УДК 821.58 © О.В. Самбуева
ТРАНСФОРМАЦИЯ ЦЕННОСТНЫХ УСТАНОВОК В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ БЭЙ ДАО ЭМИГРАЦИОННОГО ПЕРИОДА
Будучи ярким представителем течения «туманной поэзии», Бэй Дао еще до 1989 г. привлекал к себе пристальное внимание литературных критиков. Но после высылки автора из страны его творчество оказалось под запретом на десятилетия. Эмиграционный период способствовал появлению в произведениях Бэй Дао новых образов, таких как родина, путешествие, чужие страны, родной язык, родители, восток. Кроме того, заметно сократился объем стиха, тематика произведений стала более обыденной. В данной статье рассматривается трансформация ценностных установок в произведениях Бэй Дао эмиграционного периода.
Ключевые слова: Бэй Дао, китайская литература, «туманная поэзия», эмиграционный период, новые образы.
O.V. Sambueva
THE TRANSFORMATION OF GUIDELINE VALUES IN BEI DAO’S WORKS DURING HIS EMIGRATION PERIOD
Being the headliner of Misty poetry, Bei Dao’s works before 1989 has been the focus of many poetry critics, however, there has been less study on his poems after Bei Dao went into exile for nearly a decade. The emigration period has seen the changes of Bei Dao’s poem that new images like homeland, travel, foreign countries, native language, parents, the East were endowed with more meaning. Besides, his poems became short, and topics became more casual. In article research the transformation of guideline values in Bei Dao’s works during his emigration period.
Keywords: Bei Dao, Chinese literature, Misty poetry, emigration period, new image.
Бэй Дао, настоящее имя Чжао Чжэнькай, родился в 1949 г. в Пекине. Родители его происходили из уезда Хучжоу провинции Чжэцзян. С 1969 г. он работал строителем, затем был сотрудником различных компаний. С 1978 г. он совместно с поэтом Ман Кэ издавал литературный журнал «Сегодня». Стал одним из основных представителей жанра «туманной поэзии». В апреле 1989 г. Бэй Дао покинул Китай. На протяжении нескольких лет он жил в Германии, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Франции, Соединенных Штатах Америки и других странах. Он издал множество поэтических сборников, его стихи были переведены более чем на 20 языков мира. Он номинировался на Нобелевскую премию, а также получал в разное время премии Курта Тухольского, американского «ПЕН-центра» и другие награды. Он был пожизненно избран почетным членом Американской академии искусства и литературы.
Будучи представителем течения «туманной поэзии», Бэй Дао еще до ссылки привлек к себе пристальное внимание литературных критиков Китая. Говоря о современной поэзии, литературоведы не могли не упомянуть его имя. Однако после того, как он покинул Китай в 1989 году и начал свои долгие странствия по миру, количество исследований его творчества заметно сократилось. Конечно, многие зарубежные литературоведы, такие как Гу Бинь, Кэ Лэй, Си Ми, Ма Юэжань и другие, неплохо знакомы с его поэзи-
ей, однако исследованиям поэзии Бэй Дао все же не хватает некоторой системности и углубленности [5, с. 1]. Например, влияние западной литературной теории на его произведения раскрыто не полностью. Не была до сих пор исследована и теория стихосложения самого Бэй Дао.
Скитаясь по всему миру, Бэй Дао испытал влияние как азиатского, так и западного образа жизни и выработал особый тип мышления. Жизнь за границей оказала сильное влияние на его ментальность и литературный стиль. И хотя стихи, созданные им в период эмиграции, по-прежнему отражали присущее ему ранее чувство постоянной тоски и скептицизм, равно как и кровное неприятие официальной литературы, в них уже не было той суровости и тяжести, которыми были пронизаны его ранние произведения. Основные образы в его творчестве стали меняться, объем стиха заметно сократился, тематика произведений стала более обыденной. Столь типичные для прежнего Бэй Дао аллюзии и параллели с произведениями классической китайской литературы, а также нарочитая «народность» стихотворной формы впоследствии исчезли. В них стало гораздо больше свободного изложения. Вместе с тем в его языке усилилось некое особое «китайское» начало. Переживания о судьбе народа и государства, свойственные раннему Бэй Дао, сменились тоской человека, живущего вдали от родины, что, конечно же, было вызвано сменой политической атмосферы,
в которой он существовал. Гуманизм, рационализм и героизм Бэй Дао постепенно сменились размышлениями о сути человеческого существования, природе человеческого языка. Но понимание поэтом человеческой сущности заметно обострилось. Система образов его произведений сохранила свои особенности, однако в нее стало попадать множество явлений обыденной жизни, она испытала на себе влияние западной теории литературы, в связи с чем напряженность стихов Бэй Дао в целом возросла. Помимо этого, Бэй Дао в данный период приложил немало усилий к исследованию теории перевода поэтических произведений. В сообществе литераторов из различных стран он стал играть своеобразную роль «представителя от китайской поэзии».
