CC BY
81
УДК 1
А.В. Романов, канд. филос. наук, ст. преп., 8-4872- 35-74-37, [email protected] (Россия, Тула, ТГПУ им. Л.Н. Толстого), Д.Б. Калинская, преподаватель, 8-4872- 35-74-37,
[email protected] (Россия, Тула, ЧУ ДО «Центр иностранных языков») ТРАДИЦИЯ ИМЯСЛАВИЯ В РАБОТАХ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА
Рассматривается толкование О.Э. Мандельштамом категорий «слово» и «имя», а также их соотношение. Дается сравнительный анализ дефиниций этих понятий О.Э. Мандельштамом и русскими религиозными философами того времени.
Ключевые слова: имяславие, О.Э. Мандельштам, слово, имя, П.А. Флоренский, А. Ф. Лосев.
Художественная и интеллектуальная жизнь России начала ХХ века имела общие основания: богословы, философы, поэты, теоретики литературы опирались на идеи В.С. Соловьёва, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, К.Н. Леонтьева и др. Имеет смысл говорить о том, что философские поиски представителей русского религиозного и русского культурного ренессанса нередко шли в одном направлении.
Постепенно отходя от нигилизма и позитивизма, господствовавшего в 60-70 годах XIX в. (этот этап связан с именами М.А. Бакунина, Н.Г.Чернышевского, Д.И. Писарева, П.Л. Лаврова, К.Д. Кавелина и др.), отечественные мыслители начала XX в. создавали оригинальные концепции в идеалистическом русле. В 1898 г. при Петербургском университете было образовано Философское общество. Возглавил его А.И. Введенский, тогдашний профессор философии Петербургского университета, виднейший представитель русского неокантианства. В 1901 г. в Петербурге было основано Религиозно-философское общество, на заседаниях которого присутствовали и духовенство, и миряне. Председательствовал там будущий патриарх епископ Сергий (Старгородский). На заседаниях общества обсуждались актуальные философские и теологические проблемы. Частыми гостями этого общества были Д.С. Мережковский, В.В. Розанов и др. В Москве происходили подобные заседания, на которых поднимались аналогичные проблемы. В литературе поэты-символисты -Александр Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Валерий Брюсов - выражали в художественной форме свои религиозные и философские идеи. В 1906 г. редактором журнала «Русская мысль» стал экономист П.Б. Струве, широко эрудированный человек. Под его руководством журнал стал подлинным выразителем духовных богатств русской культуры начала XX в. Изменение умонастроения русской интеллигенции нашло свое выражение на страницах сборника «Вехи» (1909) [5, с. 197].
Религиозность, мистичность философской мысли прошлого столетия привели к возникновению движения имяславия. Начало движения имяславия в России было положено выходом книги монаха Илариона «На горах Кавказа». Игумен Иларион Алфеев в работе «Священная тайна церкви» отмечает, что «в формировании имяславия ключевую роль сыграла традиция молитвы Иисусовой, существовавшая в восточно-христианском монашестве с V века и легшая в основу афонской практики молитвенного делания. Некоторые аспекты имяславия уходят корнями в библейское понимание имени Божия. На формирование имяславского учения, кроме того, оказала влияние русская богословская традиция, в особенности сочинения святого праведного Иоанна Кронштадтского»[3]. Несмотря на осуждение имяславских идей со стороны государства и церкви, интерес к поставленным ими вопросам и поднятым проблемам не угасал на протяжении ХХв.
По утверждению А.Ф. Лосева, который был одним из представителей философии имени, «современное имяславие коренится не только в первых столетиях христианства, но обнаруживается как характерная черта и в ряде древних религий, в первую очередь в религии Ветхого Завета» [5, с. 5]. Недаром уже в Десяти заповедях Моисея запрещается употреблять имя Бога всуе. Однако особый резонанс имяславие получило именно в начале XX века. П.А. Флоренский объяснял это явление следующим образом: «Задача имеславия, как некоторого интеллектуального творчества, расчлененно высказать исконное ощущение человечества... и, следовательно, вскрыть онтологические, гносеологические и психофизиологические предпосылки этого всечеловеческого ощущения и самоощущения» [13, с. 283].
