CC BY
33
ТРАНСФОРМАЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЭСТЕТИКЕ
УДК 7.01
М. М. Шибаева
Московский государственный институт культуры
Статья посвящена специфике подходов ярких представителей отечественной эстетики к комплексу вопросов о творческой личности. Содержательную основу данного текста составляют взгляды русских мыслителей на феномен творческой личности в целом и такого её типа, как автор художественного произведения в частности. Особый акцент делается на факте влияния общественного умонастроения и конкретного типа эстетического идеала на трансформацию представлений о сущности творческой личности и смысле её деятельности. В статье раскрывается также взаимосвязь художника с культурным контекстом исторических эпох. Воспроизведение и интерпретация различных подходов к проблемам актуализации творческой личности и её культурной миссии отражают авторское стремление раскрыть своеобразие отечественной эстетической мысли и её достижения.
Ключевые слова-, русская эстетика, эстетическая полемика, искусство, эстетический идеал, творческая личность, творческая одарённость, художественное экспериментирование.
M. M. Shibaeva
Moscow State Institute (University) of Culture, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury), Bibliotechnaya str., 7, 141406, Khimki city, Moscow region, Russian Federation
THE TRANSFORMATION OF IDEAS ABOUT THE CREATIVE PERSONALITY IN DOMESTIC AESTHETICS
The article is devoted to the specifics of the approaches of the brightest representatives of domestic aesthetics to the complex questions about the creative person. Meaningful the core of this text are the views of Russian thinkers to the phenomenon of creative individual in General and of this type, as the author of an artistic work in particular. Special emphasis is placed on the fact of the influence of public attitudes and the specific type of aesthetic ideal for the transformation of ideas about the nature of the creative personality and the sense of its activities. The article reveals the relationship of the artist with the cultural context of the eras. Reproduction and interpretation of various approaches to the problems of actualization of the creative personality and its cultural mission reflect the author's quest to uncover the identity of the domestic aesthetic thought and its achievements.
Keywords: Russian aesthetics, aesthetic controversy, art, aesthetic ideal, a creative person, creative talent, artistic experimentation.
В ряду явных признаков самобытности отечественной эстетики заметное место принадлежит опыту рефлексии над проблемой субъекта художественного творчества. Поскольку становление отечественной эстетики неотделимо от развития национального искусства, то тема художника и его творческой деятельности ока-
зывается «вписанной» в пространство интеллектуальных и нравственных исканий в среде деятелей культуры. Смысловая ёмкость опыта таких исканий питалась, с одной стороны, достижениями античной и западноевропейской эстетической мысли, а с другой - мотивами метафизического православия и шедеврами отечественной
ШИБАЕВА МИХАЛИНА МИХАЙЛОВНА - доктор философских наук, профессор кафедры 1Q теории культуры, этики и эстетики Московского государственного института культуры
SHIBAEVA MIKHALINA MIKHAILOVNA - Full Doctor of Philosophy, Professor of Department of the theory of culture, ethics and aesthetics, Moscow State Institute (University) of Culture
e-mail: [email protected] © Шибаева М. М., 2016
литературы. Причём сама логика формирования национального самосознания обусловливала пристальное внимание к вопросу о назначении художника - и как личности, «уязвлённой страданиями человеческими» (А. Н. Радищев), и как «пророка» (А. С. Пушкин). Конец XVIII и почти весь XIX век отмечены в России проецированием внимания не только на природу творчества «по законам красоты», но и на идею общественного служения художника. Такого рода сопряжённость эстетического и социально-культурного аспектов интерпретации феномена творческой личности в немалой степени задавалась «мильоном терзаний» русской литературы, в контекстуальном континууме которой доминировала, как известно, воспетая Н. А. Некрасовым Муза «гнева и печали». Однако постепенно в ценностно-смысловом пространстве русской эстетики созревает идея несводимости творческого призвания художника к