CC BY
59
Е. П. Кузнецов, М. И. Хуснуллин
ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ РЕЧНОЙ ТРАНЗИТ КАК ФАКТОР ЭТНОГЕНЕЗА И СОХРАНЕНИЯ ЕДИНОГО ЭТНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА УРАЛЬСКИХ НАРОДОВ
1. Методологические основания решения проблемы этногенеза уральских народов.
На протяжении более чем двух столетий основной проблемой финно-угрове-дения остаются поиски прародины уральских народов. Оборотной стороной этой проблемы является обоснование жизненной необходимости сохранения культурного разнообразия и одновременно единства финно-угорского мира, противостояние его ассимиляции.
Вместе с тем, многие (М. Г. Атаманов, 1997, В. В. Напольских, 1991, П. Хайду, 1985) отмечают постепенно нарастающий методологический кризис финноугроведения. Вероятно, это связано с исчерпанностью привычного археолого-линг-вистического кабинетного метода.
Кризис связан, прежде всего, с методологическим несоответствием поставленной задачи (найти географический субстрат этногенеза уральских народов) избранному методу - сравнительному языкознанию. Сравнительное финно-угорское языкознание, безусловно, дало понимание общности уральских народов, но не смогло указать на место и время самого события этногенеза. Изучение места и динамики события лингвистическими методами невозможно, так как этногенез протекает не в сознании носителей языка, но в конкретной географической среде, тем более что и сам носитель языка может свободно перемещаться в ней, оставаясь самим собой.
Таким образом, поиски прародины уральских народов невозможны без изучения среды, с которой взаимодействовали уральские народы, то есть привлечения средств и методов палеогеографии, климатологии, изучения ландшафтов и т.п.
Как ни странно, первые два века финно-угроведения были свободны от этого методологического противоречия.
До конца XIX в. финно-угроведение было научным направлением, основанным на экспедиционном методе получения первичного материала.
Характерной чертой первых этнографических экспедиций, начиная с Н. Рыч-кова, 1770, П. Палласа, 1733-43 и Г. Миллера, 1768-1791 (цит. по М. Г. Атама-
нову, 1997) и до конца XIX в., была их многолетняя длительность и непосредственное погружение исследователя в этническую и географическую среду обитания. Это позволяло исследователю слиться с этнической средой, сопереживая с объектом исследования все трудности и превратности быта, то есть на себе апробировать все аспекты взаимодействия исследуемого народа с характерной для него экологической нишей.
В результате у исследователя формировались не только выводы, но и интуитивные ощущения и навыки, зачастую оказывающиеся для науки гораздо более продуктивными, чем формальные сведения.
Классическое финно-угроведение развилось на результатах экспедиций А. Ре-гули, 1843-1844, М. А. Кастрена, 1838-1847 (публ. 1860 г., цит. по В. М. Пасец-кому, 1970), Э. Гофмана, 1848, А. Эрмана, 1828; и других энтузиастов, как правило, этнических финнов, венгров и эстонцев. Кроме того, богатый материал дали комплексные этнографические экспедиции, организованные на русском севере Российским правительством в 1855-58 гг. (например, экспедиция С. В. Максимова 1856-1857 гг.) по инициативе Морского министерства (цит. по изданию 1984 г.).
Богатейший материал, собранный этими исследователями в середине 19 в., позволил создать новую научную дисциплину - финно-угорское сравнительное языкознание, - ставшую основой финно-угроведения на десятилетия вперед. Однако разработанное научное направление, возникшее как результат экспедиционного опыта, убило сам экспедиционный метод, превратившись по преимуществу в кабинетную науку.
Даже археологические исследования оказались вторичными по отношению к результатам этно-линвистических исследований, что наиболее наглядно проявилось в эволюции представлений об этногенезе пермян вообще и удмуртов в частности.
В период активных экспедиционных работ, начавшихся в XVIII в., и вплоть до конца XIX в. преобладали представления об азиатской прародине и наличии миграций финно-угров с Востока на Запад (Г. Ф. Миллер, 1791; А. Шегрен, 1851; М. А. Кастрен, 1847) либо с Алтая, либо с верховьев Енисея. При этом отмечалось наличие палеоазиатской или алтайско-уральской общности народов.
