CC BY
59С. 36; Он же. Поэзия лечебной магии балкарцев и карачаевцев // Магическая поэзия народов Дагестана. Махачкала, 1989. С. 97.
9. Борджанова Т. Г. Обрядовая поэзия калмыков (система жанров, поэтика). Элиста, 2007. С. 94.
10. Булатова А. Г. Сельскохозяйственный календарь и календарные обычаи и обряды народов Дагестана. СПб., 1999. С. 12.
11. Гимбатова М. Б. Духовная культура ногайцев ... С. 105.
12. Ярлыкапов А. А. Ислам у степных ногайцев ... С. 51.
13. Гаджиев Г. А. Верования и обряды: доисламский период. Махачкала, 1993. С. 96.
14. Сефербеков Р. И. Мифологические образы солнца и луны в верованиях народов Дагестана // Лавровский сборник. СПб., 2007. С. 162-163; Сефербеков Р. И., Омаров Ш. И. Мифологические образы солнца и луны в верованиях народов Северного Кавказа // Археология, этнография и фольклористика Кавказа. Махачкала, 2007. С. 353.
15. Купер Дж. Энциклопедия символов. М., 1995. С. 35; Львова Э. Л. и др. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Человек. Общество. Новосибирск, 1989. С. 82; Афанасьев А. Н. Живая вода и вещее слово. М., 1988. С. 122.
16. Алейников М. Поверья ногайцев // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 17. Тифлис, 1893. С. 5-6.
17. Халидова М. Р. Мифологические образы в устной прозе народов Дагестана // Мифология народов Дагестана. Махачкала, 1984. С. 104.
18. Керейтов Р. Х. Ногайцы ... С. 402.
19. Ярлыкапов А. А. Ислам у степных ногайцев ... С. 70.
20. Каракетов М. Д. Антропогония в религиозно-мифологическом мировоззрении карачаевцев и балкарцев // Карачаевцы и балкарцы: язык, этнография, археология, фольклор. М., 2001. С. 53; Салмин А. К. Система религии чувашей. СПб., 2007; Басилов В. Н., Кармышева Дж. Х. Ислам у казахов (до 1917 г.). М., 1997. С. 118.
o. I. KAzAKBIEvA. BELIEFS of THE Turkish-speaking peoples of DAGESTAN
The author describes a number of myths and legends describing the celestial luminaries and phenomena of nature and also traditions and customs connected with them. Key words: pagan Pantheon of peoples of Dagestan, personification of nature.
Я. К. ГАДЖИХАНОВ
ТРАДИЦИОННЫЕ ПРОМЫСЛЫ И РЕМЕСЛА АВАРЦЕВ-САЛАТАВЦЕВ
В статье характеризуются хозяйственные и ремесленные традиции одного из северокавказских субэтносов, который составлял в прошлом Салатавский союз сельских обществ, а ныне проживает в Казбеков-ском и частично Кизилюртовском и Буйнакском районах Республики Дагестан. Ключевые слова: традиционное хозяйство аварцев, промыслы, ремесла.
На формирование промыслов и ремесел у авар-цев-салатавцев оказали влияние многие факторы, прежде всего - развитие земледелия и скотоводства, полунатуральный тип хозяйства, малоземелье, избыток рабочих рук, расположение вблизи крупных рынков (Хасавюрт, Темир-Хан-Шура, Порт-Петровск, Грозный) и торговых путей, соединяющих Северный и Центральный Дагестан с Северным Кавказом.
Салатавцы издавна занимались кузнечным, гончарным и мельничным делом, изготовлением домашней утвари из дерева, охотой, ткачеством. К числу традиционных промыслов также принадлежало бортничество: по словам информаторов, дикий мед добывали Пирбудаг, Хамзат, Курахма (с. Гертма), Исмаил (с. Дылым). Пчеловодство развивалось в основном на хуторах. Улья (най т1ала) плели из орешника и обмазывали глиной. До установления колхозного строя в селении Ды-лым пасеки держали Мухаммадхабиб и Абдулатип Сулайманов (в период коллективизации его раскулачили, а имущество конфисковали). Кроме них этим занимались Мажид Умаров, Лабазан Хайбу-лаев, Дадагаджи Таймасханов (с. Гуни), Сахрудин
Сатубалов (с. Инчха), Джамсулав Джамсулаев, За-кария Малагаджиев, Хизри Абдурахманов, Хай-рула Джабраилов (с. Хубар).
