CC BY
104
2010'0 7
ВЛАСТЬ
155
Елена ГОРДИНА
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБРАЗА ПРАВИТЕЛЯ В СОВЕТСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ КАК ОТРАЖЕНИЕ ИЗМЕНЕНИЙ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕОЛОГИИ В 1930-х- НАЧАЛЕ 40-х гг.
В статье автор анализирует процесс трансформации массового сознания, концепции развития страны, государственной идеологии с помощью конкретных примеров трансформации образа государя, правителя в советской исторической романистике.
The author analyzes the process of transformation of public mind, conception of country development and state ideology on examples of transformation of ruler's image in Soviet historical and belletristic literature.
Ключевые слова:
идеология, царь, защитник, деспот, народное мнение, романистика; ideology, ruler, protector, despot, public opinion, romance studies.
Формирование в обществе образа государственного деятеля всегда и в любой стране мира находится под пристальным вниманием власти. Механизм формирования массового сознания посредством обращения к истории — одна из наиболее актуальных проблем на данный момент. Существует теснейшая взаимосвязь между сложившимся в обществе идеалом исторического государственного деятеля и современностью, тенденциями развития политической системы страны. Наша задача в рамках данной статьи — рассмотреть на примерах конкретных произведений трансформацию доминировавшего в советской исторической романистике 30-х — начала 40-х гг. образа государя, вызванную радикальным изменением в это время общей концепции развития страны в целом и призванную утвердить новую доктрину. Основным источником исследования является советская историческая романистика указанного периода.
Со второй половины 30-х гг. в качестве официальной доктрины Советского Союза окончательно утверждается «государственная» концепция. Процесс идеологической перестройки неизбежно сопровождался мощной агитационной кампанией. Ее основной задачей стало утверждение новых ценностных ориентиров, прежде всего — воспитание патриотизма, а основным инструментом — история. Поэтому 30-е гг. ознаменовались масштабными изменениями в сфере исторической науки и образования и в отношении к истории власти и общества вообще. «Сталин готовился к войне и понимал, что необходимо готовить к ней массовое историческое сознание, для чего необходимо было формировать новую историческую идеологию, охватывающую население страны призывного возраста, т.е. студентов и старших школьников»1. В 1934—35 гг. была развернута широкая кампания по пересмотру истории, цель кото-
1 Сталин И.В. Историческая идеология в СССР в 1920-50-е годы: Переписка с историками, статьи и заметки по истории, стенограммы выступлений. Сборник документов и материалов. Часть 1. 1920-30-е годы / сост. М.В. Зеленов. — СПб., 2006, с. 185.
ГОРДИНА Елена
Дмитриевна —
к.и.н., доцент
Волжского
государственного
инженерно-
педагогического
университета,
г. Н. Новгород
gordinelenа@
yandex.ru
156
ВЛАСТЬ
201 0'07
рой состояла в переоценке русского прошлого и истории отношений разных народов, входящих в состав Советского Союза.
Одним из важнейших каналов популяризации истории в обществе, ее освещения с определенных идеологических позиций стала художественная литература, прежде всего — сложившийся к тому времени жанр советской исторической романистики.
«Государственная» тема стала одной из основных в советском историческом романе во второй половине 1930-х— начале 40-х гг. Центральное место в данной теме занимал образ правителя, присутствующий в той или иной мере во всех произведениях этого жанра с момента его появления в советской литературе. В выстраивании авторами исторических романов 1920-х— начала 40-х гг. образа государственного деятеля заметны две тенденции. Мы рассмотрим их на примерах произведений лауреатов Сталинской (Государственной) премии1, широко популяризировавшихся в 30-40-е гг. и поэтому оказавших существенное влияние на формирование образа государственного деятеля в массовом сознании.