Для критика любое произведение похоже на «полотнище одного огромного ковра», а появляющиеся в нем образы - это «нити», которые, переплетаясь, создают причудливый узор. Один и тот же образ, появляющийся в нем постоянно, создает, если сравнить его с произведением музыкального искусства, основной мотив. И несколько таких основных мотивов вместе рождают на свет симфонию, образную модель произведения [4, с. 120].
В период эмиграции система образов в стихах Бэй Дао претерпела довольно значительные изменения. В творчестве раннего Бэй Дао преобладали образы природных объектов и явлений: луна, море, берега, дорога, звезды, свет огня, птицы, ветер, капли дождя, а также тростниковые хижины, окна, лодки и др. Такие произведения, как «Пестрые цветы», «Незнакомые острова», «Остров», «Берег», наполнены подобными образами. Некоторые считают, что даже псевдоним Бэй Дао является в некотором роде обобщением такой стилистики. Все эти образы являются традиционными для поэзии преимущественно западноевропейской периода ХУШ в. -начала XX в. Они создают широкое, светлое пространство, как нельзя лучше подходящее для объемных повествований. В этом воплотился героический, идеалистический дух молодого Бэй Дао. И вслед за сменой места и времени повествования Бэй Дао перестает пользоваться ими - на их место приходят другие образы. Если рассматривать стихи Бэй Дао, написанные в этот период, как одно цельное произведение, то можно заметить в нем появление таких основных сюжетных тем, как родина, путешествие, чужие страны, родной язык, родители, восток.
Между 1989-м и 1993-м годами поэт побывал в семи странах, включая Англию, Южную Африку и даже объятый пламенем войны Израиль,
15 раз он менял место жительства. Естественно, что в его стихи проникло немало западных реалий. Например, в произведениях «Прага», «Пятая авеню», «Ромалле» встречаются образы таких свойственных европейской культуре предметов, как симфония, королевский замок, орган, площадь, собор и др. Бэй Дао стал представлять себя в образе «пришлого человека», он оглядывается кругом, в то время как внутри его бьется сердце человека из Азии. Образ путника, периодически появляющийся в его стихах, выражает самоощущение Бэй Дао в период его странствий. Он появляется в стихотворениях «Странник с востока», «Путешествие», «Берег неба», «Путевой дневник», «На перекрестке». «Отдыхай, путник», - устало выдавливает из себя автор («Берега неба»). Нетрудно заметить, что для Бэй Дао, находящегося вдалеке от Родины, тяжело чувствовать себя чужаком. Поэтому мысли о возвращении домой, о родине становятся очень важными в его стихах. Они словно превращаются в укрывающий его щит, в стены осажденной крепости [3, с. 4].
Бэй Дао начинает использовать слово «родина» очень осторожно. В современной китайской поэзии на первый план выдвигаются личность, свобода, модерн и западное мировоззрение. Все это не вяжется с самим понятием родины. В раннем комплексном произведении Бэй Дао «Сон средь бела дня» родина ассоциируется с «озером мертвой воды». В нем есть строки: «Мемориалы рушатся один за другим... Дети мои! Это лишь гнилые зубы во рту каменного льва». Впервые Бэй Дао использует слово «родина» в начале 70-х годов: «Родина: она отлита на бронзовой табличке на почерневших досках музейных стен» («Записи из города солнца»). В этих словах, конечно, присутствует политический подтекст. Но в период эмиграции поэт заново переосмысливает это понятие: «Стоя перед зеркалом, я говорю сам с собой по-китайски. Мухи не знают, что такое родина» («Знакомые звуки»), «Так близко забвение. Так близко это слово - родина, и вся безнадежность, заключенная в нем» («Нет»), «И снова возвращаюсь к сути. Как сын своей родины стою на огромной земле» («Тоска»). Это слово употребляется здесь не в прямом значении. Оно является просто выражением одиночества. Для автора, находящегося вдали от дома, мысленное возвращение в «родные сады» становится средством защиты от окружающего мира. «В один миг я вдруг открою ключами от Пекина двери в ночь Северной Европы. Два банана и апельсин тут же вернут свой цвет» («В один миг»), - так воспоминание о ро-
дине убивает тоску и страх, помогает человеку найти поддержку близких и осознать свою принадлежность к какой-то культуре. Говоря о китайской интеллигенции, Бэй Дао употребляет это слово с еще большей скорбью: «Древняя культура, от нее так часто болит живот.» («В один миг»), «Последняя точка на карте смертей - капля крови». Но при этом «камень, отрезвивший разум, лежал под ногами. Я о нем забыл» («В пути»). Человеческое стремление к возвращению находится вне всякой логики, вне реальности. Оно рождается просто из глубокого одиночества.
