopolitan Denizenchip // Indiana Journal of Global Legal Studies. Vol. 7. 2000. № 2.
