CC BY
123ТРАНСФОРМАЦИЯ В СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ: ОЖИДАНИЯ И РЕАЛИИ1
TRANSFORMATION IN THE CENTRAL AND EAST EUROPEAN COUNTRIES: EXPECTATIONS AND REALITIES
С.П. ГЛИНКИНА
Научный руководитель направления «Международные экономические и политические исследования» Института экономики РАН, д.э.н.
S.P. GLINKINA
Supervisor ofscientific direction «International Economic and Political Studies», Institute ofEconomy RAS, Dr. Sc. Econ.
Н.В. КУЛИКОВА
Руководитель Центра восточноевропейских исследований Института экономики РАН, к. геогр. н.
N.V. KULIKOVA
Head of the Center for East-European Studies, Institute ofEconomy RAS, Cand. Sc. (Geography)
1 Статья основывается на результатах исследования, проведенного при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект «Центрально-Восточная Европа: социально-экономические эффекты трансформации и евроинтеграции», № 15-07-00013а.
Статья посвящена системной трансформации в странах Центрально-Восточной Европы (ЦВЕ), осуществленной параллельно и во взаимосвязи с их включением в процесс европейской интеграции. Авторы показывают особенности модели перехода стран ЦВЕ от авторитарного политического режима к демократии и от централизованно управляемой экономики к либеральной рыночной, анализируют экономические результаты проведенных системных реформ, рассматривают динамику и факторы экономической конвергенции между новыми и старыми членами ЕС, делают попытку оценить перспективы экономического развития стран ЦВЕ.
Abstract
The end of the XXth - the beginning of the XXIth century were marked by the large-scale social transformations that took place in large parts of the world. A special and notable place among these processes were taken by the post-socialist transformations. Despite the existence of numerous studies, the understanding of this phenomenon has not been completed even after a quarter of a century since the collapse of the world socialist system.
The paper discusses the transformations in the Central and East European countries (CEE), carried out since the «velvet revolutions» in late 80's and early 90's in parallel and in connection with their inclusion in the European integration process. The authors indicate the features of the CEE countries transition from centrally controlled economy to a liberal market, analyze the economic results of systemic reforms and reorientation of foreign economic relations under the influence of accession to the European Union, and examine the effectiveness of transition model based on implementation of developed countries' market and democratic institutions. The achievements and challenges of socio-economic development of CEE countries concerning the realized transition model are considered and an attempt to determine the real contribution of European integration to the growth and modernization of the CEE economies is made.
So far as the main economic motive for the CEE countries to join the EU was their desire to take advantage of European integration for the modernization and growth of the economy, and in the end - to
overcome the socio-economic lag with Western Europe, special attention is given to the dynamics and factors of convergence between old and new EU members, and to assessing the prospects of their full alignment by income level, quality of life and other parameters.
Ключевые слова: постсоциалистические трансформации, заимствование институтов, евроинтеграция, догоняющая модернизация, конвергенция, страны ЦВЕ.
Keywords: post-socialist transformations, adoption of institutions, Euro-integration, catching up modernization, convergence, CEE countries.
Оценка результатов общественно-экономической трансформации в постсоциалистическом мире и, в частности, в странах ЦВЕ - новых членах Европейского союза2, представляет собой весьма непростую научную задачу. Это связано, прежде всего, с невозможностью объективно оценить результаты трансформации, не отвечая на вопрос, в каком обществе мы жили раньше, каким образом и при каких условиях оно могло быть реформировано более успешно. Однако быстрый крах государственного социализма на рубеже 80-х и 90-х годов ХХ в. оказался полной неожиданностью для исследователей. Сама система, как писал известный российский экономист Ю. Ольсевич, оказалась плохо изученной, «и о реальной конструкции разрушенного здания приходится теперь судить по отдельным блокам и балкам, хаотически загромоздившим фундамент неформальных институтов» [1, с. 6].
Вместе с тем трудно отрицать, что при социалистическом строе удалось решить важные цивилизационные задачи, глубоко укоренились ценности человеческой солидарности и справедливости. Не случайно в ходе проведенного в Польше в мае 1989 г. социологического опроса о направлениях общественно-политических перемен 22,4% респондентов ответили, что их суть долж-
2 В 2004 г. в ЕС вступили Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Словакия, Словения, Чехия и Эстония, в 2007 г. - Болгария и Румыния, в 2013 г. - Хорватия.
на состоять в реформировании тогдашней модели социализма, 38,6% - во введении новой модели социализма, и лишь 22,4% - в отказе от социалистического строя (17,3% не смогли изложить свою позицию) [2, с. 52].
