CC BY
160
УДК 82-193.5 РЁКО ЯМАГУЧИ
доктор филологических наук, Институт иностранных языков, г. Кобэ (Япония) E-mail: cjv52910@rio.odn.ne.jp
UDC 82-193.5
RYOKO YAMAGUCHI
Doctor of Philology, Institut of Foreign Languages, Kobe,
Japan
E-mail: cjv52910@rio.odn.ne.jp
ТРАНСФОРМАЦИЯ СТАТУСА НЕВЕСТЫ В РУССКИХ СВАДЕБНЫХ ОБРЯДАХ TRANSFER OF THE BRIDAL STATUS IN THE RUSSIAN WEDDING CEREMONY
Свадебный обряд в России обнаруживает глубинное сходство с обрядом похорон, и свадебные причитания во многом по образности и структуре воспроизводят похоронные. Это сходство состоит в трансформации статуса внутренного и внешнего мира невесты, что отражается в ее причитаниях.
Ключевые слова : свадьба, невеста, причитания, похороны.
Russian wedding ceremony reveals the resemblance to a funeral ceremony. Wedding lamentations, in many ways, formally and structural, reproduce a funeral lamentations. This resemblance consists of transfer of status in the inside and outside world of a bride. We observe that in lamentations texts.
Keywords: wedding, bride, lamentation, funeral.
Как известно, причитания в русской народной культуре являются обрядовой поэзией печали и исполняются не только во время похоронного обряда, но и во время свадебного. Интересная особенность русских свадебных причитаний, как отмечают многие исследователи, заключается в том, что свадьба воспринимается как символические похороны невесты, поскольку считается, что она вскоре должна будет изменить свой статус, утратить прежнюю сущность (девичество) и начать жить в другом мире (в доме жениха) [1]. Обрядовая смена статуса, через который проходит невеста, обычно интерпретируется исследователями в рамках концепции переходных обрядов. Эта концепция впервые была представлена в 1909 г. в книге Арнольда ван Геннепа «Обряды перехода»[2]. В этой работе исследователь пишет, что все обряды, связанные с переходом индивида в новое состояние, сводятся к общей схеме, отражающей порядок действия по ступеням. Всего выделяется три таких ступени: обряды отделения, обряды перехода и обряды включения. Трехступенчатость этих обрядов не везде осуществляется с одинаковой полнотой. Например, в свадебном обряде большее развитие получают обряды включения, потому что свадьба связана с пожеланием урожая и плодородия.
В русской народной культуре свадебные обряды, которые являются типичными обрядами перехода, обнаруживают глубокие связи с похоронными обрядами, а свадебные причитания во многом по образности и структуре воспроизводят похоронные. В причитаниях подчеркивается, что невеста тоже отделяется от своей семьи, привычного дома и должна отправиться в «иной мир», мир чужих людей и неизвестных мест. Невеста словно умирает, и ее родной дом тоже символически умирает для нее.
Чтобы обосновать этот тезис, мы проанализиру-
ем несколько свадебных причитаний из классического сборника «Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым». Сначала мы обратим внимание на «переходную» символику невесты и подробно рассмотрим, как изображается прощание со старым домом, которое является важным этапом при «переходе» невесты в новый статус. Мы попытаемся составить пространственную схему движения персонажей «Плача сговора»[3].
В «Плаче сговора» мы можем видеть четырех основных персонажей: невеста, жених, мать невесты, сваты жениха. В пространственной схеме причитания наиболее важные места занимают невеста и жених. Они представляют два основных полюса, которые прослеживаются не только в пространственном измерении, но и по соотношению «свой-чужой». В этой системе координат невеста и ее мать являются персонажами этого света, а жених - иного мира. Сваты также относятся к иному миру, при этом являются посредниками между мирами и обладают магическими знаниями, необходимыми для того, чтобы успешно выполнить свою задачу.
Сюжет «Плача сговора» связан с прощанием невесты со своей волей, однако в тексте причитания часто происходят скачки во времени и в пространстве. Монолог матери начинается с того, что невеста как будто уже вышла замуж, причем ее новая жизнь подробно изображается, однако потом слушатель понимает, что в действительности невеста еще дома. Мать в своем монологе настоятельно советует невесте оставить свою волю дома, причем очевидно, что в данном случае дом символизирует свой мир. Невеста теряет свое место дома, но пока еще она не вышла замуж, поэтому не получила статус жены. То есть она уже утратила свой статус в пространстве родного дома, но еще не обрела новый статус «на чужой стороне». Таким образом, получается, что только мать в полной мере является
© Рёко Ямагучи © Ryoko Yamaguchi
Ученые записки Орловского государственного университета. №4 (60), 2014г. Scientific notes of Orel State University. Vol. 4 - no. 60. 2014
представительницей этого мира, мира родного дома, в то время как невеста уже имеет переходный статус. В причитании мать узнает от странствующего нищего про будущее, причем нищий тоже оказывается посредником между этим миром и тем миром, как и сваты. Находящаяся в лиминальном статусе невеста тоже может видеть будущее, поэтому она в причитании рассказывает о жизни после свадьбы.