К концу XIX - началу XX века, с угасанием экспедиционных работ, истоки этногенеза финно-угров искали во всех частях Евразии от северо-Западной Европы до Индии (Бехтерев В. М., 1880, Верещагин Г., 1926). С 1920 гг. прародину принялись искать уже на территории Европы, на Кавказе (К. Герд, 1926; Н. Я. Марр, 1935), а также в Северо-Восточной Европе (В. Ф. Генинг, 1967; А. Х. Халиков, 1991). К 1980-м гг. оформилось представление об автохтонности происхождения удмуртов в Камско-Вятском междуречье (М. Г. Иванова, 1994, 2007; Р. Д. Голдина, 1987, 2007), а теория миграций была отвергнута.
Допустив, что удмурты изначально, то есть со времен палеолита, жили в Камско-Вятском междуречье, мы должны либо признать, что все остальные народы мигрировали с территории прародины удмуртов во всех направлениях, а значит удмурты - древнейший финно-угорский народ. Или же допустить возможность одновременного параллельного многофокального этногенеза финно-угров и самодийских племен на огромной территории от Балтики до верхней Оби, что противоречит самой схеме родословного древа уральской языковой семьи.
Кроме того, отрицание ведущей роли миграций финно-угров в их этногенезе прямо противоречит фактической и лингвистической истории как минимум венг-
ров, факт миграции которых не подлежит сомнениям. При этом, несмотря на лингвистическую близость к исконно сибирским народам - ханты и манси, венгры в гораздо большей степени стали европейским народом, чем титульная нация Российской Федерации.
Таким образом, попытки дальнейшей разработки автохтонных теорий, основанных на методах сравнительного языкознания и в отрыве от данных палеогеографии, климатологии и других географических наук, приводят к невозможности объяснения существования единого финно-угорского культурно-исторического пространства, сохранение которого является единственным способом выживания финно-угров в условиях глобализации и экспансии англо-саксонского стандарта цивилизованности.
Вместе с тем признание противоречия между предложенными лигвистиче-скими методами и поставленной целью (поиском места этногенеза) позволяет найти путь разрешения этого противоречия.
Большинство этно-лингвистических теорий оказываются статичными, что и отразилось в кризисе автохтонных теорий. Лингвисты по непонятным причинами не допускают, что народ, носитель языка, оставаясь неизменным антропологически и физически, непрерывно взаимодействует с изменяющейся средой и ищет экологическую нишу наибольшего благоприятствования, то есть неизбежно мигрирует. Таким образом, этногенез - явление, развивающееся не только во времени, но и в пространстве.
Следовательно, в изменяющемся мире у изменяющегося народа прародина не остается фиксированным местом.
По мере движения народа по генеалогическому древу языков и формирования все менее отстоящих от нас во времени народов, оказывается, что в каждый момент времени прародина вновь отделившегося народа оказывается другой.
В зависимости от степени общности народов (например, прафинно-угры или уже пермяне, или уже зыряне) место и время этногенеза меняются.
Прародина всех уральских народов и место оформления удмуртов в качестве отдельного народа - различные вещи, так как, говоря о месте этногенеза, надо одновременно указывать время и степень «дифференцированности» народа по сравнению с исходной общностью. Таким образом, представление о динамическом этногенезе в изменяющейся палеогеографической среде позволяет примирить все гипотезы, от палеоазиатской миграционной до автохтонной.
Развитие сравнительного финно-угорского языкознания и использование лингво-археологического подхода, на который опирается большинство современных финно-угроведов (Д. Габор, 2007), привело лишь к установлению наличия языкового и культурного родства (общности) уральских народов.
Однако о территории и причинах возникновения этой общности, ее перси-стенции на протяжении тысячелетий на колоссальной территории Севера Евразии от Балтики до восточной Сибири, языкознание и археология ничего сказать не могут.
2. Трансконтинентальный речной транзит как фактор этногенеза и сохранения единого этнокультурного пространства угро-финнов и самодийских народов.