воспроизведению только «свинцовых мерзостей жизни». В ходе обоснования данной идеи проявились две противоположные позиции: с одной связана эстетическая ориентация на «чистое искусство», а другая заключалась в установке на более глубокое и яркое воплощение художественными средствами сложности душевной жизни человека. Приверженцы первой позиции - П. В. Анненков, В. П. Боткин и А. В. Дружинин -утверждали, что именно решение сугубо художественных задач, то есть формотворчество, составляет смысл и назначение искусства, которое не должно заниматься «сиюминутными» вопросами реальности. И в качестве одного из самых веских аргументов они приводили строки А. С. Пушкина: «Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв». Однозначная интерпретация этих строк, вырванных из стихотворного
текста «Поэт и толпа», вопреки его смысловой ёмкости и более глубокому подтексту, дополнялась рядом статей, в которых обосновывалась концепция искусства для искусства. Сопоставляя две альтернативные, на его взгляд, теории назначения искусства - «артистическую» и «дидактическую», Дружинин весь свой пафос проецирует на утверждение идеи ценности «поэта как "чтителя искусства чистого", подчёркивая при этом, что именно артистическая концепция не допускает "вас-сальства" в творчестве» [4, с. 42]. С подобным сведением идеи служения художника обществу к понятию «вассальство» не были согласны не только критики, ориентированные на «дидактическую» теорию искусства, но и русские религиозные мыслители. С их точки зрения российскому обществу необходимы, как писал К. Д. Кавелин, «титаны-художники, чтоб гениальным чутьём напасть на то, что может в данное время овладеть душой человека» [8, с. 45]. Ещё более определённо своё понимание назначения художника как его долга сформулировал Н. А. Добролюбов: «Дело поэзии - жизнь, живая деятельность, вечная борьба её и вечное стремление человека к достижению гармонии с самим собой и с природою» [3, с. 167]. А через несколько лет в работе «Первый шаг к положительной эстетике» В. С. Соловьёв, негативно оценивая концепцию чистого искусства», назвал её «эстетическим сепаратизмом». Тем не менее приверженцев обоих подходов к искусству и к вопросу о миссии творческой личности объединяла идея облагораживающего воздействия художественного произведения, то есть катарсиса. Мотив признания особого назначения художника (в широком смысле) звучит и в философско-эстетических трактатах, и в публицистике, и в переписке деятелей русского искусства. Так, в «Застольном слове о Пушкине» великий дра-
матург А. Н. Островский подчёркивал, что ценность поэтического творчества заключается в том, чтобы вести «за собой публику в незнакомую ей страну изящного, в какой-то рай, в тонкой и благоухающей атмосфере которого возвышается душа, улучшаются помыслы, утончаются чувства» [10, с. 164]1. Полемическое пространство русской эстетической мысли включало не только дискуссии относительно назначения искусства, но диалог по поводу природы различных типов творческой одарённости. Вслед за французскими энциклопедистами (Вольтером и Дидро)и немецкими идеалистами (Кантом и Гегелем) многие русские писатели и философы размышляли над «загадкой» художественной одарённости в целом и различии между талантом и гениальностью в частности. С этой точки зрения трудно переоценить влияние художественной литературы на процессы постижения эстетической мыслью метафизики экзистенциально-художественного опыта творческой личности. «Моцарт и Сальери» и «Египетские ночи» А. С. Пушкина, «Портрет» Н. В. Гоголя, «Обрыв» И. А. Гончарова не только задали собой традицию воплощения темы индивидуального дарования и «мук творчества», но и выявили проблемный характер становления и актуализации личности художника в самом широком смысле. Такого же рода интерес к феномену сопряжённости мира человеческой субъективности творческой личности и неповторимости опыта её самореализации отражается в ряде философско-эстетиче-ских работ русских мыслителей. К примеру, критическая мысль В. Г. Белинского была направлена не только на эстетиче-
1 Другой вопрос, что это суждение в реалиях современной художественной жизни воспринимается скорее как реликт из ценностного фонда классической эстетики и находит мало подтверждений в творческих практиках, ориентированных преимущество на эпатажность авторского высказывания и на эстетический шок.
