CC BY
5REFERENCES
1. Balu A. Uchenie o hristianskom neprotivlenii zlu nasiliem (1846 g.) / A. Balu ; pred. I. I. Gorbunova-Posadova. - M. : Posrednik, 1908. 149 s. [Elektronniy resurs]. Rezhim dostupu: http://antimilitary.narod.ru/antology/ballou/ballou_teaching. htm
2. Ikonnikova S. N. Istoriya kulturologicheskih teoriy / S. N.
Ikonnikova. 2-e izd., pererab. i dop. SPb. : Piter, 2005. - 474 s.
3. Kant Immanuil. Sochineniya v shesti tomah / Immanuil Kant. M. : Myisl, 1966. Tom 6. 743 s.
4. Kessidi F. X. Sokrat / F. X. Kessidi. SPb. : Aleteyya, 2001. 352 s.
5. Pokrovskiy N. E. Genri Toro / N. E. Pokrovskiy. M. : Myisl, 1983. 188 s.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОСНОВНЫХ ПРИНЦИПОВ РАЦИОНАЛИЗМА В ЭПИСТЕМОЛОГИИ КАК ДВИЖЕНИЕ К ЧЕЛОВЕКОРАЗМЕРНОМУ ЗНАНИЮ
Молокова Ольга Владимировна,
аспирантка Национальной металлургической академии Украины (г. Днепропетровск)
TRANSFORMATION OF RATIONALISM'S MAIN PRINCIPLES IN EPISTEMOLOGY AS MOVEMENT TO HUMANDIMENTIONAL KNOWLEDGE
Molokova O.V., the post-graduate student of the National metallurgical academy of Ukraine (Dnepropetrovsk)
АННОТАЦИЯ
В статье исследуется эпистемология такого направления социальной мысли как движение к человекоразмерному знанию. Появлению и популярности социально-конструктивистской парадигмы предшествовала полемика между защитниками ориентации науки на объективность, придерживающихся позитивистски-универсалистских позиций и их оппонентами, отстаивающими позиции релятивизма. В центре обсуждения научного сообщества были такие важные для философии проблемы, как поиск научной истины; объективность научного знания и относительная автономия науки; релятивизация научного познания. Важным моментом является изучение того, как научное познание влияет на жизнь людей, меняет и структурирует бытие человека. Поскольку знание больше не соотносится с объективным миром по принципу отражения, лишается смысла и вопрос о его соответствии реальности, что снимает трудноразрешимые проблемы истины, достоверности, объективности. В современных научных исследованиях широкое распространение получает идея конструируемого характера социокультурной действительности. Эта идея подкрепляется выводами целого ряда междисциплинарных подходов (общей теории систем, теории самоорганизации и т.п.), которые формируют более сложные модели реальности и культуры. Дальнейшее развитие данного направления знания открывает перспективы для различных видов гуманитарной деятельности.
ABSTRACT
In article it is investigated epistemology such direction of social thought as movement to humandimentional knowledge. Occurrence and popularity of a socially-constructivist paradigm was preceded by polemic between defenders of orientation of a science on the objectivity, adhering positivistic-universal positions and their opponents defending positions релятивизма. In the centre of discussion of scientific community there were such important problems for philosophy, as search of scientific true; objectivity of scientific knowledge and a relative autonomy of a science; relativization scientific knowledge. Important point is studying of how the scientific knowledge influences life of people, changes and structures life of the person. As the knowledge does not correspond any more with the objective world by a reflexion principle, loses sense and a question on its conformity of a reality that removes stubborn problems of true, reliability, objectivity. In modern scientific researches the wide circulation is received by idea of designed character social and cultural the validity. This idea is supported with conclusions of variety of interdisciplinary approaches (the general theory of systems, the self-organising theory, etc.) which form more difficult models of a reality and culture. The further development of the given direction of knowledge opens prospects for various kinds of humanitarian activity.
Ключевые слова: эпистемология, социальная философия, конструирование реальности, релятивизм, знание.
Key words: epistemology, social philosophy, reality designing, relativism, knowledge.
Постановка проблемы. Чтобы раскрыть содержание проблемы новых рациональных оснований получения истинных знаний, т.е. трансформации, в соответствии с требованиями времени, ведущих положений теории познания, вкратце охарактеризуем ту эпистемологию, которая сегодня понимается как классическая и которая возникла в XVII веке, когда основной темой для философии стала не столько онтологическая тематика, сколько тематика познавательная, что нашло свое отражение в методологическом утверждении об эпистемологии как «первой философии». В литературе отмечается, что основными особенностями «классической» эпистемологии являются
такие ее рациональными характеристики как критицизм, фундаментализм и нормативизм; субъектоцентризм и на-укоцентризм. [1, с. 205].