Первая тенденция свойственна произведениям с доминированием историко-революционной тематики в 1920-х (в большей степени) — 30-х гг. и заключается в негативной окраске образа царя. Дискредитация царизма, самодержавия как основного противника революционеров и бунтовщиков была неотъемлемой составляющей произведений, посвященных «родословной революции». Особенно
1 В 1939 г. Постановлением СНК СССР от 20.12.1939 г. были учреждены Государственные премии за достижения в области науки, культуры, литературы и искусства. Это событие было приурочено к 60-летию со дня рождения И.В. Сталина, поэтому на протяжении 40-50-хгг. (до ноября 1961 г.) премии именовались Сталинскими. В соответствии с Постановлением от 20 декабря 1940 г. присуждение премий предполагалось за наиболее выдающиеся работы последних 6—7 лет. Первое награждение состоялось в марте 1941г. и широко освещалось в «Правде». Лауреатами по литературе много лет подряд становились именно авторы исторических романов патриотической тематики: в 1941 г. — А.С. Новиков-Прибой за «Цусиму», А.Н. Толстой за роман «Петр Первый», С.Н. Сергеев-Ценский за «Севастопольскую страду»; в 1942 г. — С.П. Бородин за роман «Дмитрий Донской», В.Г. Ян за роман «Чингис-хан», А. Антоновская за роман «Великий Моурави»; в 1943 г. — В.В. Вересаев — по совокупности работ; в 1946 г. — А.Н. Степанов за «Порт-Артур» и.т.д.
заметно это в отношении тех государей, на чье правление приходится рост народных восстаний и революционных настроений в обществе и, соответственно, борьба с ними (Алексей Михайлович, все российские императоры XIX — начала XX вв.). Даже в произведениях, не относящихся непосредственно к революционной тематике, она все равно присутствует. Например, в советском военно-историческом романе (у А.С. Новикова-Прибоя, С.Н. Сергеева-Ценского, А.Н. Степанова и др.) нарастание антиправительственных, антисамодержавных настроений солдат и матросов является отдельной и очень важной сюжетной линией и сопровождается резко критическим (иногда — даже саркастическим) изображением царей. Примером такого сатирического изображения царя и формирования соответственного отношения к нему у читателей является упоминаемое А.С. Новиковым-Прибоем в «Цусиме» прозвище, данное «за глаза» Николаю II матросами, — «царскосельский суслик»2.
Именно царь предстает главным виновником самых горьких военных поражений России, ее технической отсталости от европейских стран, народной нищеты. Характеризуя правление императора Николая I, С.Н. Сергеев-Ценский в романе «Севастопольская страда» отмечал, что «все педагогические приемы своего достойного воспитателя Николай, сделавшись императором, применил к России. Он сек ее розгами, бил шпицрутенами и плетьми, всеми способами подавлял в ней естественную способность мыслить, искоренял в ней малейшее стремление к свободе, наконец, как бы в припадке последней ярости, двинул ее на стену вооруженных сил Европы»3. Когда же «яростный враг революционных идей, крепко сковавший жандармскими цепями огромную страну, сошел, наконец, со сцены»4, России «пришлось в наследство пожать то, что упорно и настойчиво сеял он в течение тридцати лет. Для этого трудного и горячего времени жатвы, для этой страды отведена была историей как будто небольшая совсем полоска русской земли, побережье Крыма, всего в два-три десятка километров дли-
2 Новиков-Прибой А.С. Цусима. — Чебоксары, 1986, с. 42.
3 Сергеев-Ценский С.Н. Севастопольская страда. Кн. 2. — Симферополь, 1955, с. 338.
4 Там же, с. 371.
201 0'07
ВЛАСТЬ
157
ною, в несколько километров шириною, но для России страда эта оказалась действительно временем огромнейшего напряжения»1.
Критерием истинного величия правителя выступает прогрессивность мышления, понимание, что главным достоянием страны, залогом ее успешного развития является использование созидательной, творческой энергии ее народа. Сергеев-Ценский многократно упоминает конкретные проявления крайнего консерватизма императора2, главной ошибкой которого стало требование «от всех в государстве только охраны узаконенного порядка вещей»3 и неумение оценить «творческий талант народа, его замечательных ученых и изобретения»4.