Имяславие послужило основой для формирования нового философского течения - философии имени. Теоретическая база философии имени была разработана именно в начале XX века такими мыслителями, как А.Ф.Лосев («Философия имени», «Имя»), о. П. Флоренский («Мысль и язык», «Имеславие как философская предпосылка»), о. С. Булгаков («Философия имени») и др.
Параллельно с философией идеи философии слова развивались и в литературных кругах. В сущности, литературное направление акмеизм есть не что иное, как поэтическая философия слова. Л.Г. Кихней отмечает, что «ключевым моментом в акмеистской «философии слова» является тезис, вытекающий из их картины мира, о сопричастности нашего бренного слова к Божественному Логосу» [4, с. 35]. Обратимся непосредственно к идеям одного из теоретиков акмеизма - О.Э. Мандельштама - в их связи с философией слова.
Откликаясь на шум времени, Осип Мандельштам чутко воспринимал те открытия и нововведения, которые были созвучны его философии творчества. Своей поэзией и теоретическими статьями Мандельштам
предвосхитил некоторые положения таких философских течений, как экзистенциализм и философия слова. В статьях поэта (таких, как «Слово и культура», «О природе слова», «Утро акмеизма» и др.) фигурирует преимущественно понятие «слова», однако имеет смысл говорить о том, что слово и имя для Мандельштама во многом созвучны. И если в прозе он теоретик философии слова, то в поэзии - философии имени. Анализ философии слова О. Мандельштама в сопоставлении с идеями представителей этого философского направления будет представлен ниже. На данном этапе отметим лишь, что, подводя итог своим размышлениям, поэт предлагал рассматривать «слово как образ, то есть словесное представление. Этим путем устраняется вопрос о форме и содержании, буде фонетика - форма, все остальное - содержание. Устраняется и вопрос о том, что первичнее -значимость слова или его звучащая природа? Словесное представление -сложный комплекс явлений, связь, «система». Значимость слова можно рассматривать, как свечу, горящую изнутри в бумажном фонаре, и обратно, звуковое представление, так называемая фонема, может быть помещена внутри значимости, как та же самая свеча в том же самом фонаре» [8, с. 66].
Теперь отметим некоторые моменты, непосредственно связанные с философией имени поэта. С. Аверинцев, говоря о лексическом уровне стихотворений Мандельштама, обращал внимание на следующее: «В лексике ценится не столько богатство, сколько жесткий отбор. Мандельштам избегает слов, чересчур бросающихся в глаза: у него нет ни разгула изысканных архаизмов, как у Вячеслава Иванова; нет нагнетания вульгаризмов, как у Маяковского; нет изобилия неологизмов, как у Цветаевой и особенно у Хлебникова; ни наплыва бытовых оборотов и словечек, как у Кузмина и Пастернака» [1, с. 203]. Любое имя приравнивается Мандельштамом к Имени Божьему. Это приводит к тому, что бытие мира словесного переходит в состояние небытия, когда становится безымянным:
Безымянную мы губим Вместе с именем любовь
(«И поныне на Афоне...»)
Мне стало страшно жизнь отжить -И с дерева, как лист, отпрянуть, И ничего не полюбить, И безымянным камнем кануть
(«Мне стало страшно жизнь отжить...») Далее мы скажем об отношении Мандельштама к именам собственным в связи с концепцией о. Павла Флоренского, однако сейчас отметим несколько важных моментов. «Легче камень поднять, чем имя твое повторить!» - эти строки вполне отражают позицию поэта по отношению к именам собственным. Но эта позиция на первый взгляд достаточно проти-
воречива: Мандельштам то не использует их вообще, то заполняет именами целые строки («Россия, Лета, Лорелея...»). Однако по справедливому замечанию известного литературоведа Ирины Сурат, это имена всё больше исторические, мифологические, общекультурные. Имена же близкие Мандельштаму напрямую названы не будут. Например, ни в одном стихотворении, посвящённом Анне Ахматовой, не будет её имени. Будут сравнения и перифразы («Кассандра», «Как чёрный ангел на снегу.», «Ахматова» («В пол-оборота, о печаль.»)), но не будет самого главного - имени. Для объяснения этого феномена приведём слова И. Сурат: «У Мандельштама имя не умирает, оно бессмертно, как душа, оно и есть неумирающая душа любви — время просыпается, как песок, а имя остается. Любимое имя, хранящее в себе тайну личности и судьбы, почти сакрально, и его произнесение — столь же затрудненное и значимое действие, как произнесение имени Божия .<...> повторить имя — то же, что вымолвить слова любви, и это так же трудно, почти непреодолимо» [11, с. 157]. Коротко рассмотрев поэтическую философию имени Мандельштама, перейдём к анализу его философии слова в эстетико-философском контексте.