Другим промыслом салатавцев была охота на медведей (ци), волков (бац1, хъомор), лис (цер), зайцев (гТанк/кТ), косуль (лъунка), кабанов (болъон), куропаток (мокъокъ). Охотник на местном наречии назывался чанахъан.
В селении Дылым в дореволюционное время был известен охотник Умар Аштаев. В Зубутли славились Булач (особенно как добытчик шкур волков), а также умерший до Великой Отечественной войны Сурхай и, в послевоенные годы, Муху-чав. Среди жителей селения Инчха в начале ХХ века добычей зверя занимался Эльдар Далгатов, а в годы колхозного строительства - Магомедра-сул Алиев. Были и другие знаменитые охотники: Алич-Хажи, Сурхай, Гиммат, Жабраил, Ганай (с. Гертма), Казанби Казанбиев, Нажмутдин Ай-демиров, Хизри Абдурахманов, Маали (с. Хубар).
Среди ремесел в Салатавии процветали гончарство (в конце XIX века, по данным Е. И. Козуб-ского, в с. Чиркей) и кузнечество. Ковали топоры (г1ашти), серпы (нилъ), косы (харицел), подковы
(т1икъва), кухонные ножи (чвалта), кинжалы (ханжар), ножи (нус), сошники (махх) для рала (пуруц). За работу кузнецу (къебед) платили продуктами: мясом, зерном, фруктами. В селении Дылым были известны кузнецы Мухамма, Абу-зар, Насиб, Магомед-Тагир. В селении Гертма -Сурхай, в Гуни - Магомедгази Усмаханов и его преемник Кади Магомедов, в селении Хубар - Ус-ман, Иду, Муху, Хизри. Не было своих кузнецов в Зубутли, их приглашали из селения Чиркей.
Развито было и мельничное дело. Мельницы (гьобо) были частные, всю работу выполняли их хозяева, взимая плату зерном. В селении Дылым было пять мельниц, называвшихся по имени их владельцев: Зайнудинхажи, Мухаммадгазиз, Ша-рабудин, Умарил, Сайпудинил. По свидетельству старожилов, сюда приезжали молоть зерно соседи. Плата за помол одного мешка составляла один шигат зерна (2 кг); мера пшеницы (сах1) равнялась 3,5-3,8 кг. Мололи и кукурузу; перед помолом зерна слегка поджаривали.
В Гуни тоже было пять частных мельниц: Яхи-ял, Агабегил, Идрисил, Сагдул, Абусинил. И плату взимали в размере сах1 (здесь эта мера равнялась 2 кг 600 г зерна). В селении Гертма располагались 11 мельниц: Пидул (Пирбудагъ), Газихмаил, Умаханил, Зирагил, Гиматил, Галбацил и др. Когда они перешли в общественное пользование, то вскоре разрушились из-за отсутствия должного ухода. Три мельницы в селении Инчха построили Муса Шейхил, Шарас Махаммадил, Аникал Ма-хаммадил. За помол мешка здесь брали местную меру в один гел (ок. 0,5 кг зерна). Девять мельниц функционировали в селении Хубар: Хусенил, Габдуразакил, Абумуслимил, Закариясул, Муху-чил, Мухул, Султанил, Шаихил, Муртазалил; за помол брали один гел (ок. 1 кг зерна). В Зубутли на горной речке Чатиргъун работали семь мельниц: Амирил, Кадиясул, Мариянил (две мельницы), Иццул (две мельницы) и рохьо гьобо ('лесная мельница). Их услугами пользовались также жители селений Хубар и Чиркей и хут. Акай-тала. Платой за помол также был один гел. В Чиркее (на р. Сулак и Ак-су) располагалось около 40 мельниц, куда приезжали молоть зерно жители из многих салатавских сел. На Сулаке мельницы действовали в основном в зимнее время, а летом при разливе реки они затапливались водой.