Для поддержания единства экономического и культурного пространства прежде всего необходим механизм, обеспечивающий естественный обмен и коммуникацию между народами, отстоящими друг от друга на значительных расстояниях. Учитывая, что зона расселения финно-угров и самодийских племен охватывает
практически весь Север Европы, Западную Сибирь и часть Восточной Сибири, должна существовать транзитная трасса, протяженностью более 8000 км, контролируемая преимущественно финно-угорскими народами.
Учитывая, что археологические артефакты прапермских и прауральских народов повсеместно выявлены преимущественно по речным долинам (В. Ф. Ге-нинг, 1967; А. Х. Халиков, 1991), можно предположить, что транзит осуществлялся по рекам.
Такая речная трасса существовала на протяжении тысячелетий и связана с реками и озерными сетями Северной Европы, Урала, Сибири и Центральной Азии (Н. И. Загоскин, 1909; Л. А. Плечко,1985): так называемый Великий Северный речной путь. Наиболее крупные реки и озера: Онежское и Ладожское оз., р. Северная Двина, верхняя Кама, Печора, Обь, Енисей, Ангара, оз. Байкал, р. Селенга, Лена, Амур. Фактически трасса пронизывала весь континент от Балтики до Монголии и Тихого океана (Е. Г. Кушнарев, 1976).
Отдельные реликты этой трассы существуют до сего времени: Собский проход между бассейном р. Обь и р. Печоры (проложена железная дорога Сейда-Ла-бытнанги), Кас-Кетский проход между бассейном р. Оби и р. Енисей (проложен канал с системой шлюзов), Печерский волок между бассейном р. Камы и р. Печоры (неоконченный канал, проект «Тайга»). На других участках трассы до сих пор осуществляется активное судоходство: Беломоро-Балтийский канал и каналы Ма-риинской водной системы, а также каналы Прионежья.
Великий Северный речной путь письменно документирован с 9 века (Э. Ф. Горшельман, 1892; В. И. Галенко, 1978) и просуществовал вплоть до 1918 г. (Л. А. Плечко, 1985), когда во время гражданской войны шлюзы на Кас-Кетском (Обско-Енисейском) канале были взорваны. Его закат связан со строительством сети железных дорог и прокладкой Северного морского пути (см. ниже).
Наличие такой речной трассы, функционирование которой напрямую зависело от уральских народов, прежде всего пермян, обеспечивало им свое место в экономической системе евразийских государств на протяжении, как минимум, 1000 лет, так как она создавала условия для транзита товаров и людей из Центральной Азии и Дальнего Востока в Северо-Западную Европу (Ф. Ф. Бродников, 1999). К северу от Казани по Волге, Каме, Печоре и Оби сарапульские, пермские и чердынские купцы - по преимуществу зыряне и удмурты - полностью контролировали транзит (Э. К. Гофман, 1856).
Доминирующая роль пермянских народов в обеспечении трансконтинентального транзита отразилась в существовании устойчивых групп топонимов, обозначавших места волоков и волоковые реки и название народа-перевозчика.
К участкам волоков приурочен комплекс топонимов, сложившихся вокруг топонима «Кол-ва» (река, вытекающая из болота или озера), и его русская калька «Колывань» (то есть страна Колв, по аналогии с Астрах-ань, Тмутарак-ань, Ряз-ань и т.п.). В комплекс входят названия, происходящие от топонима «Чусовая», «Чу-совское», и топонимы, связанные с ландшафтным признаком - наличием березового леса (Березовска и т.п.). Действительно, волок представляет собой заболоченный водораздел с перевальным озером (нередко так и называющимся «Перевальным», например, на Собском волоке и на Касс-Кетском проходе).
Топонимы «Кол-ва» и «Колыв-ань» встречаются на всех участках великого Северного пути от Карелии до Восточной Сибири - по широте и от Алтая до Кольского полуострова - по долготе: например, Колвицкое озеро и р. Колвица на
Кольском полуострове, Колывань - древнерусское название земель от Эстонии и до Карелии, Колыванский хребет на Алтае, пос. Колывань в Новосибирской области, пос. Колывань в Алтайском крае. Существуют две реки Колва: одна -в бассейне р. Камы, другая - в бассейне р. Печоры, и обе ведут к волокам.