При этом царь, как саркастически замечает писатель, искренне желал «быть образцовым императором, который неустанно печется о нуждах государства», поэтому «с самого утра он уже занимался в своем кабинете очередными государственными делами»5, пристально вникал в массу вопросов6, успевал присутствовать на многочисленных военных смотрах и очень любил позировать художникам.
Описывая процедуру телесных наказаний, ставших постоянной практикой в николаевской России, С.Н. Сергеев-Ценский разоблачает псевдогуманность царя, отказавшегося вводить смертную казнь в России: «он как будто забыл о пятерых повешенных им декабристах. Однако ... двенадцать тысяч палок стоили не одной смертной казни, так как не было и не могло быть человека, который был бы способен вынести такое "наказание" и остаться в живых»7.
Известно, что в период правления Николая I на страницах художественных произведений упорно проводилась параллель, аналогия с Петром I, который стал в это время «излюбленным героем
1 Там же, с. 371.
2 Там же, с. 198-201.
3 Там же, с. 198.
4 Там же, с. 246.
5 Там же, с. 194.
6 Например: «.ни одна сколько-нибудь "крупная" постройка в каком бы то ни было городишке его обширного царства не могла начаться, если план и фасад ее по непременном представлении ему для просмотра не был им почему-то утвержден» (там же, с. 201).
7 Там же, с. 203.
исторической беллетристики»8. При этом писатели приобщались к созданию государственного мифа, заключавшегося в идеализации Петра I, преемником которого рисуется Николай I, вступивший на престол ровно через сто лет после смерти Петра. Задачей этого мифа является формирование в массовом сознании образа царя общенационального, отца народа, попечителя и блюстителя порядка9.
Отчасти именно поэтому, памятуя эту параллель николаевской эпохи, Сергеев-Ценский противопоставляет Николая I Петру Великому: «...колоссального роста и могучего голоса оказалось далеко не достаточно, чтобы стать вторым Петром. ... Петр в умственном движении своего народа видел прогресс, Николай — революцию; Петр делал из пирожников министров и из простых кузнецов королей железа и стали; Николай — из людей государственного ума и способностей делал висельников и каторжников, из даровитейших поэтов — солдат. Его долголетняя и упорная борьба с мыслью беспримерна в русской истории. ... Николай процарствовал лет тридцать, а заморозил Россию на шестьдесят»10.
Другая тенденция в подаче «государственной» темы связана с идеологическим поворотом с середины 30-х гг. в сторону идей патриотизма и сильной государственности, сменивших характерную для 20-х гг. концепцию революционного «отмирания государства». Она заключается в создании в историко-художественной и научной литературе положительного образа правителя — строителя государства. При этом писатели обращались к описанию деятельности таких видных деятелей, как Иван Грозный, Петр Первый, Дмитрий Донской, Александр Невский и др. Романы А.Н. Толстого («Петр Первый»),
B.И. Ко стылева («Иван Грозный»),
C. Бородина («Дмитрий Донской»), в которых новая трактовка «государственной» темы раскрывается максимально полно, многократно переиздавались и были удостоены высшей государственной награды, которой могло быть отмечено произ-
8 Осповат А.Л., Рогинский А.Б. Историческая проза и государственный миф // Старые годы. Русские исторические повести и рассказы первой половины XIX века / сост. и подгот. текста А. Рогинского; посл. А. Осповата, А. Рогинского. — М., 1989, с. 361.
9 Там же, с. 362.
10 Сергеев-Ценский С.Н. Указ. соч., с. 213, 215.
158
ВлАсть
201 0'07
ведение и его автор, — Государственной (Сталинской) премии. Им присущи некоторые общие черты, главная из которых — не просто идеализация главного героя, но сознательное, очень последовательное и логичное выстраивание образа идеального правителя.