Тем не менее, события в странах ЦВЕ развивались по сценарию кардинальной смены общественного строя и интеграции в европейские и евроатлантические структуры. Сегодня нет однозначного ответа на вопрос о том, насколько оправданным был сделанный выбор. Споры по-прежнему нередко носят непримиримый характер, поскольку сами критерии оценки эффективности постсоциалистической трансформации остаются плохо разработанными, а многие из критериев, используемых в научном обороте, вызывают возражения.
Предлагаемая вниманию читателя статья - взгляд на проблему глазами исследователей, посвятивших изучению стран ЦВЕ многие годы своей научной деятельности, исходящих при оценке результатов трансформации из собственной системы ценностей, но готовых к продолжению дискуссии.
1. Институциональные преобразования: формальные шаги и реальные проблемы
Многие исследователи оценивают результаты постсоциалистической трансформации исключительно на основе анализа зрелости институциональной системы демократии и рынка.
Среди общепризнанных базовых институтов - власть и собственность, но есть попытки расширить их спектр. В частности, академик Т. Заславская относила к основополагающим институтам многообразие и зрелость структур гражданского общества, а также широту и надежность прав и свобод человека. При этом она отмечала, что можно, например, формально демократизировать власть или быстро провести либерализацию отношений собственности, но сделать это за счет ущемления реальных прав большинства граждан [3, с. 446].
Институциональная среда в странах ЦВЕ с самого начала трансформации формировалась в тесной увязке с рекомендациями международных финансовых организаций, в чьих кредитах
эти страны нуждались. В дальнейшем, после провозглашения цели присоединения к ЕС, ориентиром при изменениях законодательства стали стандарты Евросоюза, а точнее - его политические, экономические и юридические условия, выдвигаемые странам-кандидатам на вступление и получившие название «Копенгагенские критерии». Политические критерии требовали наличия в странах стабильных институтов, гарантирующих демократию, верховенство закона, соблюдение прав человека, уважение и защиту меньшинств; экономические критерии требовали наличия функционирующей рыночной экономики и способности справляться с конкурентным давлением на рынке ЕС, юридические -наличия способности принять на себя все обязательства, связанные с членством в ЕС, включая приверженность целям политического, экономического и валютного союза. Соответствие этим требованиям предполагало имплементацию так называемой acquis communautaire - совокупности наработанных за всю историю европейской интеграции правовых норм, зафиксированных в договорах ЕС и решениях Суда Европейского союза, международных соглашениях и регламентах органов ЕС.
Процесс институциональных преобразований в странах ЦВЕ проходил под жестким контролем со стороны руководящих органов ЕС [4, с. 8-14]. В результате в них утвердилась представительная демократия (парламентская система), созданы основные механизмы и гарантии демократического правового государства. Наиболее активными субъектами политики стали политические партии. Гарантированы ответственность правительства перед парламентом, возможность смены правительств, соблюдение гражданских прав и свобод, защита прав национальных меньшинств. Быстрая демократизация обществ дала толчок к самоорганизации граждан, созданы многочисленные неправительственные фонды и ассоциации, активное воздействие на внутреннюю политику оказывают профсоюзы. При этом, однако, приходится констатировать ощутимые различия между странами в уровнях демократизации и стабильности сложившихся политических систем.
В Венгрии, например, согласно результатам опросов, проведенных в 2008 г. Институтом социологии Венгерской академии
наук, 75% граждан оказались сторонниками авторитарного стиля правления. Они высказались за появление в стране руководителя, который управлял бы «сильной рукой», исключая межпартийные и внутрипартийные споры. Демократия и свобода занимают одно из последних мест в системе ценностей венгерского общества. Широкое распространение получило мнение, согласно которому демократия вместо реализации воли народа «означает неприглядное соперничество, споры и ссоры между партиями. В результате трое из каждых четырех граждан, опрошенных в ходе исследования, не ощущают благотворного воздействия плюрализма» [5, с. 10].
Румынские специалисты отмечают, что страна столкнулась с деформацией исходных идей, положенных в основу демократизации общественной жизни. Ослабла обратная связь между властью и обществом, на практике народ превратился из субъекта в объект управления, усилилась партизация государственных структур и судебной системы. Невралгическим пунктом политической жизни стал раскол элит, возросшее давление на власть международного и национального капитала. Это проявляется в постоянно возникающей проблеме баланса властей, столкновениях между исполнительной и законодательной ее ветвями. Новым вызовом для страны стала всепроникающая коррупция3.