Мандельштам был знаком с имяславием. В 1915 году написано стихотворение «И поныне на Афоне древо чудное растёт.», посвящённое этому движению. Опираясь на текст стихотворения, можно утверждать, что поэту были близки идеи имяславцев:
Всенародно, громогласно Чернецы осуждены; Но от ереси прекрасной Мы спасаться не должны.
(«И поныне на Афоне.»).
В своих теоретических работах О.Э. Мандельштам создает собственную философию имени, базовыми понятиями которой становятся «слово» и «вещь». «Разве вещь хозяин слова? Слово — Психея. Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи слово блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но незабытого тела» [7, с. 42] - пишет поэт в статье «Слово и культура», перекликаясь с определением о. Павла Флоренского: «имя вещи и есть субстанция вещи... вещь творится именем, вещь вступает во взаимодействие с именем, подражает имени... имя есть метафизический принцип бытия и познания» [2, с. 833]. В работе «Вещь и имя» философ продолжит эту мысль, вновь совпадая с О. Мандельштамом, и выскажет идею о том, что имя вещи есть сама вещь, хотя вещь не есть имя.
Совпадают мыслители и в следующих положениях. Расширяя предмет анализа со слова до русского языка, О.Э. Мандельштам пишет: «Жизнь языка в русской исторической действительности перевешивала все
другие факты полнотою бытия, представлявшей только недостижимый предел для всех прочих явлений русской жизни. Эллинистическую природу русского языка можно отождествлять с его бытийственностью. Слово в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событие» [8, с. 58]. Слову, а оно тождественно у Мандельштама имени, сообщается определённая энергия. У о. Павла Флоренского эта идея воплотится в следующую мысль: имя - «узел бытия, наиболее глубоко скрытый нерв его... имя - сгусток благодатных или оккультных сил, мистический корень, которым человек связан с иными мирами... оно - божественная сущность, несет в себе мистические энергии» [2, с. 833]. Имя и слово несет в себе энергию: «Слово - человеческая энергия и рода человеческого, и отдельного лица, - открывающаяся чрез лицо энергия человечества» [12, с. 264].
Особое значение О. Мандельштам придавал именам собственным, что достаточно характерно для акмеистической традиции. Не отразив эту мысль в теоретических работах, поэт тем не менее воплотил её в стихотворной форме:
Не забывай меня, казни меня, Но дай мне имя, дай мне имя!
(«Как тельце маленькое крылышком...»)
Как женщины, жаждут предметы, Как ласки, заветных имен...
(«Как женщины, жаждут предметы...»)
Нам остается только имя: Чудесный звук, на долгий срок.
(«Не веря воскресенья чуду...») О. П. Флоренский в работе «Имена» определил имя как «тончайшую плоть, посредством которой объявляется духовная сущность» [14, с. 61]. Касательно классификации имён существительных по признаку называния предмета как индивидуального или как представителя целого класса философ писал: «Личное имя в сравнении с нарицательным может быть охарактеризовано зараз: и как отличное от него лишь количественно, и как ему принципиально противоположное. Лишь количественно - и то и другое имя различны потому, что всякое личное имя по своей лингвистической материи есть то же имя нарицательное, хотя и приуроченное к определенному лицу. Напишем любое собственное имя с малой буквы—и оно станет нарицательным, если не на нашем языке, то на чьем-нибудь чужом. <...>Решительно всякое личное имя приводится к имени нарицательному или во всяком случае принципиально может быть приведено» [12, с. 265]. Исследовательница акмеизма Л.Г. Кихней, говоря о данном
вопросе, отмечает, что акмеисты в этом положении «консолидируются с П. Флоренским, который считал, что в имени слиты энергии познающего и познаваемого, воспринимающего сознания и внешнего объекта. В поэтическом произведении имя собственное может быть и внутренней формой произведения, своего рода «энергией», «животворящей всю систему» [4, с. 42].