ское осмысление литературных произведений его выдающихся современников, но и на раскрытие идеи соотнесения авторского «Эго» с его творением. «В таланте великом избыток внутреннего, субъективного элемента есть признак гуманности, -писал Белинский в своей статье о Лермонтове. - Великий поэт, говоря о себе самом, о своём я, говорит об общем - о человечестве, ибо в его натуре лежит всё, чем живёт человечество» [1, с. 510]. Особый акцент он делал на том, что «свобода творчества легко согласуется с служением современности: для этого не нужно принуждать себя, писать на темы, насиловать фантазию; ... для этого нужна симпатия, любовь, здоровое практическое чувство истины.» [2, с. 77]. Данная позиция оказалась близкой и Аполлону Григорьеву, согласно которому, «истинный художник сам верует в разумность создаваемой им жизни, свято дорожит правдою, и оттого мы в него веруем, и оттого в прозрачном его произведении сквозит очевидно созерцаемый им идеал» [5, с. 98]. Однако такое суждение характерно, в основном, для просветительского подхода к вопросу о природе и назначении художественного дарования. Но постепенно рационалистическая традиция постижения феномена творческой личности оттесняется иным типом рефлексии и эстетической оптики. Тенденция вытеснения классической эстетики как философии искусства и творчества «по законам красоты» возникает и расширяет границы своего проявления в связи с творческими практиками модернизма и изменениями в сфере воззрений на природу художественного дарования и его назначение. Это происходит на рубеже XIX и XX столетий, то есть в культурных реалиях Серебряного века. Параллельно с мотивами декаданса и творческой платформой символизма русская эстетическая мысль обогащается новыми смысловыми нюан-
сами и формами презентации, а в пору расцвета художественного авангарда утверждает правомерность иного методологического подхода к вопросу о субъекте творческой деятельности. Альтернативой рационалистической эстетике стали мистицизм и интуитивизм. Как известно, немаловажное значение для методологической переориентации эстетической мысли имела концепция сверхчеловека Ницше и связанная с именами Шопенгауэра и Уайльда апология эстетизма как доминирующего принципа ценностного отношения к жизни и культуре. В то же время неклассический тип эстетических размышлений, рефлексия над феноменом творческой личности и вопросом о её месте в Макрокосме культуры отражают и влияние мотивов Теургии и русского космизма. Вследствие доминирования мистико-романтического взгляда на искусство и природу художественной одарённости смещаются акценты на интерпретацию ключевых проблем творческой личности. Если в XIX веке назначение творческой личности и магия её таланта связывались с идеей общественного служения, то в социокультурном контексте Серебряного века популярной становится тема непостижимости художественной натуры, призвание которой заключается преимущественно в свободе самовыражения в любом виде и жанре искусства. Кроме того, тема исключительности художника, сопричастного миру трансцендентного, питалась неоромантизмом, его философским и творческим «мятежом» против утилитаризма и забытовленности ценностного отношения к жизни и культуре. Проблемно-тематическое пространство творчества многих художников на стыке Х1Х-ХХ веков питалось одновременно как теософскими и теургическими идеями отечественных мыслителей (от богословов до космистов), так и предощущениями тех
эпохальных перемен, которые неизбежно обновят искусство. Отсюда феномен художественного экспериментирования в каждом из видов искусства. В определённой мере на творческие установки ряда деятелей искусства оказывал влияние и эстетизм как мировоззренческая установка и концепция формирования художественного текста. В сочетании с тенденцией усиления пессимистических мотивов у художников рубежа Х1Х-ХХ веков эстетизм обрёл, по сути, статус творческого принципа. Как писал Ф. А. Степун, «модернисты выдвигали ... положительную идею главенствования в художественном творчестве личности; они выступили определёнными защитниками творческого индивидуализма и персонализма» [11, с. 822]. Особенно наглядно этот принцип актуализировался в творческих манифестах и художественных текстах декадентов. Эстетизация мотивов катастрофизма и уныния требовала особых выразительно-изобразительных средств. Их поиск -одно из направлений художественного экспериментирования. Как писал Вячеслав Иванов, «декадентство у нас прежде всего - экспериментализм в искусстве и жизни ... и пафос нового восприятия вещей» [6, с. 168]. При этом поэт-символист отмечал и то, что этот пафос был неотделим от стремления преодолеть логику за счёт культивирования мистико-иррационали-стического восприятия мира. По его свидетельству, «декаденты поняли, что у поэзии свой язык и свой закон, что многое, иррациональное с точки зрения общелитературной, рационально в поэзии как специфическом искусстве слова» [6, с. 168].