Чехия показала пример более успешной политической трансформации, чем во многих других странах ЦВЕ, но и здесь ряд судьбоносных для страны решений принимался далекими от демократических методами. Так, раздел Чехословакии производился без проведения общенационального референдума, и, по сути, был решением узкой политической элиты Чехии и Словакии. Также без референдума Чехия вступила в НАТО в 1997 г.
Имплементация в законодательство стран ЦВЕ европейских правовых норм объясняет в целом высокую степень проработанности правовой базы их хозяйственных систем. Однако анализ обобщающих показателей развития институциональной среды, в
3 Национальная антикоррупционная Дирекция возбудила в 2014-2015 гг. уголовные дела против десятков видных функционеров правящей Социал-демократической партии, министров, руководителей уездных собраний. В 2015 г. в коррупции был обвинен премьер-министр и председатель СДП В. Понта.
частности индекса удаленности от передового рубежа, который, рассчитывается Всемирным банком в ежегодном исследовании «Ведение бизнеса» по 31 показателю, характеризующему правовой режим в отношении частных предприятий, показывает, что институты рынка в новых странах-членах ЕС пока еще функционируют значительно хуже, чем в старых. Их отставание от «лучших образцов» в Евросоюзе составляет от 31 до 21 балла (по 100-балльной шкале), а по отдельным компонентам, например по защите миноритарных инвесторов, может превышать 50 баллов (Венгрия, Словакия). Высокая дифференциация наблюдается по показателям налогообложения, обеспечения выполнения контрактов, разрешения неплатежеспособности.
Учитывая большой разрыв между уровнями развития старых и новых членов ЕС, принятие последними европейских правовых норм нередко становилось источником серьезных экономических проблем. Так, хозяйствующие субъекты стран ЦВЕ понесли серьезные потери из-за открытия процедуры размещения государственных заказов для фирм из стран Евросоюза. Немалыми затратами обернулось внедрение некоторых технических стандартов ЕС, еще дороже обходится соблюдение его норм в области экологии.
Непросто оценить влияние трансформации на неформальные институты в странах ЦВЕ. Так, результаты противодействия коррупции существенно различаются по странам, опровергая при этом утверждения ряда авторов о том, что уровень коррупции снижается по мере преодоления бедности, повышения открытости экономики и достижения зрелости демократических институтов. Согласно ежегодно публикуемому международной организацией Transparency International индексу восприятия коррупции 4 в тройке наиболее коррумпированных стран, наряду с Румынией и Болгарией, неожиданно оказалась Словакия, которая на протяжении 2000-х годов демонстрировала динамичный экономический рост, отличается высокой открытостью экономики, значительно опережает многие другие страны ЦВЕ по душевому объе-
4 Рейтинг государств мира, отражающий оценку уровня восприятия коррупции аналитиками и предпринимателями.
му ВВП и, кроме того, имеет хорошие показатели развития демократии.
2. Экономическое развитие: официальные показатели и косвенные оценки
При выборе модели трансформации и смене геополитической ориентации страны ЦВЕ руководствовались стремлением воспользоваться преимуществами европейской интеграции, надеясь, что это поможет модернизировать экономику и ускорит ее рост, а в итоге - обеспечит ликвидацию отставания от стран Западной Европы по уровню доходов и качеству жизни населения. Насколько оправдались эти ожидания?
Экономический рост. Страны ЦВЕ уже к 2000 г. смогли преодолеть последствия трансформационного спада и восстановить дореформенный объем регионального валового продукта, а в последующие годы, вплоть до начала мирового кризиса, увеличивать его в среднем примерно на 4,5% в год, обеспечивая себе место в числе наиболее динамично развивавшихся регионов мира.
Успехами докризисного развития страны ЦВЕ были во многом обязаны евроинтеграции, которая обеспечила им возможность широкого привлечения иностранного капитала во всех формах и гарантированный спрос на продукцию экспортных секторов экономики, поднявшихся в основном за счет прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Однако сформировавшаяся модель экономического роста оказалась весьма уязвимой перед лицом негативных явлений в мировой и западноевропейской экономике. С началом мирового кризиса ЦВЕ пережила более глубокую рецессию, чем большинство других регионов мира. В 2009 г. небольшой рост сохранила только польская экономика, наименее интегрированная в рынок ЕС. Страны Балтии потеряли от 14 до 18% своего ВВП, в остальных странах ВВП сократился в среднем больше чем на 6%. Численность безработных во всех странах резко устремилась вверх, реальные доходы населения почти всюду снизились.