Обилие горных лесов способствовало развитию такого вида ремесла, как обработка дерева. Мастера изготовляли, в основном из бука и других мягких и вязких пород, окна (гордо), двери (нуц1а), центральные столбы (дагьни х1уби) и иные элементы конструкции жилища, а также различные орудия сельскохозяйственного производства и предметы домашнего обихода: деревянные лопаты (рахан, бугьун), грабли (кьохорохо), ложки (гъуд), черпаки (гел), поставцы (г1уч1алт1ан), меры для зерна (сах1, къали), лари для зерна (ца-гъур), подносы (х1инч), корыта (раса), миски (гъа-даро), ткацкие станки (г1урул), и др. Признанными мастерами в этом считались Газихма и Будун (с. Дылым), Абужан и Юнус (с. Гертма), Абдура-зак, Иду и Султан (с. Хубар), Магомед Сатубалов
и Магомед Саипов (с. Инчха), Азиха Дадаев и Аб-дулзагир Меджидов (с. Гуни).
Салатавцы также были прекрасными каменщиками (къадахъан), строили жилища, мосты, мельницы, мечети и минареты. В селении Гуни такой работой прославился Гаджимурад Абдула-ев, умерший в 1948 году в возрасте 100 лет. Он вместе с Абдулкадыром Абдурахмановым возвел минарет (1898 г.), сохранившийся до нашего времени. Помимо них в Гуни были известны и другие каменщики - Сагду Сагдуев и Яхия Яхияев, в селении Инчха - Сира Далгатов и Ризман Уцумиев, в селении Хубар - Абакар Абакаров.
Наиболее распространенным промыслом, отмечает Ш. М. Мансуров, являлась обработка шерсти: «Наличие большого количества овец, с которых получали известную по всему Кавказу высококачественную шерсть, обилие красящих веществ, которыми была богата Салатавия, способствовали развитию производства шерстяных изделий: тканей, сукон, ковров, бурок, попон, войлоков, сумахов, паласов, арбабашей, хурджунов, мешков, носков, веревок и т. д.» [2]. Х.-М. Хаша-ев утверждает: «Можно с уверенностью сказать, что в Дагестане не было ни одного селения, где бы женщины не изготовляли каких-нибудь предметов из шерсти, начиная от высококачественных ковров и сумахов и кончая шерстяными веревками» [3]. Эту информацию подтверждают и полевые материалы этнографических экспедиций: в каждом селении жили мастерицы, снискавшие репутацию лучших, - Лейла Адуева (с. Гуни), Ай-шат Хизриева (с. Хубар). Вообще в Дагестане наибольшим спросом войлочные узорчатые ковры арбабаши пользовались у салатавцев, засулакских кумыков и ногайцев. Салатавские женщины изготовляли не только войлочные, но и другие ковры (т1анса), паласы (турут), плели веревки для водоносных кувшинов (сип) и циновки из камыша (сумало), вязали чулки (квасул шватаби).
По свидетельству современников, во второй половине XIX века в Салатавии производили и шелк для пошива женской одежды: «Листьями тутовника кормили шелковичных червей и вырабатывали грубый шелк в малом количестве для домашнего употребления» [4].
Весьма развитым было виноделие. Только в садах Зубутли выращивалось более 27 сортов винограда [5]. «Виноград их, - писал Хрисанф о продукции салатавцев, - весьма приятного вкуса, а вино из оного чрезвычайно крепко» [6]. Ф. И. Соймонов восхищался вином Чиркея: «Оно подобно португальскому и мадерскому» [7]. По мнению Г. Шобера, вино, привезенное из Салатавии, не уступало венгерскому [8].
В селении Инчха культивировались местные и привозные сорта винограда: ч1ег1ер х1ама ц1ибил, хъах1аб х1ама ц1ибил, г1исинаб хъах1аб ц1ибил, Дануска ц1ибил, Агъадай, ч1ег1ер коком ц1ибил (русское название этого сорта «дамский пальчик») и др. Ягоды употребляли в пищу, сушили, использовали для приготовления виноградного меда (жаду гьоц1о).