В стихах, написанных поэтом за границей, часто встречаются и другие слова, связанные с родиной: дом, возращение домой, знакомые звуки, родной язык, Пекин, тоска по дому, - все они относятся к той же теме. Так как родина для поэта остается недоступной, тема родного языка выделяется в качестве одной из основных. «Стоя перед зеркалом, я говорю сам с собой по-китайски... Родина - это знакомые звуки» («Знакомые звуки»), «На линии обороны родного языка странное чувство тоски, розы вот-вот завянут» (<Без названия»), «Переодевшись в кого-то другого, я буду несчастлив. Свет родной речи теперь заслонен» («Яд»), «Если ветер - это память о родине, то дорога - ее слова» («Далекий пейзаж»). Язык очень точно передает человеческую природу, «язык есть дом бытия» [1, с. 199]. Когда в какой-то организм попадает чужеродная клетка, это вызывает отторжение. «Верни что-то, что было в тебе, лишь тогда ты вернешься домой» («Изнанка»), «Я вышел из старой легенды и, только приехав в чужую страну, открыл для себя алфавиты. И каждый обед и ужин теперь должен был быть осмыслен» («Насколько я знаю»). Не слыша родную речь, Бэй Дао инстинктивно чувствует неудобство: «Ночь близится к середине, а я плыву по волнам языка» («Февраль»). В языке скрыт некий культурный пароль, он придает форму воспоминаниям человека и, когда тот теряет родной дом, становится чужим и отправляется в изгнание, в языке для него воплощается образ родины. Язык дает ему признание и защиту. В языке человек находит культурную поддержку: «Я вижу, как возвращаюсь домой, выбросив все игрушки, что были у меня в те ночи» («Возвращаюсь домой»), «Сначала были ветер родных мест, отец и летящие птицы» («Сезон засухи»). Так, идя по тропинке языка, Бэй Дао вернулся домой.
«Воспоминания» и «вчерашний день» - еще два ключевых понятия в стихах Бэй Дао периода миграции. Они отражают противоречивость психологии самого автора. Находясь в изоляции,
он вспоминает свой дом. И с одной стороны, он тоскует по прошлому даже не осознанно: «Этот миг слабости, враждебный чужой берег. Ветер оборвал связь с прошлым, память о нем стала хозяином» («Без названия»). Он не в состоянии сопротивляться этим воспоминаниям, так как в них он находит утешение, они для него - источник сил и осмысленности: «Окно изгнанника смотрит туда, где над глубоким морем видны крылья. Это ветер вчерашнего дня, это любовь» («Яд»). Но, с другой стороны, он осознает, что всего этого уже не вернуть: «Еще более неведомое, чем легенда, более совершенное, чем руины. Скажи свое имя, и оно покинет тебя навсегда» («Без названия»). Бэй Дао иногда даже иронизирует над самим собой, говоря, что это как «срывать цветы хлопка в глазах мертвеца» («Отрицание»). Он слепо любит все то, давно прошедшее, увядшее, умершее, но при этом сам же обозначает свой отказ от этого, стремительно бежит от прошлого: «Для фруктового сада истории нет, во сне я не вижу врача. Бегу из памятных дней, дышу, отрицаю все» («Отрицание»). Все это не более чем объяснение внутренних противоречий Бэй Дао и его неспособность освободить свои чувства. В душе он ощущает прошлое как трагедию: «Остались только прощания и снег, сверкающий в ночной пустоте» («В этот миг»).
В противоположность своим ранним произведениям, где он использует в основном образы, связанные с природой, в поздних своих стихах Бэй Дао все больше оперирует предметами и явлениями, взятыми из повседневности, различными жизненными мелочами. То есть объемность его образов резко снижается. Точно так же уменьшается и его стихотворный размер, а тематика становится более «человеческой».