Содержанием этих принципов, если говорить об их рациональности, является следующее. Принцип критицизма отражает требование проверять на «разумность» любые утверждения и особенно самоочевидные, т.е. опирающиеся на здравый смысл. Существенно, что этот принцип применялся, в первую очередь, к уже сложившимся метафизическим системам и принятым системам знания, опирающимся на тот или иной сформировавшийся идеал. В эпистемологии этот принцип нашел свое отражение в
проблеме обоснования знания, которая была сформулирована в западноевропейской философии еще в XVII веке. Существенно, что критицизм являлся ключевым пунктом различных эпистемологических теорий классического типа. У И. Канта даже сама система его философии, в основе которой лежит проблема познания, определялась как критическая. С принципом критицизма органично связан принцип фундаментализма и нормативизма, который базировался на утверждении о том, что сам идеал, на основе которого решается задача критики, должен быть абсолютно обоснован и соответствовать доказанным нормам. Это требование привело к разделению философов на сторонников эмпиризма и рационализма. Первые (сенсуалисты, неореалисты, представители логического эмпиризма) считали, что обоснованным может считаться только знание соответствующее данным чувственного опыта, что все же требует соответствующей рациональной обработки. Вторые, собственно рационалисты, за норму знания принимали либо систему априорных категорий (Гегель), либо врожденные идеи (Декарт, Спиноза), либо, как И. Кант, занимали промежуточную позицию в этой проблеме. Но, что примечательно, при всех их различиях, принципа фундаментализма и нормативизма все-таки придерживались все.
Анализ последних исследований и публикаций. Отметим, что для нашего дальнейшего анализа со стороны понятия «рациональное» представляет интерес точка зрения феноменологической философии, сторонники которой в качестве основного метода теоретического познания рассматривали описание интуитивно схватываемых сущностных структур сознания (априорных феноменов). Интересен этот метод тем, что он объединяет в одну систему рациональное и иррациональное, что является характерным признаком постнеклассической эпистемологии, особенно такой ее разновидности как социальная эпистемология. Можно также упомянуть сторонников аналитической философии, которые теорию познания понимали как анализ языка. Это вытекало из их представления о том, что нормы знания задаются принципами, которые укоренены в структурах языка (принципы верификации и фальсификации), а, следовательно, тоже характеризуются и рациональным, и иррациональным.
Принцип субъектоцентризма содержал в себе утверждение о том, что в качестве необходимого фундамента, на котором строится вся система знания, выступает не поддающийся никакому сомнению факт существования субъекта. Причем для эмпириков это принимало форму осознаваемых чувственных данных, а для рационалистов - априорную форму сознания субъекта. Это значит, что первые признавали существование индивидуального субъекта, вторые имели дело с субъектом трансцендентальным. Для нашего дальнейшего анализа отметим, что трансценденталисты считали, что предметы, данные субъекту как эмпирическому индивиду в его опыте, существуют независимо от него. Но в то же время, что показательно для их понимания, сам этот опыт сконструирован именно трансцендентальным субъектом, впоследствии эта идея нашла свое специфическое отражение в теории конструктивизма.
Принцип наукоцентризма отразил в себе факт существования науки как специфической деятельности человека, сформировавшейся в Новое время. Благодаря именно этому принципу теория познания выступила как средство легитимации самой науки. Естественно, что использование этого принципа соответствовало тому пониманию научного знания, которое тогда было принято. В частности, большинство теоретико-познавательных систем того времени считало, что научное знание должно имеет форму математического естествознания. Это утверждение касалось, например, даже психологических фактов, которые согласно требованиям классической науки должны были в теории иметь форму физических зависимостей.
Выделение нерешенных ранее частей общей проблемы. Сегодня все указанные черты классической эпистемологии стали подвергаться вполне обоснованной критике и это привело к тому, что во второй половине ХХ века стала постепенно складываться так называемая неклассическая эпистемология. Важнейшей причиной этому является то, что наука на настоящем этапе развития не может быть задана однозначно, например, опираясь на те критерии научности, которые были сформулированы в рамках позитивистской философии науки. Это выразилось в возникновении разных представлений о рациональных характеристиках современного научного поиска.