Жители селения Чиркей торговали в Темир-
Хан-Шуре, где очень ценился виноград из садов хут. Акай-тала. По словам старожилов, самый сладкий виноград рос на хуторе под названием Г1оргъо: когда виноградинку сдавливали, пальцы слипались от сахара. Из него делали особый виноградный мед, которым мазали рот детям при стоматите. По свидетельству Бахтамова, в Салата-вии повсеместно делали из винограда чаку - вареное вино, которое пили почти все жители. Часть его переливали в кувшины и хранили в подвалах или закапывали в землю [9]. В селе Инчха на продажу готовили сухие и крепленые вина (чагъир), особое крепленое вино мусалис, в которое добавляли гашеную известь. Оно будто бы считалось дозволенным (х1алал) для употребления мусульманами.
Отдельным видом занятий следует признать процедуру натурального обмена. Он совершался как между односельчанами, так и между жителями салатавских селений и чеченцами.
Так, по данным У. М. Дендиева, жители селения Гуни Салатавского союза сельских обществ совершали особый «торговый поход». Отправлялись из родного дома, нагрузив на ослов вяленое мясо (в основном баранину), спускались в кумыкское селение Эндери, где обменивали мясо на пшеницу, оттуда держали путь в предгорные селения Чечни, обменивали пшеницу на кукурузу из расчета два пуда пшеницы на четыре пуда кукурузы и только на третьи сутки возвращались обратно. Такая практика торговых сделок имела место на протяжении всего XIX столетия и продержалась вплоть до 30-х годов XX века [10].
Специфической формой натурального обмена в дореволюционное время считался обмен поленьев и древесного угля на домотканую материю (в слободе Хасавюрт). Подобную практику жители селения Дылым называли Х1унк1рузул хам (поле-
нья на материю) или Ц1улал т1орччол хам (древесный уголь на материю).
Перечисленные занятия, промыслы и ремесла занимали видное место в традиционных хозяйственных занятиях. Они способствовали благосостоянию аварцев-салатавцев и укреплению межкультурных связей с другими народами.
Литература
1. Дагестанский сборник / сост. Е. И. Козуб-ский. Вып. 2. Темир-Хан-Шура, 1904. С. 71.
2. Мансуров Ш. М. Салатавия (Социально-экономическая и политическая история в конце XVШ - первой половине XIX в.). Махачкала, 1995.С. 55.
3. Хашаев Х.-М. Общественный строй в Дагестане в XIX в. М., 1961. С. 99.
4. Бахтамов И. М. Чирка или аул Чиркей // Кавказ. 1863. № 29-30. С. 5.
5. Материальная культура аварцев. Махачкала, 1967. С. 55.
6. Хрисанф. Сведения об аварском ханстве. 1828 г. // История, география и этнография Дагестана XVШ-XIX вв.: архивн. материалы / под ред. М. О. Косвена и Х.-М. Хашаева. М., 1958. С. 269.
7. Соймонов Ф. И. Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний. СПб., 1763. С. 351-352.
8. Шобер Г. Описание теплиц Святого Петра, при реке Терки находящихся // Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие. СПб., 1760. С. 390.
9. Бахтамов И. М. Чирка или аул Чиркей ... С. 7.
10. Дендиев У. М. Традиции миротворчества у чеченцев и народов Дагестана (XIX - начало XIX в.): сравнительно-исторический анализ: дис. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2010. С. 44.
ya. k. gadzhikhanov. avars-salatavs' traditional trades and crafts
The article characterizes the household and handicraft traditions of one of the North Caucasian sub-ethnic groups, that was Salatavsky Union of the rural societies in the past and now lives in Kazbek and partly Kizilyurt and Buinaksk districts of Dagestan
Key words: Avars' traditional housekeeping, trades, crafts.
Литературоведение. Книговедение. Документоведение
Б. И. ТЕТУЕВ
ЭТНОНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ АВТОРСКОЙ КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОЙ ЛИРИКИ ЖГО - НАЧАЛА М ВЕКА
В контексте формирования авторской поэзии раскрыты этнонациональные истоки карачаево-балкарской «нативистской» лирики.
Ключевые слова: этнонациональная основа, «нативистская» лирика, фольклорная поэзия, авторское художественное сознание, автобиографизм.