Другой причиной усиления экспериментального начала в сфере художественного творчества является уже упомянутый эстетизм, побуждавший к обновлению языков искусства во имя идеала «новой красоты». Как писал «старший» символист
Дмитрий Мережковский: «Наши гимны - наши стоны; Мы для новой красоты Нарушаем все законы, Преступаем все черты». Установка на обновление художественной сферы культуры активизировала, с одной стороны, философско-эстетические искания, а с другой - различные виды экспериментирования в искусстве. Оба аспекта эстетической и творческой переориентации несут на себе «печать» стремления деятелей культуры Серебряного века к оптимальному использованию возможностей синтеза религиозных, философских, художественных идей. Именно на данном этапе развития русской культуры сложилась «мисте-риальная» концепция искусства. Согласно этой концепции, художественное творчество сродни тому священнодействию, благодаря которому можно преобразовать реальность на основе синтеза сакральных ценностей и ценностей светской культуры. Для символистов мистериальность искусства - особый тип жизнетворчества на эстетических началах. Некоторые деятели отечественного искусства этой поры были увлечены идеей универсальности эстетического начала, которая предполагала продуктивный характер синтеза в художественном творчестве интеллектуальных исканий, мистических переживаний и нравственных откровений. Эта идея получила художественное воплощение у многих деятелей искусства Серебряного века, начиная с Д. С. Мережковского и его романа «Воскресшие боги», посвящённого личности и творчеству одного из титанов Возрождения - Леонардо да Винчи. Данный роман, как и вся поэзия «старших» и «младших» символистов, давал основание для следующего высказывания Вяч. Иванова: «При этих предрасположениях художественное творчество и то, что мнилось им сверхчувственным прозрением, естественно сливались, своео-
бразно окрашивая их искусство и обволакивая истинно-мистическое переживание в кокон поэтической мечты» [6, с. 206]. Особое внимание в русской культуре уделялось мотиву о пророческой функции гения, творческие открытия которого опережают время. На примере многих гениальных открытий и в науке, и в философии, и, конечно же, в искусстве видно, что они были устремлены скорее к перспективам культурного развития, нежели к современному состоянию духовно-творческой жизни. Именно потому, что открытия гениев часто носили характер откровения и качественно иного отношения к творчеству, они редко оценивались современниками в соответствии с их функцией пророков и новаторов. Так, размышляя о природе гениальности, Соловьёв выявил в качестве её признаков «космическое тай-нозрение», нравственную мудрость и мощный дар «властью пронзать сердца людей образом совершенства». В этих словах нетрудно заметить преобладание мистического, религиозного подхода к гению как субъекту художественного творчества над общественным и познавательным. Причём В. С. Соловьёв, увлечённый идеей Теургии как сотворчества человека с Богом, соотносил вдохновение с интеллектуальным и этическим началами, синтез которых позволяет свободно и плодотворно реализовать поэту (то есть художнику) свой творческий дар. Пафосное отношение к творчеству в его различных видах нашло воплощение и в поэтических текстах Серебряного века. Это отношение отнюдь не сводилось к фиксации того, что «нас мало избранных.», а интегрировало разные смысловые оттенки и, соответственно, поливариативную тональность авторской позиции относительно творчества, особенно в сфере искусства. При этом несомненным остаётся момент экзистенциальной и эстетической преем-
ственности в переживании «вечных вопросов», встающих перед субъектом творческого процесса - от возникновения замысла до его художественной реализации. Эта преемственность в конфигуратив-ном сочетании с установкой на нетрадиционные способы поэтического воплощения темы творчества ярко проявилась в поэтическом пространстве Серебряного века у представителей самых разных цехов, особенно наглядно - в стихах и поэмах символистов, акмеистов и футуристов. Гипотезы, манифесты, парафразы, лирические отступления, стилизации и другие формы поэтического выражения ценностного отношения к задачам, магии и «мукам» творчества обнаруживали себя, по сути, в контексте художественного экспериментирования как существенного момента модернизма в целом. Созвучными такой интерпретации феномена творческого вдохновения оказались идеи русских мыслителей XX столетия. Так, С. Л. Франк писал: «В процессе художественного творчества творимое, как известно, берётся из "вдохновения", не делается умышленно, а "рождается"; какой-то сверхчеловеческий голос подсказывает его художнику, какая-то сила (а не его собственный умысел) вынуждает художника лелеять его в себе, оформлять и выразить его» [12, с. 264].