В качестве примера можно сослаться, скажем, на то понимание научной истины, которое представлено в современной эпистемологии. Здесь сегодня мы имеем целый ряд концепций истины, как-то когерентная, корреспондентская, прагматическая и т.п. Все они отличаются друг от друга тем, какое содержание в них вкладывается, а также тем, какой критерий рациональности находится в основании истины. И такого рода примеров можно привести множество. Сложившаяся ситуация привела к тому, что сегодня в научном сообществе, независимо от области исследования, можно выделить сторонников по крайней мере трех, исторически сложившихся, эпистемологических парадигм - классической, неклассической и постнеклассической. Попутно заметим, что вообще-то современному научному познанию соответствуют все три выделенных версии. Это говорит о том, что каждая из указанных парадигм дополняет, а не отменяет друг друга. Но это не простое сосуществование, определяемое объективно существующими научными целями. Как раз наоборот, выбор тем или иным ученым подходящей ему парадигмы определяется стилем его научного мышления, который, в свою очередь, во многом обусловливается той научной школой, в рамках которой он и состоялся как ученый. Из этого следует, что знакомство исследователя с теми эпистемологическими парадигмами, которые он не разделяет, приводит к их буквальному игнорированию в его научной деятельности, если даже не к активному отторжению. Отсюда и возникает проблема «переформатизации» научных школ с целью расширения эпистемологической разносторонности ученых. Пока же приходится констатировать, что сегодня через обучение воспроизводится, прежде всего, классическая парадигма научного мышления, что затем находит свое отражение в целом списке негативных следствий научной деятельности. В то же время, чтобы в о с-
произвести через обучение две другие эпистемологические парадигмы, как того требует сложившаяся ситуация, необходимо изменить как содержание этого обучения, так и его методы. Объясняется это следующим.
В конце ХХ - начале XXI вв. сформировался не только новый взгляд на науку, но и произошел поворот в содержании философского дискурса, что отразилось, например, в обновлении философской проблематики. Это значит, что философская подготовка ученых, независимо от их специализации, должна отвечать новому положению дел, если ставится задача изменения их мышления в соответствии с новыми вызовами. Такое мышление должно отражать па-радигмальный сдвиг в науке так, как это осуществляется в философско-методологических исследованиях. А этот сдвиг напрямую связан с переосмыслением содержания рационального с целью поиска новых форм его научного применения. Но чтобы решить такого рода задачу, необходимо вообще определиться с тем, что считать содержанием понятия «рациональное».
В литературе можно выделить три наиболее часто используемые значения понятия рациональное. Так нередко рациональное понимается как рефлексивное, логическое, обоснование познаваемого объекта, выраженное в речевой форме. Если такого рода рефлексии нет, то мы имеем дело с выходящим за пределы логики иррациональным. Здесь не лишним будет сослаться на М. Вебера, который, отталкиваясь от понимания рационального как логически обоснованного (понятого), достигаемого посредством рефлексии, сделал вывод о существовании шести типов поведения человека: рациональном, субъективно целе-рациональном, нецелерациональном, но объяснимом, не совсем ясно мотивированном и неясно мотивированном. Очевидно, что в этой классификации только пятый и шестой тип поведения можно считать иррациональными. [2, с. 503].
Рациональное со стороны своего содержания рассматривается и как «предмет, явление, действие, в основании которого лежит закон, формообразование, правило, порядок, целесообразность. [3, с. 5]. Если это понимание перенести на общество, то рациональное будет пониматься как совокупность социальных структур, явлений и фактов, способов поведения, выражающих действие объективных социальных законов и объединенных в понятие «социального порядка». Тогда социальное иррациональное, во-первых, будет пониматься как беспорядок, хаос, а, во-вторых, как важный фактор социальных изменений.
Рациональное также может рассматриваться как эффективное, если последнее рассматривать как объективную характеристику связи цели, средств и результатов деятельности. В этом случае цель деятельности выступает как предвосхищение ее результатов в сознании субъекта этой деятельности. Отсюда, если цель достигнута, то мы имеем рациональную деятельность, если нет, то иррациональную. [4, с. 298].
Существуют и другие интерпретации рационального, но безотносительно к особенностям того содержания, которое в них вкладывается, все они требуют своего переосмысливания, которое должно выразить сдвиг от классической эпистемологии в сторону неклассической.