Сложный и длительный процесс развития авторской лирической поэзии у каждого народа определяется рядом взаимодействующих факторов: в условиях, сложившихся в Карачае и Балкарии, ее зарождение ориентировано на традиции национального фольклора, обогащено мотивами ара-бо-мусульманской поэзии. Соответственно этому формируются два внутрижанровых направления, которые условно можно назвать ориентальным (Д. Шаваев, 1800-1892; К. Мечиев, 1859-1945 и др.) и нативистским (К. Семенов, II пол. XVIII -нач. XIX в.; К. Кочхаров, 1819-1840; З. Джаны-беков, 1861-1934). В первом древневосточные фабулы и мотивы подвергаются адаптации, подчиняясь эстетическим нормам и этнокультурным особенностям воспринимающей карачаево-балкарской словесности [1]. Во втором превалирует опора на этнонациональную основу устной народной поэзии.
В своей статье мы рассмотрим эту тенденцию. Процесс формирования нативистской поэзии отчетливо прослеживается в поэзии Калтура Семенова. Лирический рассказ о чувствах поэта, о взаимоотношениях с избранницей, названной по имени - Хаммесей, передается через историю его сватовства. Каждый свой шаг лирический герой обдумывает - рассуждая, возражая, полемизируя с потенциальным оппонентом или со своей возлюбленной. Конкретика автобиографических фактов дополнена, обогащена элементами художественного вымысла, выводящего текст за рамки одномерного жизнеописания. В результате мы имеем дело не столько с подлинным и искренним выражением чувств поэта, сколько с трансляцией житейской фактографии в литературно-тематический комплекс. Реальная житейская ситуация становится основой лирико-медитативного диалога повествователя с самим собой, обобщением жизненного (любовного) опыта.
В «психологических этюдах» лирического героя содержатся, на первый взгляд, лишь рассуждения о поиске достойной супруги, способной стать опорой, привнести в жизнь надежность и устойчивость. Сдержанность эмоционально-экспрессивных средств объясняется национально-этической ментальностью: у карачаево-балкарцев не принято в разговоре о матримониальных вопросах открыто проявлять чувства. В соответствии с требованиями горской этики, герой передает
их только иносказательным языком символов и скрытых намеков.
Указанная черта свидетельствует об использовании в нативистских произведениях приемов любовной народной песни и, прежде всего, ий-нара - особого, «более совершенного в ритми-ко-стилевом отношении вида любовной лирики» [2]. Посредством художественного параллелизма, проецируя жизнь человека на жизнь природы («Солнечная сторона // Лучше северной»), влюбленный как бы «кодирует» свои чувства в пространственно-географической бинарной оппозиции Юг / Север. Солнечность становится метафорическим выражением тепла, любви.
Любовная лирика Касбота Кочхарова, младшего современника К. Семенова, также имеет биографическую основу. И имя прославляемой им возлюбленной Хорасан полисемантично. Оно означает и «красивого породистого жеребенка», и «светлую полную луну», и «имя большого города». Лучшее из лучших, оно становится источником всепоглощающего чувства, сутью самой жизни: «Хорасан, говорят, - из имен - золотое имя, // В страданиях умираю // Тебя и наяву, и каждой ночью // Во сне я вижу» [3]. В обращениях к Хорасан поэт выражает богатейшую гамму любовных переживаний. Тут также широко используется для выражения чувств популярный в карачаево-балкарской народной лирике прием художественного параллелизма. Мир природных явлений становится своеобразной метафорой, которая соответствует человеческим переживаниям, гармонирует с ними.
В поэзии К. Кочхарова по преимуществу воспета любовь-страдание. Муки любви вызваны, прежде всего, реальными препятствиями, которые возникают перед влюбленными, связаны с внутренними переживаниями, сомнениями. Любовь к Хорасан столь сильна, что произнесенные девушкой слова «заставляют таять сердце», а ее черные глаза «не дают жить на свете». Следуя традиции айтыш, поэт предоставляет слово возлюбленной. В своей любовной песне ийнар Хорасан как бы «состязается в любви» с поэтом. Ее сердечные страдания по интенсивности сопоставимы с миром его чувств, ее искренность - с его всепоглощающей страстью. Социальные преграды, стоящие перед героями, превращают любовь в высокую трагедию.