В причитании невесты подробно описывается ее зелёный сад, который напоминает вечную весну и оказывается связан с «волей» невесты.
И до сегоднишна Господня Божья денечка, И на горы стоял у девушки зелёной сад, И край пути стоял ведь сад до край дороженьки, И на красы-басы стоял да на угожестве, И возрастала в саду травонька шелковая, И росцветали всяки розовы цветочки И сросли деревца в садочику сахарнеи! И во моем да во девочьем зеленом саду, И солетали перелётны разны птиченьки, И как незнамы соловьи да говоручии, И возжупляли оны разным голосочкам![4]
В этой модели мироздания зеленый сад оказывается символом девичества, мира невесты до свадьбы. Жизнь невесты и ее жизненная сила находятся в неразрывной связи с понятием мира. Рассматривая пространственную структуру причитания, мы видим, что невеста находится в переходном статусе, не принадлежа ни этому миру, ни иному миру. Невеста хочет обрести новый постоянный статус, поэтому ей нельзя возвращаться в родной дом. В это время она посещает места и предметы своей девичьей жизни и прощается с ними.
И ты прости, прости, невольну красну девушку, И тиха-смирная прости меня, бесёдушка! И да ты поздая, прости ведь, вечериночка, И ты сосновая, прости теперь, лучиночка! И вы простите-тко, кружки меня девочьи, И вы простите-тко, шестёрочки весёлыи, И вы простите, перепёлочки хорошии, И вы простите, блады-молоды вьюночки, И меня, милы друг-советны мои подружки! И вы простите, звон-унылы жалки писенки! И вы простите, честны мужни молоды жены! И вы простите, бедны вдовки горегорькии! И вы бессчастныи солдатки розмолодыи! И ты прости меня, бажёна дорога воля, И прости, красное миженьско мое солнышко! И шутки-шмоночки простите-тко девочьи, И вси игры, меня, забавы молодецкии! И вы простите, холостьба да неженатая И златокрылыи удалы добры молодцы! И вси окольныи спорядныи суседушки![5]
Ты прости, прости, роздольице-чисто поле, И вы простите-тко, роспашисты полосушки, И вы простите-тко, катучи белы камешки, И где ходила ж я, невольна красна девушка, И я на трудную крестьянскую работушку! Ох, послушайте, советны дружны подружки
И тайны милыи сердечны разговорщички! И спамятите-тко, души да красны девушки, И на лужках меня, невольну сенокосныих, И вы на чистыих полях да хлебородныих, И где сидили на катучих белых камешках И где мы шуточки, голубушки, шутили, И жалки писенки, лебедушки, спевали И свою волюшку ведь мы да спотешали![6] Невесте надо прощаться с родными местами, но и родному дому тоже надо прощаться с ней. В причитании невеста со своей «волей» идет из дома, но в пути ее «воля» впервые встретит «неволю». «Неволя» изображена персонажем опасным и страшным, она появляется из чужой страны и является образом будущего невесты. И вдруг навстрету твоей вольной этой волюшке, И на пути да на широкой на дороженьке, И встрету стретилось великое неволище, И как угрюмая неволя страховитая; И у него ли буйна голова нечёсана, И как неволя в кафтанишечко сокручена, И она липовой веревкой подпоясана, И во лаптишечка неволя подобулася! [7] Этот образ показывает, что старый мир невесты тоже умирает для нее. Это означает, что невесте невозможно вернуться домой, поскольку ее новая «неволя» так сильна и опасна. В данном случае девичья «воля», то есть незамужнее состояние, принимает антропоморфный вид - облик девы, имеющей особую волшебную силу. Эта трансформация знаменует утрату тех свойств и того статуса, которые присущи девушке до выхода замуж. Чтобы вернуть себе прежние свойства, девушка совершает путешествие в иной мир, наподобие шаманского путешествия, но терпит поражение. Ее заговор и магические действия оказываются бессильны. Вы, родные родители, Мои милые подруженьки, Вам ночесь-то, в темну ноченьку, Вам спалось ли да дремалося? Что во снах-то вам привиделось, Вы скажите мне, красны девицы. Как мине-то, красной девице, Не спалася ночка темная, Я заснула на минуточку, -Мне во сне много привиделось: Мне привиделось, что у окна поколотилося, У ворот да кольцо брякнуло, У дверей да попросилося, Я вставала, красна девица, Отворяла двери на пяту, Запущала красну девицу, Заходила красна девица -Моя волюшка-то вольная; Середь пола становилася, Богу господу помолилася, Понизку мне поклонилася: «Здравствуй, милая подруженька!» Подходила воля-волюшка Ко кроваточке тесовой,