А этот сдвиг подразумевает переход от науки, исследующей объект, к диалогической науке, от представления об истине как отражению к пониманию истины как способу взаимодействия с объектом, от структурного анализа к процессуальной стороне научного поиска. Можно сказать и по- другому. Если в старой парадигме развитие целого понималось из развития его частей, то в новой свойства частей могут быть поняты лишь из динамики целого. Поэтому формирующуюся сегодня эпистемологическую парадигму называют и системной, и холистической, и даже экологической. Естественно, что по понятным причинам между исследователями нет единства в определении содержания нынешнего этапа развития эпистемологии. Так деление эпистемологий на классическую и неклассическую отражает, в частности, точку зрения В.А. Лекторского, который полагает, что неклассическая теория познания только сейчас начинает складываться, и мы наблюдаем лишь ее первые шаги. [1, с. 109].
Другие же, как, например, В.С. Степин, считают, что те изменения, которые произошли в эпистемологии и научном знании позволяют говорить о наступлении уже постнеклассического этапа. При этом к содержательным особенностям этого этапа он относит не узкопрагматические научные цели, а изменение характера самой научной деятельности, обусловленное революцией в средствах получения и хранения знаний, распространение междисциплинарных исследований и комплексных исследовательских программ, повышение значения социально-экономических факторов и целей, включение аксиологических факторов в состав объясняющих предложений, использование в естествознании методов гуманитарных наук, в частности принципа исторической реконструкции. Подчеркнем, что для нашего исследования современных форм рационального чрезвычайно важен тот акцент на человеке, характерный именно для постнеклассической эпистемологии.
Справедливости ради надо сказать, что конкретное сравнение рассматриваемых эпистемологий со стороны рационального показывает, что они все же не противоречат друг другу, а просто на разных уровнях обобщения исследуют те изменения, которые уже произошли и происходят в теории познания. В частности, В.А. Лекторский следующим образом акцентирует свое внимание на принципах классической эпистемологии в новых условиях.
Так, говоря о трансформации принципа критицизма, он считает, что принцип посткритицизма вовсе не означает отказ от философского критицизма, а только утверждает, что поскольку познание не может каждый раз начинаться с нуля или, другими словами, основываться на недоверии ко всему уже имеющемуся опыту, постольку что-то необходимо принимать на веру. Последнее же возможно только в том случае, если признать, что вера и знание не противоречат одно другому, а дополняют друг друга. При этом, безусловно, предполагается, что в разных когнитивных процессах такого рода комплиментарность может быть различной, но, тем не менее, она обязательно присутствует. Естественно, что речь идет не о слепом доверии, а только о том, что всякая критика предполагает определенное основание, которое в данном случае прини-
мается как безусловное. Понятно, что в других условиях это основание может подвергаться вполне обоснованной критике.
Цель статьи. Для нашего анализа социального конструктивизма как специфической версии рациональности в этом утверждении важно то, что в коллективно выработанном знании может иметься и такое его содержание, которое не осознается в данный момент участниками коллективного познавательного процесса. Причем существенно, что, как подчеркивал М. Полани, неосознаваемое личностью неявное знание может иметься у нее и относительно ее собственных познавательных процессов. [5, с. 340].
Рассматривая изменения, которые произошли в принципе фундаментализма, В.А. Лекторский объясняет их тем, что обнаружилась изменчивость познавательных норм, делающее невозможным формулирование жестких и неизменных нормативных предписаний процессу познания, как это, например, предлагалось в логическом позитивизме. Следует, конечно, подчеркнуть, что такое убеждение не означает отказа от категории рационального, а только сводится к постулату о том, что знание меняется, а потому не может быть абсолютным и неизменным как во времени, так и в пространстве. А в этом случае рациональным признается такое знание, которое надежно в своем практическом использовании.
Правда, такое понимание, если применять его последовательно, приводит к неизбежному сближению неклассической эпистемологии с различного рода когнитивными науками. Ведь в этом случае содержанием ее основной задачи как раз и является оценка эффективности (надежности) самого знания, а значит и надежности тех логик его получения, которые используются в этих науках. По сути дела, это означает отказ от теории познания как философской дисциплины и замену ее, скажем, философской герменевтикой.