Нужно отметить, что в ранних произведениях Бэй Дао, как правило, намеренно помещал своих героев и действие произведения в целом в обстановку, отдаленную от обыденной жизни, как бы изолируя его, чтобы создать атмосферу чистоты и отрешенности, передать состояние поиска. Он либо собирал «останки года, в горной долине не видно ни души. Сорванные цветы продолжают расти. Раскрытие - оно и есть момент смерти» («Здравствуй, Байхуашань»); либо отправлялся в плавание искать озеро другой жизни: «Уходим! Я гляжу в то же самое небо, сердце бьется, как барабан, возвещающий ночь. Уходим! Мы ничего не забыли. Мы идем искать озеро жизни» («Уходим»), «Если бы земля покрылась льдом пораньше, мы пошли бы навстречу теплому ветру, к морю. Если морские рифы - символ того, что будет, мы пойдем к мо-
рю, вслед уходящему солнцу. Нам нужно лишь тихое плавание. У меня есть руки, и поднимаю их прямо кверху» («Корабль с красными парусами»). Все это говорит о том, что идеей молодого Бэй Дао было бегство от общества в поисках своего собственного дома. Уехав же из Китая, он вновь вернулся в общество людей, и в его стихах стали появляться вещи знакомые и доступные любому простому человеку, житейские переживания: «Кто-то, сидя в парке, читает газеты» («Открываю замок»), «Неторопливо варю кофе. Добавил ложку сахара» («Знакомые звуки»), «Невысокая стена обклеена плакатами» («Редакция»), «Настраиваю радиоприемник» («Мост»), «На завтрак тосты с джемом, молоко и чай. Автоответчик говорит: оставьте сообщение.» («Путешественник с востока»), «Режиссер глотнул воды» («Сценка»). Повсюду в этих стихах видны подробности жизни поэта и окружающих его людей. Совершенно обычные дела, мелкие детали, незначительные события, - все это может вызвать у читателя ощущение, что Бэй Дао из молодого бунтаря, передававшего миру слова героев, стоявшего так высоко, что смотреть на него можно было только снизу, все-таки превратился в простого обывателя, болтающего о повседневных заботах. В отличие от прежних стихов, отличавшихся непреклонной авторской позицией, строгой стилистикой, емкостью выражений, современные произведения Бэй Дао приобрели постмодернистский характер: юмор, самоирония, обыденность, спонтанность, - все это присуще им. «Я включаю музыку. Зимой мух нет» («Знакомые звуки»), «Повсюду башмаки пенсионеров, частные владения, общественный мусор» («Конец года»), «Солнечный зонтик заботится обо мне. А солнце заботится о мокрице» («Послеобеденные записки»). Все эти шутки, ирония в определенной степени дают понять, что Бэй Дао готов к компромиссам. Повседневный мир очень часто скучен, мелочен, безысходен. В то же время, сравнив это с прежними стихами Бэй Дао, мы увидим, что он развил чувство юмора, отбросил былую строгость и суровость, научился находить в повседневной жизни некую радость и покой.
В ранний период Бэй Дао написал лишь два стихотворения, намеренно посвященных какому-либо конкретному герою: «Манифест» и «Конец или начало». Оба они были посвящены Юй Локэ. От лица этого молодого смельчака и мыслителя, унесенного из мира безымянным духом смерти, он высказал то, что думал о нем. Стихотворения же, адресованные кому-то из
обычных людей и родственников, появились у Бэй Дао только после ссылки: «Утро пришло в платьице без рукавов. По земле всюду катаются яблоки. А дочь рисует картинку. Какое же огромное небо в пять лет! Твое имя как два окошка. Одно открывается к солнцу, другое прямо к отцу» («Картинка. На пятый день рождения Тяньтянь»). В своих эссе Бэй Дао писал, что дочь для него «как якорь на лодке в любом странствии» [2, с. 43]. Чувства любого отца, видящего дочь после долгой разлуки, очень трудно выразить словами. Кто бы мог подумать, серьезный и строгий Бэй Дао может писать о таком! «Жизнь - всего лишь обещание. Не грусти о ней. До того как сад сожгли, у нас было время» («Заупокойная. Посвящается Шаньшань»). Это уже стихотворение, посвященное Бэй Дао его младшей сестре, которая погибла, спасая тонущую девочку. Кроме родных, поэт посвятил одно свое произведение другу, с которым встретился уже после того, как покинул Китай: «Ты отъезжаешь от станции. Прямо под дождем идешь искать грибы. В лесу луна и солнце как сигналы. За семилетней радугой толпа людей в мотоциклетных шлемах» («Посвящается Томасу Транс-трёмеру»). Это произведение посвящено Томасу Транстрёмеру, шведскому поэту, который в результате тяжелого инсульта потерял способность говорить. Жизнерадостный и приветливый, столкнувшись с недугом, он тем не менее продолжал самостоятельно вести домашние дела. Жил очень просто, напоминая старого ребенка. В этих стихах чувствуется большая любовь и уважение Бэй Дао к нему.