Второй характерный топоним, указывавший на пермянский контроль над великим речным путем, связан с устаревшим русским названием народа Коми - зыряне. Характерно, что многочисленные «зыряновски», «зырянки» и т.п. существуют в местностях, отдаленных на тысячи километров от территории компактного расселения народа коми: например, пос. Зыряновск в Свердловской области на р. Нейве; г. Зыряновск в Восточном Казахстане на р. Березовке (с 1791 г.) основан местным жителем Зыряновым(!); пос. Зыряновка на берегу р. Ясачная, приток Колымы (название реки Ясачная указывает на торговые операции, проводившиеся здесь в допетровские времена), а также две реки Зырянки: одна - приток р. Колымы, другая - приток р. Енисей.
Характерно, что в конце XVII - начале XVIII века указанные топонимы становятся официальными общепризнанными названиями рек, гор и населенных пунктов.
Таким образом, речная сеть севера Евразии и Сибири является своего рода кровеносной системой, вокруг которой сформировался и сохраняется финно-угорский мир.
3. Приледниковая озерная сеть и ледниковая кромка как зоны этногенеза уральских народов.
При наложении границ расселения уральских народов на контуры ледниковых покровов Евразии эпохи последнего оледенения становится очевидно их сходство. Тем самым появляется основание полагать, что этногенез уральских народов каким-то образом связан с динамикой ледниковых покровов в последнее оледенение.
Формирование уральских этносов повсеместно связано с речными долинами, на что указывают данные археологических исследований, например, распространение артефактов ананьинской культуры (М. Г. Иванова, 1994; Р. Д. Голдина, 1987; А. Х. Халиков, 1991).
В свою очередь современная речная сеть Севера Евразии, являющаяся зоной активного этногенеза, сформировалась под влиянием древних оледенений, наиболее значимым из которых является так называемое позднезырянское (С. А. Архипов, В. И. Астахов, И. А. Волков и др., 1980; Б. Джон, Э. Дербишир, Г. Янг и др., 1982).
Близость этого оледенения к речным долинам обуславливает то, что наиболее активный этногенез протекает там, где сочетаются качественное разнообразие природных зон и компактность их расположения: например, побережье моря, горы, устья крупных рек. Это предоставляет обитающей там популяции широкий выбор адаптивных вариантов и экологических ниш наряду с богатством пищевых ресурсов (Р. К. Баландин, Л. Г. Бондарев, 1988).
Таким образом, целесообразно ввести понятие кромки, то есть границы, области соприкосновения ландшафтных объектов с резко отличающимися физико-географическими свойствами.
Ледник и приледниковая озерная сеть с прилегающей окололедниковой степью или тундрой формируют ледниковую кромку, или окололедниковую область, являющуюся зоной наиболее активного этногенеза.
Привлекательность окололедниковой кромки, где постоянно происходят разнообразные климатические явления, обусловлена богатством животного мира и растительности, определяющим широкий спектр пищевых ресурсов.
Несмотря на близость ледника, в заключительной фазе последнего оледенения происходило обогащение видового состава фауны. Происходят активные миграции из Европы в Америку крупных млекопитающих, что расширяет пищевую базу человеческой приледниковой популяции (Н. Н. Диков, 1979). Так формируется особый единый приледниковый биоценоз, в котором видовой состав определяется только близостью к кромке ледника. Допустив возможность миграций животных из Азии на Американский континент, нелогично отказать в мобильности и охотникам, следующим за добычей.
Несмотря на кажущуюся суровость локального климата, вблизи ледника возникает парадоксальное увеличение биомассы. Это связано с возникновением особой приледниковой зональности, а значит, и образованием различных экологических ниш, обусловленных значительными физико-географическими (климатическими) градиентами, отсутствующими в удаленных от ледника областях. Аналогичные явления в послеледниковую эпоху наблюдаются в средне- и низко-горье, где высотная поясность формирует различные высокопродуктивные ландшафты, образование разнообразных экологических ниш, обусловливающих видовое разнообразие животных и растений, а значит, и развитые многоуровневые пищевые цепи (Р. К. Баландин, Л. Г. Бондарев, 1988).