Едва начавшееся в 2010-2011 гг. восстановление экономики ЦВЕ было прервано разразившимся кризисом суверенных долгов
в еврозоне. Средний темп прироста ВВП в странах региона в 2012-2013 гг. опустился почти до нулевого значения (без учета стран Балтии, экономика которых продолжала восстанавливаться не без финансовой помощи Евросоюза). В Словении, Хорватии и Чехии вновь отмечалась рецессия. В большинстве других стран, включая ранее наиболее успешную Польшу, ВВП рос менее чем на 2% в год. Небольшое оживление экономики еврозоны в 20142015 гг. способствовало некоторому ускорению экономического роста в ЦВЕ. Тем не менее, большинство из них либо так и не достигли по объему ВВП докризисного уровня 2008 г., либо едва на него вышли.
Внешняя торговля. За годы трансформации значительно увеличился объем и кардинальным образом изменилась товарная структура внешней торговли стран ЦВЕ. В большинстве из них экономика приобрела ярко выраженную экспортную ориентацию, при этом доля традиционных трудоемких изделий (одежды, мебели и пр.) в экспорте резко уменьшилась, а доля капиталоемкой машиностроительной продукции возросла.
Однако общую картину омрачают «детали». Основной вклад в расширение экспорта и «облагораживание» его структуры внесли предприятия с иностранным капиталом, тогда как среди собственных предприятий лишь считанные смогли воспользоваться преимуществами емкого европейского рынка. Большинство экспортных производств в странах ЦВЕ встроены в вертикальные цепи поставок, созданные иностранными ТНК, то есть во внешней торговле доминирует внутрифирменный обмен. В такой ситуации официальная внешнеторговая статистика, измеряющая товарооборот валовыми показателями и тем самым ведущая повторный счет той части стоимости товаров, которая пересекает межгосударственные границы более одного раза, не отражает вклад конкретных стран в стоимость продукции, а потому не может служить надежным инструментом для измерения конкурентоспособности экспорта и его влияния на экономический рост. Объем экспорта, очищенный от иностранной составляющей добавленной стоимости экспортируемых товаров, в Болгарии, Венгрии, Литве, Словакии и Чехии, например, превышает 50% против чуть более 40% в среднем по ЕС [6, р. 6].
Несмотря на то, что в рамках вертикальных цепей поставок в ЦВЕ создается от половины до 70% стоимости экспортируемых товаров, в эти цепи даже в самых развитых экономиках региона интегрирована незначительная часть экономики - в основном это производство транспортного оборудования, электрических приборов, общее машиностроение5. Ни одна из стран не стала производственным хабом ни в одной из отраслей, подавляющее большинство предприятий-экспортеров сборочные.
Прямые иностранные инвестиции и технологическая модернизация. Одним из результатов трансформации в странах ЦВЕ стал бурный приток ПИИ. Их накопленный объем в 2015 г. составил 664 млрд долларов США [7]. Предприятия под иностранным контролем, согласно данным Евростата, обеспечивают в среднем более 1/5 занятости и создают более 1/3 валовой добавленной стоимости в нефинансовом частном секторе региона.
ПИИ, несомненно, способствовали экономическому росту, внося весомый вклад в накопление основного капитала и перенося более современные технологии на предприятия прямого инвестирования. Однако фактическое отсутствие государственного регулирования притока ПИИ привело к тому, что иностранные инвесторы использовали территорию стран ЦВЕ преимущественно для размещения производств с низкой или средней производительностью. Основная часть ПИИ пришлась на предприятия со 100%-ным иностранным участием, которые слабо интегрированы в национальную экономику и мало содействуют повышению технологического уровня отечественного сектора экономики.
Вместе с тем ставка на модернизацию имитационного характера на основе ПИИ отвлекла внимание стран ЦВЕ от развития собственных исследований и разработок. Хроническое недофинансирование научно-технической сферы ослабило инновационный потенциал стран ЦВЕ, что проявляется, среди прочего, в малом числе изобретений. Даже в Словении, расходующей на НИОКР самую значительную часть ВВП (около 1,5% ВВП), ко-
5 Рассчитано на основе World Input-Output Database.
личество заявок на патенты, поданных в Европейское патентное бюро в 2003-2014 гг., было в расчете на 1 млн жителей в 2 раза меньше, чем в целом в ЕС, большинство других стран ЦВЕ отстает от общеевропейского показателя в 6-18 раз, Болгария - в 34 раза, а Румыния более чем в 50 раз! При этом изобретения в сфере высоких технологий в подавляющем большинстве стран ЦВЕ отсутствуют почти полностью. В условиях усиливающейся инновационной конкуренции это фактически консервирует, а в долгосрочной перспективе может даже увеличить экономическое отставание от стран, активно развивающих сферу исследований и разработок.