Любые произведения для их автора как дети. Читая тексты стихов Бэй Дао периода миграции, проследить наиболее значительные изменения в них очень легко. Путешествие, родина, воспоминания и другие новые для них образы, вне всяких сомнений, появились из-за смены обстановки вокруг автора. Сюжеты, почерпнутые из обыденной жизни, постепенно превратили Бэй Дао из того, чьими устами говорили герои, в простого человека, а изменение характеристики образов колокольного звона и зеркала отражает новый взгляд поэта на проблему человеческой жизни и времени. Кроме этих наиболее заметных изменений в творчестве Бэй Дао можно проследить и другие. Они связаны со значительной эволюцией стиля и тематики произведений поэта. Во-первых, его способ повествования стал более последовательным и размеренным, так как в творчестве Бэй Дао начался «период зрелости». Во-вторых, познакомившись с лучшими произведениями современного поэтиче-
ского искусства, поэт привнес в свои произведения многие черты, характерные для модернистской литературы.
Литература
1. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие. М., 1993.
2. и&т,
#, 2004;
ДЩ;
4. яптш , іжшшт» ,илі£ейш
tt, 1989¥;
5. шш, аьйдв^мй» ,±ш,
2007
Самбуева Оюна Викторовна, ассистент кафедры регионоведения восточного факультета Бурятского государственного университета, e-mail: [email protected]
Sambueva Oyuna Viktorovna, assistant lecturer of regional science department, faculty of Oriental studies, Buryat State University, e-mail: [email protected]
УДК 82-1(510) © О.Д. Тугулова, О.В. Шулунова
КОНЦЕПТ «ВРЕМЯ» В ПОЭТИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ МИРА ХАНЬ ДУНА
В статье рассматриваются базовые и авторские метафоры концепта «время», формирующие поэтическую картину мира Хань Дуна. Значимость творчества данного поэта позволяет считать их репрезентативными в целом для современной китайской поэзии.
Ключевые слова: концепт, время и пространство, метафора, китайская поэзия.
O.D. Tugulova, O.V. Shulunova THE CONCEPT OF «TIME» IN A POETIC WORLDVIEW OF HAN DONG
The article covers the basic and author's methafors of «time-concept» which form a poetic worldview of Han Dong. The importance of the poet's creation makes cetain them representative for the whole modern Chinese poetry.
Keywords: concept, time and space, a metaphor, Chinese poetry.
Концептуальный анализ свое применение нашел прежде всего в лингвистических исследованиях, однако для литературоведения развитие теории концептуальной метафоры, являющейся эффективным средством вербализации абстрактных сущностей, также представляется весьма актуальным.
Важная особенность представления о времени, берущая начало еще в мифологических воззрениях, - цикличность, связанная в первую очередь с природой. Жизнь китайского народа, исконно занимавшегося сельским хозяйством, регулировалась сельскохозяйственными циклами. Так была определена основная характеристика времени - цикличность, которая охватывала самый широкий круг бытия: от жизни конкретного человека до истории государства или династии. Отражение такой картины мира находим уже в древних китайских письменных источниках, например, в наиболее ранней из сохранившихся в Китае летописи «Чуньцю» («Вёсны и осени», 722-481 гг. до н.э.) «регистрируются такие факты, как войны и союзы, ро-
ждение, брак, восшествие на престол и смерть государей (и другие вопросы престолонаследия); стихийные бедствия (голод, наводнение, саранча), чрезвычайные происшествия (затмение солнца, луны, падение аэролита) и др.» [2, с. 29]. Понятие «чуньцю», обозначавшее название исторического периода в истории Китая и исторической летописи, выражало идею кругооборота сезонов, в связи с этим стало использоваться как формообразующий принцип других древнекитайских сочинений: например, «Люйши чунь-цю» («Вёсны и осени господина Люя»). Более того, учитывая, что создание летописи «Чунь-цю» «положило в Китае начало письменной речи, книжному языку, повествования, связанному с хронологической последовательностью, . знаменовало огромный шаг вперед в развитии языка и мышления древних китайцев» [там же, с. 30], можно с уверенностью говорить о важности анализа концепта «время» как непреходящей ценности для понимания духовной сущности китайского народа.