Западные очертания ледникового покрова Европы до сих пор установлены приблизительно. Предположительно определен центр Скандинавского ледникового щита. Более четко ясны границы ледника на северо-востоке Европы. Южная его граница пересекала р. Вятку около г. Кирова, приближаясь на Урале до 61 градуса с.ш. и далее на восток, до нынешнего Ханты-Мансийска и р. Юган (И. М. Рослый, 1986). Границы же последнего оледенения восточнее Урала вообще остаются крайне спорными. Признано только, что площадь оледенения Сибири и мощность ледникового щита уменьшаются с запада на восток (П. М. Долуханов, 1978; Б. Джон, Э. Дербишир, Г. Янг, 1982).
Вопрос о границах оледенения на севере Урала, в Западной и Восточной Сибири до сих пор остается областью недостаточно аргументированных дискуссий, что обусловлено слабой изученностью этих районов, точные карты которых составлены лишь в 1920-30-х гг.
Однако еще более важным и одновременно менее изученным является вопрос о стоке ледниковых вод.
В конце позднезырянского оледенения в Западной Сибири сформировались крупные сообщающиеся между собой приледниковые озерные бассейны, протянувшиеся по широте через всю Восточную и Западную Сибирь, а по долготе -от Монголии до устья Оби. Крупнейшими из них являлись Монгольский, Мансийский, Енисейский и Пуровский озерные бассейны (С. А. Архипов и др., 1980). Аналогичная озерная сеть сформировалась и в Европейской части ледникового щита к юго-востоку (Б. Джон, Э. Дербишир, Г. Янг, 1982).
Озерные бассейны соединялись между собой проливами, впоследствии превратившимися в озерные системы волоков: например, пролив между Енисейским
и Мансийским озерами сформировал Кас-Кетскую сквозную долину (впоследствии Маковский волок и Обско-Енисейский канал). Такими же реликтами озерных проливов стали системы волоковых озер между реками Таз и Енисей, Обь и Таз (С. А. Архипов, В. И. Астахов, И. А. Волков, 1980). По аналогии можно предположить, что и Печерский, и Собский проходы (волоки) сформировались аналогичным образом при постепенном отступлении ледника к северу.
Вся гигантская масса талой воды, накопленная в этих озерах до момента установления сообщения Мансийского озера через долину Оби с Ледовитым океаном, формировала сток, направленный вдоль будущей реки Тобол в сторону Арала и Каспия. Она формировала, по выражению С. А. Архипова (1980), «великую систему стока приледниковых вод, проходившую из Монголии транзитом через Западную Сибирь вплоть до Средиземного моря». В эту же гигантскую реку осуществлялся сток и из европейской системы приледниковых озер. Таким образом, уже в палеолите появилась сквозная трансконтинентальная озерно-речная сеть от Балтики до Центральной Европы.
Одновременно существует гипотеза, согласно которой сток по р. Обь в северном направлении в бассейн Северного Ледовитого океана не прекращался и существовал наряду со стоком в сторону Арала-Каспия (И. М. Рослый, 1986), что позволяет допустить симметричный бассейн стока и вдоль западного склона Полярного Урала. Таким образом, стоковые системы могли охватывать Уральский хребет как с юга, так и с севера.
Вне зависимости от точки зрения различных авторов о направлении стока, очевиден вывод, что в конце последнего оледенения сформировалась трансконтинентальная приледниковая озерная система, впоследствии определившая направления и структуру речной сети, реликтами которой являются исторические волоки.