Заслуживает внимания и отношение к вопросу о субъекте художественного творчества и ещё одного религиозного философа - И. А. Ильина. Согласно ему, существует - при всём разнообразии ярких индивидуальностей - два типа творческой личности: «художника внешнего опыта» и «художника внутреннего опыта».
К первому типу он относил тех авторов, которые при создании произведения искусства руководствуются преимущественно знанием «чувственной реальности», а ко второму - художников, стре-
мящихся воплотить «реальность духа». Обращённость художника второго типа к духовным основаниям человеческого бытия Ильин оценивал как предпосылку синтеза религиозного и эстетического начал в творчестве «по законам красоты» [7, с. 15].
Следующий этап развития отечественной эстетической мысли отмечен той «диалектикой приобретений и утрат» в советской культуре, которая не могла не отразиться на моделировании образа творческой личности и её роли в жизни социума. По сути, это моделирование являло собой один из видов «социального заказа» и тяготело к мифологизаци идеального типа деятеля советского искусства, верного в своём творчестве принципам классового подхода, народности и критериям социалистического реализма как самого «правильного» метода отражения реальности. Тем не менее и в этот период в эстетике формировались оригинальные подходы к феномену творческой личности как автору художественного произведения. В связи с этим уместно вспомнить о цикле научных работ М. М. Бахтина «Эстетика словесного творчества»1 и тех статьях Э. В. Ильенкова, в которых раскрывается природа и ценностный аспект творческой фантазии художника. И в реалиях постмодернизма и массовой культуры вопросы, связанные с творческой личностью, не только сохраняют открытый характер, но и явно расширяют полемическое пространство эстетической мысли. И поскольку, как хорошо известно, «область художественного творчества, во-первых, бесконечна, во-вторых, находится в вечном движении, создавая всё новые комбинации..» [9, с. 218], такого рода расширение носит закономерный характер.
1 Особенно интересна статья Михаила Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности», где изложена оригинальная концепция творческой личности, которая в ситуации популярности тезиса о «смерти автора» заслуживает, на наш взгляд, специального анализа.
Примечания
1. Белинский В. Г. Стихотворения М. Лермонтова // Избранные эстетические работы : в 2 томах / сост., вступ. ст. и коммент. Н. К. Гея. Москва : Искусство, 1986. Том 1.
2. Белинский В. Г. Речь о критике // Избранные эстетические работы : в 2 томах / сост., вступ. ст. и коммент. Н. К. Гея. Москва : Искусство, 1986. Том 2.
3. Добролюбов Н. А. Статья о поэте Иване Никитине // Собрание сочинений : в 9 томах. Москва ; Ленинград : Гослитиздат, 1961-1964. Том 6.
4. Дружинин А. В. Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения // История эстетики : памятники мировой эстетической мысли. Том 4. Выпуск 1. Москва : Изд-во Академии художеств СССР, 1969.
5. Григорьев А. А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина // Искусство и нравственность : [Статьи и письма] / [сост., вступ. ст., с. 5-30, и коммент. Б. Ф. Егорова]. Москва : Современник, 1986. 351 с.
6. Иванов В. И. О весёлом ремесле и умном веселии // Лик и личины России : Эстетика и литературная теория : [сборник] / [сост., предисл., с. 7-24, примеч. С. С. Аверинцева]. Москва : Искусство, 1995. 669 с.
7. Ильин И. А. «Моцарт и Сальери» Пушкина // Пушкинъ. Спецвыпуск еженедельника «Литературная Россия». Москва, 1992.