Ко перинушке пуховой, Ко кручинному сголовьицу, Мою голову погладила, Русу косыньку поправила, Алы ленточки расправила, Попеняла мне, посудачила: « Бог судья те, красна девица! Ты поспешила да поторопилася, Отказала да волю вольную От себя-то, от красной девицы: Видно, надоело жить при волюшке, Погоди-тко, красна девица, После схватишься, наплачешься О своей-то воле девичьей». Как пошла моя воля вольная, На меня она рассердилася, Со мной пошла не простилася И назад-то не воротилася. Я выходила-то, красна девица, Вслед за вольной-то волюшкой, Поглядела я, красна девица, Куда пошла да моя волюшка. Пошла далеко-то, во темны леса, Она села-то на елочку, И на елочку на зеленую. Подходила-то красна девица К этой елочке зеленой. Как подняла да свои белы руки, Хотела снять свою волю вольную,-Тут зелена елка окарзана, Тут моя волюшка осталася [8]. Ёлка, которая является во сне, символизирует девичество и означает место невесты в этом мире. Невеста теряет это место, что символически обозначает ее «сиротство», своего рода «похороны родного очага». Причитания имеют ярко выраженный
магический аспект, по существу, они должны обеспечить помощь духов-покровителей. Очевидно, что при прощании с родным домом невеста прощается и с духами-покровителями. Возникает вопрос: как этот смысл обряда реализуется в ритуальных действиях? Мы предлагаем, что ответом на этот вопрос является комплекс ритуалов, связанных с мытьем невесты в бане.
Банные ритуалы были одними из важнейших обрядовых действий в традиционной русской свадьбе. Баня занимала важное место не только в бытовой культуре, но и в духовной жизни крестьянина. Существует мнение, что в дохристианские времена баня была тем сакральными местом, где отправлялся культ домашних духов и культ предков. По мнению Н.А. Криничной, исследовавшей мифологические поверья о баннике, в древности «баня осмыслялась как некое сакральное пространство (благожелательное и вредоносное), где совершается таинство перехода к важнейшим этапам жизненного цикла [9]. Обрядовое мытье невесты в бане в этом контексте может интерпретироваться двояко: с одной стороны, это ее перерождение и обрядовое очищение, после которого она готова к новой жизни; с другой стороны, в своей бане, которая представляется местом обитания духов-покровителей, невеста прощается с ними и смывает с себя свой старый статус, оставляет здесь свое «девичество». В этом смысле баня может быть представлена как некое родовое кладбище, святилище домашних духов, где происходят символические похороны невесты и ее возрождение в новом статусе.
Как мы видим, когда статус невесты становится «переходным», она умирает временно для прощания с родом и ее род (родина, дом) тоже умирает для нее. С помощью этих прощаний-причитаний временного покойника-невесты правильно «хоронят» и она успешно обретает новый статус.
Библиографический список
1. Байбурин А.К., Левинтон Г.А. Похороны и свадьба // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: погребальный обряд. М., 1990. С. 64-99.
2. Ван Геннеп А. Обряды перехода. М. 1999.
3. Причитания Северного края, собранные Е. В. Барсовым. СПб., 1997. Т. 2. С. 278-312.
4. Там же. С. 285.
5. Там же. С. 316.
6. Там же. С. 340.
7. Там же. С. 303.
8. Обрядовая поэзия. Сост. Соколова В.К., Чиркова Т.М.,М., 1989. С. 591-592.
9. КриничнаяН.А. Русская мифология. Мир образов фольклора. М., 2004. С. 28-31.
References
1. Baiburin A.K., Levinton G.A. Funerals and weddings // Researches in the Baltic-Slavic spiritual cultures : Funeral ceremony. Moscow, 1990. Pp. 64-99.
2. Van Gennep A. Rite of passage. Moscow. 1909.
3. Lamantations in North Russia, recorded by Barsov E.V. St Peterburg, 1997.Vol. 2. Pp. 278-312.
4. ibid. 285.
5. ibid. 316.
6. ibid. 340.
7. ibid. 303
8. Ceremony poetry. Ed. Sokolova V.K., Chirkova T.M. Moscow, 1989. Pp. 591-592.
9. Krinichinaya N.A. Russian mythology. World of folk images. Moscow, 2004 . Pp. 28-31.