Изложение основного материала. Для нашего исследования в этом плане вызывает интерес концепция «генетической эпистемологии» Ж. Пиаже, который изучая детскую психологию, пришел к выводу о том, что познавательные нормы не являются метафизической выдумкой, а представляют собой реальные качества, находящиеся в глубинах человеческой психики. Заметим, что такого рода выводы, наполненные когнитивным содержанием, имеют самое непосредственное отношение к различным конструктивистским теориям.
С этой же стороны для нас важно и то, что трансформация принципа фундаментализма в неклассической эпистемологии, как подчеркивает В.А.Лекторский, сопровождается признанием коллективного характера получения знания. А это означает, что теперь, согласно принципу фундаментализма и нормативизма, теория познания выступает не только как критика определенных типов знания, но и как «средство их культурной легитимации. [1, с. 105].
Последнее логично предопределяет вывод о том, что при оценке особенностей истинности такого знания, необходимо брать во внимание как его социальные, так и его культурные основания. В свою очередь, поскольку эти ос-
нования объективно исторически изменчивы, постольку следует признать и историческую изменчивость истины. Кроме того, естественным следствием признания коллективного характера получения знания является вопрос о влиянии на него особенностей тех коммуникативных связей, которые возникают между познающими субъектами. Естественно, что присутствие коллективных и коммуникативных характеристик в процессе получения знания ставят перед философией задачу определения степени влияния социального фактора на процесс познания. Как следствие всего этого появляется социальная эпистемология, которая предполагает взаимодействие философского анализа с изучением истории познания в социально-культурном контексте.
И с этой стороны философ уже не предписывает познавательному процессу те нормы, которые он выявляет на основании некоторых априорных соображений, а обнаруживает их как реально используемые в процессе коллективной познавательной деятельности. Такого рода нормы меняются как во времени, так и в их применении в разных сферах познания, например, в обыденном и научном познании. Более того, они могут при этом не осознаваться и даже противоречить друг другу. Отсюда задача философа заключается в выявлении и экспликации такого рода исторически-культурных зависимостей, установление логических связей между ними, выявление возможностей их изменения или ограничения, т.е. всего того, что называется социальной реальностью. А для такого дискурса категория рациональности логично трансформируется в понятие социальной рациональности.
В литературе можно найти несколько определений социальной рациональности. Так в рамках одних определений, это тип рациональности, выражающий совокупность стандартов социально-группового поведения, обслуживающие социально значимые для этого социума цели. Например, А.И. Ракитов пишет, что социальная рациональность это «система замкнутых и самодостаточных правил, норм и эталонов, принятых и общезначимых в рамках данного социума для достижения социально-осмысленных целей. [6, с. 69]. Другие определения связывают социальную рациональность с познавательной и социально-преобразующей деятельностью индивидов и групп. Третьи интерпретируют социальную рациональность как способ функционирования социальных систем, выраженный в их структурной логике, способности к самореференции и саморегуляции. [7, с. 3].
Вновь возвращаясь к принципам классической эпистемологии, обратим внимание на то, что в неклассической эпистемологии принцип субъектоцентризма трансформировался в пользу признания коллективного характера познания. Это и объясняет то, почему уже внутри неклассической эпистемологии возникла такая ее разновидность как эпистемология социальная, существенным признаком которой является сознательный отказ от классического субъектоцентризма. Последнее, как и при отказе от принципа фундаментализма, обосновывается еще и тем, что субъект, в том числе и субъект познания, является продуктом коммуникации. Это значит, что познающий субъект понимается в качестве изначально включенного не толь-
ко в реальный мир, но и в систему отношений с другими субъектами. Отсюда возникает вывод не только о том, что генезис индивидуального сознания должен рассматриваться как продукт межсубъектной деятельности, но и о правомерности использования рассмотренного выше понятия социальной рациональности. Это требование на научно-теоретическом уровне сформулировал еще Л.С. Выготский. Заметим, что поскольку сознание представляет собой «со-знание», то есть знание совместное (коллективное, социальное, общественное), естественным образом, зависящим от тех или иных коммуникативных характеристик социума, постольку эпистемология должна заниматься этими особенностями, что и находит свое отражение и в социальной эпистемологии в целом, и в понятии социальная рациональность, в частности. И как результат такого понимания можно рассматривать тот факт, что целый ряд западных специалистов в области теории познания обозначили коммуникативный подход к объяснению познания и сознания как необходимое положение в методологии научного познания. [8, с. 50].