Экономическая конвергенция между Центрально-Восточной и Западной Европой. С начала 2000-х годов и вплоть до мирового кризиса страны ЦВЕ стабильно превосходили по темпам экономического роста «старую» Европу и отставание от нее по уровню экономического развития постепенно сокращалось. После начала кризиса тенденция экономической конвергенции со «старой» Европой в большинстве стран прервалась или даже сменилась на противоположную. В итоге Словения и Чехия, самые развитые среди стран ЦВЕ, сегодня все еще уступают ЕС-15 по душевому объему ВВП по III 1С в 1,3 раза, а Румыния и Болгария - в 2-2,5 раза.
Сближение с западноевропейскими странами по уровню экономического развития неправомерно относить исключительно к заслугам стран ЦВЕ в экономическом росте.
Во-первых, напомним о феномене бета-конвергенции, т. е. отрицательной зависимости между темпами экономического роста и первоначальным уровнем развития стран. Существовавшая в 1995 г. разница в уровнях доходов между странами ЕС обусловила 68,7% различий между ними в темпах экономического роста в последующие 14 лет [8, с. 8].
Во-вторых, конвергенция была в значительной степени связана с кардинальными изменениями в отраслевой структуре экономики стран ЦВЕ.
Во всех странах существенно сократилась доля сельского хозяйства. Это было не в последнюю очередь вызвано тем, что по-
лученные квоты на производство сельскохозяйственной продукции, а также масштабы финансовых субсидий оказались существенно меньше, чем у старых членов ЕС.
В то же время стремительно выросла доля сферы услуг. В ряду этих услуг доминируют оптовая и розничная торговля, гостиничное размещение и общественное питание, транспорт, финансовая деятельность, операции с недвижимостью и другие рыночные услуги, в которых добавленная стоимость существенно выше средней по экономике. Знаменательно, что доля нерыночных услуг, которая в странах Западной Европы росла, в большинстве стран ЦВЕ существенно сократилась (особенно заметно в Болгарии, Венгрии, Литве, Латвии, Польше и Румынии), что наталкивает на мысль о значительном увеличении в структуре потребления населения платных социальных услуг, в том числе здравоохранения и образования.
Таким образом, изменение структуры экономики стран ЦВЕ, выразившееся в увеличении доли видов деятельности с более высокой добавленной стоимостью, автоматически способствовало экономической конвергенции с западноевропейскими странами.
В-третьих, определенную роль в сближении новых членов ЕС со старыми по объему ВВП на душу населения сыграла динамика численности населения. В большинстве стран ЦВЕ (Болгарии, Венгрии, Румынии, Хорватии, во всех трех странах Балтии, а до кризиса также в Польше и Словакии) население неуклонно сокращалось вследствие неблагоприятных демографических факторов и/или большой эмиграции. Это, естественно, увеличивало душевой объем ВВП. В то же время численность населения в Западной Европе росла, что отрицательно сказывалось на объеме душевого ВВП. Понятно, что и первое, и второе, вносило свою «лепту» в конвергенцию.
Наконец, при анализе конвергенции нельзя сбрасывать со счетов то, что экономическое отставание Центрально-Восточной Европы от Западной в 2000-х годах сокращалось не только благодаря относительно быстрому экономическому росту в большинстве стран ЦВЕ, но и вследствие его замедления в целом ряде западноевропейских стран.
3. Результаты трансформации в ощущениях населения
Итоги трансформации нельзя оценивать без учета изменения условий жизни людей, которые лучше любых теоретиков ощущают как пользу, так и издержки реформ. Оправдались ли ожидания широких слоев населения стран ЦВЕ относительно целей и последствий системных преобразований?
Первое, на что хотелось бы обратить внимание, - на старте экономических реформ представления о них повсеместно были довольно расплывчатыми, во многом амбивалентными. Например, согласно данным социологических опросов, почти 90% чехов выступали за полную либерализацию всех сфер экономики, однако почти столько же (т. е. практически те же люди) ратовали за сохранение широких контрольных функций государства в экономике. Общество хотело «в капитализм», но с социальными гарантиями социализма. Рыночные реформы поддерживало полностью, «без социальных оговорок», 40-50% населения Чехии. В Словакии общество было настроено менее революционно - идеи системной трансформации разделяло только 20% населения [9, s. 127].
Проблемы победителей и проигравших среди граждан стран ЦВЕ в 1990-е годы активно изучались. Исследования обычно базировались на анализе либо субъективных ощущений людей, либо динамики их доходов. Очевидно, что и первое, и второе не давало полной картины. Личные ощущения субъективны по определению. В динамике же доходов, как правило, не учитывались доходы от теневой деятельности, которая в те годы широко распространилась и фактически стала важным инструментом адаптации населения к изменившимся условиям жизни.