Царь изображается как рачительный хозяин, вся деятельность которого подчинена главной цели — сделать Россию великой державой. При этом бороться ему приходится не только с внешними врагами (в центре повествования у Толстого — Северная, у Костылева — Ливонская война, у Бородина — борьба с монголо-татарским игом на Руси), но и с внутренними: и Иван Грозный, и Петр I вынуждены действовать в атмосфере постоянного противостояния, непонимания, ненависти; они окружены врагами, плетущими заговоры за их спиной, готовящими покушения на них. И если внешний враг, как бы опасен он ни был, очевиден, то внутренние враги тем и страшны, что остаются в тени, об их существовании правители догадываются, но не всегда успевают предупредить их действия, поскольку врагами оказываются самые неожиданные, нередко — близкие к царю, доверенные люди (у Петра — жена Евдокия, сын Алексей, у Ивана — князь Курбский, Адашев, Сильвестр и др.).
Идея заговора против государя и его вынужденной борьбы с заговорщиками ярче всего выражена именно в романах Толстого и Костылева. Пространство действия романов разделено на черное и белое, друзей и врагов, своих и чужих. Со «своими», кому главный герой доверяет, он ласков, предан, бескорыстен до самоотвержения, с «чужими» — суров, резок, иногда — даже жесток, но всегда справедлив. Особенно сложные для показа читателю с лучшей стороны события и факты (например, опричный погром Новгорода, многоженство Ивана IV, участие Петра в пытке царевича Алексея и т.д.), мешающие созданию цельного образа строгого, но справедливого правителя, писателями пропускаются, самые лучшие качества и поступки героя описываются максимально подробно. Также большое внимание писатели уделяют трагическим событиям в жизни государя, показывая его, с одной стороны, ранимым, уязвимым, а с другой — сильным, способным выдержать удары судьбы человеком. Таким образом формируется проникновенно-сочувствен-
ное и в то же время уважительное отношение к герою произведения, заставляющее читателя переживать и радоваться за него. Например, Иван IV рисуется прекрасным семьянином, глубоко и нежно любившим свою первую жену Анастасию и сыновей. В.И. Костылев убедительно показывает, что смерть Анастасии, ставшая страшной трагедией для Ивана и вызвавшая многие толки о том, что царицу «извели», а также последовавшая через несколько лет смерть митрополита Макария сильно подкосили силы царя, тяжело переживавшего свое душевное одиночество. Аналогично в романе Толстого подается факт разрыва отношений Петра с Анной Монс после известия о ее измене царю.
Главные герои показаны в динамике, в развитии, писатели показывают становление и трансформацию на протяжении жизни характеров героев, их отношения с близкими и недругами, реакцию на успехи и неудачи. Несмотря на обилие героев и сюжетных линий в романах, писателям удается сохранить четкость повествования. При этом доминирует «государственная» тема, в которую вплетаются все остальные, прежде всего — «народная». «Государственная» тема неотделима от «народной».
Царь как у А.Н. Толстого, так и у В.И. Костылева выступает защитником народных интересов, смотрящим далеко вперед, в перспективу, но способным понять и сиюминутные нужды и чаяния народа. Петр I похож больше на моряка, плотника, мастерового, а Иван IV беспощадно борется с боярами, желающими распада государства на вотчины и княжества, безнаказанной эксплуатации крепостных. Именно понимание народа, сочувствие ему, умение увидеть в простом человеке лучшие качества является критерием, при помощи которого выстраивается отношение автора (а вслед за ним — и читателя) к тому или иному историческому деятелю.
Таким образом, от резко отрицательного образа самодержца (любого) в 20-х — начале 30-х гг. ракурс показа темы постепенно на протяжении второй половины 30-х гг. трансформируется в сторону апологетики сильного государя, идеи единения царя с народом (а с конца 30-х — начала 40-х гг. — и церковью), что хорошо видно при анализе образов государей в советской художественно-исторической романистике 30-х — начала 40-х гг.