Правда, следует признать и то, что представление о коллективном субъекте научного познания, удовлетворительно решая одни задачи, приводит к появлению новых проблемных вопросов, среди которых центральное место занимает вопрос о том, возможно ли познание вообще без Я. Здесь мы пока не имеем более или менее удовлетворительного ответа, но, как нам видится, его возможные варианты в определенной мере содержатся в концепции конструктивизма, о чем мы скажем ниже.
И, наконец, обратим внимание на то, что неклассическая эпистемология объявила об отказе от наукоцентриз-ма, признав, что наука, как об этом уже говорилось выше, является лишь одной из форм познания и принципиально не может вытеснить не только таких его форм как искусство, религия, но даже обыденное знание. И сегодня уже вполне доказано, что для того, чтобы понять познание во всём разнообразии его форм и типов, необходимо изучать не только научные, но и до-научные и вне-научные формы и типы знания. С этой стороны характерно, например, что взаимодействие обыденного и научного знания в современной эпистемологии рассматривается как взаимоотношение между разными познавательными традициями, которые не только критикуют друг друга, но и в этой критике взаимно обогащаются. Так, например, идентификация предметов исследования в научной психологии предполагает обращение к тем явлениям, которые как раз и были выделены здравым смыслом и зафиксированы в обыденном языке, как то восприятие, мышление, воля, желание и т. д. То же самое можно обнаружить практически во всех науках о человеке и обществе - социологии, филологии, политологии и т.п. Это означает, что хотя наука и не должна следовать за здравым смыслом, но она и не может не считаться с ним.
Таким образом, в самом общем виде неклассическая парадигма научности характеризуется потерей наглядности объекта познания, математизацией методов научного моделирования, отказом от универсализма, а также тенденцией, которую можно обозначить как субъективация знания. А вместе с этим классическое понятие рациональ-
ности совершенно объективно по ряду позиций стало уступать место социальной рациональности.
Выводы и предложения. Взяв все вышеизложенное во внимание, можно сделать вывод о том, что неклассическая эпистемология внесла принципиальные изменения в ту методологическую основу процесса познания, которая были заложены еще в эпоху Просвещения. Поэтому можно, с определенными оговорками, согласиться с утверждением И.Линкольна и И.Губы, которые, заявляют: «Мы убеждены, что объективность является химерой: мифологическим созданием, никогда не существовавшим и сохраняющимся в воображении тех, кто верит, что знание может быть отделенным от познающего». [9, с. 181].
Таковы основные характеристики неклассической эпистемологии, если отталкиваться от предложенного В.А. Лекторским понимания ее сути, понимания, которое обозначает новое представление о роли человека, общества, культуры и т.п. в процессе определения истинного знания, что находит свое отражение в социальной эпистемологии и понятии социальной рациональности. Но, как мы полагаем, изложено это в общем виде, что не позволяет соотнести их в непосредственном виде с содержанием концепции социального конструктивизма как современной теории рациональности. Подчеркнем, что речь идет не о самой невозможности соотнесения указанных моментов, а о том, что это недостаточно эффективно в общей форме.
С нашей точки зрения решить такого рода задачу можно воспользовавшись тем пониманием содержания современной эпистемологии, которое выражено В.С.Степиным понятием «постнеклассическая наука». Сразу же обратим внимание на то, что объектом постнеклассической науки являются сложные саморазвивающиеся системы, например, включающие человека природные комплексы (биосфера, ноосфера и т.п.). Причем основной особенностью таких объектов является их «человекоразмерность». В этом выражается качественное отличие постнеклассиче-ской парадигмы не только от классической, но и неклассической. Понять содержание требования человекоразмер-ности в научном поиске можно взяв в качестве примера характеристику классической науки М. Хайдегера, в которой он утверждал, что наука не мыслит. С этой стороны постнеклассическая наука характеризуется особым вниманием именно к субъектным ее сторонам, выступающие благодаря своей когнитивной насыщенности как самосознание науки.
Последнее означает, что в современной эпистемологии уже не существует такой позиции как «человек - наблюдатель». Примечательно, что, еще не так давно, такая гносеологическая ситуация признавалась только за гуманитарным познанием, т.е. познанием человека. Классическим примером этому является понимание видного философа М.М. Бахтина, который так писал в свое время: «Точные науки - это монологическая форма знания: интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект - познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числе, человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо
как субъект он не может оставаться субъектом, став безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим». [10, с. 363].