Сегодня речь о цене трансформации для людей, живших при социализме и работавших после смены строя еще, по крайней мере, 10-15 лет, в научной литературе практически не идет. Вводятся новые критерии, растворяющие проблему в контексте поколений, когда выигравшими считаются те, чьи дети поднялись по социальному лифту, а проигравшими - не обеспечившие детям такой возможности. Здесь налицо апологетика, позволяющая умалчивать о цене реформ для старших поколений. Но и такая методика дает впечатляющие результаты. В число проигравших
попадают почти все сельские жители стран ЦВЕ (кроме Польши), существенно ограничены повсеместно также возможности социального лифта для детей рабочих. Реальные доходы данных категорий граждан могут даже быть существенно выше, чем в начале трансформации, однако в изменившейся структуре расходов значительно возросла доля первоочередных нужд.
«Новаторский» подход используется в ЕС и при оценке масштабов бедности в странах-членах. Бедным считается гражданин, имеющий доход ниже 60% от среднего по стране уровня. При таком подходе доля бедных в общей численности населения стран может практически совпадать, но при этом, например, бедный в Румынии оказывается беднее бедного в Люксембурге в 15 раз.
Социальные результаты трансформации в странах ЦВЕ различны, но многие тенденции их объединяют.
Самые низкие социальные издержки на этапе проведения основных системных преобразований наблюдались, пожалуй, в Чехии с ее действенной социальной политикой. Однако со временем первоначальный сценарий социального развития был изменен. Суть новой философии социальной политики довольно жестко сформулировал «отец» чешской реформы В. Клаус: «Сегодня на повестке дня в Европе стоит задача... трансформации социально-рыночной экономики в действительно рыночную экономику. Современное европейское государство благосостояния, совершенно нефункциональное, зарегулированное и сверхпатерналистское, заслуживает не менее критического системного анализа, чем когда-то коммунизм» [10].
Уровень бедности в Чехии составляет (по упомянутой методике) только около 9% при 17% в среднем по ЕС. Тем не менее, в результате общего ухудшения экономической ситуации и «рыночных корректировок» в социальной сфере, прежде всего в системе здравоохранения, даже в относительно богатой Чехии две трети граждан «ностальгируют по прошлому», считая, что жизнь до 1989 г. была лучше [11].
В Польше реальные доходы населения за годы трансформации выросли весьма значительно. Несмотря на это, 17% поляков находятся на грани бедности, а 5,7% имеют доходы ниже прожиточного минимума [12]. Обследования показали, что только 7%
поляков считают свои доходы достаточными для удовлетворения всех потребностей, почти половина говорят, что живут неплохо, каждый пятый утверждает, что вынужден сильно экономить, а 4% заявляют, что их доходы не покрывают даже самых насущных потребностей [13].
Неблагоприятно сложилась социальная ситуация в Венгрии. Согласно результатам социологических исследований всего 14% венгров спустя 15 лет после начала трансформации считали, что жить стали лучше, чем жили при социализме, у подавляющего же большинства экономическое, экзистенциальное и социальное положение существенно ухудшилось. Людям не по душе возникшая неуверенность в завтрашнем дне, появившаяся безработица, снижение качества и уровня жизни, ограничение социальных прав. Бедность и незащищенность они связывают с капиталистической экономикой, которая ведет к снижению общественной солидарности. При этом более 3/4 венгров с презрением высказываются о базовых ценностях капитализма - свободе предпринимательства и духе состязательности [14, s. 11].
С большими проблемами по итогам трансформации сталкивается население Румынии. Средняя реальная заработная плата в стране по сравнению с 1989 г. выросла незначительно, а минимальная даже уменьшилась. В социальной сфере сложился комплекс острых проблем, связанных с недостаточно емким рынком труда, особенно квалифицированного. Общая занятость стабилизировалась на низком уровне - около 50%. Усилилась социальная поляризация, появились широкие слои социально незащищенных граждан, произошел «взрыв бедности» (к категории бедных в 2014 г. относились 25-30% румынских граждан [15]). Значительные масштабы приняла эмиграция в Западную Европу, в первую очередь трудовая. В 2014 г. за границей временно или постоянно проживало около 3,5 млн румын, т.е. почти пятая часть населения страны. По данным официальных переписей, численность населения, постоянно проживающего в Румынии, сократилась с 23,2 млн человек в 1989 г. до 19,7 млн человек в 2011 г., т.е. на 15%. Более 40% опрошенных в 2014 г. румынских граждан, а среди лиц старше 35 лет почти 50%, считали, что жизнь в стране ухудшилась по сравнению с 1989 г. и только 33% отмечали улучшение.