Также не решен вопрос и о микроклимате речных долин, значительно углубленных относительно поверхности прилегающей равнины, что создавало особый термический эффект и способствовало консервации биоценозов, формировавшихся в речных долинах на значительном протяжении. Вдоль ледниковой кромки сформировалась единая озерно-речная сеть, сток по которой предопределял направление расселения уральских народов на протяжении длительного времени. А именно: с востока на запад, и с юга на север с территории Монголии, вдоль Енисея и Оби к Полярному Уралу, а затем на Юго-запад и Северо-запад от Уральского хребта вдоль Печоры, Камы, Северной Двины вслед за отступающим ледником.
Таким образом, в приледниковой зоне сформировалась первичная сквозная транзитная система, обеспечившая единство этногенеза на огромной территории ледниковой кромки, предопределившая как зоны будущего компактного расселения народов, так и, одновременно, - будущую транзитную трассу. Следовательно, с введением представления о единой транзитной системе снимается главное противоречие различных гипотез прародины финно-угров. Этногенез шел не в одной статичной точке, а по всей кромке ледника протяженностью в несколько тысяч километров. По мере отступления ледника и дробления его на отдельные фрагменты, формировались своего рода коридоры между очагами оледенения аналогично представленным на схемах миграциям палеолитических народов Северо-Восточной Сибири и Берингии (по Н. Н. Дикову, 1979).
Не существует одной фиксированной точки этногенеза или прародины угро-финнов, существует своего рода фронт этногенеза, отдаленно напоминающий по
своим свойствам атмосферный, линия контакта разнородных факторов, имеющая сложную, непрерывно изменяющуюся конфигурацию, протяженностью в тысячи километров. Вдоль нее, как в реакторе, происходят сложные процессы эволюции этносов, обязательно связанные с миграцией и их непрерывными трансконтинентальными контактами на протяжении тысяч лет.
В свою очередь, приледниковая ландшафтная зона стала той экологической нишей, в которой уральские народы могли наиболее успешно адаптироваться к меняющимся условиям климата.
Современным наследием, а во многом и реликтом последней ледниковой эпохи, стала вышеописанная система трансконтинентальных речных транзитных путей, проникающих через весь континет от Балтики и Баренцева моря до Монголии, Дальнего Востока и Тихого океана.
Древнейший трансконтинентальный путь, контролируемый финскими и угорскими племенами на протяжении тысячелетий, обеспечивал миграции и транзит от Балтики до Центральной Азии. А значит, был основой объединения всех уральских народов в единое этнокультурное и экономическое пространство.
Характерно, что данный путь, наследник ледниковой эпохи, одновременно являлся рубежом между финно-угорским и остальным миром, обеспечивая первому оплачиваемую роль ведущих перевозчиков континента.
При этом сама конфигурация транзитного пути формировалась одновременно с дифференциацией народов при их этногенезе.
Физико-географическая детерминированность этого пути настолько выражена, что даже при прокладке современных путей сообщения (каналов, железных дорог, трубопроводов и т.п.) древние волоки остаются единственно пригодными для этого местами, определяя дальнейшее экономическое развитие целых регионов.
Следовательно, этногенез уральских народов напрямую связан с динамикой ледникового покрова на территории Евразии, если учесть, что древние ледники жестко детеминировали места возможного обитания людей.
Заключение
Таким образом, этногенез и последующая история уральских народов связаны с динамикой ледниковых покровов Евразии.
Принятие гипотезы о фронтальном этногенезе уральских народов в окололедниковой области (ледниковой кромке) снимает противоречия различных гипотез о прародине финно-угров.
Существует ландшафтная и физико-географическая обусловленность ареала расселения финно-угров и самодийских народов. Таким образом, сохранение культурного пространства финно-угров имеет экологический аспект, а сам финно-угорский мир существует не только номинально - его существование объективно обусловлено природными и историческими факторами.
Речная и озерная сеть севера Евразии является структурообразующим фактором сохранения единого культурно-исторического и экономического единства финно-угорского мира. В описанной трансконтинентальной речной трассе отражается многотысячелетняя история взаимоотношений между уральскими и самодийскими народами.
Тем не менее, данная гипотеза ландшафтной и физико-географической обусловленности ареала расселения финно-угорских и самодийских народов требует натурного доказательства, то есть проведения экспедиции.