Точно неизвестно, был ли Осип Мандельштам напрямую знаком с работами о. Павла Флоренского, однако он точно слышал о нём и, возможно, совпадения в идеях философа и поэта неслучайны.
В 1927 году в работе «Философия имени» А.Ф. Лосев выскажет мысль о тождестве слова и вещи: «Если сущность имя и слово, то, значит, и весь мир, вселенная есть имя и слово, или имена и слова. Все бытие есть то более мертвые, то более живые слова. Космос - лестница разной степени словесности. Человек - слово, животное - слово, неодушевленный предмет -слово. Ибо все это - смысл и его выражение» [6, с. 142]. Подобные рассуждения мы уже отмечали и у о. Павла Флоренского. Однако акмеисты предвосхитили эту идею. В частности, О. Мандельштам в статье «О природе слова» задается вопросом: «Как же быть с прикреплением слова к его значению: неужели это крепостная зависимость?». И тут же отвечает на него: «.слово не вещь, его значимость нисколько не перевод его самого. На самом деле, никогда не было так, чтобы кто-нибудь крестил вещь, называл ее придуманным именем» [8, с. 66].
Философия слова является фундаментом теоретической концепции акмеизма. Осип Мандельштам разработал своё оригинальное видение философии слова, суть которого заключается в том, что слово является автономной деятельной субстанцией. Любое имя, по Мандельштаму, есть атрибут сопричастности Имени Бога, поэтому его недопустимо произносить напрасно. Именно поэтому для творчества поэта характерным является следующий момент: частое употребление декоративных, экзотических номинаций и практически полное отсутствие лично или культурно близких автору имён.
Список литературы
1. Аверинцев С.С. Поэты. М.: Школа "Языки русской культуры", 1996. 364 с.
2. Зеньковский В.В. История русской философии. М.: Академический проект, 2011. 880 с.
3.Иларион (Алфеев), игумен. Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров. СПб: Алетейа, 2002.Т.1. 638 с.
4. Кихней Л.Г. Акмеизм: миропонимание и поэтика. М.: МАКС Пресс, 2001. 183 с.
5. Лосев А.Ф. Имяславие. Ареопагитский корпус / под ред. А. Тахо-Годи. М.: Изд-во Олега Абышко. Университетская книга, 2009. 224 с.
6. Лосев А.Ф. Философия имени. Самое само. Сочинения. М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. 1024 с.
7. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Советский писатель, 1991. 480 с.
8. Мандельштам О.Э. О природе слова // Слово и культура: статьи. М.: Советский писатель, 1987. С. 58-69.
9. Мандельштам О.Э. Слово и культура // Слово и культура: статьи. М.: Советский писатель, 1987. С. 40-57.
10. Мандельштам О.Э. Сочинения: в 2 т. / сост. О. Дорофеева. Тула: Филин, 1994. Т.1. Стихотворения. 383с.
11. Сурат И. Превращение имени // Новый Мир. 2004. №9. С. 151168.
12. Флоренский П.А. Имеславие как философская предпосылка // Сочинения: в 4 т. М.: Мысль, 2000 Т.3. 621 с.
13. Флоренский П. А. Мысль и язык // Сочинения: в 2 т. М., 1990. Т. 2. 447 с.
14. Флоренский П. Малое собр. соч. Вып.1. Имена. М.: Купина, 1993. 319 с.
A.V.Romanov, D.V. Kalinskaya
TRADITION IN THE WORKS OF NAME O.E. MANDEL'SHTAM The article deals with the interpretation of OEMandelstam categories of "speech" and "name" as well as their relationship. A comparative analysis of the deficit-nitsy these concepts OE Mandelstam and Russian religious philosophers of the time.
Key words: of name, O.E. Mandelstam, word, name, P.A. Florovsky, A.F. Losev.
Получено 15.10 .2012