На старте трансформации граждане стран ЦВЕ в своей основной массе воспринимали общество реального социализма как несправедливое - сказывалось воздействие уравнительной коммунистической идеологии, а также привилегий, которыми наделяла себя партийно-государственная номенклатура. Поэтому лозунг «достижения справедливости» был понятен и актуален для большинства. Однако трансформация не решила этой задачи. Более того, она во многих странах настолько обострила насущные проблемы (что поесть, во что одеться и т.п.), что отодвинула лозунг социальной справедливости до более благополучных и стабильных времен.
4. Трансформация завершилась. Что впереди?
Предстоящие годы не обещают странам ЦВЕ легкого решения проблем, многие из которых уходят своими корнями в модель осуществленной общественной трансформации. Ограниченность потенциала торговых и финансовых связей с западноевропейскими странами как источника догоняющего развития стран ЦВЕ сегодня стала очевидной. Более того, опыт показал, что европейская интеграция несет в себе серьезные риски для стран ЦВЕ как ее экономически слабых участников. Оказавшись в глубокой зависимости от Западной Европы в деле финансирования экономического роста, осуществления долгосрочных инвестиций и сбыта произведенной продукции, Центрально-Восточная Европа острее других регионов мира реагирует на нестабильность европейской экономики, товарных рынков и потоков капитала. С началом мирового финансового кризиса именно падение деловой активности в Западной Европе выбило из-под экономического роста в странах ЦВЕ опору на экспорт и прямые иностранные инвестиции, а проблемы западноевропейских банков лишили этот рост поддержки иностранным финансированием.
Медленный экономический рост, высокая безработица, низкий внутренний инвестиционный и потребительский спрос, почти полное отсутствие структурных изменений, слабая восприимчивость к научно-техническому прогрессу говорят о том, что экономика стран ЦВЕ находится не в лучшем состоянии. При этом
сами страны мало что могут сделать для изменения ситуации в экономике, где господствует иностранный капитал. Их развитие будет в большей степени зависеть от тенденций в Западной Европе, которые имеют обыкновение незамедлительно и почти в полном объеме передаваться восточноевропейским соседям. Прогнозы же ведущих зарубежных аналитических центров крайне неутешительны для Европы [16]. Ожидаемое незначительное ускорение экономического роста в среднесрочной перспективе едва ли изменит общую тенденцию снижения роли Европы в мировой экономике.
Цель возвращения экономике способности к устойчивому росту ставит страны ЦВЕ перед необходимостью корректировки сложившейся евроцентричной модели экономического развития. Видимо, им придется добиваться снижения зависимости от западноевропейского капитала, диверсифицировать экспорт, пытаться переходить от импорта технологий к развитию собственных инноваций как движущей силы конкурентоспособности. Если эти ключевые задачи не будут решены, страны ЦВЕ вряд ли смогут преодолеть отставание от развитых стран даже в долгосрочной перспективе.
Библиографический список
1. Ольсевич, Ю.Я. Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. - М.: ИНФРА-М, 2007.
2. Синицина И.С. От социализма к демократии: некоторые вопросы новейшей истории Польши. // Мир перемен. 2014. № 2.
3. Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества: деятельностно-структурная концепция. М.: Дело, 2002, 2003.
4. Глинкина С.П., Куликова Н.В., Синицина И.С. Страны Центрально-Восточной Европы: евроинтеграция и экономический рост. М.: Институт экономики РАН, 2014.
5. Tamas P. Radikalis ujkozep. // Nepszabadsag. 2008. 13 szept.
6. Rahman J., Zhao T. Export Performance in Europe: What Do We Know from Supply Links? IMF Working Paper WP/13/62. March 2013.
7. UNCTAD. World Investment Report 2016. Annex table 3. Доступ: http://www. worldinvestmentreport. org/annex-tables/ (дата обращения 24.07.2016).
8. Красноперов О.В. Почему бедные страны развиваются быстрее: оценка процесса бета-конвергенции в Европейском союзе // Актуальные вопросы современной экономической науки: Сб. докл. IX-й Международной научной конференции (Липецк, 26 мая 2012 г.) / Отв. ред. А.В. Горбенко. Липецк, 2012.
9. Vecerník J. Obcan a trzní ekonomika. Príjmy, nerovnost a poli-tické postoje v ceské spolecnosti. Nakladatelství Lidové noviny, Praha, 1998.