Литература
1. Атаманов, М. Г. История Удмуртии в географических названиях. Ижевск: Удмуртия, 1997. - 248 с.
2. Архипов, С. А., Астахов, В. И., Волков, И. А. и др. Палеогеография ЗападноСибирской равнины в максимум позднезырянского оледенения (проект: Четвертичные оледенения Северного полушария). Новосибирск: Наука, Сиб. отд. 1980. -106 с.
3. Баландин, Р. К., Бондарев, Л. Г. Природа и цивилизация. М.: Мысль, 1988. - 391 с.
4. Бехтерев, В. М. Вотяки, их история и современное состояние // Вестник Европы, 1880. № 8, 9.
5. Бродников, А. А. Проблема снабжения сибирских гарнизонов хлебом в первой половине XVII века // Проблемы истории местного управления Сибири XVI-XX вв. Тезисы докладов Четвертой региональной конференции. Новосибирск, 1999. - С. 35-42.
6. Верещагин, Г. Е. К вопросу о происхождении вотяков и их верований // Труды. Ижевск, 1926. - С. 14-64.
7. Галенко, В. И. Курс - Север. Мурманск: Мурманск. кн. изд., 1978. - 192 с.
8. Геннинг, В. Ф. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорского языкознания. Ижевск, 1967. - С.271-278.
9. Голдина, Р. Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа (по археологическим материалам) // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов, 1987. - С. 84-106.
10. Гофман, Э. К. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой. Т. 2. СПб, 1856.
11. Горшельман, Э. Ф. Исторический очерк внутренних водных сообщений. СПб., 1892.
12. Диков, Н. Н. Древние культуры Северо-Восточной Азии (Азия на стыке с Америкой в древности). М.: Наука, 1979. - 352 с.
13. Джон, Б., Дербишир, Э., Янг, Г. и др. Зимы нашей планеты: пер с англ. / под ред. Б. Джона. М.: Мир, 1982. - 336 с.
14. Долуханов, П. М. География каменного века. М.: Наука, 1978. - 152 с.
15. Дьёни, Г. Протовенгры на Урале в первом тысячелетии нашей эры в Российской и венгерской историографии. Автореф. дисс. ... к.и.н. Свердловск, 2007. -24 с.
16. Загоскин, Н. И. Русские водные пути и судовое дело в допетровской России. Казань, 1909.
17. Иванова, М. Г. Истоки удмуртского народа: Учебное пособие. Ижевск: Удмуртия, 1994. - 192 с.
18. Кеммерих, А. О. Приполярный Урал. М.: ФиС, 1970. - 156 с.
19. Кушнарев, Е. Г. В поисках пролива. Первая камчасткая экспедиция 17251730. Л.: Гидрометеоиздат, 1976. - 168 с.
20. Максимов, С. В. Год на Севере. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1984. -607 с.
21. Мельников, Е. С., Тагунова, И. А. Лазарева и др. Ландшафты криолитозо-ны Западно-Сибирской газоносной провинции. Новосибирск.: Наука, 1983. - 185 с.
22. Миллер, Г. Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов яко то черемис... СПб, 1791.
23. Миллер, Г. История Сибири. М.-Л., 1941. Т. 1-2.
24. Напольских, В. В. Древнейшие этапы происхождения народов уральской языковой семьи: данные мифологической реконструкции (прауральский космогонический миф) // Народы Советского Союза. Вып. 5. Народы уральской языковой семьи. М., 1991.
25. Пасецкий, В. М. Очарованный надеждой. Л.: Гидрометеоиздат, 1970. -263 с.
26. Плечко, Л. А. Старинные водные пути. М.: ФиС, 1985. - 104 с.
27. Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири // Магазин землеведения и путешествий. Т.У1. М., 1860. - С.47.
28. Рослый, И. М. Природа СССР в антропогене. Киев: Вища школа, 1986. -144 с.
29. Хайду, П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. - 430 с.
30. Халиков, А. Х. Основы этногенеза народов Среднего Поволжья и Приура-лья. Ч. 1. - Казань, 1991. - 108 с.