Нельзя не обратить внимание на то, что постнекласси-ческий этап науки характеризуется расширением эпистемологических возможностей. Это уже выражено в таких ключевых ее идеях как нелинейность, коэволюция, самоорганизация, глобальный эволюционизм, синхрони-стичность и системность. Все это дополняется тем, что современная постнеклассическая эпистемология сужает использование такого понятия как объективная реальность в пользу понятия «социальная реальность», под которой понимается любой процесс, происходящий бесконечной в сети взаимосвязей, с необходимостью включающий в себя человека. С этой стороны показательно, что даже в проблематику естественных наук вошел такой принцип как принцип понимания, который, например, может принимать форму диалога.
Философ М. Бубер, создавший диалоговую онтологию, достаточно убедительно доказал, что диалог - это способ бытия, благодаря которому мы преодолеваем мир «опыта» и входим в мир «отношений. А это есть одно из основных требования в современной науке, которая уже занимается не изучением содержаниями объектов, существующих само по себе, а исследует взаимоотношения между объектами, в которые необходимо включен и сам человек.
Все сказанное о неклассической и постнеклассической эпистемологии не следует понимать как отказ от тех вопросов, которыми занималась философы в эпистемологии классической. Ведь все же следует помнить, что европейская культура формировалась в контексте именно рационального дискурса и сегодняшние достижения постиндустриальной цивилизации в немалой степени обусловлены теми традициями научного познания, которые были взяты на вооружение еще в XVII - XVIII веках, а потому достижения классической эпистемологии продолжают работать и оказывать свое влияние на научный поиск и сегодня. Поэтому и ранее, и сегодня, да и в будущем философия будет продолжать искать ответы на вопросы, связанные с пониманием знания, критериями истины, соотношением рационального и иррационального в познании, особенностями познающего субъекта, т.е. всего того, чем занималась и классическая эпистемология. Принципиальная же разница будет проявляться в том, что неклассическая эпистемология главный акцент делает на том, что познание осуществляется реальным человеческим существом, живущем в конкретном мире и действующим не в одиночку, а взаимодействующим и, следовательно, вступающим в коммуникативные отношения с другими. А потому смысл таких основополагающих для эпистемологии категорий
как, скажем, сознание, субъективность, язык и т.п. должно раскрываться через призму этого взаимодействия, в том числе и со стороны его коммуникативного содержания.
Однако при этом важно всегда помнить, что неклассическая методология ведет не к замене одних эпистомо-логических вопросов другими, а к расширению эпистемологической проблематики, обновляя, например, при этом понимание знания, реальности, сознания и вводя в нее, скажем, вопросы деятельностной характеристики знания, его социальной обусловленности и, что важно для нашего исследования, коммуникативной составляющей знания, что, собственно говоря, и обусловило возникновение неклассической социальной эпистемологии. Но при этом мы еще раз подчеркнем то, что важно для нашего исследования, а именно: постнеклассическая эпистемология ориентируется на человека, как в своих методах исследования, так и в общекультурном и философском анализе.
Список литературы:
1) Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. - М., 2001. - 256 с.
2) Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем.; сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко; коммент. А.Ф. Филиппова. — М.: Прогресс, 1990. - 808 с.
3) Мудрагей Н.С. Очерки истории западно-европейского иррационализма. - М., 2002. - 112 с.
4) Никифоров А.Л. Соотношение рациональности и свободы в человеческой деятельности / А.Л.Никифоров // Рациональность на перепутье: в 3 кн. Кн.1 - М., 1999. -С.295-313.
5) Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. Пер. с англ. Общая ред. В.А. Лекторского. - М., 1985. - 344 с.
6) Ракитов А.И. Рациональность и теоретическое познание / А.И. Ракитов // Вопросы философии. - 1982. -№11. - С.68-81.
7) Сивиронов Б.С. Социальная рациональность как компонент социальной перспективы / Б.С.Сивиринов // Социологические исследования. - 2003. №4. - С.3-12.
8) Харре Р. Социальная эпистемология: передачи знания посредством речи // Вопросы философии, 1992, №9. С.49-60.
9) Lincoln Y. S., Guba E. G. Paradigmatic controversies, contradictions, and emerging confluences // Denzin N. K., Lincoln Y. S. (eds). The handbook of qualitative research. 2nd ed. Thousand Oaks, CA: Sage, 2000. P. 163-188.
10) Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г. Бочаров, примеч. С.С. Аверинцев и С.Г. Бочаров. М.: Искусство, 1979. 423 с.