8. Кавелин К. Д. О задачах искусства // Наш умственный строй : статьи по философии русской истории и культуры / [сост., вступ. ст. В. К. Кантора ; подгот. текста и примеч. В. К. Кантора, О. Е. Майоровой ; Ин-т философии АН СССР, Филос. о-во СССР]. Москва : Правда, 1989.
9. Короленко В. Г. Письмо В. А. Гольцеву // Собрание сочинений : в 10 томах. Москва : Государственное издательство художественной литературы, 1953-1956. [Том 10] : Письма 1879-1921 гг. Москва : Государственное издательство художественной литературы, 1956.
10. Островский А. Н. Застольное слово о Пушкине // Полное собрание сочинений : в 16 томах (комплект). Москва : Издательство художественной литературы, 1949-1951. [Том 13] : Художественные произведения. Критика. Дневники. Словарь.
11. Степун Ф. А. О некоторых отрицательных сторонах современной литературы // Сочинения / [сост., вступ. ст., примеч. и библиогр. В. К. Кантора]. Москва : РОССПЭН, 2000. 999 с.
12. Франк С. Л. Реальность и человек : метафизика человеческого бытия. Москва : АСТ : Хранитель, 2007. 383 с.
References
1. Belinsky V. G. Stikhotvoreniia M. Lermontova [M. Lermontov's poems]. Izbrannye esteticheskie raboty, v 2 tomakh. Tom 1 [From the swear aesthetic work, in 2 vol. Vol. 1]. Moscow, Iskusstvo Publ. [Art Publ.], 1986.
2. Belinsky V. G. Rech' o kritike [The speech about criticism]. Izbrannye esteticheskie raboty, v 2 tomakh. Tom 2 [From the swear aesthetic work, in 2 vol. Vol. 2]. Moscow, Iskusstvo Publ. [Art Publ.], 1986.
3. Dobrolyubov N. A. Stat'ia o poete Ivane Nikitine [Article about the poet Ivan Nikitin]. Sobranie sochinenii, v 9 tomakh. Tom 6 [Collected works, in 9 vol. Vol. 6]. Moscow, Leningrad, State Literary Publishing House, 1961-1964.
4. Druzhinin A. V. Kritika gogolevskogo perioda russkoi literatury i nashi k nei otnosheniia [Criticism of the Gogol period of the Russian literature and ours to her the relations]. Istoriia estetiki: pamiatniki mirovoi esteticheskoi mysli. Tom 4. Issue 1 [Esthetics history: monuments to a world esthetic thought. Vol. 4. Issue 1]. Moscow, Publishing house of Academy of Arts of the USSR, 1969.
5. Grigoryev A. A. Vzgliad na russkuiu literaturu so smerti Pushkina [View of the Russian literature since Pushkin's death]. Iskusstvo i nravstvennost': Stat'i ipis'ma [Art and morality: Articles and letters]. Moscow, Publishing House «Sovremennik», 1986. 351 p.
6. Ivanov V. I. O veselom remesle i umnom veselii [On merry craft and intelligent fun]. Lik i lichiny Rossii: Estetika i literaturnaia teoriia. Sbornik [Face and masks of Russia: Aesthetics and literary theory. Collection]. Moscow, Iskusstvo Publ. [Art Publ.], 1995. 669 p.
7. Ilyin I. A. "Motsart i Sal'eri" Pushkina [Pushkina's "Mozart and Salieri"]. Pushkin. Spetsvypusk ezhenedel'nika "Literaturnaia Rossiia" [Special issue of the weekly "Literary Russia"]. Moscow, 1992.
8. Kavelin K. D. O zadachakh iskusstva [On the problems of art]. Nash umstvennyi stroi: stat'i po filosofii russkoi istorii i kul'tury [Our intellectual system: articles on philosophy of the Russian history and culture]. Moscow, The Pravda Publishing House, 1989.
9. Korolenko V. G. Pis'mo V. A. Gol'tsevu [Letter to V. A. Goltsev]. Sobranie sochinenii, v 10 tomakh. Tom 10