10. Ekonom. 2012. №. S. 68.
11. Ekonom. 2012. № 38. S. 5-6.
12. Jakie panstwo, taka bieda. Progi ubóstwa w Europie. Электронный ресурс. Доступ: http://biznes. onet. pl/praca/zarobki/jakie-panstwo-taka-bieda-progi-ubostwa-w-europie/x3kt6 (дата обращения 22.06.2016).
13. Электронный ресурс: http://www.pap.pl/palio/html.run? _Instance=cms_www.pap.pl&_PageID=1&s=infopakiet&dz=gospoda rka&idNewsComp=199296&filename=&idnews=202607&data=infop akiet&status=biezace&_CheckSum=-1250802284
14. Vásárhelyi M. Csalódások kora. Rendszerváltás alulnézetben. MTA Társadalomkutató Központ. Budapest. 2005.
15. Capital. 2015. 4 ian.
16. Global Trends 2030: Alternative Worlds. USA, National Intelligence Council. November 2012. Доступ: www. dni. gov/nic/Nic_2030_project. html (дата обращения 14.12.2015).
Bibliographical list
1. Ol'sevich, Yu.Ya. Vliyanie khozyaistvennykh reform v Rossii i KNR na ekonomicheskuyu mysl' Zapada. INFRA-M, Moscow, 2007.
2. Sinitsina I.S. Ot sotsializma k demokratii: nekotorye voprosy noveishei istorii Pol'shi. // Mir peremen. 2014. № 2.
3. Zaslavskaya T.I. Sotsietal'naya transformatsiya rossiiskogo ob-shchestva: deyatel'nostno-strukturnaya kontseptsiya. Delo, Moscow, 2002, 2003.
4. Glinkina S.P., Kulikova N.V., Sinitsina I.S. Strany Tsentral'no-Vostochnoi Evropy: evrointegratsiya i ekonomicheskii rost. Institut ekonomiki RAN, Moscow, 2014.
5. Tamás P. Radikális ùjkôzép. // Népszabadság. 2008. 13 szept.
6. Rahman J., Zhao T. Export Performance in Europe: What Do We Know from Supply Links? IMF Working Paper WP/13/62. March 2013.
7. UNCTAD. World Investment Report 2016. Annex table 3. Доступ: http://www. worldinvestmentreport. org/annex-tables/ (дата обращения 24.07.2016).
8. Krasnoperov O.V. Pochemu bednye strany razvivayutsya by-stree: otsenka protsessa beta-konvergentsii v Evropeiskom soyuze // Aktual'nye voprosy sovremennoi ekonomicheskoi nauki: Sb. dokl. IX-i Mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii (Lipetsk, 26 maya 2012 g.) / Otv. red. A.V. Gorbenko. Lipetsk, 2012.
9. Vecernik J. Obcan a trzni ekonomika. Prrjmy, nerovnost a poli-ticke postoje v ceske spolecnosti. Nakladatelstvi Lidove noviny, Praha, 1998.
10. Ekonom. 2012. №. S. 68.
11. Ekonom. 2012. № 38. S. 5-6.
12. Jakie panstwo, taka bieda. Progi ubostwa w Europie. Elektron-nyj resurs. Dostup: http://biznes. onet. pl/praca/zarobki/jakie-panstwo-taka-bieda-progi-ubostwa-w-europie/x3kt6 (дата обращения 22.06.2016).
13. Elektronnyj resurs: http://www.pap.pl/palio/html.run?_In-stance=cms_www.pap.pl&_PageID=1&s=infopakiet&dz=gospodarka &idNewsComp= 199296&filename=&idnews=202607&data=infopaki et&status=biezace&_CheckSum=-1250802284
14. Vasarhelyi M. Csalodasok kora. Rendszervaltas alulnezetben. MTA Tarsadalomkutato Kozpont. Budapest. 2005.
15. Capital. 2015. 4 ian.
16. Global Trends 2030: Alternative Worlds. USA, National Intelligence Council. November 2012. Dostup: www.dni.gov/nic/ Nic_2030_project. html (дата обращения 14.12.2015).
Контактная информация
Глинкина Светлана Павловна
Адрес: 117218, Москва, Нахимовский пр-т 32,
Институт экономики РАН;
E-mail: sveglinkina@yandex. ru
Куликова Наталия Владимировна
Адрес: 117218, Москва, Нахимовский пр-т 32, Институт экономики РАН; E-mail: kulikova@transecon.ru
Contact links
Glinkina Svetlana Pavlova
Address: 117218, Moscow, Nakhimovsky Ave 32, Institute of Economy RAS; E-mail: sveglinkina@yandex.ru
Kulikova Natalia Vladimirovna
Address: 117218, Moscow, Nakhimovsky Ave 32, Institute of Economy RAS; E-mail: kulikova@transecon.ru
